ПЛАЧ О БОРИСЕ И ГЛЕБЕ*)
Беги,
князь, спеши, князь!
Святополковы волки идут.
Борис худоват, высок, в небольшой бороде, тихий и смирный.
Вот идет
с киевскою ратью из похода на печенегов, расположился у реки Альты, разбил
шатры. Дружинники разводят костры. Ночь зачернела. Звезды июльские.
Говорят
Борису:
— Умер
в Киеве родитель твой Владимир. Что-то теперь будет?
Борис
опечалился, стал на молитву.
На утро
советники говорят:
— Идем
на Киев, выгоним Святополка, будешь великим князем.
— Нет,
отвечает Борис: на Киев не пойду, не подыму руки на старшего брата. Он мне
теперь заместо отца.
На реке
Альте, в июльский день, Борис распустил войско, остался один с приближенными.
Прошли
дни, опять говорят ему:
— Беги
князь. Святополк на тебя умышляет. Погубит он тебя.
— Ничего,
отвечает Борис: мне бежать некуда. И не хочу.
*
*
*
Князь
Глеб моложе Бориса. Совсем юный, едва подбородок покрыт пухом. Всегда жил
вместе с Борисом, во всем подчинялся, его чтения житий и молитвы слушал. На
княжении милостив и кроток. Пришла и к нему весть в Муром — его
удел — об отцовой болезни, и тоже в Киев вызов от Святополка.
________
*)Было
напечатано в «Возрождении» в
// 28
Глеб
опечалился. Оделся по-дорожному, сел в ладью, и с ладьями дружины мимо темных
Муромских боров, где ходит косматый медведь, глухарь токует, брусника меж сосен
краснеет, двинулся против воды. Потом вытащили ладьи, волокли волоком, довлачив, спустились в новые реки.
Начались
реки древлянские, мутноводые,
тоже леса кругом, но корявые и низкорослые. Сырь, болота.
Глебово
сердце невесело.
— Где-то
милый брат мой Борис, наставник и чтец, с кем расли
мы в Киеве при батюшке? Был бы здесь брат, поддержал бы меня в сумных этих
лесах древлянских. Один я сюда заброшен, куда плыву?
*
*
*
Сидит в
Киеве, зубами щелкает, рассылает востроухих по Руси — на юг к Переяславлю и на север по Днепру — бегут, шерстью
потряхивают, рыщут, понюхивают, глазами в ночной тьме сверкают.
Святополковы волки идут.
*
*
*
Добежали
до Борисовых шатров на реке Альте. Стали ночи ждать — черны июльские ночи.
А Борис уже знает. Позвал священника, поют утреню. Сам прочел Шестопсалмие.
После службы исповедался и причастился.
Помолился
о Святополке, вспомнил о Глебе.
— Где-то
сейчас милый брат мой Глеб, с кем мы жили душа в душу в родительском доме? Ах,
брат бесценный, кабы ты знал, что приходит мой конец!
Борис
лег в шатре и стал ждать. Побоялись ворваться к нему. Длинными копьями сквозь
шатер, черной июльской ночью прокололи тело смиренного князя.
Глеб
плывет по реке Смядыни. Уже близок Днепр. Его
догоняет вестник от брата Ярослава из Новгорода.
— Брат
Борис убит. Не ходи в Киев, поворачивай ладьи.
*
*
*
Всю ночь
провел Глеб в смятении, тосковал и плакал. Бледно светили звезды сквозь туманы древлянские. Вода журчала. Жалобно выпь ухала.
— Братец
мой светлый, взывал Глеб: за что убили тебя? Разве ты не был покорен отцу и
старшему брату?
Утром
бледен поднялся юный Глеб. Но не велел поворачивать ладей, той же Смядынью спускались сред лесов и сумрачных болот.
// 29
*
*
*
Бегут от
Киева к северу, спешат, землю нюхают, при устье Смядыни
ладьи берут, гребут против воды.
Святополковы волки идут.
*
*
*
Жара.
Леса горят за Смядынью. Сиво-опаловое солнце печально
смотрит сквозь туман. Медленно плывут ладьи — Глеб зачерпывает иногда воды
рукой и смотрит, как стекают безудержно капли.
Близ
полудня из-за островка навстречу вышло тоже несколько ладей. Закричали с них:
— Эй,
муромцы, давайте сюда Глебку,
мы его доставим сами в Киев!
— Беда,
князь, сказали спутники: надо драться. Враги идут.
И
Муромские ладьи сплотились теснее вокруг Глебовой, а дружинники вынули оружие.
Глеб
ответил:
— Нет,
не надо драться. Я не подыму руки на старшего брата. Пусть подходят его
посланные. Ничего худого я ему не сделал. За что он меня обидит?
И отошли
муромские ладьи. Только Глебова осталась посреди
реки. Ее окружили недруги, стали смеяться и поносить Глеба, и тоже взялись за
оружие:
Глеб им
сказал:
— Я
не виновен ни в чем перед братом Святополком. Что я против него сделал? И за
что поносите меня?
Не
послушали его. Вскочили в ладью, схватили Глебова повара, родом из Тороков,
закричали:
— Ну-ка,
ты, покажи нам, как барашка к княжескому столу готовят?
И
зарезал повар из Торков[1]
кухонным ножом своего князя на туманной глади Смядыни.
*
*
*
Ночи
июльские, шатры на реке Альте, ладьи смядынские,
светлые звезды и ветры глухие, знайте о судьбе князей. Тело Бориса тайно
погребено в Вышгороде, тело Глеба в лесах древлянских, средь немых колод. Сами ж они, чрез века,
держась за руку, медленно шествуют — мученическими венцами сияют.
Плачьте
над земным их уделом. Радуйтесь горнему.
Борис Зайцев.
// 30
//Вестник
Русского студенческого христианского движения. — 1955. —
№ 37 — с. 28-30.