// БОРИСЪ ЗАЙЦЕВЪ. Преподобный Сергій
Радонежскій. Y.M.C.A.–PRESS.
ВЫСТУПЛЕНІЕ.
Трудно вообще сказать,
когда легка была жизнь человѣческая. Можно ошибиться, называя
свѣтлые періоды, но въ темныхъ, кажется, погрѣшности не
сдѣлаешь. И безъ риска станешь утверждать, что вѣкъ четырнадцатый,
времена татарщины, ложились камнемъ на сердце народа.
Правда, страшныя
нашествія тринадцатаго вѣка прекратились. Ханы побѣдили,
властвовали. Относительная тишина. И все–же: дань, баскаки, безотвѣтность
и безправность даже предъ татарскими купцами, даже передъ проходимцами
монгольскими, не говоря ужъ о начальствѣ. И чуть что —
карательныя экспедиціи: «егда рать Ахмулова бысть», «великая рать
Туралыкова» — а это значитъ: зарева, насилія, грабежъ и кровь.
Но и въ самой Россіи
шелъ процессъ мучительный и трудный: «собираніе земли». Не очень чистыми руками
«собирали» русскую землицу Юрій и Иван (Калита) Даниловичи. Глубокая печаль
исторіи, самооправданіе насильниковъ —
// 12
«все на крови!». Понималъ или нѣтъ Юрій,
когда при немъ въ Орлѣ мѣсяцъ водили подъ ярмомъ его соперника,
Михаила Тверского — что дѣлаетъ дѣло исторія, или Калита,
предательски губя Александра Михайловича? «Высокая политика», или просто
«растили» свою вотчину московскую — во всякомъ случаѣ ужъ не
стѣснялись въ средствахъ. Исторія за
нихъ. Черезъ сто лѣтъ Москва незыблемо поднялась надъ удѣльною сумятицей, татаръ сломила и Россію создала.
А во времена Сергія
картина получалась, напримѣръ, такая: Иванъ Данилычъ выдаетъ двухъ
дочерей — одну за Василія Ярославскаго, другую — за
Константина Ростовскаго — и вотъ и Ярославль, и Ростовъ подпадаютъ
Москвѣ. «Горько тогда стало городу Ростову, и особенно князьямъ его. У
нихъ отнята была всякая власть и имѣніе, вся–же честь ихъ и слава
потягнули къ Москвѣ».
Въ Ростовъ, воеводою,
прибылъ нѣкій Василій Кочева, «и съ нимъ другой, по имени Мина». Москвичи
ни передъ чѣмъ не останавливались. «Они стали дѣйствовать
полновластно, притѣсняя жителей, такъ что многіе ростовцы принуждены были
отдавать москвичамъ свои имущества поневолѣ, за что получали только
оскорбленія и побои, и доходило до крайней нищеты. Трудно и пересказать все,
что потерпѣли они: дерзость московскихъ воеводъ дошла до того, что они
повѣсили внизъ головою ростовскаго градоначальника, престарѣлаго
боярина Аверкія… и оставили на поруганіе. Такъ поступали они не
// 13
только въ Ростовѣ, но по всѣмъ
волостямъ и селамъ его. Народъ ропталъ, волновался и жаловался. Говорили… что
Москва тиранствует».
Итакъ, разоряли и
чужіе, и свои. Родители Варѳоломея, видимо, попали подъ двойное
дѣйствіе, и если Кириллъ тратился на поѣздки въ Орду съ княземъ (а
къ поѣздкамъ относилисьтакъ, что уѣзжая оставляли дома
завѣщанія), если страдалъ отъ «Туралыковой великой рати», то, конечно,
Мины и Кочевы тоже были хороши. На старости Кириллъ былъ вовсе разоренъ, и лишь
о томъ мечталъ, куда–бы выйти изъ ростовской области.
Онъ вышелъ поселенцемъ
въ село Радонежъ, въ 12 вер. отъ Троице–Сергіевой Лавры (5). Село
Радонежское досталось сыну Калиты, Андрею, а за малолѣтствомъ его Калита
поставилъ тамъ намѣстникомъ Терентія Ртища. Желая заселить дикій и
лѣсистый край, Терентій далъ переселенцамъ изъ другихъ княжествъ льготы,
что и привлекло многихъ. (Епифаній упоминаетъ густыя имена ростовцевъ: Протасій
Тысяцкій, Іоаннъ Тормасовъ, Дюденя и Онисимъ, и др.).
Кириллъ получилъ въ
Радонежѣ помѣстье, но самъ служить
уже не могъ, по старости. Его замѣщалъ сынъ Стефанъ, женившійся
еще въ Ростовѣ. Младшій сынъ Кирилла Петръ тоже женился. Варѳоломей продолжалъ прежнюю жизнь, лишь
настоятельнѣй просился въ монастырь. Если всегда его душа была
отмѣчена особеннымъ влеченіемъ къ молитвѣ, Богу и уединенію, то
можно думать, что и горестный
// 14
видъ жизни, ея насилія, неправды и
свирѣпость лишь сильнѣе укрѣпляли его въ мысли объ
уходѣ къ одиночеству. Возможно, что задумчивый Варѳоломей, стремясь
уйти, и чувствовалъ, что начинаетъ дѣло крупное. Но представлялъ–ли ясно,
что задуманный имъ подвигъ не одной его души касается? Что уходя къ
медвѣдямъ Радонежскимъ, онъ пріобрѣтаетъ нѣкую опору для
воздействія на жалкій и корыстный міръ? Что отъ него отказываясь, начинаетъ
длительную, многолѣтнюю работу просвѣтлѣнія, облагораживанья
міра этого? Пожалуй, врядъ–ли.слишкомъ былъ онъ скроменъ, слишкомъ погруженъ въ
общенье съ Богомъ.
Въ самой исторіи ухода
снова ярко проявился ровный, и спокойный дыхъ Варѳоломея.
Отецъ просилъ его не
торопиться.
— Мы стали стары,
немощны; послужить намъ некому; у братьевъ твоихъ не мало заботы о своихъ
семьяхъ. Мы радуемся, что ты стараешься угодить Господу. Но твоя благая часть
не отнимается, только послужи намъ немного, пока Богъ возьметъ насъ отсюда; вотъ,
проводи насъ въ могилу, и тогда никто не возбранитъ тебѣ.
Варѳоломей послушался. Св. Францискъ ушелъ,
конесно–бы, отряхнулъ прахъ отъ всего житейскаго, въ свѣтломъ
экстазѣ ринулся–бы въ слезы и молитвы подвига. Варѳоломей
сдержался. Выжидалъ.
Какъ поступилъ–бы онъ,
если–бы надолго затянулось это
положеніе? Навѣрно, не остался–бы.
// 15
Но несомнѣнно, какъ нибудь съ
достоинствомъ устроилъ–ы родителей и удалился бы безъ бунта. Его типъ иной. А
отвѣчая типу, складывалась и судьба, естественно и просто, безъ напора,
безъ болѣзненности: родители сами ушли въ монастырь (Хотьковскій, въ
трехъ верстахъ отъ Радонежа; онъ состоялъ изъ мужской части, и
женской) (6). У Стефана умерла жена, онъ тоже принялъ монашество, въ
томъ–же Хотьковѣ. А затемъ умерли родители. Варѳоломей могъ
свободно осуществить замыселъ.
Онъ такъ и сделалъ.
Вѣрно, всетаки привязанъ былъ къ семьѣ: и въ этотъ часъ, последній
пребыванія въ міру, вспомнилъ о Петрѣ,братѣ, имущество оставшееся
завѣщалъ ему. Самъ–же отправился въ Хотьковъ, къ Стефану. Какъ будто не
хотѣлось дѣйствовать и тутъ безъ одобренья старшаго. Стефана
убѣдилъ, и вмѣстѣ тронулись они изъ Хотькова въ недалекіе
лѣса.
Лѣсовъ тогда
было достаточно.стоило пожелать, и гдѣ угодно можно было ставить
хижину,копать пещеру и устраиваться. Не вся земля принадлежала частнымъ лицамъ.
Если собиралось нѣсколько пустынниковъ, и нужно было ставить церковь,
прочно осѣдать, то спрашивали разрѣшенье князя, и благословеніе у
мѣстнаго святителя. Освещали церковь — и обитель возникала.
Варѳоломей и
Стефанъ выбрали мѣсто въ девяти верстахъ отъ Хотькова. Небольшая площадь,
высившаяся какъ маковка, позже и названная Маковицей. (Преподобный говоритъ о
себѣ:
// 16
«азъ есмь Сергій Маковскый»). Со всѣхъ
сторонъ Маковица окружена лѣсомъ, вѣковыми соснами и елями.
Мѣсто, поразившее величіемъ и красотой. Лѣтопись–же утверждаетъ,
что вообще это особенный пригорокъ: «глаголеть–же древній, видяху на томъ
мѣстѣ прежде свѣтъ, а иніи огнь, а иніи благоуханіе слышаху».
Тутъ братья
поселились. Сложили изъ вѣтвей шалашъ («прежде себѣ сотвориста
одриную хизину и покрыста ю»), потомъ срубили келійку и «церквицу». Какъ они
это дѣлали? Знали–ли плотничество? Вѣроятно, здѣсь, на
Маковицѣ, пригласивъ плотника со стороны, и учились рубить избы «в лапу».
Въ точности мы этого не знаемъ. Но въ подвижничествѣ Сергія
дальнѣйшемъ это плотничество русское, и эта «лапа» очень
многознаменательна. Въ сосновыхъ лѣсахъ онъ возросъ, выучился ремеслу,
черезъ столѣтія сохранилъ обликъ плотника–святого, неустаннаго строителя
сѣней, церквей, келій, и въ благоуханьи его святости такъ явственъ
ароматъ сосновой стружки. Поистинѣ преподобный Сергій могъ считаться
покровителемъ этого великорусскаго ремесла.
Какъ остороженъ и
неторопливъ Варѳоломей въ выполненіи давняго намѣренья, такъ–же онъ
скроменъ и въ вопросѣ съ церковью. Какъ назовутъ ее? Онъ обращается къ
Стефану. Стефанъ вспомнилъ «троекратное проглашеніе» во чревѣ матери, и
слова таинственнаго старца, встрѣченнаго имъ подъ дубомъ: церковь должна
быть во имя Св. Троицы. Варѳоломей принялъ это. Такъ
// 17
Дѣло его жизни,
столь уравновѣшенно–покойное, приняло покровительство Тріединства,
глубочайше внутренно–уравновѣшенной идеи христіанства. Далѣе мы
увидимъ, что у Сергія былъ культъ Богоматери. Но всетаки, въ пустыняхъ Радонежа
не Пречистая и не Христосъ, а Троица вела святого.
Митрополитъ
Өеогность, къ которому отправились они, пѣшкомъ, въ Москву,
благословилъ ихъ и послалъ священниковъ съ антиминсомъ и мощами
мучениковъ — церковь освятили.
Братья продолжали жить
на своей Маковицѣ. Но жизнь ихъ не совсѣмъ ладилась. Младшій
оказался крѣпче и духовнѣй старшаго. Стефану пришлось трудно.
Можетъ, онъ и вообще пошелъ въ монахи подъ вліяніемъ смерти жены. Возможно (и
почти навѣрно) — у него характеръ тяжкій. Какъ бы то ни было,
Стефанъ не выдержалъ — суровой, и дѣйствительно »пустынной»
жизни. вѣдь уединеніе полнѣйшее! Едва достать необходимѣйшее.
Пили воду, ѣли хлебъ,который приносилъ имъ, временами, вѣроятно,
Петръ. Даже пройти къ нимъ нелегко — дорогъ, да и тропинокъ не было.
И Стефанъ ушелъ. Въ
Москву, въ Богоявленскій монастырь, гдѣ жили легче. Варѳоломей–же
въ полномъ одиночествѣ продолжалъ полуночный свой подвигъ.
// 18