Бунинъ И. А. Собр. соч.: [в 12 т.] — [Берлинъ]: Петрополисъ, 1934—1939. Т. 7. С. 88 - 90

СВЯТИТЕЛЬ

Двѣсти лѣтъ тому назадъ, въ нѣкій зимній день, Святитель, имѣвшій пребываніе въ нѣкоемъ древнемъ монастырѣ, чувствовалъ себя особенно слабымъ и умиленнымъ.

Вечеромъ въ его покоѣ, передъ многочисленными и прекрасными образами, горѣли лампады, а тепло изразцовой каменки и попоны, покрывавшія полъ, давали сладостный уютъ. И Святитель, сидя и грѣясь на лежанкѣ, тихо позвонилъ въ колокольчикъ.

Неслышно вошелъ и тихо поклонился служка.

— Милый братъ, позови ко мнѣ пѣвчихъ, — сказалъ Святитель. — Богъ проститъ мнѣ, недостойному, что я тревожу ихъ въ неурочный часъ.

И вскорѣ покой Святителя наполнился молодыми черноризцами, которые вошли въ однихъ шерстяныхъ чулкахъ, — разулись, прежде чѣмъ войти.

И Святитель сказалъ въ ответъ на ихъ зéмное метаніе:

— Милые братья, хотѣлось бы мнѣ послушать мои юношескія пѣснопѣнія во славу пречистаго Рождества Господа нашего Iисуса Христа, Красоты нашей неизреченной.

                                                                                                             /89/

И они стали вполголоса пѣть тѣ пѣснопѣнія, что Святитель созидалъ въ своей ранней молодости.

И онъ слушалъ, часто плача и закрывая глаза рукой.

Когда-же получили они отпускъ и, поклоняясь, стали выходить одинъ за другимъ, Святитель задержалъ одного изъ нихъ, любимѣйшаго, и повелъ съ нимъ долгую неспѣшную бесѣду.

Онъ разсказалъ ему всю свою жизнь.

Онъ говорилъ о своемъ дѣтствѣ, отрочествѣ, о трудахъ и мечтахъ своей юности, о своихъ первыхъ, сладчайшихъ молитвенныхъ восторгахъ.

Прощаясь-же съ нимъ вблизу полуночи, поцѣловалъ его съ лихорадочно-сіяющимъ взоромъ и поклонился ему въ ноги.

И эта была послѣдняя земная ночь Святителя: на разсвѣтѣ обрѣли его почившимъ, — съ двоерогимъ жезломъ въ рукѣ стоялъ Онъ на колѣняхъ передъ божницею, закинувъ назадъ свой тонкій и блѣдный ликъ, уже хладный и безгласный.

Такъ и пишется Онъ на одномъ древнемъ образѣ. И былъ этотъ образъ самымъ завѣтнымъ у одного святого, намъ почти современнаго, — простого тамбовскаго мужика. И молясь передъ нимъ, такъ обращался онъ къ великому и славному Святителю:

— Митюшка, милый!

Только одинъ Господь вѣдаетъ мѣру неизреченной красоты русской души.

7.V.24.

                                                                                                             /90/