подписка на 1865 годъ

_____

 

объ изданIи ежемѢсячнаго журнала

 

эпоха

 

литературнаго и политическаго

 

издаваемаго семействомъ М. Достоевскаго

_______

 

Изданiе «ЭПОХИ», журнала литературнаго и политическаго, будетъ продолжаться въ будущемъ 1865 году семействомъ покойнаго Михаила Михайловича Достоевскаго. Эпоха будетъ выходить по прежнему, разъ въ мѣсяцъ, въ прежней програмѣ, въ объемѣ нашихъ ежемѣсячныхъ журналовъ, т. е. отъ 30 до 35 листовъ большого формата въ каждой книгѣ.

Собственники журнала принимаютъ въ изданiи его непосредственное участiе.

Всѣ прежнiе всегдашнiе сотрудники покойнаго редактора, и почти всѣ тѣ писатели, которые помѣщали свои произведенiя въ изданiяхъ М. Достоевскаго (Гг. Порѣцкiй, Аверкiевъ, Страховъ, М. Владиславлевъ, Ахшарумовъ, А. А. Головачовъ, Долгомостьевъ, Островскiй, Плещеевъ, Полонскiй, Милюковъ, Ѳ. Достоевскiй, Бабиковъ, Фатѣевъ, Майковъ, Тургеневъ и многiе другiе) по прежнему будутъ помѣщать свои труды въ Эпохѣ.

Изъ нихъ, А. Н. Островскiй положительно обѣщалъ намъ въ будущемъ году свою комедiю. И. С. Тургеневъ увѣдомилъ насъ, что первая написанная имъ повѣсть будетъ помѣщена въ нашемъ журналѣ. Ѳ. М. Достоевскiй, кромѣ постояннаго, непосредственнаго своего участiя въ Эпохѣ, помѣститъ въ ней въ будущемъ году свой романъ. Журналъ постоянно расширяетъ кругъ своихъ сотрудниковъ.

Направленiе журнала неуклонно остается прежнее. Разработка и изученiе нашихъ общественныхъ и земскихъ явленiй, въ направленiи русскомъ, нацiональномъ, по прежнему будутъ составлять главную цѣль нашего изданiя. — Мы по прежнему убѣждены, что не будетъ въ нашемъ обществѣ никакого прогресса, прежде чѣмъ мы не станемъ сами настоящими русскими. Признакъ–же настоящаго русскаго теперь, это — знать то, чтò именно теперь надо не бранить у насъ на Руси. Не хулить, не осуждать, а любить умѣть — вотъ что надо теперь наиболѣе настоящему русскому. Потому что кто способенъ любить и не ошибается въ томъ, чтò именно ему надо любить на Руси — тотъ уже знаетъ чтò и хулить ему надо; знаетъ безошибочно и чего пожелать, что осудить, о чемъ сѣтовать, ичего домогаться ему надо; и полезное слово умѣетъ онъ лучше и понятнѣе всякаго другого сказать, — полезнѣе всякаго присяжнаго обличителя. Многое научились мы бранить въ нашемъ отечествѣ, и иногда, надо отдать справедливость, довольно остроумно и какъ–будто даже и метко бранились. Чаще–же всего городили ужаснѣйшiй вздоръ, за который покраснѣютъ за насъ грядущiя поколѣнiя. Но за то мы до сихъ поръ не научились и, почти сплошь, не знаемъ того чтò именно должно не бранить на Руси. За это и насъ никто не похвалитъ. Въ самомъ дѣлѣ, въ чемъ мы наиболѣе всѣ ошибаемся и въ чемъ всѣ до ярости несогласны другъ съ другомъ? Въ томъ: чтò именно у насъ есть хорошаго? Еслибъ намъ только удалось согласиться въ этомъ пунктѣ, мы–бъ тотчасъ–же согласились и въ томъ, что у насъ есть не хорошаго. Неумѣлость эта — опасный и червивый признакъ для общества. Вотъ отчего насъ, (т. е. общество) до сихъ поръ и не понимаетъ народъ. Народъ и мы — любимъ розно; вотъ въ чемъ нашъ главный пунктъ раздѣленiя. — Непонятно и смѣшно другимъ стало наше выраженiе: «почва». Почва вообще есть то, за что всѣ держатся и на чемъ всѣ укрѣпляются. Ну, а держатся только того что любятъ. А чтò мы любимъ и умѣемъ любить теперь въ Россiи искренно, непосредственно, всѣмъ существомъ нашимъ? Что намъ въ ней теперь дорого? Развѣ не за стыдъ, не за ретроградство считаютъ у насъ до сихъ поръ идею о томъ, что мы — сами по себѣ, что мы своеобразны, своеисторичны? Развѣ не за принципъ науки считаютъ у насъ, что нацiональность, въ смыслѣ высшаго преуспѣянiя, есть нѣчто вродѣ болѣзни, отъ которой избавитъ насъ всестирающая цивилизацiя?

По нашему убѣжденiю, какъ–бы ни была плодотворна сама по себѣ чья–нибудь захожая къ намъ идея, но она лишь тогда только могла–бы у насъ оправдаться, утвердиться и принести намъ дѣйствительную пользу, когда–бы сама нацiональная жизнь наша, безо всякихъ внушенiй и рекомендацiй извнѣ, сама собой выжила эту идею, естественно и практически, вслѣдствiе практически сознанной всѣми ея необходимости и потребности. Ни одна въ мiрѣ нацiональность, ни одно, сколько нибудь прочное государственное общество, еще никогда не составлялись доселѣ по предварительно рекомендованной и заимствованной откуда–нибудь извнѣ програмѣ. Все живое составлялось само собой и жило въ самомъ дѣлѣ, взаправду. Всѣ лучшiя идеи и постановленiя запада были выжиты у него самостоятельно, рядомъ вѣковъ, вслѣдствiе органической, непосредственной и постепенной необходимости. Тѣ, которые начинали въ Англiи парламентъ, ужъ конечно не знали во что онъ обратится впослѣдствiи. Отчего–же обличители наши отказываютъ намъ въ собственной, своеобразной жизни и смѣются надъ выраженiями нашими: «органическая, почвенная, самостоятельная жизнь?» Но смѣясь свысока, они то и дѣло ошибаются сами и путаются въ современныхъ явленiяхъ нашей нацiональной жизни, не зная какъ и опредѣлить ихъ: органическими или наносными, хорошими или дурными, здоровыми или червивыми? Они до того теряютъ точность въ опредѣленiях, что даже начинаютъ бояться опредѣленiй и все чаще и чаще спасаются въ отвлеченность. Все болѣе и болѣе нарушается въ заболѣвшемъ обществѣ нашемъ понятiе о злѣ и добрѣ, о вредномъ и полезномъ. Кто изъ насъ, по совѣсти, знаетъ теперь что зло и что добро? Все обратилось въ спорный пунктъ и всякiй толкуетъ и учитъ по своему. Говоря это, мы не выставляемъ разумѣется себя безошибочными и всезнающими; напротивъ, мы, также какъ и всѣ, можемъ городить вздоръ, совершенно искренно и добросовѣстно. Мы не попрекая говорили сейчасъ; мы сокрушаясь говорили. Но намъ все–таки кажется, что наша точка зрѣнiя даетъ возможность вѣрнѣе и безошибочнѣе разузнать и точнѣе распредѣлить то, что кругомъ насъ происходитъ (мы не журналъ нашъ хвалимъ теперь, мы точку зрѣнiя хвалимъ). На такой точкѣ зрѣнiя мы уже не можемъ, напримѣръ, оставаться въ недоумѣнiи передъ недавними фактами нашей нацiональной жизни, не зная какъ отнестись къ нимъ т. е. и за общечеловѣческiя наши убѣжденiя боясь, и неотразимый фактъ проглядѣть боясь, — сбиваясь и путаясь и на всякой случай наблюдая благоразумное вилянiе туда и сюда.

Ни одна земля отъ своей собственной жизни не откажется и скорѣе захочетъ жить туго, но все–таки жить, чѣмъ жить по–чужому и совсѣмъ не жить. Мудрецы и реформаторы являлись въ народахъ тоже органически и имѣли успѣхъ не иначе, какъ только когда состояли въ органической связи съ своимъ народомъ. Говорятъ, въ то время, когда шло у насъ дѣло объ улучшенiи быта нашихъ крестьянъ, одинъ французскiй префектъ заявилъ и свой проектъ изъ Францiи. По его мнѣнiю выходило, что ничего нѣтъ легче какъ дѣло освобожденiя; что стоитъ только издать указъ, состоящiй въ томъ, что всѣ имѣющiе родиться въ русской землѣ, съ такого–то года и съ такого–то числа, родятся свободными. Et c’est tout. И удобно и гуманно. Надъ этимъ французомъ у насъ смѣялись, — совершенно напрасно по нашему. Во первыхъ, онъ разумѣется рѣшилъ посвоему, по духу и идеалу своей нацiи и не могъ быть въ своемъ рѣшенiи не французомъ. По убѣжденiю же француза человѣкъ безъ земли, пролетарiй — все–таки можетъ считаться свободнымъ человѣкомъ. По русскому, основному, самородному понятiю не можетъ быть русскаго человѣка безъ общаго права на землю. Западная наука и жизнь доросли только до личнаго права на собственность, слѣдственно чѣмъ же былъ французъ виноватъ? Чѣмъ же онъ виноватъ когда мы сами наше братское, широкое понятiе о правѣ на землю, за низшую степень экономическаго развитiя по западной наукѣ считаемъ? А во вторыхъ, чѣмъ выше этого француза наши собственные журнальные мыслители и теоретики? — Всякая здоровая и земская сила вѣритъ въ себя и въ свою правду и это есть самый первый признакъ здоровья народнаго. Эта народная вѣра въ себя и въ собственныя силы, — вовсе не застой, а напротивъ залогъ жизненности и энергiи жизни и отнюдь не исключаетъ прогресса и преуспѣянiя. Безъ этой вѣры въ себя не устоялъ бы наприм. впродолженiе вѣковъ бѣлорусскiй народъ и не спасъ бы себя никогда. — Народъ, какъ бы ни былъ онъ грубъ, не станетъ упорствовать въ дряни, если только самъ сознáетъ что это дрянь, и будетъ имѣть возможность измѣнить ее по своему собственному распоряженiю и усмотрѣнiю. Отъ науки тоже никогда народъ самъ собой не отказывается. Напротивъ, если кто искренно чтитъ науку, такъ это народъ. Но тутъ опять то–же условiе: надо непремѣнно чтобъ народъ самъ, путемъ совершенно самостоятельнаго жизненнаго процесса дошолъ до этого почитанiя. Тогда онъ самъ къ вамъ придетъ и попроситъ себя научить. Иначе и науку онъ не приметъ отъ васъ и отъ дряни своей никогда не откажется. Народъ же выживаетъ свои выводы практически, на примѣрахъ. А чтобы имѣть собственный, неоспоримый примѣръ, надо жить самостоятельно, надо натолкнуться на этотъ примѣръ настоящей практической жизнiю. И такъ что же выходитъ? Выходитъ что не надо посягать на самостоятельность жизни нацiональной, а напротивъ всѣми силами расширять эту жизнь и какъ можно болѣе стоять за ея самобытность и оригинальность. Нашъ русскiй прогрессъ не иначе можетъ опредѣлиться и хоть чѣмъ–нибудь заявить себя, какъ только по мѣрѣ развитiя нацiональной жизни нашей и пропорцiонально разширѣнiю круга ея самостоятельной дѣятельности, какъ въ экономическомъ, такъ и въ духовномъ отношенiи, — пропорцiонально постепенности освобожденiя ея отъ вѣковой ея въ себѣ замкнутости. Повторяемъ, — вотъ къ чему прежде всего надо стремиться и чему надо способствовать. До тѣхъ поръ будетъ у насъ на виду одно только смѣшенiе языковъ въ нашемъ образованномъ обществѣ и чрезвычайное духовное его безсилiе. Мы видимъ какъ исчезаетъ наше современное поколѣнiе, само собою, вяло и безслѣдно, заявляя себя странными и невѣроятными для потомства признанiями своихъ «лишнихъ людей». Разумѣется мы говоримъ только объ избранныхъ изъ «лишнихъ» людей, (потому что и между «лишними» людьми есть избранные); бездарность же и до сихъ поръ въ себя вѣритъ и досадно не замѣчаетъ какъ уступаетъ она дорогу новымъ, невѣдомымъ здоровымъ русскимъ силамъ, вызываемымъ наконецъ къжизни въ настоящее царствованiе. И слава Богу!

Конечно всѣ мы, въ нашей литературѣ, всѣ, кромѣ весьма немногихъ, вообще говоря — любимъ Россiю, желаемъ ей преуспѣянiя и всѣ ищемъ для нея того, что получше. Одного только жаль: всѣ мы желаемъ и ищемъ каждый по своему и расползлись въ разныхъ «направленiяхъ» какъ раки изъ кулька. Почти всѣ у насъ ссорятся и перессорились. Правда, ничего болѣе намъ не оставалось и дѣлать въ качествѣ уединенныхъ людей и покамѣстъ никому ненадобныхъ и никѣмъ не прошенныхъ. Но все–таки, если проявлялись гдѣ признаки самостоятельной жизни въ нашемъ обществѣ (т. е. собственно въ образованномъ обществѣ), то ужъ конечно наиболѣе въ литературѣ. Вотъ почему мы, не смотря на смѣшенiе языковъ и понятiй и на всеобщiя ссоры, все–таки смотримъ на нашу литературу съ уваженiемъ, какъ на явленiе жизненное и въ своемъ родѣ — совершенно органическое. — Осуждая другихъ въ ссорахъ и распряхъ, мы не думаемъ исключить и себя; мы тоже не избѣжали своей участи; не извиняемся и не оправдываемся; скажемъ одно: мы всегда дорожили не вèрхомъ въ спорѣ, а истиной. Конечно, и ловкiя спекуляцiи на убѣжденiя уже водятся въ нашей литературѣ; но въ сущности, даже и тутъ — болѣе явленiй смѣшныхъ, чѣмъ серьозныхъ; болѣе комическихъ исторiй, раздражонныхъ самолюбiй и напрашивающихся въ карикатуру претензiй, чѣмъ истинно–грустныхъ и позорныхъ фактовъ. Мы обѣщаемся внимательно слѣдить за ходомъ и развитiемъ нашей литературы и обращать вниманiе на все, по нашему мнѣнiю, значительное и выдающееся. Мы не будемъ избѣгать и споровъ и серьозной полемики, и готовы даже преслѣдовать то, что считаемъ вреднымъ нашему общественному сознанiю; но личной полемики мы положительно хотимъ избѣгать, хотя и не утверждаемъ, что до сихъ поръ не были сами въ ней, хотя–бы и невзначай, виноваты. Мерзитъ это намъ и не понимаемъ мы какъ можно позорить бранью и сознательной клеветой людей (на что рѣшаются нѣкоторые), за то только, что тѣ несогласны съ нами въ мысляхъ. — Хвалить дурное и оправдывать его изъ–за принципа, мы не можемъ и не хотимъ. Издавать журналъ так, чтобы всѣ отдѣлы его пристрастно составлять изъ однихъ подходящихъ фактовъ; видѣть въ данномъ явленiи только то, что намъ хочется видѣть, а все прочее игнорировать и умышленно устранять; называть это «направленiемъ» и думать, что это и правильно и безпристрастно и честно, — мы тоже не можемъ. Не такъ разумѣемъ мы направленiе. — Мы не боимся изслѣдованiя, свѣту и ходячихъ авторитетовъ. — Мы всегда готовы похвалить хорошее даже у самыхъ яростныхъ нашихъ противниковъ. — Мы всегда тоже готовы искренно сознаться въ томъ, въ чемъ мы ошибались, тотчасъ же какъ намъ это докажутъ.

Эпоха, съ самаго начала своего существованiя, подверглась большимъ и неожиданнымъ неудачамъ. Во первыхъ, она вышла поздно; покойный издатель объявилъ объ изданiи своего журнала только въ февралѣ нынѣшняго 1864 г. Первые два номера, въ одной книгѣ, могли выйти не ранѣе 20 марта. Слѣдственно журналъ опоздалъ съ самаго начала. Покойный издатель обѣщалъ войти въ сроки и непремѣнно бы сдержалъ свое слово; для этого онъ имѣлъ передъ собой девять мѣсяцевъ и сдѣлалъ–бы это, постепенно, не торопясь и такимъ образомъ не вредя составу номеровъ журнала поспѣшностью.

Но неожиданная болѣзнь и смерть его совершенно остановили изданiе почти на полтора мѣсяца. Образовавшаяся наконецъ редакцiя увидѣла вдругъ передъ собой бездну новыхъ трудностей, которыя должна была преодолѣвать.

Во первыхъ опоздали поневолѣ вдвойнѣ противъ прежняго.

Во вторыхъ, — письменныя сношенiя журнала, нѣсколько сотъ рукописей хранящихся въ конторѣ журнала, — все это было незнакомо, неизвѣстно; все это предстояло разобрать и распутать, иногда совершенно безо всякой руководящей нити. Переписка съ иногородными увеличилась, усложнилась. Прежнiя рѣшоныя дѣла требовали объясненiя, провѣрки, новыхъ рѣшенiй. Рукописи требовали новаго разбора и новаго съ ними знакомства. Не говоримъ уже о чисто–матерiальныхъ препятствiяхъ и заботахъ, которыя однакоже всѣ требовали настоятельнаго и скорѣйшаго разрѣшенiя и отнимали время у редакцiи. Тѣмъ не менѣе редакцiя поставила себѣ въ обязанность ввести журналъ въ срокъ. Сентябрскiй и октябрскiй номера будутъ печататься разомъ въ двухъ типографiяхъ и выдутъ оба въ ноябрѣ мѣсяцѣ. Ноябрскiй и декабрскiй номера выйдутъ въ декабрѣ. Январскiй № будущаго 1865 г. выйдетъ непремѣнно въ январѣ. Придать дѣлу такой усиленный ходъ редакцiя не могла съ самаго начала; она должна была сперва обезпечить почти всѣ отдѣлы журнала, не повредивъ ему поспѣшностью.

Редакцiя обратитъ особенное вниманiе на разсылку своего журнала въ губернiи и доставку его подписчикамъ. Хотя жалобъ на неправильную доставку книгъ получалось въ редакцiи не болѣе, чѣмъ въ прежнее время, но тѣмъ не менѣе редакцiя сознается, что должны быть произведены улучшенiя, и она непремѣнно займется ими.

 

Подписка на Эпоху принимается

 

ВЪ ПЕТЕРБУРГѢ

Въ книжномъ магазинѣ А. Ѳ. Базунова, на Невскомъ проспектѣ, въ домѣ Энгельгардъ

ВЪ МОСКВѢ

Въ книжномъ магазинѣ И. В. Базунова, на Страстномъ бульварѣ, въ домѣ Загряжскаго

 

ЦѢНА:

 

Въ Петербургѣ и Москвѣ  .  . 14 р. 50 к.

Съ пересылкою и доставкою . 16 »  —»

 

иногородные адресуютъ свои требованiя просто: Въ Редакцiю Журнала ЭПОХА въ С.–Петербургѣ. Почтамту извѣстно помѣщенiе редакцiи.

Редакцiя отвѣчаетъ за исправность доставки журнала только подписавшимся въ вышеозначенныхъ конторахъ или въ самой редакцiи.

 

редакторъ А. Порѣцкiй.

 

_______

 

 

ПОДПИСКА НА «ЭПОХУ» ПРОДОЛЖАЕТСЯ

 

ЦѢНА:

 

ДЛЯ НОВЫХЪ ПОДПИСЧИКОВЪ

 

Въ Петербургѣ и Москвѣ    . . . 14 р. 50 к.

съ пересылкою и доставкою . . . 16 р.

 

ДЛЯ ПОДПИСЧИКОВ «ВРЕМЕНИ» 1863 Г.

 

безъ пересылки и доставки . . . 6 р.

съ пересылкою и доставкою . . . 7 р.

 

 

_______

 

 

Октябрская книга «ЭПОХИ» выйдетъ на дняхъ. Ноябрская и Декабрская — въ Декабрѣ. Январская книга 1865 года выйдетъ въ Январѣ.

 

ПОДПИСКА НА 1865 ГОДЪ ПРИНИМАЕТСЯ.