<Бунин И. А. Воспоминания. Париж: Возрождение, 1950. С. 63—64>

ДЖЕРОМ ДЖЕРОМ

Кто из русских не знает его имени, не читал его? Но не думаю, чтобы многіе русскіе могли похвалиться знакомством с ним. Два, три человѣка развѣ — и в том числѣ я.

Я в Англіи до 1926 года не бывал. Но в этом году лондонскій Р. Е. N. Сlub вздумал пригласить меня на нѣсколько дней в Лондон, устроить по этому поводу литературный банкет, показать меня англійским писателям и нѣкоторым представителям англійскаго общества. Хлопоты на счет визы и расходы по поѣздкѣ клуб взял на себя — и вот я в Лондонѣ.

Возили меня в очень разнообразные дома, но в каждом из них я непремѣнно претерпѣвал что-нибудь достойное Джерома. Чего стоят одни обѣды, во время которых тебя жжет с одной стороны пылающій, как геенна огненная, камин, а с другой — полярный холод!

Перед самым отъѣздом из Лондона я был в одном домѣ, куда собралось особенно много народа. Было очень оживленно и очень пріятно, только так тѣсно, что стало даже жарко, и милые хозяева вдруг распахнули всѣ окна настежь, не взирая на то, что за ними валил снѣг. Я шутя закричал от страха и кинулся по лѣстницѣ спасаться в верхній этаж,

// 63

гдѣ тоже было много гостей, и на бѣгу услыхал за собой какія то радостныя восклицанія: неожиданно явился Джером Джером.

Он медленно поднялся по лѣстницѣ, медленно вошел в комнату среди почтительно разступившейся публики и, здороваясь со знакомыми, вопросительно обвел комнату глазами. Так как оказалось, что он пришел только затѣм, чтобы познакомиться со мной, то его подвели ко мнѣ. Он старомодно и как-то простонародно подал мнѣ большую, толстую руку и маленькими голубыми глазами, в которых играл живой, веселый огонек, пристально поглядѣл мнѣ в лицо.

— Очень рад, очень рад, — сказал он. — Я теперь, как младенец, по вечерам никуда не выхожу, в десять часов уже в постельку! Но вот разрѣшил себѣ маленькое отступленіе от правил, пришел на минутку — посмотрѣть какой вы, пожать вашу руку…

Это был плотный, очень крѣпкій и приземистый старик с красным и широким бритым лицом, в просторном и длиннополом черном сюртукѣ, в крахмальной рубашкѣ с отложным воротничком, под которым скромно лежала завязанная бантиком узкая черная ленточка галстуха, — настоящій старозавѣтный коммерсант или пастор.

Через нѣсколько минут он дѣйствительно ушел и навсегда оставил во мнѣ впечатлѣніе чего-то очень добротнаго и очень пріятнаго, но уж никак не юмориста, не писателя со всемірной славой.

// 64