ВНУТРЕННIЯ НОВОСТИ

___

Начиная этотъ отдѣлъ, мы вполнѣ сознаемъ его важность и всю трудность исполнить его такъ, какъ–бы мы сами желали. А желанiя наши состоятъ въ томъ, что бы изображаемая нами движущаяся картина событiй была полна и ясна и чтобы зрители ея не были зрителями равнодушными, т. е. говоря проще — что бы листки этого отдѣла не оставались неразрѣзанными, каковая участь, сколько намъ извѣстно, нерѣдко постигаетъ подобные отдѣлы въ нѣкоторыхъ нашихъ солидныхъ и почтенныхъ журналахъ, — постигаетъ не смотря на любопытнѣйшiе предметы, о которыхъ тамъ говорится, не смотря на составляемые остроумнѣйшимъ и заманчивѣйшимъ образомъ оголовки этихъ предметовъ... Мы съ своей стороны будемъ всѣми силами стараться, чтобы читатели нашего журнала не оставляли безъ вниманiя этого отдѣла, потомучто, какъ сейчасъ упомянули, мы придаемъ ему значительную степень важности.

Извѣстно, что русское общество, по причинѣ своего несовершеннолѣтiя (въ которомъ не такъ давно его въ глаза упрекнули), долго не могло само заботиться о всѣхъ своихъ нуждахъ физическихъ и нравственныхъ, а потому ему приходилось только пользоваться отпускаемыми ему благами и — учиться. Оно и училось, но училось рутинно, зазубривая наизусть преподаваемые, большею частiю по иностраннымъ методамъ, уроки. Но такъ какъ всякiй организмъ, по непреложнымъ законамъ природы, ростетъ и вмѣстѣ съ тѣмъ возрастаютъ его нужды и потребности, между тѣмъ всѣ нужды и потребности даже не такого сложнаго организма, каковъ организмъ общества, а каждаго недѣлимаго, особенно если онъ молчитъ, со стороны вѣрно угадать и удовлетворить невозможно; то и для нашего общества наконецъ должна была миновать златая пора дѣтства, пора безпечныхъ игръ и соннаго бездумья. Вступая въ совершеннолѣтiе, общество наконецъ само стало мало по малу думать и говорить о своихъ насущныхъ нуждахъ, начало само непосредственно заботиться объ ихъ удовлетворенiи. — И вотъ съ этого–то начинается рядъ сюжетовъ, дѣлающихъ журнальный отдѣлъ внутреннихъ новостей особенно важнымъ и любопытнымъ; потомучто тутъ должны теперь изображаться первые, еще неровные шаги настоящей, живой общественной дѣятельности; потомучто тутъ для насъ (т. е. для каждаго изъ насъ съ вами, читатель) новый, доселѣ невиданный и полный необычайной прелести мiръ, потомучто намъ не могутъ не быть дороги эти первые шаги начинающаго жить своею жизнью и думать своей головой общества; мы не можемъ не слѣдить за ними съ напряженнымъ вниманiемъ, съ теплой любовью, не можемъ оставлять безъ вниманiя малѣйшаго проявленiя въ немъ прогреса.

Вмѣстѣ съ вызовомъ нашего общества на размышленiе, ему на первый разъ было задано нѣсколько тэмъ. Оно съ жаромъ бросилось на нихъ и — на первыхъ же порахъ обнаружило въ себѣ всѣ свойства юности: свѣжiя силы, пылкость и неопытность. Во всѣхъ его начинанiяхъ рѣзко обозначился недостатокъ знанiя практическихъ прiемовъ; въ разрѣшенiи общественныхъ вопросовъ — неустоявшiяся понятiя, а въ примѣненiи этихъ вопросовъ — разъединенiе мысли съ дѣломъ. Возникли сильныя разногласiя даже тамъ, гдѣ бы имъ и быть совсѣмъ не слѣдовало; возникли странныя противорѣчiя... Этими чертами юности характеризуется все послѣднее пятилѣтiе. И хотя многое сдѣлано въ этотъ перiодъ, много вопросовъ по возможности уяснено, много разногласiй сглажено; но многое, очень многое и остается еще только предметомъ ожиданiй и желанiй. Естественно, что когда все поглотилось общественными вопросами, огромное большинство вдругъ будто вступило въ темный, дремучiй лѣсъ, гдѣ все для него стало неопредѣленностью, всѣ предметы смѣшались въ безразличную массу деревьевъ, всѣ звуки слились въ однообразный шумъ; гдѣ пришлось этому большинству только прислушиваться къ окликавшимъ и аукавшимъ его голосамъ путеводителей и отвѣчать имъ тѣмъ же ауканьемъ, не сознавая ясно и твердо ни направленiя предстоящаго пути, ни благодатной, свѣтлой страны, къ которой долженъ привести его этотъ путь, и только проникаясь однимъ чувствомъ опасенiя, чтобы не сбиться, не заблудиться, не отстать... Говоря откровенно, большинство не успѣло еще сложить съ себя ветхаго человѣка, не успѣло утвердить въ умѣ новаго ряда истинъ, сжиться съ ними, не успѣло убѣдиться въ глубинѣ души въ томъ, что для него полезно и что безполезно. Вотъ отъ чего на каждомъ шагу противорѣчiя, вотъ отъ чего разъединенiе слова съ дѣломъ! Все это отъ того, какъ говоритъ дядя Пахомъ, что

Къ старому зданiю новая лѣстница

Въ нѣсколько тысячъ недавно пристроена...

Новыя лѣстницы, новыя зданiя!

Головы прежнiя, грубость завѣтная,

Деньгамъ почтенiе, сила преданiя...

Да! могуча сила преданiя, — невозможно было обществу побороть ее въ пять лѣтъ! Если теперь прислушаться чуткимъ слухомъ къ настроенiю цѣлой массы нашего общества въ отношенiи къ каждому изъ новыхъ соцiальныхъ вопросовъ, то непремѣнно почуется въ этомъ настроенiи нерѣшительность, неизвѣстность — къ чему пристать и чего держаться...

Первая изъ заданныхъ для общаго размышленiя тэмъ была вмѣстѣ съ тѣмъ и самая капитальная, самая святая тэма, какая только могла быть поднята изъ нашей жизни, и кромѣ которой никакая другая не могла въ такой степени и такъ быстро разбудить, оживить и согрѣть всю громадную массу русскаго общества. Это былъ такъ называемый вопросъ объ улучшенiи крестьянскаго быта.

Другой вызывающiй и пробуждающiй наше общество предметъ касался стороны экономической. Утвержденiе первой сѣти желѣзныхъ дорогъ въ Россiи, образованiе Главнаго Общества желѣзныхъ дорогъ и послѣдовавшее за тѣмъ пониженiе банковыхъ процентовъ послужили началомъ и толчкомъ для усиленной акцiонерной дѣятельности, скоро развившейся чуть не до размѣровъ эпидемiи. Съ тою же пылкостью юности все устремилось на это поприще, и здѣсь–то яснѣе чѣмъ гдѣ–либо обнаружилась неопытность, незнанiе практическихъ прiемовъ, а отчасти, можетъ быть, и не твердо сознанныя понятiя объ общественной нравственности. Читатели конечно хорошо помнятъ и знаютъ всю исторiю громкихъ скандаловъ, соверившихся въ разныхъ акцiонерныхъ компанiяхъ, исторiю битвъ, знаменовавшихся необыкновеннымъ жаромъ нападающихъ, частiю принесшимъ благiе плоды, частiю же перегорѣвшимъ безплодно. Въ отлетѣвшемъ теперь отъ насъ году два акцiонерныя общества были театромъ такихъ побоищъ: Общество водопроводовъ и — само Главное Общество желѣзныхъ дорогъ. Кто не помнитъ рѣзкихъ статей и даже аршинныхъ прибавленiй къ газетамъ, служившихъ вызовомъ на битву; вчужѣ страшно было читать всѣ обвиненiя, сыпавшiяся на компанейскiя администрацiи, но обвиняемые долго и упорно уклонялись отъ побоища. Наконецъ даны были генеральныя сраженiя и — сами акцiонеры, люди непосредственно заинтересованные въ дѣлѣ, теперь едва ли могутъ вѣрно рѣшить, какiе были существенные результаты этихъ сраженiй — за кѣмъ осталось поле и какiя существенныя пользы достались выигравшей сторонѣ? Если въ обвиненiяхъ была правда, если зло существовало и если оно открыто и доказано, то оно безъ сомнѣнiя и исправлено; но изъ этого не слѣдуетъ, что уже устранена возможность послѣдовательнаго повторенiя его, что уже изсякъ самый его источникъ.

О средствахъ осушенiя этого источника много было писано, но что именно для этого сдѣлано, мы съ достовѣрностiю не знаемъ. Изъ написаннаго между прочимъ нельзя не обратить вниманiя на одну небольшую статейку, недавно помѣщенную въ «Указателѣ Экономическомъ» и подписанную буквами К. Р. Она хороша тѣмъ, что приводитъ факты простые, числовые, слѣдовательно очень ясные и неподлежащiе сомнѣнiю и спору. Въ этой статейкѣ только сосчитаны и классифированы всѣ наши акцiонерныя компанiи. Оказывается, что въ настоящее время всего на Руси существуетъ 120 компанiй; но изъ нихъ въ статейкѣ перечислены поименно только 90, на томъ основанiи, что остальныя тридцать компанiй извѣстны только по имени, а другихъ свѣдѣнiй о нихъ никакихъ нѣтъ. Классификацiя 90 извѣстныхъ компанiй показала:

1) Изъ числа ихъ, половина, т. е. 45 находятся (т. е. большинство акцiонеровъ и правленiе) на самомъ мѣстѣ предпрiятiя или вблизи его; остальныя 45 распоряжаются предпрiятiями заочно.

2) Изъ 90–ти компанiй, 60 находятся въ Петербургѣ, 16 въ Москвѣ, 7 въ Ригѣ, 1 въ Нарвѣ и только 6 во всей остальной Россiи, слѣдовательно компанiи существуютъ почти исключительно въ столицахъ.

3) Изъ 76 компанiй, пребывающихъ въ Петербургѣ и Москвѣ, насчитывается до 35 такихъ, которыя выполняютъ предпрiятiя, составляющiя мѣстную потребность самихъ столицъ; а остальныя имѣютъ своимъ предметомъ предпрiятiя, составляющiя или потребность другихъ мѣстъ или общую надобность всѣхъ жителей Россiи.

4) Изъ 45 компанiй, пребывающихъ на самомъ мѣстѣ предпрiятiя, находятся въ двухъ нашихъ столицахъ 31; а 45 компанiй, распоряжающихся предпрiятiями заочно — всѣ въ столицахъ.

5) Изъ 90 компанiй, 76 учреждены лицами, живущими въ столицахъ, и только остальныя 14 въ другихъ городахъ Россiи. Слѣдовательно «возможность учреждать компанiи принадлежитъ у насъ почти исключительно лицамъ, живущимъ въ столицахъ, т. е. тамъ, гдѣ дается разрѣшенiе на учрежденiе компанiй (разрѣшенiе дается собственно въ Петербургѣ, но Москва причислена сюда же по легкости сообщенiя съ Петербургомъ); лица же, живущiя въ губернiяхъ, гдѣ подобнаго разрѣшенiя нельзя получить, почти вовсе не учреждаютъ компанiй».

и 6) Населенiе столицъ какъ извѣстно, состоитъ главнымъ образомъ не изъ класса промышленнаго, а между тѣмъ этому населенiю преимущественно принадлежитъ акцiонерная дѣятельность; собственно же промышленный классъ русскiй въ этой дѣятельности почти не участвуетъ.

Послѣ этихъ числовыхъ выводовъ, статейка задаетъ слѣдующiй вопросъ:

«Чтó нужно сдѣлать для того, чтобы наши акцiонерныя компанiи (большинство акцiонеровъ и правленiе) пребывали на мѣстахъ предпрiятiя и были такимъ образомъ дѣйствительными хозяевами предпрiятiя; чтобы въ компанейскомъ дѣлѣ исчезъ бюрократизмъ, необходимо существующiй, когда распоряженiе предпрiятiемъ совершается на одномъ мѣстѣ, а исполненiе распоряженiй на другомъ; чтобы акцiонеры получили возможность судить о дѣйствiяхъ правленiя, не по отчетамъ его, а по самому дѣлу; чтобы компанiи учреждались на мѣстахъ надобности ихъ учрежденiя и участниками ихъ были лица тамъ живущiя и, уже по этому самому, заинтересованныя въ успѣхѣ предпрiятiя; чтобы къ акцiонерной дѣятельности получилъ доступъ капиталь всей Россiи (а не однѣхъ ея столицъ); и выгодами, которая даетъ въ промышленномъ дѣлѣ ограниченная отвѣтственность капиталомъ, воспользовался промышленный нашъ классъ, классъ прежде другихъ производительный?»

На этотъ сложный вопросъ въ той же статейкѣ дается слѣдующiй простой и краткiй отвѣтъ:

«Необходимо такъ устроить, чтобы разрѣшенiе на учрежденiе акцiонерныхъ компанiй можно было получать не въ однѣхъ столицахъ, но вездѣ, такъ сказать на мѣстѣ. Это должно быть общимъ правиломъ; изъятiе конечно можетъ быть допущено, смотря по особеннымъ свойствамъ предпрiятiй.»

Отвѣтъ, не смотря на его краткость, такъ ясенъ и положителенъ, что къ нему нельзя прибавить ни одного слова. И нельзя не согласиться, что онъ вполнѣ соотвѣтствуетъ и удовлетворяетъ вопросу. Ясно, что отвлечь излишекъ акцiонерной дѣятельности изъ столицъ въ другiе пункты, на самыя мѣстà, было бы очень полезно. Столичная предпрiимчивость, принадлежащая преимущественно классамъ непромышленнымъ, имѣетъ свой особый характеръ: здѣсь потребность въ томъ или другомъ предпрiятiи часто прямо родится въ головахъ учредителей, и компанiя составляется только потому, что этимъ учредителямъ, по ихъ общественному положенiю, очень легко выполнить и пройдти всѣ необходимыя для этого формальности... Нужно только, чтобъ учредилась компанiя и разошлись акцiи, а тамъ — кàкъ пойдетъ самое предпрiятiе, это уже не ихъ дѣло, потому что и капиталы не ихъ... Предлагаемое въ отвѣтѣ правило можетъ относиться даже и не къ одной акцiонерной дѣятельности: нѣкоторыя правительственныя распоряженiя (какъ напр. сокращенiе переписки, начатое въ Морскомъ Министерствѣ «въ видахъ ограниченiя централизацiи», и въ прошломъ 1860 году примѣненное по возможности къ другимъ вѣдомствамъ) — показываютъ постепенное стремленiе къ той же цѣли, которая и должна неизбѣжно со временемъ достигнуться.

Примѣромъ, подтверждающимъ соображенiя и заключенiе приведенной нами статейки, въ особенности можетъ служить Общество Волжско–Донской желѣзной дороги, противъ котораго также поднята была страшная буря, долго свирѣпствовавшая и теперь еще не совсѣмъ утихшая... Долго имена Кокорева и Гладина мелькали на страницахъ газетъ и журналовъ, въ статьяхъ и подъ статьями, съ обвиненiями и оправданiями; долго читатели проникались чувствомъ негодованiя — то противъ администрацiи общества, по поводу изображаемыхъ въ обвинительныхъ статьяхъ страданiй рабочихъ, то противъ обвинителей, при чтенiи оправданiй, доказывавшихъ, что всѣ или почти всѣ страданiя вымышлены. Учредители и правленiе Общества въ Петербургѣ, статьи писались и печатались въ Петербургѣ и Москвѣ, а событiя, о которыхъ говорилось въ нихъ, совершались въ низовьяхъ Волги, чтò очень далеко. Изъ этой дали приходили вѣсти, взаимно одна другой противорѣчившiя и — кто же изъ живущихъ въ Петербургѣ или Москвѣ могъ провѣрить эти вѣсти и стать безпристрастнымъ судьей въ дѣлѣ? Кто могъ узнать истину и стать судьей, когда и учредители и правленiе общества, и самъ подрядчикъ Гладинъ, пребывающiй почти постоянно въ Петербургѣ, дѣйствуя и распоряжаясь заодно, легко могли быть обмануты, легко могли ничего не знать о томъ, что дѣлается въ низовьяхъ Волги? Мы, сидя въ Петербургѣ, часто не знаемъ, не только такихъ, совершающихся въ отдаленныхъ краяхъ нашего отечества дѣлъ, которыя обыкновенно прячутся отъ свѣта Божьяго, но даже и такихъ, которыя просятся на свѣтъ. Мы напр. слышали отъ очевидца, проѣхавшаго въ сентябрѣ прошлаго года вдоль всей линiи Волжско–Донской желѣзной дороги отъ Царицина до самаго Дона, что дѣло идетъ тамъ превосходно, рабочiе содержатся хорошо, имѣютъ здоровый и бодрый видъ, линiя строющейся дороги кипитъ дѣятельностью, обѣщающею весьма скорое окончанiе дѣла... Этому очевидцу, петербургскому жителю, случилось въ этотъ разъ проѣхать «внизь по матушкѣ по Волгѣ» отъ Казани до Астрахани на одномъ изъ ходящихъ тамъ трехъ мальцевскихъ пароходовъ... Мы только слышимъ жалобы на неаккуратность и неисправность нашего рѣчнаго пароходства; а этотъ господинъ съ умиленiемъ разсказываетъ о совершеннѣйшихъ удобствахъ, о красотѣ и даже роскоши, которыя онъ встрѣтилъ на мальцевскомъ пароходѣ. Впрочемъ можетъ быть этому умиленiю отчасти способствовалъ и самый путь, по которому везъ его пароходъ. Видъ низовой Волги и ея береговъ при ясной погодѣ удивительно прiятно дѣйствуетъ на душу, особенно того, кто плыветъ по Волгѣ въ первый разъ. Говоримъ по собственному опыту... Чудесная это рѣка, названная въ пѣсни широкимъ раздольемъ, и чудесный тотъ край, не даромъ называемый привольнымъ! Тамъ и воздухъ какъ–то особенно прозраченъ, и люди какъ–то свѣжѣе... Кстати: тотъ же ѣздившiй недавно по Волгѣ господинъ разсказывалъ, что онъ встрѣтилъ тамъ своего прежняго знакомаго, человѣка весьма просвѣщеннаго и нѣсколько лѣтъ назадъ въ полномъ смыслѣ слова «блиставшаго на брегахъ Невы», а теперь представившагося нашему путешественнику въ видѣ русскаго купца, со всѣми особенностями русскаго купечества — чуйкой, бородой, своеобразной рѣчью и своеобразными прiемами. Преобразившiйся объяснилъ путешественнику, что онъ принужденъ былъ уѣхать изъ Петербурга на родину для поправленiя сильно разстроеннаго столичной жизнью состоянiя, и осмотрѣвшись на мѣстѣ, нашолъ, что всего скорѣй и легче можно поправить состоянiе и разплатиться съ накопившимися долгами, пустившись въ промышленность, а для успѣшнаго хода избраннаго имъ промысла (торговли гуртами въ заволжскихъ степяхъ) оказалось необходимымъ съ виду преобразиться, потомучто туземные обитатели не очень охотно вступаютъ въ торговыя и другiя дѣловыя сношенiя съ господами нѣмецкаго покроя. И видно потребность въ отсутствiи нѣмецкаго покроя въ самомъ дѣлѣ тамъ очень сильна, потомучто съ преобразившимся господиномъ былъ товарищъ, совершенно подобный ему съ виду, оказавшiйся настоящимъ, кровнымъ нѣмцемъ.

Не знаю какъ вы, читатель, а мы какъ–то особенно любимъ встрѣчаться съ подобными явленiями, гдѣ человѣкъ, въ силу разумной причины, отрѣшается отъ сословныхъ предразсудковъ, которые въ иныхъ людяхъ бываютъ такъ сильны, такъ непрiятны и такъ вредны!

Но, можетъ быть, не было бы у насъ ни скандаловъ, ни бурь въ акцiонерныхъ обществахъ; можетъ быть, не возникло бы и половины тѣхъ общихъ и частныхъ соцiальныхъ вопросовъ, которыхъ теперь и не перечесть съ разу; если бы не явилась къ намъ, способствовать нашему пробужденiю, дорогая и прежде незнакомая намъ гостья, прозванная «благодѣтельной» гласностью. Ни одна новизна, кажется, не потерпѣла у насъ такихъ перемѣнъ въ положенiи, какъ эта желанная гостья. Сначала она вступила къ намъ какъ–то робко, заговорила заикаясь и съѣдая половину словъ. Съ перваго взгляда заинтересовались ею, по причинѣ той же юношеской пылкости; но скоро замѣтивъ ея робость и неловкость, подняли бѣдную, какъ говорится, на зубокъ; насмѣшка не пощадила ея новаго положенiя въ обществѣ; стали ловить ее на каждомъ шагу, гдѣ случалось ей обмолвиться; особенно же въ этомъ глотаньѣ словъ нашли что–то очень смѣшное. Она разсказываетъ намъ, говорили насмѣшники, что–то и про кого–то; но о какихъ именно странахъ, и о какихъ существахъ лепечетъ она — понять невозможно. Что какой–нибудь чиновникъ беретъ взятки, это мы и безъ нея знаемъ; что какой–нибудь смотритель заведенiя чинитъ въ свою пользу безгрѣшную экономiю, — тоже очень хорошо знаемъ; зачѣмъ же говоритъ она намъ это? Цѣли нѣтъ! Изъ ея рѣчей мы не можемъ сдѣлать никакого употребленiя: мы хотѣли бы знать, на кого она жалуется, чтобы поразить того нашимъ отлученiемъ; но вѣдь нельзя же отлучать поголовно всѣхъ чиновниковъ и всѣхъ смотрителей; мы бы и безъ нея это сдѣлали, если бы тутъ была какая–нибудь справедливость. Произнеси она намъ имя, — мы бы предали это имя стыду и общему презрѣнiю, и вышло бы то, что со временемъ существованiе подобныхъ именъ сдѣлалось бы у насъ невозможнымъ, по крайней мѣрѣ крайне неудобнымъ; потомучто нельзя спокойно существовать въ обществѣ подъ карою стыда и общаго презрѣнiя... Вотъ тогда была бы цѣль!

Такъ говорили насмѣшники и недовольные. Гостья прислушалась, поняла въ чемъ дѣло, оправилась и вотъ — оставляетъ она свои робкiя движенiя и замѣняетъ ихъ смѣлою осанкой, становится сама насмѣшницею. Послышались въ устахъ ея и имена собственныя, и уже немалое число ихъ произнесла она...

Но... и тутъ бѣда! Нашлись щекотливые господа, которые стали обижаться; стали говорить, что наша «благодѣтельная» гостья слишкомъ вдается въ частности, заглядываетъ туда, гдѣ ея не спрашиваютъ, — не уважаетъ, дескать, человѣческаго достоинства!.. По этому поводу даже составили особые термины: держимордство и мордобитiе...

Кстати: позвольте, мы, въ качествѣ очевидцевъ, разскажемъ вамъ одно небольшое происшествiе, которое привели намъ на память сказанные термины, — происшествiе неважное, мелочное, но изъ котораго можно вывести довольно крупное заключенiе.

Прошедшей осенью, незадолго до вожделѣннаго саннаго пути въ Петербургѣ, въ одинъ изъ праздничныхъ дней, часа въ три по полудни, на Невскомъ проспектѣ, у Полицейскаго моста, предъ очами тысячи гуляющихъ изящно–одѣтыхъ господъ и госпожъ, происходила слѣдующая сцена. Извощикъ средней руки держалъ за рукавъ господинчика съ бородкой, въ короткомъ пальто и пестромъ кашне. Извощикъ увлекалъ его къ своей линейкѣ, приговаривая: «нѣтъ, баринъ, ужь пожалуйте со мной въ контору.» У влекомаго господина была въ рукахъ трость, а у извощика на лицѣ кровь... Кто сколько–нибудь знаетъ нравы петербургскихъ извощиковъ, тому въ голову не придетъ, чтобы извощикъ могъ рѣшиться, безъ крайней необходимости, нанести какое–нибудь оскорбленiе господину въ такое время, въ такомъ мѣстѣ и при такой публикѣ, какъ мы разсказываемъ. Что же вышло? Видятъ сцену мимо идущiе изящно–одѣтые господа, бросаются на извощика и отбиваютъ у него добычу; потомъ одинъ господинъ въ бобрахъ съ яростiю начинаетъ срывать съ него нумеръ, другой изящно–одѣтый съ неменьшей яростiю дергаетъ его за бороду, приговаривая: «какъ ты смѣешь! какъ ты смѣешь!» Тщетно молилъ оторопѣвшiй извощикъ: «да помилуйте, господа! да за что же, господа?» Господа не внимали и продолжали своеручную расправу. Наконецъ видя ожесточенiе сердецъ ихъ, извощикъ вдругъ возопилъ: «городовой! городовой!..» О, чудо дней нашихъ! въ лѣто отъ Р. Х. 1860–е, извощикъ спасается подъ защиту полицiи отъ гуляющихъ по Невскому проспекту изящно–одѣтыхъ господъ!.. Городовой явился, словно изъ земли выросъ, и первое слово его было: «драться нельзя, господа.»

Мы не будемъ излагать дальнѣйшаго хода исторiи, потомучто онъ всякому долженъ быть понятенъ; но непонятно обращенное къ извощику восклицанiе: какъ ты смѣешь? Что же это — какъ смѣешь брать господина за рукавъ? Да какъ же вы–то, изящно–одѣтый господинъ, смѣете брать его не за рукавъ, а за бороду? Почему бы напр. и не придержать сѣдока, не заплатившаго денегъ; но взять за бороду, безъ суда, безъ всякаго права, на томъ только основанiи, что вы господинъ, а не извощикъ!.. И вѣдь ни одинъ изъ гуляющихъ не принялъ стороны этого извощика; а кто знаетъ? можетъ быть тутъ же, даже въ числѣ дѣйствующихъ лицъ, былъ и такой господинъ, который наканунѣ или на другой день весьма краснорѣчиво и съ увлеченiемъ писалъ объ уваженiи человѣческаго достоинства... Такъ вотъ какъ крѣпко еще сидитъ въ насъ корень противорѣчiй! Невольно повторишь вслѣдъ за дядей Пахомомъ:

Новыя лѣстницы! новыя зданiя! —

Головы прежнiя! грубость завѣтная!..

Но все это нисколько не относится къ гласности. Личность и честь этой гостьи нашей достойна быть неприкосновенною. Теперь она у насъ уже не только насмѣшница, но и солидная докладчица общественному мнѣнiю о всякомъ совершающемся на бѣломъ свѣтѣ безобразiи. Безобразiя–же на свѣтѣ не мало. Вотъ вы знаете исторiю г. Козляинова съ нѣмкой; но прослѣдили–ли вы эту исторiю до конца? Читали–ли напр. московскаго корреспондента въ № 271 Сѣверной Пчелы, гдѣ излагается дѣло въ защиту и пользу г. Козляинова, и потомъ опроверженiе этой защиты, помѣщенное Львомъ Камбекомъ въ № 280 той–же Сѣверной Пчелы? Читали или не читали, это все равно, но вотъ что главное: защитникъ, предполагая, что можетъ возникнуть вопросъ: отъ чего же г. Козляиновъ, если онъ правъ, не отвѣчалъ напавшимъ на него журналамъ, — разрѣшаетъ этотъ вопросъ такъ: а можетъ быть Козляиновъ и не читаетъ журналовъ, или если и читаетъ, то не имѣетъ достаточнаго уваженiя къ нимъ и вообще къ печати; уваженiе–же, дескать, навязать нельзя... Согласитесь–же, что это — безобразiе, даже такая степень безобразiя, что и сама гласность, я думаю, отвернется отъ него съ презрительной улыбкой.

Вотъ еще. Вѣроятно также прочтена всѣми въ газетахъ исторiя о крестьянской дѣвочкѣ, заѣденной собаками съ какой–то мызы близь Новгорода. Изъ первыхъ извѣстiй невидно было, чтó это за мыза, кому она принадлежитъ, чьи именно собаки. Как–то въ Сѣверной Пчелѣ сдѣланъ былъ намекъ на невнимательность губернскаго начальства въ этомъ дѣлѣ, и вотъ въ № 276 той–то газеты является присланное изъ Новгорода объясненiе всего дѣла, и оказывается во–первыхъ, что мыза лежитъ въ трехъ верстахъ отъ Новгорода и принадлежитъ женѣ коллежскаго секретаря Борисова, который самъ живетъ въ Петербургѣ и занимается адвокатствомъ; во–вторыхъ, что губернское начальство показало полную внимательность въ дѣлѣ и, не смотря на искусно произведенное вначалѣ слѣдствiе, по которому всѣ выходили правыми, открыло, что собаки принадлежали мызѣ и что даже дѣти г–жи Борисовой забавлялись злостью этихъ собакъ, поощряя ихъ къ нападенiямъ; наконецъ, что самыя эти непосредственныя виновницы несчастiя — собаки теперь уже не существуютъ; потомучто когда дѣло стало принимать опасный оборотъ, хозяева утопили ихъ въ Волховѣ... Ну, какъ не пожелать побольше такихъ ясныхъ и точныхъ свѣдѣнiй!

Мы сказали, что гласность становится солидной докладчицей общественному мнѣнiю... Пусть же она продолжаетъ эту должность! пусть она доводитъ до общаго свѣдѣнiя все, что способно или шевельнуть душу, или пролить новый свѣтъ на какiе–нибудь далекiе и темные углы или выдвинуть какiя–нибудь черты нашей житейской дѣйствительности, доселѣ не замѣченныя. Почему напр. не узнать всѣмъ такую вѣсть, какую недавно кто–то прислалъ изъ Тулы газетѣ «Наше время». Эта вѣсть въ газетѣ названа: русскiй фатумъ; это — вѣсть о такомъ простомъ и обыденномъ происшествiи, что въ прежнiя времена оно не только не было–бы «припечатано» въ газетѣ, но и изустно не вышло–бы, можетъ быть, за предѣлы того мѣста, гдѣ совершилось; а между тѣмъ оно очень вѣрно дѣйствительности, очень характерно и душу шевелитъ и на думы наводитъ. Просимъ читателей прослушать этотъ несложный и недлинный разсказъ:

Тульской губернiи, новосильскаго уѣзда, въ селѣ Нижнемъ–Скворчемъ, крестьянинъ Абрамъ Быковскiй (13 сентября) поссорился съ своимъ роднымъ братомъ Сильверстомъ, который побилъ его такъ, что переломилъ лобную, затылочную и темянную кости. Избитаго Абрама вынесли изъ избы на дворъ; сынъ его Илья тотчасъ повезъ его въ церковь, гдѣ больной исповѣдался и причастился Св. Таинъ; потомъ, съ помощью другого крестьянина ихъ–же села, уложилъ его въ телегу и повезъ къ становому приставу, для освидѣтельствованiя боевыхъ знаковъ, а становой послалъ ихъ для этого въ г. Новосиль къ уѣздному врачу Снесареву; врачь осмотрѣлъ Быковскаго и нашолъ его въ безпамятствѣ, безъ всякаго самосознанiя; дыханiе было едва замѣтно и пульсъ едва можно было осязать. Г. Снесаревъ, видя опасное положенiе больного, требующаго немедленнаго медицинскаго пособiя, велѣлъ крестьянамъ тотчасъ везти его въ городскую больницу и послалъ съ ними свою служанку, а съ нею записку къ подлекарю, чтобъ больной былъ непремѣнно принятъ въ больницу.

Прибывъ туда, крестьяне подлекаря не нашли, а смотритель Федоровъ, получивъ записку уѣзднаго врача, потребовалъ еще какихъ–то документовъ. Документовъ никакихъ конечно не было, и смотритель, доложивъ предварительно объ этомъ городовому врачу Зябреву, по приказанiю его объявилъ крестьянамъ, что если хотятъ помѣстить Быковскаго въ больницу, то заплатили бы деньги за леченiе или привезли бы отношенiе земскаго суда. Денегъ съ крестьянами не было, поэтому они принуждены были отправиться съ умирающимъ въ земскiй судъ за отношенiемъ. Но было уже 5 часовъ по–полудни: въ судѣ они нашли только одного дежурнаго; онъ велѣлъ имъ ѣхать къ исправлявшему въ то время должность исправника, непремѣнному засѣдателю Двугубскому, который, выслушавъ просьбу крестьянъ и осмотрѣвъ больного, послалъ ихъ обратно въ судъ, обѣщая вскорѣ туда прiѣхать. Крестьяне поѣхали опять въ земскiй судъ; тамъ кто–то сказалъ имъ, что теперь ужь поздно, а завтра (14 сентября) праздникъ, такъ не лучше ли имъ прiѣхать уже 15 утромъ. Не смотря на благой совѣтъ, крестьяне поджидали засѣдателя до поздняго вечера, но не дождавшись, принуждены были ѣхать назадъ домой, гдѣ Абрамъ Быковскiй, въ ночь съ 14 на 15 число, умеръ...

Говоря о больныхъ и больницахъ, мы не можемъ не указать, какъ на образчикъ солидной и благотворной гласности, на помѣщенную въ IХ книжкѣ «Свѣточа» статью: Очерки больничнаго быта, въ которой просто, спокойно и, какъ слышали мы отъ людей непосредственно знакомыхъ съ этимъ бытомъ, совершенно вѣрно описано все, что въ нашихъ общественныхъ больницахъ должно подлежать непремѣнному устраненiю или измѣненiю. Въ началѣ своей статьи авторъ между прочимъ говоритъ:

«Наши общественныя больницы — вопросъ до сихъ поръ темный или покрайней мѣрѣ весьма сбивчивый. Литература молчитъ о немъ. Заболѣвшiй неохотно идетъ въ больницу и неблагосклонно смотритъ на это красивое зданiе — и наоборотъ, съ радостью оставляетъ его, иногда даже недокончивъ леченiя.

«...Чтò страннѣе всего — общество наше, пробужденное нынѣ отъ прежней инерцiи, живо обращается къ современнымъ вопросамъ, основываетъ библiотеки, открываетъ училища, учреждаетъ вспомогательныя кассы; а вопросъ о больницахъ остается до сихъ поръ нетронутымъ, и матерiальныя средства больницъ по прежнему скудны, — существующiй порядокъ въ нихъ по прежнему все тотъ же. Чѣмъ оправдать или объяснить такое забвенiе такого важнаго предмета? Забытъ ли онъ въ самомъ дѣлѣ или загороженъ отъ наблюденiй и гласности китайскою стѣною, — и общество дѣйствительно не слышитъ его голоса? Занятые акцiонерными предпрiятiями, развитiемъ торговли и промышленности, идеями распространенiя просвѣщенiя, политико–экономическими планами, мы изъ–за этихъ крупныхъ, а отчасти только модныхъ (?) занятiй не видимъ серьёзности другихъ вопросовъ, каковъ вопросъ объ общественныхъ больницахъ, — и можетъ быть оттого, что такiе вопросы не слишкомъ чувствительно затрогиваютъ насъ самихъ. У насъ вѣдь до сихъ поръ не касались серьёзно вопросовъ о тюрьмахъ, о рабочихъ домахъ, объ арестантскихъ ротахъ; только легкiя, фельетонныя замѣтки изрѣдка напоминаютъ, что подобные вопросы существуютъ въ сознанiи нашего общества, но не коснулись еще главныхъ струнъ его сердечности.»

Не можемъ отказать себѣ въ удовольствiи привести еще нѣсколько фразъ автора Очерковъ, фразъ, которыя особенно выразительны. Напримѣръ, описывая больничный воздухъ въ разные перiоды сутокъ, онъ между прочимъ разсказываетъ:

«Весьма удачно выражается надзирательница касательно состоянiя воздуха въ палатѣ во время ночи. — Какъ, говоритъ она, зайдешь въ палату–то, будто палкой кто ударитъ по головѣ... А дѣлать нечего: все войди, да посмотри, — да стерпи. — И этимъ воздухомъ больной, безъ разбора болѣзней, не исключая и болѣзней въ легкихъ, дышетъ цѣлую ночь и цѣлыя ночи! Интересно также замѣчанiе одного старичка–больнаго, изъ простаго званiя, по поводу состоянiя воздуха. — Я, говоритъ онъ, все думаю, отчего это такой запахъ? — Ну, отчего же? какъ ты думаешь? спрашиваю его. — Да вотъ я полагаю, что въ палатахъ есть клопы; и вотъ какъ вычищаютъ полы–то, такъ въ ту пору клопов–то и придавливаютъ, а оттого и запахъ такой. Да и пахнетъ–то... какъ будто подъ носомъ кто клопа давитъ. — Предположенiе крайне–наивное, но оно очень хорошо характеризуетъ качество воздуха и степень его силы, — если не всегда, то и не рѣдко.»

Впрочемъ авторъ сознается, что такое состоянiе воздуха бываетъ не круглыя сутки: во время визитацiй (въ 9 часовъ утра и въ 8 вечера) воздухъ довольно чистъ.

Мы тепло вѣруемъ, что и вопросъ объ общественныхъ больницахъ не долго будетъ оставаться забытымъ. Извѣстно, что вопросъ о военныхъ госпиталяхъ (по поводу открывшихся въ послѣднюю войну разныхъ недостатковъ и злоупотребленiй) давно поднятъ въ Военномъ Министерствѣ, состоянiе ихъ внимательно разсмотрѣно, и принимаются дѣятельныя мѣры къ ихъ улучшенiю. Мы даже слышали, что былъ составленъ проэктъ радикальнаго преобразованiя ихъ, съ введенiемъ, между прочимъ, коллегiальнаго управленiя; не знаемъ только, принятъ ли этотъ проэктъ и дѣйствительно ли готовится радикальное преобразованiе госпиталей.

Такъ какъ въ приведенной нами статьѣ положительно поднятъ вопросъ и объ общественныхъ больницахъ, то нѣтъ сомненiя, что онъ уже не западетъ въ безгласности, а за тѣмъ послѣдуютъ конечно и мѣры къ его разрѣшенiю; потомучто теперь голоса, доходящiе изъ общества, уже не остаются неуслышанными; къ нимъ, напротивъ, прислушиваются, ими пользуются, даже въ нихъ нуждаются. На это есть у насъ прямыя, фактическiя доказательства. Развѣ Министерство Народнаго Просвѣщенiя не обнародовало проэкта устава среднихъ и нисшихъ учебныхъ заведенiй для всеобщаго обсужденiя? Развѣ не обратилось почтовое вѣдомство къ сочувствiю публики, вызывая ее «указывать ему на тѣ случаи, гдѣ вкрадываются случайно какiя–либо ошибки или упущенiя»? Наконецъ развѣ Министръ Финансовъ не пригласилъ, печатнымъ объявленiемъ, всѣхъ сообщать замѣчанiя о причинахъ медленнаго развитiя золотого промысла и мысли о томъ, какими мѣрами правительство могло бы поощрить этотъ промыселъ?

Мы имѣемъ также доказательство и на то, что гласности уже дано у насъ право гражданства: это доказываетъ законъ 22 сентября прошедшаго года, изданный въ пополненiе ценсурнаго устава, по поводу того, что въ этомъ уставѣ не заключалось «правилъ о предупрежденiи вреда, могущаго произойти отъ распространенiя въ перiодическихъ изданiяхъ ложныхъ извѣстiй и слуховъ, или появленiя статей, оскорбительныхъ для правительственныхъ мѣстъ и частныхъ лицъ, посредствомъ немедленнаго опроверженiя или разъясненiя въ печати такихъ извѣстiй, слуховъ и статей, въ тѣхъ самыхъ изданiяхъ, въ которыхъ они появились». Вслѣдствiе этого первымъ пунктомъ новаго закона «издателямъ и редакторамъ журналовъ и газетъ вмѣняется въ обязанность печатать безплатно въ своихъ изданiяхъ опроверженiя на появившiяся въ нихъ неосновательныя извѣстiя и слухи или возраженiя на статьи, оскорбительныя для какого–либо мѣста или лица, какъ скоро такiя опроверженiя и возраженiя доставлены будутъ мѣстами или лицами, упоминаемыми въ означенныхъ извѣстiяхъ, слухахъ и статьяхъ.» Въ слѣдующихъ за тѣмъ пунктахъ постановлены и особыя на этотъ предметъ правила.

Въ вышеприведенныхъ нами словахъ автора Очерковъ больничнаго быта есть одна фраза, собственно къ больницамъ не относящаяся, съ которою намъ очень не хотѣлось бы согласиться. Онъ сказалъ, что нѣкоторые изъ вопросовъ, занимающихъ теперь наше общество, суть только «модныя» занятiя. Мы слышали, что нѣкоторые такъ смотрятъ на вопросъ, о которомъ мы еще не упомянули, вопросъ самый свѣжiй и, послѣ крестьянскаго, самый святой и неотложный. Это — вопросъ о распространенiи грамотности. Говоря точнѣе, названiе «моднаго занятiя» относятъ, можетъ быть, не вообще къ вопросу о распространенiи грамотности, а собственно къ воскреснымъ школамъ. Московскiя газеты жалуются на скудость средствъ тамошнихъ воскресныхъ школъ, приписывая эту бѣду совершеннѣйшему равнодушiю московской публики къ этому новому дѣлу, и носятся слухи, будто бы равнодушiе–то это происходитъ оттого, что московская публика смотритъ на дѣло воскресныхъ школъ, какъ на скоропреходящую моду. Нисколько не ручаемся за справедливость этихъ слуховъ, но — неужели же дѣло воскресныхъ школъ дѣйствительно только мода? Впрочемъ положимъ, что мода, — чтожъ изъ того? Въ одной газетѣ сосчитано, что теперь въ Россiи около 200 воскресныхъ школъ, въ которыхъ приблизительно до 20.000 учащихся. Между тѣмъ почти въ каждомъ листкѣ газетъ есть вѣсти о вновь открывающихся воскресныхъ школахъ и о прибывающихъ ученикахъ. Въ такомъ случаѣ — пусть это будетъ мода; да мода–то эта выучитъ грамотѣ десятки тысячь человѣкъ, и выучитъ ихъ не черезъ полуграмотныхъ пономарей и отставныхъ солдатъ, безсмысленное преподаванiе которыхъ и было одною изъ причинъ, введшихъ въ ошибку В. И. Даля и другихъ противниковъ разпространенiя грамотности, — нѣтъ, она выучитъ ихъ разумно, чрезъ людей просвѣщенныхъ, дѣлающихъ это дѣло съ толкомъ, съ любовью и съ участiемъ самыхъ теплыхъ желанiй; выучитъ не одному механизму чтенiя, — какъ учатъ по селамъ и деревнямъ пономари и отставные солдаты, — но и пониманью читаемаго; она улучшитъ, подниметъ нравственно эти десятки тысячь... Если потомъ и пройдетъ эта мода, то она пройдетъ тогда, когда минетъ въ ней потребность; когда будетъ много не воскресныхъ, а будничныхъ, но подобныхъ воскреснымъ, школъ, и въ нихъ будутъ учиться уже не десятки, а многiя сотни тысячь... Почему же не слѣдовать намъ такой хорошей модѣ, когда мы съ точностiю слѣдуемъ модѣ въ способѣ повязыванiя галстуковъ и ношенiя воротничковъ?.. Наконецъ — если лица, заводящiя воскресныя школы и преподающiя въ нихъ дѣлаютъ это, только увлекаясь модою (въ чемъ мы впрочемъ сомнѣваемся); то учащiеся–то, эти толпы бѣднѣйшихъ мальчиков и взрослыхъ ремесленниковъ, добровольно стекающiяся по праздникамъ въ школы, они тоже увлечены модою? Нѣтъ, ужь это, воля ваша, совсѣмъ неправдоподобно. Нѣтъ! тутъ есть нѣчто другое, нѣчто, приводящее на память поговорку: гласъ народа — гласъ Божiй. Эта поговорка означаетъ, что у народа, взятаго въ цѣломъ, есть инстинктъ для угадыванiя истины, для вѣрнаго распознаванья того, что, въ данную минуту, должно пойдти ему во здравье и во благо. Не привились бы такъ дружно воскресныя школы, если бы онѣ были порожденiемъ одной своенравной моды!.. Что грѣха таить! если бы, прежде нежели открылась первая воскресная школа, спросили насъ, будетъ ли успѣшно это начинанiе, побѣгутъ ли толпы малолѣтныхъ и взрослыхъ простолюдиновъ по праздникамъ учиться въ школы, — мы, можетъ быть, сильно усомнились бы въ этомъ, потомучто... еще разъ искреннее признанiе!.. потомучто мы не довольно близко знакомы съ внутреннимъ мiромъ народной массы, не довольно хорошо знаемъ, чтó таится въ глубинѣ ея, не на столько изощрили въ себѣ наблюдательность, чтобы въ каждый данный моментъ вѣрно учуять ростъ ея зрѣющихъ въ тиши потребностей. Мы обманулись бы жестоко и непростительно, мы погрѣшили бы противъ народа своимъ сомнѣнiемъ, и если есть теперь люди, считающiя воскресныя школы порожденiемъ одной только моды, то они грѣшатъ противъ народа... Благословимъ же того, кому первому пришла мысль ввести эту моду, благословимъ тотъ часъ, въ который осѣнила его эта благодатная мысль!

Прощаясь съ старымъ годомъ этимъ благословенiемъ, мы переносимъ въ новый годъ горячее желанiе, чтобы мода на воскресныя школы распространилась по всей землѣ русской, чтобы держалась она долго и чтобы исчезла въ насъ всякая тѣнь сомнѣнiя въ ея благотворности.

Читатели могутъ указать намъ, что обозрѣвая главнѣйшiе изъ поднятыхъ у насъ и занимающихъ общее вниманiе вопросовъ, мы забыли одинъ насущнѣйшiй предметъ, близко касающiйся всѣхъ и каждаго, именно: вопросъ финансовый и вопросъ о созданiи у насъ общественнаго кредита; что въ истекшемъ году возникло одно важное учрежденiе — учрежденiе государственнаго банка, и что много положено трудовъ и сильно подвинуто впередъ дѣло по устройству земскихъ банковъ. Нѣтъ, мы не забыли этого предмета, но онъ такъ важенъ, серьезенъ и сложенъ, что говорить о немъ обстоятельно можно только въ спецiальной, ему собственно посвященной статьѣ; а здѣсь излагать подробности начатыхъ и еще не конченныхъ работъ, значило бы только напрасно утруждать ваше вниманiе.

__________