<43>
Маинц, 2 Августа.
Ныне в шесть часов вечера1 приехал я в Маинц в дилижансе или в почтовой карете, в которой поеду до самого Стразбурга.
Какая гладкая дорога от Франкфурта до Маинца! Какие приятные виды! Какия прекрасныя места! Приближаясь к Маинцу, увидел я на левой стороне величественный Реин и тихой Маин, текущие почти рядом; а на правой виноградные сады, которых не льзя обнять глазами. Любезные друзья! как радостно билось мое сердце! Реин! Реин! наконец вижу тебя (думал я) — вижу, и благословляю царя вод Германских в гордом его течении!
Маинц лежит на западном берегу Реина, где впадает в него Маин. В городе улицы узки, хороших домов мало, церквей, монастырей и монахов
90
2великое множество.2 — «Угодно ли вам видеть кишки Св. Бонифация, которыя хранятся в церкви Св. Иоанна?» спросил у меня с важным видом наемный слуга. Нет, друг мой! отвечал я: хотя Св. Бонифаций был добрый человек и обратил в Християнство Баварцев, однакожь кишки его не имеют для меня никакой прелести. Поведи меня лучше загород. — Мы вышли с ним за городския ворота. Я сел на берегу Реина, и видел в его водах вечерний луч солнца и картину зеленых берегов.
Возвратясь в трактир, ужинал я за общим столом с путешественниками разных земедь. Все пили рейнвейн как воду. Я потребовал у трактирщика бутылку Гохгеймского вина, и притом самого старого, какое только есть у него в погребе. Надобно знать, что Гохгеймское считается самым лучшим из всех Рейнских вин. «Вы конечно поблагодарите меня за этот нектар (сказал мне услужливый трактирщик, ставя передо мною бутылку): я получил его в наследство от моего отца, которого уже тридцать лет нет на свете.» В самом деле вино было очень хорошо, и равно приятно для вкуса и обоняния. Мысль, что пью рейнвейн на берегу Реина, веселила меня как ребенка. Я наливал, пенил, любовался светлостию вина, подчивал сидевших подле меня, и был доволен как царь. Скоро бутылка опорожнилась. Трактирщик уверял меня, что у него есть еще прекрасное Костгеймское вино, полученное им также в наследство 3от отца его,3 которого уже тридцать лет нет на свете. Верю, что оно делает честь памяти покойника, сказал я, — встал и пошел в свою комнату.
_____
91