О ГЕНИИ

У гениальных людей — поэтов, философов, живописцев, музыкантов — есть какое—то особое, тайное и неуловимое душевное свойство, без которого нельзя создать ничего подлинно великого и прекрасного. Что это? Воображение? Нет. Я знал людей с замечательным, сильным воображением, которые много обещали, но не сдержали своих обещаний или сдержали их лишь в самой незначительной степени. Ум? Нет. Самое обычное явление — люди большого ума, произведения которых растянуты, вялы и холодны. Остроумие? Нет. Остроумие говорит красивые слова, но с малым результатом. Жар, пыл, восторг? Нет. Горячие головы лезут из кожи вон, а все без толку. Чувствительность? Нет. Я знал таких, чьи души потрясались быстро и глубоко, таких, которые не могли слышать рассказа о чем—либо возвышенном, не приходя в исступление, в восторг, в упоение, в неистовство; узнать о каком—нибудь волнующем, трогательном факте, не проливая слез, — и в то же время по—детски лепечущих, всякий раз как им приходилось говорить или писать. Вкус? Нет. Вкус скорей сглаживает недостатки, чем создает прекрасное; это уменье в большей или меньшей степени приобретаемое — не прирожденная способность. Может быть, тут играет роль определенное устройство головы и внутренних органов, определенный состав соков? Согласен, но при условии, если признўют, что ни я и никто другой не имеют об этом отчетливого понятия, и если к этому добавят еще наблюдательность. Говоря о наблюдательности, я имею в виду не обыденную мелочную слежку за словами, поступками и выражениями лица, не столь свойственный женщинам такт, в отношении которого они превосходят самые сильные умы, самые великие души, самых мощных гениев. Эта тонкость, которую я сравнил бы с искусством продевать просяные зернышки сквозь игольное ушко, представляет собой жалкое, пошлое, ничтожное

214

умение, полезное лишь в мелких домашних делах, при помощи которого лакей, стремясь ускользнуть, обманывает своего хозяина, а хозяин — тех, у кого он сам состоит в лакеях. Наблюдательность, о которой я говорю, проявляется без усилий, без напряжения; она не всматривается, она видит, узнает, охватывает, не изучая. Она не располагает ни одним наличным явлением, но все они на нее воздействуют; и то, что у нее остается от них, — это особое чувство, которого нет у других; это редкостный механизм, который говорит: «вот это удастся»... и удается, «а вот это нет»... и не удается, «вот это правда, а это ложь»... и оказывается на самом деле так. Она дает себя знать и в большом, и в малом. Этот своеобразный дар предвидения неодинаков во всех жизненных условиях. У каждого состояния он — свой. Он не всегда гарантирует от падений; но падение, им вызываемое, никогда не влечет за собой презрения, и ему всегда предшествует неуверенность. Гениальный человек знает, что рискует; и знает это, не подсчитывая за и против; этот подсчет уже заранее готов у него в голове.

215