КОНЧИНА
ПАСТЕРНАКА
Передо мною письма
Пастернака, — его размашистый, широкий почерк, его всегда летящая и
молодая душа, порыв, полет, Ахматова была права: сказала, что он вечно будет
молод. А смерть всетаки пришла, захватила в самом расцвете. В письме от 28 мая
Но и «баснословный»
этот год так недолог! «Вкушая, вкусих мало меду и се аз умираю». Последнее его
письмо — 11 февр. 1960 года — день его рождения. Письмо
полно энтузиазма, любви, полно и жажды творчества. Он пишет теперь пьесу. Я
знал об этом и писал ему о трудностях формы, желая всяческого успеха. Он отвечает:
«Но Вам, лично Вам, хочется мне сейчас… клятвенно пообещать и связать себя этой
клятвой, что с завтрашнего дня все будет отложенно в сторону… работа закипит и
сдвинется с мертвой точки».
Работа закипела, но и
болезнь закипела. И вот передо мной не письма, а фотография: Борис Леонидович в
гробу, то спокойное, неземное выражение лица, какое бывает у умерших. Намаялся,
наволновался! А теперь вечный покой. Цветы, супруга его стоит, сын очень его
напоминающий. И на руках, вероятно в открытом гробу, как принято было в России
еще в моем детстве-юности, по деревенски[1],
понесут его на небольшое кладбище близ той церковки, которую он видел из окна
своего и куда иногда ходил.
Вот так он и ушел от
нас. В четверг его похоронили. Чувство одиночества еще усилилось. Как о
писателе не могу сейчас говорить о нем. Просто склоняюсь перед прахом с
волнением и любовью. «Упокой, Господи, душу усопшего[2]
раба Бориса».
Борис Зайцев
//Вестник Русского
студенческого христианского движения. — 1960. — № 57. —
с. 42