// БОРИСЪ ЗАЙЦЕВЪ. Преподобный Сергій Радонежскій. Y.M.C.A.–PRESS. PARIS, 1925.

 

СЕРГІЙ И ГОСУДАРСТВО.

 

Преподобный Сергій вышелъ въ жизнь, когда татарщина уже надламывалась. Времена Батыя, разоренія Владиміра, Кіева, битва при Сити — все далеко. Идутъ два процесса: разлагается Орда, крѣпнетъ молодое русское государство. Орда дробится, Русь объединяется. Въ Ордѣ нѣсколько соперниковъ, борющихся за власть. Они другъ друга рѣжутъ, отлагаются, уходятъ, ослабляя силу цѣлаго. Въ Россіи, наоборотъ, восхожденіе. Нѣкогда скромная Москва (выраженіе житія: «честная кротостью» и «смиренная кротостью») катясь въ исторіи какъ снѣжный, движущійся комъ, росла, наматывая на себя сосѣдей. Это восхожденье трудное, часто преступное. Мы знаемъ, какъ въ свирѣпой борьбѣ Москвы съ Тверью Юрій (братъ Ив. Калиты), ведетъ противъ тверичей татаръ. И Калита татарами–же усмирялъ возставшаго Александра Михайловича. Попутно и свое добро растилъ: Угличъ, Галичъ, Бѣлозерскъ перешли къ нему. Знаемъ, какъ Юрій

 

// 65

 

удушилъ рязанскаго князя Константина, взятаго отцомъ, и жившаго въ плѣну. Какъ происками москвичей гибли въ Ордѣ князья Тверскіе. Вся ихъ исторія полна трагедій. Шекспировскімъ ужасомъ вѣетъ отъ стараго Михаила Тверсого, которому въ Ордѣ надѣли ярмо на шею и водили мѣсяцъ, выставляя на «правежъ». Потомъ — убили. Развязка здѣсь тоже шекспировская: его сынъ, Димитрій Грозныя Очи, въ той–же ставкѣ ханской убиваетъ Юрія, убійцу своего отца, — самъ погибаетъ. А другой тверской князь, знавшій, что идетъ въ Орду на гибель, и пошедшій, все–же? волга не хотѣла пропускать его. Пока плылъ онъ русскими землями, вѣтеръ былъ противный — повернулся, лишь когда Россія кончилась. Въ Ордѣ князь мужественно ждалъ погибели. Послѣдніи три дня молился, и предъ самой казнью ѣздилъ все на лошади, спрашивалъ: «когда–же меня убьютъ?».

При поэтическомъ подходѣ тверитянъ затмеваютъ хитрыхъ и коварныхъ москвичей. Въ нихъ все–же есть духъ рыцарскій, быть можетъ — и ушкуйническій. Московскіе Даниловичи — лишь политики и торгаши. Но тверитяне взяли ложную линію движенія — она ихъ привела къ погибели. Дѣлу–же обще–русскому они вредили. А москвичи — сознательно или нѣтъ, щли большакомъ русской государственности — и себя связали съ нею навсегда.

Союзницей москвичей была и Церковь. Митрополитовъ Петра и Алексія мы уже поминали. Для нихъ борьба за Москву была борьбой за

 

// 66

 

Русь. Петръ, по преданію, предсказалъ Москвѣ величіе. Но жилъ во время безраздѣльной, и могущественной еще Орды. Алексій уже видѣлъ проблески. А Сергію довелось благословить на первое пораженіе татаръ.

Преподобный не былъ никогда политикомъ, какъ не былъ онъ и «княземъ церкви». За простоту и чистоту ему дана судьба далекая отъ политическихъ хитросплетеній. Если всглянуть на его жизнь со стороны касанья государству, чаще всего встрѣтишь Сергія — учителя въ трудныя минуты — и идутъ къ ней сами.

Разумѣется, не въ молодыя годы выступалъ онъ такъ. Первое упоминаніе — 1358 г., при Иванѣ, сынѣ Калиты. Преподобнвый путешествовалъ въ Ростовъ, родной свой городъ, убѣждаетъ Константина Ростовскаго признать надъ собой власть Великаго Князя. Но черезъ два года Константинъ выхлопаталъ себѣ въ Ордѣ грамоту на самостоятельный удѣлъ — и въ 1363 г. Сергій вновь идетъ на «богомоліе къ Ростовскимъ чудотворцамъ» — видимо, вновь убѣждаетъ Константина не выступать противъ Вел. Князя. И это снова удалось ему.

Въ 1365 г. князь Борисъ Константиновичъ Суздальскій захватилъ у своего брата Дмитрія Нижній Новгородъ. Димитрій признавалъ главенство Московскаго Князя (Дм. Доского), и пожаловался ему на брата. Москвѣ никакъ не могло нравиться, чтобы Борисъ устраивался въ Нижнемъ самовольно. И распоряженіемъ Алек–

 

// 67

 

сія Преп. Сергій снова посланъ  миротворцемъ. Но съ Борисомъ трудно было сладить, даже Сергію.

Пришлось дѣйствовать строже: онъ закрылъ церкви въ Нижнемъ. Дмитрий двинулъ войско. Борисъ уступилъ. Это единственный случай, когда Сергій былъ вынужденъ наказать. По тѣмъ кровавымъ временамъ какое, въ сущности, и наказанье?

Въ этихъ выступленьяхъ Сергімъ руководилъ Алексій. Мы приближаемся къ тѣмъ дѣйствіямъ общественнымъ святого, которыя предпринятыпо смерти митрополита.

Нѣсколько словъ исторіи. Главнымъ предметомъ внутри–русской драмы въ этотъ вѣкъ была борьба Москвы и Твери. Началась она при братьяхъ Юріи и Иванѣ (Калитѣ) Даниловичахъ, а кончилась при Димитріи, побѣдою Москвы. Княженіе Калиты, несмотря на Тверь, — первое, сравнительно покойное. Удавалось отклонять татаръ отъ экзекуцій. Приходилось зато раболѣпствовать предъ ними. Политика Алексія и Дмитрія впервые попыталась взять иное направленіе, самозаконное. Для этого надо было склонить Тверь.

Первымъ открытымъ выступленіемъ Димитрія въ самодержавномъ духѣ было возведеніе «каменнаго города Москвы», т. е. Кремля (1367 г.). ясно, дѣлалось это не зря. «Всѣхъ князей русскихъ сталъ приводить подъ свою волю, а которые не повиновались его волѣ», говоритъ лѣтопись: «на тѣхъ началъ посягать».

 

// 68

 

Въ это время главнымъ «внутреннимъ» его противникомъ былъ внукъ Михаила Тверского, тоже князь Михаилъ, женатый на сестрѣ Ольгерда Литовскаго, послѣдній яркій представитель буйнаго трагическаго рода. Дважды водилъ онъ подъ Москву Литовцевъ. Дмитрій отсиживался въ каменномъ Кремлѣ.больше того — Михаилу удалось выхлопатать себѣ великокняжескій ярлыкъ, но Дмитрій ужъ не такъ съ Ордой считался. Приводилъ къ присягѣ и владимірцевъ, и другихъ не обращалъ вниманія ни на какіе ярлыки. Переломилась психика. Проходилъ страхъ, яснымъ становилось, что Москва есть Русь. Петръ и Алексій угадали. Михаилъ–же дѣлалъ противо–національное. Общественное мненіе не за него.

И когда въ 1375 г. Димитрій двинулся на «узурпатора», его поддержало все «великорусское сердце»: князья и рати суздальскіе, нижегородскіе, ростовскіе, смоленскіе и ярославскіе, и др. онъ взялъ Микулинъ, осадилъ Тверь, вынудилъ Михаила къ унизительному миру и отказу отъ всѣхъ притязаній.

Въ Ордѣ между тѣмъ выдвинулся Мамай, сталъ ханомъ. Къ пораженію Твери спокойно отнестись Мамай не могъ, — слишкомъ заносчивъ становился Дмитрій. Мамай посылалъ карательные отряды на нижегородчевъ, новосильцевъ, за ихъ помощь Дмитрію. Въ 1377 г. царевичъ Арапша разбилъ суздальско–нижегородскую рать на рѣкѣ Пьянѣ, разграбилъ Нижній. Въ слѣдующемъ — выслалъ мурзу Бегича противъ

 

// 69

 

Димитрія. Но Дмитрій энергичнымъ маршемъ за Оку предупредилъ его. 11 авг., на Вожѣ, татары въ первый разъ были разбиты.

Мамай рѣшилъ вообще покончить съ непокорнымъ Дмитріемъ, напомнить «времена батыевщины». Собралъ вю волжскую Орду, нанялъ хивинцевъ, ясовъ и буртасовъ, сговарился съ генуэзцами, Литовскимъ княземъ Ягелло — лѣтомъ заложилъ свой станъ въ устьѣ рѣки Воронежа. Поджидалъ Ягелла.

Время для Димитрія опасное. Митрополитъ Алексій уже умеръ.. Димитрій дѣйствовалъ на собственный страхъ. Въ Москвѣ вовсе не было митрополита — Михаилъ (Митяй) уѣхалъ къ Патріарху.

До сихъ поръ Сергій былъ тихимъ отшельникомъ, плотникомъ, скромнымъ игуменомъ и воспитателемъ, святителемъ. Теперь стоялъ предъ труднымъ дѣломъ: благословенія на кровь. Благословилъ бы на войну, даже національную — Христосъ? И кто отправился–бы за такимъ благословеніемъ къ Франциску? Сергій не особенно цѣнилъ печальныя дѣла земли. Самый отказъ отъ митрополіи, тягости съ непослушными въ монастырѣ — все ясно говоритъ, какъ онъ любилъ, цѣнилъ «чистое дѣланье», «плотничество духа», ароматъ стружекъ духовныхъ въ лѣсахъ Радонежа. Но не его стихія — крайность.

 

// 70

 

Если на трагической землѣ идетъ трагическое дѣло, онъ благословитъ ту сторону, которую считаетъ правой. Онъ не за войну, но разъ она случилась, за народъ, и за Россію, православныхъ. Какъ наставникъ и утѣшитель, «Параклетъ» Россіи, онъ не можетъ оставаться безучастнымъ.

18 авг. Димитрій съ княземъ Серпуховскимъ Владиміромъ, князьями другихъ областей и воеводами пріѣхалъ въ Лавру. Вѣроятно, это было и торжественно, и глубоко серьезно: Русь вправду собралась. Москва, Владиміръ, суздалъ, Серпуховъ, Ростовъ, нижній Новгородъ, Бѣлозерскъ, Муромъ, Псковъ съ Андреемъ Ольгердовичемъ — впервые двинуты такія силы. Тронулись не зря. Всѣ это понимали.

Начался молебенъ. Во время службы прибывали вѣстники — война и въ Лавру шла — докладывали о движеніи врага, предупреждали торопиться. Сергій упросилъ Димитрія остаться къ трапезѣ.

Здѣсь онъ сказалъ ему:

— Еще не пришло время тебѣ самому носить вѣнецъ побѣды съ вѣчнымъ сномъ; но многимъезъ числа, сотрудникамъ твоимъ плетутся вѣнки мученическіе.

Послѣ трапезы Преподобный благословилъ князя и всю свиту, окропилъ св. водой. Замѣчательно, что лѣтопись и тутъ, въ минуту будто бы и безнадежную, приводитъ слова Сергія о мирѣ. Преподобный будто пожалѣлъ и Русь, и

 

// 71

 

Все это прибывшее, должно–быть, молодое и блестящее «воинство». Онъ сказалъ:

— Тебѣ, Господинъ, слѣдуетъ заботиться и крѣпко стоять за своихъ подданныхъ, и душу свою за нихъ положить, и кровь свою пролить, по образу Самого Христа. Но прежде пойти къ нимъ съ правдою и покорностію покоряться ордынскому царю. И Писаніе учитъ, что есть такіе враги хотятъ отъ насъ чести и славы — дадимъ имъ; если хотятъ золота исеребра — дадимъ и это; но за имя Христово, за вѣру православную, подобаетъ душу положить и кровь пролить. И ты, Господинъ, отдай имъ и честь, и золото, и серебро, и Богъ не попуститъ имъ одолѣть насъ: Онъ вознесетъ тебя, видя твое смиреніе, и низложитъ ихъ непреклонную гордыню.

Князь отвѣчалъ, что уже пробывалъ, и безуспѣшно. А теперь поздно.

— Если такъ, сказалъ Сергій: его ждетъ гибель. А тебя помощь, миость, слава Господа.

Димитрій опустился на колѣни. Сергій снова осѣнилъ его крестомъ.

— Иди, не бойся. Богъ тебѣ поможетъ.

И наклонившисьа ухо ему шепнулъ: «ты побѣдишь».

Великий Князь «прослезился». Такъ это, или нѣтъ, теперь сказать ужъ трудно, а повѣрить слѣдуетъ: Димитрій шелъ, дѣйствительно, на «смертный бой». Есть величавое, съ трагическимъ оттѣнкомъ — въ томъ, что помощниками князю Сергій далъ двухъ монаховъ–схимниковъ: Пере-

 

// 72

Свѣта и Ослябю. Воинами были они въ міру, и на татаръ ошли безъ шлемовъ, панцырей, — въ образѣ схимы, съ бѣлыми крестами на монашеской одеждѣ. Очевидно, это придавало войску Дмитрія священно–крестоносный обликъ. Врядъ–ли двинулись–бы рыцари–монахи въ мелкую войну изъ–за удѣловъ.

20-го Димитрій былъ уже въ Коломнѣ. 26–27-го русскіе перешли Оку, рязанскою землею наступали къ Дону. 6-го сентября его достигли. И заколебались. Ждать–ли татаръ, переплавляться–ли?

Каковъ бы ни былъ Дмитрій въ иныхъ положеніяхъ, здѣсь, предъ Куликовымъ полемъ, онъ какъ будто ощущалъ полетъ свой, все впередъ, неудержимо. Въ эти дни — онъ геній молодой Россіи. Старшіе, опытные воеводы предлагали: здѣсь повременить. Мамай силенъ, съ нимъ и Литва, и князь Олегъ рязанскій. Димитрій, вопреки совѣтамъ, перешелъ черезъ Донъ. Назадъ путь былъ отрѣзанъ, значить, все впередъ, побѣда или смерть.

Сергій въ эти дни тоже былъ въ подъемѣ высочайшемъ. И во время послалъ вдогонку князю грамоту: «Иди, господинъ, иди впередъ, Богъ и св. Троица помогутъ!».

8-е сентября 1380 года! Хмурый разсвѣтъ, Донъ и Непрядва, Куликово поле и духъ Слова о полку Игоревѣ. Русь вышла снова въ степь, мѣряться со звѣремъ степи. Какъ все глубоко–напряженно и серьезно! Передъ сраженьемъ молятся. Читаютъ «ратямъ» грамоту Преподоб-

 

// 73

 

наго. Надъ ставкой черный стягъ великокняжескій съ золотымъ образомъ Спасителя. Осенніе туманы, медленный разсвѣтъ, хладно–серебряный. Роса, утренній холодъ. За Непрядвой не то стоны, не то грохотъ дальній. Люди умываются, подтягиваютъ у коней подпруги, надѣваютъ чистыя рубахи, и въ послѣдній разъ оружіе свое отрагиваютъ. Строятся. Идутъ на смерть. Ясно, что возврата нѣтъ.

Единоборство Куликова поля вышло изъ размѣровъ историческіхъ. Создало легенду. Въ ней есть и несуразное. Подробности пусть отпадутъ, но, разумѣется, миѳъ лучше чувствуетъ душу событія, чѣмъ чиновникъ исторической науки. Можно отвергать извѣстіе, что Дмитрій отдалъ мантію великокняжескую Бренку, а самъ дрался простымъ воиномъ, что, раненый былъ  найденъ на опушкѣ лѣса послѣ тридцативерстнаго преслѣдованія. Врядъ–ли мы знаемъ, сколько войскабыло у Мамая, сколько у Димитрія. Но ужъ конечно, битва–то была особенная, и съ печатью рока — столкновеніе міровъ.

Къ полудню показались и татары. Димитрій выѣхалъ драться лично, «въ первомъ суймѣ», передовой стычкѣ. Таковъ обычай. Раненъ не былъ, но доспѣхъ помяли. Тутъ–же, по преданію, на зовъ татарскаго богатыря, выскакалъ Пересвѣтъ, давно готовый к смерти, и схватившись съ Челибеемъ, поразивъ его, самъ палъ.

Началась общая битва, на гигантскомъ, по тѣмъ временамъ, фронтѣ въ десять верстъ. Сергій

 

// 74

 

правильно сказалъ: «многимъ плетутъ вѣнки мученическіе». Ихъ было сплетено не мало.

Преподобный–же въ эти часы молился, съ братіей, у себя въ церкви. Онъ говорилъ о ходѣ боя. Называлъ павшихъ и читалъ заупокойныя молитвы. А въ концѣ сказалъ: «мы побѣдили».

Съ дѣтства, навсегда запомнился разсказъ о Куликовской битвѣ. Какъ прорвали «сыроядцы» русскій флангъ и наши стали отступать, а рядомъ въ рощѣ изъ засады наблюдали — князь Владиміръ Серпуховскій съ воеводою Боброкомъ и запаснымъ корпусомъ. Какъ рвался и томился князь, Боброкъ–же сдерживалъ: «погоди, пусть вѣтеръ повернетъ на нихъ». Какъ все сильнѣй бѣжали русскіе, и били ихъ татары, но Боброкъ выдержалъ, пока враги не обнажили тылъ — тогда ударили въ него. Тутъ начался разгромъ Мамая. У татаръ не было резервовъ. Дикари безудержно кинулись на Европу, и Европа вмѣстѣ съ воодушевленьемъ показала и древнѣйше ей извѣстный, съ Аннибала, маневръ охвата фланга.

Преслѣдованье — вѣроятно, конницей, шло цѣлый день, до рѣки Красивой Мечи. Предсказанье Сергія исполнилось, Димитрій возвратился въ Москву побѣдителемъ, и вновь посѣтилъ Преподобнаго. Служили вновь молебны, но и панихиды. Потери были колоссальныерковь не забыла убіенныхъ. Съ тѣхъ поръ по всей Россіи служатъся особенныя панихиды, въ «дмитріевскія субботы», около 26-го октября, дня

 

// 75

 

св. Дмитрія — отголосокъ той великой грусти, что сопутствовала битвѣ.

Самая побѣда — грандіозная, и значеніе ея, прежде всего, моральное: доказано, что мы, міръ европейскій, христіанскій, не рабы, а сила, и самостоятельность. Народу, побѣдившему на Куликовомъ полѣ, ужъ нельзя было остаться данникомъ татарщины.

Но небыстра исторія. Жизнь поколѣнія — ничто. Ни Преп. Сергій, ни Димитрій не дождались полнаго торжества Россіи, оно замерлилось на годы. Они–же вновь стали свидѣтелями ужасовъ: нагрянулъ Тохтамышъ. Димитрій не успѣлъ отбить его, бѣжалъ на сѣверъ. Кремль былъ предательски захваченъ, всѣ укрывшіеся перебиты, пригороды выжжены, монастыри Симоновъ, Чудовъ, Андроніевъ — разграблены. Погибли Боровскъ, Руза и Можайскъ, Звенигородъ. Когда Димитрій, собиравшій «рати» въ Костромѣ, вернулся, отъ Москвы остались лишь развалины. Кремль полонъ труповъ — за очистку заплатилъ онъ 300 руб., по рублю за 80 труповъ.

Самъ Преподобный съ братіей долженъ былъ удалиться — «и отъ Тахтамышева нахожденія — бѣжа во Тѳерь».

Трагическая неудача стоила Россіи новой дани, Дмитрію — вновь путешествій, униженій и низкопоклонства.

татарыТохтамыша не добрались до монастыря Сергія. Онъ возвратился.

Глубокой осенью 1385 г., пѣшкомъ идетъ святой въ Рязань, миротворцемъ къ Олегу Рязан–

 

// 76

 

скому, — давнишнему, упрямому врагу Москвы, союзнику Твери, Мамая и Ольгерда. Олегъ былъ крѣпкій, вѣроломный, закаленный въ трудныхъ временахъ князь типа тверитянъ. Вся жизнь его прошла въ интригахъ и походахъ. Ему случалось бить и москвичей, терпѣть и «нахожденія» татаръ. Чтобы спасать своихъ рязанцевъ, жившихъ на пути татарскомъ вглубь Россіи — унижаться, предавать. Быть можетъ, его старость, послѣ бурной и тяжелой жизни, была нелегка.какъ–бы то ни было, побѣдилъ Сергій,  — старичекъ изъ Радонежа, семидесятилѣтними ногами по грязямъ и бездорожью русской осени отмѣрившій верстъ двѣсти!

Вотъ разсказъ лѣтописи:

«Преподобный игуменъ Сергій, старецъ чудный, тихими и кроткими мловесы… бесѣдовалъ съ нимъ о пользѣ душевной и о мирѣ и о любви. Князь–же великій Олегъ преложи свирѣпство свое на кротость и утишись, и укротись и умились вельми душою, устыдѣ бо столь свята мужа, и взялъ съ Великимъ Княземъ Дмитріемъ Иванычемъ вѣчный миръ и любовь въ родъ и родъ». Такъ было и на самомъ дѣлѣ. Чтобы закрѣпить союзъ, Олегъ женилъ на дочери Димитрія своего сына.

А въ жизни Преподобнаго — это послѣдній выходъ въ область «государства».

Какъ ободритель и какъ миротворецъ, Сергій выступалъ отъ Москвы, значитъ, — и россіи. Подымалъ свой крестъ, и свой негромкій, но правдивый голосъ только за дѣла правдивыя.

 

// 77

 

Меньше всего былъ онъ орудіемъ — власти–ли церковной, или государственной. Бѣдность, старость, простота и равнодушіе къ успѣхамъ, вѣчное стоянье «предъ лицомъ Бога», трудъ молитва, созерцаніе — дѣлали его такъ–же свободнымъ, какъ и Өеодосія Печерскаго, не побоявшагося назвать князя Святослава, за убійство брата, Каиномъ. Св. Сергію не приходилось обличать. Но Радонежскаго отшельника, отринувшаго митрополію, ясно намекавшаго Алексію, что уйдетъ въ лѣса; игумена, приютившаго опальнаго Діонисія; открытаго противника Митяя; святого, прежде чѣмъ благословить Димитрія, советовавшаго избѣжать войны — можно–ли было Сергія заставить сдѣлать что–нибудь такое, что противилось–бы «глазу Божію», который шелъ къ нему такъ невозбранно?

Ужъ, конечно, нѣтъ.

Князь Святославъ разъ погрозилъ Өеодосію, что сошлетъ его. Тотъ отвѣтилъ:

— Я этому радъ. Для меня это лучшее въ жизни. нагими пришли мы въ міръ, нагими и выйдемъ изъ него.

Жизнь Преп. Сергія слагалась и покойнѣй и яснѣй. Никто ему не угрожалъ. Но если–бы пришлось, онъ на своемъ спокойномъ и немногословномъ языкѣ нашелъ–бы нужныя слова — отвѣтилъ–бы не хуже Өеодосія.

Но наступилъ уже закатъ. Въ его судьбѣ этого не понадобилось.

 

// 78