Современная русская поэзiя // Искра. 1873. № 10. 7 марта. С. 1-3.
<1>
СОВРЕМЕННАЯ РУССКАЯ ПОЭЗIЯ.
I.
Поэты «любви и природы» гг. Тютчевъ, Майковъ, Фетъ, Полонскiй умолкли. Говорятъ, ихъ убила пародiя. Я сомнѣваюсь вообще, чтобы пародiя могла убить истинный поэтическiй талантъ и готовъ вѣровать, что гг. Тютчевъ, Майковъ, Полонскiй, Фетъ не зарыли въ землю свои таланты; я заявляю только, что въ садахъ россiйской словесности таланты эти уже не распространяютъ ни красоты, ни блеска, ни аромата. Говоря проще: таланты эти не «украшаютъ страницы отечественныхъ журналовъ», какъ бывало... ихъ не видать нигдѣ, кромѣ развѣ «Гражданина», но вѣдь «Гражданинъ» самъ сообщаетъ имъ свой ароматъ, свой собственный, неразлучный съ нимъ, какъ съ гоголевскимъ Петрушкою, запахъ. Увы, гг. поэты, недавно гремѣвшiе, что сказалъ бы Бѣлинскiй, что сказалъ бы Пушкинъ, если бы они увидѣли побѣги вашего вдохновенiя на древѣ, порожденномъ природой въ день гнѣва, на древѣ смерти, къ которому
« . . . и птица не летитъ
И тигръ не идетъ: лишь вихорь чорный
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . набѣжитъ
И мчится прочь уже тлетворный»?
Чтобы сказали они, видя васъ, въ этой «пустынѣ чахлой и скупой»
«Поющихъ буйну пѣснь и скачущихъ кругомъ
Отъ васъ созданнаго кумира.»
Лучше сказать: идола, проще сказать: князя Мещерскаго, поющихъ и скачущихъ подъ его дудку, которую съ 1873 года изъ княжескихъ рукъ сподобился принять авторъ «Бѣдныхъ людей», такъ восторжено привѣтствованныхъ нѣкогда Бѣлинскимъ.
«Воспоминанiя — какъ острый ножъ онѣ!»
***
Наше время предъявляетъ серьезныя требованiя къ поэзiи. Гг. Тютчевъ, Майковъ и проч., должно быть, сами сознаютъ, что не могутъ удовлетворить этимъ требованiямъ или, какъ поэты первобытные, рожденные исключительно «для сладкихъ звуковъ и молитвъ» знать не хотятъ ни о какихъ требованiяхъ времени, а потому и прiютились въ «Гражданинѣ», стоящемъ, дѣйствительно, внѣ всякихъ требованiй, даже внѣ времени и пространства.
И въ томъ и въ другомъ случаѣ, гг. Тютчевъ и пр. совершенно правы. Если они сами себя осудили, «Искра» не вправѣ кассировать ихъ приговоры. Если бы «Искра» только позволила себѣ, по отношенiю къ нимъ, превысить власть, каждый изъ нихъ гордо отвѣтилъ бы ей:
«Я царь: живу одинъ. Я самъ свой высшiй судъ.»
И затѣмъ вѣжливо попросилъ бы удалиться, какъ «Искру», такъ и современныя требованiя
«Подите прочь — какое дѣло
Поэту мирному до васъ».
«Искра», конечно, оставляетъ ихъ наслаждаться миромъ въ ихъ олимпiйскомъ величiи:
«Спящiй въ гробѣ, мирно спи.
Жизнью пользуйся живущiй!»
***
«Искра» обращается именно къ живущимъ и пользующимся жизнью поэтамъ. Но, увы! что это за жизнь, что это за поэзiя! Возьмите, напримѣръ, хоть декабрьскую книжку «Вѣстника Европы». Въ ней помѣщено пять стихотворенiй г. Ковалевскаго. Любители поэзiи любви и природы, конечно, знаютъ наизусть прелестное въ художественно-игрушечномъ жанрѣ стихотворенiе г. Фета, начинающееся словами:
«Еще весны душистой нѣга,
Къ намъ не успѣла низойдти,
Еще овраги полны снѣга» и пр.
Г. Ковалевскiй тоже, конечно, помнитъ и подъ влiянiемъ грацiозной, вышитой гарусомъ по канвѣ картиночки, смѣло вдѣваетъ дратву въ шило и по дубленой кожѣ дѣлаетъ слѣдующую прошивку:
«Еще не вѣяло весною
Надъ усыпленною землею
.......
И чорный лѣсъ чего то ждетъ
Чего-то ждетъ весь мiръ живущiй...
И жаждетъ духъ, какъ мiръ тотъ ждущiй
Оцѣпѣненья сбросить гнетъ,
Въ токъ жизни ринувшись бѣгущiй —
И сердце, полное заботъ,
Какъ черный лѣсъ, чего-то ждетъ!»
Мысли тутъ нѣтъ никакой, картины никакой: сердце г. Ковалевскаго ждетъ чего-то, какъ черный лѣсъ — и все тутъ. Но, господа, прислушайтесь, какая гармонiя! До какого, напримѣръ, удивительнаго звукоподражанiя достигаетъ совершенно безсмысленная строка:
Въ токъ жизни ринувшись бѣгущiй
точно будто знаменитое:
«Ввыспрь быстро какъ орелъ порхъ вверхъ на Геликонъ»
Но духъ ждущiй «какъ МIРЪ ТОТЪ» положительно превосходятъ всѣ доселѣ извѣстные примѣры какофонiи. «МIРТОТУ» г. Ковалевскаго предстоитъ такая же громкая слава въ области гармонiи, какъ и «Энхеридiону» г-на Анаевскаго въ области философiи.
***
Есть у Лермонтова превосходное какъ по мысли, такъ и по выраженiю стихотворенiе:
«Мнѣ грустно, потому что я тебя люблю,»
заканчивающееся, какъ всѣмъ извѣстно, полными иронiи и глубоко-скорбными словами:
«Мнѣ грустно... потому что весело тебѣ…»
Г-ну Ковалевскому показалось нужнымъ подновить это стихотворенiе. Мало подумавъ, онъ передѣлалъ лермонтовскую строфу такимъ образомъ:
Дитя мое, какъ я тебя люблю!
Я каждый шагъ твой, каждый взглядъ ловлю.
Я трепещу за каждое мгновенье,
За каждый вздохъ твой, свѣтлое творенье!
Покуда вольное переложенiе изъ хорошихъ стиховъ
2
въ плохiе идетъ довольно близко къ подлиннику и если бы дѣло шло о какомъ нибудь гимназистѣ 2-го класса, можно было бы сказать даже: удовлетворительно. Даже слова однѣ и тѣ же. Лермонтовъ говоритъ, напримѣръ, въ одной строкѣ
«За каждый свѣтлый день, иль сладкое мгновенье»,
Г. Ковалевскiй разводитъ въ двухъ:
«...за каждое мгновенье
За каждый взглядъ твой, свѣтлое (!) творенье»...
Но вотъ чего бы не сдѣлалъ гимназистъ: гимназистъ не позволилъ бы себѣ по молодости — именно по молодости — придѣлывать, хотя и къ искаженнымъ, но все-таки въ первообразѣ лермонтовскимъ стихамъ свое окончанiе. А г. Ковалевскiй придѣлалъ свое, именно слѣдующее:
Мой конченъ день — я вижу край пути.
Вечернiй лучъ — послѣднiй — посвѣти!»1
Если ужь г-ну Ковалевскому хотѣлось непремѣнно выразить печатно старческое желанiе, чтобы какое-то дитя (очевидно прекраснаго пола, лѣтъ эдакъ шестнадцати) посвѣтило ему на краю пути, стыдно ему было изъ-за такихъ пустяковъ тревожить память Лермонтова: не лучше ли было бы выписать цѣликомъ изъ пѣсенниковъ Молчанова или Плотникова, хоть такой ординарный куплетъ:
Конченъ, конченъ дальнiй путь,
Вижу край родимый,
Сладко будетъ отдохнуть,
Мнѣ съ подружкой милой.
И предѣлать къ нему свое окончанiе:
Но чтобъ мнѣ объ край пути
Не разбить сердечко,
Посвѣти мнѣ, посвѣти,
Миленькая, свѣчкой!
Все равно, г. Стасюлевичъ напечаталъ бы.
***
Есть у Лермонтова другое стихотворенiе, начинающееся словами:
Душа моя мрачна, и пр.
Г-нъ Ковалевскiй, не задумавшись, качаетъ свое:
Душа моя нѣжна...
Впрочемъ, довольно о г. Ковалевскомъ, для перваго ознакомленiя публики съ его нѣжной душой и художественнымъ талантомъ.
***
Другой поэтъ «Вѣстника Европы» или поэтесса, хорошенько не знаемъ, такъ какъ онъ или она подписывается Е. Щ-ина, а любителямъ поэзiи и старины извѣстно, что многiе даже покойнаго Щербину принимали за женщину, дѣлая ударенiе на первомъ слогѣ его фамилiи (Щéрбина) — другой поэтъ «Вѣстника Европы»), переводитъ посредственныя измышленiя посредственнаго нѣмецкаго поэта Гейбеля подъ громкимъ названiем «Историческiе этюды», но какъ переводитъ! Изъ ста сорока четырехъ строкъ стихотворенiя переводчикъ ухитрился шестьдесятъ слишкомъ строкъ сочинить совершенно безъ всякой цезуры, вообразивъ, что если двѣ строки замыкаются риѳмой, то ничего больше отъ стиховъ и не требуется. Иногда эти безцезурныя строки идутъ даже подрядъ, ставя въ тупикъ читателя, не понимающаго, зачѣмъ каждая строка плохой прозы начинается съ большой буквы и заканчивается непремѣнно глаголомъ, какъ будто даже претендующимъ на риѳму. Если читать эти строки какъ стихи, выйдетъ еще хуже, выйдетъ совершенная галиматья. Вотъ сами судите:
Эпоха новая (–), знай, къ прошлой прилегаетъ
И мы на твердой по (–) чвѣ прошлаго стоимъ.
Не та ли почва дре (–) во жизни возвращаетъ,
Не та ли почва крѣ (–) пость, мощь ему даетъ
Его безчисленны (–) е корни освѣжаетъ?
На ней оно и зе (–) ленѣетъ и цвѣтетъ!
Замѣтьте, что это еще не самыя не складныя строки: есть какiя-то удивительныя, четырнадцати-сложныя:
«Когда прiятно жизнь тебѣ сложилась самому».
Таковыхъ не предвидѣлъ даже Харитонъ Макентинъ, писавшiй въ началѣ прошлаго вѣка о «сложенiи стиховъ русскихъ»2 и ограничившiй число слоговъ въ стихахъ только тринадцатью. Относительно стопъ въ стихахъ г-нъ или г-жа Щ–на сходится съ Макентиномъ, который, также какъ онъ или она, говоритъ: «по моему мнѣнiю разсужденiе стопъ въ составленiи всѣхъ оныхъ излишно». Но г–нъ или г–жа Щ–на значительно отсталъ(а) отъ Харитона Макентина въ понятiяхъ о цезурѣ. Онъ говоритъ:
«Рѣчъ, которая кончаетъ первое полустишiе, должна быть связана съ предъидущими, а не слѣдующими въ послѣднемъ, такъ что всѣ союзы, предлоги, мѣстоимѣнiя возносительныя не могутъ быть слогомъ пресѣченiя. И сiе правило есть общее сѣченiемъ и прочихъ стиховъ».
А ужь тутъ не то что рѣчь не связана съ предъидущими, а просто на-просто слово рубится по поламъ для потѣхи читателей. Выходятъ дѣйствительно уморительные стихи:
Не та ли почва дре-
Во жизни возвращаетъ,
Не та ли почва крѣ-
Пость, мощь ему даетъ? и пр.
Если ужь полнѣйшее отсутствiе мысли и какого бы то ни было содержанiя въ наше время ставится необходимымъ условiемъ при помѣщенiи стиховъ, даже въ такомъ солидномъ и распространенномъ журналѣ, какъ «Вѣстникъ Европы», если ужь мы дожили до счастливыхъ временъ истинно-платоновской республики, когда поэтовъ, даже не вѣнчая лаврами, чуть не высылаютъ изъ города, — обязанность порядочныхъ журналистовъ, полагаемъ, должна бы состоятъ въ томъ, чтобы удержать хоть литературно-техническое stato quo временъ гг. Фета и Тютчева, на которыхъ насъ застигла республика. Если же сегодня въ «Вѣстникѣ Европы» мы встрѣчаемъ силлабическiя вирши, составленныя, согласно съ уставомъ «о сложенiи стиховъ русскихъ» Кантемира, то нѣтъ ничего удивительнаго, что завтра мы встрѣтимъ въ классико-патрiотическомъ «Русскомъ Вѣстникѣ» «риѳмичество» по «правиламъ славянскаго и латинскаго стихотворства» Ѳеофана Прокоповича. Можетъ быть, даже г. Катковъ найдетъ просто цѣлесообразность, въ видахъ упроченiя современнаго rénaissance, перепечатать церковной печатью, «Руно орошенное» Лазаря Барановича, съ изданiя 1683 года, или «Разговоръ жида съ христiаниномъ», Iоаникiя Галятовскаго, съ изданiя 1669 г. или какiя нибудь стихи «средняго россiйскаго стихотворчества»,
3
соч. Симеона Полоцкаго, напр., псалтырь въ стихахъ, или «Вертоградъ многоцвѣтный» или «Перло многоцѣнное» Кирила Транквилiана. Можетъ быть, и изъ XVI вѣка прихватитъ что нибудь у Петра Могилы, отца русской версификацiи съ польскаго образца, какъ говоритъ Новиковъ. Шагать такъ шагать, смѣло и рѣшительно, съ усердiемъ всепревозмогающимъ. Только ужь шагать то дальше, кажется, «некуда».
1 Все стихотворенiе только и состоитъ изъ шести приведенныхъ строкъ.
2 Сочиненiя кн. А. Д. Кантемира, ред. изд. П. А. Ефремова, II, 1868, стр. 7-8.