.

La Sorcière par J. Michelet. 1863. Bruxelles et Leipzig.

КОЛДУНЬЯ. СОЧ. МИШЛЕ

____

«Предметъ этой книги, говоритъ авторъ, не исторiя волшебства, но простое и сильное изображенiе жизни колдуньи, жизни, которую мои ученые предшественники затемнили избыткомъ знанiя и подробностей. Сила моя въ точкѣ отправленiя: я начинаю не отъ пустого призрака, но отъ живого существа, отъ колдуньи...» Задавшись такимъ образомъ, Мишле говоритъ, что хочетъ представить въ краткомъ очеркѣ бiографiю колдуньи въ теченiи тысячи лѣтъ, различныя формы, въ которыхъ выражался ея типъ впродолженiи этого времени, постепенное преобразованiе ею злого духа отъ рѣзваго шаловливаго домового до грознаго сатаны; онъ хочетъ показать, какъ колдунья, явившись вслѣдствiе чрезмѣрности бѣдствiй, мало–по–малу распространяла свою власть и наконецъ явилась въ головѣ религiозной секты; какъ въ то же время она сама себя поражала, сама уничтожала свое влiянiе; какъ потомъ сошла со сцены и едва удержалась въ деревняхъ.

«Царственныя жрицы Персiи, восхитительная Цирцея, величавая Сивилла, увы! что съ вами сдѣлалось? Какое варварское преобразованiе! Та, которая съ трона востока учила свойствамъ травъ и движенiю звѣздъ; та, которая съ дельфiйскаго треножника, блестя славой бога свѣта, возвѣщала оракулы коленопреклоненному мiру; та, тысячу лѣтъ спустя, травится какъ дикiй звѣрь, преслѣдуется на всѣхъ перекресткахъ, обезчещенная, терзаемая, побиваемая камнями, сожигаемая на горячихъ угольяхъ...

«Сивилла предсказывала судьбу, колдунья управляетъ ей: въ этомъ ихъ истинная громадная разница. Она вызываетъ, заклинаетъ, измѣняетъ предопредѣленiе. Это не древняя Кассандра, которая такъ хорошо предвидѣла будущее и плакала, ожидая его; нѣтъ, колдунья творитъ это будущее: она выше Цирцеи, выше Медеи, — она имѣетъ въ своихъ рукахъ магическiй жезлъ естественнаго чуда; природа помощница и сестра ея...

«Ни древняя волшебница, ни кельтiйская и германская пророчица (Voyante) не представляютъ типа настоящей колдуньи. Невинныя сабазiи, праздники въ честь Бахуса, маленькiе деревенскiе шабаши никакъ не «черная месса» XIV вѣка. Эти страшныя понятiя не были слѣдствiемъ длиннаго ряда преданiй: онѣ возникли изъ бѣдствiй эпохи.

«Съ какого же времени считать появленiе колдуньи? Съ эпохи отчаянiя.» (La Sorcière.)

Высказавъ это мнѣнiе, Мишле утверждаетъ, что преобразованiе женщины въ колдунью совершилось постепенно, что сначала она вѣрила въ домового и только въ ХI вѣкѣ обратила его въ сатану; что первый договоръ съ нимъ относится къ началу ХIII столѣтiя, что культъ злому духу начинается сто лѣтъ спустя и то единственно во Францiи.

Разсмотримъ до какой степени вѣрны эти положенiя.

Первоначальное образованiе языческихъ религiй произошло подъ непосредственнымъ влiянiемъ явленiй природы. Въ тѣхъ странахъ, гдѣ силы ея имѣли громадный перевѣсъ надъ силами человѣка, суевѣрiе развилось сильнѣе. Препятствiя всякаго рода были такъ страшны и разнообразны, что заставляли безпрестанно обращаться къ сверхъестественному вмѣшательству. Запуганное воображенiе создавало грозные и могущественные образы, не существующiе въ природѣ. Населивъ ее добрыми и злыми генiями, оно въ нихъ искало спасенiя. Люди, болѣе другихъ изучившiе ее, рѣзко выдѣлились изъ толпы и стали посредниками между ней и богами. Они умѣли обратить въ свою пользу и свои познанiя и нѣкоторыя болѣзненныя явленiя человѣческаго организма ([1]).

Въ настоящее время всѣмъ извѣстно, что нервныя болѣзни могутъ сопровождаться такими изумительными симптомами, которые въ состоянiи и въ наше время заставить задуматься людей даже развитыхъ и знакомыхъ съ естественными науками. Эти симптомы въ эпоху древней цивилизацiи казались необъяснимыми, чудесными. Каталепсiя, гипнотизмъ, экстазъ — должны были поражать умы неволнымъ благоговѣнiемъ. Дѣйствительно, кого не удивило бы зрѣлище человѣка, который не чувствуетъ боли, находится въ неестественномъ натянутомъ положенiи по нѣскольку часовъ, съ восторгомъ говоритъ о небѣ и небесныхъ наслажденiяхъ, расказывая разныя чудныя видѣнiя? Неимовѣрная чувствительность нервовъ въ гипнотизмѣ и въ тоже время отсутствiе реактирующей силы разсудка, препятствовавшее больному различать свои впечатлѣнiя отъ впечатлѣнiй, полученныхъ извнѣ не произвольно; способность нѣкоторыхъ сомнамбуловъ отгадывать свои припадки и назначать лекарства нетолько себѣ, но и другимъ — все это сильно способствовало утвержденiю вѣры въ чудесное.

Женщины по особому устройству своего организма, по легковѣрiю и воспрiимчивости, по преобладающей силѣ воображенiя и страсти наиболѣе склонны къ нервнымъ болѣзнямъ; онѣ легче мужчинъ способны сдѣлаться слѣпымъ орудiемъ въ рукахъ жрецовъ ([2]).

Во всѣхъ первобытныхъ религiяхъ рядомъ съ обоготворенiемъ добраго начала существовало обоготворенiе злого. Запуганное человѣчество обращалось не только къ добрымъ богамъ и генiямъ, но и къ злымъ, чтобъ умилостивить ихъ. Какъ бы великъ ни былъ фатализмъ, господствующiй въ религiи, врожденное человѣку чувство самосохраненiя, заставляло его стремиться къ узнанiю будущаго, къ отвращенiю угрожающихъ бѣдствiй чисто человѣческими средствами. Лаiю предсказано, что онъ погибнетъ отъ руки сына, и онъ велитъ погубить Эдипа. Легенды о Парисѣ, Персеѣ и множествѣ другихъ представляютъ намъ примѣры какъ древнiй человѣкъ пытался вырваться изъ–подъ власти судьбы.

Съ другой стороны болѣзни и желанiе удовлетворить страстямъ побуждали человѣка обращаться къ колдуньѣ, какъ къ женщинѣ, узнавшей магическiя свойства камней и травъ, таинственное влiянiе звѣздъ.

Такимъ образомъ колдунья явилась какъ выраженiе первой попытки человѣческаго ума подчинить себѣ природу. Невѣжество признало себя побѣжденнымъ и преклонилось предъ ней.

Влiянiе и значенiе ея измѣнялись сообразно умственному состоянiю общества, сообразно положенiю въ немъ женщины и системы религiозныхъ вѣрованiй.

Двойственность требованiй общества, двойственность культа противоположнымъ принципамъ обусловливала формы, въ которыхъ проявлялась колдунья: то она была прорицательницей, то лекаркой, то служительницей свѣтлыхъ боговъ, то заклинательницей, посредницей между мiромъ тѣней и живыми людьми.

Но несмотря на всю важность и многосторонность своей роли, она утратила первое мѣсто въ историческую эпоху: вездѣ мы находимъ ее подъ влiянiемъ жрецовъ, не говоря уже о востокѣ, гдѣ женщина никогда не въ силахъ была выбиться изъ–подъ ига домашняго и общественнаго деспотизма, но даже въ Грецiи у дорiйскаго племени, гдѣ она пользовалась значительной свободой. Знаменитая Пифiя только прорицала; прорицанiя же ея истолковывали жрецы. Значенiе гестiадъ ограничивалось служенiемъ Гестiи ([3]). Такое же явленiе представляютъ въ Римѣ весталки. Религiя, сдѣлавшаяся политическимъ учрежденiемъ въ республикѣ, исключала женщину отъ всякаго вмѣшательства въ общественныя дѣла. Длинный рядъ консуловъ, первосвященниковъ, арусницiевъ оставили колдуньѣ только значенiе лекарки и ворожеи. Скоро она сдѣлалась торговкой волшебными напитками и отравительницей. Переходъ этотъ объясняется тогдашнимъ положенiемъ римскаго общества. Отсутствiе всякихъ нравственныхъ убѣжденiй, мотовство и корыстолюбiе патрицiевъ и матронъ, жалкое состоянiе рабовъ — вотъ пружины, вызывавшiя дѣятельность колдуньи. Съ одной стороны у ней требовали яду нетерпѣливые наслѣдники, съ другой мстительные страдальцы. Въ эпоху императоровъ она повысилась еще болѣе: имена Локусты и Канидiи тѣсно связаны съ именемъ цесарскаго Рима. Напрасно сенатъ издавалъ многочисленные указы противъ отравительницъ; напрасно за смерть господина, убитаго рабомъ, всѣ его невольники подвергались смерти; напрасно поэты и ораторы вопiяли противъ отравленiй: ни страхъ наказанiя, ни страхъ насмѣшки и презрѣнiя не останавливали ихъ ([4]).

Таково было истинное значенiе колдуньи въ древнемъ мiрѣ; но не таково оно было въ народной фантазiи. Подъ постояннымъ влiянiемъ жрецовъ, она выработала изъ ней типъ злого существа съ неограниченной властью. Преданiя о Цирцеѣ и Медеѣ смѣнились сказанiями и фессалiйскихъ волшебницахъ. Апулей въ этомъ случаѣ является лучшимъ истолкователемъ народныхъ вѣрованiй.

«Это волшебница, сказалъ онъ (Сократъ фесалiецъ); она можетъ по своей волѣ понизить небеса, сдвинуть землю, окаменить рѣки, разжидить горы, вызвать тѣни снизу на верхъ, боговъ сверху внизъ, потушить звѣзды, освѣтить самый тартаръ. (Metamorphoseon lib. I.)

«Эта колдунья одна изъ самыхъ знающихъ; она не можетъ видѣть молодого красиваго человѣка, не воспылавъ къ нему страстью. При малѣйшемъ сопротивленiи, она приходитъ въ негодованiе и превращаетъ упорныхъ въ камень, въ животныхъ, а иногда уничтожаетъ ихъ совсѣмъ. (ibid. lib. II.)

«Вотъ, запершись въ свою магическую лабораторiю, она приступаетъ къ обычнымъ занятiямъ. Со всѣхъ сторонъ видно множество ароматовъ, бронзовыя полосы съ неизвѣстными надписями, гвозди отъ разбитыхъ кораблей, пропасть человѣческихъ останковъ, похищенныхъ до погребенiя или послѣ. Здѣсь куски носа, пальцевъ; тамъ гвозди, вырванные изъ крестовъ съ кусками мяса, дальше кровь убитаго человѣка и осколки человѣческихъ череповъ, отнятые у жадности хищныхъ звѣрей...» (ibid. III.) ([5])

Таковы были понятiя массы язычниковъ во второй половинѣ второго вѣка. Само собой разумѣется, что христiанство смотрѣло на колдунью еще строже: объявивъ всѣхъ идоловъ демонами, оно естественно должно было видѣть въ ней ихъ служительницу. Принятiе Константиномъ новой религiи было для колдуньи громовымъ ударомъ. Законы церковные и гражданскiе угрожали ей смертной казнью, но это самое гоненiе на нее и на паганизмъ и печальное положенiе общества въ IV вѣкѣ, способствовали усиленiю колдовства.

Выше мы замѣтили, что несчастiе дѣлаетъ человѣка робкимъ и суевѣрнымъ или доводитъ до отчаянiя. Дурная пища, постоянное угнетенiе, страхъ новыхъ бѣдствiй разстроиваютъ нервную систему, измѣняютъ составъ крови и порождаютъ новыя болѣзни въ изумительномъ количествѣ. Всѣ эти причины существовали.

Эпоха побѣды христiанства застала древнiй мiръ въ самомъ хаотическомъ состоянiи; паганизмъ утратилъ свою жизненность и только поддерживался неоплатонизмомъ и мистицизмомъ востока. Первый привлекалъ своей философской стороной; второй обрядностью и таинственностью. Римъ былъ центромъ, гдѣ можно было видѣть всѣ богослуженiя покорныхъ ему странъ. Тамъ на ряду съ храмами, въ которыхъ красовались изящныя произведенiя греческаго рѣзца, были воздвигнуты массивные храмы, жилища чудовищныхъ идоловъ востока, тамъ совершались циническiя празднества въ честь Цибеллы и процессiи жрецовъ ея тянулись по улицамъ въ черныхъ одеждахъ, съ сѣкирами въ рукахъ при звукахъ трубъ и литавръ; тамъ изъ храма Изиды раздавались дикiе крики; тамъ поклонники Мифры спускались въ пещеру... магiя, астрологiя, вызыванiе духовъ, толкованiе сновъ — вотъ въ чемъ состояла сущность паганизма въ то время; къ этому примѣшивались въ отдаленныхъ провинцiяхъ преданiя и обряды варваровъ... Философъ Фелистiй насчитываетъ до 300 языческихъ сектъ...

Городское и сельское населенiе подвергалось страшнымъ притѣсненiямъ и поборамъ. Перенесенiе столицы въ Византiю и украшенiе ея великолѣпными зданiями истощили государственную казну; чтобъ наполнить ее прибѣгли къ установленiю новыхъ налоговъ. Скоро цѣна на жизненные припасы возвысилась въ восьмеро. Положенiе свободныхъ поселянъ стало хуже рабовъ. Возмущенiе багаудовъ ([6]) готово было повториться, тѣмъ болѣе, что крестьяне могли расчитывать на помощь мелкихъ владѣльцевъ. Принужденные нести службу декурiоновъ, эти владѣльцы должны были своей собственностью отвѣтствовать за исправность взноса податей своего округа. Чтобъ избавиться отъ этой должности они прибѣгали къ разнымъ средствамъ: къ браку съ рабынями, къ побѣгамъ и даже къ эмиграцiи. Одно время вступленiе въ духовное званiе служило спасенiемъ, но вскорѣ запретительные указы отняли и это средство. Это нестерпимое угнетенiе имѣло слѣдствiемъ вырожденiе расы. Посмотрите на памятники тогдашняго искуства: повсюду встрѣтите отекшiя, болѣзненныя, изнуренныя лица, на котрыхъ прочтете только страданiе или отчаянiе ([7]).

Религiозные споры и ереси увеличили мѣру бѣдствiй.

Такимъ образомъ въ вѣкъ Константина были всѣ данныя для распространенiя колдовства, и дѣйствительно оно распространилось въ огромныхъ размѣрахъ. Падающiй паганизмъ взводилъ на христiанъ разныя нелѣпыя обвиненiя, торжествующее христiанство объявило всѣхъ жрецовъ и предсказателей обманщиками или служителями дьявола. Константинъ въ 319 издалъ законъ, которымъ осуждалъ гадателей на сожженiе; тѣхъ же, кто принималъ ихъ въ дома, приговаривалъ къ ссылкѣ и конфискацiи имѣнiя; но заговариватели полей и виноградниковъ отъ граду и дождя не подвергались никакому наказанiю. Констанцiй, Юлiанъ и въ особенности Феодосiй шли по слѣдамъ Константина.

Эти преслѣдованiя довели нѣкоторыхъ несчастныхъ до такого отчаянiя, что они вступили въ договоръ съ злымъ духомъ, давъ ему росписку кровью, какъ это было предписано преданiемъ ([8]).

Эта борьба христiанства съ язычествомъ продолжалась и въ послѣдующiя времена. Неприготовленные умы грубой толпы съ трудомъ понимали высокiя истины новаго ученiя. Они не могли разстаться съ обрядами, къ которымъ привыкли съ дѣтства, они не могли отказаться вдругъ отъ понятiй, всосанныхъ съ молокомъ матери, отъ вѣрованiй въ существа, занимавшiя ихъ воображенiе съ дѣтства...

Странное явленiе представляла Галлiя вскорѣ послѣ вторженiя варваровъ. Франки, несмотря на принятiе Кловисомъ христiанства, сохраняли германскiе нравы и законы; въ отдаленныхъ углахъ, какъ напримѣръ въ Бретани, существовалъ друидизмъ; населенiе галло–римское было скорѣе языческое чѣмъ христiанское. Не только въ то время, но даже долго послѣ того сохранялись на югѣ Францiи слѣды паганизма. Въ половинѣ VI вѣка св. Кесарiй, архiепископъ арльскiй, всю жизнь сражался съ языческимъ суевѣрiемъ своихъ прихожанъ, которые не только праздновали календы и прибѣгали къ аруспицiямъ и авгурамъ, но еще воздавали поклоненiе лѣсамъ и источникамъ. Толедскiй соборъ въ 589 году предалъ осужденiю танцы и неприличныя пѣсни въ церквахъ. Такъ въ Лиможѣ народъ вмѣсто того чтобъ пѣть предписанные въ литургiи стихи, пѣлъ: «св. Марцiалъ, молись за насъ, мы танцуемъ ради тебя», сопровождая эти слова танцами. Подобный же обычай соблюдался въ Шалонѣ и другихъ мѣстахъ. Карлъ великiй въ одномъ изъ своихъ капитулярiевъ запретилъ пляску, скаканье и пѣсни въ храмахъ, какъ остатки язычества. Римскiй соборъ въ 826 году прямо говоритъ: «есть лица, особенно женщины, которыя на праздникъ рождества христова и другiе идутъ въ церковь не по причинѣ, достойной похвалы, но для того, чтобы плясать, пѣть постыдныя пѣсни, образовать и водить хоры, такъ что придя съ небольшими проступками, они возвращаются съ тяжкими грѣхами.» Эти обычаи сохранились даже до половины XVII вѣка ([9]).

Но такое соблюденiе языческихъ обрядовъ нисколько не препятствовало соблюденiю другихъ христiанскихъ обрядовъ, усвоенiю тѣхъ вѣрованiй, которыя были доступнѣе невѣжественному уму массы. Такъ Григорiй турскiй говоритъ:

«Была въ это время одна женщина, которая имѣла въ тѣлѣ своемъ духа Пифона и своими предсказанiями доставила много денегъ господамъ своимъ; она вошла къ нимъ въ такую милость, что была отпущена на волю и могла жить какъ угодно. Если у кого–нибудь крали или онъ самъ терялъ какую–либо вещь, она тотчасъ сказывала куда воръ пошолъ, кому отдалъ покражу или что съ ней сдѣлалъ... Извѣстiе объ этомъ достигло до Агерика, архiепископа верденскаго и онъ послалъ схватить ее. Когда она была приведена къ нему, онъ понялъ, изъ того что намъ изѣстно изъ дѣянiй апостольскихъ, что она была одержима бѣсомъ Пифономъ. Когда онъ прочолъ надъ ней заклинанiе и помазалъ ея лобъ св. миромъ, демонъ закричалъ и открылъ святителю всю истину, который не могши изгнать его, позволилъ женщинѣ идти домой (книга VII).» ([10])

Точно также раньше эпохи, указанной Мишле, мы находимъ извѣстiя о шабашѣ и о сожительствѣ съ демономъ. Бергамстетскiй соборъ въ Англiи въ 696 ясно говоритъ о поклоненiи злымъ духамъ. Капитулярiй о волшебствѣ (de sortilegiis et sortiariis) относящiйся къ IХ вѣку, возстаетъ противъ женщинъ, которыя полагаютъ, что съ помощью демона Дiанума могутъ носиться по воздуху ([11]). Недостатокъ свѣдѣнiй объ этихъ временахъ не дозволяетъ навѣрно утверждать, что существовала тогда «черная месса», но нѣкоторыя данныя позволяютъ думать, что всѣ элементы для ней были готовы. Толедскiй соборъ въ 694 году предаетъ вѣчному отлученiю отъ церкви и пожизненному заключенiю тѣхъ, которые будутъ служить панихиды по живымъ. Селингштадскiй соборъ въ 1023 запрещаетъ служить извѣстныя мессы св. Троицѣ и св. Михаилу съ цѣлью узнавать будущее. Гиберъ де Ножанъ (Guibert de Nogent 1121) и одинъ изъ продолжателей его хроники расказываютъ о двухъ случаяхъ колдовства, соединенныхъ съ оскверненiемъ св. мира, масла и воды. Сверхъ того первый говоритъ, что его мать едва не сдѣлалась жертвой злого духа, посягавшаго на ея цѣломудрiе. Изъ этого краткаго очерка видно, что колдовство было неразлучно съ невѣжествомъ. Какъ по мѣрѣ развитiя древней цивилизацiи оно принимало характеръ фокусничества, такъ теперь по мѣрѣ распространенiя суевѣрiя оно становилось мрачнѣе, осязательнѣе, приближалось къ значенiю секты.

«Въ перiодъ времени отъ шестого по десятый вѣкъ, говоритъ Бокль, въ цѣлой Европѣ было не болѣе трехъ–четырехъ человѣкъ, которые осмѣливались думать самостоятельно, да и тѣ принуждены были скрывать свою мысль подъ темнымъ и мистическимъ слогомъ. Остальная часть общества была погружена въ самое унизительное невѣжество: тѣ немногiе, которые умѣли читать, ограничивались изученiемъ сочиненiй, поощрявшихъ и усиливавшихъ суевѣрiе, какъ напримѣръ разныя легенды и гомелiи. Изъ этихъ источниковъ почерпали они тѣ наглыя выдумки, изъ которыхъ преимущественно слагалось богословiе того времени. Эти жалкiя повѣсти были чрезвычайно распространены и принимались за неоспоримыя и важныя истины. Чѣмъ больше изучали литературу, тѣмъ больше имъ вѣрили т.–е. чѣмъ больше было учености, тѣмъ больше и невѣжества... Была литература Грецiи и Рима, сохраненная монахами, изъ которыхъ иные по временамъ въ нее заглядывали, а иные даже переписывали ея произведенiя. Но къ чему могло послужить подобное чтенiе такимъ читателямъ? Они не только не были способны понять достоинство древнихъ писателей, но даже не могли чувствовать красоты ихъ слога и пугались смѣлости ихъ изслѣдованiй. При первомъ лучѣ свѣта глаза этихъ читателей были поражены слѣпотою. Они никогда не перелистывали языческаго автора, не приходя въ ужасъ отъ опасности, которой подвергались: ихъ постоянно преслѣдовалъ страхъ, что вотъ они заразятся языческими понятiями и вовлекутъ душу свою въ смертный грѣхъ. Вслѣдствiе такого настроенiя, они нарочно оставляли въ сторонѣ великiя образцовыя произведенiя древности и замѣняли ихъ жалкими компиляцiями, которыя портили вкусъ читателей, увеличивали ихъ легковѣрiе, усиливали заблужденiя и послужили къ продленiю невѣжества Европы.»

Такiе люди стояли въ головѣ общества и пользовались значительной долей власти; понятно какое влiянiе они имѣли на своихъ вассаловъ. Фанатизмъ и рутина пустили въ это время глубокiе корни въ облитую кровью почву Галлiи. Знаменитыя реформы Карла великаго въ дѣлѣ просвѣщенiя послужили только къ развитiю педантизма ([12]).

Конецъ Х вѣка и начало ХI были эпохой полнаго выраженiя феодализма. Произволу бароновъ не было предѣловъ, ежедневныя побоища между ними обратили страну въ груду развалинъ; кое–гдѣ возвышались неприступные замки тирановъ и грязные города обнесенные крѣпкими стѣнами. По дорогамъ не было проѣзда; поля оставались невоздѣланными, всѣ ожидали свѣтопредставленiя — къ чему было заботиться о земномъ? Приношенiя сыпались со всѣхъ сторонъ въ монастыри. Чтобъ замолить грѣхи свои, бароны вдвое жертвовали — и вдвое грабили. Вся тяжесть обрушивались на бѣдныхъ крестьянъ...

Наступилъ 1001 годъ. Монахи разбогатѣли, сеньоры продолжали воевать и грабить, жители деревень умирали съ голоду; нѣкоторые дошли до такой крайности, что питались человѣческимъ мясомъ. Ненаходя нигдѣ облегченiя, видя, что небо остается глухо къ ихъ молитвамъ, нѣкоторые изъ нихъ пытались выйти изъ своего положенiя съ помощью злого духа, и колдуньи и страдающiе нервными болѣзнями размножились ([13]). Пляска св. Вита свирѣпствовала какъ повѣтрiе, проказа усилилась, число угнетенныхъ стало слишкомъ велико — реакцiя была неизбѣжна.

Слѣдствiемъ такого порядка вещей было движенiе къ образованiю коммунъ. «Податные люди не платятъ своему сеньору болѣе одного раза въ годъ, восклицаетъ лѣтописецъ съ сожалѣнiемъ; если они совершаютъ какой–либо проступокъ, они отдѣлываются пеней, опредѣленной судомъ; чтоже касается до сбора денегъ (levées d'argent), который имѣютъ обычай налагать на рабовъ, — они отъ него совершенно изъяты» ([14]). Съ другой стороны развратное поведенiе римскаго двора поражало негодованiемъ людей, болѣе другихъ развитыхъ и честныхъ; духъ анализа и критики, свойственный человѣку, быстро развивался, несмотря на схоластическiя оковы. Готье Мапсъ и Метью Парисъ громили пороки папъ; имъ вторили трубадуры; новыя ученiя возникли на югѣ Францiи — феодализмъ и папство увидѣли, что имъ угрожаетъ опасность... Смерть еретикамъ! раздалось повсюду — и кровавое зарево костровъ озарило покрытыя трупами и развалинами цвѣтущiя долины Лангедока.

Обвиненiя въ чародѣйствѣ умножились: всякая албигойка была колдунья; ей предстоялъ выборъ между смертью и отреченiемъ отъ своей религiи.

Нельзя не замѣтить, что до этого времени преслѣдованiя были умѣренны: дѣло касалось только догматовъ религiи и потому было оставлено безъ вниманiя; лишь немногiе истинно благочестивые архiепископы приходили въ негодованiе отъ такого соблазна, и старались отвратить его страхомъ тюремнаго заключенiя и церковныхъ наказанiй; исцѣлить зло образованiемъ народа и улучшенiемъ его участи никто и не думалъ. Но какъ скоро вопросъ коснулся матерьяльныхъ выгодъ духовенства, его власти — оно употребило неслыханную жестокость. Съ этихъ поръ всякое самостоятельное мнѣнiе, всякая смѣлая мысль, считались ересью или колдовствомъ...

Наступила новая эпоха, болѣе тяжолая: вторженiе англичанъ, язва, голодъ, король и дворянство раззоряющiе народъ, чтобъ выкупиться изъ плѣна, произволъ военныхъ шаекъ, пробѣгавшихъ Францiю по всѣмъ направленiямъ, безчисленныя преграды въ частной жизни — все соединилось, чтобъ довести народъ до крайности. Священникъ запрещалъ бракъ съ кузиной даже въ шестой степени, сеньеръ не позволялъ жениться въ другой деревнѣ, чтобъ не потерять раба; мародеры грабили имущество крестьянина, били его самого, обезчещивали его родныхъ... Не видя конца своимъ бѣдствiямъ онъ рѣшился обратиться къ сатанѣ за помощью. Не надо забывать, въ какомъ положенiи были тогда народныя преданiя: мрачныя сказанiя сѣверной мифологiи смѣшивались въ нихъ съ волшебными творенiями пылкой фантазiи востока; страшные расказы о тайнахъ ордена тамилiеровъ, легенды, наполненныя чудесами, воспоминанiя друидизма распаляли суѣверное воображенiе необразованнаго и больного раба. Церковный языкъ сталъ непонятенъ для массы съ ХII вѣка. Праздникъ дураковъ и подобные ему, въ которыхъ участвовало духовенство, несмотря на поразительное нечестiе нѣкоторыхъ изъ нихъ, способствовали неуваженiю къ религiи. Переходъ отъ шабаша до черной мессы былъ неизбѣженъ: контрастъ между дѣйствительностью и потребностями естественно долженъ былъ породить контрастъ и въ мiрѣ нравственномъ; чѣмъ теплѣе была вѣра, чѣмъ богаче воображенiе и глубже чувство, тѣмъ полнѣе должно произойти отреченiе...

Шабашъ состоялъ изъ ужина, танцевъ и мессы наизнанку, съ обрядами, глубоко оскорблявшими вѣрующихъ своимъ циническимъ кощунствомъ. Всякiй присутствующiй обязанъ былъ привести съ собой женщину. Мишле говоритъ: «месса прерывалась пиромъ. Въ противоположность праздникамъ дворянъ, сидѣвшихъ съ мечами на боку, здѣсь, на этомъ братскомъ праздникѣ, не было оружiя, даже ножа. Какiе напитки подавались? Медъ? пиво? вино? хмѣльной сидръ или грушовка? (Оба начались въ ХII вѣкѣ). Наркотическiе напитки съ опасной примѣсью беладонны были ли за этимъ столомъ? Разумѣется нѣтъ. Тамъ были дѣти. Къ тому же излишнiй хмѣль помѣшалъ бы танцамъ.

«Эта пляска, вальсъ, знаменитый хороводъ сатаны, была достаточна, чтобъ дополнить первую степень опьяненiя; они вращались спина къ спинѣ, руки назадъ, не видя другъ друга... Единственныя подробныя описанiя, которыя мы встрѣчаемъ, находятся у Ланкра и другихъ, принадлежавшихъ къ послѣднимъ годамъ царствованiя Генриха IV... По этимъ авторамъ, желающимъ внушить только ужасъ и отвращенiе, главная цѣль шабаша, урокъ, неизмѣнная доктрина сатаны — кровосмѣшенiе; они говорятъ, что въ этихъ огромныхъ собранiяхъ (иногда до двѣнадцати тысячъ человѣкъ) самые чудовищные поступки совершаются передъ всѣми.

«Этому трудно вѣрить. Тѣже авторы говорятъ другiя вещи, сильно противорѣчащiя подобному цинизму. Они утверждаютъ, что приходили туда парами, что сидѣли за столомъ также попарно, что ревнивые любовники не боялись приходить туда и приводить любопытныхъ красавицъ.

«Видно также, что масса приходила семействами съ дѣтьми, которыя не присутствовали только при началѣ мессы. Это доказываетъ, что соблюдалось извѣстное приличiе. Впрочемъ сцена была двойная. Групы семействъ оставались на степи (lande), ярко освѣщенные — только за фантастическимъ занавѣсомъ смолистаго дыма начинались мѣста болѣе мрачныя, куда можно было удалиться... Женщина не отважилась бы никогда пойти на этотъ ночной праздникъ, еслибъ ее не увѣрили, что тамъ приняты мѣры чтобъ нельзя было забеременѣть.»

 

Эти толкованiя Мишле совершенно произвольны. Извѣстiя о шабашѣ съ обрядами черной мессы встрѣчаются гораздо раньше. Дюклеркъ въ своемъ журналѣ упоминаетъ о томъ подъ 1460 годомъ ([15]). Около того же времени встрѣчаются указанiя о подобныхъ сборищахъ у итальянскихъ лѣтописцевъ. Перонетта Окiисъ и еще другая женщина погибла въ страшныхъ мукахъ за оскверненiе гостiи и сообщенiе съ демономъ ([16]).

Шабашъ съ черной мессой представлялъ ересь; принявшiе ее, натурально искали въ ней того, чего не находили въ жизни при прежнихъ условiяхъ. Всѣ связи съ прошлымъ прерывались. Принеся въ жертву религiю, послѣднюю свою святыню, обрекая себя на вѣчность мученiй, крестьянинъ не могъ остановиться передъ тѣми преградами, которыя представляла ему отвергнутая имъ вѣра.

Стыдливость, тонкое чувство приличiя и уваженiя къ женщинѣ не могло развиться при тѣхъ условiяхъ, въ которыя было тогда поставлено существованiе низшаго класа. Тѣсная хижина, привычка къ общей жизни, постоянное зрѣлище униженiя женщины не были способны возвысить уровень умственнаго и нравственнаго состоянiя раба. Низведенный притѣсненiями до степени животнаго, онъ на первое мѣсто ставилъ животные интересы. Присутствiе дѣтей и общества не могло удержать его. Отрекшись отъ прежней нравственности, онъ по новымъ понятiямъ, нетолько не видѣлъ грѣха и неприличiя въ своемъ поведенiи, но напротивъ принималъ его за достоинство, какъ противоположное первому. Развѣ мы не знаемъ, что и теперь существуютъ секты, допускающiя открытый культъ Прiапу, какъ одинъ изъ обрядовъ; очень легко можетъ быть, что его понимали такъ и въ то время. Что касается до положенiя Мишле, что за столомъ разносились вино и другiе напитки, оно кажется намъ не основательнымъ, потомучто крестьяне, которые питались часто кореньями, не могли достать другихъ напитковъ кромѣ воды. Вода эта, настоянная въ надлежащей степени беладонной и другими одуряющими травами, была достаточна, чтобъ заставить несчастнаго забыть свои бѣдствiя хотя на минуту; она увлекала его въ волшебное царство мечты и наполняла его разгоряченное воображенiе картинами тихаго семейнаго счастiя или удовлетворенной мести. Очень можетъ быть, что такое возбужденное состоянiе было необходимо для большого эфекта мессы, и потому она прерывалась ужиномъ. Извѣстная мѣра опьяненiя, лишенiе сознанiя дѣлаютъ расказы объ оргiяхъ шабаша весьма вѣроятными. Таковъ, намъ кажется, былъ шабашъ въ половинѣ XIV столѣтiя. Вино и другiе напитки вошли въ него впослѣдствiи, когда членами секты сдѣлались нѣкоторые священники и люди съ состоянiемъ ([17]).

Такимъ образомъ злоупотребленiя духовенства и дворянства привели къ возстановленiю культа злому духу и къ поголовному возстанiю жаковъ (Jackerie). Остатки языческихъ вѣрованiй проявились въ смѣшенiи мессы съ нѣкоторыми обрядами культа Бахуса и Прiана; нравственная сторона христiанскаго ученiя была совершенно забыта и кровавое зарево пылающихъ замковъ и городовъ стало ежедневно появляться на горизонтѣ, предвѣщая новыя бѣдствiя.

«Никогда не было, — восклицаетъ Фруассаръ, — такого неистовства даже между христiанами и сарацинами, такихъ золъ и гадкихъ дѣлъ... Я не осмѣливаюсь ни расказать, ни описать ужасныхъ и неприличныхъ поступковъ съ дамами; такъ они убили одного рыцаря, воткнули его на вертелъ и изжарили передъ глазами его жены и дѣтей и старались принудить ихъ ѣсть его мясо, изнасиловать передъ этимъ даму, потомъ они погубили ихъ лютою смертью» ([18]).

Война велась съ неслыханнымъ ожесточенiемъ. Отвергнувъ Бога, дворянъ и духовенство, крестьяне ни передъ чѣмъ не останавливались и дышали только истребленiемъ. Дворянство побѣдило, тысячи труповъ остались въ добычу волкамъ и хищнымъ птицамъ; взятые въ плѣнъ погибли въ страшныхъ мукахъ, надъ оставшимися въ живыхъ отяжелѣла больше чѣмъ прежде желѣзная рука бароновъ...

Колдовство не прекратилось, шабаши продолжались, потомучто продолжалось угнетенiе; уже въ 1398 году парижскiй университетъ, установивъ правила для судебнаго преслѣдованiя колдуновъ, жаловался на увеличенiе числа преступленiй этого рода.

Правленiе Карла VI напомнило Францiи роковую эпоху короля Iоанна; съ одной стороны несчастiя заставляли народъ искать спасенiя въ колдовствѣ и въ бунтѣ, съ другой своеволiе веломожъ искало новой силы, новаго наслажденiя въ тайнахъ чародѣйства ([19]). Обвиненiе въ колдовствѣ дѣлается политическимъ мотивомъ и несчастная Жанна д’Аркъ погибаетъ на кострѣ жертвой ненависти англичанъ; другая дѣвушка, вздумавшая идти по слѣдамъ ея, была осуждена духовной комиссiей и сожжена французами...

Духъ любознательности, обнаружившiйся съ особенной силой въ ХIV и ХV столѣтiяхъ въ изученiи класиковъ и занятiи естественными науками, далъ новую пищу преслѣдователямъ колдовства. Астрологiя, алхимiя, анатомiя — все доставляло имъ обвинительные пункты. Къ этому присоединилосъ корыстолюбiе и политическiя причины. Самымъ лучшимъ средствомъ избавиться отъ могучаго противника было обвинить его въ ереси или колдовствѣ. Жанна д’Аркъ, герцогиня Глочестеръ и многiя другiя представляютъ примѣры преслѣдованiй въ волшебствѣ по политическимъ причинамъ. Обвиненiе въ такъ–называемомъ envôutement было неотразимо.

Первый примѣръ процеса такого рода въ среднiе вѣка, извѣстный намъ, представляетъ ХIV вѣкъ. Въ 1304 году архiепископъ Гишаръ былъ обвиненъ въ причиненiи смерти Бланкѣ наварской и дочери ея Жаннѣ. По слѣдствiю оказалось, что Гишаръ и его сообщники, одинъ якобинскiй монахъ и колдунья, вызвали дьявола, который научилъ ихъ сдѣлать восковую фигурку королевы, окрестить ее и воткнуть передъ огнемъ въ голову и шею иголки. Архiепископъ послѣдовалъ этому совѣту, королева почувствовала себя больной и какъ скоро фигурка была растоплена, умерла. Гишаръ, благодаря своему сану, избѣгнулъ смерти, но былъ осужденъ на пожизненное тюремное заключенiе; онъ просидѣлъ до 1313 года, когда открылась его невинность.

Процесы такого рода особенно размножились въ ХIV столѣтiи, когда со стороны правительства и католицизма была организована цѣлая система учрежденiй для подавленiя всякой самостоятельности мысли, всякой смѣлости критическаго взгляда. Въ 1481 была основана инквизицiя, а черезъ три года Инокентiй VIII издалъ буллу, предписывавшую преслѣдованiе колдовства и ереси; въ 1520 году Францискъ I возстановилъ инквизицiю во Францiи, въ 1540 былъ утвержденъ папой орденъ езуитовъ; парламенты, эти опоры рутины и неподвижности, охотно готовые поднять войну за малѣйшую изъ своихъ привилегiй, оставались равнодушны къ гоненiямъ за свободу совѣсти, хотя между ихъ членами было много протестантовъ. Мало того, они присоединились къ гонителямъ. Ученiе Лютера было также враждебно смѣлымъ порывамъ ума, какъ и католицизмъ; оно допускало свободу изслѣдованiя, но только въ одномъ направленiи; фанатическое, какъ и всѣ религiозныя ученiя при своемъ основанiи, оно не дошло до сознанiя вѣротерпимости, и это тѣмъ болѣе странно, что оно поставило грамотность на степень догмата. Мечъ и огонь, истребленiе и устрашенiе — вотъ великiе принципы среднихъ вѣковъ; водворенiе однообразiя подъ именемъ порядка — вотъ ихъ стремленiе.

Колдунья явилась въ это время предметомъ особеннаго гоненiя; ее преслѣдовали какъ фанатизмъ и невѣжество, чистосердечно хотѣвшiе спасти общество отъ ея влiянiя, такъ и корыстлюбiе, желанiе выслужиться или отмстить. Никому не приходило въ голову, да и не могло придти въ ту темную невѣжественную эпоху, дѣйствовать убѣжденiемъ и наукой, хотя типъ колдуньи выражалъ собой тѣ явленiя, противъ которыхъ слѣдовало употребить именно эти средства.

Эпоха возрожденiя была эпоха торжества рутины; жизнь съ наукой были въ глубокомъ разладѣ, ученые губили время въ филологическихъ пренiяхъ и въ безплодной дiалектикѣ; въ университетахъ главное вниманiе было обращено на схоластическую философiю, запутанную юриспруденцiю и дiалектическое богословiе; за ними шли астрономiя и медицина, нѣкоторые же занимались изученiемъ астрологiи и алхимiи. Въ своемъ мѣстѣ мы скажемъ объ этомъ подробнѣе.

Между тѣмъ въ эту самую эпоху развилась съ неслыханной свирѣпостью сифилитическая болѣзнь; порча крови, произведенная ею и страданiя, происшедшiя отъ войнъ за религiю, породили новую болѣзнь — ликантропiю.

Весьма вѣроятно, что она существовала и прежде, какъ можно думать по упоминанiю Геродота о неврахъ, превращающихся на нѣсколько дней въ году въ волковъ; у Павзанiя, у Виргилiя, у Варрона и другихъ встрѣчаются также указанiя на ликантропiю, но всѣ эти сказанiя отрывочны и представляютъ скорѣе отдѣльные случаи волшебства, чѣмъ болѣзнь. Первый разъ, сколько намъ извѣстно, ликантропiя является на сѣверѣ въ ХIII вѣкѣ, въ концѣ ХVI и началѣ ХVII она распространяется съ удивительной быстротой по Францiи и Италiи; въ послѣдней она принимаетъ характеръ зоантропiи (превращенiя въ кошку). Инквизиторы были безжалостны: до сотни чародѣевъ было сожжено въ Пiемонтѣ; другiе подверглись такимъ страшнымъ пыткамъ, что терпѣнiе народа истощилось: инквизиторъ былъ изгнанъ и судъ надъ колдунами порученъ епископу. Въ 1524 въ Комо было сожжено до тысячи втеченiи одного года. Женева, Лотарингiя, рейнскiя провинцiи не отставали другъ отъ друга. Во Францiи преслѣдованiе было меньше; парламентъ, занятый истребленiемъ еретиковъ, не считалъ нужнымъ присоединять къ этому обвиненiе въ колдовствѣ; несмотря на то, нельзя согласиться съ Мишле, что не было ни одного осужденiя въ царствованiе Карла VIII, Людовика ХII и Франциска I. Въ 1518 году парижскiй парламентъ присудилъ къ сожженiю ликантропа Жака Ролле за то, что онъ будто–бы съѣлъ мальчика; въ 1521 безансонскiй парламентъ за подобныя же преступленiя осудилъ на смерть Пьера Бюрго и Мишеля Вердена.

Итакъ ликантропiя имѣла туже участь, какъ и предшествовавшiя ей нервныя и заразительныя болѣзни: она возбуждала гоненiя, точно такъ какъ въ Х вѣкѣ возбудила ихъ пляска св. Вита, въ ХI тарантелла, въ ХIII проказа, въ ХIV демономанiя ([20]). Изъ всѣхъ этихъ болѣзней противъ одной только проказы принимались иногда нѣкоторыя человѣколюбивыя мѣры; противъ же другихъ считали единственнымъ лекарствомъ смерть, принимая ихъ за слѣдствiе союза съ дьяволомъ. Впрочемъ во времена общественныхъ несчастiй и съ прокаженными обходились не лучше; такъ въ 1321 ихъ заподозрили въ отравленiи колодцевъ и рѣкъ и многихъ сожгли на кострахъ.

Въ правленiе Генриха II и при Гизахъ преслѣдованiе колдовства усилилось, потомучто и Генрихъ и Гизы стремились къ уничтоженiю кальвинизма, къ усиленiю своей власти; слѣдовательно должны были опираться на католицизмъ и парламенты. При Карлѣ IХ напротивъ колдовству былъ данъ отдыхъ: Екатерина Медичи покровительствовала астрологiи, гаданiю и фабрикацiи ядовъ; она позволяла предпринимать процесы противъ колдуновъ, но только по политическимъ расчетамъ, какъ доказываетъ процесъ Ламоля и Коконна. Сверхъ того кальвинисты такъ усилились, что не позволили бы съ собой такихъ продѣлокъ, какiя съ ними выдѣлывали прежде.

Конецъ ХVI и начало ХVII ознаменовались торжествомъ парламентовъ т. е. торжествомъ рутины и мертвой буквы закона. Тупоумные приказные принялись за дѣло со всѣмъ усердiемъ; они заботились не о томъ, справедливъ ли судъ ихъ, но о томъ, соблюдены ли всѣ формальности; они старались превзойти духовные суды въ жестокости, и успѣли въ этомъ. Тулузскiй парламентъ въ одно ауто–да–фе сжогъ 400 человѣкъ; судья Реми въ Лотарингiи хвалится, что онъ въ шестнадцать лѣтъ истребилъ болѣе осьми сотъ колдунiй. Дель Рiо, Боге, Лелойе и другiе соперничаютъ другъ съ другомъ. Одинаковость состава парламентовъ, одинаковость ихъ стремленiй производятъ одинаковость послѣдствiй. Посмотрите изъ кого они состояли: изъ невѣжественныхъ бароновъ, развратныхъ или фанатическихъ прелатовъ и рутинеровъ–совѣтниковъ. Воспитанiе во Францiи сложилось такъ, что съ ХIII столѣтiя парижскiй университетъ явился олицетворенiемъ схоластики, храмовъ касты, подобной кастѣ египетскихъ жрецовъ. Безъ его позволенiя нельзя было открыть ни королевскаго училища, ни частной школы, слѣдовательно все образованiе велось въ его духѣ. Какихъ же судей можно было ожидать отъ его воспитанниковъ?

Тѣже основанiя лежали въ университетскомъ преподаванiи въ Англiи и Германiи, а потому и слѣдствiя были тѣже самыя. Реформа Генриха VIII нанесла ударъ католицизму, но high church сохраняла свое влiянiе и теологiя и рутина процвѣтали подъ ея покровительствомъ. То иногда странное уваженiе къ буквѣ закона, которое существуетъ у англичанъ и теперь, было тогда доведено до высочайшей степени. Договоръ съ демономъ не подлежалъ наказанiю, но совѣщанiе съ гадателями, распространенiе пророчествъ, желанiе узнать о времени смерти короля считались важными преступленiями. Были даже такiе легисты, которые утверждали, что какъ скоро человѣкъ вѣритъ, что можетъ, махнувъ шляпой три раза и закричавъ buzz, причинить смерть, долженъ быть наказанъ какъ убiйца, если онъ дѣйствительно махнетъ шляпой и закричитъ buzz, хотя бы отъ того никакого вреда не произошло ([21]).

Слѣдствiемъ такого положенiя общества были страшныя преслѣдованiя противъ колдовства. Макинонъ утверждаетъ, что во время существованiя Долгаго парламента было истреблено до трехъ тысячъ колдунiй ([22]).

Протестанство было неблагопрiятно для нихъ не менѣе католицизма. Въ первыя времена оно отличалось страшной нетерпимостью; гоненiя, которыя испытало оно, сдѣлали его въ свою очередь гонителемъ. Нигдѣ фанатизмъ и невѣжество протестантовъ не выражались такъ ясно, какъ въ дѣлѣ о колдуньяхъ въ Мохрѣ (Mohra) въ Швецiи.

Это случилось въ 1670 году. Въ народѣ распространился слухъ, что нѣкоторые колдуны и колдуньи завербовали цѣлыя сотни дѣтей подъ власть злого духа. Слухъ этотъ дошолъ до Стокгольма; правительство поспѣшило отправить комисаровъ на мѣсто преступленiя. По слѣдствiю оказалось, что колдуньи научали дѣтей вызывать дьявола для того чтобъ онъ перенесъ ихъ на гору Блокулу (вѣроятно Блоксбергъ). На зовъ ихъ являлся дьяволъ, преимущественно въ одеждѣ шута: въ сѣромъ платьѣ, въ красномъ и голубомъ чулкахъ, въ разноцвѣтномъ колпакѣ. Выслушавъ ихъ требованiе, онъ доставалъ для каждаго изъ нихъ человѣка или животное, на котораго они должны были сѣсть верхомъ; потомъ онъ натиралъ ихъ бальзамомъ, въ который входили оскребки отъ алтарей и опилки отъ церковныхъ часовъ. Здѣсь въ показанiяхъ дѣтей происходило противорѣчiе: одни увѣряли, что дѣйствительно были на шабашѣ, другiе же говорили, что только душа ихъ странствовала съ дьяволомъ.

На Блокулѣ находился домъ, дверь котораго была испещрена разными красками. Животныя, которыя привозили дѣтей, оставались во фруктовомъ саду; люди же прислонялись къ стѣнѣ и спали, а дѣти и колдуньи входили въ самый домъ. Этотъ сатанинскiй дворецъ состоялъ изъ огромной столовой и многихъ другихъ залъ. Угощенье было незавидное: подавали капусту съ свинымъ саломъ, хлѣбъ, масло, молоко и сыръ. Затѣмъ совершались разныя грязныя и развратныя сцены, какiя вообще приписывались шабашамъ. Разница была въ томъ только, что блокульскiй шабашъ не былъ такъ безплоденъ, какъ другiе: колдуньи имѣли отъ дьявола дочерей и сыновей, которые также вступали между собой въ бракъ, отъ котораго раждались жабы и змѣи.

Эти показанiя были сдѣланы въ присутствiи колдунiй, которыя сначала отрицали ихъ, но потомъ нѣкоторыя, побѣжденныя пыткой, нетолько признались въ всемъ, но еще прибавили новыя подробности: такъ одна показала, что разъ дьяволъ, желая испытать привязанность своихъ поклонниковъ, прикинулся мертвымъ къ великому ихъ огорченiю; когда же услышалъ ихъ стонъ и плачъ, то, растроганный такимъ нелицемѣрнымъ изъявленiемъ преданности, поспѣшилъ ожить. Другая колдунья утверждала, что получила отъ дьявола гвоздь, чтобъ вбить его въ голову эльфландскому пастору; но у почтеннаго проповѣдника черепъ былъ такъ крѣпокъ, что онъ отдѣлался только головной болью... Несмотря на всю нелѣпость такихъ показанiй, 84 человѣка, въ томъ числѣ 15 дѣтей поплатились жизнью.

Вообще эпоха парламентаризма была самая безжалостная; если инквизиторы губили съ полнымъ спокойствiемъ совѣсти, въ надеждѣ спасти душу, они находили покрайней–мѣрѣ оправданiе въ возвышенности цѣли, въ святой ревности къ вѣрѣ; но какой двигатель заставлялъ скептическихъ, холодныхъ совѣтниковъ идти по слѣдамъ ихъ? бюрократическiй фанатизмъ, духъ касты. Они признавали некомпетентность духовныхъ судовъ въ дѣлахъ ереси и колдовства, потомучто судьи увлекались страстями, и между тѣмъ сами подъ наружнымъ безпристрастiемъ скрывали болѣе пагубныя страсти. Въ слѣпомъ стремленiи быть правосудными они нарушали нетолько сущность правосудiя, но даже ту букву закона, которой поклонялись. «Процесы о колдовствѣ — говоритъ Бодэнъ — должно вести иначе чѣмъ о какомъ–нибудь другомъ преступленiи. Кто хочетъ придерживаться обыкновеннаго хода правосудiя, тотъ нарушаетъ духъ законовъ божескихъ и человѣческихъ. Кто обвиненъ въ колдовствѣ, никогда не долженъ быть оправданъ, развѣ только злонамѣренность обвинителя будетъ ясна какъ солнце. (Demonomanie).

Богё (Boguet), написавшiй руководство для слѣдователей по дѣламъ о колдовствѣ, утверждаетъ, что довольно одного подозрѣнiя въ этомъ преступленiи, чтобъ немедленно арестовать подозрѣваемаго и подвергнуть его пыткѣ. Свидѣтельство дѣтей и особъ дурного поведенiя, не имѣющее силы въ обыкновенныхъ процесахъ, должно здѣсь допускаться, если только свидѣтели поклянутся что были околдованы.

Эта ревность, эта добросовѣстность въ преслѣдованiи, облеченная во всѣ законныя формы, доставила скоро перевѣсъ свѣтскому правосудiю надъ духовнымъ; даже монахи иногда призывали къ себѣ свѣтскаго судью какъ напримѣръ Боге, о которомъ мы говорили. Но самый блистательный образецъ побѣды парламента представляетъ дѣло и бискайскихъ колдуньяхъ. Биская была одна изъ провинцiй, которыхъ мньше коснулось влiянiе правительства и духовенства. Жители ея были отважные моряки, рѣшавшiеся на самыя дальнiя плаванiя. Часто цѣлые мѣсяцы проводили они въ разлукѣ съ семействомъ. Жоны ихъ, соединявшiя пламенное воображенiе и дѣтское легковѣрiе юга съ суевѣрiемъ невѣжества не уступали имъ въ отважности. Сначала онѣ хотѣли, узнать объ участи мужей, потомъ заговорила въ нихъ чувственность, потомъ подѣйствовалъ примѣръ Испанiи, гдѣ неслыханныя гоненiя инквизицiи вызвали рядъ нервныхъ болѣзней, и вотъ почти все сельское населенiе Бискаи устремилось на шабаши ([23]). Многiе дворяне и даже священники присутствовали на нихъ: одни изъ любопытства, другiе по сочувствiю; третьи, потомучто видѣли въ нихъ деревенскiй фарсъ. Эти шабаши дѣйствовали разрушительно на особъ слабонервныхъ: напуганное ихъ воображенiе подчинило ихъ колдуньямъ, — многiя лаяли какъ собаки; въ одномъ маленькомъ городкѣ Акѣ (Acqs) насчитывалось такихъ кликушъ до сорока... Колдуньи навели такой ужасъ, что никто не осмѣливался имъ противиться. Асесоръ уголовнаго суда позволилъ у себя сдѣлать шабашъ, также какъ и синьоръ Сенъ–Пе Уртуби. Послѣднiй до того перепугался, что вообразилъ, что одна изъ колдунiй сосетъ у него кровь. Подъ влiянiемъ отчаянiя онъ бросился въ Бордо съ жалобой къ парламенту... Совѣтники Эспанье и Ланкръ были посланы въ Бискаю комиссарами.

Въ началѣ колдуньи нисколько не испугались ихъ приѣзда: онѣ расчитывали на свое влiянiе, думали запугать комиссаровъ; надѣялись на затрудненiя, которыя встрѣтитъ свѣтскiй судъ надъ духовными лицами. Прочее населенiе раздѣлилось на двѣ партiи: одна бѣжала въ горы, другая осталась, говоря, что надо бояться не имъ, а комиссарамъ. Дѣйствительно, нѣсколько времени колдуньи выдерживали; но потомъ твердость оставила нѣкоторыхъ и онѣ стали сознаваться. Ланкръ былъ человѣкъ съ большимъ самолюбiемъ и придурью, немножко волокита, немножко фатъ. Желанiе выставиться, играть первую роль не давало ему покою. Разумѣется онъ хотѣлъ придать дѣлу какъ можно большiе размѣры, напугать публику, чтобъ придать болѣе цѣны побѣдѣ своей надъ сатаной. Одна 17–ти–лѣтняя нищая Мюргюи (Маргарита) разгадала характеръ Ланкра и стала донощицей. Эта роль ей очень понравилась, потомучто давала раздолье ея жадности и мстительности: она до такой степени вздорными выдумками умѣла приобрѣсть влiянiе на комиссаровъ, что слѣдствiе велось по ея указанiю. Ей было поручено узнавать колдунiй, отыскивая у нихъ мѣсто, нечувствительное къ уколу иглой. Въ то время существовало вѣрованiе, что дьяволъ, принимая всякаго новаго поклонника, прикасался къ нему ногтемъ мизинца; съ тѣхъ поръ мѣсто это дѣлалось нечувствительнымъ. Понятно, какiя мученiя должны были выносить бѣдныя жертвы развратной Мюргюи. Затѣмъ наступали новыя пытки. Однѣ признавались во взводимыхъ на нихъ преступленiяхъ добровольно; другiя, упорно молчавшiя, были приведены къ признанiю застѣнкомъ. Галюцинацiя ихъ была такъ сильна, что имъ чудилось, что Вельзевулъ кричалъ имъ, чтобъ онѣ держались твердо, что онъ скоро сожжотъ этихъ служителей правосудiя. Несчастныя отъ чрезмѣрности боли впадали въ экстазъ и когда прекращалась пытка, то говорили, что вкушали неизрѣченное блаженство.

Эти показанiя, исторгнутыя муками, дали поводъ къ новымъ преслѣдованiямъ. Дѣло дошло до священниковъ. Первый пострадалъ семидесяти–лѣтнiй старикъ, выжившiй изъ ума. Смерть его ободрила донощиковъ; на основанiи ихъ показанiй были арестованы семь священниковъ, изъ которыхъ двое сожжены; остальные успѣли бѣжать изъ тюрьмы.

Вообще въ четыре мѣсяца пребыванiя Ланкра въ Бискаи было имъ предано пламени до 80 колдунiй и около 500 подверглись испытанiю иглой. Онъ велъ процесы на всѣхъ парусахъ и нисколько не стѣснялся выборомъ свидѣтелей: показанiя восьми–лѣтняго мальчика для него также законны и важны, какъ и человѣка взрослаго и уважаемаго.

Книга Ланкра, написанная съ цѣлью показать преимущество свѣтскаго парламентскаго правосудiя надъ церковнымъ, отличается множествомъ интересныхъ подробностей, не смотря на всѣ басни и несообразности, принятыя имъ на вѣру со словъ всякаго сброду.

Показанiя, сообщаемыя имъ о шабашѣ, сходятся съ показанiями Лоренте ([24]); конечно какъ въ тѣхъ такъ и въ другихъ много преувеличеннаго; но въ основанiи ихъ лежитъ истина. Намъ кажется, что шабаши надо раздѣлить на два разряда: одни дѣйствительные, какъ черная месса; другiе воображаемые какъ тѣ, на которыхъ колдуньи, запертыя и скованныя въ тюрьмѣ, присутствовали. Разумѣется между ними должно было существовать сходство. Что порождало разстроенное воображенiе демономановъ, того они искали въ дѣйствительности. Опыты, произведенные докторомъ Юлiя III, Гассенди и флорентинскими медиками, въ началѣ ХVII вѣка, доказали, что магическiя помады и напитки дѣйствуютъ на страждущихъ нервными болѣзнями совершенно одинаково: погружаютъ ихъ въ продолжительный сонъ, сопровождаемый видѣнiями поразительной ясности. Пробудившись, пацiентки расказывали о шабашѣ такъ какъ онъ сложился въ народной фантазiи. Что касается до шабаша дѣйствительнаго, такъ какъ на немъ присутствовали люди съ извращонными склонностями вслѣдствiе болѣзни, то не мудрено, что они позволяли себѣ дѣйствiя, возмущающiя своей безнравственностью людей здоровыхъ ([25]).

Въ томъ же 1609 году, дьяволъ перенесся въ Эксъ (Aix); продѣлки его стоили жизни марсельскому священнику Гоффриди.

Процесъ его служитъ новымъ доказательствомъ столкновенiя свѣтской власти съ духовной, стремленiя парламентовъ реформировать нравы духовенства.

Католическая реакцiя въ концѣ ХVI вѣка выразилась между–прочимъ въ учрежденiи огромнаго количества монастырей. Ромильонъ одинъ изъ обратившихся протестантовъ основалъ орденъ монахинь–учительницъ, извѣстныхъ подъ именемъ Урсулинокъ. Въ числѣ ихъ находилась Магдалина Палюдъ (Palud) по другимъ источникамъ Мандоль, бывшая за нѣсколько лѣтъ назадъ въ дѣтствѣ ученицей Гоффриди. Красота ея даже въ то время произвела такое впечатлѣнiе на его страстную натуру, что онъ не постыдился обмануть довѣренность ея родныхъ. Ловкiй, красивый, многопутешествовавшiй, онъ скоро покорилъ себѣ сердце неопытной дѣвочки. Прошло нѣсколько лѣтъ: она подросла и съ ужасомъ увидѣла невозможность брака. Гоффриди стоило большого труда успокоить ее: онъ льстилъ ея гордости, увѣряя, что онъ король колдуновъ, что можетъ жениться на ней предъ сатаной и сдѣлать ее королевой чародѣевъ. Въ подтвержденiе словъ своихъ онъ надѣлъ ей на палецъ серебряное кольцо, испещренное таинственными знаками... Водилъ ли онъ ее на шабашъ или только давалъ ей отуманивающiе напитки — неизвѣстно; извѣстно лишь одно, что она подверглась припадкамъ эпилепсiи. Она боялась быть похищонной демономъ за живо и скрылась въ монастырь Урсулинокъ.

Гоффриди былъ духовникомъ въ этомъ монастырѣ. Магдалина не могла долгое время властвовать надъ его непостояннымъ сердцемъ... Скоро обнаружились другiя бѣсноватыя. Ромильонъ пришолъ въ отчаянiе. Священникъ, котораго онъ просилъ заклясть демоновъ, не имѣлъ ни малѣйшаго успѣха.

Между бѣсноватыми была дѣвушка двадцати–пяти лѣтъ, обращонная протестантка, по имени Луиза Капо. Въ ней соединялись бѣшеная страсть съ изобрѣтательнымъ умомъ и необыкновенной тѣлесной силой. Она тоже поддалась обаянiю Гоффриди, но едва узнала, что онъ любитъ другую, ревности ея не было предѣловъ. Услышавъ признанiя Магдалины въ одномъ изъ ея припадковъ, Луиза пришла въ неописанную ярость и сама сдѣлалась бѣсноватой. Всѣ старанiя Ромильона исцѣлить больныхъ остались безъ успѣха, и потому онъ, опасаясь скандала, увезъ ихъ въ монастырь Сенъ–Бомъ (Sainte–Baume) къ отцу Михаелису, папскому инквизитору въ Авиньонѣ, человѣку суровому и честолюбивому, который стремился распространить свое влiянiе на Провансъ. Повидимому дѣло касалось только заклинанiй, но въ сущности оно пахло инквизицiей.

Главную роль Михаелисъ поручилъ одному фламандскому доминиканцу, придавъ ему для помощи Луизу... Дѣло дошло до драки между демонами, и несчастная Магдалина бывала постоянно побиваема своей атлетической соперницей. Всякiй день впродолженiи пяти мѣсяцевъ она переносила неслыханныя страданiя: едва начинался день, Луизу рвало, потомъ она проповѣдывала о таинствахъ, о близкомъ пришествiи антихриста, о непостоянствѣ женщинъ, и въ заключенiе колотила Магдалину до тѣхъ поръ, пока та не падала въ конвульсiяхъ на полъ.

Слухъ объ этихъ странныхъ событiяхъ распространяется по всей Францiи: люди благочестивые удивляются, что демоны не мѣшаютъ Луизѣ причащаться, когда угодно; скептики иронически качаютъ головой; принцеса Екатерина, разговаривая съ Луизой, уличаетъ ее въ глупости и лжи, но та ловко вывертывается, увѣряя, что дьяволъ есть отецъ лжи. Несмотря на то показанiя ея принимались за непреложныя. Одинъ изъ монаховъ усомнился въ справедливости ея словъ; ее заставили приобщаться передъ нимъ, и онъ окончательно растерялся.

Всѣ эти обстоятельства подчинили ей совершенно фламандца; подъ ея диктовку онъ написалъ письмо къ марсельскимъ капуцинамъ, чтобъ они арестовали Гоффриди. Письмо это произвело сильный раздоръ между духовенствомъ. Сначала всѣ были противъ Луизы; Михаелисъ сердился, что она затмила его, Марсель и архiепископъ съ негодованiемъ смотрѣли, что папскiй инквизиторъ вмѣшивается въ ихъ дѣла; капуцины, видя, что дѣло касается до ихъ частной жизни, выставили свою бѣсноватую, которая кричала, что Гоффриди невиненъ. Приведенная такимъ сопротивленiемъ въ смущенiе, Луиза отвѣчала, что вѣроятно капуцины не сдѣлали заклятiя, обязующаго демона сказать правду, но главный ударъ она нанесла черезъ Магдалину.

Надо сказать, что она успѣла въ это время совершенно подчинить ее своей волѣ: бѣдная Магдалина, чтобъ избѣжать побоевъ, готова была на все... Драма началась. Луиза кричала противъ марсельскихъ колдунiй, неназывая ихъ, противъ архiепископа, который, какъ она увѣряла, самъ того не зная, оскорбляетъ Бога; главное же обвиненiе она заставила высказать Магдалину. Одна женщина въ Марселѣ, потерявшая года два назадъ ребенка, была обвинена ею въ томъ, что удавила его. Та, испугавшись пытки, бѣжала; мужъ и отецъ ея въ отчаянiи явились въ С.–Бомъ, надѣясь смягчить инквизитора, но Магдалина твердо стояла на своемъ показанiи.

Видя такое вмѣшательство папской инквизицiи, Марсель прибѣгнулъ къ парламенту, засѣдавшему въ Эксѣ, но онъ ошибся въ своихъ расчетахъ. Этотъ маленькiй городишко бюрократiи и дворянства завидовалъ торговому, богатому Марселю. Михаелисъ отлично понималъ это и чтобъ отвратить апеляцiю Гоффриди къ парламенту, самъ обратился къ нему. Парламентъ пришолъ въ восторгъ отъ такого униженiя инквизицiи: онъ видѣлъ въ этомъ какъ бы отреченiе отъ прежнихъ правъ ея. Восторгъ этотъ еще болѣе усилился, когда Луиза въ одномъ изъ своихъ припадковъ произнесла похвалу покойному королю.

Съ этихъ поръ участь Гоффриди можно было предвидѣть.

Едва парламентская комиссiя прибыла въ С.–Бомъ, Луиза начала свои обвиненiя; прежде всего она указала на капуциновъ, защитниковъ Гоффриди; она предсказывала, что они будутъ скоро наказаны. Испуганные монахи согласились представить обвиняемаго въ С.–Бомъ, надѣясь впослѣдствiи вытребовать его черезъ архiепископа и капитулъ для того, чтобъ поставить подъ защиту епископскаго судопроизводства. Сверхъ того они расчитывали на потрясенiе, которое произведетъ видъ любимаго человѣка въ его обвинительницахъ.

Сначала Луиза дѣйствительно была тронута: она готова была спасти его, но съ тѣмъ, чтобъ онъ во всемъ сознался. Гоффриди понималъ, что подобное признанiе взведетъ его на костеръ и разумѣется не могъ на него согласиться. Впрочемъ она не могла ничего сдѣлать: она сама должна была защищаться. Михаелисъ, раздражонный тѣмъ, что принужденъ былъ играть вторую роль, что его затмилъ фламандецъ, хотѣлъ замѣнить Луизу Магдалиной. Вслѣдствiе этого, когда фламандецъ вздумалъ явиться въ парламентскую комиссiю, онъ захлопнулъ ему дверь подъ носъ. Ссора эта вскорѣ еще болѣе разгорѣлась: Михаелисъ потребовалъ отъ него бумагъ, относящихся къ дѣлу — того что онъ писалъ подъ диктовку Луизы. Фламандецъ не хотѣлъ отдать ихъ. Михаелисъ принужденъ былъ выломать дверь и взять ихъ именемъ короля. Тогда Луиза и ея защитникъ пожаловались папскому легату въ Авиньонѣ, но онъ, опасаясь скандала, оставилъ эту просьбу безъ вниманiя.

Между тѣмъ марсельское духовенство потребовало Гоффриди. Капуцины объявили, что обыскали его комнату и не нашли въ ней ничего, относящагося къ колдовству. Четыре каноника изъ Марселя явились за нимъ и увезли съ позволенiя инквизитора. Казалось, онъ могъ считать себя въ безопасности, но неблагоразумiе Магдалины погубило его. Въ радости, что ее пощадили, она по временамъ предавалась неприличнымъ танцамъ въ присутствiи комиссiи. Луиза кричала, что это дѣйствiе демона распутства. Ромильонъ краснѣлъ за нее. Всѣ усилiя Михаелиса сдѣлать изъ ней вторую Луизу оставались напрасны. Демоны ея были тщеславны, сладострастны, но не краснорѣчивы и свирѣпы какъ у ея соперницы. Смущенный такой неудачей главный инквизиторъ, желая превзойти фламандца, объявилъ, что онъ изгналъ изъ ней 6660 демоновъ и что за тѣмъ ихъ осталась только сотня. Чтобъ еще больше увѣрить публику, онъ показалъ ей жребiй, вынутый изъ рта Магдалины. По всему надо было думать, что она съ каждымъ шагомъ приближалась къ освобожденiю, несмотря на безтактность нѣкоторыхъ показанiй, не смотря на то, что она утверждала, что была не одинъ разъ на шабашахъ, что всякiй предметъ представлялъ ей Гоффриди, что онъ требовалъ на одномъ изъ шабашей ея волоска — несмотря на все это, она могла надѣяться на спасенiе, потомучто твердо стояла на одномъ, что противилась Гоффриди всегда, что онъ могъ побѣдить ее.

Все шло хорошо, но вдругъ Магдалина бѣжала въ Марсель. Ее поймали. Михаелисъ никакъ не могъ понять, откуда происходило ея упорство. Замѣтивъ на рукѣ у ней магическое кольцо, онъ истребилъ его, а для того чтобъ помѣшать приближаться къ ней демонамъ, поставилъ при ней часового, который долженъ былъ махать обнажоннымъ мечемъ во всѣ стороны. Но самымъ лучшимъ средствомъ къ ея исцѣленiю онъ считалъ смерть Гоффриди. приѣхавъ въ Эксъ 5 февраля, онъ одушевилъ парламентъ новымъ жаромъ. Виновные были вытребованы. Магдалину подвергли страшному испытанiю: ее ввели въ сырое и темное подземелье, гдѣ гнили кости неизвѣстныхъ мертвецовъ, надъ ней сдѣлали заклинанiе, прикладывая въ тоже время эти кости къ ея лицу. Съ тѣхъ поръ несчастная потеряла совершенно волю и сдѣлалась покорной рабой своихъ палачей, стараясь даже предугадывать ихъ желанiя. Показывали ли ей гугенотовъ — она оскорбляла ихъ; вели ли въ церковь, она лаяла и старалась вооружить народъ противъ Гоффриди богохуленiемъ. На очныхъ ставкахъ съ нимъ она взводила на него обвиненiя лучше всякаго прокурора.

Но когда проходили минуты этого рабскаго страха, Магдалина впадала въ отчаянiе и нѣсколько разъ покушалась на жизнь свою, но малодушiе не дозволило ей довести намѣренiе свое до конца.

Между тѣмъ рѣшились подвергнуть Гоффриди изслѣдованiю: ему завязали глаза и стали доискиваться иглой нечувствительнаго мѣста. Съ ужасомъ узналъ онъ потомъ, что во время изслѣдованiя три раза не почувствовалъ боли... Спасенiе было невозможно.

Тогда онъ исповѣдался капуцинамъ, которые боясь, что раскроется ихъ частная жизнь, старались всѣми силами убѣдить Гоффриди, для спасенiя души, чтобъ онъ призналъ себя колдуномъ. Слабый, разбитый процесомъ, онъ покорился ихъ убѣжденiямъ и даже наговорилъ на себя, можетъ–быть надѣясь спасти этимъ покаянiемъ свою жизнь. Въ Испанiи онъ отдѣлался бы заключенiемъ въ какомъ–нибудь монастырѣ, но парламентъ стремился доказать чистоту свѣтскаго правосудiя и осудилъ Гоффриди на сожженiе. Предварительно его подвергли обыкновенной и чрезвычайной пыткѣ. Подъ влiянiемъ ея онъ открылъ пропасть скандалезныхъ подробностей о монастырской жизни; парламентскiе совѣтники съ жадностью слушали его, записали ихъ, но рѣшились держать ихъ въ секретѣ. 30 апрѣля Гоффриди былъ сожжонъ, но Михаелисъ не видалъ его смерти: онъ былъ въ это время въ Парижѣ, отозванный своимъ орденомъ, который остался недоволенъ поведенiемъ его во время процеса. Соперничество его съ фламандцемъ разоблачило закулисную жизнь духовенства и дало возможность парламенту стать выше инквизицiи.

Какая же участь постигла другихъ героевъ этой драмы? Магдалину не выпускали изъ авиньонскаго округа; она была постоянно подъ надзоромъ, изъ боязни чтобъ кто–нибудь не заставилъ ее говорить объ этомъ процесѣ. Худая, блѣдная, съ потухшимъ взоромъ тащилась она иногда съ нѣкоторыми бѣдными женщинами сбирать дрова, которыя потомъ продавала... А Луиза? Луиза продолжала доносить; демоны ея были кровожадны какъ прежде и не одну несчастную довели до костра.

Изъ этого процеса видно, какъ удобно было обвиненiе въ колдовствѣ для того, чтобъ погубить человѣка. Какъ скоро дѣло касалось духовнаго, тотъ орденъ, къ которому принадлежалъ онъ, старался выставить на первый планъ чародѣйство для того, чтобъ прикрыть этимъ преступленiемъ развратную жизнь, которую велъ виновный и которая была отличительной чертой тогдашняго католическаго духовенства.

Процесъ Урбана Грандье возникъ вслѣдствiе преслѣдованiя квiэтизма. Древняя доктрина, что человѣкъ, уничтоживъ свою волю и созерцательно существуя въ Богѣ, не можетъ грѣшить, нашла себѣ многочисленныхъ поклонниковъ въ ХVII вѣкѣ. Въ Лувьерѣ священникъ Давидъ проповѣдывалъ, что духъ не можетъ совершить нечистаго дѣла, что напротивъ того онъ все очищаетъ; что надо умерщвлять грѣхъ грѣхомъ, чтобъ вѣрнѣе достигнуть невинности, что такъ дѣлали наши прародители. Ученiе это, брошенное въ однообразiе и скуку монастырской жизни, дѣйствовало поразительно на воображенiе, разгоряченное романами и легендами. Крутая реформа монастырей, предпринятая езуитами, оторвала монахинь отъ свѣтской жизни, отъ танцевъ и баловъ, которые прежде часто бывали въ монастыряхъ. Изъ постороннихъ мужчинъ доступъ былъ дозволенъ только духовнику. Такой быстрый переломъ не остался безъ пагубныхъ послѣдствiй. Требованiя плоти сдѣлались такъ настоятельны, что весьма многiя монахини заболѣли той нервной болѣзнью, которая эпидемически свирѣпствовала въ половинѣ ХVI вѣка въ Германiи подъ именемъ: бѣснованiя монахинь (possession des nonnains).

Болѣзнь эта обнаружилась въ значительныхъ размѣрахъ въ урсулинскомъ монастырѣ въ Лудёнѣ (Loudun). Урбанъ Грандье, воспитанникъ езуитовъ, любимый исповѣдникъ женщинъ, былъ обвиненъ въ колдовствѣ. Дѣло его шло тѣмъ же путемъ какъ и дѣло Гоффриди и привело обвиняемаго къ костру. Истинная причина его смерти заключается въ соперничествѣ капуциновъ съ езуитами. Они намѣревались воздвигнуть противъ квiэтизма гоненiя, которыя должны были напомнить избiенiя протестантовъ, но Ришелье не позволилъ этого: онъ вовсе не намѣренъ былъ начинать междоусобной войны для удовольствiя отца Iосифа. Позволивъ монахамъ принести въ жертву ненависти ихъ къ бѣлому духовенству одного священника, онъ отвратилъ этимъ вниманiе отъ преслѣдованiй сектаторовъ и имѣлъ въ нихъ опору на предстоящихъ генеральскихъ штатахъ для полученiя субсидiи по случаю предстоящей войны.

Процесъ Магдалины Баванъ (Bavent) представляетъ примѣръ развращенiя пятнадцатилѣтней дѣвочки ученiемъ адамитовъ. Сдѣлавшись любовницей Давида, о которомъ мы упомянули выше, она по смерти его перешла въ руки преемника его Пикара; онъ поилъ ее волшебными напитками, слѣдствiемъ чего были видѣнiя и нервные припадки. Опасаясь легкомыслiя Магдалины, онъ обязалъ ее страшной клятвой умереть, когда онъ умретъ и быть тамъ, гдѣ онъ будетъ. Кромѣ того гостiя, орошонная кровью ея, была зарыта въ саду.

Съ этихъ поръ ужасъ несчастной дѣвушки увеличился, тѣмъ болѣе, что въ монастырь проникъ слухъ о подробностяхъ процеса Грандье. Магдалинѣ сталъ мерещиться котъ съ огненными глазами, преслѣдующiй ее любовью; ей казалось, что демоны бьютъ ее; съ другими монахинями тоже стали дѣлаться разные припадки. При жизни Ришелье все это держали втайнѣ, но когда онъ умеръ, когда умеръ Пикаръ, началось преслѣдованiе Магдалины. Обстановка была таже какъ и въ прежнихъ процесахъ: изслѣдованiе, заклинанiя, тюрьма, пытка. Разумѣется она не выдержала и сдѣлалась такой же доносчицей какъ и Магдалина Палюдъ, и также какъ она была орудiемъ мести и корыстолюбiя въ рукахъ духовенства.

Въ министерство Кольберта Францiя нѣсколько отдохнула отъ гоненiй: онъ запретилъ принимать обвиненiя въ колдовствѣ. Эта просвѣщенная мѣра встрѣтила сильную оппозицiю со стороны духовенства и рутинеровъ. Руанскiй парламентъ даже представилъ королю адресъ, гдѣ, опираясь на священное писанiе и процесы прежнихъ лѣтъ, требовалъ отмѣны закона. Впрочемъ и безъ того дѣйствiе его было непродолжительно.

Состоянiе высшаго французскаго общества при Людовикѣ ХIV напоминало римскiй патрицiатъ временъ Домицiана. Также какъ тогда шарлатаны и отравители размножились. Знаменитая Вуазэнъ служила черную мессу съ разными циническими дополненiями, изобрѣтенными ея разнузданнымъ воображенiемъ, для потѣхи и назиданiя великосвѣтскихъ дамъ версальскаго двора. Сверхъ того она занималась гаданьемъ и приготовленiемъ волшебныхъ напитковъ и отравъ. Около нея образовалось многочисленное общество, но увеличенiе преступленiй обратило на нее вниманiе полицiи, и она была арестована.

Вуазенъ и важнѣйшiе ея сообщники погибли на кострѣ.

Черезъ нѣсколько лѣтъ притѣсненiя, которымъ подверглись протестанты на югѣ Францiи, вызвали въ громадномъ объемѣ экстазъ, эпилепсiю и гипнотизмъ. До осьми тысячъ пророковъ явилось въ Севеннахъ и въ нижнемъ Лангедокѣ. Большею частью это были дѣти. Война вспыхнула съ неслыханнымъ свирѣпствомъ. Почти вся страна была превращена въ развалины; въ городахъ каждый день совершались ужасныя казни.

Вѣкъ Людовика ХIV смѣнился регентствомъ. Съ каждымъ днемъ удары, наносимые фанатизму и невѣжеству становились сильнѣе. Свобода мысли, которую преслѣдовали какъ колдовство, какъ ересь, нашла наконецъ возможность развернуть крылья. Свѣтская литература и медицина торжествуютъ.

Надо замѣтить, что несмотря на опасность возставать противъ общепринятыхъ мнѣнiй, противъ сильныхъ и богатыхъ, всегда находились люди, готовые неустрашимо стать за истину и за священныя права человѣка. Переходъ къ новой эпохѣ, ознаменованный открытiемъ книгопечатанiя и Америки, не остался безъ послѣдствiй и въ области филантропiи. Первымъ противникомъ Ширенгера и его книги Malleus malleficorum является констанцкiй адвокатъ Молиторъ; за нимъ въ 1515 году слѣдуетъ итальянскiй правовѣдъ Франческо Понсивiусъ, написавшiй Tractatus de lamiis, въ которомъ доказываетъ, что колдуньи были не что иное, какъ больныя или полуумныя женщины. Эразмъ, Гуттенъ и Агриппа нанесли тоже сильные удары инквизицiи и колдовству; послѣднiй утверждалъ, что если колдуньи жертвы дьявола, то надо приняться за него, а не за нихъ, что ихъ надо лечить, а не сожигать. Вейеръ, лейбъ–медикъ герцога Клевскаго идетъ по слѣдамъ своего наставника Агрипы; Габрiэль Ноде, Монтэнь, Галилей, Томасiусъ и другiе потрясли зданiе суевѣрiя до основанiя, но далеко еще было то время, когда оно должно было рухнуть въ обломкахъ. Впрочемъ не одни великiе мыслители и естествоиспытатели объявили войну невѣжеству: нѣкоторые честные юристы и доктора осмѣливались открыто обличать плутни слѣдователей. Такъ въ процесѣ Грандье лудёнскiй бальи безстрашно обнаруживалъ продѣлки заклинателей, а докторъ Дунканъ изъ Сомюра публиковалъ брошюру, въ которой расказывалъ, какимъ образомъ они заставляли бѣсноватыхъ дѣлать подложныя чудеса. Въ другомъ процесѣ — Баванъ, докторъ Ивелэнъ оказался достойнымъ товарищемъ Дункана. Изслѣдовавъ 52 бѣсноватыхъ, онъ нашолъ изъ нихъ семнадцать дѣйствительно больныхъ «монастырской болѣзнью». Остальныя же были обманщицы или шалуньи. «Онѣ предсказываютъ одно и тоже, — сказалъ онъ, — но предсказанiя ихъ не сбываются; онѣ переводятъ одинаково, но невѣрно; онѣ говорятъ погречески, но передъ людьми, непонимающими этого языка; онѣ дѣлаютъ прыжки и скачки, но самые легкiе; онѣ взбираются на дерево, но на такое, на которое влѣзъ бы трехлѣтнiй ребенокъ». Эти слова возбудили гнѣвъ монахинь. Онѣ выпросили у двора другихъ медиковъ для слѣдствiя. Ивелэнъ не упалъ духомъ. Онъ напечаталъ брошюру, въ которой доказывалъ, что дѣла такого рода должны судиться учеными, а не монахами. Никто не хотѣлъ продавать ее; онъ самъ сталъ на одномъ изъ наиболѣе людныхъ мѣстъ Парижа и раздавалъ ее проходящимъ.

Такiе люди были предвѣстниками гуманнаго движенiя ХVIII вѣка. Фанатизмъ казалось умеръ вмѣстѣ съ великимъ королемъ, разорившимъ Францiю. Общая распущенность нравовъ, страсть къ увеселенiямъ, безпечность и скептицизмъ, влiянiе новыхъ идей значительно ослабили религiозную нетерпимость. Но вдругъ неожиданный случай показалъ, что въ этомъ разлагающемся обществѣ была еще значительная доля людей съ мистическимъ направленiемъ, съ вѣрою въ фанатизмъ, съ строгими правилами. Эти люди назывались янсенистами. Доктрина ихъ сходилась съ кальвинизмомъ: они отвергали въ человѣкѣ свободную волю, отлучали грѣшниковъ отъ литургiи, проповѣдывали лишенiя и самопожертвованiя, возставали противъ театровъ и поэзiи, картинъ, статуй и богатыхъ украшенiй въ церквахъ; они осуждали дружбу и любовь, не признавали нѣкоторыхъ святыхъ; обрядности езуитовъ противоставляли чтенiе евангелiя и пѣнiе псалмовъ. Они перевели библiю на народный языкъ и требовали введенiя его въ богослуженiе; они провозглашали преобладанiе соборовъ надъ папами, независимость архiепископовъ, избранiе священниковъ прихожанами.

Въ числѣ янсенистовъ былъ сынъ одного парламентскаго совѣтника, извѣстный впослѣдствiи подъ именемъ дiакона Париса; онъ былъ недальняго ума, но добраго сердца; непреодолимое желанiе влекло его къ духовному званiю, и онъ, несмотря на всѣ препятствiя со стороны родныхъ, постригся; когда же отецъ его умеръ, онъ роздалъ доставшуюся ему часть наслѣдства бѣднымъ. Съ этихъ поръ жизнь его проходили въ постѣ, молитвѣ, умерщвленiи плоти и пособiяхъ страждущимъ. Такой образъ жизни доставилъ ему большое уваженiе со стороны янсенистовъ.

Въ 1727 году Парисъ умеръ. Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ на могилѣ его стали совершаться исцѣленiя. Езуиты вопiяли противъ такихъ чудесъ, приписывая ихъ дьяволу; янсенисты въ свою очередь называли ихъ врагами божiими. Езуиты отвѣчали преслѣдованiями. Чудеса умножились и стали сопровождаться конвульсiями. Закрытiе кладбища, гдѣ онѣ происходили, усилили еще болѣе ревность конвульсiонеровъ. Слава о св. Парисѣ пронеслась по всей Францiи. Езуиты пытались парализировать его влiянiе, но неудачно. Нѣмая, которую наняли они для совершенiя надъ ней исцѣленiя, оказалась отъявленной воровкой, извѣстной вездѣ; она обходила всѣ святыни Францiи; при каждой получала исцѣленiя и собирала богатую милостыню.

Видя неудачу на сѣверѣ, они обратили взоры свои на югъ.

Въ Марсели они имѣли на своей сторонѣ архiепископа, находившагося совершенно въ рукахъ езуита Жирара, духовника монахинь. Съ его помощью, они, пользуясь моровой язвой, приобрѣли огромное влiянiе. Марсельскiя кармелитки стояли впереди всѣхъ по тому совершенству, съ которымъ исполняли обряды, относящiеся къ ученiю о таинственной смерти, абсолютной пассивности, полномъ забвенiи самого себя... Сестра Ремюза слыла даже святой.

Эта ловкость отца Жирара заставила езуитовъ послать его въ Тулонъ, гдѣ орденъ имѣлъ весьма неудачныхъ представителей: одинъ былъ глупъ, другой, отецъ Сабатье, вспыльчивъ и далеко не цѣломудренъ. Прибытiе Жирара поправило дѣла ихъ. Хитрый лицемѣръ умѣлъ вкрасться въ довѣренность тулонскихъ женщинъ и заслужить общее уваженiе, несмотря на то что имѣлъ нѣсколько любовницъ. Пользуясь этимъ расположенiемъ, онъ успѣлъ обольстить одну изъ своихъ духовныхъ дочерей, молоденькую Катерину Кадьеръ, дѣвушку больную, впечатлительную, съ воображенiемъ, наполненнымъ сказанiями о св. Екатеринѣ генуэзской и святой Терезѣ. Жираръ до такой степени умѣлъ развить въ ней мистицизмъ, до такой степени коварными софизмами ослѣпилъ ея волю, что она предалась ему вполнѣ и въ тоже время вѣрила, что она святая. Не станемъ расказывать подробностей этого обольщенiя — чтобъ не выйти изъ предѣловъ журнальной статьи — передадимъ только заключенiе процеса ([26]).

Обвиненный въ околдованiи Кадьеръ, въ беременности ея, въ содѣйствiи къ выкидышу, Жираръ нетолько вывернулся, благодаря коалицiи, составленной въ его пользу езуитами и парламентомъ, но еще обвинилъ свою противницу и ея братьевъ въ клеветѣ и колдовствѣ. Процесъ велся самымъ несправедливымъ образомъ: Жираръ оставался на свободѣ, Кадьеръ была въ тюрьмѣ урсулинскаго монастыря, подвергаясь голоду и побоямъ; передъ тѣмъ какъ вести ее къ допросу, ей давали вино, настоянное одуряющими травами. Сверхъ того въ свидѣтели не допускались тѣ, которые могли показать противъ Жирара... Не мудрено послѣ того, что Кадьеръ была приговорена къ висѣлицѣ.

Это рѣшенiе суда произвело огромный переворотъ въ общественномъ мнѣнiи. Прежде всѣ были противъ Катерины: вольтерiанцы смѣялись надъ ней какъ надъ монахиней, янсенисты съ ужасомъ видѣли въ ней чудовище разврата; народъ, возбуждаемый езуитами, чуть не убилъ ее какъ колдунью — и вдругъ все перемѣнилось: великiй ХVIII вѣкъ былъ нетолько царствомъ разума, но и царствомъ гуманности — знатныя дамы, жоны янсенистовъ, насмѣшники, всѣ перешли на сторону бѣдной жертвы. Народъ въ Эксѣ толпами бросился къ урсулинскому монастырю, чтобъ защитить ее; въ Тулонѣ едва не сожгли езуитскую семинарiю.

При такомъ настроенiи умовъ парламентъ не осмѣлился поддерживать прежняго рѣшенiя, но не осмѣлился и осудить Жирара: голоса раздѣлились поровну; президентъ вотировалъ въ пользу езуита и на этомъ основанiи произнесли приговоръ: Кадьеръ признана была клеветницей, ея объясненiя и докладныя записки были изорваны рукой палача и сожжены... Дальнѣйшая ея участь неизвѣстна. Очень можетъ быть, что она погибла въ какой–нибудь тюрьмѣ вслѣдствiе одного изъ тѣхъ Lettres de cachet, на которыя были такъ щедры министры Людовика ХV. Жираръ былъ оправданъ въ важнѣйшихъ преступленiяхъ; для изслѣдованiя же другихъ дѣло было передано въ духовный судъ... Разумѣется его нашли правымъ.

Такъ кончилась несчастная попытка езуитовъ спекулировать на народное легковѣрiе. Изъ ней видно, какъ далеко шагнуло впередъ умственное развитiе страны. Правда, въ массѣ сохранилось прежнее вѣрованiе въ чародѣйство, но не въ такой степени какъ прежде; среднее же сословiе все болѣе склонялось на сторону философовъ. Съ каждымъ днемъ становится сильнѣе сопротивленiе фанатизму и рутинѣ, которыя пробуютъ по временамъ поддержать свое колеблющееся значенiе страшными примѣрами. Проклятiя Вольтера клеймятъ палачей Ла–Барра и Каласа. Мирабо громитъ знаменитыя Lettres de cachet; теорiи Монтескье и Беккарiа встрѣчаютъ повсюду сочувствiе; сотни журналистовъ подрываютъ покачнувшее зданiе тогдашняго французскаго деспотизма и наконецъ революцiя наноситъ ему послѣднiй ударъ.

Борьба между невѣжествомъ и просвѣщенiемъ казалась конченной, несмотря на то что въ отдаленныхъ уголкахъ Францiи сохранились прежнiя вѣрованiя; но эта побѣда была только кажущаяся. Наука отвела надлежащее мѣсто влiянiю нервныхъ болѣзней, наука отвергла всѣ средневѣковыя бредни объ естественныхъ явленiяхъ; наука расширила поле для наблюденiй; но съ другой стороны она стала на недоступную для народа высоту и поклонники ея въ самолюбивомъ упоенiи своими достоинствами не хотятъ снизойти до народнаго уразумѣнiя; они сложились въ касту, въ бюрократiю, которая мѣшаетъ свободному развитiю знанiя, которая готова повторить неподвижность ученой касты въ Китаѣ. Къ счастью, влiянiе это парализируется многими свѣжими умами, соединяющими твердую волю съ неподкупной любовью къ народу. Они являются защитниками отъ тѣхъ золъ, въ которыя хочетъ его снова погрузить езуитская пропаганда; они стараются просвѣщенiемъ избавить его отъ тѣхъ бѣдствiй, которыя создаетъ воображенiе, не управляемое разсудкомъ; они готовятъ его къ предстоящей великой борьбѣ за истину. Мы живемъ наканунѣ этой эпохи; размноженiе нервныхъ болѣзней показываетъ недовольство жизнью, стремленiе выбиться изъ узкихъ формъ, мѣшающихъ ей развиваться. Близость этого переворота замѣтна...

В. ПОПОВЪ

________

 



([1]) Bucle. History of civilisation; Dupuis. Origine des cultes.

([2]) Maury. Le sommeil et les rêves; Figuier. Histoire du merveilleux.

([3]) Гестiа дочь Сатурна и Реи, греческая Веста.

([4]) Wallon. Histoire de l'esclavage dans l'antiquité.

([5]) См. Горацiя, Овидiя, Плавта, Авла–Геллiя и друг.

([6]) Багауды — крестьяне, возмутившiеся около 280 года; они разоряли часть западной римской имперiи, въ особенности Галлiю.

([7]) Gibbon. History of the decline and fall of the Roman Empire; Буркгардтъ. Вѣкъ Константина великаго.

([8]) См. житiе Василiя великаго и другихъ.

([9]) Fauriel. Histoire de la poésie provençale; Augustin Thierry. Récits de temps mérovingiens.

([10]) См. также у Григ. Турск. процессъ Муммоли, жизнь св. Госпицiя и появленiе лжехристовъ (кн. VI, IX, X).

([11]) Louandre. La sorcellerie.

([12]) Гизо, какъ доктринеръ, восхищается состоянiемъ просвѣщенiя при Карлѣ великомъ и представляетъ таблицу знаменитыхъ людей, жившихъ и умершихъ въ его царствованiе (Histoire de la civilisation en France. Leçon XX), но эта же самая таблица служитъ опроверженiемъ его словъ: всѣ приведенныя имъ знаменитости занимались большей частью безплодной схоластикой. См. также урокъ ХХII таблицу писемъ Алкуина.

([13]) Capefique. Hugues Capet et la troisième race.

([14]) Augustin Thierry. Lettres sur l'histoire de France.

([15]) Memoires de J. Duclerq. Que quand ils voulloient aller à la dicte vaulderie, d’ung oignement que le diable leur avoit baillé, ils oindoient une vergue de bois bien petite, et leurs palmes et leurs mains, puis mectoient celle verguette entre leurs jambes, et tantost ils s’envoloient où ils voulloient estre, pardesseures bonnes villes, bois et eaues; et le portoit le diable au lieu où ils debvoient faire leur assemblée; et eu ce lieu trouvoient l’ung l’aultre, les tables mises, chargiées de vins et viandes; et illecq trouvoient ung diable eu forme de boucq, de quien (chien), de singe, et aulcune fois d’homme; et là faisoient oblation et hommaiges audiet diable et l’adoroient, et luy donnoient les plusieurs leurs ames, et à peine tout ou du moings quelque choses de leurs corps; puis baisoient le diable eu forme de boucq au derrière, c’est au cu, avec caudeilles ardentes eu leurs mains... Et après celle hommaige faité, marchoient sur la croix et cacquoient (crachaient) de leur salive sus, en despit de Jésus–Christ et de la saincte Trinité; puis montroient le cu devers le ciel et firmament en despit de Dieu. Et après qu’ils avoient touts bien bu et mangié, ils prenoient habitation charnelle touts ensemble, et mesme illecq commectaient le pechié de Sodom, de bougrerie et tant d’aultres crimes sy trés fort puants et énormes, tant contre Dieu, que contre nature, que le dict inquisiteur dict qu’il ne les oseroit nommer, pour douste que les oreilles innocentes ne fuissent adverties de sy villains crimes sy enormes et cruels. см. также Monstrelet кн. IV. Собственно эта книга не принадлежитъ Монстреле, хотя помѣщена въ нѣкоторыхъ изданiяхъ въ числѣ его хроникъ; она заключается 1461 годомъ, а Монстреле умеръ въ 1453. Dacier. Mémoires sur la vie et les chroniques d’Enguerrand de Monstrelet. Еще раньше есть указанiя у Эймерика. (1358) Онъ говоритъ, что поклоненiе демона бываетъ троякое: 1) служба съ свѣчами и кисфеденiемъ; 2) примѣшиванiе именъ злыхъ духовъ къ именамъ святыхъ; 3) начертанiе круговъ и магическихъ фигуръ. (Soldan Geschichte der Hexenprocesse).

([16]) Cibrario. Economie politique du Moyen age.

([17]) Что вино подавалось на шабашѣ, видно изъ цитаты изъ мемуаровъ Дюклерка, приведенной выше.

([18]) Chroniques de Froissart. Томъ I кн. 1 часть II, главы отъ 65 до 68 включительно.

([19]) Это видно изъ процеса Жиля Реца. Маршалъ Рецъ (Rays) былъ родственникомъ герцога бретанскаго. Онъ усердно служилъ Карлу VII до 1433 года, когда удалился въ свои обширныя помѣстья. Здѣсь онъ велъ праздную роскошную жизнь, предаваясь всѣмъ порокамъ, которые впрочемъ искусно скрывалъ въ стѣнахъ своихъ замковъ. Но несмотря на всю осторожность и набожность маршала, противъ него ходили страшные слухи: его обвиняли въ волшебствѣ, въ ереси, въ умерщвленiи дѣтей. Эти слухи скоро получили осязательность: несчастныя матери, у которыхъ украли дѣтей или которыя сами отдали ихъ маршалу, начали процесъ. Слѣдствiе открыло возмутительные поступки: оказалось, что маршалъ истребилъ втеченiи семи лѣтъ до 800 дѣтей самымъ варварскимъ образомъ: отрубалъ головы, руки, ноги, разрѣзалъ горло, грудъ, животъ, чтобы видѣть сердце и внутренности, вѣшалъ, чтобъ утѣшаться зрѣлищемъ ихъ агонiи и въ это время осмѣливался осуществлять самые развратные капризы своего разнузданнаго воображенiя... Сверхъ того онъ предавался вызыванiю демоновъ и держалъ для этой цѣли постоянныхъ заклинателей: Дюмениля, Ривьера, Луи, Антуана; видя безуспѣшность ихъ заклинанiй, онъ выписалъ изъ Флоренцiи извѣстнаго магика Франческо Прелати. Не довольствуясь и этимъ, онъ посылалъ за мѣстными колдунами и колдуньями. Одна изъ нихъ отвѣчала, что не придетъ въ замокъ, пока въ немъ будутъ церковь и молельня; другая сказала, что маршалъ не успѣетъ въ своемъ намѣренiи, потомучто соблюдаетъ посты, усердно слушаетъ обѣдню и обогащаетъ церкви. Таковъ былъ Жиль де Рецъ, вѣрное олицетворенiе своего вѣка: соединенiе обрядовой набожности съ самыми гнусными пороками, духа пытливости съ самымъ грубымъ суевѣрiемъ.

([20]) Мэтью Парисъ говоритъ, что прокаженные въ первой половинѣ ХIII вѣка такъ размножились, что въ Европѣ считалось до 1900 домовъ для нихъ. Дома эти обыкновенно располагались за городскими стѣнами. Прокаженнымъ запрещено было входить въ городъ, впрочемъ даже нѣкоторымъ дѣлали временное исключенiе, но въ такомъ случаѣ они обязаны были имѣть трещетки и предостерегать ими прохожихъ отъ прикосновенiя.

([21]) Walter–Scott. Histoire de la démonologie et de la sorcellerie.

([22]) Mackinnon. History of civilisation.

([23]) Фигье говоритъ, что въ Бискаѣ были еще прежде два случая проявленiя колдовства въ массахъ въ 1566 и 1576 годахъ; онъ приписываетъ это влiянiю горъ.

([24]) Histoire de l’inquisition.

([25]) Вотъ что говоритъ Ланкръ о шабашѣ.... Danser indécemment, festiner ordement, s’accoupler diaboliquement, blasphémer scandaleusement, se venger insidieusement, courir après tous désirs horribles, sales et dénaturés brutalemént, tenir les crapauds et vipères, les lézards et toutes sortes de poisons précieusement, aimer un bouc puant ardemment, le caresser amoureusement.

Шабашъ въ ХVII вѣкѣ принимаетъ характеръ спекуляцiи и фарса. Колдуньи берутъ за право входа и налагаютъ штрафъ на отсутствующихъ. Въ Бискаѣ на шабашѣ присутствуетъ иногда до двѣнадцати тысячъ человѣкъ. Сатана сидитъ въ шляпѣ на позолоченномъ стулѣ; жабы одѣты въ зеленый бархатъ, на столѣ серебряная посуда; костры съ жолтымъ, краснымъ, голубымъ пламенемъ, музыка, колокольчики прiятно щекочатъ нервы; танцуютъ не одинъ вальсъ сатаны, но и мавританскiе танцы....

Le début de sabbat, cette scène antique, grossièremeut naњve, la fécondation simulée de la sorcière par Satan (jadis par Priape) était suivi d’un autre jeu, un lavabo, une froide purification (pour glacer et stériliser) qu’elle recevait non sans grimaces de frisson.... Satan plus ingambe que dans sa jeunesse, il fait l’espiègle cabriole, saute du fond d’une grande cruche; il officie les pieds en l’air, la tête en bas... Une facetie non moins choquante était celle de la noire hostie, la rave noire, dont on faisait milles sales plaisanteries dès l’antiquité... Satan la découpait en rondelettes qu’il avalait gravement.

Le final était selon Lancre une chose bien étonnante dans des assemblées si nombreuses. On y eût généralisé publiquement, affiché l’inceste, la vieille condition satanique pour produire la sorcière, à savoir que la mère concût de son fils.

Отвергая показанiя Ланкра, Мишле въ слѣдующихъ же строкахъ даетъ оружiе противъ себя. On tachait d’attirer quelque imprudent mari que l’on grisait du funeste breuvage (datura, belladone), de sorte qu’enchanté il perdit le mouvement, la voix, mais non la facultè de voir. Sa femme autrement enchantée de breuvages érotiques, tristement absente d’elle–même, apparaissait dans son déplorable état de nature, se laissant patiemment caresser sous les yeux indignés de celui qui n’en pouvait plus.

Son désespoir visible, ses efforts inutiles pour délier sa langue, dénouer ses membres immobiles, ses muettes fureurs, ses roulements d’yeux, donnaient aux regardants un cruel plaisir, analogue du reste, à celui de telles comédies de Molière. Celle–ci était poignante de réalité, et elle pouvait être poussée aux dernières hontes.

([26]) См. La sorcière отъ стр. 291 и 377; также Arnould. Les jesuites.