КАРАМЗИН К ЛАФАТЕРУ
V
Москва, 10 июня 1788.
Не нахожу слов, чтоб выразить вам мою горячую благодарность; слова остаются словами, холодными и безжизненными. Да, великий муж, никогда я не буду в состоянии достаточно отблагодарить вас за ваш милостивый дар, каким я буду всегда считать извлечение из ваших писем. Как вы добры! Мне бы хотелось излить перед вами все мои теперешние чувства, но это невозможно; то, чтµ я чувствую, выше всяких слов.
Я жду, как святыни, обещанных выдержек. Изнываю от желания их читать, изучать и приспособить свои мысли к образу мыслей великого Лафатера. Там, близ серого хребта гор, воспетою Галлером, взойдет для меня солнце знания; оно своими светлыми лучами рассеет мрак моего неведения и оживит меня своим сиянием, — я встану, бодро осмотрюсь и лишь тогда буду весел.
Г. Бибер, здешний книгопродавец, будет ежегодно доставлять вам через страсбургского или женевского книгопродавца по одному луидору, так как наши банкиры и слышать не хотят о пересылке такой незначительной суммы.
Вы ведь мой учитель — сердце мое трепещет от этого радостного сознания. — Ученик ваш поэтому должен сообщить вам, чем он теперь занимается. Я прилежно читаю сочинения Боннета. Хотя великий философ нашего времени открыл мне много новых взглядов, я все—таки не вполне доволен всеми его гипотезами. Les germes, emboФtement des germes, les siкges de l’fme, la machine organique, les fibres sensibles001 — все этo очень философично, глубокомысленно, хорошо согласуемо и могло бы
475
так быть и на самом деле, если б Господь Бог при сотворении мира руководился философией достопочтенного Боннета; но чтоб было это так на самом деле — я этому не верю, пока верю, что мудрость Господня далеко превосходит мудрость всех наших философов и, следовательно, может найти другие, более удобные способы к созданию и сохранению своих творений, чем те, которые ей приписываются нашими Лейбницами и Боннетами. Я думаю, что было бы лучше наблюдать великое мироздание, как оно есть, и насколько это доступно нашему глазу, всматриваться, как все там происходит, нежели задумываться о том, как все могло бы там происходить, а это часто случается с нашими философами: они не довольно терпеливы, чтобы продолжать свои наблюдения, а спешат к своему письменному столу, чтобы жалобно изложить под тяжестью множества своих догадок то немногое, чтµ они успели разглядеть. Может быть... но я слишком много болтаю.
Если сын ваш приедет в Москву, то найдет во мне покорнейшего слугу, который будет всячески стараться заслужить его расположение.
Потрудитесь обозначать на адресе дом, куда должны быть доставляемы письма ко мне, именно дом г—на Новикова, иначе они могут теряться.
Будьте здоровы, мой благодетель!
Николай Карамзин.
476