<22>

За две мили от Дрездена, 10 Июля,1789.

И так ¹ваш друг¹ уже в Саксонии! — Осьмого числа отправил я к вам свой пакет из Берлина, и думал еще пробыть там по крайней мере неделю; но l’hоmmе propose, Dieu dispose.⁰⁰¹ В тот же вечер стало мне так грустно, что я не знал, куда деваться. Бродил по городу, нахлобучив себе на глаза шляпу, и тростью своею считал на мостовой камни; но грусть в сердце моем не утихала. Прошел в зверинец, переходил из алеи в алею, но мне все было грустно. Что же делать? спросил я сам у себя, остановясь в конце длинной липовой алеи, приподняв шляпу и взглянув на солнце, которое в тихом великолепии сияло на западе. ²Минуты две² искал я ответа на лазоревом небе и в душе своей; в третью нашел его — ³сказал: поедем далее!³ и тростью своею провел⁴ на песке длинную змейку, подобную той, которую в Тристраме Шанди начертил Капрал Трим (vol. VI, chap. XXIV),⁰⁰² говоря ⁵о приятностях свободы.⁵ Чувства наши были конечно сходны. Так, добродушный Трим! nothing can be so sweet as liberty,⁰⁰³ думал я, возвращаясь скорыми шагами в город; и кто еще не заперт в клетку — кто может, подобно птичкам небесным,⁶ быть здесь и там, и там и здесь — тот может еще наслаждаться бытием своим, и может быть щастлив, и должен быть щастлив.

И так, не дожидаясь торжественного собрания Берлинской Академии, решился я на другой день ехать. ⁷Мне надлежало бы еще⁷ побывать у Гр. К*, которая звала меня к себе через Господина М*; однакожь и это не могло меня остановить. — Вечер⁸ провел я очень приятно с любезным Д*, а на другой день по утру, уклав свой чемодан и расплатясь с Господином Блумом, отправился в Саксонию — на ординарной почте, в открытой коляске, с двумя Студентами и одним молодым Лейпцигским купцом.⁹

С другой перемены поехал я на так называемой экстренной почте. В проклятой ¹⁰Немецкой фуре¹⁰ так ¹¹растрясло меня, что и теперь чувствую боль в груди.¹¹ Сверх того остался у меня на щеке рубец, и я должен еще благодарить Судьбу, что глаза мои целы. Надобно знать, что дорога к Саксонским границам идет по большой части лесом; а как почтовая коляска открыта¹² и очень высока, то сидящие в ней беспрестанно¹³ должны нагибаться, ¹⁴чтобы не удариться головою об дерево.¹⁴ Ввечеру я задремал и схватил¹⁵ от какого–то ветьвистого дерева такую пощечину, что у меня искры из глаз посыпались. Все это вместе заставило меня проститься с веселыми Студентами.¹⁶

Экстренная почта стоит почти вчетверо дороже ординарной. Мне дают пару лошадей с коляскою,¹⁷ и берут с меня за милю по талеру (120 коп).¹⁶

49

Саксонские постиллионы отменны от Прусских только цветом своих кафтанов (на последних синие с красным воротником, а на первых желтые с голубым); впрочем они также жалеют своих лошадей, также любят пить в корчмах и также грубы.

Дороги в Саксонии ¹⁸очень дурны,¹⁸ и от Берлина до сего места не встречалось глазам моим ни одного приятного вида; только земля здесь, кажется, лучше обработана, нежели в Бранденбурге. По крайней мере известно то, что Саксонские земледельцы¹⁹ вообще гораздо богатее Прусских.

Я должен описать вам одну встречу, которая оставила во мне приятныя впечатления.

В местечке или в маленьком городке, где я ныне в полдень переменял лошадей, Почтмейстер не отправлял меня очень долго. Я прохаживался по двору, и думал — не знаю, о чем. Знаю только, что стук²⁰ коляски, подъехавшей к крыльцу почтового дома, перервал нить моих мыслей. Я взошел на крыльцо, и увидел молодую, прекрасную, нежную, белокурую женщину, — в маленькой черной шляпке, в Амазонском зеленом платье, с белым платком в руках, — вышедшую из коляски с пожилым, горбатым, долгоносым мущиною, которого изображение было бы не последнею пиесою между Гогардскими каррикатурами. Он подал ей руку, и когда они проходили мимо меня, я снял шляпу и поклонился красавице, — правда, не очень низко, для того, чтобы ни на секунду не выпустить²¹ из глаз прелестей лица ея. ²²Надобно думать, что взор мой стоил комплимента: на меня взглянули умильно, и даже ласково!²² Почтмейстер встретил гостей в сенях, ²³отвел им комнату,²³ и сам побежал за ключевою водою, в которой имела нужду красавица для освежения своих прелестей. Дверь затворилась, и я остался один в сенях. Но разве эта дверь не отворяется! ²⁴вздумал я, и тихонько²⁴ отворил ее. Красавица стояла перед зеркалом, и белым платком отирала пыль с белого лица своего; а сопутник ея сидел на креслах и зевал. «Извините, сказал я: у меня здесь осталась книга». Горбатый кавалер кивнул головою, в указал мне книгу мою, которая лежала на столе. Красавица отворотилась от зеркала, и взглянула на меня такими быстрыми, проницательными глазами, ²⁵что я верно бы²⁵ закраснелся, естьли бы у меня что нибудь дурное было на мысли; но я с спокойствием невинности смотрел на ея прекрасные голубые глаза, на ея правильный Греческий нос, ²⁶на ея розовые губы и щеки,²⁶ и любовался прелестями ея так, как молодой ваятель любуется Микель–Анджеловою статуею, или живописец Рафаэлевою картиною. — Красавица села, а я стоял против нее, и все еще не брал своей книги. «День очень жарок,» — сказала она приятным голосом, взглянув на своего оопутника и на меня. Он²⁷ зевнул, а я повторил ея слова: «день очень жарок.» Тут последовало ²⁸молчание. Зная, что женщины в решительных случаях жизни никогда не говорят первого слова, я спросил наконец:²⁸ «не в Дрезден ли вы едете, сударыня?» — «Нет, отвечала она: мы едем в деревню к своему приятелю. А вы конечно сами в Дрезден едете?» — Так, сударыня: я надеюсь быть там завтра очень рано. — «Вы конечно иностранец, естьли смею спросить?» —

50

Так, сударыня. — «Конечно Англичанин? потому что Англичане хорошо говорят по–Немецки.» — Извините, сударыня: я Москвитянин. — «Москвитянин? Ах, Боже мой! я еще от роду не видывала Москвитян.» — А я видал, сказал горбатый кавалер, и начал снова зевать. — «Да скажите пожалуйте, как вы к нам заехали?» — Из любопытства, сударыня. — «Надобно, чтобы вы были очень любопытны. Ведь вы конечно оставили в отечестве своем много любезного?» — Много, сударыня, много: я оставил отечество и друзей. — Не знаю, до чего бы мы с нею договорились, естьли бы не пришел Почтмейстер с водою, и не сказал мне, что коляска моя готова. Я низко поклонился красавице, а она пожелала мне щастливого ²⁹пути, — «И только?» — Что ж делать! Не хочу лгать.²⁹

Прекрасный лужек, прекрасная рощица, прекрасная женщина — одним словом, все прекрасное меня радует, где бы и в каком бы виде ни находил его. Образ милой Саксонки остался ³⁰в моих мыслях,³⁰ к украшению картинной галлереи ³¹моего воображения.³¹ — На сей последней перемене ³²я решился³² ночевать. Теперь бьет 10 часов. В четыре ³³меня разбудят.³³

_____

51