Александр на Валааме/ Б.К. Зайцев // Возрождение. – 1961. – № 112 (апрель). – С. 8-12.

Б. К. ЗАЙЦЕВ

Александр на Валаамѣ

В августѣ 1819 года игумен Иннокентій получил от министра духовных дѣл Голицына письмо — на Валаам собирается государь, проѣздом из Архангельска. Не желает никаких торжеств и встрѣч. Ѣдет с одним камердинером, как обыкновенный путешественник. Так что не нужно ни колоколов, ни риз, ни крестов.

Иннокентій сам был простой человѣк, из крестьян Олонецкой губерніи. Уже занимая большой пост в монастырѣ, на себѣ таскал кирпичи для стройки и трудился на рыбных ловлях. Навѣрно, и в других цѣнил простоту. Все-таки император Александр, побѣдитель Наполеона, властелин Россіи и Европы в видѣ “штатскаго” челов—кА с камердинером… — и принять его, как зауряднаго паломника, какого-нибудь купца из Петербурга! Это казалось странным. Поколебавшись, посовѣтовавшись между собой, рѣшили встрѣтить по настоящему.

Навстрѣчу государю в Сердоболь выслали монастырское судно. В Сальму послали эконома Арсенія — там стояло другое судно, и Арсеній должен был везти Александра откуда тот пожелает: из Сальми или Сердоболя.

Александр прибыл в Сальму поздно вечером. Іеромонах Арсеній поднес ему на блюдѣ просфору с вынутою частью. Император подошел на благословеніе, поцѣловал Арсенію руку и сказал, что путь его — на Сердоболь. Подтвердил, что никакой встрѣчи не надо. Не желает также, чтобы ему кланялись в ноги и цѣловали руку.

Арсеній поскакал тотчас в Сердоболь, послав нарочнаго в обитель. А гость, как бы отклонявшій на этот раз все, в чем прожил жизнь, утром выѣхал вслѣд за ним.

Сумрачно было на Ладогѣ 10 августа 1819 года! Тучи, такой сильный вѣтер, такая волна, что государь в Сердоболѣ спросил даже Арсенія, можно ли в такую погоду выѣзжать? На что эконом отвѣтил: “и в худшую плавали, ваше величество, с помощью Божіей”. Послѣднее соображеніе, может быть, и опредѣлило все. Александр с экономом и камердинером тронулись.

В монастырѣ же слѣдили за озером и с колокольни, и с передового островка, гдѣ скит св. Николая (с давних пор зажигался ночью в часовне фонарь — окна выходили во всѣ стороны и фонарь служил маяком). Но прошел день, вечер наступил, непогода не унималась, а судна все не было. Когда стало совсѣм темно, дозорные ушли, рѣшив, что сегодня никого уже не будет. И даже, совершив братское вечернее правило, легли спать.

// 8

Не в укор им говорится дальнѣйшее — они не виноваты — но вышло как бы и по евангельски: жених явился “во полунощи”, а свѣтильники их погасли. Его не встрѣтили.

Болѣе трех часов плыл в сумерках, а потом и полной тьмѣ император Александр, и если бы не огонек св. Николая, покровителя мореходов, на пустынном островкѣ, то и неизвѣстно, как бы ввел в узкій пролив іеромонах Арсеній своего высокаго гостя.

В тишинѣ и мракѣ причалили. И лишь когда подымались наверх, по гранитной лѣстницѣ, в монастырѣ узнали о пріѣздѣ. Звонили колокола; монахи спѣшно стали собираться. Шли во тьмѣ по монастырскому двору с ручными фонариками. А гость стоял на церковном крыльцѣ. Подходили клиросные, в алтарѣ облачали стараго Иннокентія, уже болѣе полувѣка трудившагося в монастырѣ, а теперь полубольного (не мог бы, как прежде, носить на себѣ кирпичи).

Александр жил покорно. Эти минуты, в бурную Валаамскую ночь на паперти перед храмом, в который не мог он еще войти, были для него, вѣроятно, не совсѣм обычны

Игумен Иннокентій, благочинный Дамаскин, эконом Арсеній и другіе считали его высочайшим начальством — монастырь, как и вся Россія, его “вотчина”. Заѣхал он к ним, объѣзжая ее. Сперва властитель, а потом паломникъ — этого властелина встрѣтили не совсѣм удачно, и навѣрно, были смущены. Но император держал себя не как начальство, не как ревизор. Он пріѣхал, дѣйствительно, богомольцем. Что принес с собой в сердцѣ, уже столько пережившем? Мы не знаем. Но всего меньше можно думать, что свѣт и мир — этого-то ему как раз и не доставало.

*   *

*

Восемнадцать лѣт был уже Александр императором, не просто человѣком, а существом — символом, воплощавшим Россію, мощь ея. Не так легко было снять одежду, к нему приросшую. И по логикѣ жизни, “паломник» должен был ждать, пока в соборѣ “пріуготовляли”, и облачившійся Иннокентій, с крестом, в ризѣ, при открытых царских вратах, встрѣтил посреди храма императора. Люстры сіяли, хор пѣл многолѣтіе. Александр приложился к иконам, подошел под благословеніе к игумену и по очереди ко всѣм іеромонахам, каждому цѣлуя руку. Себѣ же запретил кланяться земно.

В нижней церкви поклонился ракѣ над мощами свв. Сергія и Германа, а потом пил чай у игумена, в той же небольшой, но тихой и чистой квартиркѣ с цвѣтами, сіющими полами, маленькими окнами в толстеньких стѣнах, гдѣ и теперь живет игумен, только теперь длинный ряд портретов игуменских, начиная с Назарія, украшают сосѣднюю с гостиной комнату засѣданія монастырского совѣта.

За чаем Александр с игуменом сидѣли, “старшая братія” стояли. Государь говорил, что давно собирался на Валаам, да

// 9

задерживали дѣла. Разумѣется, разспрашивал обо всем, касавшемся монастыря. Разумѣется, и никак не мог перестать быть императором, хотя видимо этого хотѣл.

Послѣ чая его отвели в царскіе покои, над Святыми вратами, во внѣшнем четыреугольникѣ монастыря. Вѣроятно, как теперь, и тогда под окнами были густолиственные дерева, мрачно они шумѣли, как и в ту пору, странную и роковую, что принесла ему раннюю корону.

Хорошо или плохо спал император в царских покоях пред пустынным суровым пейзажем Валаама, рядом с храмом апостолов Петра и Павла, мы не знаем. Похоже, в два часа ночи он был у дверей собора — пономарь едва успѣл отворить их. Очевидно, так рано его не ждали, и встал он сам, его не будили, иначе все было бы уже приготовлено, пономарю незачѣм было бы спѣшить. Три-четыре часа отдыха послѣ дальней дороги не так уж много… И не говорит ли это скорѣе за то, что и сам отдых не так уж был безмятежен?

Александр отстоял утреню в соборѣ, раннюю обѣдню в церкви Петра и Павла, потом осматривал  монастырь и пѣшком отправился по пустынькам в лѣсах.

Современный валаамскій паломник может восстановить путь имератора. Теперь к “пустынной келіи” покойнаго схимонаха Николая проведена прекрасная дорога, обсаженная пихтами и лиственницами. Тогда в таком видѣ ее не было. Государь шел пѣшком, подымаясь на изволок, слегка задохнулся.

— “Всходя на гору, всегда чувствую одышку”, сказал благочинному Дамаскину, сопровождавшему его. — “Еще при покойном  императорѣ я разстроил себя, бѣгая по восемнадцати раз с верхняго этажа вниз по лѣстницѣ”.

Но, несмотря на одышку, к Николаю дошел.

Этот схимонах Николай был прежде келейником знаменитаго игумена Назарія, духовнаго возстановителя Валаама. На-

// 10

зарій ввел его на духовный путь, и он поселился отдѣльно, в тѣсной лѣсной келіи, три аршина на три. “Жизнь его протекала в трудах и непрестанной молитвѣ”. Вот и все, что мы о нем знаем. Но и сейчас видим крохотную келійку, подлинно избушку на курьих ножках, гдѣ обитал добрый дух в видѣ старика Николая. Теперь, над келійкой деревянный шатер, как бы футляр-изба, защита от непогоды и стремленіе дольше сохранить первоначальное.

Как ни убого обитал, однка, добрый дух, именно к нему-то и пришел Александр, несмотря на одышку и на то, что по дорогѣ пришлось чуть не ползком пролѣзать под какую-то изгородь. Побѣдитель Наполеона, умиротворитель Европы, въѣзжавшій с триумфом в Париж, сгибался вдвое, чтобы войти в хижину смиреннаго Николая. (Дверь эта, дѣйствительно, скорѣе дыра, чѣм дверь). И вот все таки вошел. Сидѣл на деревянной табуреткѣ у того самаго столика, что и сейчас стоит в келіи, и при таком же блѣдном и унылом свѣтѣ из оконца игрушечнаго разговаривал с Николаем о духовной и аскетической жизни. Мало это походило на Тильзит или на засѣданія Вѣнскаго конгресса.

Отшельник предложил ему три рѣпки со своего огорода, своими руками выращенныя, — все, чѣм мог угостить. Александр взял одну из них. Она была нечищенная. Благочинный Дамаскин, стоявшій рядом, спросил нож, чтобы очистить. Александр сказал:

— “Не надо. Я солдат, и съѣм ее по-солдатски”.

И зубами начал отдирать кожурку. На прощаніе же поцѣловал Николаю руку и просил благословенія и молитв.

*   *

*

Вернувшись в монастырь, государь снова пил чай в игуменских покоях. Его угощали фруктами из знаменитаго, и сейчас существующаго монастырскаго сада, вполнѣ похожаго на Эдем. Александр ѣл крыжовник и малину (нынѣ замѣчательна красная смородина). А потом ему поднесли описаніе монастыря и — жизнь есть жизнь — кое о чем практическом попросили о прибавкѣ к больничному штату пятнадцати человѣк, о подворьѣ в Петербургѣ. Он обѣщал все исполнить.

ПОслѣ полудня возили его в шлюпкѣ по скитам, и Александр любовался красотою вод, лѣсов и гранитов Валаамских. А вернувшись, отстоял малую вечерню и правило. Позже вышел и ко всенощной. Помѣстился у столба, во время поученія сидѣл на скамьѣ с братіей, как полагается. Старый, слѣпой монах Симон тронул рукой сидѣвшаго с ним рядом государя и спросил тихонько: “кто сидит со мной?” Александр отвѣтил:

— “Путешественник”.

А на другой день, на ранней обѣднѣ, начавшейся, как и теперь, в пять утра, стоял рядом с пустынножителем Никоном, глубоким стариком, опиравшимся на костыль и так выстаивавшим долгія службы. От усталости в этот раз Никон выпу-

// 11

Стил костыль, поскользнулся и упал — Александр поднял его и усадил на скамью.

По окончаніи же литургіи, на напутственном молебнѣ преп. Сергію и Герману, когда вынесли Евангеліе, государь стал на колѣни. Иннокентій положил ему на голову руку, и, держа сверху Евангеліе, читал тѣ самыя слова, за которыми и плыл сюда в бурную ночь Александр Благословенный, он же грѣшная и мятущаяся христіанская душа, ищущая успокоенія:

— “Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим”…

*   *

*

“Путешественника” провожали по-царски. Звонили во всѣ колокола. Клиросные шли к пристани впереди, пѣли тропарь и догматик. За ними братія и государь с игуменом. Медленно отваливало судно, медленно шло проливом под гудѣніе колоколов. А пѣніе сопровождало путешественника и на Ладогѣ: по его просьбѣ, пѣли монахи хором Спаси Господи, Херувимскую и другія пѣснопѣнія.

Путешественник никогда болѣе не увидѣл Валаама. Политик и дипломат, военачальник, кумир офицеров, чарователь дам, освободитель Россіи, через грѣх взошедшій на престол, начинал послѣдніе годы своей жизни. Извѣстная легенда говорит, что он ушел в заволжскіе лѣса под именем старца Федора Кузьмича. Вѣрить легендѣ или нѣт, все пребываніе Александра на Валаамѣ есть как бы первый шаг, не всегда удавшійся, но первый опыт новой жизни, внѣ короны и скипетра. Если ушел, тогда все цѣльно и ясно. Если не ушел, не успѣл, как долго не мог собраться на Валаам, то по складу души своей и поведенію в послѣдніе годы мог уйти: страннику, каким видим мы его на Валаамѣ, неудивительно продолжить странствіе свое. И не напрасно в храмѣ, над его головой звучал голос престарѣлаго Иннокентія, читавшаго вѣчныя слова вѣчной книги:

“Научитеся от Мене яко кроток есмь и смирен сердцем и обрящете покой душам вашим”.

Б. К. Зайцев