Бунинъ И. А. Собр. соч.: [в 12 т.] — [Берлинъ]: Петрополисъ, 1934—1939. Т. 7. С. 92 - 94
СКАРАБЕИ
Вижу себя въ Каирѣ, въ Булакскомъ музеѣ.
Когда входилъ во дворъ, пара буйволовъ медленно влекла къ подъезду длинныя дроги, на которыхъ высился громадный саркофагъ. Усмѣхнувшись, подумалъ:
— Еще одинъ великій царь…
Разноцвѣтные гранитные саркофаги, гробы изъ золотистаго лакированнаго дерева загромождали вестибюль. Пряно, сухо и тонко пахло — священный ароматъ мумій, какъ бы сама душа сказочной египетской древности. Но буднично и дѣловито перекликались, что-то спрашивали другъ у друга, что-то кому-то громко приказывали быстро проходившіе по звонкимъ коридорамъ и сбѣгавшие съ главной лѣстницы чиновники, принимавшіе новую партію тысячелѣтнихъ покойниковх.
А пройдя между гробами въ вестибюлѣ, я вступилъ въ безконечныя залы, блистающія мертвенной чистотой и полныя другихъ гробовъ. И здѣсь оно, это тонкое и сухое благовоніе, древнее, священное! Долго ходилъ и опять долго смотрѣлъ на маленькія черныя мощи Рамзеса Великаго въ его стекляномъ ящикѣ. По-
/93/
томъ сѣлъ… Да, да, подумать только: сижу возлѣ самого Великаго Рамзеса, въ двухъ шагахъ отъ его подлиннаго тѣла, пусть изсохшаго, почернѣвшаго, превратившагося въ однѣ кости, но все-же его, его!
А рядомъ — скарабеи Маріетта. Маріеттъ помѣстилъ въ особой витринѣ, разложилъ въ хронологическомъ порядкѣ всѣ собранные имъ царскіе скарабеи, — триста штукъ чудесныхъ жучковъ или ляписъ-лазури и серпентина. На этихъ жучкахъ писали имена усопшихъ царей, ихъ клали на грудь царскихъ мумій, какъ символъ рождающейся изъ земли и вѣчно возрождающейся, безсмертной жизни. Маріеттъ собралъ жучковъ, разсортировалъ — и выставилъ на удивленіе всему человѣчеству:
— Вотъ вся исторія Египта, вся жизнь его за цѣлыхъ пять тысячь лѣтъ…
Да, пять тысячъ лѣтъ жизни и славы, а въ итогѣ — игрушечная коллекція камешковъ! И камешки эти — символъ вѣчной жизни, символъ воскресенія! Горько усмѣхаться или радоваться?
Все таки радоваться. Все таки быть въ томъ во-вѣки неистребимомъ (и самомъ дивномъ на землѣ), что и до сихъ поръ кровно связываетъ мое сердце съ сердцемъ, остывшимъ нѣсколько тысячелѣтій тому назадъ, съ сердцемъ, на коемъ тысячелѣтія покоился этотъ воистину божественный кусочекъ ляписъ-лазури, — съ человѣческимъ сердцемъ, которое въ тѣ легендарные дни такъ-же твердо, какъ и въ наши, отказывалось вѣрить въ смерть, а вѣрило только въ жизнь. Все пройдетъ — не пройдетъ только эта вѣра!
10.V.24.
/94/
Бунинъ И. А. Собр. соч.: [в 12 т.] — [Берлинъ]: Петрополисъ, 1934—1939. Т. 7. С. 94 -