<Бунин И. А, Полное собрание сочинений: [в 6 т.]. – Пг.: Изд. Т-ва А. Ф. Маркс, [1915]. Т. 6. с. 93-98>

СКАЗКА.

Идутъ съ сѣвера тучи и закрываютъ западъ, который еще даетъ невѣрный свѣтъ деревенской грязной улицѣ. Въ избѣ почти темно.

Баба разводитъ огонь на загнѣткѣ: набила въ чугунъ яицъ, хочетъ дѣлать яичницу. Въ другомъ чугунѣ, щербатомъ, она принесла изъ лавки два фунта гречневой крупы. Она поставила его на нары, и ребятишки, одинъ за другимъ, заголяясь, сошмыгнули съ печки, сѣли вокругъ чугуна, горстями, торопливо ѣдятъ крупу, закидывая назадъ головы, и отъ жадности дерутся.

На лавкѣ возлѣ стола, облокотясь на подоконникъ, сидитъ мелкопомѣстный баринъ, въ глубокихъ калошахъ, въ теплой поддевкѣ и каракулевой шапкѣ. Ему двадцать лѣтъ, онъ очень великъ, худъ и узкогрудъ. Глаза у него, какъ у многихъ чахоточныхъ, темные; ротъ большой, бѣлая тонкая шея со впадинами за ушами закутана розовымъ гаруснымъ платкомъ жены. Онъ недавно женился на дочери винокура, но уже соскучился съ женой и ходитъ по вечерамъ къ сосѣду, къ Никифору: заставляетъ его разсказывать сказки и были, плохо слушаетъ, но даритъ за работу то гривенникъ, то двугривенный.

Никифоръ мужикъ еще молодой, но сумрачный. Какъ попалъ онъ въ сказочники, ему самому непонятно. Началось съ шутки: разсказалъ однажды какой-то пустякъ, а барину понравилось, — смѣясь, онъ далъ на полбутылки и, зайдя на другой день, потребовалъ новаго разсказа. Пришлось вспоминать всякую чепуху, порою выдумывать чт˜ попало, порою врать на себя всякую небылицу. Притворяться балагуромъ, сказочникомъ неловко, но неловко и сознаться, что нечего разсказывать. Да и какъ упустить заработокъ? Все-таки не

// 93

всегда засыпаютъ голодными ребятишки, закусишь и самъ иной разъ, купишь табаку, соли, мучицы, а не то, какъ вотъ нынче, крупы, яицъ.

Никифоръ сидитъ за столомъ, насупясь. Надо разсказывать, а ничего не придумаешь. Держа въ зубахъ трубку, вытянувъ верхнюю губу, глядя въ землю, онъ до зеленой пыли растираетъ на ладони надъ кисетомъ корешки, выгадывая время. Баринъ ждетъ спокойно, но ждетъ. Хворостъ подъ чугуномъ разгорается, но свѣтъ держится только возлѣ печки; уже не видно визжащихъ ребятишекъ, смутно и лицо барина. Однако Никифоръ не поднимаетъ глазъ, боясь выдать свое раздраженіе. Разсказывать нечего, но раздраженіе помогаетъ. Притворяясь думающимъ, онъ медленно, невыразительно начинаетъ:

— Старыя права были хитрыя... Вотъ такъ-то поѣхалъ одинъ мужикъ за дровами въ лѣсъ, дѣло было, конечно, зимой, самый холодъ былъ ужасный, и встрѣчается съ бариномъ... У мужика, конечно, лошадь плохая, а баринъ попался злой. Ну, встрѣвается съ нимъ, кричитъ: Зсворачивай съ дорогиИ... Снѣгъ былъ глубокій, мужикъ съ дороги не сворачиваетъ, говоритъ: Зкуда жъ мнѣ сворачивать? вы, говоритъ, на тройкѣ, а я на одной, да еще съ возомъИ... Баринъ вскакиваетъ, сшибъ его съ ногъ долой, давай кутузкой гладить... Отгладилъ разъ, мужикъ отвѣчаетъ: Зза вами, говоритъ, должокъИ. Баринъ глядитъ, чт˜ такое онъ буровитъ, дуракъ, молъ, опять его кутузкой... И онъ его четыре раза поролъ, этотъ самый баринъ... Потомъ бросилъ его пороть и говоритъ на кучера: Зну, онъ, вѣрно, дуракъ, ну его къ чорту, сворачивайИ... Поѣхалъ, значитъ, своей дорогой, а мужикъ своей. Пріѣзжаетъ домой, Зну, говоритъ, дѣвка, врядъ живъ буду; избилъ баринъ, вся тѣло синяяИ... Мужикъ этотъ шесть недѣль отлежалъ отъ сильнаго удара...

Чт˜ дальше, Никифоръ не знаетъ и, выгадывая время, насыпаетъ трубку. Затѣмъ продолжаетъ:

— Выздоровѣлъ, конечно, а онъ былъ плотникъ, и сбирается въ дорогу. Положилъ въ мѣшокъ рубанокъ, аршинъ, топоръ... А барина этого была фамилія Шут˜въ. Шелъ, шелъ, приходитъ, спрашиваетъ, гдѣ такой-то баринъ проживаетъ... Всходитъ на дворъ. Лакей выходитъ, говоритъ: Звы плотникъ?И Говоритъ, плотникъ. ЗВасъ, говоритъ, баринъ требуетъИ. Приходитъ къ барину. ЗВы, говоритъ, изъ рязанцевъ?И Мужикъ отвѣчаетъ: Зтакъ точноИ. ЗВы, говоритъ, откуда?И — ЗЯ, говоритъ, Танбовской губерни, Рязанскаго уѣздаИ. — ЗВотъ мнѣ нужно домъ сдѣлатьИ. Ну, конечно, до-

// 94

говорились цѣной, за двѣсти рублей. Написали между собой расписку, далъ пятьдесятъ рублей задатку... А у него былъ лѣсъ свой, у барина у этого... ЗНу, говоритъ на барина, какъ бы намъ съѣздить посмотрѣть лѣсъ этотъИ. Велѣли запречь, сѣли, поѣхали. Пріѣзжаютъ. Мужикъ этотъ самый и говоритъ кучеру, Зты, говоритъ, ступай на опушку, а мы тутъ будемъ стоятьИ. Кучеръ отправляется, а мужикъ подходитъ сейчасъ къ дереву, раскололъ ее топоромъ, затесалъ клинъ и загналъ въ трещину...

Тутъ Никифоръ нагибается къ трубкѣ и поспѣшно закуриваетъ, стараясь не глядѣть на барина, растянувшаго ротъ въ ласковую, наивную улыбку. Табачная пыль въ трубкѣ горитъ синимъ огонькомъ. Никифоръ тушитъ его пальцемъ, пускаетъ дымъ и кашляетъ.

— Ну, раздвоилъ мужикъ эту дереву и давай нюхать въ середкѣ. Баринъ спрашиваетъ у мужика: ЗЧт˜ это ты, братецъ, нюхаешь?И — ЗА вотъ чт˜ нюхаю, узнаю, какой лѣсъ, сухъ ли будетъИ. — ЗДа твой носъ не чувствительный, дай-ка я понюхаюИ... А мужику того и надо, вытолкнулъ клинъ, носъ-то бариновъ и прихватило какъ слѣдуетъ. А у этого мужика тоже плетка была треххвостовая; онъ поскорѣй ему брюки долой и давай этой плеткой полосовать... Онъ его до того дралъ, то баринъ кричалъ, а то и кричать пересталъ... ЗНу, говоритъ, еще два раза за тобойИ. Сѣлъ на лошадь — и часъ добрый. Кучеръ приходитъ — лошади, саней нѣту, a баринъ у деревѣ носомъ забитъ, и тѣло вся изрублена до живого мяса...

— Очень глупо, — говоритъ баринъ, улыбаясь, и косится на загнѣтку, откуда тянетъ шипящей въ салѣ яичницей.

Теперь пламя подъ чугуномъ совсѣмъ красно, въ избѣ совсѣмъ темно. Дѣти, доѣвъ сырую крупу до зернышка, слушаютъ отца. А онъ небрежно отвѣчаетъ барину:

— Старики чего не наплетутъ... Конечно, сказка.

— И предурацкая, — говоритъ баринъ. — Ну, ну, продолжай.

— Да чт˜ жъ тутъ продолжать. Баринъ, конечно, заболѣлъ, чуть не померъ, мѣсяца два больной былъ, а мужикъ прослышалъ объ этомъ и заявляется къ нему докторомъ. Выходитъ опять лакей. ЗВы, говоритъ, изъ докторовъ?И Говоритъ, изъ докторовъ. ЗВасъ, говоритъ, баринъ требуетъИ. Мужикъ всходитъ прямо въ домъ, велитъ самоваръ ставить. (А тогда, въ старину, кт˜ зналъ эти самовары!) Принесли самоваръ, закуски наклали, бѣлаго хлѣба... Мужикъ напился, наѣлся какъ надо, потомъ идетъ свидѣтельствовать, чѣмъ онъ нездоровъ. Обнаготилъ его всего, Зэто вы, говоритъ, отъ

// 95

побоевъ нездоровы, чт˜, говоритъ, у васъ баня есть?И Онъ отвѣчаетъ: есть. Сейчасъ приказалъ натопить баню, велитъ несть барина въ баню на простынѣ, растирку дѣлать. Лакей съ кучеромъ понесли, а онъ и говоритъ: ЗПогоди, говоритъ, я съ тебя спущу шкуру-то, дай только выздоровѣтьИ. А этотъ мужикъ идетъ сзади и говоритъ: ЗПогоди, погоди, я съ тебя еще половчѣе спущуИ... Начинаетъ его парить, а на лакея съ кучеромъ сказалъ: Звы можете отсюда удалитьсяИ. Тѣ ушли, остался докторъ, мужикъ этотъ самый, съ бариномъ одинъ-на-одинъ въ банѣ... Онъ его паритъ, а баринъ говоритъ: Звы вотъ тутъ-то да вотъ тутъ-тоИ. Онъ какъ выхватитъ треххвостку, да вдоль хрипа — разъ! ЗА тутъ-то, молъ, не надо?И До тѣхъ поръ его парилъ, чуть живого оставилъ, да въ холодную воду головой. Приходитъ въ домъ, говоритъ барынѣ: Змнѣ баринъ приказалъ сто рублей выдатьИ... Получилъ денежки и отправился ко двору. А барина чуть живого вытащили, ужъ бульки сталъ пускать и весь кровью подплылъ...

Приложивъ къ краямъ чугуна ветошки, баба несетъ его отъ печки и ставитъ на столъ. Потомъ рѣжетъ на ломти краюшку хлѣба, вдавливая ее себѣ въ грудь.

— Кушайте на здоровье, — говоритъ она притворно, кладя по ломтю передъ бариномъ и передъ Никифоромъ.

— А ты-то чт˜ жъ? — спрашиваетъ Никифоръ.

— Да мнѣ чтой-то не хочется. У меня отъ ней изжога всегда...

— Ну, а я не любитель до ней...

Яицъ всего десятокъ, хлѣба тоже мало, но такъ вкусно пахнетъ саломъ и хлѣбомъ, что баринъ, пересиливая неловкость, съ дѣланной беззаботностью, снимаетъ съ нагретой головы шапку.

— Ну, а я глазокъ съѣмъ, — говоритъ онъ, придвигая къ себѣ чугунъ и берясь за деревянную шершавую ложку.

Онъ, обжигаясь, ѣстъ и съ улыбкой мотаетъ головой, дѣлая видъ, что думаетъ о сказкѣ.

— Очень глупо! — говоритъ онъ съ удовольствіемъ.

Никифоръ злобно глядитъ на его маленькую голову, на его мягкіе волосы, причесанные на косой рядъ и приглаженные шапкой. Ему такъ жалко яичницы, такъ противенъ аппетитъ барина, что рука такъ и тянется схватить со стола засиженную мухами скалку и со всей силы ударить по баринову черепу.

— А глупо, вы бы не слушали, — говоритъ онъ.

— Нѣтъ, ужъ разсказывай до конца, — отвѣчаетъ баринъ,

// 96

заставляя себя положить ложку и отодвинуться. — Чѣмъ же дѣло-то кончилось? — спрашиваетъ онъ, между тѣмъ какъ баба беретъ чугунъ и несетъ его на нары, къ дѣтямъ.

— А тѣмъ и кончилось, — говоритъ Никифоръ, — что окончательно предалъ къ землѣ мужикъ этого самаго барина... Онъ послѣ этой самой бани опять мѣсяца три больной отдернулъ... То охотой прежде занимался, а тутъ и охоту свою забылъ... Лежитъ и обѣщается: ЗВотъ какъ выздоровлю, поѣду по святымъ мѣстамъ молитьсяИ. А мужикъ этотъ прослышалъ, что онъ хочетъ шинель себѣ походный шить, моментально разжился себѣ иглу, аршинъ взялъ и приходитъ на дворъ къ барину. Конечно, его сейчасъ увидали. ЗЭто, говорятъ, портной, его-то намъ и надоИ... Призываютъ въ домъ, баринъ говоритъ, Змнѣ нуженъ, говоритъ, шинель изъ такого-то вотъ матеріяИ, а мужикъ с`отроду не видалъ даже, какъ краютъ. Подумалъ и говоритъ: ЗЭтого сукна, говоритъ, не хватаетъ, надо въ городъ посылатьИ. Баринъ подошелъ, глянулъ и прямо велитъ въ городъ ѣхать. Сейчасъ запрегъ кучеръ лошадей, барыня сѣла въ сани и въ городъ, а мужикъ сидитъ, складываетъ это сукно, какъ мѣшокъ. Баринъ говоритъ, Зчт˜ это ты дѣлаешь, портной?И — ЗА вотъ я чт˜ дѣлаю: я сперва наживлю, а потомъ на васъ надѣну, мѣрку снимуИ... Надѣлъ на него этотъ мѣшокъ, Звы, говоритъ, только руки подберитеИ... Сейчасъ нитку ссучилъ, подпоясалъ его совсѣмъ съ руками, да какъ выхватитъ плетку да давай охаживать черезъ морду, по чемъ попало! До тѣхъ поръ его поролъ, пока кричать пересталъ... Подобралъ сукно да драло...

— Однако ты не изобрѣтателенъ! — говоритъ баринъ. — Это даже скучнѣй сказки про бѣлаго бычка.

Никифоръ и самъ чувствуетъ, что конецъ сказки, несмотря на все его раздраженіе, вышелъ слабъ, и, краснѣя отъ стыда, спѣшитъ вывернуться.

— Какъ такъ про бѣлаго бычка? — спрашиваетъ онъ, поднимая лицо и въ упоръ глядя сквозь темноту на барина. — Вы не дослушали, а говорите, сами не знаете чт˜. Онъ его не одной плеткой, а еще и аршиномъ желѣзнымъ перекрестилъ какъ слѣдуетъ... А потомъ нанялъ трехъ лихачей и прямо къ нему. Подъѣзжаетъ и прямо въ домъ нахрапомъ. Барыня выскочила со страху въ одной рубашкѣ въ родѣ какъ Баба и Яга, онъ ей разъ въ душу н€отмашь и прямо въ спальню. Расшибъ всю прислугу къ чортовой матери — и давай его добивать... Онъ ему, говорятъ, всѣ руки, ноги переломалъ, до того билъ. Барыня заявилась, а онъ ужъ убитый лежитъ... ЗНу, говоритъ, теперь похвиталисьИ... Выскочилъ въ

// 97

окно и прямо чрезъ садъ, — потуда и видѣли... Тамъ Захъ, ахъИ, Злови, ловиИ, а его ужъ и слѣдъ простылъ...

Грубымъ тономъ сказавъ послѣднія слова, Никифоръ смолкаетъ. Молчитъ отъ неловкости за него и баринъ. Никифоръ это чувствуетъ и пытается убожество своей выдумки оправдать нравоученіемъ:

— Да и вѣрно, — говоритъ онъ, глядя въ сторону. — Не наказывай зря. Вы вотъ еще молоды, а я этихъ побасокъ мальчишкой конца-краю нѣту сколько наслушался. Значитъ, въ старину-то тоже не медъ былъ...

— Разумѣется, не медъ, — отвѣчаетъ баринъ, поглядывая въ окошечко и напѣвая. — Разумѣется, не медъ, — вздыхаетъ онъ. — А дождь-то опять, кажись, пошелъ... Чортъ знаетъ, чт˜ такое! Скажи, на твое настроеніе очень дѣйствуетъ такая погода, или тебѣ все равно?

— Какъ же такъ все равно? — дѣловито говоритъ Никифоръ. — Конечно, жалко. Да у меня-то еще милость: и строенья-то всего одна изба... А, конечно, и та прѣетъ, протекаетъ... Желѣзная крыша, и та ржавѣетъ, не то чт˜ солома...

Баринъ, легонько усмѣхнувшись, медленно надѣваетъ шапку, медленно застегивается. Въ избѣ темь, — слѣдовало бы дать хоть гривенникъ на керосинъ. Но нынче давать особенно неловко.

Думая о дурацкой сказкѣ, онъ бредетъ въ темнотѣ, подъ мелкимъ дождемъ, къ своей жалкой усадьбѣ, мимо ограды старенькой церкви. За оградой, слабо освѣщая могилы, горитъ фонарь: церковь недавно обокрали. И говорятъ, что Никифоръ пропивалъ въ шинкѣ на большой дорогѣ мелкіе складни.

Анакапри. 12. III. 1913.

__________

// 98