ОПЯТЬ «МОЛОДОЕ ПЕРО»

 

Отвѣтъ на статью «Современника»«Тревоги Времени

(Современникъ, мартъ, № 3)

_______

 

Впился–таки! Не выдержалъ самаго перваго натиска! Я и предрекалъ что вопьется… О молодое перо! Какой визгъ изъ–за того, что вамъ отдавили ножку. А вспомните–ка молодой, но блестящiй талантъ, вспомните какъ вы куражились въ февралѣ надъ А. Скавронскимъ за его «Литературную подпись!» (1) А вотъ какъ коснулось до васъ самихъ, такъ и наполнили тотчасъ же вселенную своими воплями:

 

Remplit les bois et les campagnes

Du eri percant de ses douleurs,

 

Вотъ потому–то сейчасъ и видно, что еще молодой талантъ, да еще безъ всякой дресировки. А еще обижается на слово «молодой»!

Вы разсердились на статью во «Времени». Вы проговорились и упоминаете о ней въ вашей статьѣ «Тревоги Времени». А не надо бы было упоминать, не надо бы было проговариваться, что отъ нея пострадали, а слѣдственно, что васъ злость беретъ и тянетъ выругаться въ предупрежденiе разлитiя жолчи. Статья ваша точно докторомъ вамъ прописана, по рецепту. Она пахнетъ аптекой, гофманскими каплями, уксусомъ и лавро–вишневой водой. Вотъ это–то и значитъ свои бока подставлять. Тутъ именно надобенъ видъ, что и видомъ не видалъ враждебной статьи и слыхомъ не слыхалъ о ней. А кто спроситъ: «Читали, какъ васъ отдѣлали?» — Э, вздоръ! что читать! есть мнѣ время читать такiя статьи! A propos mon garçon, вѣдь «у испанскаго посланника вчера былъ кажется раутъ» (2) ? Ну и замять разговоръ испанскими–то дѣлами.

Важности, солидности, великосвѣтской небрежности было бы больше. А то: «Ой больно»! Сейчасъ надо и показать что больно. И вышелъ водевиль: «Отдавленная ножка или отмщенный А. Скавронскiй». Ну чтожъ что больно? До свадьбы заживетъ.

Въ вашихъ же интересахъ говорю; добру учу, о неопытность!

Вы вообще ужасно спѣшите. Молодая прыть. Вамъ ужасно хочется оправдаться, поскорѣй, какъ можно поскорѣй увѣрить публику, «что это не я; что это все отъ злобы, а я самый блестящiй талантъ». Правда, ваше положенiе понятно и я искренно ему сочувствую. Какъ въ самомъ дѣлѣ: столько времени подвизался на прихотливомъ поприщѣ россiйскаго юмора, столько лѣтъ повременныя изданiя похваливали, столько лѣтъ срывалъ цвѣты удовольствiя, — «розы рвалъ и фiалки поливалъ» и вдругъ — ругань! да еще какая: называютъ «молодымъ перомъ», «молодымъ человѣкомъ» (что можетъ быть ужаснѣе!), ставятъ на одну доску съ А. Скавронскимъ, говорятъ, что подражаетъ Брамбеусу, Дружинину (согласитесь, что «Дружинину–то» васъ наиболѣе и кольнуло. Такъ ли? Знаю я сердце человѣческое иль нѣтъ?). Говорятъ, наконецъ, будто ваши критическiя статьи — одно искуство для искуства, цвѣты удовольствiя, «часы досуга», перлы, скатившiеся съ молодого пера, употребленнаго съ эфемерною цѣлью.

 

«И брызгалъ перломъ водометъ»

 

Шумиха словъ, колечки табачнаго дыма, выпущенные ловкимъ военнымъ курителемъ, и (что всего хуже) нѣкоторое литературное вилянiе туда и сюда, литературныя такъ–сказать прибавленiя къ «Инвалиду–Современнику». По поводу прибавленiй даютъ вамъ разные совѣты, вамъ, прогресисту–то! Да еще не простому прогресисту, а перепеченному недавно въ нигилисты по редакцiонной надобности. И это въ первый разъ еще такъ относятся къ вамъ, въ первый разъ въ жизни впродолженiи столькихъ прiятныхъ лѣтъ дешовенькой литературной игривости. Да какъ тутъ не взбѣситься, какъ тутъ не прорваться, какъ тутъ не провраться. О! мой нигилистъ du lendemain! Будьте увѣрены, что я слишкомъ хорошо понимаю ваше положенiе…

Но остановимся на минуту для одного щекотливаго объясненiя.

Вы горько жалуетесь, что мы называемъ васъ «молодымъ человѣкомъ», «молодымъ перомъ», «молодымъ, но блестящимъ талантомъ» и проч. Все – молодымъ. Вамъ кажется это неуважительно и вы дуетесь (Еслибъ вамъ не было горько, вы бы не высказались). 0 неопытность! Да жалоба–то ваша и есть первое доказательство вашей молодости. Какой юноша не обижается когда его называютъ молодымъ человѣкомъ? Какой юноша не скоблитъ себѣ усовъ перочиннымъ ножичкомъ, чтобъ они поскорѣе росли? Я соглашаюсь, что все это признаки нѣжные, грацiозные, признаки весны и молодого поползновенiя… Тѣмъ не менѣе вы сами себя съ головой и выдали. Но успокойтесь; объявляю вамъ торжественно, что намекая на вашу молодость я не прямо разумѣлъ ваши лѣта, а говорилъ метафорически. Въ сущности мнѣ и дѣла–то нѣтъ, молоды вы или стары. Въ статьѣ моей: «Молодое перо» я разумѣлъ только вашу молодость и неопытность въ россiйской журналистикѣ, такъ–сказать нововыпеченность. И не въ зломъ какомъ–либо смыслѣ я разумѣлъ это, о нѣтъ! Я искренно любовался глядя на васъ, — любовался этой прытью, этимъ молодымъ прискокомъ и вывертомъ, этими такъ–сказать первыми, радостными взвизгами молодого литературнаго дарованья. Я люблю эти первые взвизги, молодой человѣкъ! Вы показались мнѣ въ нѣкоторомъ смыслѣ гусаромъ въ русской литературѣ, молодымъ, краснощокимъ корнетомъ отечественной словесности (вродѣ «Корнета, играющаго на пистонѣ», о которомъ упоминалось какъ–то разъ въ «Головешкѣ».). И такъ успокойтесь. Вы промахнулись, вы не сумѣли скрыть, что вамъ отдавили ножку. Но куражъ! Поправитесь послѣ. Какой солдатъ не надѣется быть фельдмаршаломъ!

Но однакожъ — (я все–таки не могу забыть этого!) кчему, кчему доходить до такого бѣшенства, до такого нервнаго сотрясенiя, до такой пѣны у рта! До гофманскихъ–то капель для чего доходить! Вѣдь вы ругаетесь какъ какой–нибудь сотрудникъ «Головешки», а хуже ужь ничего про литературнаго человѣка нельзя придумать. Вѣдь вамъ только одинъ шагъ остался до попрековъ за табачную фабрику(1). Вѣдь вся статья ваша — только «головешкина» отрыжка и ничего больше. А «Головешка» въ добавокъ еще, говорятъ, теперь постится и на постномъ маслѣ начиная съ самой подписки сидитъ… (Vous comprenez, n'est ce pas?)

Вижу, вижу васъ теперь, какъ на яву, о молодое, но необстрѣлянное дарованье, — вижу васъ именно въ тотъ самый моментъ, когда вамъ принесли февральскую книгу «Времени» и сказали вамъ, что въ ней есть статья противъ васъ, подъ названiемъ «Молодое перо». Вы саркастически улыбнулись и свысока развѣрнули книгу. Все это представляется мнѣ въ воображенiи какъ по писаному. Если у васъ были въ это время гости, или вы были въ гостяхъ, вы, прочтя статью, постарались разумѣется скрѣпить себя; но нервная дрожь, нѣкоторое подергиванiе губъ, краска, пятнами выступившая на вашемъ лицѣ — все это ясно свидѣтельствовало о безконечной злобѣ, клокотавшей въ жаждущемъ похвалъ сердцѣ вашемъ. Вы даже попробовали улыбнуться и выговорить: «совсѣмъ не остро...» — Но какъ–то не вышло, какъ–то ужь очень жалко выговорилось. Покрайней–мѣрѣ гости сконфузились и старались на васъ не взглядывать, старались заговорить о чемъ–нибудь другомъ. И вы все это тутъ же замѣтили… Но зато, помните ли, помните ли ту грустную минуту, когда вы пришли домой, и наконецъ оставшись одинъ, дали волю всему что сдерживали въ груди вашей? Помните ли какъ вы разломали стулъ, разбили въ дребезги чайную чашку, стоявшую на вашемъ столѣ, и въ ярости колотя что есть силы обѣими кулаками въ стѣну, вы клялись съ пѣной у рта написать такую статью, такую ругательную статью, что стоялъ мiръ и будетъ стоять — а такой статьи еще не бывало до–сихъ–поръ ни на землѣ, ни въ литературѣ! И вотъ вышли ваши «Тревоги Времени»... О, повѣрьте, что мнѣ не надо было подкупать наборщиковъ вашей типографiи (въ чемъ вы насъ упрекнули) чтобъ узнать, что все такъ и было, т. е. и разбитая чашка и кулаки въ стѣну и проч. и проч. Я предузналъ все это единственно однимъ воображенiемъ, но предузналъ по духу, по тону вашей отвѣтной статьи. Иначе чтоже такое ваша статья? Откуда же могло помѣститься въ ней столько бѣшенства и печоночнаго разстройства? Откуда столько ругательствъ, столько личныхъ ругательствъ и уподобленiй въ этой статьѣ и во всѣхъ другихъ выходкахъ противъ «Времени», помѣщонныхъ въ той же мартовской книжкѣ «Современника»? Тутъ ужь явная очевидность, а не наборщики.

Кстати, знаете что: вѣдь я совершенно увѣренъ, что это вы сами написали: «Тревоги Времени», а между тѣмъ вы объявляете, что эта статья будто бы прислана вамъ однимъ изъ друзей вашихъ, какимъ–то молодымъ нигилистомъ. Другими словами: вы спрятались подъ столъ, прикрывшись именемъ вымышленнаго друга. Прiемъ чрезвычайно наивный. Тю–тю, дескать, Костенька спрятался; нянюшка ищи… А насъ еще упрекаете, что мы сами себѣ письма пишемъ. Мало того: я даже совершенно увѣренъ, что и примѣчанiе отъ редакцiи, сдѣланное къ вашей статьѣ, и разныя тамъ московскiя извѣстiя о толстотѣ тѣла г. Лонгинова, все это ваше, все это вы сами сочинили. Конечно я не имѣю никакихъ осязательныхъ фактовъ, но я убѣжденъ въ этомъ; мнѣ такъ кажется. Ну чтоже дѣлать съ убѣжденiемъ? Виноваты впрочемъ вы: кчему прятаться? Ужь не было ли у васъ какихъ–нибудь особенныхъ цѣлей? А вотъ посмотримъ:

 

Вопервыхъ вы что–то заговорили о типографскихъ наборщикахъ. Это въ примѣчанiи отъ редакцiи «Современника» къ вашей статьѣ. Выпишемъ–ка это примѣчанiе. Вотъ оно слово въ слово.

 

«Вѣрность этого замѣчанiя поразительна. Во второмъ своемъ номерѣ, «Время», желая изобидѣть одного изъ нашихъ сотрудниковъ, по поводу помѣщенной въ первомъ томѣ «Современника» рецензiи на «Литературную подпись» г. Скавронскаго, помѣстило статью «Молодое перо», въ которой, вопервыхъ, сравниваетъ нашего сотрудника съ барономъ Брамбеусомъ, и вовторыхъ, обращаясь къ нему, постоянно называетъ его «молодымъ человѣкомъ». Точь–вточь такое же сравненiе и обращенiе дѣлалъ, два года тому назадъ, «Русскiй Вѣстникъ», у котораго «Время» все это и заимствовало, разумѣется, внеся въ это заимствованiе своихъ собственныхъ «сапоговъ въ смятку». Эти «сапоги въ смятку» заключаются въ томъ, что будто бы нашъ сотрудникъ–рецезентъ до того «впился въ интересы редакцiи «Современника», что, впиваясь, оставилъ прежнее у порога…» Читая эти слова, мы долго не могли придти въ себя отъ изумленiя. Что это такое! да вѣдь рецензiя не подписана! къ кому же можетъ относиться обвиненiе «Времени?» и какъ могло узнать «Время» кто именно написалъ статью, приведшую его въ такое волненiе? Или быть можетъ «Время» имѣетъ привычку справляться у наборщиковъ типографiи, въ которой печатается «Современникъ». Но если это такъ, то увѣряемъ васъ, о «Время», что наборщикъ, сообщившiй интересныя для насъ свѣдѣнiя, обманулъ васъ. Лицо, которое вы такъ легкомысленно упрекнули въ чемъ–то «прежнемъ», уже четыре года постоянно и исключительно печатаетъ свои сочиненiя въ «Современникѣ»; если же въ прошломъ году и было помѣщено нѣсколько его расказовъ во «Времени», то это произошло единственно оттого, что «Современникъ» былъ закрытъ, а налагать на уста молчанiе не всегда бываетъ для литератора удобно. Слѣдовательно, интересы «Современника» всегда были близки этому рецензенту, слѣдовательно и впиваться было не во что, слѣдовательно и слова ваши, какъ и всѣ вообще ваши слова, суть не болѣе, какъ толкованiе въ пустынѣ и о пустынѣ. Чтоже касается до того, что вы въ полемикѣ своей противъ неизвѣстнаго вамъ рецензента сослались на пословицу «береги честь смолоду», то надо думать, что презрѣнная эта выходка употреблена вами въ припадкѣ особеннаго увлеченiя, и что впредь этого съ вами не случится. Ред.»

 

Ну–съ, а вѣдь я васъ теперь поймаю. Знаете что я хочу? Я хочу васъ изобличить. Я хочу выставить всему свѣту: кто вы и какой вы именно дѣятель въ отечественной словесности. А изобличивъ, я вамъ самому предложу вопросъ: можно ли съ вами вести хоть какое–нибудь дѣло серьозно? Вся–то шутка въ томъ, что вы думали я васъ неизобличу.

Вопервыхъ о наборщикѣ. Вы удивляетесь какимъ образомъ я могъ узнать ваше имя и предполагаете, что я непремѣнно долженъ былъ подкупать наборщика. Хоть тутъ у васъ и заключается одна ядовитенькая мысль, именно заявить о насъ публикѣ, что мы изъ тѣхъ, которые подкупаютъ наборщиковъ съ цѣлью пошпiонить о другомъ журналѣ, т. е. почти что распечатываемъ чужiя письма, но на все это я смотрю какъ на пустяки. Разобижены вы очень, ну тамъ въ добавокъ еще воинственная кровь, Барклай де Толли зашевелился… однимъ словомъ простить вамъ на первый случай можно. Ктому же вы сами знаете — дѣло это слишкомъ шутовски разъясняется. О призванiи вашемъ изъ–за моря, къ участiю въ «Современникѣ», конечно съ цѣлью подымать «Современникъ», сама редакцiя столько уже печатала въ своихъ объявленiяхъ, что узнать васъ очень легко было. Слѣдовательно это дѣло поконченное. Но не въ томъ дѣло. Главная суть въ томъ состоитъ, что я теперь могу васъ назвать публично, изобличивъ васъ при этомъ, что вы, умышленно, съ тѣмъ, чтобъ намъ повредить, исказили въ одномъ дѣльцѣ правду. Извольте прослушать.

Вы увѣряете — (т. е. редакцiя «Современника» увѣряетъ, но я считаю, что это все равно и имѣю право на это. Я положительно знаю, что вы участвуете въ интересахъ редакцiи и слѣдственно примѣчанiе, сдѣланное редакцiей къ вашей статьѣ, не могло васъ обойти. Вы знали про это примѣчанiе, вы можетъ–быть сами же держали его коректуру; безъ вашего вѣдома оно не могло пройти; можетъ быть наконецъ вы сами же его и писали также какъ и статью, въ чемъ я убѣжденъ. Слѣдовательно вы и отвѣчаете за все что сочинено въ примѣчанiи. Почему я такъ рѣзко говорю о моемъ правѣ все это высказывать, и такъ безцеремонно и публично нарушать ваши безчисленные псевдонимы, вы поймете сейчасъ прочитавъ немного далѣе.) Итакъ, — вы увѣряете въ примѣчанiи къ вашей статьѣ, что «лицо (т. е. вы), которое мы (по вашимъ словамъ) такъ легкомысленно упрекнули въ чемъ–то «прежнемъ»(1) , уже четыре года постоянно и исключительно печатаетъ свои сочиненiя въ «Современникѣ», и что если въ прошломъ году и было помѣщено нѣсколько расказовъ этого лица (т. е. вашихъ) во «Времени» то это произошло единственно оттого, что «Современникъ» былъ закрытъ, а налагать на уста молчанье не всегда бываетъ для литератора удобно.»

Замѣтьте это покамѣстъ. Теперь въ другомъ мѣстѣ статьи «Тревоги Времени» вы говорите:

 

«И еще вы хвастаетесь, что васъ любитъ публика, что у васъ много подписчиковъ. Знаете ли, кому вы этимъ обязаны? вы обязаны этимъ «Современнику», который нѣкоторое время заблуждался, что изъ васъ можетъ нѣчто выйти, и занимался наставленiемъ васъ на путь истинный; вы обязаны этимъ временному прекращенiю того же «Современника», которое на минуту сосредоточило у васъ всѣ литературныя силы. И тутъ покровительствующею вамъ силою явились не собственные ваши сапоги въ смятку, а чужая неудача.»

 

Короче сказать, еслибъ не случилось съ «Современникомъ» несчастья, т. е. еслибъ не принужденъ онъ былъ остановиться въ iюнѣ мѣсяцѣ, то повашему къ намъ бы не пришли литераторы съ своими статьями, что вы сами «единственно» только потому и печатали у насъ прошлаго года свои статьи, что «Современникъ» не издавался, и все это подразумѣвается потому, что нашъ журналъ самъ по себѣ до того ничтоженъ и не имѣетъ никакой цѣны, что къ намъ нельзя идти такимъ молодымъ, но блестящимъ талантамъ какъ вы, когда издается «Современникъ». Это ясно и очень хорошо растолковано въ другой разъ въ газетѣ «Очерки», гдѣ одинъ господинъ уже успѣлъ подхватить вашу мысль и написалъ на насъ длиннѣйшую статью съ ядомъ и ругательствами. Вотъ отрывокъ, въ которомъ подтверждается ваша мысль:

 

«Успѣхомъ своимъ «Время» обязано нѣкоторымъ, помѣщавшимся въ немъ белетристическимъ произведенiямъ, характеръ и направленiе которыхъ впрочемъ также относились къ характеру и направленiю «Времени», какъ цвѣты къ морозу. Тутъ напечатаны были нѣкоторыя изъ произведенiй Островскаго, Щедрина, Помяловскаго; тутъ же помѣщены были «Униженные и Оскорбленные» Ѳ. Достоевскаго, съ ихъ сладенькимъ героемъ Ваничкой и «Записки изъ Мертваго Дома». Вообще белетристическiй отдѣлъ во «Времени» былъ нерѣдко положительно хорошъ, но и въ этомъ отношенiи редакцiя не причинна. Пожаръ способствовалъ ей много къ украшенiю ея журнала. Писатели, помѣщавшiе статьи свои во «Времени» послѣ петербургскихъ пожаровъ, теперь публично объявляютъ, что они загнаны были въ этотъ журналъ горькою необходимостью (см. «Современникъ» № 3).»

 

Подъ этой статьею въ «Очеркахъ» подписано И. Дмитрiевъ. Кстати объявляемъ публикѣ, что этотъ самый г. И. Дмитрiевъ самъ доставилъ въ нашъ журналъ свою статью подъ названiемъ «Провинцiальная газета». Эту статью, по ея незначительности, мы не напечатали и возвратили назадъ автору. Теперь эта статья появилась въ «Современникѣ» (№ 1 и 2), а самъ онъ ругаетъ насъ въ газетахъ и объявляетъ, что писатели загнаны были въ нашъ журналъ горькою необходимостью, т. е. запрещенiемъ «Современника».

Конечно отказъ напечатать статью г. И. Дмитрiева во «Времени» непремѣнно нужно принять въ соображенiе. Но вотъ что особенно удивляетъ насъ: почему же, если прекратился «Современникъ», г. И. Дмитрiевъ обращался именно въ нашъ журналъ? Развѣ не было «Отечественныхъ Записокъ», «Библiотеки для Чтенiя», «Русскаго Вѣстника» и множества еженедѣльныхъ изданiй кромѣ «Времени»? Почему же непремѣнно всѣ эти блестящiе таланты (т. е. г. Дмитрiевъ и «молодое перо») сами текли во «Время», а теперь объявляютъ, что были только загнаны къ намъ одною необходимостью, т. е. запрещенiемъ «Современника»?

Но это въ скобкахъ, а теперь опять къ вамъ.

Ну что, если я васъ сейчасъ же изобличу и докажу, что вы говорите неправду, докажу тѣмъ, что назову васъ лично и объявлю, какiя статьи печатали вы у насъ прежде закрытiя «Современника» и даже безо всякой необходимости?

Я имѣю на то право, милостивый государь! Намѣренiе ваше повредить изданiю «Времени» даетъ мнѣ это право. А повредить вы желали — это слишкомъ очевидно. Неужели вы скажете нѣтъ? Подражатели ваши уже кричатъ въ другихъ газетахъ съ вашихъ словъ, что «пожаръ способствовалъ намъ много къ украшенiю». Слѣдовательно самая законнѣйшая въ такомъ случаѣ наша защита — это полнѣйшее изобличенiе васъ въ неправдѣ, съ фактами въ рукахъ.

И неужели–жъ, неужели–жъ предположить, что вы дѣйствительно сказали публично неправду, надѣясь на безнаказанность? То–есть, разсуждали вы, вѣдь не узнаютъ кто сказалъ, имени–то не подписано, стало–быть и нельзя изобличить положительно. Ну и скажу, что я загнанъ былъ въ ихъ журналъ единственно изъ горькой необходимости, другiе подхватятъ и пойдетъ и пойдетъ.

Не вѣрю и не хочу я вѣрить этому, милостивый государь. Вы желали намъ повредить, это такъ, но неужели вы хотите дѣйствовать изъ–за угла, спрятавшись подъ псевдонимъ въ надеждѣ на то, что его нельзя нарушить? Не вѣрю и потому еще разъ буду съ вами деликатенъ: я не открою полнаго имени вашего, милостивый государь, ни названiя статьи вашей.

Вотъ почему и объявляю теперь только о томъ, что вопервыхъ въ апрѣльскомъ нумерѣ «Времени» за прошлый годъ были помѣщены у насъ двѣ ваши статьи.

Вовторыхъ, что въ апрѣлѣ же мѣсяцѣ прошлаго года, какъ извѣстно вамъ самимъ и извѣстно цѣлому свѣту, «Современникъ» еще издавался. Мало того, ни «Современнику», ни кому–либо на свѣтѣ не приходило въ голову, что изданiе его будетъ приостановлено въ iюнѣ мѣсяцѣ. А слѣдственно вы, милостивый государь, свободно, по всей собственной вашей волѣ доставили въ нашъ журналъ ваши статьи, несмотря на то, что еще издавался «Современникъ» и что не было никакой «горькой необходимости» обращаться къ намъ, а не къ «Современнику». (1)

Теперь позвольте васъ спросить: что обо всемъ этомъ можно полумать и какъ прикажете теперь объясняться съ вами?

Я знаю, у васъ есть отговорка, что все это напечатала редакцiя «Современника», а не вы. Полноте! А впрочемъ пожалуй попробуйте отказаться отъ своего участiя въ примѣчанiи редакцiи «Современника» къ «Тревогамъ Времени». Тогда мы уже принуждены будемъ обличить васъ еще короче и объявить публично, отъ кого именно мы узнали всѣ подробности о томъ, до какой степени вы близки къ редакцiи «Современника», а слѣдственно могло или нѣтъ теперешнее примѣчанiе редакцiи «Современника» въ статьѣ «Тревоги Времени» миновать ваше вѣдѣнiе? Замѣтьте однако же, что мы имѣли бы полное право напечатать это и теперь, собственно потому, что вы заподозрили насъ въ подкупѣ наборщиковъ, тогда какъ сами очень хорошо знали отъ кого мы узнали о томъ, что именно вы будете писать въ «Современникѣ» фельетонъ. Вашъ наговоръ о подкупѣ наборщиковъ даетъ намъ полное право защиты, а слѣдственно полнаго изобличенiя.

Это естественно и вполнѣ законно.

Ну–съ, а теперь позвольте васъ еще разъ изобличить.

Въ примѣчанiи къ вашей статьѣ говорится:

 

«Что же касается до того, что вы въ полемикѣ своей противъ неизвѣстнаго вамъ рецензента сослались на пословицу «береги честь съ молоду», то надо думать, что презрѣнная эта выходка употреблена вами въ припадкѣ особеннаго увлеченiя, и что впредь этого съ вами не случится.

 

Вотъ видите: грозныхъ–то словъ наставили, а концы–то скрыли. Ну кчему вы скрыли отъ вашихъ читателей изъ–за чего вышло дѣло? Написали бы все и ваши читатели очень бы хорошо поняли, что выходка наша отнюдь не презрѣнная, а напротивъ въ высшей стенени законная. Дѣло вышло изъ–за Тургенева. (1) Въ вашей статьѣ: «Литературная подпись» (2) вы упомянули о Тургеневѣ, что будто бы онъ недавно объявилъ въ газетахъ, что онъ, Тургеневъ, такъ великъ, что другiе литераторы видятъ его во снѣ. Въ статьѣ моей «Молодое перо» я изобличилъ васъ и доказалъ вамъ, что Тургеневъ нигдѣ и никогда не упоминалъ о томъ, что его видятъ другiе писатели во снѣ собственно потому что онъ такъ великъ. Не только буквально, но даже и смысла такого никакъ нельзя придать его обличительному письму на г. Некрасова. Я вывелъ на чистую воду, что слова эти и смыслъ этотъ прибавили вы сами отъ себя. Да поймите же наконецъ: тутъ дѣло вовсе не о Тургеневѣ, какъ писателѣ, т.–е. нравится онъ вамъ или не нравится, ретроградъ онъ или прогресистъ? Тутъ дѣло просто о томъ, что вы взвели на человѣка, да еще отсутствующаго, вредную ему неправду; вы придали ему слова, совершенно выдуманныя вами, которыхъ онъ никогда не говорилъ и никогда и не думалъ говорить. А слѣдственно вы придавали ему смѣшныя и презрѣнныя черты характера, которыя сами въ немъ выдумали и тѣмъ самымъ умышленно старались повредить ему лично въ общемъ мнѣнiи изъ интересовъ редакцiи «Современника». Развѣ это все не очевиднѣйшiе факты? Вы навѣрно не будете имѣть неловкости опровергать ихъ, потомучто кто–жъ вамъ повѣритъ при такихъ фактахъ? Вспомните, что этотъ же самый «Современникъ» былъ совершенно изобличенъ Тургеневымъ въ явной несправедливости противъ него обнародованнымъ письмомъ г. Некрасова въ «Сѣверной Пчелѣ». Зная все это очень хорошо, вы все–таки рѣшились стать за «Современникъ». На мой взглядъ это въ высшей степени нехорошо. Но клянусь вамъ торжественно, что я совершенно былъ и буду убѣжденъ, что вы сдѣлали это некрасивое дѣльце не изъ грубаго какого–нибудь личнаго интереса. Тѣмъ–то и комиченъ для меня весь этотъ случай, что вы по моему мнѣнiю сдѣлали все это совершенно безкорыстно, по глубокой добротѣ души, изъ пламеннаго желанiя угодить «Современнику». Вы до того вошли въ интересъ «Современника», что рѣшились на всѣ эти поступки даже можетъ–быть и никѣмъ не прощеный. Въ этомъ случаѣ вы были такъ–сказать plus royaliste que le roi. Это мое глубокое убѣжденiе и я не могу до–сихъ–поръ измѣнить его! Вотъ почему я и написалъ пословицу:

 

«Береги честь съ молоду.»

 

Это значитъ, что еслибъ я не предполагалъ въ васъ чести, то и не написалъ бы вамъ, что надо беречь ее. Потомучто когда нѣтъ ничего, значитъ и беречь нечего. Да и судить васъ я позволилъ себѣ единственно только какъ литератора. И однакожъ несмотря на всѣ эти соображенiя, у васъ все–таки на совѣсти «литературное прибавленiе», т. е. прибавленiе съ цѣлью повредить! Сравните это прибавленiе съ прибавленiемъ о «горькой необходимости», которое мы изобличили выше и скажите мнѣ, можно ли назвать мое обличенiе презрѣнной выходкой, какъ вы, несовѣстясь, говорите мнѣ въ глаза, въ примѣчанiи къ «Тревогамъ Времени» (1)?

Теперь послѣ всѣхъ этихъ объясненiй, позвольте мнѣ изложить вамъ, какъ смотрю я на васъ чисто въ одномъ только литературномъ отношенiи.

Вы — натура по преимуществу художественная и все что вы ни дѣлаете въ литературѣ, болѣе ничего какъ искуство для искуства. Вы примкнули къ «Современнику» не по убѣжденiю, а изъ искуства для искуства (потомучто и въ «Современникѣ»–то убѣжденiй почти совсѣмъ теперь нѣтъ, а ужь съ васъ спрашивать будетъ излишняя роскошь. Ну да вы еще съ молоду, слѣдовательно удовлетворяетесь не очень–то многимъ). Вы и начали въ немъ искуствомъ для искуства? Васъ тотчасъ же завлекло новое обаянiе. Прекрасное желанiе быть полезнымъ вашему журналу, доведено въ васъ, какъ въ натурѣ поэтической, до маниловщины. Изъ обыкновеннаго либерала васъ тотчасъ же перепекли въ нигилиста. Но какой же вы нигилистъ, помилуйте? Весь нигилизмъ вашъ заключается въ чемъ–нибудь вродѣ насмѣшекъ надъ толстотой тѣлесной конструкцiи г. Лонгинова (котораго у васъ называютъ по имени. Прелесть!). Но весь нигилизмъ вашъ не можетъ тоже вамъ подсказать есть ли особенное какое–нибудь достоинство въ томъ, что вы тоненькой, и вотъ, за недостаткомъ убѣжденiй, вы плаваете покамѣстъ между сихъ двухъ противорѣчiй и очень довольны. Какъ вы мелко плаваете видно изъ того, что вы до сихъ поръ еще боитесь Каткова. «Прихлопнетъ и не пикнете», говорите вы намъ, грозя намъ симъ московскимъ дѣятелемъ. Слова многознаменательныя. Вы не вѣрите даже и въ то (да и въ голову вамъ это никогда не заходило), что кто лжетъ, тотъ и слабъ, будь онъ хотя бы десять вершковъ росту. — Когда вы сочиняли ваши обличительныя вещи, вы и обличали не изъ негодованiя какого–нибудь и не изъ убѣжденiя въ чемъ–нибудь, а просто потому, что обличенiе модная такъ–сказать струя. Чѣмъ выше вы какъ литераторъ Надимова, который утверждалъ, что надо крикнуть на весь свѣтъ и т. д.? Увѣряю васъ, что тотъ кажется мнѣ еще выше васъ: у того была какая–то наивная общественная цѣль, а у васъ: искуство для искуства и ничего болѣе. Будто ужь не можетъ быть искуства для искуства въ обличительномъ родѣ? Увѣряю васъ, что вы тому яркiй примѣръ. Вы зубоскалили какъ будто играя въ зубоскальство, оттого, я увѣренъ, что всѣ ваши изображенiя вообще невѣрны и изъ любви къ искуству искажены. Не смѣшную сторону въ этихъ же явленiяхъ вы навѣрное просмотрѣли. Оттого всѣ ваши обличенiя поражаютъ своимъ мелководiемъ, несмотря на безспорное остроумiе и сверхъ того, читая ихъ, выносишь впечатлѣнiе, что тутъ нужно бы еще что–то непремѣнно досказать — иначе будетъ не полно. Соображаешь еще далѣе и прощаешь васъ отъ души. Ну какой же думаешь это нигилистъ? Ну что вы можете отрицать, вы, литераторъ по натурѣ воинственный и въ высшей степени вѣрующiй во все свое право обличать? Что можете вы напримѣръ отрицать въ себѣ, вы, при такой необъяснимой самостоятельности? Когда вы писали ваши обличенiя, я увѣренъ, вы ниразу не пострадали отъ мысли, что и вы можетъ–быть очень похожи на вашихъ героевъ, а эта мысль должна непремѣнно быть у всякаго обличителя. У васъ же холодный смѣхъ и ничего больше, разумѣется до тѣхъ поръ пока нераздражатъ вашего самолюбiя. Тутъ ужь святыхъ вонъ понеси и пропадай все на свѣтѣ. Живьемъ рады проглотить (ваши слова, употребленныя противъ насъ). Ваше творчество не сатира, а зубоскальство, а стало–быть и ваша дѣятельность не дѣло, а искуство для искуства. Вотъ почему я искренно, въ глубинѣ сердца моего, извиняю и наклонность вашу къ «литературнымъ прибавленiямъ» и отнюдь не припишу ихъ чему–нибудь очень дурному и нелитературному. Вы дѣлаете эти «прибавленiя» ужасно невинно, младенчески чисто изъ добродѣтели, и ядъ вашъ, и злость ваша, и остроумiе ваше — все это тоже младенчески–чисто, потомучто все это одно искуство для искуства, а вы — художникъ, слѣдовательно у васъ ужь такъ и чешется, чтобъ тотчасъ же все, за что ни схватитесь, возвести въ перлъ созданья.

Васъ потянуло къ нигилистамъ и вы даже не усомнились въ самомъ ли дѣлѣ это нигилисты, и такiе ли бываютъ нигилисты? Вы примкнули къ нимъ отъ души, вѣря, что они всѣхъ сильнѣе. Вы до сихъ поръ не замѣчаете до какой степени все это пробивается красненькой казенщиной, до какой степени малымъ удовлетворяется, до какой степени боится отрицать и до того слабо, что не можетъ существовать само по себѣ, а непремѣнно прикрытое общественной идейкой, красненькимъ крылышкомъ. Потребность прикрытiя — это черта литературныхъ нигилистовъ нашихъ. Подождите, вамъ придется еще кланяться «Головешкѣ» и уважать ее, чтобъ только сдѣлать себѣ партiю. Вы не сдѣлаете такъ какъ мы, вы не пойдете смѣло въ разрѣзъ всему что виляетъ и взятое само по себѣ, очень нехорошо. Вы не рискнете на столько враговъ, на сколько мы рискнули. Вы говорите, что у насъ всего понемножку. Еслибъ мы были такiе же какъ вы, еслибъ мы желали только аплодисментовъ и вѣрили такимъ же слѣпенькимъ образомъ какъ вы вѣрите, то мы бы тотчасъ же къ вамъ примкнули и повѣрьте, что составили бы себѣ тотчасъ легенькую и безспорную карьеру; вѣдь фейербашничать по писанному очень легко. Какой–нибудь «обличительный поэтъ» скитался по литературѣ какъ какая–нибудь безсонная нимфа по брегу Пенея, а только–что примкнулъ къ казенной краснотѣ въ Искрѣ и сдѣлался великимъ человѣкомъ. Мы возстали на хлѣбныхъ свистуновъ, мы сказали святую правду, вы насъ за это слѣпо ругаете и говорите, что мы садимся между двухъ стульевъ. О юная неопытность! Какой это нигилистъ изъ «Головешки» васъ этому научилъ! Повѣрьте, что черезъ хлѣбныхъ–то свистуновъ (къ которымъ и вы примыкаете) и проигрываетъ святая идея. Это–то и нужно искоренить и истребить во что бы ни стало. Ими уже брезгаетъ общество, тяготится ими и ихъ оставляетъ. Увидите что когда святая идея прогреса выбьется изъ теперешнихъ дрянныхъ тенетъ и заявитъ себя чѣмъ–нибудь новымъ, вы сами ее не узнаете и примете пожалуй за ретроградство. Сыпля перлами остроумiя, вы было начали увѣрять, что насъ вовсе не ругаютъ, что это мы сами выдумали. «За что васъ не любить–то, говорите вы». Слова ваши мы и принимаемъ въ шутку, но согласитесь сами, что сквозь смѣхъ у васъ проглядываетъ и ядъ. Нечего вамъ кругомъ–то указывать. Мы всегда нападали и изобличали первые и вовсе не удивляемся, что насъ ругаютъ. Если насъ никто не ругаетъ, какъ вы утвѣрждаете, вы–то противъ насъ изъ за чего выходите изъ себя, вотъ уже три номера сряду. А это началось еще прошлаго года передъ закрытiемъ «Современника», потомучто тогда онъ серьозно струсилъ за свое безграничное прежнее влiянiе. Помните статью «О духѣ времени» г. Антоновича. Статейка изъ себя вылѣзала. Тогда–то вы и начали борьбу. А «Отечественныя–то записки» осенью, а старая–то «Библiотека для чтенiя», а «Очерки» вотъ уже четвертый разъ бросающiеся на насъ съ тѣмъ, чтобъ насъ проглотить, а «Искра–то Искра!» а «Русское–то слово», – это отраженiе «Современника» въ грошовомъ зеркалѣ. Да вы припомните: вѣдь это такое бѣшенство, такая противъ насъ ярость, что они вѣдь не спятъ по ночамъ отъ насъ, а если спятъ, такъ я увѣренъ, что видятъ насъ каждую ночь во снѣ (такъ какъ ужь пошло все на сны). Да вѣдь мы пропитываемъ всѣхъ виршеплетовъ нашихъ съ ихъ малыми дѣтьми. А отчего, отчего это все? А оттого что у насъ у однихъ можетъ быть хватило на столько смѣлости, чтобъ такъ рѣзко высказать всю правду на счетъ бездарности, пошлости, лѣности и злокачественности этихъ прогресистовъ. Вы скажете, что тоже самое дѣлаетъ и Катковъ, и Скарятинъ, и Аскоченскiй. Нѣтъ, не тоже самое. Тѣ во имя мрака ратуютъ, а мы во имя свѣта. Ихъ не слушаютъ, а насъ послушаютъ. И не говорите намъ, что мы садимся между двухъ стульевъ. Вздоръ, это и есть дорога! Вы ужь давно на полу сидите, да не догадываетесь. Погодите, можетъ и догадаетесь. А впрочемъ нѣтъ. Никогда не догадаетесь. Вѣдь пророчество наше сбылось, что «хлѣбные свистуны» закричатъ на насъ, что мы на нихъ нападая, на прогресъ нападаемъ. Ну какой они прогресъ, какiе они представители прогреса? Это бездарность, волочащая великую идею по улицѣ. Да мы въ тысячу разъ болѣе прогресисты уже хоть тѣмъ, что идолопоклонства въ насъ нѣтъ, что мы не смѣшиваемъ прогреса съ этими тупенькими представителями и поминутно разворачиваемъ ихъ муравейникъ. Намъ прiятно смотрѣть какъ они тамъ копошатся. Скоро опять разворотимъ. Мы правду говоримъ и договоримся, что насъ поймутъ. Всѣ эти трудолюбивые муравьи не понимаютъ насколько мы дальше ихъ въ этомъ же самомъ прогресѣ идемъ. Вы говорите, что мы не понимаемъ чтó такое авторитетъ и смѣшиваемъ его съ лицами (О упрекъ изъ второго класа гимназiи! Сколько вы баловъ получили на это, мой нигилистъ?). Вотъ вамъ авторитетная идея: хлѣбные свистуны, — они всегда были споконъ вѣку вездѣ. Бездарность есть тотъ же застой прогреса. Гдѣ есть поступленiе впередъ, такъ въ головѣ движенiя не должно быть бездарности. А гдѣ есть торговля прогресомъ изъ–за хлѣба и литературныхъ чиновъ, тамъ ужь полная мерзость запустѣнiя. Это ужь наступаетъ такъ–сказать бюрократiя прогресизма. Вотъ вы къ ней–то и примкнули, думая, что она посильнѣе…

Ну довольно, кажется все. Итакъ я съ вами эаболтался. Собственно направленiе наше я предъ вами защищать не стану. Кчему? Да кстати, благо припомнилъ. Есть еще одно обстоятельство, о которомъ надо упомянуть. Вы пишете про насъ:

 

«Мало того: я даже думаю, что если признавать силу булгаринской традицiи, то надо признать, что она тоже коснулась и васъ… разумѣется, покуда только невинной своей староной.»

 

Вотъ видите ли: я хоть и никакой цѣны не даю инымъ вашимъ словамъ, но это покуда я не хочу пропустить безъ оговорки и вотъ что вамъ объявлю: я думаю, что самая существенная черта булгаринства есть — усиленное до малодушiя самосохраненiе. Въ насъ–же, хотя вы и обвиняете насъ въ булгаринствѣ, вовсе нѣтъ на столько слишкомъ ужь самоохранительнаго и виляющаго до малодушiя благоразумiя (какъ напримѣръ было въ Булгаринѣ), т. е. «пропадай другiе, было–бъ намъ хорошо». Вѣдь вотъ девизъ настоящаго булгаринства. Противъ насъ вы не найдете ничего, что бы оправдывало въ насъ подобный девизъ. Наше имя слава–богу честно. А потому и ваше словцо покуда никуда здѣсь негодится.

Ну вотъ и все. Хотѣлъ было я правда вамъ стихи сочинить, въ pendant къ вашимъ, въ которыхъ вы сравниваете насъ съ утками и съ разными птицами.

 

«Плавали въ затишьяхъ, да въ озерахъ тихихъ,

Страховыхъ плодили да Косицятъ сѣрыхъ,

 

Косицятокъ сѣрыхъ, Достоевскихъ бѣлыхъ

Смирно поживали, въ рощѣ толковали».

 

Да что, и ваши–то стихи я нахожу плохими, а ужь у меня такъ ровно ничего не выходитъ. И знаете все хореемъ, да и стыдно какъ–то:

 

Вѣкъ и Вѣкъ и Левъ Камбекъ,

Левъ Камбекъ и Вѣкъ и Вѣкъ.

На пистончикѣ корнетъ

Страховъ жители планетъ.

 

Вотъ все что я выдумалъ, да пожалуй еще есть двѣ строчки:

 

Ро–ро–ро, ро–ро, ро–ро

Молодое перо.

Усь–усь, усь–усь–усь

Ахъ какой же это гусь.

 

Это въ pendant къ вашимъ уткамъ. Но вѣдь все такая дрянь и мои, да и ваши пожалуй. Точно на балалайкѣ что–то вытренькиваютъ. Впрочемъ мои стихи надо читать эдакъ нараспѣвъ, чтобъ что–нибудь вышло. Надо эдакъ руки въ боки, и притоптывать по комнатѣ шпорой. Можетъ и хорошо выйдетъ, не знаю. Впрочемъ какъ вамъ покажется. Тутъ ужь на вашъ собственный судъ.

Да вотъ еще хотѣлъ я спросить, щекотливый предметъ: Что это у васъ въ «Тревогахъ Времени» за Оленька Р. такая и Машинька Н.? Хоть убейте — ничего не понялъ, а очень интересно. Я долго размышлялъ: метафорически это иль нѣтъ, и право согрѣшилъ, — подумалъ: ужь не насчетъ ли поползновенiя тутъ что–нибудь, а? Какая ужь думаю метафора? Воинственность, иэвѣстное дѣло… А впрочемъ Господь знаетъ чтó вы тутъ разумѣли; не разберешь! Да вотъ что еще: пишите–ка веселѣе! Я потому вамъ это говорю что знаю, у васъ талантъ, вы можете писать весело. Къ чорту гофманскiя капли, неправда ли? А впрочемъ мелькаютъ и у васъ веселыя мысли. Напримѣръ когда вы говорите:

 

«Хотите, я сейчасъ же пять печатныхъ листовъ такихъ стиховъ напишу? Хотите, я каждый мѣсяцъ сто такихъ книжекъ сочиню, какъ 1–й № «Времени» за сей 1863 годъ?»

 

Ухъ страшно! Зарубитъ гусаръ. Сейчасъ видно военную косточку!.. Ну да прощайте, довольно съ вами.

Р.S. А propós. Кланяйтесь Оленькѣ Р. и Машинькѣ Н., если онѣ въ самомъ дѣлѣ не выдумка. Вѣдь вотъ какъ однакожъ весело кончилось…

 

Какъ гусара не любить!

Это не годится...

 

 

________________

 



(1) См. «Современникъ», № 1 и 2 и отвѣтъ во «Времени»: «Журнальныя замѣтки» II. «Молодое перо».

(2) Фраза не наша. Сей фразой начиналась одна повѣсть одного гвардейскаго офицера въ стариннѣйшей «Библiотекѣ для чтенiя» тридцатыхъ годовъ. Не безъ намѣренiя ее помѣщаемъ.

(1) Обыкновенные литературные упреки «Искры» редактору «Времени», у котораго была табачная фабрика.

(1) См. статью «Молодое перо». «Время» № 2.

(1) Временная прiостановка «Современника» не принесла намъ никакой пользы. Ни однаго новаго, значительнаго сотрудника она намъ не доставила. Гг. Островскiй, Помяловскiи, Щедринъ печатали у насъ еще долго до прiостановки «Современника». Во второмъ же отдѣлѣ журнала не учавствовалъ никто изъ пишущихъ въ «Современникѣ», да и Боже сохрани. Изъ 4300 подписчиковъ за прошлый годъ 4000 уже были у насъ до прекращенiя «Современника». «Молодое перо» отлично хорошо знаетъ, что лѣтомъ подписка почти прекращается. Съ iюня до конца года у насъ врядъ ли прибавилось 300 подписчиковъ. Слѣдственно прекращенiе «Современника» и подписчиковъ намъ не могло принести.

(1) См. статью «Молодое перо» «Время» № 2.

(2) «Современникъ» № 1 и 2–й

(1) Я все такъ пишу: «вы говорите въ глаза», хотя примѣчанiе къ «Тревогамъ Времени» подписано не вами, а редакцiей «Современника». Но такъ какъ безъ вашего вѣдома это примѣчанiе не могло сочиниться, такъ вѣдь оно все равно. Повторяю: вы пожалуй будете въ претензiи зачѣмъ я смѣшиваю такъ утвердительно васъ и редакцiю «Современника» вмѣстѣ? Отвѣчаю еще разъ: утвердительно говорю я объ этомъ потому только, что вы наговоромъ вашимъ о подкупѣ наборщиковъ «Современника», дали мнѣ сами это право. Разсудите: чтобъ опровергнуть наговоръ, я конечно долженъ сказать, что знаю изъ первыхъ рукъ какъ у васъ дѣла установились и на какихъ интересахъ. Стало-быть если я все это знаю, мнѣ и наборщиковъ подкупать было не надо.