// БОРИСЪ ЗАЙЦЕВЪ. Преподобный Сергій Радонежскій. Y.M.C.A.–PRESS. PARIS, 1925.

ДѢЛО И ОБЛИКЪ.

Сергій пришелъ на свою Маковицу скромнымъ и безвѣстнымъ юношей Варѳоломеемъ, а ушелъ прославленнѣйшимъ старцемъ. До Преподобнаго на Маковицѣ былъ лѣсъ, вблизи — источникъ, да медвѣди дили въ дебряхъ по сосѣдству. А когда онъ умеръ, мѣсто рѣзко выдѣлялось изъ лѣсовъ и изъ Россіи. На Маковицѣ стоялъ монастырь — Троице–Сергіева Лавра, одна изъ четырехъ Лавръ (20) нашей родины. Вокругъ расчистились лѣса, поля явились, ржи, овсы, деревни. Еще при Сергіи глухой пригорокъ въ лѣсахъ Радонежа сталъ свѣтло–приятнымъ для тысячъ. Черезъ тридцать лѣтъ по смерти были открыты мощи Сергія — и на поклоненье имъ ходили богомольцы нѣсколькихъ столѣтій — отъ царей до бабъ въ лаптяхъ, положившіхъ тропки торныя по большаку къ Сергіевоу Посаду. И получилось такъ: кто меньше всѣхъ «вкусилъ меда» отъ жизни — болѣе всѣхъ далъ его другимъ — но въ иныхъ сферахъ.

Присмотримся немножко, что–же онъ ставилъ.

// 85

Прежде всего — монастырь. Первый крупнѣйшій и прекрасный монастырь сѣверной Россіи.

На югѣ, въ Кіевѣ, эту задачу выполняли Антоний и Өеодосій. Кіево–Печерская Лавра, несомнѣнно, прародительница всѣхъ русскихъ монастырей. Но Кіевъ и кіевская культура слишкомъ эксцентричны для Россіи, слишкомъ область, мѣстное. Особенно въ татарщинѣ это замѣтно: Киевъ отъ нея, въ сущности, такъ и не оправился, представлять великую державу никогда не смогъ, не несъ и тяжести собиранія земли — все это отдалъ онъ Москвѣ. Она его затмила и какъ государство, и святыней. Уже въ XIII вѣкѣ митрополитамъ всероссійскимъ нельзя было оставаться въ Кіевѣ. Онъ слишкомъ надломился. Десятинная церковь въ развалинахъ, Кіево–Печерская Лавра пустынна, отъ Св. Софіи — однѣ стѣны. И митрополиты Кириллъ и Максимъ, считаясь кіевскими, въ Кіевѣ не жили. Съ Петромъ каѳедра митрополичья окончательно перемѣшается на сѣверъ — во Владиміръ и затѣмъ — въ Москву.

Такъ что весь ходъ сложенія русской земли велъ къ тому, чтобы на сѣверѣ возникъ и новый центръ духовнаго просвѣтительства — въ то время это были лишь монастыри. Митрополичья каѳедра въ Москвѣ — узелъ духовнаго излученія, питательный источникъ для всего рождающагося государства. Въ этомъ судьба самого Сергія и его Лавры. Онъ по природѣ вовсе не

// 86

былъ вѣдь политикомъ — ни по церковной, ни по государственной части. Но фатально — вся жизнь и его, и Лавры, переплетена съ судьбой Россіи того времени. Во всѣхъ страданіяхъ и радостяхъ ея — и онъ участникъ. Не имѣя власти даже и церковной, неизмѣнно словомъ, обликомъ молитвой онъ поддерживаетъ Русь, государство. Это получается свободно — Сергій человѣкъ эпохи, выразитель времени — существо предопредѣленное.

Сергій основалъ не только свой монастырь, и не изъ него одного дѣйствовалъ. Если келіи Лавры онъ рубилъ собственноручно, если самъ построилъ Благовѣщенскій монастырь на Кижачѣ, то безчисленны обители, возникшія по его благословленію, основанныя его учениками — и проникнутыя духомъ его.

Аврамій Галицкій, одинъ изъ раннихъ его постриженцевъ, удаляется въ глухой Галичскій край и живетъ пустыннически на горѣ у Чудского озера, близъ найденной имъ чудотворной иконы Умиленіе сердецъ, поставленной въ часовнѣ. Слава иконы идетъ по окрестности и князь призываетъ Авраамія въ Галичъ. Пустынникъ въ лодкѣ везетъ образъ Богоматери чрезъ озеро! По преданію, и сейчасъ видна особая струя по водѣ — слѣдъ отъ проплывшей лодки. Авраамій основалъ въ Галичѣ монастырь УСпенія Богородицы; потомъ отошелъ верстъ на тридцать, и основалъ обитель Положенія пояса Богородицы. Какъ только вокругъ собирались ученики, онъ двигался дальше. Такъ учредилъ на рѣкѣ

// 87

Вочѣ мон. Собора Богоматери, и Покрова Богородицы — вѣрный рыцарь св. Девы.

Прекрасно названа одна обитель: Пѣшношская, за рѣкой Яхромой. «Пустыннолюбивый» Меѳодий для постройки церкви въ ней таскалъ на себѣ бревна черезъ рѣчку вбродъ, пѣшій носилъ, помнилъ, какъ училъ Сергій строить Лавру. «Тихій и кроткій» Андроникъ заложилъ монастырь на Яузѣ — въ тѣ времена подъ Москвой, а Москва нынѣшняя далеко обогнала смиреннаго Андроника! Но и сейчасъ съ холма Яузы смотритъ на далекий Кремль бѣлый монастырь, вскормившій знаменитаго Рублева, чей образъ троицы въ Лаврскомъ Соборѣ выше высшаго. Симоновъ монастырь за Москвой–рѣкой — дѣло рукъ преп. Өеодора, племянника и любимаго ученика Преподобнаго. И куда–бы изъ Москвы въ окрестности ни двинулся — всюду слѣды Сергія: чудеснѣйшій Звенигородъ съ вѣковымъ боромъ, на кручѣ у Москвы–рѣки — преп. Савва Сторожевскій создалъ монастырь Рождества Богородицы. Въ Серпуховѣ, предъ просторами и голубыми далями Оки, Высоцкій монастырь бѣлѣетъ на пескахъ, на фонѣ сосенъ — Аѳанасій учредилъ его, тотъ ученикъ Преподобнаго, кто былъ усерднѣйшимъ «спасателемъ». Голутвенскій монастырь въ Коломнѣ — преп. Григорій. Все Подмосковье, и на сѣверъ, и на югъ пронизали монастыри Сергія. Южный предѣлъ — Боровенскій монастырь въ Калужской губерніи. Сѣверный, — Өерапонтовъ и Кирилло–Бѣлозерскій. Трудно перечислить всѣ, и какъ

// 88

прекрасны эти древнія, густыя имена основателей: Павелъ Обнорскій, Пахомій Нерехотскій, Аѳанасій Желѣзный Посохъ, Сергій Нурохотскій — все піонеры дѣла Сергіева, въ дальніе и темные углы несшіе свѣтъ. Это они трудятся и рубятъ «церквицы» и келіи, устраиваютъ общежитія по образцу Сергіеву, просвѣщаютъ полудикарей, закладываютъ на культурѣ духаи основу государственности. Ибо вѣдь они — колонизаторы. Вокругъ нихъ возникаетъ жизнь, при нихъ свѣтлѣй, прочнѣй духовно чувствуютъ себя поселенцы. Монастыри «сергіевскіе» — ихъ считаютъ до сороко, а отъ себя они произвели еще около пятидесяти — въ огромномъ большинствѣ основаны въ мѣстахъ пустынныхъ и дикихъ, въ дебряхъ. Не они пристроены къ преуспѣвавшей жизни — жизнь отъ нихъ родится въ лѣсныхъ краяхъ, глухо–озерныхъ. Для новой жизни эти монастыри — защита, и опора, истина и высшій судъ. Само хозяйство иногда ими опредѣляется. Впослѣдствіи у Сергіевой Лавры были десятки тысячъ десятинъ земли, вотчины, села, варницы и мельницы — только своей монеты не было. Въ кассахъ Лавры государи въ трудныя минуты берутъ въ долгъ, келари — министры сельскаго хозяйства и финансовъ цѣлыхъ областей. На сѣверѣ–же, въ нѣкоторыхъ мѣстахъ монастыри — ужъ просто маленькія государства.

Развитіе монастырей по этой линіи шло уже послѣ смерти Преподобнаго. При жизни онъ былъ лишь въ общеніи духовномъ со своими вскормленниками, такими–жъ нищими, какъ онъ.

// 89

Такъ, посѣщалъ Меѳодія Пѣшношскаго, которому совѣтовалъ построить церковь въ болѣе сухомъ мѣстѣ, Сергія Нуромскаго, провожавшаго его на двѣ трети пути къ Лаврѣ. Но большиство, конечно, посѣщало самого Сергія. Къ зрѣлымъ и старческимъ годамъ онъ онъ выросъ вообще въ учителя страны. Мы видимъ у него не только собственныхъ учениковъ–игуменовъ, являющихся изъ ново–устроенныхъ монастырей, но и князей, и воеводъ, бояръ, купцовъ, священниковъ, крестьянъ, кого угодно. Онъ, разумѣется,тотъ типъ «учительнаго старца», который возникъ въ Византіи и оттуда перешелъ къ намъ. Какъ «институтъ» старчество во времена Сергія не существовало. Его идея очень приходилась по душѣ народа, и высоко соотвѣтствовала православию. Фактически оно укрѣпилось много позже — съ XVIII-го вѣка и Паисія Величковскаго идетъ его традиція непрерываемая. Для жителя средней Россіи навсегда врѣзались образы старцевъ Оптиной Пустыни, вблизи Козельска — Амвросіевъ, Нектаріевъ, тѣхъ скромныхъ и глубокихъ мудрецовъ, тѣхъ скромныхъ и глубокихъ мудрецовъ, гениальный образъ которыхъ навсегда написанъ Достоевскимъ (Старецъ Зосима). Сергія — ихъ далекій, не формальный, но духовный прародитель. Въ темныя времена, когда Россія такъ подавлена татарщиной, какъ будто и просвѣта нѣтъ, когда люди особенно нуждаются и въ ободреніи и въ освѣженіи, какъ горожанину замученному нуженъ озонъ лѣса, паломничество къ Сергію пріобрѣтаетъ всероссійски–укрѣпляющій смыслъ. Сергія самъ — 

// 91

живительный озонъ, по которому тосковали, и которымъ утолялись. Онъ давалъ ощущеніе истины, истина–же всегда мужественна, всегда настраиваетъ положительно, на дѣло, жизнь, служеніе и борьбу. Исторически Сергія воспитывалъ людей, свободныхъ духомъ, не рабовъ, склонявшихся предъ ханомъ. Ханы величаеше ошибались, покровительствуя духовенству русскому, щадя монастыри. Сильнѣйшее — ибо духовное — оружіе противъ нихъ готовили «смиренные» святые типа Сергія, ибо готовили и вѣрующаго, и мужественнаго человѣка. Онъ побѣдилъ впослѣдствіи на Куликовомъ полѣ. Душевное воздѣйствіе святого сыграло роль въ исторіи Россіи, какъ сыграло свою роль само распространеніе монастырей.

Итакъ, юноша Варѳоломей, удалившись въ лѣса на «Маковицу», оказался создателемъ монастыря, затѣмъ монастырей, затѣмъ вообще монашества въ огромнѣйшей странѣ. Меньше всего думалъ объ общественности, уходя въ пустыню и рубя собственноручно «церквицу»: а оказался и учителемъ, и миротворцемъ, ободрителемъ князей и судьей совѣсти: вѣдь къ совѣсти рязанскаго Олега обращался, какъ и къ совѣсти скупого, завладѣвшаго сиротской «свинкой», не хотѣвшаго ее вернуть. Участникъ и политики и малыхъ дѣлъ житейскихъ, исцѣлитель, чудотворецъ, «старичекъ» обители, , принятый крестьяниномъ за послѣдняго работника, неутомимый труженикъ и визіонеръ, за много верстъ привѣтствующій Стефана Пермскаго, другъ легкаго

// 91

небеснаго огня и радонежскаго медвѣдя, Преподобный Сергія вышелъ, во вліяніи своемъ на міръ, изъ рамокъ историческаго. Сдѣлавъ свое дѣло въ жизни, онъ остался обликомъ. Ушли князья, татары и монахи, самый монастырь его закрытъ, осквернены мощи: а обликъ живъ, и такъ–же свѣтитъ, учитъ и ведетъ.

Мы Сергія видѣли — задумчивымъ мальчикомъ, тихо–послушнымъ; юнымъ отшельникомъ, и игуменомъ, и знаменитымъ Сергіемъ–старцемъ. Видѣли, какъ спокойно, неторопливо и безъ порывовъ восходилъ — мальчикъ къ святому. Видѣли въ обыденности, за работой и на молитвѣ, — и на распутіяхъ историческіхъ, на рубежахъ двухъ эпохъ. Изъ тьмы времени, изъ отжившаго языка лѣтописей иногда доносились слова его — можетъ быть, и неточныя. Мы хотѣли бы услышать и голосъ его — это заказано, какъ не дано намъ проникнуть въ свѣтъ, леккость, огонь его духа.

Но изъ всего — и отрывачнаго, и случайнаго, неточнаго — чистотой, простотой, ароматнѣйшей стружкой вѣетъ отъ Преподобнаго. Сергія благоуханнѣйшее дитя Сѣвера. Прохлада, выдержка и кроткое спокойствіе, гармонія негромкихъ словъ и святыхъ дѣлъ создали единственный образъ русскаго святителя. Сергія глубочайше русскій, глубочайше православный. Въ немъ есть смолистость сѣвера Россіи, чистый, крѣпкій и здоровый ея типъ. Если считать — а это очень принято — что «русское» гримаса, истерія и юродство, «достоевщина», то Сергія явное опро–

// 92

Верженіе. Въ народѣ, яко–бы лишь призванномъ къ «нижспроверженіямъ» и разинской разнузданности, къ моральному кликушеству и эпилепсіи — Сергія какъ разъ примѣръ — любимѣйшій самымъ народомъ — ясности, свѣта прозрачнаго и ровнаго. Онъ, разумѣется, заступникъ нашъ. Черезъ пятьсотъ лѣтъ, всматриваясь въ его образъ, чувствуешь: да, велика Россія. Да, святая сила ей дана. Да, рядомъ съ силой, истиной, мы можемъ жить.

Въ тяжелыя времена крови, насилія, свирѣпости, предательствъ, подлости — неземной обликъ Сергія утоляетъ и поддерживаетъ. Не оставивъ по себѣ писаній, Сергія будто–бы ни чему не учитъ. Но онъ учитъ именно всѣмъ обликомъ своимъ — однимъ онъ утѣшеніе и освѣженіе, другимъ нѣмой укоръ. Безмолвно Сергія учитъ самому простому: правдѣ, прямотѣ, мужественности, туду, благоговѣнію и вѣрѣ.

Бор. Зайцевъ.

// 93