Бунин И. А. Первая любовь / И. А. Бунин // Божье древо. – Париж : Современные записки, 1927-1930.

 

 

 

ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ

 

Лѣто, имѣнье въ лѣсномъ западномъ краю.

Весь день проливной свѣжiй дождь, его сплошной шумъ по тесовой крышѣ. Въ притихшемъ домѣ сумракъ, скучно, на потолкѣ спятъ мухи. Въ саду покорно никнутъ подъ водяной бѣгущей сѣтью мокрыя деревья, красные цвѣтники у балкона необыкновенно ярки. Надъ садомъ, въ дымномъ небѣ, тревожно торчитъ аистъ: почернѣвшiй, похудѣвшiй, съ подогнутымъ хвостомъ и обвислой косицей, сталъ на край своего гнѣзда въ верхушкѣ столѣтней березы, въ развалинѣ ея голыхъ бѣлыхъ сучьевъ, и порой, негодуя, волнуясь, подпрыгивая, крѣпко, деревянно стучитъ клювомъ: что же это такое, потопъ, настоящiй потопъ!

Но вотъ, часа въ четыре, дождь свѣтлѣй, рѣже. Ставятъ самоваръ въ сѣнцахъ – бальзамическiй запахъ дыма стелется по всей усадьбѣ.

А къ закату совсѣмъ чисто, тишина, успокоенье. Господа и тѣ, что гостятъ у нихъ, идутъ въ боръ на прогулку.

Уже синѣетъ вечеръ.

Въ просѣкахъ бора, устланныхъ желтой хвоей, дороги влажны и упруги. Боръ душистъ, сыръ и гулокъ: чей-то дальнiй голосъ, чей-то протяжный зовъ или откликъ, дивно отдается въ самыхъ дальнихъ чащахъ. Просѣки кажутся узки, пролеты ихъ стройны, безконечны, уводятъ своей вечерней далью. Боръ вдоль нихъ величаво-громаденъ, стоитъ темно, тѣсно; мачты его къ верхушкамъ голы, глад- // С. 89.

ки, красны; ниже онѣ сѣры, корявы, мшисты, сливаются другъ съ другомъ: тамъ мхи, лишаи, сучья въ гнили и еще въ чемъ-то, что виситъ подобно зеленоватымъ космамъ сказочныхъ лѣсныхъ чудищъ, образуютъ дебри, нѣкую дикую русскую древность. А когда выходишь на поляну, радуетъ юная сосновая поросль: она прелестнаго блѣднаго тона, зелени нѣжной, болотной, легка, но крѣпка и вѣтвиста; вся еще въ брызгахъ и мелкой водяной пыли, она стоитъ, какъ многосвѣчники въ церкви подъ серебристой кисеей въ блесткахъ…

Въ тотъ вечеръ бѣжали впереди гулявшихъ маленькiй кадетикъ и большая добрая собака, - все время играя, обгоняя другъ друга. Впереди же, но степенно, грацiозно шла и дѣвочка-подростокъ съ длинными руками и ногами, въ клѣтчатомъ легкомъ пальтишкѣ, почему-то очень миломъ. И всѣ усмѣхались – знали, отчего такъ бѣжитъ, такъ неустанно играетъ и притворно веселится кадетикъ, готовый отчаянно заплакать. Дѣвочка тоже знала и была горда, довольна. Но глядѣла небрежно и брезгливо. // С. 90.