ЖУРАВЛИ
Ясный и холодный день поздней осени, ѣду ровной, спокойной рысцой по большой дорогѣ. Блескъ низкаго солнца и пустыхъ полей, безмолвное и недвижное ожиданiе чего-то, мертвая, свѣтлая тишина земли и неба. Но вотъ, вдали, за мной, слышенъ трескъ колесъ. Прислушиваюсь – трескъ мелкiй, быстрый, трескъ шибко бѣгущихъ дрожекъ. Оборачиваюсь – кто-то нагоняетъ. Этотъ кто-то все ближе и ближе – уже хорошо видна его во весь духъ летящая лошадь, затѣмъ онъ самъ, то и дѣло выглядывающiй изъ-за нея и покрывающiй ее то кнутомъ, то вожжами. Что такое, кто это? А онъ ужъ вотъ онъ, настигаетъ – сквозь трескъ слышно мощное лошадиное дыханье, слышенъ отчаянный крикъ: «Баринъ, сторонись!» Въ страхѣ и недоумѣньи виляю съ дороги – и тотчасъ же мимо мелькаетъ сперва чудесная гнѣдая кобыла, ея глаза, ноздри, новыя вожжи сургучнаго цвѣта, новая блестящая сбруя, взмыленная подъ хвостомъ на ляжкахъ, потомъ самъ сѣдокъ – черный красавецъ мужикъ, совершенно шальной отъ скачки и какого-то безсмысленнаго, на все готоваго изступленья. Онъ бѣшено-быстро кидаетъ на меня, пролетая, свой черный, яростный взглядъ, поражаетъ свѣжей красной пастью и смолью красивой молодой бороды, новымъ картузомъ, желтой шелковой рубахой подъ распахнувшейся черной поддевкой – узнаю: богатый, хозяйственный мельникъ изъ-подъ Ливенъ – и какъ вѣтеръ летитъ дальше. А пролетѣвъ съ версту и уже совсѣмъ вдали уменьшившись, сразу соскакиваетъ съ дрожекъ. Тутъ ужъ я гоню къ нему и, приближаясь, вижу: лошадь сто- // С. 100.
итъ на дорогѣ и тяжко носитъ боками, сургучныя вожжи висятъ по оглоблямъ, а самъ сѣдокъ лежитъ возлѣ, лицомъ книзу, раскинувъ полы поддевки.
- Баринъ! – дико кричитъ онъ въ землю. – Баринъ!
И, когда я равняюсь, вскакиваетъ и отчаянно взмахиваетъ руками:
- Ахъ, грустно-о! Ахъ, улетѣли журавли, баринъ!
И, мотая головой, захлебывается пьяными слезами. // С. 101.