Случай в Шанхае. Газ. Возрождение − 1. 1938
СЛУЧАЙ В
ШАНХАЕ
Недавно в Шанхае произошел «серьезный
инцидент», как сообщил
а телеграмма из Шанхая. Ныне в мире
случается много «серьезных инцидентов»,
но для нас большинство этих «инцидентов» не имеет
существенного значения. Упомянутый же «серьезный
инцидент» касается нашей
с у щ н о с т и, и
было бы непростительно, если бы
мы остались равнодушны к этому
«случаю». Для нас это
не «инцидент», а
знаменательное событие и внушительный
пример миру. Мир, конечно, на это взглянул сквозь пальцы, но для них этот случай в Шанхае −
исторический документ, который мы сохраним и, придет
срок, кому-нибудь представим
в будущей нашей тяжбе,
а опка
занесем в «кредит» нашего
нравственно-политического счета в
мировой бухгалтерии.
Вот этот «инцидент», по сухой передаче в телеграмме.
«Шанхай, 8 января, − аг.
Рейтер:
«Сегодня утром на территории
французской концессии произошел
серьезный инцидент.
«Китайская женщина,
вопреки японскому запрещению,
вышла на бульвар «Дэ репюблик». К ней
бросился с угрозами японский солдат. Проходивший
русский доброволец вступился за женщину и выхватил револьвер.
Сбежалось 15 японских солдат, которые схватили русского и
потащили его в японскую зону. Однако, русский успел
дать сигнал свистком, и на
место происшествия примчался
грузовик с русскими добровольцами, и два французских блиндированных автомобиля.
Сбежалось также до
ста японских солдат.
«Положение стало
чрезвычайно напряженным. Французские
власти освободили русского и
увели его на свой участок. После переговоров между
французскими и японскими офицерами,
инцидент признан исчерпанным».
Только. Но для нас
− не «только». Для нас тут-то и начинаются
«последствия» − важные выводы
и для нас, и для мира,
если он еще не совсем ослеп. Впрочем,
и для них − не «только»: как
сообщали газеты, японцы
урегулировали этот
«инцидент», добившись от европейцев, чтобы впредь
охрану порядка на территории
концессии несли только
регулярные части, а не
«добровольцы». Смысл этого совершенно
ясен: ясно, о каком
тут «порядке» речь. Этого я еще коснучь, и станет
совсем ясно.
А теперь попытаемся
восстановить всю эту «жанровую»
сценку, утратившую живые краски
в сухой передаче
телеграммы.
Китайская женщина,
в китайском же городе Щанхае, пошла по бульвару, вопреки запрещению
японцев. К ней бросился с угрозами японский солдат… Очевидно, угрозы
были внушительные, если
проходивший русский доброволец
бросился к ней на помощь и
даже выхватил револьвер.
А теперь
представьте себе картину более
широкого масштаба, а не
только шанхайско-бульварного.
В то самое время,
когда японско-китайское «недоразумение» − война, ведь, не объявлялась, − захватывает
интересы мира, когда
падают бомбы на военные суда европейско0американские, когда
шальные пули и гранаты косят
«зевак» − и европейско-американских, − когда «убийственные инциденты»
после целого ряда «нот»
признаются исчерпанными и
«флаги чести» легко
спускаются, в это убийственное время
русской бездержавный доброволец
н е з а х о т е л − и
не мог! − спустить с в о е г о,
русского флага, флага русской чести, флага
ч е л о в е ч е с к о г о достоинства.
Только представьте себе, что такое для мира в этой
кровавой каше какая-то
безвестная «китайская женщина»!
Их, этих китайских женщин с
ребятами, и всех, кто поался под руку,
бьют и с земли, и с воды, и с
неба. Давят их, падающие стены, живьем
сжигают пылающие дома.
А вот дял
русского добровольца эта «китайская женщина»
в этой кровавой каше
осталась ч е л о в е к о м, осталась
ж е н щ и н о й, а не
каким-то осколком разрушения, − быть может, знамением
сестры, матери, невесты… −
словом, высокой ценностью,
за которую необходимо вступить
в борьбу, которую н а д о защитить,
несмотря ни на что, ни на какие
там «правила порядка». У русского
добровольца нет
родины-державы, нет никакой защиты:
сам он себе и держава, и защита, и флаг. Но
есть в нем, при нем −
русская честь, есть у него,
безымянного, и м я −
Русский, и есть у него «во-имя». За два десятка лет не утратил их, не
вытравили в нем душу и эту честь,
и это его «во-имя» никакие
всесветные мытарства, никакие
угрозы его не утрашили. Это «во-имя» и
эта честь влстно ему
велели: д о л ж е н слабое защитить, гонимое
оградить… ж е н
щ и н у, пусть хоть
и китаянку, эту пылинку
в мире, каплю в китайском океане… д о л ж е н! И он − выхватил револьвер.
Что это означает?
А то, что отдавал жизнь свою. Вдумайтесь только, жизнь свою
отдавал… з
а ч т о? Очевидно, что ставкой
в этой решительной и г р е было что-то,
очень уж драгоценное, больше жизни,
чего уступить н е л ь з я, без чего
уж и жить нельзя: жизнь,
ведь, на ставку ставил!
Совесть русского добровольца вела
т а к. Он в этом ж е с т е себя
помнил: что его могут убить, что
его «поволокут», что его будут… − нет не
помнил. Не думал, что если и останется
жив, так его завтра же
по какому-нибудь «представлению»,
для урегулирования «инцидента»,
лишат службы. Ни о чем не
думал, не мог думать, ибо
все это закрылось одним
веленьем − д о
л ж е н. Русский доброволец действовал так не под влиянием мгновенного порыва: он б о р е т с я и не сдается. Его волокут
пятнадцать человек японских
солдат, но он не отступает, не покоряеься: он выхватывает свисток и подает тревогу. И вот − грузовик с русскими
добровольцами. Они являются
на тревогу п е р в ы
м и. Это все − «наймиты», чужаки в Китае и чужаки в мире, но они
верны служебному и ч е л о в е ч е с к о м у долгу.
Русский безвестный доброволец
жизнь совю
отдавал «во-имя»
− во-имя
ч е л о в е к а. За «китайскую женщину».
А когда придет время, и ставкой
будет не «китайская женщина», неведомая пылинка в мире, а Родина-Мать, Россия?! Можно
ли сомневаться, к а к тогда будет действовать русский
доброволец?! Он давно покзаал себя,
целому миру показал,
и мир поглядел сквозь пальцы. И В Шанхае
он показал себя, и мир опять
поглядит сквозь пальцы.
Только − не весь.
Японцы о ц
е н и л и
«русского добровольца». Они поставили европейцам условие: «отныне порядок
должен охраняться только
регулярными частями, б е з
«добровольцев»! Сами решительные,
отважные, они делают этим
честь героям.
Не поглядит сквозь пальцы
и Шанхай китайский, и сам Китай.
Несомненно, войдет в легенду
и пойдет по всему Китаю этот
«шанхайский случай»: «русский доброволец, о д
и н,
вступился за нашу китаянку, выхватил револьвер». И
укрепится добрая слава имени русского. Все
страшатся, все уступают, все отступают, а этот
«и один в поле воин» − н
е отступил. Это
запомнится, это когда-нибудь отзовется.
Да, этот
«инцидент» − с е р ь е з н ы й. Не потому, что
чуть не дошло до боя,
а потому, что нашелся все-таки
ч е л о в е к
в духовно опустошенном мире, и ч е
л о в е к этот − русский. Этот
«случай в Шанхае» получает глубокое значение, особенно в наши дни, когда мировая
нравственность так поблекла. Вот как
служат России истинные ее
сыны. Слава ему, русскому добровольцу без имени.
Да какое же еще имя нужно?
У него имя есть, славное имя
− Русский.
Январь,
1938.
Хальденштейн.