Мотивы исправительныхъ наказанiй

 

______

 

Ни одна отрасль знанiй не подвигалась такъ медленно на пути развитiя, какъ наука уголовнаго права. Построившись на абстрактныхъ теорiяхъ, она долго не признавала правъ гражданства за ученiями, формировавшимися путемъ опыта и могущими видоизмѣнить весь ея характеръ...

Борьба новыхъ тенденцiй съ старыми была упорная и продолжительная. Наконецъ первыя мало–по–малу начали очищать уголовную почву отъ гнилыхъ корней и сѣять на ней знанiя, возникающiя изъ изслѣдованiй живой дѣйствительности. Брошенныя въ нее сѣмена дали такiе ростки, которые обнаружили большую или меньшую несостоятельность наказанiй во имя одной абсолютной справедливости; уяснили, что преступленiя зависятъ иногда отъ причинъ, лежащихъ внѣ воли человѣка; что — по крайней мѣрѣ въ той сферѣ, въ которой вращается современный человѣкъ — они бывали продуктомъ случайныхъ обстоятельствъ, различныхъ экономическихъ, соцiальныхъ, религiозныхъ и политическихъ условiй, болѣзней мозга, нервной системы, органовъ слуха, и зрѣнiя и сильныхъ дѣйствiй аффектовъ, недающихъ человѣку ни минуты для размышленiя: совершить или нѣтъ данное дѣянiе, вызываемое напряжонностью, возбужденностью и раздражительностью чувствъ. Наконецъ даже и при условiи полной свободы воли въ дѣятельности человѣка все–таки оказывается, что нѣтъ безусловно злой или доброй воли, также какъ нѣтъ безусловно нравственныхъ или безнравственныхъ людей, что совершенная испорченность человѣка — абстрактъ, что если подвергнуть индивидума изслѣдованiю, то всегда можно найти въ немъ не совсѣмъ поврежденныя нравственныя сѣмена, которыя при рацiональной культурѣ дадутъ и хорошiй плодъ; что даже кровавыя дѣйствiя суть только высшая точка зла и поворотъ отъ зла къ добру, такъ какъ большею частью вслѣдъ за совершоннымъ злодѣянiемъ является полное раскаянiе и желанiе снова ступить на путь добра и истины и смыть съ совѣсти своей кровавый слѣдъ и т. д. Всѣ эти мотивы, о которыхъ мы поговоримъ подробнѣе въ особой статьѣ, измѣнили взглядъ уголовнаго права на преступность и наказуемость, приведя его къ тому выводу, что нé для чего преступнаго субъекта — казнить или подвергать пожизненному заключенiю безъ особенно важной причины, такъ какъ преступникъ не лютый звѣрь вѣчно опасный для общества, а человѣкъ, могущiй при другихъ условiяхъ быть снова полезнымъ дѣятелемъ для себя и той среды, въ которой живетъ. Эти тенденцiи конечно не могли не повлiять на уголовные кодексы. И вотъ законодатели мало по–малу начали уничтожать мучительныя казни и пытки и обращать вниманiе на замѣну сырыхъ ямъ и тюремъ болѣе человѣколюбивымъ устройствомъ мѣстъ заключенiя, съ внесенiемъ въ нихъ по возможности исправительныхъ элементовъ.

Такимъ образомъ уголовные кодексы, не отрѣшаясь совершенно отъ принципа наказанiй вообще и уголовныхъ въ особенности, начали отводить у себя мѣсто только такимъ мѣрамъ, въ основанiе которыхъ легла мысль — исправленiе преступника. Вслѣдствiе этого возникъ рядъ исправительныхъ системъ. Но подвергнувъ ихъ изслѣдованiю, нельзя не замѣтить, что всѣ онѣ удовлетворяютъ принципу исправленiя только внѣшнимъ видомъ, а не внутреннимъ содержанiемъ. Справедливость этого мы разсмотримъ здѣсь по возможности.

 

_______

 

I

 

Системы тюремнаго заключенiя

 

Тюремное заключенiе строится по двумъ системамъ: филадельфiйской (пенсильванской), въ основанiе которой легъ принципъ одиночнаго, келейнаго заключенiя, и оборнской съ принципомъ молчанiя.

Характеръ первой системы заключается въ томъ, что каждый арестантъ долженъ помѣщаться въ отдѣльной кельи съ лишенiемъ всякаго сообщенiя съ обществомъ. Систему эту придумали квакеры, вслѣдствiе предположенiя, что аскетическiй образъ жизни заключонныхъ послужитъ для послѣднихъ полнымъ рычагомъ къ исправленiю; что они, не развлекаясь ничѣмъ постороннимъ, кромѣ чтенiя библiи, углубятся въ самихъ себя и, сознавъ свои прошлыя ошибки и заблужденiя, ступятъ на путь покаянiя. Поэтому тюрьмы предназначенныя для этой цѣли, получили и названiе — домовъ покаянiя (penitentiaris).

Характеръ другой системы, — оборнской, заключается въ томъ, что арестанты помѣщаются въ отдѣльныя кельи только на ночь; днемъ–же они работаютъ всѣ вмѣстѣ, но съ соблюденiемъ строгаго молчанiя.

По принципу этихъ двухъ системъ возникли тюрьмы въ Соединенныхъ–Штатахъ Америки и въ европейскихъ государствахъ. Такъ въ Соединенныхъ–Штатахъ Америки въ 1818 и 1821 г. квакеры и филадельфiйское общество начали устроивать два пенитенцiарiя: одинъ — въ Питтсбургѣ, а другой — въ Герри–Гилль. Характеристика ихъ обрисовывается изъ очерка послѣдней тюрьмы. Пенитенцiарiй этотъ имѣетъ видъ правильнаго восьмиугольника, окружоннаго высокою и толстою стѣною съ входными воротами. Арестанты помѣщаются въ немъ въ отдѣльно–устроенныхъ кельяхъ, но такъ, что не могутъ сообщаться другъ съ другомъ; даже кушанье подается имъ чрезъ отверстiя въ стѣнахъ келiй. Единственныя развлеченiя для нихъ — прогулки въ маскахъ по дворикамъ тюремнымъ, — и то при строгомъ молчанiи, — чтенiе библiи и еженедѣльныя проповѣди священника, котораго они видятъ и слышатъ становясь у порога полуотворенныхъ дверей своихъ келiй. Для сохраненiя въ тюрьмѣ тишины всѣ служащiе должны говорить шопотомъ, и чтобы тишина эта не нарушалась ничѣмъ, сторожа имѣютъ резиновую или войлочную обувь, а колеса тюремныхъ экипажей покрываются кожею. Къ дисциплинарнымъ тюремнымъ наказанiямъ принадлежатъ: лишенiе библiи, заключенiе въ карцерѣ (темной кельи) и дача въ пищу только хлѣба и воды.

Въ эти кельи Сѣверо–Американскiе Штаты долго помѣщали живыхъ людей и, рѣдко исправляя ихъ, превращали иныхъ въ сумасшедшихъ. Въ настоящее–же время продуктами сумасшествiя надѣляетъ только Пенсильванiя, придерживаясь келейной системы; въ другихъ–же штатахъ преобладаетъ оборнская система.

Въ Англiи господствуетъ келейное заключенiе. Ея пенитенцiарiй въ Лондонѣ, — Мильбанкъ, вмѣщаетъ въ себѣ до 1200 человѣкъ. Онъ имѣетъ форму правильныхъ пятиугольниковъ. Внутри ихъ образуется пространство тоже въ видѣ правильнаго пятиугольника. Другой пенитенцiарiй построенъ въ Пентанвилѣ въ видѣ лучистой звѣзды. Арестанты помѣщаются въ отдѣльныхъ кельяхъ, гдѣ имъ дозволяется учиться и работать; ихъ водятъ ежедневно въ церковь и на прогулку также въ маскахъ и не дозволяется говорить другъ съ другомъ. Тюремное наказанiе за проступки выражается: заковыванiемъ, лишенiемъ постѣли, содѣржанiемъ на хлѣбѣ и водѣ, заключенiемъ въ темную келью и наказанiемъ плетьми. Въ другихъ–же тюрьмахъ графствъ за проступки подвергаютъ арестантовъ непроизводительнымъ работамъ, заключающимся въ томъ, что арестанта ставятъ на ступенчатое колесо съ тѣмъ, чтобы онъ заставлялъ оборачиваться колесо переступанiемъ съ ступеньки на ступеньку; или–же заставляютъ его вертѣть туго обращающееся колесо въ машинѣ. Въ военныхъ тюрьмахъ Англiи, въ замѣнъ этихъ наказанiй, арестантъ долженъ переносить съ одного мѣста на другое бомбы и ядра и складывать ихъ въ кучи. Вмѣненiе такихъ различныхъ тюремныхъ наказанiй обнаруживаетъ шаткость англiйскаго правосудiя. Такъ напримѣръ, почему за одни и тѣ–же проступки англiйское правосудiе считаетъ необходимымъ подвергать провинившихся въ Мильбанкѣ и Пентавилѣ — легкимъ наказанiямъ, а въ другихъ тюрьмахъ — тяжолымъ?

Къ Францiи не привилась пенитенцiарная система съ принципомъ полнаго одиночнаго заключенiя; новѣйшiя тюрьмы ея построены по системѣ оборнской, гдѣ арестанты во время работъ и даже въ свободное время подвергаются строгимъ наказанiямъ за нарушенiе устава молчанiя; даже надсмотрщикамъ запрещено говорить съ арестантами, исключая особенно побудительныхъ къ тому причинъ. Само собою разумѣется, что уставъ тюремный не можетъ соблюдаться во всѣй точности, что и порождаетъ рядъ наказанiй, количество которыхъ обнаруживаетъ слѣдующiй фактъ. Изъ рапорта Перро за 1860 г. видно, что на 22,000 арестантовъ приходилось около 63,000 наказанiй. Значитъ каждый арестантъ провинился противъ тюремнаго устава всего только три раза въ годъ, — цифра удивительно малая, взявъ въ соображенiе суровость и неестественность самаго устава, соблазнъ и поводъ къ нарушенiю его.

Въ Бельгiи, не смотря на то, что дѣйствуетъ кодексъ французскiй, пенитенцiарная система пустила глубокiе корни и преобладаетъ надъ другими видами лишенiя свободы.

Въ Италiи одиночное заключенiе также прiютилось вездѣ, исключая Сардинiи, гдѣ преобладала оборнская система. Но теперь кажется и она скоро поколеблется отъ составленнаго тамошнею коммисiею проэкта, построеннаго на началахъ строгаго одиночнаго заключенiя.

Въ Португалiи также вводится келейное заключенiе.

Въ Баденѣ и въ Ольденбургѣ примѣненъ принципъ келейнаго заключенiя.

Въ Норвегiи также существуетъ келейное заключенiе.

Въ Данiи господствуетъ оборнская система.

Въ Швейцарiи преобладала оборнская система и лишь нынѣ устроены пенитенцiарiи въ Сен–Галленѣ и Женевѣ.

Въ Россiи морское министерство также вноситъ въ бытъ свой пенитенцiарную систему.(*) Поэтому нынѣ устроиваютъ въ Петербургѣ, въ такъ называемой Голландiи, трехъ–этажную тюрьму. Нижнiй этажъ предназначается для келейнаго заключенiя; среднiй, состоящiй изъ общихъ каморъ, — для лицъ арестованныхъ за проступки противъ дисциплины; а верхнiй — предназначается для арестантовъ за проступки, носящiе начало безнравственное. Въ зданiи имѣется церковь, въ которой для одиночныхъ арестантовъ у задней стѣны близь балюстрады устроены отдѣльные каморки для каждаго. Каморки эти запираются снаружи, а въ дверяхъ сдѣланы рѣшотки, сквозь которыя арестантъ можетъ видѣть и слышать службу. Въ тюрьмѣ будетъ библiотека, гдѣ неграмотныхъ арестантовъ будутъ обучать грамотѣ. Кромѣ того, для больныхъ имѣется лазаретъ. А для обученiя арестантовъ на дворѣ предполагается поставить мачту. Самый долгiй срокъ заключенiя будетъ около 2 лѣтъ.

Пруссiя придерживается оборнской системы, введеной въ смирительные дома и лишь въ Берлинѣ устроена тюрьма Моабитъ по системѣ строгаго одиночнаго заключенiя. Въ ней арестанты содержатся келейно. Во время прогулокъ на нихъ надѣваютъ маски и заставляютъ гулять съ особеннымъ педантизмомъ — на разстоянiи десяти шаговъ другъ отъ друга. Школы и церковь устроены такъ, что каждый изъ нихъ помѣщается въ особую клѣтку, гдѣ можетъ видѣть только учителя или проповѣдника. Наказанiя въ ней были такiя–же какъ въ лондонскихъ тюрьмахъ, исключая наказанiй тѣлесныхъ. Нынѣ–же прусское правительство вводитъ въ центральныхъ исправительныхъ домахъ слѣдующiя наказанiя: лишенiе горячей пищи, заключенiе въ комнату неимѣющую пола, содержанiе у застѣнка въ оковахъ, тѣлесное наказанiе палками и плетьми. Женщинъ–же беременныхъ и кормящихъ грудныхъ дѣтей велѣно за проступки заставлять таскать большой деревянный чурбанъ. Изъ этого видно, что Пруссiя не желаетъ отстать отъ Саксонiи во взглядѣ на карательныя мѣры, а имѣнно: въ Саксонiи исправительная келья за проступки арестантовъ состоитъ изъ маленькой комнаты, въ которой полъ составленъ изъ четыре–стороннихъ брусковъ, расположенныхъ стоймя и обращенныхъ острiемъ кверху. Мебель комнаты составляетъ кубическiй табуретъ, стороны котораго образуютъ такiя–же острыя ребра, какъ и полъ. Чтобы наказанный не принималъ мѣръ противъ боли отъ лежанiя, хожденiя и сиденья на этихъ острiяхъ, на него надѣвается особенная рубаха, отнимающая эту возможность. Volkszeitung von Central–Deutschland сообщаетъ, что Вальдгейскiй исправительный домъ въ теченiи года снабдилъ арестантовъ 22,000 ударовъ палками.

Изъ представленнаго очерка различныхъ тюремъ лучшимъ пенитенцiарiемъ считается Бруксальская тюрьма. Поэтому и опишемъ ее.

Бруксальская тюрьма построена по улучшенной системѣ одиночнаго заключенiя.

Отдѣльныя камеры состоятъ въ ней изъ чистыхъ, свѣтлыхъ комнатъ, заключающихъ въ себѣ кровать съ тюфякомъ, подушками, двумя простынями и шерстянымъ одѣяломъ; стулъ, столъ, шкапъ съ книгами и канцелярскими принадлежностями, ремесленный станокъ, стѣнной календарь, вѣшалку, списокъ ремесленныхъ снарядовъ, данныхъ арестанту, и правила тюремнаго порядка; кромѣ того находится посуда для ѣды, хлѣбъ, соль, ножикъ, ложка и проч. Камеры освѣщаются газомъ посредствомъ проведенныхъ въ нихъ рожковъ, а нагрѣваются при помощи отдушниковъ. Пища арестантовъ слишкомъ бѣдна, а имѣнно: въ 7 часовъ утра даютъ супъ обыкновенный, къ обѣду и въ полдень супъ говяжiй и овощи, а черезъ день четыре лота говядины; вечеромъ въ 8 часовъ — раздается снова супъ, а въ продолженiе дня дается полтора фунта хлѣба. Работаютъ арестанты десять часовъ въ день. Работы такого свойства, что могутъ принести существенную пользу по выходѣ изъ тюрьмы. За исполненiе назначенной работы арестантъ получаетъ въ день по крейцеру, а за изготовленную вещь плату по тарифу. Половинная часть отдается ему на руки тотчасъ, а другая вручается по выходѣ изъ тюрьмы. За умышленную порчу вещей, за неисполненiе обязательнаго труда и нарушенiе правилъ тюремной дисциплины арестантъ подвергается одному изъ слѣдующихъ наказанiй: «выговоръ, лишенiе награды и отличiй, темный арестъ, отнятiе пищи и постели, наложенiемъ цѣпей и наконецъ наказанiе (Strafstuhl), состоящее въ томъ, что человѣка ремнями привязываютъ къ деревянному креслу, такъ чтобы онъ не могъ дѣлать никакихъ движенiй. Положенiе это, говорятъ, крайне мучительно.»

Бруксальская тюрьма разрѣшаетъ посѣщенiе арестанта родственниками и знакомыми; но свиданiе допускается только разъ въ месяцъ и въ особо устроенной прiемной комнатѣ, которая состоитъ изъ трехъ частей, отдѣленныхъ одна отъ другой перилами. Поэтому при свиданiи арестанты впускаются въ одну часть изнутри заведенiя, въ среднемъ отдѣленiи помѣщается сторожъ, а въ послѣднемъ — гости; при этомъ пространство между посѣтителемъ и арестантомъ такъ велико, что имъ приходится почти кричать разговаривая. Лишь только опасно больные могутъ быть навѣщаемы родственниками въ кельяхъ своихъ. Переписка съ родственниками разрѣшается: они могутъ получать и отсылать въ мѣсяцъ до двухъ писемъ, которыя подлежатъ просмотру тюремнаго начальства. — Въ тюрьмѣ есть комнаты для больныхъ. Но въ нихъ помѣщаются только серьозно больные; при легкихъ–же болѣзняхъ арестанты остаются въ своихъ кельяхъ. Арестанты посѣщаются докторомъ разъ въ недѣлю, а больные два раза въ день. На обязанности доктора лежитъ также надзоръ за отопленiемъ, чистотою воздуха, достаточнымъ движенiемъ арестантовъ, пищею ихъ и наблюденiе: не развивается–ли въ комъ–либо изъ арестантовъ психической болезни; при чомъ докторъ обязанъ наводить справки на родинѣ арестанта. Опасность предупреждается помѣщенiемъ его въ общiя рабочiя залы или отсылкою въ сумасшедшiй домъ для особаго леченiя, если это оказывается нужнымъ.

Тюрьма имѣетъ двѣ школы: одна въ 36, а другая въ 39 мѣстъ. Школы эти устроены такъ, что арестанты, видя учителя, не видятъ другъ друга.

Предметы обученiя: грамота, ариѳметика, основныя понятiя естественныхъ наукъ, исторiя, медицина, рисованiе и церковное пѣнiе. Особенно способные обучаются сверхъ того въ своихъ кельяхъ. Вообще общешкольное ученiе пополняется частнымъ, т. е. предписывается учителямъ посѣщать каждодневно не менѣе 50 арестантовъ, съ цѣлiю разспрашивать ихъ поняли–ли они дѣло и разъяснять имъ рождающiяся сомнѣнiя. До 60–ти лѣтъ отъ роду ученiе для арестантовъ обязательно, а за этотъ возрастъ обучаютъ только по ихъ собственному желанiю.

Въ Бруксалѣ находится церковь которая подобно школѣ построена восьмиугольникомъ. Мѣста въ ней отдѣдяются другъ отъ друга высокими перегородками, идутъ рядами и амфитеатромъ, начиная ниже алтаря и подымаясь все выше до органа. Богослуженiе производится въ церкви по воскреснымъ и праздничнымъ днямъ и въ будни разъ въ недѣлю. Кромѣ того каждому арестанту два раза въ недѣлю дается урокъ изъ закона божiя. На обязанностяхъ духовныхъ лицъ лежитъ посѣщенiе арестантовъ вообще, а больныхъ и страждущихъ въ особенности.

Бруксальская тюрьма заключаетъ въ себѣ садъ, въ который пускаютъ гулять арестантовъ. Одиночное заключенiе продолжается не долѣе 6 лѣтъ, но и 6 лѣтъ — изрядная пытка. Ему не подвергаются 70 лѣтнiе старики, исключая случаевъ, когда они сами пожелаютъ того. Кромѣ того тюремный наблюдательный совѣтъ освобождаетъ отъ келейнаго заключенiя тѣхъ, для кого оно можетъ быть опаснымъ вслѣдствiе недуговъ, напримѣръ падучей болѣзни или склонности къ помѣшательству. Этому совѣту дозволяется также ходатайствовать о такой льготѣ для другихъ арестантовъ, но не прежде того, какъ они просидятъ одиночно 18 мѣсяцевъ (т. е. вѣроятно тогда, когда у нихъ уже начинаются признаки психическихъ болѣзней, потому что едва–ли многiя натуры могутъ выдержать безболѣзненно 18 мѣсяцевъ одиночнаго заключенiя).

Описанiе этой тюрьмы мы извлекли изъ статьи г. А. И. «Одиночная тюрьма въ Бруксалѣ», помѣщенной въ XV выпускѣ «Юридическаго Вѣстника». Авторъ этой статьи умиляется вообще предъ одиночнымъ заключенiемъ и отрицаетъ мнѣнiя, доказывающiя, что оно пораждаетъ помѣшательства, самоубiйства и не достигаетъ вполнѣ исправленiя преступниковъ.

Противъ перваго мнѣнiя г. А. И. возражаетъ такъ: «Если въ тюрьмахъ, говоритъ онъ, психическiя болѣзни нерѣдки, то это должно приписать тому, что часто уже самыя преступленiя совершены были въ состоянiи душевнаго разстройства, которое однако не уничтожило вмѣняемости, или даже уничтоживъ ее, ускользнуло отъ вниманiя судей. Сюда–же должно отнести и угрызенiя совѣсти, которыя часто являются послѣ преступленiй, въ особенности когда они были совершены въ порывѣ. Вотъ главныя причины частыхъ случаевъ сумасшествiя въ тюрьмахъ; одиночество–же можетъ только ускорить помѣшательство». Впрочемъ далѣе говоритъ авторъ: «одиночное заключенiе представляетъ такую опасность тогда, если оно состоитъ въ томъ, что человѣкъ въ теченiе цѣлыхъ годовъ не видитъ ровно никого и не имѣетъ другого занятiя, кромѣ чтенiя библiи. Но гдѣ, какъ въ Бруксалѣ, арестантъ постоянно занятъ и притомъ многостороннимъ образомъ, гдѣ каждый долженъ быть ежедневно навѣщаемъ по крайней мѣрѣ шесть разъ, гдѣ предписаны разныя упомянутыя выше предупредительныя мѣры относительно всякаго, въ комъ замѣтна склонность къ помѣшательству, — кажется тамъ опасность эта вполнѣ устранена». (Стр. 44).

Упиваясь сладкозвучными словами г. А. И., можно подумать, что бруксальская система одиночнаго заключенiя не содѣйствуетъ помѣшательству. Но вдругъ на 56–й страницѣ его статьи наталкиваемся на слѣдующiй фактъ: съ 1854 по 1856 г. въ тюрьмѣ этой явилось 25 начинающихся помѣшательствъ. Помѣшанныя лица были переведены въ общiя мастерскiя. И что–же? Сообщество съ другими подѣйствовало такъ успѣшно, что 11 человѣкъ совершенно выздоровѣли, а положенiе 6 улучшилось. Этотъ фактъ ясно обнаруживаетъ, что помѣшательствамъ содѣйствовало одиночное заключенiе, а не другiя причины, не смотря даже на тѣ условiя, которыя окружаютъ заключоннаго въ бруксальской тюрьмѣ. Сколько–же, вопросъ, самоубiйствъ и помѣшательствъ бываетъ въ другихъ тюрьмахъ, съ болѣе келейнымъ устройствомъ?

Противъ мнѣнiя о томъ, что одиночная система заключенiя не достигаетъ вполнѣ цѣли исправленiя преступниковъ, г. А. И. возстаетъ и силится доказать противуположное слѣдующимъ фактомъ: «Изъ числа 185 арестантовъ — говоритъ онъ, — которые были выпущены изъ описанной мною тюрьмы, въ теченiе времени отъ 1856 по 1860 г., совершили вновь преступленiе только 28 человѣкъ, хотя въ числѣ этихъ 185 было 92 вора, которыхъ исправлять всего труднѣе. Правда однако, съ другой стороны, что изъ этихъ 185 чел. многiе умерли и выселились и о нѣкоторыхъ не имѣютъ никакихъ извѣстiй; но по крайней мѣрѣ о 87 знаютъ съ достовѣрностью, что они ведутъ себя вполнѣ хорошо» (62 стр.). (Какъ это все наивно! да и 28 изъ 87 извѣстныхъ арестантовъ надо считать не просто за воровъ, а только за попавшихся воровъ. Имѣетъ–ли г. А. И. точныя свѣденiя объ укравшихъ и непопавшихся и доставлены–ли ему послѣднiя извѣстiя на сколько увеличилась цифра 28 (изъ 87) въ теченiе послѣднихъ четырехъ лѣтъ съ 1860 по 1864 включительно?)

Все это ничего не доказываетъ окончательно. Если неизвѣстно, какъ ведутъ себя лица, о которыхъ не имѣется свѣденiй, то и не слѣдуетъ придавать особеннаго исправительнаго значенiя бруксальской тюрьмѣ, потому что если–бы даже и не было болѣе 28 рецидивовъ на 185, то и это число составляетъ громадный процентъ. Наша русская система наказанiй, не смотря на ея несостоятельность въ отношенiи исправимости преступниковъ, даетъ рецидивовъ менѣе, чѣмъ бруксальская тюрьма, а именно: у насъ изъ 26 человѣкъ наказанныхъ снова впадаетъ въ преступленiе только одинъ. Поэтому не отвергая совершенно значенiя хорошихъ репрессивныхъ мѣръ на дѣятельность человѣка, мы замѣтимъ, что значенiе ихъ скорѣе отрицательное, чѣмъ положительное, такъ какъ исправимость человѣка, или правильнѣе сказать, — дальнѣйшая безвредность его для общества зависитъ не столько отъ характера исправимости наказанiй, сколько отъ тѣхъ условiй, которыя влiяютъ на него при новомъ общенiи съ обществомъ.

Поэтому, если современный строй человѣческихъ обществъ не можетъ и даже не имѣетъ еще никакихъ средствъ радикально измѣнить свои старыя воззрѣнiя на преступность и наказуемость, то прибѣгая къ леченiю уже совершившейся преступности, нужно по возможности уничтожить мотивы ея — тѣ корни, которые даютъ постоянные побѣги при обстоятельствахъ способствующихъ этому... Кромѣ того методъ и средства леченiя не должны строиться на прикрытой гуманнымъ принципомъ суровости, дурно влiяющей на преступниковъ, что обнаруживаетъ обзоръ тѣхъ системъ наказанiй, которыя были изложены выше, а именно:

Оборнская система едвали можетъ исправлять, посягая на одно изъ священнѣйшихъ правъ человѣка — мыслить и говорить; она возникла на нестрогомъ пониманiи той истины, что постоянное молчанiе убиваетъ въ человѣкѣ способность мыслить, такъ какъ мысль, не выливаясь ни въ письменныя, ни въ словесныя формы, мало–помалу тупѣетъ и совершенно деревенѣетъ; требованiемъ молчанiя она ставитъ человѣка въ положенiе неестественное.

Цѣль этой системы — мѣшать сближенiю и обмѣну мыслей между заключонными. Но какъ говорить составляетъ органическую потребность, то изобрѣтательность человѣческая разумѣется находитъ хоть какiе–нибудь пути для бесѣды. Такимъ образомъ цѣль не достигается, пораждается только рядъ тюремныхъ наказанiй за нарушенiе устава молчанiя. Но мыслимы–ли эти наказанiя? развѣ внѣшнимъ закономъ можно измѣнить органическiе законы природы? Развѣ можно карать человѣка за то, что ему такъ трудно преобразоваться въ безсловеснаго субъекта? Человѣкъ можетъ быть доведенъ до сознанiя и даже до собственнаго внутренняго согласiя въ справедливости того, что его за извѣстные проступки лишаютъ свободы, держатъ въ заперти, штрафуютъ, заставляютъ работать и проч. Но со всѣмъ этимъ преступнику несравненно естественнѣе и легче нравственно согласиться и даже подчиниться всему этому, чѣмъ выполнить (даже при собственномъ его нравственномъ согласiи) обязанность не говорить впродолженiи многихъ лѣтъ ничего и ни съ кѣмъ. Это слишкомъ неестественно, почти до невозможности трудно и, вмѣсто перерожденiя и умиренiя, должно потрясать и озлоблять человѣка, особенно иныхъ субъектовъ. — У насъ–же, при искони артельномъ и мировомъ характерѣ нашего народа, кажется намъ, келейная молчальная система почти невозможна. По крайней мѣрѣ мы увѣрены, что нашъ народъ, еслибъ у насъ введена была эта система, сталъ–бы смотрѣть на нее какъ на умышленную пытку, какъ на усиленiе до сихъ поръ употреблявшихся наказанiй за преступленiя, надбавку къ нимъ. Пожалуй это будетъ и логично въ его понятiи: «око дескать за око, зубъ за зубъ,» но вѣдь за то совершенно утратится все то «благодѣтельное и гуманное», чего ожидали кабинетные основатели системы отъ такой логики, если она укоренится въ понятiи народномъ.

Однако не смотря на безобразiе этой системы, она, какъ мы видѣли выше, нашла примѣненiе въ Америкѣ и въ Европѣ. Объяснить это явленiе можно только тѣмъ, что каждая новость всегда будетъ находить послѣдователей до того времени, пока человѣчество не придумаетъ особенныхъ средствъ для возбужденiя въ себѣ способности отдѣлять здоровыя понятiя отъ больныхъ. Мы говоримъ больныхъ, потому что общественная совѣсть западно–европейскихъ государствъ представляетъ въ особенности какое–то болѣзненное явленiе: тамъ смотрятъ на преступника съ какимъ–то разъ на всегда установившимся въ общественной совѣсти пуританизмомъ. Преступникъ возбуждаетъ тамъ чувство мести даже въ совершенно–постороннихъ людяхъ, и чѣмъ болѣе наносятъ ему страданiй, тѣмъ сильнѣе удовлетворяется общественная совѣсть, успокоивая себя тѣмъ, что эти частныя страданiя необходимы для цѣлости существованiя крѣпко и осѣдло установившагося общественнаго организма. Поэтому–то смертная казнь и другiе жестокiе виды наказанiй и пользуются на западѣ такою особенною живучестью.

Другая система, — Филадельфiйская, построенная на принципѣ келейнаго заключенiя, не уступаетъ оборнской нарушенiемъ физiологическихъ потребностей человѣка. По изслѣдованiямъ особой спецiальной коммисiи въ Англiи оказалось: что система эта способствуетъ умственному разстройству и развитiю множества психическихъ и физiологическихъ болѣзней; что въ особенности послѣднiя развиваются у людей предрасположонныхъ къ легочнымъ страданiямъ; что справедливость этого мнѣнiя подтверждаетъ статистика смертности самоубiйствъ и умопомѣшательствъ въ англiйскихъ тюрьмахъ, увеличившихся вслѣдствiе введенiя одиночнаго заключенiя.

Причины вреднаго влiянiя этой системы на организмъ заключонныхъ компетентные судьи объясняютъ тѣмъ, что арестанту приходится постоянно дышать однимъ и тѣмъ–же воздухомъ маленькой камеры, что хотя ихъ провѣтриваютъ различными путями, но это особенно не видоизмѣняетъ сущности дѣла; что арестантъ имѣетъ слишкомъ мало движенiя, и что хотя въ нѣкоторыхъ тюрьмахъ и введены гимнастическiя упражненiя, но что они по монотонности характера мало возбуждаютъ дѣятельность организма.

Такимъ образомъ по мнѣнiю компетентныхъ судей одиночное заключенiе наноситъ органическiй вредъ людямъ. Но исправляетъ–ли оно хотя безусловно заключонныхъ? На это отвѣчаетъ вышеприведенная статистика одной изъ лучшихъ тюремъ — бруксальской. А что она можетъ и портить людей, доказываютъ англiйскiя тюрьмы, а именно: въ 1857 г. число заключонныхъ доходило въ нихъ до 42,169 человѣкъ. Изъ нихъ снова попали въ тюрьмы:

 

Въ 2–й разъ.........18,374 чел.

Въ 3–й..........8,128   »

Въ 4, 5, 6 и т. д. около.....2,276   »

 

Все изложенное живо и ясно говоритъ не въ пользу пенитенцiарной системы. Поэтому желательно было–бы, чтобы она не привилась къ Россiи, такъ какъ у насъ довольно въ этомъ родѣ своихъ непрививныхъ наростовъ, къ анализу которыхъ и обратимся въ одной изъ слѣдующихъ статей.

 

О. Филипповъ.

 



(*) Морской Сборникъ, сентябрь 1864 г.