КАЛАМБУРЫ ВЪ ЖИЗНИ И ВЪ ЛИТЕРАТУРѢ

 

 

Я рѣшительно восстаю противъ одного стариннаго и укоренившегося въ русской литературѣ предразсудка на счотъ А. А. Краевскаго, редактора и издателя «Голоса», газеты политической и литературной. Почему, почему именно всѣ эти сатирическiя наши листки, все эти критики и лѣтописцы, фельетонисты и юмористы, всѣ, всѣ, и теперь, и прежде, и запрежде, и гораздо прежде, — всѣ, только лишь касалось или коснется дѣло до литературной дѣятельности А. А. Краевскаго, тотчасъ–же какъ–то странно перемѣняютъ тонъ, каковъ–бы онъ ни былъ до этого случая, и, кто бы ни были сами всѣ эти òрганы и дѣятели — тотчасъ–же начинаютъ престраннымъ образомъ шутить, и, что всего досаднѣе, дѣлаютъ это какъ будто совершенно невольно, съ такимъ безошибочнымъ и невиннымъ видомъ, какъ будто уж это рѣшено, что они имѣютъ какое–то литературное право на такiя странныя отношенiя? И вотъ этакъ–то продолжалось въ продолженiе всей литературной карьеры Андрея Александровича, начиная съ его «Бориса Годунова» и кончая его послѣдними штучками съ «героемъ Кастельфидардо». — По моему это какой–то смѣшной предразсудокъ и больше ничего. Это вздоръ. Это вздоръ надо искоренить. И на чемъ–же это основывается? Все дѣло въ томъ, что г. Краевскiй въ продолженiе своей литературной карьеры не успѣлъ, за дѣлами, сдѣлаться литераторомъ! Отнюдь мы этого не поставимъ ему въ упрекъ. Да и смѣшно было бы утверждать, что всякiй, кто не литераторъ, тотъ ужъ и не замѣчательный въ литературѣ человѣкъ. Напротивъ, Андрей Александровичъ весьма замѣчательный человѣкъ въ литературѣ. Мало того, — можно быть чудеснѣйшимъ человѣкомъ и чрезвычайно мало смыслить въ русской литературѣ. Коль ужъ на то пошло, скорѣй мы поставимъ это обстоятельство въ упрекъ русской литературѣ, а не Андрею Александровичу. Съ своей стороны, мы торжественно признаемъ за нимъ голосъ въ русской литературѣ. — Конечно, онъ желаетъ теперь (и недавно самъ заявилъ объ этомъ желанiи), чтобъ на журналы какъ можно меньше подписывались (если ужъ нельзя такъ сдѣлать чтобъ совсѣмъ на нихъ ее подписываться), а подписывались–бы лучше на газеты (т. е. «Голосъ», конечно: не станетъ–же Андрей Александровичъ приглашать на С. Петербургскiя Вѣдомости) . Но это желанiе, по моему, самое съ его стороны естественное. Каждому издателю хочется какъ можно больше подписчиковъ. А случись что лопнутъ всѣ журналы, такъ ужъ разумѣется къ «Голосу» придетъ больше публики. — Такимъ образомъ, нельзя и не согласиться, что г. Краевскiй издаетъ теперь голосъ уже не въ пользу, а отчасти въ ущербъ русской словесности, потому что все–таки публика хоть и выигрываетъ вмѣсто журналовъ «Голосъ», но за то теряетъ самые журналы. Но этимъ я вовсе не хочу сказать, что г. Краевскiй издаетъ и свой «Голосъ» въ ущербъ русской литературѣ, хотя впрочемъ, помѣщая въ немъ свой голосъ въ ущербъ русской литературѣ, онъ уже тѣмъ самымъ издаетъ и «Голосъ» въ ущербъ русской литературѣ. — Признаюсь, господа, я немного тутъ путаюсь съ этими двумя разными голосами. Терпѣть я не могу каламбуровъ, а они, какъ нарочно теперь, когда бы надо говорить яснѣе, такъ и лѣзутъ. И потому, чтобъ удобнѣе различить эти два голоса, назовемъ одинъ изъ нихъ — именно тотъ самый, который издаетъ Андрей Александровичъ въ ущербъ русской литературѣ, — его натуральнымъ голосомъ, т. е. тѣмъ, которымъ онъ обыкновенно говоритъ разныя слова. Тотъ–же «Голосъ», который издаетъ Андрей Александровичъ на пользу русской литературы., назову, для различiя отъ перваго и для ясности, — ненатуральнымъ голосомъ Андрея Александровича, тѣмъ болѣе, что онъ его только издаетъ, но имъ ничего еще до сихъ поръ не выговорилъ. Получаются такимъ образомъ два совершенно различные голоса и оба принадлежащiе Андрею Александровичу: олинъ его собственный натуральный голосъ, а другой хоть и тоже его собственный «Голосъ», но уже ненатуральный. Натуральный раздается въ ущербъ русской литературы, а ненатуральный издается въ пользу русской литературы, и натуральный помѣщается въ ненатуральномъ, такъ что ненатуральный «Голосъ» Андрея Александровича заключаетъ въ себѣ и натуральный голосъ Андрея Александровича, Но къ сожаленiю моему я замѣчаю, что тутъ выходитъ опять закорючка: вѣдь ненатуральный «Голосъ», издающiйся на пользу русской литературы, помѣщая въ себѣ натуральный голосъ, раздающiйся во вредъ русской литературы, тѣмъ самымъ тотчасъ–же и самъ становится вреденъ русской литературѣ; да кромѣ того, — я именно съ тѣмъ и перо взялъ, чтобъ доказать, что и натуральный–то голосъ Андрея Александровича, раздавшiйся въ ущербъ русской литературы, совсѣмъ ненатураленъ, а напротивъ вызванъ одними только, не касающимися литературы, интересами «Голоса», ненатуральной газеты Андрея Александровича. Какже мнѣ быть теперь съ такими гадкими и глупѣйшими каламбурами, которые сами напрашиваются и будто нарочно изъ–подъ пера выскакиваютъ? Вѣдь изъ–за нихъ выходитъ теперь, что Андрей Александровичъ издаетъ оба свои голоса въ ущербъ русской литературѣ. Что дѣлать; мнѣ кажется, въ этой путаницѣ отчасти онъ самъ виноватъ, и именно тѣмъ, что всю жизнь на свое литературное дѣло смотрѣлъ не какъ на дѣло, а какъ на дѣла. При такомъ взглядѣ на литературу всегда каламбуръ выйдетъ. Конечно, этими словами я вовсе не хочу сказать чего–нибудь дурнаго собственно и про дѣла, т. е. что эти дѣла были не дѣло. Напротивъ, не дѣлая литературнаго дѣла, а обративъ его въ дѣла, Андрей Александровичъ тѣмъ самымъ обдѣлалъ и свои дѣлишки, и до такой степени увѣрепъ въ томъ самъ, что даже и теперь, въ «Голосѣ», заявляя желанiя свои о подпискѣ, хотя и говоритъ не дѣло, но, говоря это не дѣло, воображаетъ, что успѣетъ обдѣлать другое дѣло, которое наиболѣе считаетъ за дѣло и которое отлично могло бы устроить его дѣла... Тьфу пропасть, опять полонъ ротъ каламбуровъ! Господа, я увѣренъ, вы смотрите на меня съ сожалѣнiемъ; но позвольте однакоже, дайте и мнѣ оправдаться; я вамъ докажу сейчасъ, самымъ естественнымъ образомъ, что тутъ, заговори только обо всѣхъ этихъ дѣлахъ, никакъ уже нельзя миновать каламбура и опять–таки все по той же причинѣ (совершенно отъ меня не зависящей) , что тутъ, изъ литературнаго дѣла, дѣлаютъ дѣла, а не дѣло. Смотрите, вотъ передъ нами «Голосъ» и въ немъ объявленiе. Объ чемъ–же гласитъ это объявленiе? Это объявленiе гласитъ объ изданiи ежемѣсячнаго журнала «Отечественныхъ Записокъ» въ будущемъ 1865 году. (Слушайте!) Извѣстно, что редакторъ «Отечественныхъ записокъ» — тотъ–же самый Андрей Александровичъ, который издаетъ и «Голосъ». (Слушайте, слушайте!). Говорится во–первыхъ, въ этомъ объявленiи, что «Отечественныя Записки», вмѣсто прежней, неуклюжей и несвоевременной формы своего выхода, въ каждый мѣсяцъ по одной книжкѣ, получатъ въ будущемъ году болѣе легкую и своевременную форму, а именно — будутъ являться двумя книжками въ мѣсяцъ, такъ что выйдетъ уже не двѣнадцать книжекъ въ годъ, а двадцать четыре. «Плохой признакъ!» думаете вы, еще незная, въ чемъ дѣло. «Всѣ падающiе и обезсилѣвшiе журналы обыкновенно прибѣгаютъ къ такимъ же самымъ механическимъ уловкамъ самоспасенiя. Чѣмъ–бы духомъ обновляться, они обновляются какимъ–нибудь внѣшнимъ кунштикомъ, — или на части дробятся, или обертку мѣняютъ, — и воображаютъ, что этимъ спасутъ себя. Тяжолый журналъ, раздробляясь на двѣ кнпги, не станетъ отъ этого легче, и слишкомъ увлекается Андрей Александровичъ, думая, что отъ легкости раздробившихся книжекъ упавшаго журнала его будетъ легче поднять». Такъ думаете вы, но подумавъ побольше и сообразивъ факты, вы увидите, что главное дѣло не въ этомъ, а въ томъ, съ какою цѣлью было написано все объявленiе. Попробуйте прочесть нижеслѣдующее; это ужь говоритъ самъ Андрей Александровичъ:

 

«Форма ежемѣсячныхъ журналовъ, являющихся въ видѣ толстой книги, усвоена была нашей перiодической литературой въ то время, когда журналы и газеты не касались еще ни политики внѣшней, ни сужденiй о вопросахъ внутренней жизни, когда журналы довольствовались только искусствомъ, только наукою — по возможности, въ ихъ отвлеченной формѣ... Съ 1834 по 1856 г. форма толстыхъ ежемѣсячныхъ книгъ была почти единственною въ русской журналистикѣ. Но съ 1856 года положенiе это измѣнилось къ лучшему: журналы получили возможность говорить о тѣхъ реформахъ, которыя предпринимаются правительствомъ; литературѣ сдѣлались болеѣ доступны и науки политическiя, и иностранная политика; стали являться произведенiя, проникнутыя болѣе близкимъ отношенiемъ къ жизни ежедневной. Вслѣдствiе всего этого газеты получили силу, которой они никогда не имѣли въ Россiи; ежемѣсячные же журналыпотеряли все свое прежнее значенiе. И нѣтъ ничего удивительнаго: чисто литературные и чисто ученые интересы, которымъ исключительно служили прежнiе журналы, отодвинулись на второй планъ; а между тѣмъ слишкомъ отдаленнные сроки появленiя книжекъ лишали редакцiю возможности своевременно вѣсти имѣющую безспорно важное значенiе хронику политической и общественной жизни и участвовать въ рѣшенiи возникающихъ вопросовъ. Обыкновенно событiе, давно уже извѣстное, обсуженное газетами, является въ журналѣ чрезъ мѣсяцъ, черезъ два послѣ того какъ о немъ объявлено въ ежедневныхъ листахъ, а въ провинцiю приходитъ съ помощью ежемѣсячнаго журнала и нашей тяжелой почты такъ поздно, что о немъ къ тому времени читатели успѣютъ уже и забыть. Такое неблагопрiятное положенiе ведетъ къ тому, что самые жизненные отдѣлы журнала должны прекратиться, и изданiя эти поневолѣ превращаются въ сборники или литературныхъ статей, или ученыхъ трактатовъ, большею частью чисто теоретическаго направленiя. Журналъ ежемѣсячный перестастъ имѣть то значенiе, которое имѣлъ нѣкогда и которое было условлено отсутствiемъ въ обществѣ политическихъ интересовъ и преобладанiемъ литературныхъ; а интересы литературные не такъ скоропреходящи, какъ политическiе и общественные».

 

«Что–же это такое? подумалъ–было я, нѣсколько уливленный, когда прочиталъ это; «съ перваго взгляду какъ будто и дѣло, а потомъ...» Да полно правду–ли ужь тутъ наговорилъ Андрей Александровичъ! Во–первыхъ, онъ утверждаетъ, что ежемѣсячные журналы потеряли свое прежнее значенiе, газеты–же получили силу. И все это съ 1856 года. Но припоминая и соображая, я вывожу, что напротивъ, именно около этого времени журналы–то и усилились и получили новое эначенiе въ публикѣ; именно около этого времени основалось много новыхъ журналовъ и нѣкоторые изъ нихъ достигли громаднаго числа подписчиковъ, въ сравненiи съ прежними временами. Изъ нихъ основался въ Москвѣ «Русскiй Вѣстникъ» и имѣлъ до 7000 подписчиковъ, нѣкоторые–же говорятъ, что и болѣе. Онъ и теперь имеетъ до 4ООО подписчиковъ. «Современникъ» возросъ, съ прежнихъ 4000 (maximum прежняго времени), до 6000 подписчиковъ. Основалось «Русское Слово» и живетъ до сихъ поръ. Четыре года тому назадъ началось «Время», совершенно новый журналъ, и на второй уже годъ имѣло болѣе 4500 подписчиковъ, на третiй годъ доходило до 5ООО подписчиковъ и зашло–бы, можетъ–быть и дальше, еслибъ журналъ продолжался. Началась въ нынѣшнемъ году «Эпоха»... Вѣдь это, какъ хотите, факты. Этакъ не падаютъ и не теряютъ значенiя въ публикѣ. Вотъ «Отечественныя записки», правда, потеряли прежнее значенiе, но вѣдь это можетъ быть совсѣмъ не отъ тѣхъ причинъ, которыя выставилъ Андрей Александровичъ, а такъ, оттого что старое старится, а молодое растетъ — вотъ и все. Но можетъ быть Андрей Александровичъ не одно такое паденiе имѣлъ въ виду. Онъ вотъ говоритъ дальше, что почему–то «самые жизненные отдѣлы журнала должны прекратиться, и изданiя эти поневолѣ превращаются въ сборники или литературныхъ статей, или ученыхъ трактатовъ, большею частью чисто теоретическаго направленiя». Какъ такъ, прекратиться? — говорю я, начиная еще болѣе удивлятся. Да вѣдь это не только противъ фактовъ, но и противъ смыслу, потому именно, что самая сущность газетъ, какъ летучихъ минутныхъ изданiй, различна отъ сущности журналовъ; такъ что эти сущности одна другую исчерпать и въ себѣ совмѣстить не могутъ — газета не можетъ замѣнить журнала, а журналъ не можетъ замѣнить газету — а должны подобныя изданiя, каждое, слѣдовать своимъ путемъ и держаться своей дороги. И почему же самые жизненные отдѣлы журналовъ должны прекратиться? почему именпо журналамъ остается говорить только въ «чисто теоретическомъ» направленiи? Законъ это какой, или обязанность? Что подразумѣвалъ тутъ Апдрей Александровиъ? Да вѣдь все, именно все что было пережито за это послѣднее время, съ 56 года, въ журналахъ–же было пересказано, все это отразилось и явилось въ нихъ, потому что у насъ вся литература совокупляется въ однихъ журналахъ. Тамъ какъ–бы ни явилось, а явилось. Какъ умѣли и какъ могли, такъ и заявляли. А газеты, и имѣлно тѣ, которые наиболѣе теперь читаются, — явились только въ недавнее время. И «Московскiя Вѣдомости» и теперешнiя «С.–Петербургскiя» — очень недавно явились въ теперешнихъ своихъ редакцiяхъ, а «Голосъ», тотъ и основался–то только съ прошлаго года, и покамѣстъ до сихъ поръ, сколько мы знаемъ, еще ничего не сказалъ такого особеннаго, чтобы можно было заключить что–нибудь особенное. Даже можетъ быть, не только особеннаго, но и ничего нельзя заключить изъ того, что онъ высказалъ. Впрочемъ это ужь на любителя. Любопытно однако–же узнать что именно подразумѣваетъ «Голосъ» подъ этою «жизненностью журнальныхъ отдѣловъ»? Ужь не «реформы–ли, предпринимаемыя правительствомъ», какъ онъ выше говоритъ въ своемъ объявленiи, ужь не «науки–ли политическiя и иностранную политику», ужь не «произведенiя–ли, проникнутыя болѣе близкимъ отношенiемъ къ жизни ежедневной?» Но вѣдь объ этомъ и только объ этомъ и говорятъ журналы; мало того, тольхо журналы и могутъ говорить объ этомъ какъ слѣдуетъ, т. е. способны сказать о подобныхъ предметахъ (разумѣется по возможности и по способности) вѣское, значительное и обстоятельное слово, потому что они имѣютъ время изучать, соображать и выводить результаты изъ накопившихся фактовъ. Ежедневныя–же наприм. газеты не имѣютъ на это достаточно времени, должны помѣщать факты такъ, кàкъ они въ ту минуту явились, иногда совершенно отдѣльно и внезапно, такъ что и говорите, объ нихъ могутъ только тò, что въ данную минуту могутъ о нихъ сказать, за неимѣнiемъ времени ждать накопленiя однородныхъ фактовъ, чтобъ изучить ихъ и вывести изъ нихъ безошибочное и безпристрастное слѣдствiе. А одни факты, безъ обстоятельнаго ихъ изученiя и безъ окопчательнаго слова о нихъ — только суета и путаница. Вообще–же, даже и претензiи не могутъ брать на себя газеты — высказывать скорѣе другихъ что–нибудь точное, прочное и окончательное, чему причиною именно тѣ, что двухъ дѣлъ разомъ дѣлать нельзя. И чтò значитъ: «произведенiя проникнутыя болѣе  близкимъ отношенiемъ къ жизни ежедневной». Есть много книгъ, проникнутыхъ несравненно болѣе близкимъ и продолжительнымъ отношенiемъ къ жизни ежедневной, чѣмъ множество газетъ ежедневныхъ. Дѣло въ дѣлѣ, а невъ одномъ факте ежедновности. Если–же газеты захотѣли бы взять на себя и изученiе и полную разработку тѣхъ фактовъ, о которыхъ заявляютъ у себя ежедневно, и взялись–бы представлять эту разработку въ видѣ обстоятельныхъ, прочныхъ и основательныхъ трактатовъ, ранѣе всѣхъ другихъ, собственно потому что онѣ газеты, — то смѣло можно сказать — онѣ взялись–бы за невозможное дѣло, Да и тò изученiе и та разработка фактовъ, которые газеты могли–бы сдѣлать (даже и не ранѣе другихъ) , доступны имъ только въ видѣ заключительныхъ словъ, окончательныхъ выводовъ, въ видѣ почти голословныхъ или уже слишкомъ малословныхъ мнѣнiй, хотя и вѣрныхъ, можетъ–быть, но необстоятельныхъ и сокращенныхъ, за физической невозможностью говорить иначе; не хватитъ у нихъ на это ни мѣста, ни времени, да и по сущности своей должны онѣ заниматься совсѣмъ другимъ, а не этимъ. Всего нельзя взять на себя. Нигдѣ газеты не исчерпывали всю насущную жизнь человѣчества и не совмѣщали въ себѣ всю жизненность данной минуты. Я здѣсь говорю о журналахъ и о газетахъ вообще, безъ отношенiя къ «Голосу» и къ нашимъ ежемѣсячнымъ журналамъ. Если–же примѣнить все вышесказанное къ «Голосу» и сообразить, что это онъ одинъ хочетъ заключить въ себѣ всю нашу жизненность — (не о С. Петербургскихъ–же Вѣдомостяхъ» онъ говоритъ) — да еще рекомендуетъ себя въ этомъ отношенiи публикѣ единственно на томъ основанiи, что онъ выходитъ листами раздѣльно, на каждый день по листу, а не въ видѣ тридцати листовъ разомъ, — то это было–бы уже слишкомъ механически съ его стороны. Слишкомъ уже механически понимаетъ жизнь Андрей Александровичъ. По его философiи выходитъ, что жизненность заключается въ раздробленiи предмета на части, Этакъ было–бы уже слишкомъ легко жить. Руби съ плеча и дѣло съ концомъ. — Это дѣло не дрова, Андрей Александровичъ. — Можно подозрѣвать, что почтенный издатель «Голоса» принимаетъ за жизненность еще и то, что онъ печатаетъ въ «Голосѣ» телеграмы и имѣетъ способъ уведомлять, прежде всѣхъ, о случившихся вчерашнiй день фактахъ. Не говоря уже о томъ, что настоящее дѣло не въ томъ только состоитъ, что я скажу о немъ первый и прежде другихъ, а въ томъ какъ и что я скажу, — положимъ прямо, что издатель «Голоса» будетъ говорить какъ восьмой мудрецъ. Но если онъ точно восьмой мудрецъ, то онъ тутъ–же, сейчасъ послѣ телеграмы, и долженъ прибавить: «Говорю, что могу сказать въ данный моментъ, а дальше подождемъ и посмотримъ. Вотъ вамъ извѣстiе, — и того ужъ довольно, что я вамъ первый его сообщаю и свое слово на первый разъ говорю; цѣните это, — ну, положимъ хоть въ пятнадцать рублей съ пересылкою на домъ. Но то, чтò выйдетъ или можетъ выйти изъ всѣхъ этихъ фактовъ, не только сразу, но можетъ быть и годами–то иногда не разучишь. Вѣдь не всякое дѣло въ двѣ минуты кончается. Подожду, соображу, чтó скажутъ и другiе и всѣ. Умъ и жиэнь всѣмъ принадлежатъ, а не мнѣ одному. Да у меня и мѣста нѣтъ, чтобъ все говорить. Я непременно объ этихъ фактахъ обязуюсь вамъ высказать мое собственное и даже руководящее мнѣнiе впослѣдствiи, когда время придетъ, но ужъ конечно послѣ того, когда жизнь и наука свое слово скажутъ и многое мнѣ объяснятъ, да и то вкратцѣ скажу — въ видѣ руководящей статьи, которыя я всѣ самъ пишу. А чтобъ окончательно быть à la hauteur du sujet, обратитесь и къ тѣмъ, которые этими дѣлами спецiальнѣе и подробнѣе меня занимаются. Вѣдь оттого, что они подробнѣе и пространнѣе дѣло изложатъ и его изучатъ, у дѣла не убудетъ жизненности, а напротивъ они–то можетъ быть жизненную–то сердцевину дѣла и отыщутъ и разрѣшатъ. Дѣло не въ телеграмахъ и не въ раздробленiи по листамъ и не въ одной скорости, не въ одной поспѣшности передачи извѣстiй. Извѣстiе–то всегда есть, да чтò передать–то о немъ — вотъ затрудненiе! Вотъ за границей вездѣ издаются по поводу изученiя накопившихся фактовъ книги, трактаты, брошюры, и всѣ ихъ читаютъ, кому надо жить и кто интересуется своею жизнiю. У насъ, по укоренившейся нашей привычкѣ, книгъ еще очень мало выходитъ, развѣ въ перепечаткахъ изъ журналовъ да въ переводахъ, а вся литература совокупляется покамѣстъ въ журналахъ. Ну, и читайте журналы... Вѣдь не всѣ–же они издавались и издаются «по возможности въ отвлеченной формѣ», какъ я въ объявленiи моемъ о нихъ заявилъ, — (точно они ужъ нарочно старались издаваться въ отвлеченной формѣ, да еще «по возможности», т. е. какъ будто сами изъ кожи лѣзли, чтобъ быть какъ только возможно отвлеченнѣе). Вѣдь интересы политическiе и общественные вовсе не такъ скоропреходящи, какъ я тоже объ нихъ заявилъ въ томъ–же объявленiи. Это я съ хитростью тамъ написалъ. Вы не вѣрьте; да и повѣрить–то этому нельзя, потому что это безсмыслица. Напротивъ, чѣмъ важнѣе политическiй и общественный интересъ, тѣмъ дольше онъ продолжается, и тѣмъ бòльшаго и основательнаго требуетъ изученiя. Есть интересы, которые и въ двѣ недѣли проходятъ сбъ всемъ своимъ слѣдомъ, а есть и такiе, которые цѣлый вѣкъ сряду бываютъ насущвыми, а другiе по многу вѣковъ не проходятъ. По крайней мѣрѣ мѣсяцъ–то сроку, до выхода журнальныхъ книжекъ, проживутъ. Такъ вѣдь эти–то послѣднiе интересы поважнѣе первыхъ. Не въ одной поспѣшности и не въ одномъ первомъ словѣ, которое я о нихъ въ «Голосѣ» тотчасъ произнесу, состоитъ вся ихъ жизченность. И поспѣшишь, да людей насмѣшишь. И то часто людей смѣшимъ, не все–же на одного себя принимать. Да и не всякъ тотъ правъ, кто впередъ выскакиваетъ. Пожалуй и поспѣшишь сказать, да иной разъ какъ съ дубу. Послушаемъ и умныхъ людей. А послѣднiй–то, можетъ, и меня лучше скажетъ. Всякому свое найдется, не говоря уже о томъ, что есть бездна отдѣловъ, которые, уже по самой сущности газетъ, въ нихъ войти не могутъ, и о которыхъ надо–же кому–нибудь говорить...»

Но этакъ не говоритъ Андрей Александровичъ и журналамъ оставляетъ одну мертвую, безжизненную теорiю... а на свой пай всю жизненную суть беретъ... Ну, а науки? а литература? а искусство? а изученiе коренныхъ фактовъ нашей насущной жизни и ея особенностей — и въ этомъ пожалуй Андрей Александровичъ не видитъ ничего современнаго, живаго, впечатляющаго, насущнаго? А реформы правительства, а перерожденiе нашего внутренняго быта, а продолжающiеся огромные факты нашей современной русской жизни, вродѣ на прим. крестьянской реформы и рядомъ съ ней вопроса капитального и основного, — о теперѣшнемъ положенiи дворянства? Вѣдь это вопросы не скоропреходящiе, постоянные, не по двѣ недѣли живущiе, а вѣковые, которые еще нужно пережить, чтобъ разрѣшить окончательно и которые требуютъ долгаго, постояннаго и прочнаго изученiя и наблюденiя, а между тѣмъ они вопросы не мертвые, а самые жизненные. Не всѣ–же вопросы похожи на вопросъ о Блóнденѣ, или о томъ — какiя увеселенiя происходили на прошлой недѣлѣ въ Фонтенебло. Даже смерть какого–то господина Мокара, объ которомъ до этого случая никто пичего не зналъ, и о которой вдругъ заявили все телеграмы и premier–петербурги — насъ не такъ взволновала, какъ вышеприведепные постоянные наши вопросы, требующiе огромного и жизненнаго изученiя. И неужели, какъ только кто–нибудь начнетъ говорить о нихъ добросовѣстно, подробно, основательно и, главное — не вкратцѣ, не по листамъ каждодневно, а въ формѣ особыхъ статей, то уже сейчасъ–же и пишится жизненности и ужь не будетъ стоить никакого вниманiя читателей? И почему, почему непремѣнно, если напечатать свое слово въ книгѣ, а не по листамъ, такъ ужь и выйдетъ сейчасъ отвлеченно и непремѣнно въ «теоретическомъ» направленiи? Мнѣ кажется Андрей Александровичъ тутъ просто сбился, отъ излишняго желанiя подписчиковъ, и попалъ въ каламбуръ. За дѣлами, онъ можетъ–быть не успѣлъ еще изучить философiю вопроса о теоретическомъ и практическомъ и знаетъ практическое только на практикѣ. Постараемся–же помочь ему въ этомъ случаѣ и изложимъ ему философiю теоретическаго и практическаго вкратцѣ и по возможности популярно. Направленiе теоретическое, — это вотъ видите–ли, такое, когда дѣйствуютъ непрактически, говорятъ на обумъ, изъ своей головы, больше фантазiями, чѣмъ основываясь на точномъ пониманiи вопроса о томъ, гдѣ раки зимуютъ. Ну, а практическое, — это такое направленiе, когда ужь говорятъ и дѣйствуютъ не теоретически, а такъ, что мимо рта ложки не пронесутъ. Самый яркiй примѣръ соединенiя сихъ двухъ направленiй въ одно представляетъ собою самъ «Голосъ». «Голосъ» хотя, въ сущности и теоретическаго направленiя, потому что говоритъ весьма часто наобумъ, не подумавши, фантазiями, а бòльшею частiю такъ и совсѣмъ не знаетъ что говорить, — но въ то–же время онъ и практическаго направленiя, потому что преслѣдуетъ цѣли деликатныя и весьма интересныя. А такъ какъ преслѣдовать подобныя дѣликатныя цѣли все–таки надо не на обумъ, а подумавши, то и ныходитъ, что иногда а нельзя двумя дѣлами заниматься разомъ и смѣшивать теорiю съ практикой, иначе пожалуй не туда попадешь, да и цѣли своей повредишь. Зналъ–бы себѣ «Голосъ» однѣ свои цѣли дѣликатныя, да поменьше–бы говорилъ. Молчать–то въ иномъ случаѣ выгоднѣе, а то и людей насмѣшишь... Вотъ полная философiя теоретическаго и практическаго, въ изложенiи краткомъ и общедоступномъ.

– Но позвольте однако–же, скажетъ мнѣ кто–нибудь, это все философiя, а вы обѣщались заявить каламбуръ. Вы хотѣли, кажется, доказать, что заговори только обо всѣхъ этихъ дѣлахъ, такъ уж и нельзя миновать каламбура. Гдѣ–же тутъ каламбуръ?

– А вотъ не угодно–ли прочесть еще немножко подальше изъ объявленiя Андрея Александровича, если вы до сихъ поръ еще не замѣтили каламбура сами. И обратите вниманiе на то, что эта вторая тирада, которую мы сейчасъ выпишемъ, этотъ крутой iереходъ отъ преимущества газетъ къ «Отечественнымъ Запискамъ» слѣдуетъ прямохонько за первой тирадой, которую прочли вы выше, безо всякаго промежутка:

 

«Все это эаставило редакцiю «Отечественныхъ Записокъ» измѣнить срокъ появленiя книжекъ и, вмѣсто двѣнадцати выдавать подписпикамъ въ годъ двадцать–четыре книги (около 250 страницъ каждая), т. е. по двѣ книжки въ мѣсяцъ, перваго и пятнадцатаго числа каждаго мѣсяца. Двухнедѣльный выпускъ журнала дастъ болѣе возможности своевременно групировать и обозрѣвать какъ внѣшнiя политическiя событiя, такъ и общественную жизнь Россiи; въ эти же болѣе близкiе сроки выхода книжекъ редакцiя можетъ скорѣе знакомить читателя со статьями, имѣющими современный интересъ, но по своему объему неявляющимися въ газетахъ. Двухнедѣльный срокъ дастъ болѣе возможности сообщать также и литературныя извѣстiя своевременно. Романы, которые тянутся въ ежемѣсячныхъ журналахъ по нѣскольку мѣсяцевъ, могутъ быть напечатаны несравненно скорѣе въ двухнедѣльпомъ изданiи и своевременнѣе удовлетворять возбуждаемый ими интересъ.»

 

Какъ–же не каламбуръ? Знанте ли какъ–бы надо было по–настоящему читать это мѣсто, сейчасъ послѣ первой тирады? Вотъ какъ: «Все это заставило редакцiю «Голоса» склонить своихъ подписчиковъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ и подписчиковъ «Отечественныхъ Записокъ», уже не подписываться болѣе на «Отечественныя Записки», а вмѣсто нихъ подписываться на «Голосъ»; потому во–первыхъ, что какая–же нужда въ изданiи, въ которомъ «самые жизненные отдѣлы должны прекратиться», какъ мы сами–же, издатели, въ этомъ–же самомъ объявленiи свидѣтельствуемъ? Во–вторыхъ, вѣдь «Отечественныя Записки» обращаются теперь «только въ сборникъ литературныхъ статей или учоныхъ трактатовъ, но большею частiю чисто теоретическаго направленiя». Ну какая–же разница съ «Голосомъ»? Во–первыхъ въ «Голосѣ» (и ужь конечно въ одномъ только «Голосѣ», не въ «С. Петербургскихъ–же Вѣдомостяхъ»?) совокупляется все, что только есть теперь жизненнаго въ русской литературѣ, а во–вторыхъ, направленiе въ немъ такое практическое, что самъ «Сынъ» позавидуетъ. Можетъ быть вы соблазняетесь тѣмъ, что мы обѣщаемся издавать вамъ «Отечественныя Записки» но два раэа въ мѣсяцъ и что такимъ образомъ «двухнедѣльный выпускъ журнала дастъ болѣе возможности своевременно группировать и обозрѣвать какъ внѣшнiя политическiя событiя, такъ и общественную жизнь въ Россiи». — Ну не чудаки ли вы, господа? Подумайте: не смѣшная–ли это причина послѣ всего того, что мы выше высказали! Вѣдь не стали–бы мы даромъ руки на себя подымать! Ну чтожъ изъ того, что мы мѣсячный срокъ сокращаемъ на двухнедѣльный? Ну положимъ и вправду что журналъ, отъ одного только этого механическаго раздробленiя книжекъ, возродится духомъ и воскреснетъ. Пусть даже онъ станетъ черезъ это разомъ лучше всѣхъ нашихъ журналовъ. Да вѣдь все–таки онъ на цѣлыхъ четырнадцать дней отстанетъ отъ «Голоса», отъ его телеграмъ и вчерашнихъ извѣстiй, а стало–быть ровно въ четырнадцать разъ будетъ отвлеченнѣе, теоретичнѣе и безжизненнѣе «Голоса». «Голосъ» ужь одно слово «Голосъ»! Подписывайтесь, пожалуй, если только у васъ лишнiя деньги есть, и на «Отечественыя Записки»; мы не препятствуемъ; но если вы въ состоянiи подписываться только на одно какое–нибудь изданiе, то смѣшно ужь будетъ, если вы предпочтете «Голосу» «Отечественныя Записки». Не сталъ–же бы я самъ, редакторъ и издатель «Отечественныхъ Записокъ», читать вамъ напрасно цѣлую рацею о безжизненности журналовъ сравнительно съ газетами, и гдѣ–же? — въ самомъ объявленiи объ «Отечественныхъ Запискахъ»! Не даромъ–же я говорилъ, вашу–же пользу имѣлъ въ виду. — И наконецъ (между нами), врядъ–ли и выгода какая–нибудь будетъ отъ того, что мы каждые пятнадцать дней выходить будемъ. Дѣло–то не въ механикѣ, а въ умѣ. Иному и во весь годъ умного слова не удается сказать; а вы хотите, чтобъ мы въ пятнадцать дней справились... (1)

Вотъ–бы какъ слѣдовало по–настоящему написать, чтобъ не противоречить первой тирадѣ. А между тѣмъ вышелъ каламбуръ: «Голосъ» рекомендуетъ Отечественныя Записки», а онѣ изъ благодарности должно быть, говорятъ что онѣ теоретичны и безжизненны и рекомендуютъ вмѣсто себя Голосъ. Какъ–же не каламбуръ? А все отъ того, что тутъ дѣла, а не дѣло.

И до того это очевидно и ясно, что даже послѣднее преимущество, оставленное въ видѣ утѣшенiя журналамъ передъ газетами, — и то–было разрушено Андреемъ Александровичемъ въ ближайшихъ номерахъ Голоса. И того, даже ради Отечественпыхъ Записокъ, не пощадилъ! Сказано было, что литература и романы остаются жугналамъ и что это — ихъ особенность передъ газетами. И вотъ въ Голосѣ тотчасъ–же, вслѣдъ за этимъ, одинъ «постороннiй, но безпристрастный критикъ» поспѣшилъ изложить свое безпристрастное кипенiе (какъ кстати!), что съ появленiемъ Голоса и его телеграмъ вся литература и все искусство убиты у насъ на повалъ, потеряли все свое прежнее значенiе и болѣе не возродятся, да и не къ чему имъ возрождаться. Что не только, напримѣръ, хоть Тургеневъ или кто–нибудь изъ современныхъ писателей, но даже самъ Гоголь теперь уже анахронизмъ передъ Голосомъ. Мало того, что нѣтъ ни одной драмы на свѣтѣ (даже и Шекспировой?), которая–бы могла равняться въ значенiи съ телеграмами Голоса. Это ничтожная и глупѣйшая статья весьма любопытна — не смѣшнымъ содержанiемъ своимъ, — а какъ извѣстнаго рода фактъ нашего времени. И кто не замѣчалъ, сколько тупости и оскуденiя ума, сколько дѣтскаго неумѣнiя и безсилiя, сколько недоросшаго и неспособнаго до чего нибудь дорасти, сколько колебанiя въ убѣжденiяхъ и убѣжденьицахъ, сколько гнилости въ неспособности куда нибудь приткнуться и на какое–нибудь дѣло набрести — оказалось вдругъ, въ послѣднее время, въ нашемъ обществѣ, сбившемся и потерявшемся отъ послѣднихъ реформъ; вдругъ поставленномъ на свои ноги и оставленномъ на свои силы, давно уже оторвавшемся отъ всего роднаго къ живого и ни къ чему не пристроившемся! Какъ ни жалко–комичны нѣкоторые факты, хоть–бы литературной напримѣръ жизни нашей, какъ ни ничтожны иногда всѣ эти бездарныя пародiи «своихъ собственныхъ» мнѣнiй, голосовъ, направленiе и проч., мы все–таки считаемъ довольно любопытнымъ и даже серьознымъ дѣломъ, — разобрать подробнѣе, въ одномъ изъ ближайшихъ номеровъ нашихъ, хоть одно изъ этихъ послѣднихъ явленiй нашей общественной жизни. На первый случай возьмемъ нашу «политическую науку и политическую жизнь» какъ выражается «Голосъ». Тема огромная, но не пугайтесь, господа, мы займемся покамѣстъ только нашими ежедневными политическими газетами, издающимися въ С.–Петербургѣ, и постараемся изучить и опредѣлить безпристрастно — насколько дѣйствительно совмѣщаютъ они въ себѣ жизненнаго и живительнаго въ настоящiй трудный и роковой моментъ нашей общественной жизни?



(1) Мы отнюдь не желали-бы, чтобъ эти слова были отнесены на счотъ Отечественныхъ Записокъ. Мы искренно желаемъ Отечественнымъ Запискамъ всякаго успѣха и обновленiя и первые будемъ ихъ привѣтствовать на ихъ новой дорогѣ, если дѣйствительно окажется у нихъ какая-нибудь новая дорога. Отеч. Зап. журналъ старинный и почтенный, имѣющiй свою замѣчательную исторiю въ исторiи нашей литературы. Какже не интересоваться имъ, не смотря даже на его безцветную и ничѣмъ не замѣчательную исторiю въ послѣднiе годы? Настоящее же объявленiе очевидно совершилось по волѣ Андрея Александровича. Такъ мы и понимаемъ это событiе.