ДУШИ ЧИСТИЛИЩА.
Скалы. Каменистая
тропинка, обрывы въ клочьяхъ блѣднаго тумана. Тишина горныхъ высотъ. Иной
разъ солнце прорываетъ облака, падаетъ на камни и освѣтитъ нѣжный
анемонъ. Орлы висятъ надъ пропастями.
Впереди —
Ангелъ-вожатый въ скромной бѣлой одеждѣ. За нимъ, ступая медленно,
группами и въ одиночку, восходятъ тѣни. На поворотѣ, подъ
водительствомъ другого Ангела, къ нимъ примыкаетъ новая толпа.
Встрѣтившись, смѣшиваются. Мы слышимъ голоса двоихъ.
Первый: Лелiо, ты? Вотъ гдѣ мы
свидѣлись…
Лелiо (обнимая его). — Наконецъ-то! Сколько времени бреду я
такъ, безвѣстными дорогами, въ туманахъ, между горъ, и никого, и никого…
Чужiя тѣни, ангелы вѣчно прекрасные, вѣчно далекiе, но никого
изъ тѣхъ, кого мы знали и любили на землѣ.
Филострато. — Ты помнишь еще землю, нашу жизнь, меня,
мой музыкантъ?
Лелiо. — Я помню многое — тебя въ
особенности. Помню родственныхъ путей, и нашу дружбу, и всего тебя, художникъ
тихiй. Помню нѣжность утръ на твоихъ картинахъ, свѣтъ росы, жемчугъ
восходовъ, тающiя дымки и бездонныя озера, блѣдныя ладьи скользящiя.
Филострато. — Искусство! Первымъ вспомнилъ ты о немъ.
Не позабыть и мнѣ звуковъ свѣтлыхъ твоихъ. О, какъ они
сребристы!... Вздохъ, весна, печаль… Психея милая. Безпрекословно слушались
тебя и клавесины, флейта, скрипка.
Лелiо. — Да, жизни протекали рядомъ. Съ юности
до старости.
Филострато. — Мы не очень были счастливы. Но все же
вспоминаемъ жизнь охотно.
Лелiо (ласково). — Ты былъ извѣстенъ, многiе тебя
любили, женщины задумывались о тебѣ. Жизнь протекала плавно. Ты любилъ ея
очарованья… и (съ улыбкой) — много вѣдь имъ предавался. Но
всегда какую то печаль въ тебѣ я чувствовалъ.
Филострато. — Я вижу твою чистую, ясную жизнь
музыканта. Монашеское было въ ней, хотя ты и не чуждался свѣта. И за
бутылкой добраго вина, дыханiя земли, нерѣдко мы разогрѣвались.
Лелiо. — Но я помню какъ попалъ сюда.
Филострато. — Я тоже. Насъ прервали будто въ
полуснѣ, на полусловѣ. И теперь я странствую. Иду. Даже не по
принужденiю. Ангелъ не суровъ съ нами. Но меня гонитъ сила нѣкая, какъ
будто смутное, и важное влеченiе.
Лелiо. — Я исходилъ за это время тысячи дорогъ,
долинъ и горъ. Воздухъ пустыненъ всюду, рѣдокъ, одинокъ. И вездѣ
свѣтъ этотъ, блѣдные туманы и опаловые облака, лучъ солнца,
прорывающiйся на мгновенiе, все пронизавающiй, опять скрывающiйся. Лишь орлы
клекочутъ. Иногда доносится какъ будто пѣнiе. Мнѣ сказали, это изъ
областей Рая. Но тотчасъ же я опять не слышу ничего, и начинается мое томленье
надъ безплодными утесами.
Филострато. — Иногда со мной бываетъ — я
подымаюсь на скалу, и вдругъ оттуда открывается мнѣ даль, голубоватая и
свѣтлая, нездѣшнiя моря, сiянiя долинъ, виноградники и
колокольники, какъ бы въ той странѣ, которую мы оба такъ любили въ жизни.
Все преображено и очаровано. На мгновенье я ее увижу — и опять: туманъ,
утесы, рѣдкiй свѣтъ и путь.
Лелiо. — Въ этомъ — наказанiе, въ этомъ — кара наша. Я не услышу музыки, ты не
увидишь дивныхъ образовъ…
Филострато. — Никогда?
Лелiо. — Не знаю. Если вѣрить… Если идти и
добиваться…
Филострато ничего не
отвѣчаетъ. Въ задумчивости нѣсколько замедлились они и отстаютъ отъ
остальныхъ. Тропинка поворачиваетъ. Съ выступа скалъ свѣсился
цвѣтущiй верескъ. Выше — тонкiе стволы, зеленыя вершины южныхъ
сосенъ. Тихо. Мягкiй лучъ пробившагося солнца. Пахнетъ разогрѣтой хвоей,
смолами, фiалками.
Филострато. — Сядемъ, отдохнемъ немного.
Лелiо. — Охотно.
Опускаются на траву.
Солнце долѣе обычнаго пускаетъ въ нихъ стрѣлу. Просвѣтъ
лазури.
Филострато. — Какъ тихо! Какъ тепло! Опять
напоминаетъ землю. Фiалка тянется. Звенитъ подъ вѣтеркомъ кусокъ
полуоторванной кожуры на соснѣ. И ящерица выползла. Все грѣется.
Лелiо. — Ты и на землѣ любилъ все теплое,
живое.
Филострато. — Розовые пальцы дѣвушки,
жемчужина, цвѣтокъ, прозрачный наливъ яблока, златистый медъ. (Прислоняется головой
къ утесу).
Какъ томно!
Лелiо. — Постой… постой… Да кажется, тутъ
недалеко
(настораживается.
Мучительно напрягаетъ слухъ. Въ изнеможенiи падаетъ). Нѣтъ, ничего, опять пригрезилось.
Филострато. — Другъ, отдохнемъ.
Лелiо лежитъ недвижно.
Солнце все не прячется, и пригрѣваетъ ихъ. Въ легкомъ дуновенiи
вѣтерка налетаетъ свѣтлый Духъ Арiель.
Арiель.
Сонъ, смежи усталые вѣки
странника!
Сонъ, обними нѣжностью души
безпрiютныя!
Сонъ, пролей миръ ласки въ сердца, въ
сердца.
Сонъ исполняетъ
повелѣнiе. Тѣни уснули и посвѣтлѣли ихъ лица,
разгладились морщинки. Арiель въ своей радугѣ продолжаетъ полетъ.
Маленькiй спутникъ его кладетъ около Лелiо свирѣль и улетаетъ. Черезъ
нѣкоторое время оба просыпаются…
Филострато. — Сонъ былъ сладокъ. Кажется, впервые я
заснулъ здѣсь такъ.
6
Лелiо. — Да, милый сонъ.
Филострато. — Я снова видѣлъ землю, нашу жизнь,
ея очарованiе и бѣды, любви и заблужденiя, нашу съ тобой дружбу,
путешествiе, мечтанiя — весь тотъ туманный путь, что мы прошли. Люцiя
склонялась надо мной, меня любившая. Какъ вѣрная подруга.
Лелiо. — Знаю. Помню. Гдѣ теперь она?
Филострато. — Врядъ ли суждено намъ
встрѣтиться.
Лелiо. — Почему?
Филострато. — Ея душа въ областяхъ высшихъ.
Лелiо. — Да, такъ. Возможно.
Филострато. — Вся она пылала огнемъ любви.
Лелiо (задумчиво). — Огнемъ любви!
Филострато. — И страдала.
Лелiо. — Вѣдь ты любилъ ее.
Филострато. — Но не такъ, какъ надо, но не такъ…
Лелiо (улыбаясь). — Розовые пальцы дѣвушки,
жемчужина, цвѣтокъ, прозрачный наливъ яблока, златистый медъ. (Замѣчаетъ
свирѣль).
Откуда? Въ первый разъ
вижу тутъ
(нагибается,
подымаетъ).
Свирѣль изъ
тростника…
Филострато. — Хорошiй знакъ! (оглядывается). Смотри, сколько здѣсь появилось
анемоновъ, пока мы спали. (Срываетъ нѣсколько цвѣтковъ).
Лелiо. — Пора, однако. Надо трогаться. Опять въ
нашъ путь, опять вдвоемъ, вдвоемъ. Теперь намъ будетъ веселѣй, я развлеку
тебя.
Наигрываетъ. Тропинка
снова камениста, снова въ гору. На одномъ изъ поворотовъ Филострато
приближается къ обрыву.
Филострато. — Ахъ, вотъ она, вотъ… (Тянется впередъ, какъ
будто видитъ что-то. Лелiо удерживаетъ его за руку). Долины, колокольни и Она, жизнь съ нею;
я вижу тамъ себя, ее; мы молоды, мы счастливы… (Прислоняется къ Лелiо.
Тотъ полуобнимая, поддерживаетъ его). И ничего. Нѣтъ больше ничего. Все
мука и томленье.
Лелiо. — Идемъ, мой другъ. Не станемъ
обольщаться. Помни — наша кара…
Филострато. — Но и ты прислушивался.
Лелiо. — Я тоже не силенъ. Вотъ слушай лучше. (Наигрываетъ на
свирѣли). Тише и
покойнѣй стало у меня на сердцѣ. Сонъ, музыка какъ будто
просвѣтлили.
Филострато. — Покоя! Свѣта!
Лелiо (вновь беря
тростникъ). —
Вотъ эту пѣсенку
любила Люцiя.
Свирѣль издаетъ
нѣжные, свѣтло-жалобные звуки. Птичка прилетѣла и
попрыгиваетъ по дорожкѣ. Выползла зелененькая ящерица — слушаетъ.
Филострато. — Зачаровываешь,
какъ Орфей. Мнѣ легче тоже.
Лелiо. — Орфей любилъ глубоко.
Филострато. — Ну, такъ что-же?
Лелiо. — Нѣтъ, я не Орфей.
Филострато (подаетъ ему букетикъ
анемоновъ). —
Прими, душа родная…
Лелiо. — Мнѣ кажется, я лучше понимаю
теперь прошлое и судьбы наши.
Филострато (какъ бы про себя). — Гдѣ жизнь, гдѣ страсть?
Художникъ и художникъ… утра, росы, жемчуга и тающiя дымки.
Лелiо. — Звуки и мелодiи, гармонiя…
Филострато. — Да, да. Но развѣ — это
преступленiе?
Лелiо. — Если бы преступленiе, то мы
горѣли бы въ покаянiи, огонь насъ очищалъ бы.
Филострато. — Люцiя — Огонь.
Лелiо. — А мы — ни свѣтъ, ни тьма, и ни огонь, ни ледъ. И мы томимся, мы бредемъ…
Филострато. — Души предсумеречныя,
предразсвѣтныя
(громче). Священный Эросъ, былъ ли ты во
мнѣ, растилъ ли я тебя?
Лелiо. — Я не былъ чувственъ въ прежней, милой
жизни. Любовь мерещилась мнѣ, но въ туманѣ. Свои волненiя я
полагалъ на музыку, и женщины мало меня любили. Я тосковалъ. Тоска моя
развѣивалась смутнымъ бѣгомъ звуковъ. И я мечталъ, томился, подпадалъ
иной разъ власти… А творилъ ли самъ въ любви?
Филострато. — Женщины меня манили, волновали. Многiя
меня любили. Я былъ грѣшенъ. Туманомъ исходило сладострастiе мое. Мое
дыханiе — какъ нѣжная отрада. Но сердце… И я любилъ, но не довольно,
ту, которую терзалъ.
Небо проясняется, на
минуту виденъ кусокъ безмѣрной синевы. Ангелы беззвучными, далекими
видѣнiями, какъ лебеди, въ немъ проплываютъ…
Лелiо (тихо). — Видишь?...
Филострато. — Да, на мгновенiе. Но мы не созерцаемъ.
Намъ дано брести, многiя сотни лѣтъ, средь полу-добрыхъ, полу-злыхъ,
полу-прощенныхъ и полу-виновныхъ. Мы — полу-истина и полу-ложь.
Лелiо. — Но мы дойдемъ. И мы услышимъ. Ты —
увидишь.
Филострато. — Надо вѣрить.
Слышна труба. Солнце
скрывается, въ ущельяхъ туманъ.
Лелiо. — Насъ зовутъ.
Ускоряютъ шаги. Черезъ
нѣкторое время присоединяются къ группѣ душъ подъ водительствомъ
двухъ ангеловъ.
Анеглъ (къ Лелiо и
Филострато). —
Души маловѣрныя и
смутныя, пора, мы ждемъ васъ.
Отдѣляетъ —
Филострато къ одной группѣ, Лелiо къ другой. Тѣ дѣлаютъ жестъ
сопротивленiя. Но взоръ Ангела безмолвенъ, ясенъ.
Второй
Ангелъ. —
Ну, въ путь.
Направо — и налѣво.
Одна группа
тѣней съ первымъ Ангеломъ идетъ прямо, другая, со вторымъ, сворачиваетъ
влѣво.
Лелiо (подаетъ Филострато
букетикъ анемоновъ). —
Возьми ихъ. На память обо
мнѣ. Я-же, играя на свирѣли, буду вспоминать о скромной земной
нашей жизни, о тебѣ и о Люцiи.
Ангелъ. — Души, забудьте о землѣ. Идите,
закаляйте въ странствiи чрезъ горы и туманы слабый духъ утѣшайтесь
надеждой, вѣрьте, что въ странахъ горнихъ обрѣтете силу, рано или
поздно, созерцать блаженство.
Вереница душъ съ Лелiо
подымается крутой тропинкой, а другая, гдѣ Филострато, медленно идетъ по
краю кручи. Понемногу тѣни первой вереницы оказываются все выше, выше,
огибаютъ ту же гору, тропинкою восходящею.
Филострато. — Снова — одиночество. Надежды
дальнiя. Томленiя. Туманы, скалы и орлы. Если мы будемъ вѣрить, то когда
нибудь увидимъ. Люцiя, гдѣ ты?...
Сверху слышится
свирѣль музыканта. Художникъ подымаетъ свой букетикъ анемоновъ и,
привѣтствуя, помахиваетъ имъ.
Онъ не забылъ земли. И вспомнилъ обо
мнѣ.
Свирѣль все
выше, все слабѣй, блѣднѣй.
Борисъ
Зайцевъ.