ПОЖАРЪ
Богатый мужицкiй хуторъ.
Загорѣлось, когда кончали ужинать, темнымъ и сухимъ осеннимъ вечеромъ.
Зажгли съ гумна, и только оно и сгорѣло, - было очень тихо. Отстояли даже ригу.
Хозяинъ, огромный, толстый мужикъ, все время сидѣлъ на крыльцѣ старой избы, - сидѣлъ до полуночи, пока не прогорѣло и не потухло. На гумнѣ былъ адъ – такъ бѣшено орали и гасили огонь его сыновья и бабы. Онъ же не двигался, только глядѣлъ, какъ странно и свѣтло былъ озаренъ весь дворъ краснымъ полымемъ, какъ блисталъ алымъ зеркаломъ прудъ и розовыми трепетными клубами стояли надъ дворомъ въ высокомъ небѣ облака, освѣщаемыя исподу дрожащимъ заревомъ. Онъ все говорилъ, - очень спокойно:
- Богъ далъ, Богъ и взялъ. Мнѣ все равно, мнѣ этого не надо, я этого не чую и не чувствую.
Когда же догорѣло, сталъ рыдать и рыдалъ не переставая двое сутокъ, лежа внизъ лицомъ въ ригѣ возлѣ воротъ, на старновкѣ. Въ темнотѣ, въ дыры воротъ, сверкали на ней алыя пятна солнца и ходилъ, ковылялъ одинокiй бѣлый голубокъ, опаленный на пожарѣ. // С. 99.