Изъ текущей жизни // Гражданинъ.1873. № 28. 9 iюля.

ИЗЪ ТЕКУЩЕЙ ЖИЗНИ.

Открылось что въ нашей текущей жизни есть живые остатки древности. Конечно, въ существованiи ихъ, и безъ открытiя, по сколько нибудь здравомъ размышленiи, можно было не сомнѣваться; но люди склонны, залюбовавшись и увлекшись поверхностью текущаго потока, забыть что не все сокрытое въ глубинѣ его несется по теченiю; что бываютъ, напримѣръ, на днѣ потока такiе корчи, застрявшiе на мѣстѣ, которые долго не уносятся, а только заносятся иломъ. Такъ и мы забыли думать о возможности существованiя корчèй, пока не всплыли они случайно на поверхность; потому что спускаться въ глубину нашего потока хотя есть охотники, но они все большею частiю плохiе водолазы.

Къ такимъ корчàмъ, или залежавшимся остаткамъ древности, безспорно долженъ быть отнесенъ недавно сдѣлавшiйся извѣстнымъ, а до того безвѣстно жительствовавшiй въ скромныхъ кварталахъ города Костромы князь Кириллъ Михаиловичъ Урусовъ съ княгинею Марiею, которые занимали помѣщенiе у дьячка Сирина 5 мѣсяцевъ и были въ теченiе того времени 3 дня въ трезвомъ состоянiи; у мѣщанки Таракановой — 11 мѣсяцевъ и были видимы двѣ недѣли въ трезвомъ состоянiи; у крестьянина Арапкина 7 мѣсяцевъ и — во всѣ тѣ мѣсяцы «пьянствовали сильно и очень буянили, дрались другъ съ другомъ, такъ что страшно было и подойти къ нимъ». Сынъ–же и наслѣдникъ князя Кирилла, 16–ти лѣтнiй князь Всеволодъ, былъ отъ родителя питаемъ мало, битъ много, былъ въ одной рубашкѣ на морозъ изгоняемъ и посторонними добрыми людьми отъ замерзанiя спасаемъ; вслѣдствiе чего сей юный князь, въ залѣ костромскаго окружнаго суда, явилъ «неловкiя, угловатыя движенiя и безсмысленное выраженiе лица, съ тою особенною, сопровождающею каждое его слово улыбкою, которая свойственна только идiотамъ»; оказалось, что онъ «ни на минуту не остается въ спокойномъ положенiи: то озирается по сторонамъ, то потягивается на столъ, то почесываетъ въ затылкѣ, то ковыряетъ въ носу; заблаговѣстили ко всенощной — и князь громко, на всю залу, произноситъ: «колокола гудятъ!» Забилъ барабанъ — князь кричитъ: «барабанъ бьетъ!..»

Еще–ли это не любопытный остатокъ древности? А думали–ли вы въ послѣднее время о томъ, что такiя рѣдкости еще существуютъ на Руси? Полагаю что не думали: — забыли. А какъ могъ образоваться въ наши дни подобный князь Кириллъ, это явствуетъ изъ разсказа коллежскаго регистратора Гаврилы Ратькова, видимо желавшаго, по человѣчеству, смягчить дѣянiя князя, повѣствуетъ г. Ратьковъ, что отецъ князя, Михаилъ Урусовъ, былъ богатый князь, — имѣлъ 1,000 душъ и 10,000 р. дохода, — но былъ недальняго ума, пристрастенъ къ пьянству и жестокъ съ дѣтьми. Князь Кириллъ учился въ кадетскомъ корпусѣ, но былъ за что–то исключенъ въ юнкера и написалъ къ отцу о помощи, а тотъ вмѣсто помощи послалъ ему свое проклятiе. Начались для князя Кирилла годы тяжкой нужды, за которыми послѣдовало приказанiе отца выйдти въ отставку, но пособiя и тутъ не послѣдовало; вышелъ Кириллъ въ отставку и пошелъ домой изъ Херсонской въ Костромскую губернiю пѣшкомъ; а дома его, уже 25–ти лѣтняго офицера, родитель за что–то высѣкъ и выгналъ изъ дома... Все остальное само собою понятно: Михаилъ роди Кирилла, Кириллъ роди Всеволода. Такова семейная хроника, изложившаяся въ засѣданiи костромскаго окружнаго суда 5 мая.

Издалъ г. Бобровскiй книгу подъ заглавiемъ: «Юнкерскiя училища»; во второмъ томѣ книги онъ говоритъ о быстромъ распространенiи этихъ училищъ, число которыхъ за послѣднiе восемь лѣтъ (съ 1864 по 1872) изъ 4–хъ возросло до 16–ти, а число обучающихся въ нихъ — изъ 654 до 3,923; но замѣчаетъ что изъ числа поступающихъ 40 процентовъ не оканчиваютъ курса по причинѣ крайне слабой подготовки. А слабость этой подготовки такова, что экзаменущiеся юнкера, напримѣръ, изъ географiи даютъ слѣдующiе отвѣты: Какая часть свѣта на востокѣ Европы? — «Африка». — Что такое Францiя? — «Городъ въ Азiи». — Что находится между Европой и Америкой? — «Китайскiй заливъ». — Что такое Петербургъ? — «Петербургъ беретъ начало съ Орловской губернiи и впадаетъ въ Каспiйское море». А изъ отечественной исторiи утверждаютъ, что «куликовскую побѣду надъ татарами одержалъ Суворовъ». Явленiе благородныхъ юношей съ такими невѣроятными свѣдѣнiями г. Бобровскiй поясняетъ такъ: «Обѣднѣнiе мелкопомѣстныхъ дворянъ въ центрѣ Россiи и шляхты въ западномъ краѣ, а въ позднѣйшее время и ожиданiе общей воинской повинности — были сильными стимулами двигавшими въ военную службу многихъ недорослей, которые, при прежнихъ порядкахъ, продолжали–бы гонять голубей и охотиться въ своихъ деревушкахъ за женскимъ поломъ. Затронулась самая глубь нашей дворянской и шляхетской жизни, и изъ тины болотъ стали выползать на свѣтъ Божiй личности, приводящiя въ изумленiе наблюдательнаго воспитателя.

Это, значитъ, тоже корчи, всплывшiе, благодаря «стимуламъ», на поверхность.

Есть у насъ далекiй сѣверъ, гдѣ особенно удобно было залежаться нѣкоторымъ корчàмъ, и вотъ одинъ корреспондентъ увѣряетъ (правда–ли, нѣтъ ли?) будто не очень давно, именно въ 1871 г., жилъ тамъ нѣкiй судья (и фамилiю его выставилъ сокращенно С–iй), который публично, въ клубѣ, разсказывалъ что земля стоитъ на трехъ китахъ и что только одни «вольтеры и масоны» утверждаютъ обратное. Въ послѣднее же время ревизiя учрежденiй въ Онегѣ и Кеми открыла между прочимъ, что онежскiй лекарь заявлялъ мѣстному судьѣ (замѣняющему тамъ, по больницѣ, предводителя дворянства) о необходимости 1) созвать совѣтъ больницы для улучшенiя продовольствiя больныхъ, которое очень дурно; 2) прiобресть для больницы термометры; 3) холодный коридоръ передѣлать въ теплый. Судья этихъ заявленiй не уважилъ и на вопросъ ревизующей власти: почему? смѣло и чистосердечно отвѣтилъ: «потому что заявленiя лекаря нелѣпы». А въ Кеми два засѣдателя уѣзднаго суда (эти ужъ названы полными именами), Самсоновъ и Шемякинъ, «оказались ни къ чему неспособными по причинамъ, указанiе которыхъ признано невозможнымъ изъ уваженiя къ судебной власти».

И хорошо что не указаны причины, — по крайней мѣрѣ уваженiе къ судебной власти осталось непоколебленнымъ.

Отдѣливъ предыдущее чертою, мы можемъ привести перепечатанный въ «Голосѣ» изъ «Азовскаго Вѣстника» слѣдующiй отрывокъ изъ текущей жизни.

Письмо генерала Платонова къ таганрогскому городскому головѣ: «М. Г. Павелъ Филипповичъ! Письмо ваше, отъ 8–го iюня сего года, о назначенiи меня коммисаромъ, на случай появленiя холеры, для наблюденiя за чисткою помойныхъ ямъ и другихъ во дворахъ нечистотъ, я получилъ: на которое отвѣтствую, что таганрогская управа не имѣетъ права назначать 60–ти лѣтнихъ генераловъ на подобныя должности, и если управа не уважаетъ чиновъ, заслуженныхъ многолѣтнею государственною службою, то правительство уважитъ лѣта и поддержитъ наше званiе.

«Съ удивленiемъ о неделикатности управы остаюсь преданнымъ вамъ Е. Платоновъ».

Обьясненiе таганрогской городской управы: «Городская управа избирала въ коммиссары преимущественно такихъ лицъ, отъ которыхъ, по воспитанiю и общественному положенiю, могла ожидать наиболѣе здравомыслящаго отношенiя къ предохранительнымъ гигiеническимъ мѣрамъ, которыя однѣ могутъ спасти нашъ городъ отъ бѣдствiй эпидемiи, и потому, если болѣе или менѣе высокое мнѣнiе управы о томъ или другомъ лицѣ, выразившееся въ избранiи его коммисаромъ, могло показаться оскорбительнымъ генералъ–маiору Евграфу Ивановичу Платонову, то городская управа считаетъ своею обязанностiю покорнѣйше просить его превосходительство принять отъ городской управы извиненiе въ нечаянномъ оскорбленiи».

Умная городская управа! Какъ хорошо она вывернулась! Вотъ что называется: изъ воды суху выйти. За одно это генералъ долженъ извинить ей, не смотря на тяжесть нанесеннаго ему оскорбленiя... А между тѣмъ, говоря не шутя, вспомните первыя дѣйствiя санитарной коммиссiи въ Петербургѣ по случаю холерной эпидемiи, если не ошибаемся, въ 1868 году. Какое огромное влiянiе на прекращенiе эпидемiи имѣло то, что разные очень–таки чиновные люди не гнушались ходить по тѣснымъ дворамъ много–этажныхъ домовъ и «наблюдать за чисткой помойныхъ ямъ» и пр. Много было тогда объ этомъ благодарнаго говора...

_____

Потокъ жизни неудержимъ; но онъ, какъ и всякiй потокъ, часто смываетъ съ береговъ и уноситъ вдаль нажитое доброе, а взамѣнъ того наноситъ соръ, мутящiй его свѣтлыя воды. «О времена! о нравы!» восклицали древнiе, и это было — не старческая воркотня. Почему и намъ, новымъ людямъ, не воскликнуть иногда съ древними, когда испытываемъ мы на себѣ измѣненiе нравовъ не къ лучшему? И ничто не наводитъ такъ на эту мысль, какъ нравы нашей текущей литературы. Люди ищутъ истины, хотятъ правды; а какъ опредѣлить правду въ дѣлѣ литературы, которая вся держится на мнѣнiяхъ и взглядахъ, сталкивающихся и перекрещивающихся въ многоразличныхъ направленiяхъ? Одно опредѣленiе литературной правды: чистосердечiе, искренность мнѣнiй и взглядовъ, полное согласiе ихъ съ собственными убѣжденiями автора. Такъ думали прежде; а теперь — впереди всего избранное направленiе, которому подчиняются мнѣнiя и взгляды, подчиняется правда. Это во–первыхъ, а во–вторыхъ, — новѣйшее явленiе, — литературное приличiе, очень похожее на то условное приличiе общежитiя, которое воспрещаетъ хозяину похвалить въ присутствiи гостей входящее въ составъ его обѣда блюдо. Редакторъ «Гражданина», помѣстивъ у себя комедiю «Пить до дна — не видать добра», тутъ же высказалъ о ней свое мнѣнiе, указавъ на ея достоинства, не умолчавъ притомъ и о нѣкоторыхъ ея недостаткахъ. Нѣкiй фельетонистъ нашелъ этотъ поступокъ неприличнымъ и отнесъ его къ числу литературныхъ «курьозовъ». Дѣло выходить точно курьозное: тотъ–же нынѣшнiй редакторъ «Гражданина» нѣкогда печаталъ свои произведенiя въ «Отечественныхъ Запискахъ», и тѣ же «Отеч. Зап.», въ то же время помѣщали у себя восторженныя рецензiи Бѣлинскаго объ этихъ произведенiяхъ. Тогда никому не казалось это литературнымъ курьозомъ; человѣкъ говоритъ искренно, съ увлеченiемъ, и никто не посмѣлъ бы не уважить этой искренности и этого увлеченiя честнаго критика, а малѣйшiй намекъ на неприличiе его поступка нашли бы тогда сугубо–неприличнымъ и недостойнымъ честнаго литератора. Теперь — не то; теперь журналъ, допустившiй на свои страницы какое–нибудь произведенiе, тѣмъ самымъ долженъ обречь себя на абсолютное молчанiе о немъ: хвалить — неприлично, хулить — неестественно, потому что это значило бы себѣ противорѣчить. Правда, искренность, чистосердечное увлеченiе — все это должно спрятаться и глазъ не показывать.

_____

Лѣто, — слѣдовательно пожары и въ деревняхъ и въ городахъ, одинъ другаго ужаснѣе: послушайте, наприм., чтò было въ Шадринскѣ, гдѣ заподозрѣны поджоги. Но не о томъ уже рѣчь; не объ ужасахъ самихъ пожаровъ, а о способахъ спасаться пого–рѣльцамъ отъ ужасовъ нищеты. Вотъ маленькiй примѣръ. Недалеко отъ Новгорода была небольшая деревушка Спасъ–Нерядицы; а въ Новгородѣ съ 6 по 20 iюня Варламiевская ярмарка. Всѣ крестьяне Спаса–Нерядицы 6–го же iюня ушли на ярмарку; въ деревнѣ остались старухи съ дѣтьми. По неосторожности одной изъ нихъ загорѣлась изба, а отъ той избы, конечно, и всѣ избы, такъ что когда мужички, прослышавъ бѣду, прибѣжали домой, дѣлать уже было нечего: вся деревушка, со всѣмъ бывшимъ въ ней крестьянскимъ добромъ, уничтожилась; уцѣлѣлъ только скотъ, не бывшiй въ деревнѣ. Послѣдовалъ общiй плачъ. Чѣмъ тутъ помочь? Въ Новгородской губернiи насчитываютъ 33 ссудо–сберегательныхъ товариществъ, но говорить что въ бывшей деревенькѣ Спасъ–Нерядицы нашелся только одинъ членъ такого товарищества, а остальные крестьяне, по словамъ корреспондента «С.–Пет. Вѣд.», говорили что «эфтаго не надо, потому до–прежъ жилось, слава тебѣ Господи, ничего». Затѣмъ у крестьянъ единственная отрада — «шраховка»; это значитъ что всѣ дома ихъ были застрахованы, и они могутъ получить рублей по 100 на каждый домъ. «Но чтó можно сдѣлать на эту сумму, прибавляетъ корресподентъ, — когда одинъ лѣсъ на избу долженъ стоить больше 30 рублей!» Конечно, сто рублей не очень большiя деньги, однако — тутъ ужъ рѣчь не о полномъ благоденствiи, а хоть только о спасенiи на первое время. Изба будетъ, скотъ остался, да будь еще при этомъ кредитецъ, то и можно было–бы какъ нибудь поправиться. Можетъ быть теперь спасо–нерядицкiе погорѣльцы, глядя на того односелянина, который оказался единственнымъ членомъ ссудо–сберегательнаго товарищества, смекнутъ что «эфто точно не мѣшало бы»...

При этомъ припоминается намъ не очень давно прочтенный въ газетахъ разсказъ о томъ, до чего иногда доводитъ обыкновенный въ деревенскомъ быту недостатокъ кредита. Въ какой–то деревнѣ, недалеко отъ гор. Кологрива, Костромской губернiи, у одного крестьянина съ половины прошлой зимы не стало ни корма для скота, ни хлѣба для семьи. Въ крайности, мужикъ, за необходимую ссуду, закабалился на все настоящее лѣто въ работники и всѣ деньги, которыя слѣдовалось бы получить ему въ концѣ лѣта, забралъ впередъ; но денегъ было такъ немного, что скоро всѣ онѣ ушли на прокормъ семьи, и затѣмъ — опять голодъ. Пошелъ бѣднякъ по богатымъ мужикамъ просить одолжить хлѣбцемъ; валялся въ ногахъ, но никто не далъ. Въ отчаянiи попробовалъ онъ было воровать, но почему–то и это не удалось. И вотъ придумалъ онъ рѣшительный выходъ изъ своего положенiя: пошелъ къ себѣ въ сарай и тамъ повѣсился. Это случилось, кажется, около половины мая. Такимъ образомъ мы имѣемъ фактъ самоубiйства вслѣдствiе недостатка деревенскаго кредита.

_____

Самоубiйства, какъ извѣстно, стали чуть не обычаемъ въ нашей текущей жизни (вѣрнѣе было–бы назвать ихъ эпидемiей), но на дняхъ готово было совершиться самоубiйство, въ нынѣшнее время довольно рѣдкое, — самоубiйство, такъ сказать, старомодное. Въ Новой Деревнѣ одинъ домовладѣлецъ, крестьянинъ Никифоровъ, 25 iюня, около полудня, замѣтилъ, что изъ щелей окна въ мезонинѣ его дома идетъ густой дымъ. Полагая что это пожаръ, Никифоровъ побѣжалъ наверхъ, отворилъ дверь и видитъ что комната полна дыма, а когда дымъ свалилъ, то представилась ему лежащая безъ чувствъ, на постланномъ среди комнаты на полу матрасѣ, жилица той комнаты, дѣвица Жени, изъ Митавы, а въ головахъ у ней — чугунъ съ тлѣющими горячими углями. Дѣвицу успѣли привести въ чувство, и она, бѣдная, призналась что покусилась на самоубiйство оттого, что «ее бросилъ человѣкъ, котораго она любила».

Не правда–ли, какъ это старо! И неужели не найдется никто изъ близкихъ дѣвицѣ Жени людей, кто бы разъяснилъ ей всю несвоевременность ея поступка? Уморить себя въ цвѣтѣ лѣтъ изъ–за такого пустяка, какъ любовь, да еще угаромъ, — и способъ то старомодный! Дурной балъ, полученный на экзаменѣ, и револьверъ, — это другое дѣло: это вещи современныя... На этомъ пунктѣ недавно столкнулись «Русскiй Мiръ» съ «Московскими Вѣдомостями» и, разумѣется, побранились. «Русскiй Мipъ» всю бѣду самоубiйственной смертности вздумалъ свалить на »мертвые языки». «Моск. Вѣд.» вступились за эти мертвые, т. е. древнiе языки, и вступились совершенно справедливо. Въ этомъ заступничествѣ московской газеты намъ особенно понравилось одно выраженiе, именно: что на самоубiство рѣшаются только люди сбитыe или сбившiеся съ толку. По нашему мнѣнiю, это совершенно вѣрно. Сюда, можетъ быть, не совсѣмъ подходитъ дѣвица Жени изъ Митавы, но мы и ставимъ ее исключенiемъ въ массѣ современныхъ сачоубiйствъ). Во первыхъ — случаи самоубiйства вовсе не ограничиваются сферой учебной; даже въ ней ихъ окажется меньшая часть; а во вторыхъ, — говоря собственно объ этой сферѣ, смѣшно сказать, что древнiе языки гонятъ людей со свѣта; а если найдутся случаи, гдѣ они замѣшались, то собственно не они, а взгляды и расположенiе къ нимъ, образовавшееся у сбитыхъ съ толку людей подъ влiянiемъ долго шумѣвшаго вокругъ нихъ разноголоснаго говора, довершеннымъ, можетъ быть, безтолково–излишнимъ усердiемъ нѣкоторыхъ классиковъ–педагоговъ. Вообще же источникъ большей части самоубiйствъ можно бы, кажется, формулировать такъ: неумѣнье найти опредѣленную и близкую сердцу цѣль стремленiя и отсутствiе истинныхъ, живыхъ и глубокихъ привязанностей. Первоe–то именно и есть сбитость съ толку; второе... оно несомнѣнно есть, но вдаваться въ размышленiя на эту тему и изслѣдовать происхожденiе такой унынiе наводящей черты текущей жизни — конечно не намъ, на этой летучей страничкѣ. Замѣтимъ только, что истинная, живая и глубокая привязанность къ кому–нибудь или къ чему нибудь едва ли совмѣстима съ рѣшимостью на самоубiйство.

_____

«Много въ отечествѣ нашемъ зверей!» воскликнулъ однажды насмешливо поэтъ. Въ самомъ дѣлѣ, обилiе звѣрей въ нашемъ отечествѣ можетъ и теперь вызвать иногда насмѣшку. Недавно разсказалъ кто–то (въ «С.–П–бург. Вѣд.») анекдотъ, что разъ вологодскiй клубъ былъ посѣщенъ волкомъ; конечно, волкъ зашелъ туда нечаянно, по ошибкѣ, но все же зашелъ. Между тѣмъ, тутъ же передаются уже вовсе не смѣшныя статистическiя свѣдѣнiя, добытыя вологодскимъ земствомъ. Началось съ того, что тотемская уѣздная земская управа дознала что въ уѣздѣ, въ 1870 и 1871 годахъ, истреблено звѣрями: 601 лошадь, 1,404 коровы и 3,104 штуки мелкаго скота, всего на сумму 43,680 руб.; поэтому земское собранie назначило вознагражденiе: за убитаго медвѣдя 5 р., за волка 3 р., а за маленькихъ волчатъ и медвѣжатъ по 1 р. 50 к. Вслѣдствiе этого въ 1872 году въ Тотемскомъ уѣздѣ истреблено 76 медвѣдей и 20 волковъ. Разсчитывая что такая мѣра будетъ гораздо дѣйствительнѣе, если примется по всей губернiи, тотемское земство обратилось объ этомъ въ губернское земское собранiе, и губернская управа, при докладѣ собранiю, вывела среднюю цифру животныхъ, истребляемыхъ звѣрями ежегодно во всей Вологодской губернiи. Оказались цифры любопытнѣйшiя. Въ Вологодской губернiи ежегодно истребляется звѣрями: 5,000 лошадей, 8,915 коровъ и 38,278 штукъ мелкаго скота, — всего, по средней стоимости, на 382,446 рублей. Каково! триста восемьдесятъ тысячъ волки съѣли — въ одинъ годъ, въ другой, въ третiй, — и такъ ежегодно! Надѣются что земства всѣхъ уѣздовъ примутъ энергическiя мѣры... Еще бы не принять, послѣ того, какъ сосчитали расходъ на ежегодное пропитанiе звѣрей! А прежде онъ былъ, должно быть, не видѣнъ. Вотъ и слѣдуетъ нравоученiе: полезно въ хозяйствѣ записывать расходъ.