№ 37 1873 10 Сентября

ГРАЖДАНИНЪ

ГАЗЕТА–ЖУРНАЛЪ ПОЛИТИЧЕСКIЙ И ЛИТЕРАТУРНЫЙ.

Журналъ «Гражданинъ” выходитъ по понедѣльникамъ.

Редакцiя (Малая Итальянская, д. № 21, кв. № 6) открыта для личныхъ объясненiй отъ 12 до 3 ч. дня ежедневно, кромѣ дней праздничныхъ.

Рукописи доставляются исключительно въ редакцiю; непринятыя статьи возвращаются только по личному требованiю и сохраняются три мѣсяца; принятыя, въ случаѣ необходимости, подлежатъ сокращенiю.

Подписка принимается: въ С.–Петербургѣ, въ главной конторѣ «Гражданина” при книжномъ магазинѣ А. Ѳ. Базунова; въ Москвѣ, въ книжномъ магазинѣ И. Г. Соловьева; въ Кiевѣ, въ книжномъ магазинѣ Гинтера и Малецкаго; въ Одессѣ у Мосягина и К°. Иногородные адресуютъ: въ Редакцiю «Гражданина”, въ С.–Петербургъ.

Подписная цѣна:

За годъ, безъ доставки ..7 р. съ доставкой и пересылк. 8 р.

« полгода « « ..4 » « « .....5 »

« треть года. « « ..3 » « « .....4 »

(На другiе сроки подписка не принимается. Служащiе пользуются разсрочкою чрезъ гг. казначеевъ).

Отдѣльные №№ продаются по 20 коп.

ГОДЪ Редакцiя: С.–Петербургъ, Малая Итальянская, 21. ВТОРОЙ

СОДЕРЖАНIЕ: Еженедѣльная хроника. — Иностранная хроника. — Реформа въ брачныхъ дѣлахъ. — Испанiя. Z. Z. — Живущее и отжившее. (Изъ областнаго обозрѣнiя). — Заработалась! Разсказъ. С. Крапивиной — Изъ Германiи. Замѣтки объ университетскихъ занятiяхъ въ Германiи. Куно–Фишеръ (Лекцiи о Кантѣ, о «Фаустѣ»). Трейчке («Исторiя политическихъ ученiй», «Исторiя французской революцiи»). Ноль (Очеркъ историческаго развитiя музыкальной драмы, музыка будущаго, Вагнеръ и Бисмаркъ, Вагнеръ и принципы «истинной демократiи»). Вундтъ, Блюнчли и проч. Спецiализмъ въ наукѣ. Нацiонализмъ въ наукѣ. Общiй выводъ. Jnn. — Отъ редакцiи. — Лютые звѣри и малыя дѣти. А. П. — Критика и библiографiя. Свобода, равенство и братство. (Liberty, equality, fraternity, by James Fitzjames Stephen. — Das Princip des Sittlichen, von J. H. Kirchmann). III. Братство. ***. — Докладъ Высочайше утвержденной коммиссiи для изслѣдованiя нынѣшняго положенiя сельскаго хозяйства и сельской производительности въ Россiи. — Послѣняя страничка. — Объявленiя.

ОТЪ РЕДАКЦIИ.

Редакцiя «ГРАЖДАНИНА” переведена въ Малую Итальянскую домъ № 21, кварт. № 6. — Гг. иногородные благоволятъ адресоваться просто: ,,въ редакцiю ,,Гражданина”, — адресъ почтамту извѣстенъ.

__________

ЕЖЕНЕДЕЛЬНАЯ ХРОНИКА.

30–го августа въ Орiандѣ, на южномъ берегу Крыма, Великiй Князь Константинъ Николаевичъ и Великая Княгиня Александра Iосифовна праздновали серебряную свадьбу.

27–го августа Варшава праздновала 10–лѣтнiй юбилей управленiя краемъ намѣстника графа Берга. Городъ поднесъ ему серебряный сервизъ, а служащiе — великолѣпный серебряный альбомъ.

30–го августа генералъ–адъютантъ Рамзай, помощникъ начальника военнаго варшавскаго округа, пожалованъ въ члены государственнаго совѣта.

Того же числа главный командиръ черноморскаго флота, вице–адмиралъ Аркасъ, назначенъ генералъ–адъютантомъ къ Его Императорскому Величеству, съ оставленiемъ въ прежней должности.

Указом отъ 30 августа во всѣ пѣхотныя и кавалерiйскiя дивизiи введены новыя должности бригадныхъ командировъ.

Въ городахъ Череповцѣ, Псковѣ, Орлѣ и Ливнахъ открыты реальныя yчилища.

Въ Пензенскомъ уѣздѣ и въ городѣ Пензѣ сдѣланъ былъ опытъ созванiя отпускныхъ чиновъ, увѣнчавшiйся блестящимъ успѣхомъ:

Въ городѣ изъ 532 вызванныхъ явилось въ 1¹/₂ сутокъ 512 человѣкъ.

Въ уѣздѣ изъ 871 вызванныхъ явилось 780 въ 2 сутокъ.

Къ 15–му сентября сего года предполагается открытiе вѣтви севастопольской желѣзной дороги отъ Лозовой до Екатеринославля и Александровска.

Вопросъ о проведенiи соединительной линiи отъ города Курска до станцiи курской желѣзной дороги рѣшенъ окончательно. По подписанiи контракта между курскимъ городскимъ обществомъ и московско–курскою желѣзною дорогою, приступлено будетъ немедленно къ работамъ.

Кiевское главное управленiе краемъ сдѣлало въ Петербургѣ представленiе о введенiи въ юго–западномъ краѣ земскихъ учрежденiй, съ нѣкоторыми измѣненiями въ общемъ положенiи.

«С.–Петербургскiя Вѣдомости” увѣряютъ что на предполагаемыя къ сооруженiю восемь новыхъ желѣзныхъ дорогъ, на протяженiи 2,809 в., цѣнностью въ 112 милл. руб. главными конкурентами являлись: 1) по Уральской (625 в.) — графъ Строгановъ; 2) по Оренбургской (505 в.) — г. Губонинъ и принцъ Гессенскiй; 3) по Донецкой (518 в.) — г. Поляковъ; 4) по Привислянской (482 в.) — г. Кронебергъ; 5) по Фастовской (290 в.) — г. Абаза; 6) по Сумской (223 в.) — г. Маркъ; 7) по Дерптской (107 вв.) — баронъ Паленъ; и 8) по Старорусской (89 в.) — г. Векеригеймъ.

Газета «Биржа'' сообщаетъ что въ концѣ августа состоялось распоряженiе св. Синода, въ силу коего воспрещается простымъ послушникамъ и послушницамъ при монастыряхъ, и такъ называемымъ рясофорнымъ, носить монашеское платье, и посылать такихъ лицъ за сборомъ подаянiй съ кружками, блюдами, и въ другихъ видахъ, въ какихъ они являются на базарахъ, на улицахъ и дворахъ большихъ городовъ и въ прочихъ многолюдныхъ мѣстахъ.

«Московскiя Вѣдомости'' передаютъ что на разсмотрѣнiе правительства поступило ходатайство объ учрежденiи въ Кiевѣ центральнаго поземельнаго банка для юго–западной Россiи.

Въ Старой Руссѣ, 30 августа, открыты женская прогимназiя и ремесленное училище.

Въ «Архангельскихъ Губернскихъ Вѣдомостяхъ'' помѣщено нижеслѣдующее описанiе посѣщенiя королемъ Швецiи русскаго сѣвернаго берега, при проѣздѣ чрезъ русскую границу при рѣкѣ Пазрѣкѣ:

«Въ субботу, 23–го iюня, въ 7¹/₂ часовъ утра, прiѣхалъ на шлюпкѣ въ Пазрѣку русскiй консулъ, г. Сентожерцкiй и объявилъ находящимся въ ней становому приставу Смѣлкову и священнику кольскаго собора о скоромъ прибытiи на русскую землю его величества короля шведскаго. Въ 8 часовъ, на четырехъ катерахъ, подъ флагами, прибылъ къ пристани его величество Оскаръ II со свитою, состоящею изъ 12–ти человѣкъ, и при трехъ выстрѣлахъ взошелъ на пристань, гдѣ былъ привѣтствованъ консуломъ. Вступивъ на русскую землю, его величество снялъ шапку и сдѣлалъ привѣтствiе ожидавшимъ его встрѣчи приставу со священникомъ и лопарямъ пазрѣцкаго погоста, которые отвѣтили многократнымъ «ура!”. Потомъ консулъ представилъ его величеству становаго пристава Смѣлкова и священника. Послѣ этого, его величество заявилъ свое желанiе посѣтить древнюю церковь Бориса и Глѣба, въ которой встрѣченъ былъ священникомъ и введенъ, по осмотрѣ ея, въ алтарь. Осмотрѣвъ въ алтарѣ древнiй, на престолѣ лежащiй, деревянный крестъ, обложенный частью листовымъ золотомъ, и иконы, пожертвованныя, въ 1870 году, Его Высочествомъ Великимъ Княземъ Алексѣемъ Александровичемъ, его величество подалъ руку священнику и, въ сопровожденiи консула и пристава, вышелъ изъ церкви, а за нимъ послѣдовала вся его свита. По выходѣ изъ церкви, приставъ Смѣлковъ повелъ его величество по заранѣе прочищенной дорогѣ къ первому падуну, на который его величество изволилъ спуститься и охотиться ловлею семги на удочку съ береговъ и, поймавъ въ немъ двѣ семги, отправился на второй падунъ. Пройдя русскую границу, его величество сѣлъ со свитою на мелкiя лодки и, пригласивъ съ собою консула и пристава Смѣлкова, отплылъ на второй падунъ, гдѣ, послѣ ловли гаргусовъ удою, былъ собранъ обѣдъ, къ которому королемъ приглашены были консулъ и приставъ. Послѣ закуски была снята фотографическая карточка всей группы присутствующихъ. Послѣ кратковременнаго отдыха, король, въ 6 часовъ пополудни, прибылъ обратно въ Пазрѣку, гдѣ былъ снова встрѣченъ лопарями съ криками русскаго «ура!” и провожаемъ до самой пристани. По отбытiи его величества на второй падунъ, священникомъ было принесено, въ церкви Бориса и Глѣба, о благополучномъ путешествiи его величества шведскаго короля Оскара II по русской землѣ благодарственное Господу Богу молебствiе, о чемъ консулъ передалъ его величеству, и онъ, подавъ руку священнику при прощаньи, поблагодарилъ его за оказанное усердiе. Приставу Смѣлкову подалъ сигару и подарилъ табачную трубку со своимъ вензелемъ въ футлярѣ, двумъ англичанамъ — по карточкѣ и лопарямъ — 20 полуспесиновъ серебряною монетою. Его величество остался очень доволенъ сдѣланною встрѣчею; откланявшись, сѣлъ въ катеръ и отплылъ обратно изъ Пазрѣки на ночь къ г. Лесману”.

__________

ИНОСТРАННАЯ ХРОНИКА.

1 (13) сентября послѣднiя войска германской армiи оставили французскую территорiю.

5 (17) сентября король Италiи Викторъ–Эммануилъ прибылъ въ Вѣну, и былъ встрѣченъ на станцiи желѣзной дороги императоромъ и эрцгерцогомъ Австрiи.

Графъ Мольтке предпринялъ въ нынѣшнее лѣто первый опытъ военно–морской экскурсiи вдоль береговъ Германiи, для изслѣдыванiя, вмѣстѣ съ офицерами генерального штаба, средствъ береговой защиты.

9 (21) сентября ожидается прибытiе въ Берлинъ короля Италiи. Князь Бисмаркъ къ этому времени возвращается изъ своего помѣстья въ Берлинъ и пробудетъ въ немъ во все время пребыванiя короля.

По поводу поднесенной ему бельфорскимъ генеральнымъ совѣтомъ медали въ знакъ благодарности за переговоры отстоявшiе Бельфоръ Францiи, Тьеръ написалъ бельфорскому мэру слѣдующее письмо:

«Г. мэръ, благодарю васъ и генеральный совѣтъ за драгоцѣнный даръ — прекрасную медаль,которая будетъ служить для насъ, въ одно и тоже время, грустнымъ и утѣшительнымъ воспоминанiемъ, — утѣшительнымъ потому, что Бельфоръ остался за нами и мы успѣли освободить нашу территорiю изъ подъ власти иноземцевъ. Теперь, когда мы снова стали самостоятельными, мы должны вести дѣла благоразумно, твердо, не поддаваясь влiянiю партiй; должны поддерживать ту форму правленiя, которую мы единогласно назвали консервативной республикой. Будучи чуждъ, въ настоящее время, всякимъ другимъ стремленiямъ, кромѣ блага Францiи, я хладнокровно и здраво оцѣниваю ея положенiе и укореняюсь въ убѣжденiи что я обязанъ, какъ депутатъ, слѣдовать той же политикѣ, которую мнѣ не удалось продолжать въ качествѣ президента республики. Примите и пр. Тьеръ”.

Депеша изъ Тегерана извѣщаетъ что великiй визирь персидскаго шаха отправленъ арестованнымъ въ Коомъ.

_________

РЕФОРМА ВЪ БРАЧНЫХЪ ДѢЛАХЪ.

Кромѣ тѣхъ особенностей духовно–судебной реформы, о которыхъ мы говорили въ №№ 34 и 36 «Гражданина”, эта реформа заслуживаетъ еще особеннаго вниманiя нашихъ читателей въ одномъ отношенiи — касательно брачныхъ дѣлъ. Изъ «объяснительной записки”, приложенной къ обнародованному въ «Правительственномъ Вѣстникѣ” проекту реформы духовно–судебной части, видно что комитетъ Высочайше утвержденный, 12 января 1870 года, при Синодѣ, для составленiя основныхъ положенiй этой реформы, пришелъ къ тому заключенiю, что всѣ дѣла относительно браковъ должны быть изъяты изъ вѣдомства суда духовнаго и переданы въ свѣтскiй судъ. Такимъ образомъ предполагаемое преобразованiе относится уже не только къ духовному, но и ко всѣмъ другимъ сословiямъ. У насъ давнымъ давно и притомъ постоянно слышались, и въ обществѣ и въ печати, сѣтованiя на недостатки законовъ о такъ называемыхъ разводахъ. Понятно, поэтому, какъ любопытно теперь познакомиться съ тѣми разсужденiями, которыми руководствовался комитетъ, передавая въ свѣтскiе суды всѣ дѣла о бракахъ.

Главнѣйшiе мотивы которые имѣлъ въ виду при этомъ комитетъ, состоятъ въ слѣдующемъ.

По судебнымъ уставамъ 1864 года, ограничившимъ прежнюю исключительную подсудность брачныхъ дѣлъ духовному суду, дѣла о бракахъ, совершенныхъ по насилiю, обману или въ сумасшествiи одного или обоихъ брачившихся, начинаются въ уголовномъ судѣ, приговоръ коего относительно насилiя или обмана сообщается духовному суду какъ для рѣшенiя о дѣйствительности брака, такъ и для опрѣделенiя отвѣтственности духовныхъ лицъ, совершившихъ бракосочетанiе. Уголовному же суду подлежатъ и дѣла о многобрачiи лицъ христiанскихъ вѣроисповѣданiй. Всѣ же прочiя дѣла о незаконныхъ бракахъ, какъ–то: о вступленiи въ бракъ въ недозволенныхъ степеняхъ родства или свойства, о воспрещенномъ бракѣ христiанъ съ нехристiанами, о четвертомъ бракѣ православныхъ и о бракахъ такихъ лицъ духовнаго вѣдомства, которымъ, по ихъ церковнымъ законамъ, воспрещено вступать въ бракъ, «поступаютъ къ уголовному суду по окончанiи надъ виновными суда духовнаго''. Изъ этого видно что въ настоящее время по дѣламъ о незаконныхъ бракахъ существуетъ двоякаго рода подсудность: свѣтская и духовная. Нѣкоторыя изъ этихъ дѣлъ начинаются въ свѣтскомъ судѣ и, по окончанiи ихъ въ этомъ судѣ, передаются въ духовный судъ. И наоборотъ: другiя изъ нихъ начинаются въ духовномъ судѣ и по окончанiи его передаются въ свѣтскiй. — Сравнивъ этотъ порядокъ съ производствомъ дѣлъ по преступленiямъ противъ вѣры и по другимъ, соединеннымъ съ нарушенiемъ церковныхъ правилъ, комитетъ нашелъ что такой порядокъ противорѣчитъ общему правилу установленному для производства дѣлъ смѣшанной подсудности, гражданской и духовной, которое (правило) состоитъ вотъ въ чемъ. Дѣла о преступленiяхъ, за которыя въ законѣ (уголовномъ) опредѣлено сверхъ церковнаго покаянiя еще другое наказанiе, рѣшаются уголовнымъ судомъ, приговоръ котораго сообщается духовной администрацiи для преданiя осужденнаго церковному покаянiю. «Если по преступленiямъ противъ вѣры признано необходимымъ — замѣчаетъ комитетъ — чтобы изслѣдованiе производилось уголовнымъ судомъ, и чтобы дѣло обращалось въ духовное вѣдомство не прежде какъ по совершенномъ окончанiи суда уголовнаго, то едва ли есть основанiе не распространить этого порядка и на (остальныя) дѣла о незаконныхъ бракахъ”. Кромѣ того комитетъ полагаетъ что отъ этого «не произойдетъ никакого замѣшательства” и что духовное вѣдомство будетъ избавлено отъ производства многихъ, нерѣдко весьма сложныхъ слѣдствiй по этимъ дѣламъ. Въ виду всего этого комитетъ и проектируетъ общее правило относительно незаконныхъ браковъ такимъ образомъ; «чтобы всѣ дѣла о противозаконныхъ брачныхъ сопряженiяхъ, предусмотрѣнныхъ «уложенiемъ о наказанiяхъ”, вчинялись въ свѣтскомъ судѣ, который свои приговоры о незаконности брачныхъ сопряженiй передаетъ для соотвѣтственнаго распоряженiя относительно признанiя недѣйствительности брака епархiальному начальству”.

Точно такая же двойственная подсудность (свѣтская и духовная) и неопредѣленность существуютъ по дѣйствующимъ законамъ и относительно браковъ совершенныхъ законно, по подлежащимъ по законнымъ же причинамъ расторженiю или такъ называемому разводу, т. е. дѣла о разводѣ по безвѣстному отсутствiю одного изъ супруговъ и дѣла о разводѣ вслѣдствiе прелюбодѣянiя одного изъ супруговъ.

Дѣла перваго рода производятся такимъ образомъ. Если одинъ изъ супруговъ имѣетъ основанiе считать другаго въ такъ называемомъ безвѣстномъ отсутствiи, то имѣетъ право обратиться въ окружный (свѣтскiй) судъ съ искомъ, для опредѣленiя своихъ имущественныхъ, о признанiи этого послѣдняго безвѣстно–отсутствующимъ. Если же одинъ изъ супруговъ пожелаетъ расторженiя брака по причинѣ безвѣстнаго отсутствiя втораго, то обращается къ епархiальному начальству, которое производитъ дознанiе объ отсутствующемъ супругѣ — посредствомъ распросовъ, при депутатѣ съ духовной стороны, родственниковъ отлучившагося и жителей какъ мѣстныхъ, такъ и окольныхъ. И если получатся о немъ какiе либо свѣдѣнiя или слухи, то производятся запросы у всѣхъ губернскихъ правленiй Имперiи, и если при этомъ отсутствующiй не будетъ розысканъ, епархiальное начальство въ такомъ случаѣ обязано расторгнуть бракъ и дозволить просителю вступить въ новый. — Для устраненiя такой двойственности подсудности, «комитетъ постановилъ, чтобы признанiе дѣйствительности безвѣстнаго отсутствiя (для расторженiя брака) предоставлено было свѣтскому суду, который, въ случаѣ признанiя безвѣстнаго отсутствiя, сообщаетъ свое рѣшенiе епархiальному начальству для расторженiя брака”. Отъ этого, по мнѣнiю комитета, «не только не произойдетъ никакого вреда, но, напротивъ, святость и неразрывность брачныхъ союзовъ будетъ болѣе ограждена, ибо безвѣстно–отсутствующими будутъ считаться только тѣ, кои таковыми будутъ признаны судомъ, а не такъ какъ нынѣ для признанiя безвѣстно–отсутствующимъ одного изъ супруговъ достаточно отзыва родственниковъ этого супруга, мѣстныхъ и окольныхъ жителей, что имъ неизвѣстно пребыванiе отсутствующаго супруга, и этотъ отзывъ, безъ всякой судебной повѣрки, принимается за основанiе къ распоряженiю о расторженiи брака”.

Втораго же рода дѣла производятся такимъ порядкомъ. Если одинъ изъ супруговъ жалуется на нарушенiе другимъ «святости брака прелюбодѣянiемъ”, и проситъ при этомъ о наказанiи виновнаго по уголовнымъ законамъ, то дѣло подсудно обыкновенному (окружному) уголовному суду. Въ случаѣ же, если обиженный прелюбодѣянiемъ супругъ проситъ о расторженiи брака — дѣло подлежитъ духовному суду и виновный наказывается по правиламъ церковнымъ. Изъ этого, по мнѣнiю комитета, вытекаютъ весьма важныя неудобства для лицъ духовнаго сана, такъ какъ и самое предварительное слѣдствiе о прелюбодѣянiи возложено на духовныхъ же лицъ во второмъ случаѣ. «При производствѣ таковыхъ слѣдствiй — говорится въ объяснительной запискѣ — не рѣдко бываетъ надобность отбирать показанiя отъ содержателей и содержательницъ домовъ непотребства и отъ свидѣтельницъ, по преимуществу принадлежащихъ къ разряду публичныхъ женщинъ, а иногда встѣчается необходимость производить и самые осмотры въ домахъ разврата. Въ весьма недавнее время по одному дѣлу Синодъ предписалъ произвести въ С.–Петербургѣ осмотръ помѣщенiя, въ которомъ по показанiю жены, просившей о расторженiи брака, было совершено ея мужемъ прелюбодѣянiе. Этотъ осмотръ, по распоряженiю консисторiи, былъ возложенъ на одного изъ ея членовъ, протоiерея той церкви, къ приходу которой принадлежала указанная мѣстность. Если, по правиламъ св. апостола и св. соборовъ, священнослужителю, клирику и монаху не дозволяется входить въ корчемницу, развѣ только по необходимости и именно для ночлега или отдыха въ пути (Апос. 54 и карѳ. 49), то сообразно ли съ достоинствомъ священнослужителя входить въ домъ непотребства, хотя бы даже и для производства осмотра по дѣламъ бракоразводнымъ? Едва ли нужно доказывать что появленiе православнаго священнослужителя въ домѣ разврата, для какой бы то ни было надобности, сопряжено съ крайнимъ соблазномъ. Посему было бы гораздо соотвѣтственнѣе предоставить свѣтскому вѣдомству производство слѣдствiй по дѣламъ о прелюбодѣянiи и въ тѣхъ случаяхъ, когда оскорбленный супругъ проситъ о расторженiи брака, подобно тому какъ въ свѣтскомъ вѣдомствѣ производятся слѣдствiя по дѣламъ, въ которыхъ оскорбленный супругъ проситъ о наказанiи виновнаго по уголовнымъ законамъ. Съ передачею въ свѣтское вѣдомство слѣдствiй по дѣламъ бракоразводнымъ производство сихъ слѣдствiй не ухудшится, а напротивъ будетъ гораздо лучше, ибо слѣдствiя будутъ производиться лицами опытными по этой части... Не представляется никакого повода — продолжаетъ объяснительная записка — сомнѣваться и въ томъ, что признанiе факта прелюбодѣянiя по дѣламъ бракоразводнымъ безъ всякаго опасенiя можно предоставить суду свѣтскому, которому и нынѣ принадлежитъ это право, но только въ тѣхъ случаяхъ, когда оскорбленный супругъ проситъ о наказанiи виновнаго по уголовнымъ законамъ. Предполагать что съ передачею въ свѣтскiе суды разрѣшенiя вопроса о фактѣ прелюбодѣянiя разводы будутъ легче достигаться, чѣмъ нынѣ въ судахъ духовныхъ, отнюдь невозможно, ибо кому неизвѣстно что въ настоящее время браки расторгаются въ духовныхъ консисторiяхъ такъ легко, какъ никакiя дѣла не разрѣшаются въ свѣтскомъ судѣ: для доказательства факта прелюбодѣянiя въ большей части бракоразводныхъ дѣлъ выставляются свидѣтели, которые, за весьма умѣренную плату, даютъ показанiя подъ присягою не рѣдко о такомъ событiи, свидѣтелями котораго никогда не были. Съ предоставленiемъ свѣтскому суду разрѣшенiя вопроса о фактѣ прелюбодѣянiя по дѣламъ бракоразводнымъ, духовное начальство было бы избавлено отъ разбора такихъ дѣлъ, которыя наполнены описанiемъ сценъ самыхъ соблазнительныхъ и отвратительныхъ, въ которыхъ не рѣдко бываетъ собранъ, по выраженiю одного преосвященнаго, весь смрадъ разврата. Для распоряженiя о расторженiи брака по причинѣ прелюбодѣянiя одного изъ супруговъ совершенно все равно, будетъ ли прелюбодѣянiе признано судомъ духовнымъ или судомъ свѣтскимъ, а между тѣмъ, если удержать эти дѣла въ духовномъ судѣ, то необходимо произвести значительныя измѣненiя въ устройствѣ духовно–судебной части и потребуется немаловажное усиленiе расходовъ на эту часть, тогда какъ при передачѣ этихъ дѣлъ свѣтскому суду не будетъ надобности ни въ какихъ расходахъ для казны”. — Въ виду всего этого комитетъ предлагаетъ установить порядокъ производства дѣлъ бракоразводныхъ, по причинѣ прелюбодѣянiя одного изъ супруговъ, слѣдующiй: «желающiе расторженiя брака по нарушенiю святости онаго прелюбодѣянiемъ, обращаются къ епархiальному архiерею, который дѣлаетъ распоряженiе объ увѣщанiи супруговъ къ примиренiю. Если увѣщанiе окажется безуспѣшнымъ, предоставляется просившему расторженiя супругу обратиться въ судъ свѣтскiй, который постановляетъ рѣшенiе по обвиненiю въ прелюбодѣянiи и, въ случаѣ признанiя событiя прелюбодѣянiя доказаннымъ, сообщаетъ копiю съ этого рѣшенiя архiерею. Архiерей вновь дѣлаетъ распоряженiе объ увѣщанiи супруговъ къ примиренiю и, если примиренiя не послѣдуетъ, распоряжается расторженiемъ брака”.

Что касается до дѣлъ о разводѣ по неспособности одного изъ супруговъ къ брачной жизни, то они производятся по уставу духовныхъ консисторiй такимъ порядкомъ: епархiальное начальство, по полученiи просьбы о разводѣ, поручаетъ довѣреннымъ духовнымъ лицамъ сдѣлать увѣщанiе супругамъ, чтобы они оставались въ бракѣ. Когда увѣщанiя не достигнутъ своей цѣли, тогда епархiальное начальство приступаетъ къ формальному производству дѣла. Лицо оговоренное въ неспособности свидѣтельствуется въ присутствiи врачебной управы, которая сообщаетъ консисторiи объ оказавшемся по освидѣтельствованiю. Если по такому увѣдомленiю врачебной управы отвѣтчикъ оказывается неспособнымъ къ брачному сожiтию, то консисторiя постановляетъ опредѣленiе о расторженiи брака. «Такимъ образомъ — говорится въ объяснительной запискѣ въ настоящее время расторженiе браковъ по неспособности одного изъ супруговъ къ брачному сожитiю зависитъ исключительно отъ медицинскаго управленiя, отзывъ котораго не подвергается судебной повѣркѣ, но принимается за основанiе къ распоряженiю со стороны епархiальнаго начальства о расторженiи брака, т. е. лицо, обвиняемое въ неспособности, можетъ быть лишено безъ всякаго суда семейныхъ правъ, тогда какъ по общему закону никто не можетъ быть безъ суда лишенъ правъ ему принадлежащихъ”. — Въ измѣненiе этого порядка комитетъ проектировалъ слѣдующее постановленiе: «просьбы о расторженiи брака по неспособности одного изъ супруговъ къ брачной жизни обращаются къ епархiальному архiерею, который дѣлаетъ распоряженiе объ увѣщанiи супруговъ, чтобъ они оставались въ брачномъ союзѣ. Если увѣщанiе не достигнетъ цѣли, предоставляется просившему расторженiя брака супругу обратиться въ судъ свѣтскiй, который, въ случаѣ признанiя дѣйствительною неспособности, сообщаетъ свое опредѣленiе епархiальному архiерею, для расторженiя брака”.

Такимъ образомъ, изъ всего изложеннаго видно, что по проекту предполагается всѣ дѣла касательно расторженiя браковъ изъять лишь изъ подсудности духовнымъ судамъ и что этимъ однако брачныя дѣла не изъемлются изъ духовнаго вѣдомства или епархiальной администрацiи; къ вѣдомству свѣтскаго суда предполагается отнести лишь рѣшенiе вопроса объ одномъ фактѣ, влекущемъ за собою расторженiе брака, самое же расторженiе будетъ производиться, на основанiи судебнаго рѣшенiя, духовною администрацiею, какъ и прежде было. Иначе говоря, проектируется передать юридическую сторону брачныхъ дѣлъ общимъ судамъ, а нравственную оставить за духовнымъ вѣдомствомъ.

____

Одновременно съ реформою въ процессѣ по брачнымъ дѣламъ вообще, вырабатывается въ законодательныхъ учрежденiяхъ проектъ правилъ о бракахъ раскольниковъ. «Журналъ Гражданскаго и Уголовнаго Права” сообщаетъ слѣдующiя извѣстiя объ этомъ проектѣ.

По законамъ бракъ какъ православныхъ, такъ и иновѣрцевъ, считается законнымъ лишь съ того момента, когда онъ совершенъ по правиламъ религiи брачущихся. Но такъ какъ религiозные обряды раскольниковъ, по законамъ, не имѣютъ права гражданства, то и браки не признаются законными. Вмѣстѣ съ тѣмъ и дѣти отъ такихъ браковъ считаются незаконными и не имѣютъ правъ на наслѣдованiе послѣ родителей и родственниковъ. Хотя по проекту раскольничьи религiозные обряды все–таки не получаютъ права гражданства; но раскольникамъ предоставляется возможность узаконять свои браки другимъ путемъ, посредствомъ записки ихъ въ полицейскiя метрическiя книги*). Съ момента такой регистрацiи бракъ будетъ признаваться законнымъ, независимо отъ того, освященъ ли онъ по религiозному обряду супруговъ. Реформа эта касается всѣхъ раскольниковъ признающихъ бракъ за постоянный союзъ, неограниченный какимъ либо срокомъ, каковы бы ни были остальныя вѣрованiя сектантовъ. Раскольникъ, записывая свой бракъ въ метрическую книгу, тѣмъ самымъ объявляетъ себя признающимъ бракъ за постоянный союзъ, заключаемый на всю жизнь, и такой бракъ можетъ быть расторгнутъ только въ указанныхъ въ законѣ случаяхъ и при томъ не иначе какъ по суду. Регистрировать можно какъ браки вновь заключаемые, такъ и заключенные прежде, которые однако будутъ признаваться лишь со дня регистрацiи. Но рожденныя отъ такихъ браковъ до ихъ регистрацiи дѣти могутъ быть также записываемы въ метрическiя книги и будутъ считаться законными со времени записки.

Однимъ словомъ, въ раскольничiй бытъ вводится брачная регистрацiя весьма похожая на такъ называемые «гражданскiе браки”, существующiе въ нѣкоторыхъ европейскихъ государствахъ.

Относительно же частностей раскольничьи браки подчиняются, съ незначительными уклоненiями, правиламъ объ обыкновенныхъ бракахъ.

_______

ИСПАНИЯ*).

Роковая судьба отяготѣла надъ испанскою монархiей, и надъ цѣлою Испанiей. Для монархiи, какъ для всякаго учрежденiя, необходимо имѣть, хотя отъ времени до времени, живыхъ, дѣятельныхъ представителей, умѣющихъ править и разумѣть настоящiя потребности государства, народа и времени. Испанская монархiя издавна лишена была такихъ представителей; царствующая династiя выродилась, и вотъ уже идетъ второе столѣтiе, какъ на испанскомъ тронѣ смѣняютъ другъ друга не живыя историческiя лица, а образы безъ значенiя или только съ отрицательнымъ значенiемъ — лица блѣдныя и искаженныя, люди неспособные, невѣжественные, иной разъ полуидiоты. Вотъ, кажется, главная причина почему монархiя въ Испанiи мало по малу превратилась въ фикцiю лишенную дѣйствительнаго значенiя, а вмѣстѣ съ тѣмъ, какъ всегда бываетъ, подъ правителями неспособными и лишенными энергiи, взросли и укоренились злыя сѣмена политическихъ партiй изъ коихъ каждая, преслѣдуя свои цѣли, готова была броситься въ агитацiю и въ борьбу съ государственною властью, во имя народа. Смѣшенiе партiй увеличилось и политическая игра ихъ усилилась съ 20–хъ годовъ нынѣшняго столѣтiя, когда въ систему правленiя принято было основнымъ началомъ народное представительство, съ идеей народнаго самодержавства. Въ ту же пору показалась язва, которая повсюду соединяется съ разложенiемъ монархическаго начала — появились династическiе претенденты съ своими интригами и съ вѣковою привычкой набирать войско и заводить дробную междуусобную войну. Къ несчастью политическiй либерализмъ въ Испанiи не имѣетъ подъ собою здоровой и твердой исторической почвы. Въ Испанiи либерализмъ неразрывно связанъ съ преданiями и обычаями той эпохи когда были во всей силѣ дикiя привычки полу–феодальнаго, полу–варварскаго самовластiя, когда всякiй недовольный и оскорбленный чѣмъ бы то ни было считалъ себя въ правѣ поднять знамя мятежа, провозгласить свое pronunciamento, и собравъ около себя толпу приверженцевъ выходить на брань, которая означала въ сущности разбойничество, подъ предлогомъ свободы. Съ такими–то преданiями, съ такими–то привычками каждая новая партiя въ Испанiи стала заявлять бытiе свое: очевидно что чѣмъ болѣе образовалось такихъ партiй, чѣмъ болѣе они стали дробиться, тѣмъ болѣе стало накопляться отовсюду горючихъ матерiаловъ готовыхъ вспыхнуть при первомъ предлогѣ, при всякомъ удобномъ случаѣ — и вспыхнувъ, сразу поднять — въ томъ или другомъ углу — войну противъ государства. Всякiй оттѣнокъ ученiя о той или другой организацiи государства, всякiй толкъ республиканской доктрины — становился знаменемъ подъ которое можно было набирать разнохарактерную шайку и вести подъ нимъ рать самозванныхъ бойцовъ за свободу. Мало того: кромѣ партiй, опирающихся на началѣ нацiональности, возникли еще партiи соцiальныя, безъ всякой уже нацiональной почвы, во имя занесенныхъ со стороны соцiальныхъ ученiй; каждая изъ нихъ готова была приступить къ дѣлу съ тѣмъ же нацiональнымъ навыкомъ къ мелкой мародерской войнѣ и съ тою–же нацiональною способностью раздробляться и отдѣляться подъ всякимъ предлогомъ.

Въ такихъ обстоятельствахъ немногiе люди разума и порядка должны были чувствовать себя по истинѣ въ отчаянномъ положенiи безсильныхъ людей. Новое конституцiонное начало правленiя, въ приложенiи къ Испанiи, оказалось ложью и способствовало лишь къ усиленiю общей путаницы. Конституцiонное правленiе, основанное на обсужденiи и совѣщанiи, предполагаетъ всегда (чего не признаютъ доктринеры конституцiонности) установившуюся дисциплину мысли и порядка въ обсужденiи. Ничего похожаго на такую дисциплину на бывало въ Испанiи. Съ характеромъ южнаго, впечатлительнаго, горячаго племени, взросшаго въ борьбѣ не словеснаго, а желѣзнаго оружiя, и уже прiобрѣвшаго столько дурныхъ политическихъ привычекъ, — несовмѣстно спокойное, порядочное совѣщанiе о предметахъ внутренней политики. Испанскiе кортесы и при конституцiонномъ правленiи представляли картину невообразимой, ни къ чему серьозному не ведущей болтовни, наполненной множествомъ отдѣльныхъ эпизодовъ, безпрерывными столкновенiями, нападками, дробленiями имѣнiй, напоминающими туже нацiональную привычку къ пронунцiаментамъ. Серьозному оратору трудно было докончить рѣчь и выразить всю мысль свою, потому что въ рѣчи его тѣмъ или другимъ словомъ безпрерывно поражалось чуткое ухо той или другой партiи — и всякiй разъ его перерывали и требовали себѣ слова, въ силу гибельнаго, однимъ испанскимъ кортесамъ свойственнаго устава, по которому имѣютъ право возражать всѣ, — хотя бы въ безграничномъ числѣ, члены, усмотрѣвшiе въ рѣчи противника что нибудь относящееся до нихъ лично или до личнаго ихъ мнѣнiя. За то съ другой стороны — власть человѣка обладающаго цвѣтистою рѣчью, звучнымъ голосомъ и умѣньемъ говорить гармонически громкiя фразы — бывала всегда безгранична въ этомъ собранiи: пышная и звучная рѣчь — такое очарованье, которому не въ силахъ противиться испанское ухо.

Что же народъ, ради котораго произносятся рѣчи, и на которомъ утверждается механизмъ народнаго правленья? Народъ этотъ всегда былъ и нынѣ находится въ такомъ состоянiи первобытной, непосредственной воспрiимчивости, при которомъ идея народовластiя повсюду оказывалась и будетъ оказываться ложью. Выборы, въ которыхъ послѣднее слово предполагалось за народомъ, конечно, были ничѣмъ инымъ какъ обманомъ. Народу въ сущности не много было дѣла до политическихъ правъ своихъ; народъ — по природѣ склонный къ бездѣйствiю, погруженный въ удовлетворенiе потребностей, въ натуральную жизнь жаркаго климата, разбросанный въ дробныя поселенiя по горамъ и долинамъ, — въ политическомъ смыслѣ не могъ имѣть никакого мнѣнiя, и голоса его, въ неразрывной связи съ впечатлѣньемъ къ которому испанецъ особенно воспрiимчивъ, всегда были во власти либо у духовенства либо у перваго агитатора. И въ томъ же народѣ ловкiй агитаторъ могъ, возбуждая впечатлѣнiя и лаская инстинкты, набрать себѣ съ удобствомъ толпу приверженцевъ и весть ее куда угодно.

Послѣднею опорою порядка служитъ въ подобныхъ случаяхъ армiя. Но и сила армiи не устояла противъ духа партiй, какъ устояла она во Францiи. Въ послѣднiе годы монархiи, при Изабеллѣ, республиканскимъ агитаторамъ удалось поколебать въ армiи главную твердыню ея — дисциплину, и распространить въ войскѣ деморализацiю. Въ рѣшительную минуту монархiя осталась безъ опоры въ своемъ государствѣ. Испанiя изгнала свою королеву и отлучила отъ трона свою династiю. Извѣстно чтó затѣмъ послѣдовало. Новый король, изъ чужеземнаго рода, призванъ управлять Испанiей; но принявъ корону, и переѣхавъ съ свое государство, онъ ступилъ на почву уже подкопанную. Испанiя обѣдняла уже людьми для сильнаго и разумнаго правленiя, и въ ту самую минуту когда начиналось новое царствованiе, погибалъ отъ руки политическаго убiйцы маршалъ Примъ, единственный дѣятель на котораго могли возлагать надежду друзья порядка. Новый король скоро убѣдился въ томъ что правленiе его невозможно; — онъ оставилъ престолъ, — и Испанiя провозглашена республикой.

Респубиканская партiя торжествовала побѣду. Идеалисты республиканской федеративной республики, съ Кастеляромъ во главѣ, вступили въ новый порядокъ, съ твердою надеждой, что подъ знаменемъ республики соединятся всѣ партiи, раздѣленныя во время монархiи. Но какъ скоро суждено было имъ разочароваться въ мечтахъ своихъ! Въ новой республикѣ явилось такое раздѣленiе, какого никакая монархiя еще не видывала, и республиканская партiя, расшатавъ старое государство, старую организацiю властей, расшатавъ дисциплину въ армiи и въ правительствѣ, — сама себя лишила орудiй необходимыхъ для того чтобъ утвердить и поставить на мѣрѣ собственное свое правленiе.

Немного времени прошло съ тѣхъ поръ какъ провозглашена республика, — и она уже находится на краю гибели, под безсильнымъ правительствомъ несогласныхъ между собою доктринеровъ демократiи. По всему государству распространилось безначалiе, въ ужасающихъ размѣрахъ. Правительство, истощаясь въ безплодныхъ усилiяхъ водворить порядокъ, не находитъ ни людей, ни денегъ, ни армiи, безъ которой водворенiе порядка невозможно. Въ теченiе лѣта смѣнилось уже нѣсколько министерствъ, но ни одно еще не явило въ себѣ способности справиться съ внутренними врагами возникающими отовсюду.

Республиканская формула нынѣшняго правительства достаточно либеральна. Члены его фанатически преданы своему идеалу государственной организацiи, а этотъ идеалъ состоитъ не въ томъ чтобы соединить раздробленныя части государства въ одно цѣлое сильною центральною властью, а въ томъ чтобы раздробить снова Испанiю на отдѣльныя провинцiи, которыя связаны были въ исторiи вѣковою политикой въ одно государство, и потомъ связать ихъ идеальнымъ союзомъ федерацiи. Такова фантастическая задача нынѣшнихъ испанскихъ законодателей. Въ проектѣ конституцiи, коего обсужденiе еще не началось, въ виду внутреннихъ междоусобiй, сказано что вся Испанiя дѣлится на 15 отдѣльныхъ штатовъ составляющихъ федерацiю. Всѣ безъ исключенiя власти суть выборныя, смѣняемыя и отвѣтственныя. Верховное самодержавство принадлежитъ всѣмъ гражданамъ и выражается во всеобщей подачѣ голосовъ, отъ которыхъ зависитъ устройство всѣхъ мѣстныхъ и федеративныхъ учрежденiй; ихъ полагается три рода: муниципальное общественное учрежденiе, областное собранiе и федеративное собранiе штатовъ.

Кажется, чего еще либеральнѣе? Однако, въ средѣ самаго собранiя кортесовъ тотчасъ же оказалось значительное меньшинство членовъ, которымъ предполагаемая организацiя представляется ретроградною. Всякiй можетъ имѣть свое мнѣнiе, и это меньшинство (числомъ до 200) могло бы, кажется, отстаивать свое мнѣнiе оставаясь въ собранiи, или пожертвовать имъ мнѣнiю большинства, для общаго блага. Но такой образъ дѣйствiя вовсе не въ испанскихъ нравахъ. Помянутые члены, по испанскому обычаю, объявили себя непримиримыми (Intransigentes), непризнающими никакой сдѣлки и не подчиняющимися никакому рѣшенiю большинства. Мало того: каждый изъ нихъ счелъ себя въ правѣ оставить собранiе и отправиться внутрь страны, съ тѣмъ чтобы, набравъ себѣ шайку, поднять знамя бунта противъ установленнаго правительства. Такъ поступили многiе депутаты; подъ предводительствомъ ихъ, въ южныхъ областяхъ Испанiи города и отдѣльные кантоны стали провозглашать себя самодержавными, независимыми отъ центральной организацiи. Стали образовываться мѣстныя юнты, захватывать казну, налагать сборы и контрибуцiи и собирать войска. Правительству пришлось вступать въ войну съ этими самочинными властями и брать силою отдѣлившiеся города. Казалось бы совершенно очевидно что тѣ члены собранiя, которые, оставивъ его, пошли поднимать противъ него войну, должны быть объявлены мятежниками противъ государства и подлежать отвѣтственности какъ преступники. Ничуть не бывало. И это оказывается не въ испанскихъ нравахъ. Эти мятежники считаются, по прежнему, членами собранiя и никто не смѣетъ ихъ преслѣдовать. Еще недавно одинъ изъ поднявшихся городовъ былъ усмиренъ и юнта его распущена. Депутатъ, который поднялъ весь этотъ городъ, стоялъ во главѣ возмущенiя и хозяйничалъ въ немъ 2 мѣсяца; увидя–же что попытка не удалась, вернулся какъ ни въ чемъ не бывало въ Мадридъ и спокойно занялъ свое мѣсто въ собранiи кортесовъ. Нѣкоторые члены попробовали возразить противъ его появленiя, но президентъ остановилъ ихъ и тѣмъ дѣло кончилось.

Съ весны и до сихъ поръ южныя провинцiи Испанiи, самыя богатыя и промышленныя, представляютъ сплошную картину безначалiя, мятежа и разоренiя. Появляются всюду вѣдомые мятежники, или — ещё чаще — никому невѣдомые проходимцы, набираютъ шайку, овладѣваютъ городомъ, провозглашаютъ его независимость, забираютъ казну и правительство, грабятъ, разоряютъ и насилуютъ во имя свободы, и не рѣдко громадное большинство мѣстнаго населенiя, захваченное врасплохъ, принуждено повиноваться толпѣ грабителей самозванцевъ. Какъ вóроны на мертвечину, собрались сюда же агенты Интернацiоналки, поднимаютъ чернь и рабочихъ и устраиваютъ гдѣ можно коммуну со всѣми ея ужасами*). Подобную участь испытали и большiе города — Севилья, Малага, Барселона. Въ прошломъ iюнѣ вся Европа огласилась ужасною вѣстью о варварствахъ, пожарахъ и истязанiяхъ, совершенныхъ коммуною въ городѣ Алкоѣ; подробности ихъ были такъ ужасны что предсѣдатель не рѣшился прочесть подлиннаго донесенiя объ нихъ въ собранiи кортесовъ. Эта коммуна разрушена. Но виновники злодѣянiй до сихъ поръ остаются ненаказанными — и регулярная военная стража для охраненiя порядка до сихъ поръ не рѣшается вступить въ мятежный городъ. Положенiе четырехъ Каталонскихъ провинцiй, по признанiю самого правительства, — все равно что положенiе разореннаго края. «Желѣзныя дороги, — свидѣтельствуетъ Кастеляръ, — повсюду разрушены, движенiе остановилось, заводы и фабрики сожжены, рабочiе разбѣжались, и повсюду, какъ саранча, появляются дикiя орды, жгутъ, убиваютъ, разрушаютъ, безчестятъ и насилуютъ”.

Въ виду этихъ безпорядковъ, угрожающихъ гибелью всему государству, — что же дѣлаетъ, какiя принимаетъ мѣры центральное правительство въ собранiи кортесовъ? Чудное дѣло! Въ теченiе всего iюня и iюля собранiе открывалось ежедневно чтенiемъ телеграммъ о новыхъ ужасахъ мятежа и грабительства, а затѣмъ правительство объявляло что надобно строго дѣйствовать противъ мятежниковъ, и тутъ же — собранiе, большинствомъ голосовъ, постановляло отмѣну смертной казни, и краснорѣчивый Кастеляръ по цѣлымъ часамъ произносилъ, посреди общаго восторга, изящныя рѣчи о свободѣ, о судьбахъ ея въ прошедшемъ, настоящемъ и будущемъ, и объ идеальной организацiи федеративнаго государства. Тутъ же, со стороны членовъ въ тайнѣ покровительствующихъ мятежу, возбуждались предложенiя о дарованiи амнистiи мятежникамъ — еще въ ту пору когда они безпрепятственно продолжали свои насилiя. И эти предложенiя дебатировались серьозно. Каждый день появлялись извѣстiя о страшной деморализацiи въ армiи, о переходахъ солдатъ цѣлыми отрядами на сторону мятежниковъ, объ открытомъ неповиновенiи офицерамъ, объ оскорбленiяхъ и насилiяхъ всякаго рода, производимыхъ подчиненными надъ начальниками, — и въ отвѣтъ на это произносились длинныя рѣчи о томъ, какъ низко и какъ противно республиканскому духу подвергать строгимъ наказанiямъ за нарушенiе военной дисциплины; цѣлыя засѣданiя проходили въ ожесточенныхъ спорахъ о томъ, возможно ли преслѣдовать мятежныхъ депутатовъ за то что они подняли цѣлый край на войну противъ государства. Смѣнялись передъ собранiемъ одно за другимъ министерства, и каждое вновь протестовало о своемъ отвращенiи къ чрезмѣрнымъ строгостямъ противъ мятежников. А каковы были члены министерства, можно судить по образцу одного изъ нихъ, Сунера (мин. иностр. дѣлъ въ министерство Пи–и–Маргаля), который, только что вступивъ въ должность, прежде всего распорядился исключить имя Божiе изо всѣхъ бумагъ въ коихъ оно по формѣ употреблялось...

Между тѣмъ съ сѣвера, отъ Пиренеевъ, надвинулась другая туча столь же грозная. Самыя коренныя провинцiи, въ котрыхъ сложилась испанская нацiя, провинцiи служившiя всегда главнымъ оплотомъ нацiональной независимости и центромъ борьбы за нацiональность, заняты карлистами — самымъ опаснымъ, въ настоящую минуту, врагомъ нынѣшняго правительства, поднявшимъ голову съ того самаго времени какъ провозглашена республика. Разсѣянные въ прошломъ году маршаломъ Серрано, безпорядочные отряды карлистовъ стали вновь собираться въ нынѣшнемъ году и принимать болѣе и болѣе правильную организацiю, по мѣрѣ того какъ увеличивалась путаница въ республиканскомъ правительствѣ и усиливались смуты отъ внутреннихъ враговъ порядка. У карлистовъ появлялись и искусные военачальники и солдаты приведенные въ дисциплину; они двигались впередъ медленно, но послѣдовательно, занимая по пути, одинъ за другимъ, важные стратегическiе пункты. Наконецъ, въ iюлѣ, явился посреди ихъ, проживавшiй до тѣхъ поръ за границею, самъ представитель старой испанской монархiи, Донъ–Карлосъ, какъ законный король, и самъ принялъ на себя предводительство армiей*). Онъ объявилъ что идетъ избавить страну свою отъ мятежа и насилiя, водворить въ ней законный порядокъ и возстановить въ ней государство со властiю. Около него собрались многiе представители древнихъ и богатыхъ испанскихъ родовъ; народъ по пути втрѣчаетъ его восторженными кликами; солдаты его, видя его самого впереди боя и опасности, слѣдуютъ за нимъ съ одушевленiемъ. Духовенство, по всей Испанiи, чаетъ въ немъ избавителя церкви, и проповѣдуетъ его народу. Поборники начала законной монархiи, во Францiи и въ Австрiи, и ревнители папскаго католичества во всей Европѣ, сочувственно слѣдятъ за его движенiемъ, и нѣтъ сомнѣнiя, что отъ многихъ получаетъ онъ матерiальную помощь деньгами и оружiемъ. Карлисты двигаются медленно, и до сихъ поръ не выходятъ за предѣлы Пиренеевъ, выжидая событiй и средствъ. Увѣряютъ что еслибы Донъ–Карлосъ имѣлъ средства вооружить всѣхъ своихъ приверженцевъ, то могъ бы въ скорости набрать себѣ армiю до 50,000. Очевидно что въ этомъ пунктѣ собирается дѣйствительная и грозная сила; успѣхъ ея тѣмъ вѣроятнѣе, чѣмъ долѣе продлится слабость республиканскаго правительства и чѣмъ явственнѣе обнаружится его безсилiе справиться съ внутренними смутами на югѣ.

А это безсилiе все болѣе и болѣе обнаруживается. Въ началѣ, когда пало, продержавшись всего три недѣли, неспособное и вялое министерство Пи–и–Маргаля, и уступило мѣсто министерству Сальмерона, можно было надѣяться что въ дѣятельности его, кромѣ либеральныхъ фразъ, проявится какая нибудь энергiя. И дѣйствительно много было говорено въ кортесахъ о необходимости самыхъ энергическихъ мѣръ противъ враговъ порядка. Но первымъ орудiемъ этого дѣла должна служить армiя — т. е. та самая сила, которую утратило республиканское правительство, и которую оно продолжаетъ отрицать въ принципѣ, отрицая безусловность строгой военной дисциплины. Пришлось обратиться за помощью къ нѣкоторымъ изъ старыхъ генераловъ Изабеллиной монархiи; но для дѣйствiй противъ мятежниковъ правительство успѣвало находить одни жалкiе обрывки армiи, которыми нельзя совершить совокупнаго и систематическаго напора, къ очищенiю цѣлаго края. И эти обрывки трудно вести въ бой, потому что нѣтъ главной пружины военнаго дѣла — строгой дисциплины. Правда, удалось и съ такими отрядами, при относительной слабости самихъ мятежниковъ, обезоружить Валенсiю, Севилью, Кадиксъ, — но повсюду главные виновники безпорядковъ и злодѣйствъ остались ненаказанными или успѣли скрыться, съ тѣмъ чтобы продолжать свое дѣло въ другихъ городахъ. Военачальники не рѣшаются принимать энергическiя мѣры, когда республиканское правительство объявило строгость взысканiй несовмѣстною съ духомъ республики, и изо всѣхъ генераловъ ея одинъ Павiя не боится разстрѣливать мятежниковъ и преступниковъ противъ дисциплины, за что многiе уже требуютъ отозвать его и предать суду. Правительство до того безсильно что даже въ обезоруженныхъ городахъ не можетъ возстановить регулярное дѣйствiе установленныхъ властей; не въ силахъ оно до сихъ поръ одолѣть и главный пунктъ въ которомъ сосредоточились силы партiи непримиримыхъ на Югѣ: — Картагену. Борьба съ ними стала вдвое затруднительнѣе, когда непримиримѣйшему изъ непримиримыхъ, генералу Контрерасу удалось захватить въ свои руки этотъ важнѣйшiй военный портъ Испанiи, съ большею частью флота, съ обширной гаванью и съ крѣпостью имѣющею славу неприступной. Въ этомъ пунктѣ непримиримые, въ смѣшенiи, повидимому, съ явными и тайными коммунистами, укрѣпились на рѣшительную битву съ мадридскимъ правительствомъ; и отсюда, съ безсильною злобой, грозятъ они Германiи и Англiи за секвестрованные у нихъ коммодоромъ Вернеромъ военные фрегаты. Очевидно что чѣмъ дольше успѣютъ они продержаться въ этой позицiи, тѣмъ разительнѣе окажется передъ всей страною и передъ Европой нравственное и матерiальное безсилiе республики въ виду наступающаго съ сѣвера монархическаго претендента, котораго нѣкоторыя европейскiя державы уже задумываютъ признать воюющей стороною. Но кортесы до сихъ поръ только угрожаютъ Картагенѣ. Правительство могло выставить противъ нея только жалкiй отрядъ въ 4,000, не имѣщiй средствъ предпринять осаду. Съ моря блокируетъ ее только по имени адмиралъ Лобо, съ жалкими остатками республиканскаго флота, и спѣшитъ уйти прочь изъ подъ выстрѣловъ всякiй разъ какъ только появляются картагенскiе мониторы. Между тѣмъ взаимная ненависть однородныхъ партiй дошла уже въ Испанiи до такого раздраженья что картагенскiе непримиримые, то есть крайнiе изъ крайнихъ республиканцевъ, готовятся, въ случаѣ неудачи, взорвать городъ, и скорѣе согласны сдать его представителю монархiи Донъ–Карлосу, нежели мадридской республикѣ. Одна мысль о возможности передачи захваченныхъ иностранцами фрегатовъ мадридскому правительству привела ихъ въ такое ожесточенiе, что они рѣшались, не думая о послѣдствiяхъ, стрѣлять по англiйской эскадрѣ.

А между тѣмъ кортесы продолжаютъ ежедневно собираться для выслушиванiя рѣчей о свободѣ. 25 августа собранiе, большинствомъ, выбрало себѣ въ предсѣдатели талантливѣйшаго изъ своихъ ораторовъ, Кастеляра — честнаго человѣка, фанатика республиканской религiи, показавшаго себя впрочемъ до сихъ поръ только человѣкомъ идеи и слова, изящнымъ ораторомъ и литераторомъ, а не человѣкомъ дѣла. Поэтому случаю Кастеляръ объявилъ что не можетъ отказываться отъ налагаемаго на него бремени въ дѣлѣ касающемся до того что составляетъ «религiю его совѣсти и любовь всей его жизни”, то есть до республики и нацiи. Затѣмъ онъ сказалъ длинную и дѣйствительно краснорѣчивую рѣчь, о прогрессѣ въ дѣлахъ человѣческихъ, о драгоцѣнномъ благѣ свободы, о томъ какъ нужно всѣмъ помнить и не забывать что они основываютъ совершенно новую для Европы форму соцiальнаго устройства — самую передовую, самую совершенную; что форма эта не должна быть исключительнымъ достоянiемъ той или другой партiи, но должна быть «вольна какъ воздухъ, исполнена обилiя какъ земля и сообщительна всѣмъ какъ свѣтъ солнечный”. Онъ кончилъ изображенiемъ опасностей отовсюду угрожающихъ этому новому изобрѣтенiю, и призывомъ къ соединенiю всѣхъ партiй и къ энергическому дѣйствiю противу силъ враждебныхъ республикѣ.

Вотъ что говорилъ Кастеляръ 25 августа, а черезъ нѣсколько дней разрушилось салмероново министерство, такъ какъ Салмеронъ объявилъ положительно что не допускаетъ смертной казни за какое бы то ни было нарушенiе военной дисциплины, и большинство собранiя оказалось противъ его мнѣнiя. Тогда, на мѣсто Салмерона, главою исполнительной власти выбранъ Кастеляръ, и сказалъ новую рѣчь, въ которой объявилъ что необходимо призвать на службу 150,000 резерва, вооружить 500,000 милицiи, и подавить мятежъ во что бы то ни стало...

Вотъ каково нынѣшнее положенiе Испанiи. Кастеляръ, въ послѣдней рѣчи призывая всѣ партiи къ единенiю, угрожаетъ своимъ согражданамъ, что если не соединятся, если сами либералы станутъ подкапываться подъ республику, то Испанiю ожидаетъ 18–е Брюмера или 2–е декабря, то есть «необъятное и постыднѣйшее диктаторство”. Но словами не замѣнишь дѣла, изъ мечтанiя не выведешь дѣйствiтельности. Можно, пожалуй, и дѣтей уговаривать чтобы вели себя безукоризненно благоразумно если не хотятъ чтобы къ нимъ приставили учителя. Что толку уговаривать дѣтей, когда знаешь что дѣти наклонны къ шалостямъ, что между ними много испорченныхъ, и что вообще дѣтей невозможно оставить безъ присмотра и безъ учителя!

Z. Z.

__________

ЖИВУЩЕЕ И ОТЖИВШЕЕ

(Изъ современнаго обозрѣнiя)

Извѣстно что не падаетъ тотъ, кто не ходитъ, — не заблуждается тотъ, кто не живетъ. Легко и даже прiятно, сидя на распутiи, наблюдать мимо идущихъ странниковъ и подмѣчать, кто изъ нихъ споткнется и упадетъ; не трудно также, сидя въ уютной храминѣ, перебирать печатныя извѣстiя, реляцiи и отчеты и извлекать изъ нихъ заблужденiя и промахи разнаго рода дѣятелей, — странниковъ, несущихъ по дорогѣ жизни болѣе или менѣе грузныя ноши. Между тѣмъ, эти мирныя сидячiя занятiя считаются очень важнымъ дѣломъ: ибо они, дескать, указуютъ и направляютъ. Оно, можетъ быть, и было бы такъ, если бы каждый наблюдатель прежде самъ прошелся по тернистой дорогѣ трудовой практической жизни и измѣрилъ степень тяжести и той, и другой, и третьей ноши; но такъ какъ одному человѣку нельзя же исходить всѣ жизненные пути и перепытать всякаго рода ноши, наблюдать же приходится разомъ всю необъятно движущуюся разнородную массу дѣятелей; то по большей части бываетъ такъ, что наблюдатель обходится посредствомъ избраннаго принципа и устроеннаго изъ него критерiя, которымъ всего безопаснѣе выдѣлять собственно заблужденiя и промахи, не проникая во всѣ стороны дѣла и не опредѣляя всей его трудности.

Есть у насъ одно старинное слово, которое, вслѣдствiе долго существовавшей ненадобности въ немъ, чуть было совсѣмъ не вышло изъ употребленiя, и только въ послѣднее десятилѣтiе, по случаю воскрешеннаго изъ мертвыхъ его значенiя, вдругъ очутилось у всѣхъ на языкѣ и уже повсюду раздается немолчно. Это слово — земство. Чего и какъ не говорили о немъ! Помню, не лишенный остроумiя фельетонистъ, какъ–то, должно быть въ минуту жизни трудную, изобразилъ его призракомъ, явившимся ему въ какомъ–то смертномъ снѣ. Помнится, призракъ представлялся чѣмъ–то туманнымъ, безформеннымъ, расплывающимся въ постранствѣ. Это было, на первый взглядъ, только игриво, но въ сущности заключало смыслу едва ли не больше того, сколько предполагалъ самъ авторъ. Въ самомъ дѣлѣ; полная сила того что означается этимъ словомъ — еще призракъ, расплывшiйся по всему пространству русской земли и ожидающiй своего воплощенiя въ десяткахъ миллiоновъ людей, а не въ тѣхъ до ничтожности малыхъ кучкахъ дѣятелей, которыя теперь строгiе наблюдатели именуютъ земствомъ, требуя отъ нихъ миллiонной силы. Скажутъ, пожалуй, что вѣдь эти кучки — избранные представители миллiоновъ; но едва ли кто, говоря это, не сознавалъ бы въ душѣ всей призрачности своихъ словъ: избранные представители только тогда имѣли бы настоящее значенiе представительства, если бы сосредоточивали въ себѣ весь разумъ и всю дѣятельную силу представляемыхъ миллiоновъ, — а развѣ это такъ въ дѣйствительности? И, безъ сомнѣнiя, тѣ представители, которые знаютъ и принимаютъ къ сердцу лежащiй на нихъ долгъ, — чувствуютъ на себѣ страшную тяжесть, а такъ какъ и въ эту избранную среду, по разнымъ случайностямъ, преимущественно зависящимъ отъ того же отсутствiя дѣятельной силы миллiоновъ, западаютъ экземпляры, лишенные сознанiя долга и одушевленные совсѣмъ иными чувствами и целями, то каково–же должно быть остальнымъ, избраннымъ изъ избранныхъ!

Надо же все это принимать въ расчетъ. наблюдая и оцѣнивая дѣятельность нынѣшняго земства или тѣхъ частей его, въ которыхъ видно усилiе нести свою ношу, не сбрасывая ея съ плечъ, терпѣливо и съ надеждою поджидая пособниковъ, долженствующихъ со дня на день прибывать къ нимъ изъ миллiонныхъ массъ. Надо же знать и подумать, чего иногда стоютъ эти усилiя; какъ трудно, можетъ быть, всегда согласить потребность улучшенiй со скудостью средствъ, съ бѣдностью и нуждой, гнетущими великое большинство. Можно ли поэтому не цѣнить, напримѣръ, уже давно замѣтныхъ усилiй вятскаго земства вывесть эту глухую и темную сторону на свѣтъ Божiй? Столько заботъ о дѣлѣ народнаго образованiя не обнаружено, кажется, ни въ одномъ земствѣ, какъ въ вятскомъ: тамъ не только по всей губернiи быстро распространились земскiя сельскiя школы, но уже надумано и дружно осуществляется «практическое направленiе” этого образованiя: въ началѣ прошлаго года земство открыло въ Вяткѣ «училище для распространенiя сельско–хозяйственныхъ техническихъ знанiй и приготовленiя учителей”, ассигновавъ на содержанiе его по 25000 руб. въ годъ; съ прошлаго же года въ Котельничѣ существуетъ «комисаровская ремесленная школа”, въ которой мальчики учатся мастерствамъ: мѣди–литейному, слесарному, столярному и токарному, и, какъ видно, не даромъ проводятъ время, потому что въ теченiе 1872 года они употребили мѣди, желѣза, цинка и стали на 372 р. и выработали изъ этого матерiала разныхъ издѣлiй на 815 р. Затѣмъ земства уржумское, яранское и нолинское сговорились и положили общими силами устроить реальное училище въ Уржумѣ, и дали на это: одно земство 3,000 руб., другое 2,000 руб., третье 3,200 руб. Наконецъ — Сарапульское земство назначило 12¹/₂ тысячъ на устройство «четырехкласснаго реальнаго училища, приспособленнаго къ механико–техническимъ потребностямъ”, которое и открыто въ февралѣ нынѣшняго года. Или хотя это: въ прошломъ году вятское губернское земское собранiе нашло, что «для ознакомленiя наставниковъ сельскихъ школъ съ современнымъ состоянiемъ воспитательнаго и учебнаго дѣла” хорошо послать на московскую политехническую выставку по два наставника отъ каждаго уѣзда, да еще по одному ремесленнику изъ уѣзда, чтобъ ознакомиться «cъ образчиками и способами ручныхъ производствъ и предметовъ мелкой кустарной промышленности”; и всѣ эти лица были посланы и дано по 200 р. каждому наставнику и по 100 р. ремесленнику, съ тѣмъ чтобы они, воротясь, представили, чрезъ мѣстныя управы, отчеты о томъ, что видѣли и узнали. Теперь, говорятъ, поступаютъ постепенно эти отчеты. Наконецъ мѣстныя «Губ. Вѣдомости” говорятъ что въ Вятской губернiи насчитывается тринадцать публичныхъ библiотекъ; въ этомъ числѣ заключаются библiотеки, содержимыя на средства обществъ и земствъ въ городахъ: Глазовѣ, Котельничѣ, Нолинскѣ, Уржумѣ, Орловѣ, Сарапулѣ, Слободскомъ и въ слободѣ Кукаркѣ, Яранскаго уѣзда. Кромѣ того, уѣздныя земства, «съ цѣлiю выгоднѣйшаго прiобрѣтенiя книгъ для народныхъ школъ”, устраиваютъ склады при школахъ или земскихъ управахъ. Такiе склады были въ прошломъ году при управахъ въ Глазовѣ, Орловѣ и Сарапулѣ и въ Сарапульскомъ уѣздѣ при четырехъ школахъ; тоже положили уже сдѣлать земства нолинское, уржумское, котельническое. Между тѣмъ, губернское собранiе назначаетъ въ распоряженiе управы 3,000 р. на составленiе оборотнаго капитала для распространенiя въ народѣ дешевыхъ книгъ, и поручаетъ управѣ войти объ этомъ въ сношенiе съ комитетомъ грамотности... Слушая все это, невольно задаешь себѣ вопросъ, отчего это вятское земство, преимущественно предъ другими, употребляетъ такiя дружныя усилiя именно на дѣло народнаго образованiя. И, безъ сомнѣнiя, условiя и складъ мѣстной жизни могутъ дать на это самый удовлетворительный отвѣтъ.

Есть другой вопiющiй предметъ земскихъ усилiй и заботъ, нужный, можетъ быть, не менѣе образованiя, потому что «здоровый умъ живетъ въ здоровомъ тѣлѣ”. Это — врачеванiе недуговъ. Но подумайте же, какъ должно быть трудно нынѣшнему земству добиться въ этомъ дѣлѣ какого–нибудь дѣйствительнаго успѣха. Въ Екатеринославской губернiи съѣзду ананьевскихъ врачей земство поручило составить мнѣнiе объ устройствѣ санитарной части въ уѣздѣ, но врачи наговорили такого, что практическiе люди только руками развели: ничего, говорятъ, теперь не подѣлаешь, ни о какой санитарной части и думать нельзя: насъ мало, селенiя разбросаны, народъ въ насъ не вѣруетъ, — что же тутъ сдѣлаешь? — нужно прежде «произвесть медико–статистическiя и медико–топографическiя изслѣдованiя”, потомъ «составить санитарную карту губернiи”, а потомъ уже... потомъ не знаю что будетъ. Вологодское губернское земское собранiе усмотрѣло что почти всѣ уѣзды крайне нуждаются во врачахъ, и рѣшилось, прибѣгнуть къ стипендiямъ; велѣло составить условiя для стипендiй; составили и объявили. Нашлось три человѣка, согласившихся принять условiя, и земство отпускаетъ по 300 р. въ годъ на каждаго, питаясь сладкой надеждой чрезъ два, три, а можетъ быть и четыре года получить трехъ врачей, — трехъ почти на всѣ уѣзды Вологодской губернiи. Обилiе будетъ, не правда–ли? Много сдѣлаютъ эти три врача! И могутъ ли они много сдѣлать, хотя бы и сильно того желали? Въ Новгородской губернiи былъ съѣздъ земскихъ врачей, и въ одномъ изъ засѣданiй съѣзда врачь Крестецкаго уѣзда Волошиновъ высказалъ разумныя рѣчи объ общихъ и коренныхъ причинахъ множества болѣзней и большой смертности въ народѣ, а главное — о томъ, чѣмъ всего лучше можно ослабить эти причины, отвести отъ нихъ народъ. Причины лежатъ въ совершенномъ отсутствiи малѣйшихъ гигiеническихъ условiй во всемъ образѣ жизни народа, и въ особенности — въ жильѣ и пищѣ. Кто–жь этого и не знаетъ, а между тѣмъ, какъ будетъ врачь лечить больнаго, лежащаго въ обыкновенной крестьянской избѣ, которая зимою, каждый разъ какъ отворится дверь, наполняется густымъ клубомъ пара отъ врывающагося прямо со двора холода? Какъ онъ будетъ поддерживать силы этого больнаго, питающагося, кромѣ хлѣба, капустой, квасомъ да прокислой рыбой? Врачь Волошиновъ, наблюдавшiй сельскую жизнь въ своемъ уѣздѣ, убѣдился что этотъ противу–гигiеническiй образъ жизни происходитъ не отъ одной бѣдности, но и отъ невѣденiя. Какъ–же научить народъ беречь свое здоровье? «Для народа, говорилъ г. Волошиновъ, пишутся лечебники, разсылаются брошюры, издаются газеты; однако эти средства мало помогаютъ”. «Есть другой способъ разспространенiя знанiй: живое слово, и на него нельзя не обратить вниманiя. Рядъ лекцiй или бесѣдъ для народа о томъ, что полезно и что вредно для жизни, какъ держать себя во время эпидемiи и пр. — принесъ бы громадную пользу”. Г. Волошиновъ предлагалъ положить, чтобы каждый земскiй врачь, объѣзжая свой округъ, старался останавливаться въ большихъ селахъ въ воскресенье или въ другой праздникъ и читалъ–бы тамъ родъ публичныхъ лекцiй или гигiеническихъ бесѣдъ, а въ школѣ, которая по всей вѣроятности есть въ мѣстѣ его постояннаго жительства, читалъ бы правильный курсъ гигiены. Съѣздъ со всѣмъ этимъ согласился и постановилъ: ходатайствовать у правительства, чрезъ губернское земское собранiе, о допущенiи устройства бесѣдъ.

А тутъ вдругъ — съ мѣсяцъ назадъ, изъ «Современныхъ Извѣстiй” пришелъ слухъ, что будто бы московское земство ввело–было въ программу педагогическихъ курсовъ, открытыхъ имъ при музеѣ прикладныхъ знанiй, чтенiя по гигiенѣ; но учебное вѣдомство отказалось допустить эти чтенiя для сельскихъ учителей, потому только что въ курсъ народныхъ училищъ преподаванiе гигiены не введено министерствомъ.

Какое, подумаешь, запутанное дѣло! Конечно, можетъ быть оно такъ и слѣдуетъ по правиламъ точнаго исполненiя предписанiй; но съ другой стороны — запретъ на гигiену, запретъ земству проводить въ народъ эту спасительную и невиннѣйшую науку... Чудно что–то! Это — или недоразумѣнiе, такъ называемое, или излишнее усердiе, — все, даже самую очевидность отвергающее.

Екатеринославское земство благодушно взглянуло на будущность лицъ, служащихъ въ земскихъ учрежденiяхъ губернiи, и, какъ говорятъ «Московскiя Вѣдомости”, приступило къ составленiю проекта устава эмеритальной пенсiонной кассы для этихъ лицъ.

Но самая тяжелая и грустная работа падаетъ на земства тѣхъ мѣстъ, гдѣ люди голодаютъ. Черниговское земское собранiе, какъ разсказываютъ, нѣсколько лѣтъ билось надъ изысканiемъ способа помочь голодающему населенiю Мглинскаго и Суражскаго уѣздовъ и наконецъ придумало назначить двѣ премiи — одну въ 1,500, другую въ 500 руб. — за подробное статистическое изслѣдованiе этихъ уѣздовъ, и объявило конкурсъ. Помѣщикъ Мглинскаго уѣзда Рославецъ вызвался заняться изслѣдованiемъ за назначенное вознагражденiе. Земская управа выдала ему удостовѣренiе въ правѣ собирать свѣденiя и обратилось кь правительству, прося распоряженiя объ оказанiи Рославцу содѣйствiя со стороны властей.

Это раcпоряженiе земства подверглось осужденiю. Что, говорятъ, можетъ изслѣдовать г. Рославецъ? Узнаетъ онъ что въ Мглинскомъ и Суражскомъ уѣздахъ земля плоха и крестьяне бѣдны, — вотъ и все! А лучше бы деньги, которыя даетъ ему земство, употребить прямо на раздачу nocoбiй голодающимъ... Такъ говорятъ наблюдающiе критики. Конечно, предположенное изслѣдованiе, можетъ быть, не далеко ушло отъ медико–статистическихъ и медико–топографическихъ изслѣдованiй ананьевскихъ врачей; но вѣдь и эти полторы или двѣ тысячи, если–бы ихъ пустили въ пособiе двумъ голоднымъ уѣздамъ, пропитали ли бы ихъ хоть два дня? Что же это за разумный совѣтъ? А между тѣмъ — кто знаетъ, можетъ быть г. Рославецъ, какъ мѣстный обыватель, живущiй въ самой средѣ голодающихъ, вмѣстѣ съ своимъ изслѣдованiемъ, найдетъ какiе–нибудь источники или придумаетъ болѣе вѣрные способы пропитанiя голодающихъ уѣздовъ, — способы, которыхъ издали не найдешь и не придумаешь, особенно сидя въ уютной храминѣ и перебирая доклады и отчеты...

Какая работа предстоитъ самарскому земству, читатели могуть судить изь того, что они уже знаютъ о положенiи мѣстнаго населенiя, произведенномъ трехгодовымъ неурожаемъ. Наблюдатели съ жаромъ указуютъ ему эту работу и направляютъ ее: сдѣлайте, говорятъ, скорѣе заемъ, въ надеждѣ на погашенiе его изъ имѣющаго быть сбора пожертвованiй; закупайте хлѣбъ и раздавайте въ ссуду или продавайте; позаботьтесь о доставленiи народу заработковъ, — входите въ сношенiе съ подрядчиками большихъ работъ, — заключайте съ ними условiя; обращайтесь къ компанiямъ желѣзныхъ дорогъ о перевозкѣ рабочихъ къ мѣстамъ работъ за уменьшенную плату... Какъ легко, право, начертывать такiя указанiя, и вѣдь начертывающему можетъ казаться, что все это такъ и исполнится по писанiю. Подай Богъ силы земству исполнить все по писанiю; но чувствуется что предстоитъ ему много трудностей и преградъ. Съ одними подрядчиками, столь пламенно любящими учеты и обсчеты нанимаемыхъ съ воли рабочихъ, каково–то будетъ сладить дѣло и учинить прочныя условiя! И по какимъ это желѣзнымъ дорогамъ и куда повезутъ работать голодающихъ обитателей Бузулукскаго и Николаевскаго уѣздовъ?... Между тѣмъ съ мѣста извѣщаютъ («Камско–Волжская Газета”) что тамъ всѣ съ нетерпѣнiемъ ожидаютъ чтò скажетъ и сдѣлаетъ предстоящее въ половинѣ сентября губернское земское собранiе... Да! чтò то оно скажетъ и сдѣлаетъ! Но нетерпѣливое ожиданiе все–же знаменуетъ возлагаемыя надежды. Въ то же время тамъ обнаружилось особое явленiе: крупные хозяева стараются изъ всѣхъ силъ расширить производство, занимаютъ деньги, увеличиваютъ вдвое запашки — въ виду неслыханной дешевизны рабочихъ рукъ. Стало быть, заработки, хотя крайне дешевые, будутъ на мѣстѣ, и всё–таки, по свѣденiямъ «Камско–Волж. Газ.”, крестьяне Бузулукскаго уѣзда продаютъ скотъ и идутъ въ Уфимскую и Оренбургскую губернiи и вообще «на новыя мѣста”.

Все это мы говорили о жизни недавно воскресшаго у насъ учрежденiя, — жизни еще неполной, едва выбивающейся изъ призрачнаго состоянiя и потому трудной, заваленной насущнымъ дѣломъ, — но молодой и свѣжей, которой предстоитъ все крѣпнуть и обновляться прибывающими силами... Не такъ смотритъ и иначе проявляется то, что покончило свое дѣло и отживаетъ вѣкъ, постепенно обезображиваясь признаками дряхлости. Есть у насъ и такое отживающее, и довольно привесть нѣсколько послѣднихъ его проявленiй, чтобы судить о степени его дряхлости.

Въ Темниковскомъ уѣздѣ Тамбовской губернiи былъ мировой посредникъ князь Маматовъ. Онъ недавно былъ судимъ за жестокое обращенiе съ крестьянами, которыхъ наказывалъ, давая по 200 и по 300 розогъ. Саратовская судебная палата (съ участiемъ присяжныхъ засѣдателей, въ составѣ которыхъ, говорятъ, преобладали крестьяне) признала его виновнымъ и приговорила къ заключенiю въ смирительномъ домѣ на 1 годъ и 4 мѣсяца.

Въ Василь–Сурскомъ уѣздѣ мировые посредники сажаютъ крестьянъ подъ арестъ въ погребъ, находящiйся подъ поломъ школьной комнаты. «Камско–Волжск. Газ.” описываетъ это мѣсто заключенiя такъ: «Отодвинувши ученическiй столъ, вы увидите погребное творило подъ полъ; спустившись туда по тёмнымъ ступенькамъ и изогнувшись въ три погибели, вы увидите мрачное, душное и смрадное подземелье, съ однимъ неотворяющимся окномъ въ ¹/₄ аршина величиною. Длина подземелья 9 четвертей, ширина 8 четвертей, вышина 2 аршина 3 вершка... Когда спускаютъ любопытныхъ осматривать эту «образцовую тюрьму”, то просятъ выходить поскорѣе, потому что нападутъ тысячи блохъ самой крупной величины... Въ этой тюрьмѣ сидятъ иногда по 2 и по 3 человѣка, которые выстукиваютъ изъ подъ пола къ себѣ сторожа и рады–рады когда тотъ, отворивши для переговоровъ отверстiе входа, доставить имъ случай подышать въ творило.” — Изъ какихъ же временъ и странъ это описанiе?..

Въ Аткарскомъ уѣздѣ Саратовской губернiи есть какой–то мировой посредникъ, который (это разсказываетъ въ «Соврем. Извѣст.” нѣкто Як. Дм. Молдавскiй) пожелалъ взять у одного общества землю и отдать ее въ вѣчное владѣнiе другому обществу; поэтому началъ собирать съ одного общества на покупку, а съ другаго на продажу земли деньги; но, по донесенiю одного крестьянина, будто бы преданъ уголовному суду.

Въ Буинскомъ уѣздѣ Симбирской губернiи крестьяне выбирали волостнаго старшину и уже порѣшили между собою, кому быть старшиной, какъ вдругъ является мировой посредникъ и рекомендуетъ имъ въ старшины своего писаря. Приступили къ формальнымъ выборам; посредникъ становится у избирательной урны и показываетъ подходящимъ, куда класть шаръ. Нѣкоторые начинали заминаться и наровили пустить шарь въ неуказанное мѣсто, но грозный возгласъ посредника: «сюда!” направлялъ послушную руку избирателя и — посредническiй писарь выбранъ въ старшины единогласно!

Не такой конецъ увѣнчалъ подобные же выборы въ Мышкинскомъ уѣздѣ Ярославской губернiи. Тамъ, въ селѣ Прилукахъ, тоже выбирали волостнаго старшину, и тоже явился на выборы мировой посредникъ съ намѣренiемъ принудить крестьянъ выбрать прежняго старшину; но... крестьяне прогнали мироваго посредника и грозили даже сломать его экипажъ.

Какая красивая коллекцiя! Вотъ во что мало по малу превращаются отживающiе свой вѣкъ бывшiе полезные дѣятели по устройству освобожденныхъ крестьянъ!

__________

ЗАРАБОТАЛАСЬ!

(РАЗСКАЗЪ).

— Ахъ, какiя мы съ тобою богачки, мама!.. Посмотри–ка вотъ сюда! — остановила меня за рукавъ моя Катя. — Видишь? указала она мнѣ, съ торжествующимъ видомъ, на аккуратно по столу разложенныя зеленыя бумажки: — здѣсь ихъ всѣхъ одиннадцать—да еще красненькая, — итого, выходитъ, сорокъ три рубля капитала!.. Каково!.. Сорокъ три рубля на черный день!

— Гм... сорокъ три! усмѣхнулась ей свекровь нашей квартирной хозяйки, сидѣвшая тутъ же: — Смотрите вы за ними въ оба, Катерина Викторовна!.. Сорокъ три — очень опасная цифра!.. Я ей совсѣмъ не довѣряю съ тѣхъ поръ, какъ я съ нею чуть было не уморила троихъ моихъ дѣтей.

— Какъ же это могло случиться, чтобъ простая цифра виновата была въ такой бѣдѣ? Разскажите, Анна Алексѣевна! попросили мы ее обѣ.

— Хорошо, разскажу, только не теперь, отвѣтила намъ пятидесяти–лѣтняя фаталистка: — Схожу еще прежде посмотрѣть, спитъ ли моя несчастная мученица внучка?.. Ахъ, погубитъ мнѣ ее моя невѣстушка–модница!.. Непремѣнно хочетъ дѣтей по книжкѣ воспитывать... «только, говоритъ, я книжку стану улучшать своимъ опытомъ”!.. Хорошо улучшаетъ, нечего сказать!..

— Какая же это книжка? засмѣялась я: — Вѣдь дитя не пирогъ—его не испечешь по наставленiю «опытной хозяйки”.

— Подите–жь вы съ Машей!.. Я ужь ей это самое говорила–говорила, да и говорить перестала!.. Теперь она, вы знаете, снова беременна, и напередъ уже рѣшила, что какъ только родитъ сына, — «а я, говоритъ, убѣждена что рожу сына; потому что, говоритъ, наше время сильно нуждается въ умныхъ мужчинахъ... Всѣ теперешнiе — дураки”!.. Какъ будто и это ужь отъ нея зависитъ, кого родить!.. «Рожу, говоритъ, сына и сейчасъ же отправлюсь съ нимъ въ Африку!.. Для этой, говоритъ, великой цѣли и обворовать кого нибудь можно, коли средствъ не хватитъ!..

— Можетъ въ Америку? захохотала Катя.

— Нѣтъ, возразила Анна Алексѣевна, пожимая плечами: — именно въ Африку!.. «Тамъ, говоритъ, еще побольше свободы будетъ!” «Я его, говоритъ, воспитаю — закалю такъ, что имъ весь мiръ удивлю. Для него, говоритъ, не будетъ никакихъ законовъ, никакихъ границъ въ жизни!.. Я, говоритъ, сдѣлаю изъ него степь Сахару!... Кого онъ, говорить, захочетъ, того и помилуетъ, а кого нѣтъ, — того, говоритъ, сожжетъ — засыплетъ раскаленнымъ пескомъ пустыни... Никакiе, говоритъ, Эскиросы не выдумаютъ такого Емельки какого я явлю на всю вселенную «образцомъ человѣчества”!... Съ восторгомъ говоритъ!

Въ эту секунду вдругъ послышался сильный звукъ, какъ отъ разбитаго капсюля, а затѣмъ неистовый визгъ маленькой «мученицы” — внучки Анны Алексѣевны.

— Вѣрно опять хлопнула хлопушкой у ней надъ ухомъ, когда та засыпала! — всплеснула руками Анна Алексѣевна: — Она, вѣдь, проклятая, и Олечку такъ закаливаетъ, чтобы та «ничего не боялась”!..

— Да почему–жъ вы сыну своему ничего не скажете! воскликнула я: — онъ обязанъ остановить эту самодурку!..

— »Обязанъ”!.. Хорошо вамъ такъ говорить «обязанъ”!.. Мало ли что онъ «обязанъ» дѣлать, да коли онъ души въ ней не слышитъ, не то что!.. заплакала Анна Алексѣевна. — Теперь, вотъ, мнѣ нельзя и войти даже туда къ нимъ: — руготня подымется на всю ночь, — совсѣмъ спать не дадутъ полуторагодовалому ребенку!.. Надо здѣсь переждать, пока Олечка утихнетъ!.. Я вамъ еще никогда не говорила, — стыдилась сказать, чтó я терплю отъ нихъ обоихъ!.. Вѣдь по милости этой дерзкой твари, родной сынъ мой пересталъ меня и матерью звать!.. Или по имени–отчеству величаетъ, или, просто, дурой честитъ!.. Оба, въ одинъ голосъ, говорятъ, что такихъ «зловредныхъ дуръ”, какъ я — непочатой уголъ въ Pоссiи, и что насъ слѣдовало бы «повыполоть, какъ никуда непригодную, сорную траву”!.. Говорятъ, что такими, никуда негодными, какъ я, слѣдовало бы заряжать пушки и стрѣлять нами въ небо, чтобы мы, значитъ, такъ, прямо, огуломъ, летѣли въ «свой рай”!.. Они говорятъ, что мы всѣ только портили дѣтей своимъ воспитанiемъ!.. Чѣмъ же я то его самого испортила, любопытно было бы мнѣ знать?... со скорбнымъ негодованiемъ воскликнула бѣдная Анна Алексѣевна. — Что любила его, какъ душу?.. Что выходила изъ него такого здороваго и бойкаго мальчугу?.. Что не хлопала ему хлопушкой надъ ухомъ, когда онъ засыпалъ?.. Что не возила его въ Африку, на что у меня и денегъ не было, да еслибъ и были, такъ не повезла бы его никуда, потому — своя земля подъ ногами, свои люди кругомъ, свои обычаи, свой хлѣбъ!.. Я родной хлѣбь люблю. Каковъ бы ни былъ свой уголъ, онъ мнѣ милѣе и теплѣе чужаго!.. Плохо птенцовъ выхаживать въ чужомъ гнѣздѣ!..

— Чего вы здѣсь сидите, мамаша? просунулось вдругъ въ дверь изъ корридора блѣдное и испуганное лицо сына Анны Алексѣевны: — Съ Олей что–то нехорошее дѣлается — посинѣла... пѣна изо рта... глаза коситъ... Маша испугалась, водой со льдомъ ее окачиваетъ — не помогаетъ... Ступайте, ступайте!..

Итакъ, въ этотъ вечеръ не пришлось намъ слышать разсказъ Анны Алексѣевны! Съ Олей сдѣлались конвульсiи. Несчастная жертва идiотства матери съ этого дня съ каждымъ днемъ все больше и больше хирѣла, пока, наконецъ и не умерла...

Анна Алексѣевна была просто убита смертью своей любимицы. Она рѣшительно возненавидѣла и сына и невѣстку, и поселилась у меня. Не обошлось безъ сценъ, конечно.. Такъ что мы даже должны были, вслѣдствiе одной исторiи, нанять квартиру въ другой части города.

Новыя наши хозяйки были очень тихiй народъ. Вдова мать и взрослая дѣвушка дочь снимали пять комнатъ съ двумя кухнями, и одну половину помѣщенiя, побольше, занимали сами, а другую сдавали въ наемъ. Мать вѣчно за работой дома, а дочь — ходила давать уроки танцевъ, а сама посѣщала курсы при гимназiи. Это было пожалуй и добренькое, но не совсѣмъ безвредное, жирненькое созданьице, страдавшее хроническимъ несваренiемъ головнаго желудка... Пищи ему давалось много, но переработывалъ онъ ее плохо, вяло, безъ энергiи. Она не умѣла написать правильно двухъ строкъ и сдѣлать простаго дѣленiя на три цифры, а читала о политической экономiи и соцiальныхъ наукахъ... Шульце–Деличь и Лассаль были у ней богами, которымъ она безусловно покланялась, не понимая въ нихъ почти ничего. Хорошо было въ ней хотя то, что она не умѣла слагать въ слова своихъ восторговъ, а потому и ограничивались они въ ней только восклицанiями: «ахъ Лассаль!.. ахъ Шульце–Деличь!”.. Она все чего–то хотѣла; все куда–то думала направиться. Но чего она хотѣла и куда именно ей хотѣлось направиться — не могла она, бѣдненькая, въ этомъ, дать себѣ отчета; да и врядъ ли очень безпокоилъ ее этотъ отчетъ.

Она очень скоро сблизилась съ нами и стала разсказывать какъ глупа ея мать вообще, а какъ мать въ особенности...

— Ужасно глупа! Ужасно глупа! восклицала она. Просто стыжусь того, что я дочь этой женщины!

Надъ нами жило какое–то прекурьозное, свободное супружество! Тонкiй потолокъ доносилъ къ намъ ихъ постоянныя ссоры и драки, вслѣдъ за которыми, непосредственно, сейчасъ же раздавались смѣхъ, бѣготня въ догонку и шутки только–что дравшихся! Они тѣшились своей любовью, угрожая нашимъ головамъ — обрушить когда нибудь, въ пылу жаркой схватки, потолокъ...

Великiй лекарь страданiй — время, мало по малу утишилъ и умиротворилъ горе Анны Алексѣевны. Eй много помогло и то, что она особенно какъ–то любила работать: она жила шитьемъ на заказъ рыночныхъ рубашекъ. У меня была ручная швейная машина. Анна Алексѣевна не умѣла сначала шить на машинѣ, но потомъ выучилась; и вотъ — осиротѣвшая женщина точно вдругъ воспрянула и ободрилась, пораженная новинкой — быстротой и пользой машиннаго производства. Это ее совсѣмъ завлекло. Съ утра до ночи вертѣлось и вертѣлось колесо, и рубашекъ нашивалось очень много, а съ тѣмъ вмѣстѣ — улучшались и карманныя дѣла Анны Алексѣевны. — Мы, всѣ три, помогали ей поперемѣнно, когда у насъ не было своей бумажной работы. Она повеселѣла и какъ–то спросила Катю: уберегла ли она свой капиталъ — сорокъ три рубля?

— Нѣтъ, не уберегла! вздохнула Катя. Переѣздъ съ квартиры дорого стоилъ. Пришлось кое–что докупить по хозяйству, изъ мебели тоже. Теперь вотъ зима, одни дрова берутъ сколько денегъ! Опять надо ждать бѣленькихъ дней, чтобы скопить на черные. А какiе теперь бѣленькiе? Теперь все сѣренькiе...

— Я–жь вамъ говорила, — помните? Нехорошая цифра сорокъ три!.. Никогда вы ей не довѣряйте, — подведетъ, обманетъ!

Пользуясь тѣмъ что она сама заговорила и что по случаю Рождества Христова она не работаетъ, — мы попросили ее разсказать намъ: какъ это цифра сорокъ три чуть–было не уморила у нея троихъ дѣтей?

Мы разсѣлись всѣ, въ томъ числѣ и хозяйкина дочка Саша, кругомъ топившейся печки. На столѣ кипѣлъ самоваръ. Анна Алексѣевна провела paза два рукою по своимъ густымъ, все еще прекраснымъ, хотя и съ просѣдью волосамъ, и повела рѣчь обстоятельно, издалека... На лицѣ ея лежала правда ея словъ во все время разсказа.

_______

— »Я изъ трехъ сестеръ была въ семьѣ самая младшая, и выдали меня замужъ послѣ всѣхъ по шестнадцатому году... Ну, куда же годится такая жена и хоть бы такая мать?!.. Мужъ мой былъ человѣкъ еще не старый, но и не молодой, — ему было сорокъ три года, когда онъ на мнѣ женился. Онъ очень любилъ и баловалъ меня, но страдалъ, бѣдняжка, запоемъ, и чрезъ три года и четыре мѣсяца оставилъ меня съ тремя дѣтьми безъ средствъ къ жизни. Я его и полюбить не успѣла, хоть и было по немъ грустно. Сначала мнѣ было очень странно что нѣтъ надо мною никого старшаго! A то, бывало, разбѣгаюсь я, съ ребенкомъ на рукахъ, по комнатѣ и забуду что мужъ спать привыкъ послѣ обѣда, — ну, онъ и хлопнетъ платкомъ по воздуху, изъ–за ширмы, да крикнетъ: «брысь подъ печку!” — я и уймусь. Шепчемся, бывало, съ моимъ первенцомъ, что вотъ, папка сердится, надо смирно сидѣть — не шумѣть...

Отца моего не было уже въ живыхъ; сестры жили гдѣ–то далеко; оба брата тоже поженились и жили отдѣльно отъ maman, — а maman у насъ была очень большая барыня, «аристократка–съ”, изъ графскаго рода; — она и написала мнѣ, чтобы я переѣхала жить къ ней, намекая въ письмѣ, что тосковать мнѣ вовсе нечего, такъ какъ мужъ мой оказался «человѣкомъ безсовѣстнымъ”, не позаботился устроить дѣла такъ, чтобъ послѣ его смерти вдова и дѣти не нуждались. Притомъ же, прибавляла она по французски — ты такъ еще молода, хороша собой и грацiозна, что тебѣ вовсе нечего унывать. «Къ тому же у меня есть и небольшое имѣнiе, котораго я не возьму съ собою въ могилу’’... «И какъ ни глупа ты, а надѣюсь не станешь напрасно портить свои глаза слезами, — поймешь объ чемъ я тебѣ говорю’’. — Слова эти были подчеркнуты, чтобы я въ нихъ особенно вникнула. Ну и поселилась я съ дѣтьми и съ ихъ неразлучной старушкой–няней (моей бывшей тоже) у maman... Намъ отвели двѣ комнатки подальше, окнами во дворъ.

Домъ у maman былъ не очень большой, но шикарный и какъ полная чаша! Она очень любила комфортъ и нѣгу и, право, была еще очень хороша собою, видная такая дама. За нею даже многiе ухаживали, право!

Мы съ нею были почти незнакомы, потому что, пока я была ребенкомъ, то видала ее только по утрамъ и вечерамъ: «bonjour, maman” и «bonne nuit, maman”, — а то все въ дѣтской и въ классной сидимъ... А какъ вышла я замужъ — мужъ сейчасъ же увезъ меня изъ роднаго города за тысячу верстъ. Ну и стали мы теперь опять знакомиться, только очень какъ то туго пошло. Она была несообщительна и страшно горда. Я первая не взлюбила ее, за это именно. Мало по малу, между нами стали проскакивать разныя недоразумѣнiя... Потомъ пошли колкости... потомъ, съ ея, конечно, только стороны — требованiя и укоры... Наконецъ, дѣло дошло и до того, что она стала просто принуждать меня — полюбезнѣе принимать «ласковости” одного своего друга, нѣкоего господина Бѣлецкаго, — человѣка пожилаго и богатаго, но препротивнаго!.. Онъ ужасно не нравился мнѣ; а когда моя добрая няня разсказала мнѣ, что Бѣлецкiй на смерть засѣкъ своего лакея за то, что тотъ дерзнулъ оскорбиться избранiемъ своей сестры въ барскiй гаремъ, — я наотрѣзъ сказала maman, что ни за что въ мiрѣ не хочу быть женою такого подлаго человѣка!.. «Не дамъ дѣтямъ моимъ въ отцы палача!..” Во мнѣ отозвался, наконецъ, живой человѣкъ, когда дѣло дошло до насилiя!.. Maman ужасно разсердилась, вышла изъ себя и стала кричать, что коли такъ, то она выброситъ и меня, нищую, и моихъ нищихъ дѣтей за дверь.

Ей не пришлось ни сдѣлать, ни повторить этого!

Въ тотъ же день я послала няню отыскать мнѣ квартирку въ двѣ комнатки съ кухней, и она нашла именно такую, на самомъ краю города, за три рубля въ мѣсяцъ. Тогда въ К... жить было очень дешево. Дороги были только деньги!

У меня всего богатства было только семьдесятъ пять рублей... Сейчасъ же я отослала изъ нихъ впередъ за весь годъ.

На другое утро maman еще спала, когда я отъ нея переѣхала... Каждая изъ насъ была горда по своему. Она ожесточенно отстаивала свои права матери надо мною, а я, такъ же стойко, не поддавалась имъ все на тѣхъ же правахъ, чувствуя что и я тоже мать. Она была страшно оскорблена моимъ непослушанiемъ и побѣгомъ и хотѣла вернуть меня къ себѣ даже черезъ полицiю; но я показала полицейскому мой паспортъ, и онъ донесъ ей что я могу жить всюду, гдѣ захочу, по всей Россiйской имперiи...

Хозяева моего новаго жилища были люди очень набожные, добрые, и торговали сплавомъ зерноваго хлѣба на баркахъ. Узнали они, чрезъ няню, изъ–за чего собственно я съѣхала отъ матери; не любили и они всему городу извѣстную «гордячку”, — наконецъ, предложили мнѣ, изъ cocтраданiя, не захочу–ли я шить для нихъ кули? Я, конечно, съ восторгомъ принялась за кули, — такъ и закипѣло дѣло!

Работа моя очень имъ понравилась: «прочно, чисто и скоро”, ободрили они меня. Я, вообще всегда съ дѣтства, была порядочной рукодѣльницей, и терпѣть не могла сидѣть сложа бѣлы руки, вотъ какъ теперь любятъ это многiя, не въ обиду будь сказано. Исподоволь, меня и всѣ узнали въ нашемъ околоткѣ, и въ paбoтѣ у меня недостатка не было! Кончала «партiю” дерюжныхъ кулей, — привозили цѣлую телегу грубой холстины на паруса! Сшивалa ихѣ, — являлись матери семействъ, чтобы скроить да сшить ихѣ дѣткамъ рубашенки, платьица, кофточки, штанишки и всякую всячину. Узнали какъ то, чрезъ няню же, что я умѣю хорошо шить золотомъ, серебромъ, шерстями и шелкомъ, — пошелъ запросъ на воздухи въ церковь, пояса для батюшекъ, фэски и ридикюли «для подарочковъ”... Словомъ, знай успѣвай только! Я была такъ свято счастлива въ то время, какъ никогда, ни прежде, ни послѣ! Сидишь себѣ, работаешь, съ утра до ночи, и все поешь и поешь!.. Повѣрите–ли, что сама я даже пѣсни ко Христу сочиняла, благодарила Его за то, что такъ много счастья Онъ въ мою душу послалъ! Дѣтки мои сыты и веселы, точно груздики ростутъ, кувыркаются тутъ же передо мной, бѣгаютъ да ползаютъ на радость моему сердцу! Няня наша повеселѣла, поздоровѣла и «помолодѣла”, въ тиши да въ покоѣ. Сами мы себѣ и господа и слуги, — прелесть!.. Дай Богъ и вамъ всѣмъ такихъ славныхъ и никому не обидныхъ радостей въ жизни!.. Живемъ мы всѣ моей иголкой... Харчи у насъ не затѣйливыя, и обходились намъ, на всѣхъ насъ, всего въ тридцать копѣекъ въ сутки, а я вырабатывала, въ иное время, до семидесяти въ сутки, а никогда ужь меньше шестидесяти!.. Правда, что и работала не мало... двѣнадцать али тринадцать, а коли работа срочная, — такъ и побольше часиковъ въ сутки!.. Вывозила свое счастiе, не лѣнясь, какъ видите! Да и дорожила же я имъ!

Съ maman мы видались каждое воскресенье. Я долгомъ своимъ считала справляться, какъ ея здоровье. Она позволяла мнѣ брать и цаловать ея нѣжную, молочно–бѣлую руку, но даже не смотрѣла на меня и почти что не говорила со мною ни слова. Нѣсколько разъ присылала она ко мнѣ лакея или повара съ записками, что ей неможется — все страдаетъ безсонницей, а поэтому «пусть дочь придетъ почитать матери вслухъ пока заснетъ”... «Дочь’’, конечно, ходила и читала. Она никогда не забывала, что обязана матери жизнью, и знала, какихъ это стоитъ страданiй родить. Обѣ гордыя женщины, мы уважали сами въ себѣ, каждая по своему, именно то, изъ–за чего разошлись; но она все–таки думала про свое!

Такъ прошло полтора года. Я возмужала, но сильно поблѣднѣла отъ постояннаго сидѣнiя. Часовая прогулка въ сумерки не красила щекъ.

У меня бывали нѣкоторые изъ знакомыхъ maman, но я, и при гостяхъ, не переставала работать, а кое–кого изъ нихъ даже просила приносить съ собой книгъ, и почитать мнѣ что нибудь новенькое. Одни читали, другiя приходили сами съ работой, а третьи — обязательно вдѣвали для меня двадцать нитокъ въ иголки. Весело такъ, дружно все шло у насъ! Смѣялись мы. Объ угощенiяхъ и помину не было!

— А у меня уже есть и запасной капиталъ! похвалилась я имъ однажды смѣясь: сорокъ три рубля скопила!

— Мизерный же вашъ капиталъ, возразилъ мнѣ годовой докторъ maman, усердно вдѣвавшiй въ ту минуту шелковинку въ ушко тоненькой иголки: — Я только что былъ у вашей мамаши, и она мнѣ говорила что ее чрезвычайно радуетъ ваша блѣдность, потому что, скоро–скоро, вы должны будете придти къ ней съ повинной! У васъ, дѣйствительно, цвѣть лица весьма и весьма не хорошъ, уставился докторъ на меня: — зарываетесь слишкомъ, — все сиднемъ сидите!.. Мало движенiя, мало воздуха, грубая пища... не хорошо–съ, не хорошо–съ!.. Жаль такой богатой натуры, какъ ваша!.. Какъ дважды два — четыре, — быть вамъ madame Бѣлецкой и кататься въ каретѣ, а не насиживать себѣ, изъ–за упрямства, чахотку–съ! Такъ то–съ сударыня вы моя! Вы–съ, позвольте вамъ это сказать, — не битюкъ–съ! пошутилъ онъ, цалуя мою руку... Съ повинной, съ повинной предстоитъ вамъ идти!..

— Никогда!.. Никогда этого не будетъ! вскрикнула я, точно меня варомъ обварило.

Ну... и съ этого–то памятнаго дня — я узнала, какая я бѣсноватая!.. Какъ запойный пьяница не можетъ оторваться отъ чарки, такъ я стала тонуть въ работѣ. Подлинно затонула. Не то ужь на сонъ и ѣду, а и слово кому сказать скуплюсь, — все шью да шью! Всѣхъ скоро отвадила навѣщать меня, стала я хмурая, непривѣтливая, блѣдная какъ мертвецъ, съ глазами налитыми кровью. Къ maman стала посылать уже няню... «Hoгу, дескать, ушибли, сами приходить не могутъ”, или: «старшенькiй–то барченокъ что то не по себѣ, — боятся его оставить и на минуточку”... Деньги плыли и плыли въ мою шифоньерку, но я не считала ихъ и не справлялась — много–ли изъ нихъ расходуетъ няня на нашъ домашнiй обиходъ. Страстью какою–то стала мнѣ работа, сама даже теперь понять не могу. Шифоньерка всегда висѣла у меня надъ туалетнымъ столикомъ и никогда не запиралась. Нужно что купить — няня и не говоритъ мнѣ, а просто идетъ и беретъ, сколько понадобится. Послѣ ужь, вспомнила я, что она, во время этого моего запоя, подавала мнѣ и бульонъ съ пирожками, и телячьи котлетки... заказывала сосѣднему повару... и то мнѣ одной только, а сама она и мои несчастныя дѣти питались одними щами, кашей и картофелью... Даже молоко перестала давать имъ, ради покрытiя расходовъ на мою особу! Добрая старуха вообразила было себѣ, что я такъ исхудала отъ непривычнаго мнѣ грубaго стола, и хотѣла полечить меня, пользуясь тѣмъ что я «не запрещаю” — ѣмъ — хватаю, молча, и не спрашиваю, съ какой это стати у насъ явились котлеты и — право, точно я тогда отупѣла. Подозрѣваю теперь что я даже умъ стала тогда терять изъ–за этой работы: ничего не вижу и видѣть не хочу и ничѣмъ кромѣ новыхъ заказовъ не интересуюсь. Страсть, почти какъ бываетъ у игроковъ, жгла меня и слѣпила мнѣ глаза на все остальное. Только и думаю чтобъ какь можно больше, какъ можно скорѣе и лучше сработать:

— Пока тутъ у меня деньги лежатъ, никто меня не тронетъ!

Вѣдь до чего дошло — даже спать себѣ не даю. Спать, бывало, смерть хочется, а я крѣплюсь! Поставлю возлѣ себя полоскательную чашку съ водою, и все промачиваю себѣ глаза, а не то — обмокну полотенце, выжму его и навѣшу себѣ на голову такъ, чтобы холодные концы щекотали у меня на плечахъ... Не заснешь!.. Начну клевать носомъ, и вдругъ вся такъ и встрепенусь — вздрогну, и ну тыкать иголкой. Чуть не помѣшалась я тогда вовсе!..

Довела я себя, наконецъ, до такого состоянiя, что и дѣти и няня стали меня даже бояться и уходили отъ меня въ кухню... Затворятся тамъ и шепчутся, точно въ домѣ трудно–больной или мертвецъ лежитъ! Ладономъ полнаго отчужденiя отъ всего живаго и веселаго запахло въ моей рабочей комнатѣ! Только и слышно въ ней что шмыганье нитки или звякъ ножницъ... Пѣсни не пѣлись давно!..

Настала осенняя слякоть; пошли нападать на меня по ночамъ разные страхи... Сидишь одна; кругомъ тишина мертвая... Окна выходили въ садикъ. Черемуха бьетъ въ стекла своими мокрыми вѣтками, а мнѣ кажется что это мужъ мой стучится ко мнѣ, чтобы я впустила его посмотрѣть, какъ спятъ его дѣтки, и не морю ли я ихъ голодомъ да холодомъ?!.. Сижу, дрожу, не оглядываюсь... А иной разъ бросаю шитье и падаю ницъ на полъ, передъ образомъ Спасителя и молюсь Ему чтобъ Онъ не допускалъ мужа разбить окно, потому мнѣ и такъ уже холодно и страшно!.. Такъ и засну, забудусь въ слезахъ, на голыхъ доскахъ!.. Послѣ схвачусь, какъ ошпаренная... все тѣло у меня болитъ, но я снова тащусь за работу!..

Упрекать себя вдругъ начну, въ азартъ войду: «Не смѣешь, не смѣешь спать, негодница! Заснешь такъ я тебя, нищую, и твоихъ нищихъ дѣтей за порогъ голикомъ вышвырну!..” А то еще было, вдругъ, ни съ того, ни съ сего вообразится мнѣ — сердце замретъ въ груди, — что всѣ дѣти мои и няня отчего–то скоропостижно умерли... и лежатъ тамъ... въ другой комнатѣ... холодные и синiе... съ открытыми глазами и ртами; ждутъ погребенiя и послѣдняго цѣлованiя... и я... на цыпочкахъ крадусь туда... еле дыша отъ ужаса; и, какъ воришка, сперва издали, а потомъ все ближе и ближе прислушиваюсь чуткимъ ухомъ: дышатъ ли они?.. Свѣтъ отъ свѣчки ударитъ имъ, они пошевелятся... я обрадуюсь... отойдетъ страхъ... и, скорѣе, бѣгу снова къ образу Христа — благодарить Его за то, что они живы–здоровы, и что кормлю ихъ пока, малыхъ и безпомощныхъ, въ потѣ лица моего, какъ Онъ велѣлъ!.. Умилюсь и плачу–плачу, плачу–плачу!..

Не знаю, долго ли бы это еще продолжалось, еслибъ няня моя, простудившись, не начала кашлять и, боясь будить дѣтей, не стала бы стлать себѣ въ кухнѣ, на лавкѣ, рядомъ съ дѣтской, — объ чемъ узнала я только тогда, когда напугала ее до истерики, явившись вдругь къ ней, точно выходецъ съ того свѣта, въ одной сорочкѣ, босая, съ распустившимися волосами, съ налитыми кровью глазами и безъ кровиночки въ лицѣ, съ ярко пылавшей, подобно факелу, бумагой вокругъ догорѣвшаго, сальнаго огарка...

Мнѣ, видите ли, представилось все вдругъ: и что мужъ мой въ окна стучится, и что дѣти и она скоропостижно умерли, и что maman грохочетъ въ дверь изъ сѣней въ кухню, и ведетъ ко мнѣ Бѣлецкаго, и — ужь не помню что, все было!..

— Если ты, няня, только посмѣешь исполнить свою угрозу и пойдешь жаловаться на меня maman, то я убѣгу изъ дому, вотъ такъ, какъ стою передъ тобою, и пропаду гдѣ нибудь подъ заборомъ, — слышишь?.. Ты вѣдь меня хорошо знаешь! терзала я несчастную старуху, когда привела ее въ чувство... Испуганная, она побожилась мнѣ всѣми святыми, что скорѣе умретъ съ горя, видя, какъ я таю, чѣмъ толкнетъ меня на подобный поступокъ...

Я оставила ее въ слезахъ, — а невыносимо тяжело смотрѣть когда плачутъ изъ–за насъ старые глаза, Сашенька!.. Другой свѣчки въ домѣ не было, — няня забыла купить, и я, волей–неволей, должна была лечь тогда спать и повалилась на постель, снопъ снопомъ, какъ попало.

На другое утро — я не могла встать... голова моя меня не слушалась — падала на подушку, словно тяжелая, свинцовая гиря. Къ вечеру я была уже безъ памяти!..

Говорили мнѣ послѣ что я цѣлыхъ шесть дней кричала — бредила что убѣгу, если только maman узнаетъ что я больна, а maman тогда и въ городѣ–то не было; сдала, по довѣренности, домъ и имѣньице Бѣлецкому, а сама уѣхала въ Петербургъ, на зиму, къ старшему сыну.

Цырюльникъ, котораго привела ко мнѣ няня, пустилъ мнѣ кровь и обложилъ меня горчишниками. Неподалеку отъ насъ жилъ какой–то студенть–медикъ, она и его притащила, и онъ мнѣ далъ какую–то микстуру и велѣлъ поставить мнѣ еще тридцать пiявокъ къ затылку. Я, конечно, опомнилась отъ этихъ энергическихъ средствъ, но былa страшно слаба.

Затянутыя морозомъ окна, холодъ въ комнатѣ, блѣдныя и заплаканныя лица дѣтей, старчески–уныло сидѣвшихъ надъ тарелкой холоднаго варенаго картофеля, стоны няни на еле–теплой лежанкѣ — вотъ что увидѣла я, прiйдя въ память! Все это было дѣломъ рукъ моихь!.. Это я затянула всѣ углы паутиной и копотью запустѣнiя!.. Это я наложила толстые слои пыли на всемъ!.. Это я тоскливо пищала въ сырыхъ щепкахъ, тлѣвшихъ въ печкѣ!.. все я, все я!.. Дыбомъ поднялись волосы на моей все еще больной головѣ. Зубы забарабанили сознанiе моей вины...

Дровъ не было ни полѣнца; хлѣба не было; чаю, сахару тоже. Въ грязномъ подсвѣчникѣ торчала только половинка осьмериковой свѣчки. Три уже дня не–топленная кухня стояла чистенькой и холодной... Въ ней пахло сыростью и пустотой... На бѣломъ чисто на чисто выcкобленномъ и вымытомъ столѣ стояла одна солонка, полная соли. На гвоздикѣ висѣлъ мешочекъ съ сухой синькой... За образомъ торчалъ пучокъ сухихъ цвѣтовъ, весь сѣрый отъ пыли; въ шифоньеркѣ же оказывалось всего сорокъ три копѣйки серебромъ!

Няня свалилась съ ногъ, ухаживая за мною, да и кромѣ того давно уже простудилась, — башмаки у нея были въ дырьяхъ; теплыхъ чулокъ совсѣмъ не было... Это я такъ честно воздавала ей за ея любовь и преданность! А она вѣдь была уже не крѣпостаая и служила у меня даже безъ жалованья. Ей еще отецъ мой далъ вольную за ея добросовѣстный уходъ за дѣтьми.

— Да еслибъ ты справилась у маменьки въ людской, гдѣ живетъ тотъ ея лупоглазый докторъ, что заказалъ тебѣ, — безсовѣстный онъ человѣкъ, — серебряныя сѣтки къ охотничьимъ сумкамъ, да и не идетъ и не шлетъ за ними, накажи его за то Богъ! — говорила мнѣ няня: — Сходи ужь, Анечка, потерпи, спроси сама. Теперь полегчало тебѣ, авось дойдешь. А я, мать моя, больше ужь не могу...

Дрожа и обливаясь холоднымъ потомъ одѣлась я и кое–какъ дошла до дома maman. — Тамъ никого не было и ворота стояли на замкѣ.

Надо было что нибудь дѣлать, но что именно — я не знала. Ничего не могла придумать. У меня отъ слабости сильно кружилась голова и желтѣло въ глазахъ; мысли путались. Словно я трехлѣтнiй ребенокъ шла.

На дворѣ стояла страшная гололедица!.. Вѣтеръ такъ и захватывалъ мнѣ дыханiе и подрѣзалъ мнѣ ноги, обутыя въ хорошенькiя бархатныя ботинки съ горностаевой оторочкой, — ихъ еще давно подарила мнѣ maman, — съ наставленiемъ что если у женщины такая стройная ножка какъ у меня, то она обязана не манкировать ею, а выставлять въ наивозможно лучшемъ, пикантномъ видѣ: «le plus possible! Ca frappe et attrape!..” Да все онѣ у меня лежали, а теперь надѣла, потому что очень ужь теплыя были.

Я падала разъ десять пока дошла до нашего Горбатаго моста чрезъ канаву... Все думала и раздумывала, а ничего подходящаго не придумывала: чтó же, наконецъ, такое куплю я на мои сорокъ три копѣйки, которыя оттягивали мнѣ карманъ платья? Того, положимъ, купишь — на то денегъ не хватить! того не купишь — дѣтямъ ѣсть нечего будетъ дать! Просто ничего не подѣлаешь да и только! Даже зло какое–то накипало во мнѣ! Плакать начинала...

И такъ, говорю, дошла я до Горбатаго моста, — а его не даромъ у насъ горбатымъ прозвали: на него нельзя было и въѣхать иначе какъ съ разгона. Пришлось мнѣ вынуть руки изъ тепленькой муфты и ухватиться за обледенѣлыя перила... Скользя и потѣя, я наконецъ взобралась на самый переломъ, на середину, и вдругь остановилась, услышавъ жалобный голосъ... гдѣ–то тутъ, у меня подъ ногами, близко... Смотрю, а это калѣка нищая сидитъ, безъ обѣихъ рукъ и безъ обѣихъ ногъ, точно какъ бы зашитая въ кожаный мѣшокъ и войлокъ, и припертая къ столбу. На груди у нея сумка. для собиранiя грошей, корзинка для хлѣбнаго подаянiя, тряпкой прикрытая.

— Безъ рукъ — безъ ногъ. Вещь! мелькнуло, помню, у меня сквозь начинавшiйся уже бредъ, — и что–жь я? — опустила руку въ карманъ... сгребла въ неё всѣ мои толстые пятаки и — еще бережно, помню — одну монетку за другою опустила ихъ всѣ до единой въ сумку этой вещи, а своихъ дѣтей голодныхъ позабыла... Съ ума сошла!

— Хриcтосъ тебя награди, дитятко! поблагодарила она меня нищенскимъ своимъ распѣвомъ.

Съ облегченнымъ карманомъ, а что страннѣе и невѣроятнѣе — и съ облегченнымъ сердцемъ, — повернула я къ дому и только–что, шатаясь, вошла въ комнату, какъ няня указала мнѣ на письмо, принесенное мнѣ чьимъ–то незнакомымъ ей кучеромъ.

Въ письмѣ лежало пять рублей серебромъ за два докторскiе ягдташа! «Жду только первой пороши, писалъ докторъ, — чтобы отправиться на охоту за зайцами, а добычей самъ себѣ разрѣшаю подѣлиться съ вами”. Онъ очень сожалѣлъ что самъ на этотъ разъ не можетъ лично явиться, потому что сейчасъ же на недѣлю опять уѣзжаетъ, а вовсе не потому что принужденъ быль дать maman свое слово: оставить меня совсѣмъ одну. «Она и отъ всѣхъ вашихъ звакомыхъ, — писалъ онъ, взяла такое же слово, потому, думаетъ, что вы, видя всеобщее отчужденiе, скорѣе перестанете деградироваться въ глазахъ общества и, сознавъ всю абсурдность вашей заносчивой затѣи жить самостоятельно, собственнымъ умомъ и трудомъ, опомнитесь и вернетесь къ ней, чтобы сдѣлаться супругою monsieur Бѣлецкаго... «Не миновать вамъ видно съ нимъ «Исайя ликуя”!.. Это, впрочемъ, не мое, а ея предположенiе и даже уверѣнность”...

Я сгоряча тотчасъ же написала доктору, кàкъ въ пору пришлись мнѣ его деньги. Къ вечеру того же дня онъ былъ ужь у меня. Онъ отложилъ поѣздку совсѣмъ; а послѣ Крещенiя стала я его женою... Мы очень любили другъ друга всю жизнь, мои дѣтки! Дай ему Богъ царство небесное, доброму человѣку! Maman сначала отказала–было ему даже отъ практики въ ея домѣ, но потомъ принуждена была снова пригласить его, такъ какъ онъ отлично понималъ ея натуру и умѣлъ безъ аптечныхъ снадобiй умиротворять поддакиванiемъ ея нервные припадки.

— Я точно тетеревъ или селезень передъ нею! хохочетъ бывало онъ отъ нея возвратясь. — Чтó бы она мнѣ о тебѣ ни говорила, я ей все только: «такъ, такъ, такъ! такъ, такъ, такъ! такъ, такъ, такъ”!.. Даже жалованья сама мнѣ за это «такъ–такъ” прибавила, какъ ни досадно это ея повѣренному!.. Отличная она барыня, скажу я тебѣ, душа моя! Съ нею все можно сдѣлать, — только никакъ ужь не рѣзкостью правды! Для ея нѣжныхъ ручекъ эту колючую штуку — правду — слѣдуетъ оборачивать въ мякенькую корпiю, или въ ватку... Ты вотъ не знала этого, и такъ — мужикомъ — и рубнула ей съ плеча свой отказъ, ну она и на дыбы, потому мягкоуздая! Тебя вотъ можно покорить только любовью, а ее — только лестью! Надо знать чтó на кого лучше дѣйствуетъ, вотъ что–съ, упрямица вы моя задорная! А отличная, отличная она барыня все–таки!

Мы ее навѣщали и никогда съ нею не ссорились, но она печалила меня только тѣмъ что ни разу не спрашивала у меня о моихъ дѣтяхъ!.. Она ревновала меня и къ нимъ и къ моему мужу! Послѣ ея смерти узнали мы что Бѣлецкiй, безобидно для себя, отомстилъ мнѣ полнѣйшимъ раззоренiемъ ея имѣньица!.. Оказалось что и домъ уже былъ давно проданъ, и что она, не зная того, нанимала его уже года два.

— Вотъ сорокъ три рубля и сорок три копѣйки — всего только и осталось послѣ моего почтеннаго друга Людмилы Петровны! — плакалъ Бѣлецкiй (и такъ онъ оплылъ, постарѣлъ!) вручая моему мужу эту фатальную для меня цифру; но я до того струсила что попросила мужа сейчасъ же, по дорогѣ намъ, завезти эти «сорокъ три” въ дѣтскiй прiютъ, дѣтямъ на чай.

— Такъ–то–съ, друзья мои! заключила Анна Алексѣвна: — Это не сказочка, а быль, — а теперь вамъ уже и спать пора!

Саша давно уже спала, когда разсказъ былъ только еще на половинѣ.

С. Крапивина.

__________

ИЗЪ ГЕРМАНIИ.

Замѣтки объ университетских занятiяхъ въ Германiи.

Куно–Фишеръ (Лекцiи о Кантѣ, о «Фаустѣ»). Трейчке. («Исторiя политическихъ ученiй», «Исторiя французской революцiи»). Ноль (очеркъ историческаго развитiя музыкальной драмы, музыка будущаго, Вагнеръ и Бисмаркъ, Вагнеръ и принципы «истинной демократiи»). Вундтъ, Блюнчли и проч. Спецiализацiя въ наукѣ. Нацiонализмъ въ наукѣ. Общiй выводъ.

Около 10 августа н. ст. окончился лѣтнiй семестръ въ гейдельбергскомъ университетѣ. Проведши въ Гейдельбергѣ время съ самаго начала лекцiй въ истекшемъ семестрѣ, мы могли присмотрѣться къ ходу здѣшнихъ университетскихъ занятiй и полагаемъ, что настоящiя наши замѣтки о нихъ будутъ не лишены и нѣкотораго общаго интереса. Прежде чѣмъ повести рѣчь о характерѣ самыхъ занятiй, мы замѣтимъ, что значенiе каждаго университета, а тѣмъ болѣе въ Германiи, гдѣ такъ вошло въ обычай свободное передвиженiе студентовъ изъ одного университета въ другой, опредѣляется количествомъ слушателей и, съ другой стороны, большимъ или меньшимъ числомъ ученыхъ извѣстностей, занимающихъ каѳедры, — влiяющимъ, въ свою очередь, на степень посѣщаемости университета. Въ 1–мъ отношенiи гейдельбергскiй университетъ представляетъ за истекшiй семестръ слѣдующую цифру: разнаго рода записанныхъ слушателей въ немъ было 883*), что составляетъ довольно много, если принять въ соображенiе что въ Германiи болѣе двадцати университетовъ; впрочемъ при этомъ надо замѣтить что въ лѣтнiй семестръ здѣсь слушателей бываетъ всегда нѣсколько больше, чему значительно способствуетъ прекрасное мѣстоположенiе Гейдельберга (тоже самое можно сказать и объ университетѣ въ Боннѣ, лежащемъ въ одной изъ живописнѣйшихъ мѣстностей по Рейну, — такъ что оба университета даже заслужили кличку «BummleruniversitКt’овъ), — и въ Гейдельбергѣ, дѣйствительно, въ послѣднiй зимнiй семестръ было на 161 слушателя меньше, нежели этимъ лѣтомъ. Относительно 2 пункта, въ гейдельбергскомъ университетѣ на всѣхъ факультетахъ есть по нѣскольку каѳедръ, занятыхъ учеными, прiобрѣвшими обще–европейскую извѣстность; упомянемъ только имена тѣхъ, которые болѣе или менѣе извѣстны и нашей образованной публикѣ: на медицинскомъ факультетѣ преподаютъ — старикъ Арнольдъ, Симонъ, Фридрейхъ, Кюнэ; на естественномъ факультетѣ — Кирхгофъ, Бунзэнъ, Вундтъ; на юридическомъ — Блюнчли, Рэно, экономистъ Книсъ; на историко–филологическомъ отдѣлѣ философскаго факультета (какъ извѣстно обнимающаго въ нѣмецкихъ университетахъ историко–филологическiй, естественный и математическiй факультеты) особенно много извѣстныхъ именъ, — и понятно: представители его уже по общеобразовательному значенiю своихъ сочиненiй становятся, при надлежащей талантливости, скорѣе извѣстными обширнѣйшему отдѣлу публики, чѣмъ представители факультетовъ съ болѣе спецiальнымъ характеромъ, — таковы: Kуно–Фишеръ, ф. Трайчке, Ваттенбахъ, Барчъ (одинъ изъ лучшихъ теперь знатоковъ старофранцузской и провансальской литературы), орiенталистъ Вейлъ; молодой еще, но уже много сдѣлавшiй по исторiи музыки, особенно новѣйшей, — Ноль, филологъ Рúбекъ. Даже педагогiю — въ нѣмецкихъ университетахъ, обыкновенно мало занимаются этои наукой, такъ какъ въ Германiи существуетъ много спецiально назначенныхъ для подготовки педагоговъ учебныхъ заведенiй, — преподаетъ одинъ изъ извѣстнѣйшихъ, по крайней мѣрѣ въ Германiи, педагоговъ, профессоръ Стой...

Имѣя въ виду поговорить объ общеобразовательномъ значенiи университетскихъ занятiй въ Германiи за послѣднее время, я долженъ здѣсь ограничиться обзоромъ ихъ только въ предѣлахъ факультета историко–филологическаго, какъ общеобразовательнаго par excellence, обращая вниманiе на прочiе факультеты — (курсы которыхъ всегда идутъ въ болѣе или менѣе опредѣленныхъ рамкахъ спецiальности, по точной программѣ: ни по одному изъ нихъ не представляется возможнымъ такой свободный и разнообразный выборъ темъ для лектора, какъ на историко–филологическомъ факультетѣ)—лишь по стольку, по скольку они могутъ дополнять, въ видахъ общаго образованiя, предлагаемое историко–филологическими науками; или же, въ свою очередь, съ тою же цѣлiю заимствоваться отъ послѣднихъ.

Начнемъ съ болѣе посѣщавшихся курсовъ историко–филологическаго отдѣла. Извѣстный профессоръ Куно–Фишеръ читалъ въ прошломъ семестрѣ три курса: «Ученiе о логикѣ въ различныхъ философскихъ системахъ”, «О философiи Канта” и «О Фаустѣ Гёте въ смыслѣ критическаго изслѣдованiя его композицiи”. Намъ извѣстны только два послѣднiе курса, — оба они привлекали массу слушателей, такъ какъ, помимо интереса представляемаго самыми темами, изложенiе этого профессора (человѣка еще въ полномъ цвѣтѣ силъ) отличается необыкновенной ясностью, общедоступностью; такого мастерскаго резюмированiя, — причемъ пособiемъ служатъ чрезвычайно умѣло составляемыя схемы для сказаннаго, — рѣдко можно встрѣтить. Сверхъ того Куно–Фишеръ говоритъ необыкновенно чистымъ «hochdeutsch”, безъ всякихъ дiалектическихъ нюансовъ какъ въ выраженiяхъ, такъ и въ произношенiи (явленiе весьма рѣдкое между нѣмцами), и къ тому же владѣетъ прекраснымъ òрганомъ. Ученiе Канта было передано, при строгой научности и большой подробности, очень ясно и удобопонятно, такъ что изъ всѣхъ курсовъ съ общеобразовательнымъ характеромъ эти лекцiи, можетъ быть, должно назвать самыми удачными: въ каждую голову онѣ заронили нѣсколько новыхъ мыслей, расширили въ извѣстной степени умственный кругозоръ слушателей. Но еще больше оказали–бы онѣ пользы, еслибъ лекторъ заключилъ ихъ общей оцѣнкой Кантова ученiя, указалъ на значенiе его въ умственномъ обиходѣ и современнаго общества; но, къ сожалѣнiю, курсъ прекратился на изложенiи одной изъ спецiальныхъ частей системы Канта. Менѣе удачны были лекцiи Куно–Фишера о «Фаустѣ”, хотя онѣ пользовались вниманiемъ еще большаго числа слушателей; но послѣднее объясняется какъ популярностью этого гётевскаго произведенiя, такъ и бòльшею доступностью самаго предмета, тѣмъ болѣе что К.–Фишеръ мастерски декламируетъ, оживляя подчасъ свой и безъ того блестящiй «vortrag” живымъ остроумiемъ.

Достоинства комментарiя К.–Ф. заключаются въ слѣдующемъ: во–первыхъ онъ совершенно отказался отъ аллегорическаго объясненiя «Фауста” (и здѣсь онъ весьма метко указывалъ до какихъ дикихъ нелѣпостей договаривались комментаторы этого направленiя), къ чему, впрочемъ, его обязывалъ историко–критическiй характеръ его собственннхъ объясненiй. Объяснивъ историческую связь гётевскаго «Фауста” съ народной сагой объ этомъ магѣ, К.–Ф. прослѣдилъ сначала историческое развитiе послѣдней вплоть до Гёте, и затѣмъ показалъ ходъ созданiя гётевской трагедiи «Фаустъ” со всѣми его перерывами и модификацiями въ текстѣ пьесы. Благодаря такому прiему, К.–Фишеру удалось выяснить нѣкоторую двойственность въ характерѣ гётевскаго «Фауста”, доходящую порой до противорѣчiй и легко ускользающую при бѣгломъ чтенiи, особенно безъ знанiя данныхъ о томъ, какъ постепенно и подъ какими влiянiями шло у Гёте созданiе этого громаднаго произведенiя. Но такъ какъ К.–Ф. полагаетъ исключительно своимъ открытiе этой двойственности въ характерѣ «Фауста”, то онъ тѣмъ легче здесь и увлекся, такъ что уже подъискивалъ и подчеркивалъ противорѣчiя тамъ, гдѣ ихъ нѣтъ или онѣ естественно объясняются психологическими мотивами... Здѣсь неумѣстно вдаваться въ подробности; скажу только, что причиной такой двойственности въ «Фаустѣ” К.–Ф. считаетъ то обстоятельство, что сначала Гёте задался концепцiей народной саги о «Фаустѣ”, какъ магѣ въ его отношенiяхъ къ Духу природы (Erdgeist), а позже «Фаустъ” является у него титанической натурой; при этомъ, конечно, пришлось подмѣтить разницу и между Духомъ природы съ Мефистофелемъ — пуделемъ, его слугой, и Злымъ началомъ, выразителемъ котораго остается Мефистофель, начиная со сцены, въ которой онъ приходитъ къ Фаусту въ видѣ кавалера. Къ достоинствамъ лекцiи принадлежитъ и то, что Фишеръ чрезвычайно удачно выставилъ на видъ генiальное умѣнье Гёте двумя–тремя словами индивидуализировать личность, такъ что она является типомъ, — какъ напримѣръ въ сценахъ: За городскими воротами; Ауэрбахскiй Погребъ; ученикъ, Вагнеръ, Марта, Лизетхенъ и друг. — Недостатокъ же лекцiй о «Фаустѣ” заключался въ слѣдующемъ: слишкомъ мало было указано на преимущественно общечеловѣческое значенiе Фауста какъ типа; а это случилось тѣмъ легче, что К.–Ф. оставилъ совершенно безъ вниманiя вторую часть, которая совершенно необходима для истиннаго уразумѣнiя какъ цѣлой идеи произведенiя, такъ и типа подобнаго Фаусту. А разъ ограничившись разборомъ «Фауста”, какъ типа принадлежащаго исключительно нѣмецкой литературѣ, К.–Ф. неизбѣжно долженъ былъ слишкомъ много отвести мѣста исторiи Гретхенъ, при объясненiи типа которой онъ вдался въ тонъ, доходивший до сентиментальности и, благодаря этому, едвали вѣрно взглянуль на отношенiе, въ которомъ находится къ ней Фаустъ. И дѣйствительно, несомнѣнно что личностью Гретхенъ Фаустъ наиболѣе тѣсно связывается съ кругомъ национально–литературныхъ нѣмецкихъ произведенiй (самъ Фаустъ отнюдь не чисто–нѣмецкiй типъ, — вспомнимъ Фауста въ англiйской литературѣ).

Другая знаменитость гейдельбергской «Hochschule” — недавно перешедшiй изъ Берлина проф. фонъ–Трайчке (v. Treitschke). Въ послѣднее время онъ сталъ очень извѣстенъ, какъ одинъ изъ главныхъ представителей нацiонально–либеральной партiи въ парламентѣ и въ печати (его «Preussische JahrbЯcher”), а также и своими учеными этюдами, въ которыхъ главною задачей его было, большею частiю, оправданiе объединительныхъ стремленiй Пpycсiи, a въ послѣднее время — прославленiе прусскаго Staat'a и прусской политики. Въ истекшiй лѣтнiй семестръ онъ читалъ — «Исторiю политическихъ ученiй” и «Исторiю французской революцiи”. Какъ Куно–Фишеръ отличается блестящимъ «vortrag'oмъ”, такъ Трайчке просто убiйcтвенъ по своему устному изложенiю, хотя винить его за это отнюдь нельзя: онъ абсолютно глухъ и вслѣдствiе этого утратилъ всякую интонацiю, и въ его рѣчи, безъ малѣйшаго повышенiя или пониженiя голоса, вы не найдете никакого намека на точки и запятыя. Я упоминаю объ этомъ затѣмъ, чтобъ на этомъ примѣрѣ указать на рутинность, присущую нѣмцамъ: тѣ изъ нихъ, которые посѣщали лекцiи Трайчке, не смотря на то что «имѣютъ уши, чтобы слышать”, пренаивно утверждаютъ, что нѣтъ въ университетѣ лучшаго лектора, какъ Трайчке; а почему? потому что Трайчке ихъ любимецъ и вообще весьма популяренъ. Взглянемъ теперь на характеръ лекцiй этого столь популярнаго у нѣмцевъ профессора. Такъ какъ «Курсъ о политическихъ ученiяхъ” ограничился классической древностью и средними вѣками, то тутъ профессору не пришлось вполнѣ высказать свои, впрочемъ и безъ того извѣстные, политическiе идеалы, такъ что я объ этихъ собственно лекцiяхъ ничего не имѣю сказать. Наоборотъ, уже Введенiе въ исторiю французской революцiи представляло поводъ для профессора высказаться опредѣленнѣе и вотъ въ чемъ заключалось оно въ общихъ чертахъ: послѣ весьма неглубокаго и фразистаго опроверженiя извѣстныхъ нападокъ Шопенгауэра на исторiю, Трайчке первымъ дѣломъ восхвалилъ реформацiю, и неудачу оной во Францiи привелъ какъ главную причину позднѣйшихъ неудачь революцiонныхъ движенiй французскаго народа, — кстати въ этомъ же смыслѣ было сказано слова два и объ Австрiи. Эти нападки на католицизмъ и его духовенство теперь чрезвычайно популярны въ Германiи: ихъ встрѣтите и чуть не въ каждомъ № «Norddeutsche Allgem. Zeitung», и на сценахъ нѣмецкихъ театровъ, и въ самомъ завалящемъ «Winkelblatt’ѣ», изъ котораго черпаетъ свои политическiе и всякiе другiе принципы мѣстный SpiessbЯrger; — естественно что отъ такого популярнаго мотива не могъ отказаться и столь популярный профессоръ. Потомъ было заявлено, — хотя это дѣлается уже въ стотысячный разъ, — о томъ, что французская революцiя всего меньше принесла пользы самой Францiи; да и услуги, совершенныя ею для другихъ народовъ, по мнѣнiю профессора, преувеличены французскими историками, такъ какъ–де это былъ космополитическiй переворотъ: третье сословiе поднялось тогда «одновременно во всѣхъ странахъ” (?!). Когда зашла рѣчъ о войнахъ за освобожденiе, всѣ заслуги оказались исключительно на сторонѣ Пруссiи. Изъ французскихъ историковъ революцiи ни одинъ не нашелъ снисхожденiя предъ строгимъ сужденiемъ нѣмецкаго профессора; между тѣмъ за point de départ великаго переворота Трайчке признаетъ взятiе Бастилiи, — воззрѣнiе совершенно во вкусѣ французскихъ историковъ и тѣмъ болѣе странное, что уже многiе и между этими послѣдними видятъ въ этомъ фактѣ событiе внѣшнее, до извѣстной степени случайное и отъ котораго, въ сущности, ничто не стояло въ зависимости при дальнѣйшемъ ходѣ революцiоннаго движенiя. Заговоривъ о Наполеонѣ I, Трайчке назвалъ его генiальнымъ, но вѣроятно за то что онъ былъ, по мнѣнiю профессора, «BКndiger” революцiонныхъ идей; хотя, съ другой стороны, Наполеонъ у него оказывается ихъ лучшимъ пропагандистомъ въ Испанiи и Италiи, — и такова у Трайчке вѣрность исторической правдѣ, что о Германiи при этомъ не было упомянуто ни единымъ словомъ, ни даже о прирейнскихь земляхь, гдѣ до сихъ поръ еще сохранилъ силу Code Napoléon. Подъ конецъ было высказано, что для историка всего важнѣе точка зрѣнiя, общiй взглядъ (при чемъ умолчано было, comme de raison, что ихъ очень легко составлять по извѣстному рецепту, подгоняя подъ любую заднюю мысль). Въ заключенiе былъ намѣченъ вкратцѣ общiй ходъ французской революцiи, при чемъ лекторъ не скупился на нелестные для тогдашнихъ дѣятелей эпитеты, — напр. Робеспьеръ — ни больше ни меньше какъ фанатическая посредственность и т. д. въ этомъ родѣ. Изложенiе самыхъ фактовь французскаго движенiя конца прошлаго вѣка, конечно, чрезвычайно облегчалось для лектора огромнымъ количествомъ изслѣдователей вь этой области; къ тому же Трайчке вообще извѣстенъ мастерствомъ изложенiя, какъ писатель. Нечего прибавлять, что относительно французовъ говорилось далеко не въ дружелюбномъ тонѣ: щедро разсыпались замѣчанiя о ихъ невѣжествѣ, политической незрѣлости, поверхности ихъ ума и проч. Но всего болѣе поражало, что профессоръ позволялъ себѣ слѣдующiя выраженiя: «мы ненавидимь французовъ (wir hassen die Franzosen), какъ нашихъ заклятыхъ враговъ”, и вслѣдъ за этимъ шло cамовосхваленiе, а именно, что–де мы, нѣмецкiй народъ, все–таки безпристрастны и признаемъ что Францiя нѣкогда совершила услуги человѣчеству (а мы видѣли, какъ во Введенiи была урѣзана значительность этихъ услугь); но и послѣднее говорилось въ смыслѣ «tempi passati”; теперь же вожакомъ человѣчества является все она же, обновленная Германiя, das neue Deutsche Reich!.. Но до чего можетъ профанировать науку и нарушить достоинсгво всегда доселѣ умѣвшей сохранять его нѣмецкой университетской каѳедры, господинъ, подобный Трайчке (профессоромъ, въ истинномь смыслѣ слова, назвать его трудно уже изъ–за его неприличнаго для каѳедры тона; ученымъ — тоже, по отсутствiю въ немъ всякаго безпристрастiя; я назвалъ бы его «офицiознымъ публицистомъ, откомандированнымъ на каѳедру”), — это видно изъ его манеры говорить о славянахъ. Сопоставляя отношенiя нѣмцевъ къ французамъ съ таковыми же къ ихъ восточнымъ сосѣдямъ, прусскiй quasi–ученый выражается такъ: «ненависть же къ нашимъ восточнымъ сосѣдямъ, этимъ сарматскимъ дикарямь («jene sarmatische Wilden”) не умѣряется никакимъ чувствомъ симпатiи или уваженiя», и затѣмъ уже для этихъ бѣдныхъ сосѣдей не употребляется иныхъ наименованiй, какъ «sarmatisches Thier”, «slavicher Koth”, «sarmatischer Schmutz” etc... Какая разница съ этимъ въ тонѣ дѣйствительнаго представителя нѣмецкой науки, напр. Зибеля, у котораго мы слушали, года четыре назадъ, лекцiи тоже по исторiи французской революцiи: далеко не поклонникъ насильственнаго переворота и, конечно, ужь лучше зная, чѣмъ Трайчке, ошибки и слабости тогдашнихъ дѣятелей, онь постоянно умѣлъ сохранить тонъ достойный серьозности предмета. Еще бòльшая разница между этими профессорами въ степени безпристрастiя: тогда какъ Трайчке, пренебрегая вcѣми историческими данными, беззастѣнчиво утверждалъ что въ разгаръ французскаго движенiя, по проискамъ Россiи, привлекавшей къ себѣ Австрiю, было совершено на востокѣ Европы международное преступленiе: съ лица земли стиралась независимость польской нацiи (объ участiи же Пруссiи въ этомъ преступленiи Трайчке не упомянулъ ни единымъ словомъ), — профессоръ Зибель, будучи неменьшимъ почитателемъ Пруссiи, изложилъ совершенно безпристрастно исторiю раздѣленiя Польши. О ненависти къ сосѣдямъ у Зибеля, конечно, не было и рѣчи и онъ не разъ рекомендовалъ своимъ слушателямъ заняться, пока они молоды, изученiемъ славянскихъ языковъ, въ особенности русскаго, и указывалъ, ссылаясь для примѣра на себя и своихъ сверстниковъ по исторической наукѣ, какихъ важныхъ пособiй они чувствуютъ себя лишенными, не имѣя возможности пользоваться написаннымъ на этихъ языкахъ. Трайчке, по всей вѣроятности, такой потребности никогда не чувствовалъ. Я такъ распространился о тонѣ, которымъ иные наставники нѣмецкой молодежи позволяютъ себѣ выражаться съ каѳедръ, для того чтобъ показать, насколько неточны увѣренiя тѣхъ писателей въ Германiи, которые, желая содѣйствовать примиренiю французовъ съ нѣмцами, говорятъ что нѣмцы, въ противоположность французамъ, отнюдь не думаютъ кичиться надъ побѣжденными; что если въ первое время послѣ успѣха они и поддались ослѣпленiю славой, то теперь этотъ угаръ уже совершенно прошелъ и нѣмецкiй народъ не думаетъ относительно кого бы то ни было принимать вызывающее положенiе. Такъ «Hillebrand, заканчивая свою, впрочемъ въ совершенно благородномъ духѣ, съ неподдѣльной симпатiей къ французамъ и съ сознанiемъ высокихъ чертъ ихъ нацiональнаго характера написанную книгу: «Fronkreich und die Franzosen in d. 2–len HКl/te d. XIX Jhts.”, прямо спрашиваетъ: «гдѣ же теперь въ Германiи можно услышать голосъ самохвальства и высокомѣрнаго отношенiя къ французской и прочимъ нацiямъ?” Еслибъ этотъ голосъ раздавался въ отдѣльныхъ органахъ нѣмецкой журналистики, да въ «Kneipe”, за кружкой пива, то это не имѣло бы большаго значенiя; но когда подобные голоса раздаются съ каѳедръ, изъ устъ ловко добившихся извѣстности и тѣмъ болѣе импонирующихъ лекторовъ и выслушиваются молодежью — (и именно свѣжею молодежью, которая не знаетъ врага изъ непосредственнаго столкновенiя съ нимъ и которой тѣмъ легче привилось бы чувство международнаго братства, потребность котораго такъ ясно сознавалась и такъ глубоко чувствовалась лучшими людьми старой Германiи), напр. Кантомъ), — то дѣло выходитъ иное... И примѣръ Трайчке не единичный (за исключенiемъ недостойнаго тона, замѣченнаго нами единственно у этого лектора): на рѣдкой лекцiи, если представлялся сколько нибудь удобный случай, не приводились французы вь примѣръ то одного, то другаго просто человѣческаго нацiональнаго недостатка, — и чтò при этомъ всего печальнѣе — это дѣлалось какъ–то невольно. Чувствовалось, что эта несправедливость, это постоянное шиканированье относительно западныхъ сосѣдей упорно засѣло въ умъ нѣмца, производя въ немъ какой–то родъ аберрацiи. Вотъ для примѣра: Куно–Фишеръ — человѣкъ, безъ сомнѣнiя неспособный спуститься въ своихъ чувствахъ до низкаго уровня какого нибудь Трайчке, — объясняя сцену изъ «Фауста” — Кухня вѣдьмы — въ томъ смыслѣ, что въ ней представлена оборотная сторона человѣческой природы, или другими словами — толпа съ ея извращенными идеями и чувствами, которыми она только и руководится, — Куно–Фишеръ приводить въ примѣръ такого «verkehrte Welt” все тѣхъ же французовъ. «Предъ объявленiемъ войны Германiи”, — говорилъ онъ, — «былъ ли во Францiи хоть одинъ человѣкъ, который не воображалъ бы что вся германская армiя состоитъ изъ инвалидовъ да сторожей при ратушахъ? — но это ли не «Hexeneinmaleins?” Развѣ это замѣчанiе профессора о французахъ не умственная аберрацiя? Французамъ, немогшимъ спокойно спать послѣ событiй 1866 г., вдругъ приписатъ такое дикое понятiе о нѣмецкой армiи! И потомъ, если ужь допустить такую «Verkehrtheit” у французовъ, то чѣмъ она меньше была со стороны нѣмцевъ, которые, только наоборотъ, считали французовъ очень опасною силой, и единственно изъ этого опасенiя, какъ еще недавно заявилъ самъ Бисмаркъ въ извѣстномъ разговорѣ съ шлезвигъ–голштинскимъ депутатомъ Кригеромъ, — была включена пресловутая V статья Пражскаго трактата, доставившая Пруссiи столько докучной возни? Но Германiя должна оказываться теперь infaillible, — недаромъ же такъ враждуетъ она съ папствомъ: непогрѣшимый Пiй, непогрѣшимый Бисмаркъ!.. Даже въ дѣтскiй мiрокъ проникъ отголосокъ великой международной вражды: намъ не разъ приходилосъ слышать, какъ дѣти бранятъ другъ друга словами: «Du, Franzos!”...

Перейдемъ къ послѣдующимъ курсамъ. Молодой доцентъ Ноль (Nohl) въ этомъ семестрѣ сдѣлалъ очеркъ историческаго развитiя музыкальной драмы. Общiй характеръ его чтенiй будетъ понятенъ для всѣхъ нѣсколько знакомыхъ съ этой областью, когда мы скажемъ, что онъ совершенно раздѣляетъ съ Шопенгауэромъ его философское воззрѣнiе на музыку. Но такъ какъ онъ безусловный поклонникъ Вагнера, то конечно ему было удобно поставить въ связь возрожденiе нѣмецкаго музыкальнаго искуства въ новой формѣ «музыки будущаго” съ политическимъ возрожденiемъ германскаго народа подъ эгидой бисмарко–прусской имперiи и увѣрять слушателей, что Вагнеръ содѣйствовалъ послѣднему не менѣе самого канцлера; при чемъ, въ видѣ анекдота, передавалось о взаимномъ сочувствiи этихъ обоихъ возродителей. Въ заключенiе же были лекторомъ признаны исключительно за однимъ нѣмецкимъ народомъ — и способность проникаться жизнью природы, и ношенiе въ своей груди идеаловъ человѣчества во всей ихъ полнотѣ и цѣльности, и музыкальность, характеризующая якобы всѣ слои нацiи, и богатство народной пѣсни, какъ ни у одного изъ прочихъ народовъ. Просто приходилось дивиться, какъ можетъ молодежь, не конфузясь, выслушивать все это и выносить весь напускной паѳосъ, съ которымъ произносятся эти, не свидѣтельствующiя о хваленой скромности народа–побѣдителя (по крайней мѣрѣ въ лицѣ его интеллигенцiи), самовосхваленiя! Да, — въ придачу, Вагнеръ оказался, и выразителемъ якобы тоже теперь вносимаго въ мiръ нѣмцами принципа истинной демократiи, и именно благодаря тому обстоятельству, что въ строющемся для «Нибелунговъ” Вагнера въ Байрейтѣ театрѣ вовсе не будетъ устроено ложъ, а, на манеръ греческихъ театровъ, мѣста будутъ расположены амфитеатромъ, безъ всякихъ подраздѣленiй на разряды, всѣ въ одинаковую цѣну, такъ что–де лица всѣхъ сословiй какъ–бы сравниваются между собою въ храмѣ «новаго искуства”. Даже сами коронованныя особы принуждены будутъ сидѣть въ этомъ театрѣ въ тѣхъ же рядахъ, какъ и всѣ остальные смертные, — впрочемъ все же съ нѣкоторымъ отличiемъ: для нихъ оставляется верхнiй рядъ, — это ужь совершенно какъ у Гейне въ одномъ изъ посмертныхъ стихотворенiй: «unterthanigst guillotinirt...” — Изъ профессоровъ не историко–филологическаго отдѣла лекцiи общеобразовательнаго характера читалъ одинъ Вундтъ: по антропологiи, при наглядныхъ пособiяхъ. Этотъ извѣстный ученый излагаетъ предметъ весьма отчетливо, ясно, безъ всякихъ литературныхъ прикрасъ въ рѣчи и, постоянно придерживаясь положительныхъ фактовъ; онъ рѣдко позволяетъ себѣ дѣлать обобщенiя, какъ бы въ расчетѣ на полную толковость своего изложенiя, предоставляя это самимъ слушателямъ, тѣмъ болѣе что, давая имъ необходимый матерьялъ, онъ умѣетъ указать на существенные anhaltspunkt’ы. Но не смотря ни на интересъ этой науки, ни на солидную ученость лектора, въ его аудиторiи собиралось всегда очень мало слушателей, что отчасти также доказываетъ, что не безъ горечи сознаваемый лучшими умами Германiи недостатокъ въ стремленiи къ усвоенiю болѣе широкаго мiровоззрѣнiя, не позволяющаго съузиться умственному кругозору въ тѣсныхъ рамкахъ слишкомъ рано и, главное, исключительно избираемаго «Fach a”, въ нынѣшней нѣмецкой молодежи дѣйствительно существуетъ... Жаль что профессоръ долженъ былъ, за недостаткомъ времени, очень спѣшить, такъ что ограничился лишь самымъ существеннымъ; но первый отдѣлъ его курса (biologische Vorbegriffe) былъ очень обстоятеленъ и чрезвычайно интересенъ. — На юридическомъ факультетѣ большою популярностью пользовались лекцiи Блюнчли по международному праву: этотъ профессоръ уже давно пользуется извѣстностью, чему значительно содѣйствовала его дѣятельность какъ оффицiознаго публициста. По поводу этого ученаго здѣсь кстати будетъ замѣтить, что мы, русскiе, можетъ быть слишкомъ часто вѣримъ на–слово въ солидность иного изъ нѣмецкихъ представителей науки, тогда какъ, на дѣлѣ, иногда въ своихъ сочиненiяхъ онъ преспокойно дѣлаетъ заимствованiя изъ чужихъ трудовъ, благоразумно умалчивая объ этомъ, — слабость, за которую такъ часто упрекаютъ русскихъ и французскихъ ученых. Такой точно казусъ недавно случился съ Блюнчли, за что одинъ итальянскiй журналъ, въ своемъ отзывѣ о его новомъ трудѣ, очень тонко и посмѣялся над нѣмецкимъ ученымъ, не соблаговолившимъ–де упомянуть объ авторѣ и заглавiи того итальянскаго сочиненiя, изъ котораго онъ почерпнулъ все существенное въ своей новой работе. Кромѣ того, по отзывамъ русскихъ молодыхъ юристовъ (въ Гейдельбергѣ, въ истекшiй семестръ, было нѣсколько магистрантовъ съ юридическихъ факультетовъ изъ различныхъ русскихъ высшихъ учебныхъ заведенiй) нѣмецкiе профессора–юристы ведутъ свои курсы по слишкомъ общей программѣ и черезчуръ вдаются въ общiя мѣста. Это подтверждается и нашимъ собственнымъ наблюденiемъ: мы случайно присутствовали въ вѣнскомъ университетѣ при такъ называемомъ «examina rigorosa” кандидатовъ*) права; каждое изъ экзаменующихся лицъ испытывается безъ перерыва въ продолженiи 1¹/₂ часовъ изъ шести предметовъ, по ¹/₄ часа на каждый, — и вопросы предлагавшiеся, напримѣръ, изъ государственнаго и международнаго права, были совершенно общаго характера, испытывая экзаменующагося не столько относительно его познанiй въ данной наукѣ, сколько въ способности толково отнестись къ предмету. Мы убѣдились, что съ отвѣтами, данными экзаменовавшимся, у насъ нельзя бы было пройти успѣшно на кандидатскихъ экзаменахъ по юридическому факультету. Зная, что на экзаменѣ можно отдѣлаться болѣе или менѣе общими мѣстами, общими опредѣленiями, студентъ съ перваго почти курса принимается за диссертацiю и совершенно спецiализируется въ своихъ штудiяхъ, конечно въ ущербъ всесторонности своего развитiя. Такъ какъ мы заговорили о диссертацiи, составляющей обыкновенно завершенiе университетскихъ занятiй, то, не дѣлая прыжка, мы можемъ здѣсь перейти къ общимъ замѣчанiямъ о характерѣ современнаго университетскаго образованiя въ Германiи, которыя и будутъ какъ бы заключенiемъ изъ разсказаннаго выше о болѣе частныхъ фактахъ изъ этой сферы, подмѣченныхъ нами въ продолженiе истекшаго семестра.

Самой характерной чертой университетскихъ занятiй нѣмецкихъ студентовъ является ранняя спецiализацiя; это, отчасти, и вслѣдствiе того, что въ послѣднее время, какъ и въ нашихъ университетахъ, очень многiе изъ молодежи посвящаютъ себя изученiю естественныхъ наукъ, а въ этомъ случаѣ спецiализацiя создается какъ бы сама собою; но и на отдѣлѣ болѣе общеобразовательнаго характера — на историко–филологическомъ — замѣчается тоже самое. Этому, такъ сказать, небреженiю къ болѣе разностороннимъ занятiямъ, переступающимъ за рамки опредѣленнаго фаха, способствуетъ и оффицiальная сторона дѣла: тогда какъ прежде для студентовъ всѣхъ остальныхъ факультетовъ (даже медицинскаго) было обязательнымъ посѣщать хотя одинъ изъ курсовъ филологическаго факультета и сдавать по немъ экзаменъ, — теперь это требованiе упразднилось; а между тѣмъ вслѣдствiе этого послѣдняго обстоятельства происходитъ во первыхъ то, что студентъ съ болѣе спецiальнаго факультета можетъ уже вовсе не заботиться о предметахъ общеобразовательнаго характера, которые предлагаетъ преимущественно историко–филологическiй отдѣлъ, и такимъ образомъ получаетъ полную возможность зарыться въ свой фахъ. Во вторыхъ же, профессора на философскомъ факультетѣ, не имѣя у себя слушателей съ другихъ отдѣловъ, которыхъ они, конечно, не могли–бы по самому положенiю дѣла, угощать курсами, составленными на узко–спецiальныя темы, стали постепенно пренебрегать общеобразовательнымъ характеромъ своихъ чтенiй, ограничиваясь спецiальными курсами, напримѣръ, для филологовъ, историковъ, классиковъ и проч. Какъ тó, такъ и другое дѣлается въ ущербъ всесторонности университетскаго образованiя молодежи; и профессоръ Гольцендорфъ (въ «Gegenwart” за этотъ годъ) совершенно справедливо считаетъ прежнее положенiе дѣла чрезвычайно полезнымъ въ смыслѣ общаго развитiя студентовъ. Въ разговорахъ нашихъ даже съ медиками, у которыхъ ихъ спецiальныя занятiя, казалось бы, отнимаютъ все время, мы не разъ слышали, что возстановленiе прежняго правила было бы желательно. — Но развивающее и образовательное значенiе университетскаго ученiя зависитъ едва–ли еще не въ большей степени, — чѣмъ отъ многосторонней программы студенческихъ занятiй, — отъ самаго характера предлагаемыхъ имъ лекцiй. Изъ вышеизложеннаго въ первой половинѣ нашихъ замѣтокъ мы видимъ, на примѣрѣ одного изъ лучшихъ германскихъ университетовъ, что, сравнительно съ прежнимъ, и въ этомъ отношенiи произошло измѣненiе не къ выгодѣ учащихся: съ одной стороны замѣчается у преподавателей наклонность къ общимъ мѣстамъ, къ пережевыванiю старыхъ никому не нужныхъ теорiй; съ другой — къ буквоѣдной интерпретацiи, при которой уже совершенно упускаются изъ виду общiе принципы и идеалы. И въ придачу къ этому присоединяется, какъ мы показали выше, на примѣрахъ, узкiй нацiонализмъ, невольно нарушающiй спокойный и безпристрастный ходъ научнаго изложенiя и — что всего хуже — также невольно и незамѣтно для нихъ самихъ вызывающiй своего рода «аберрацiю ума” у преподавателей и ихъ слушателей, сказывающуюся такъ часто въ послѣднее время какъ въ ихъ учёныхъ, такъ и въ предназначающихся для публики работахъ. Результатомъ послѣдняго обстоятельства является утрата того чисто–гумманическаго духа въ нѣмецкой университетской наукѣ, который именно и заставлялъ ее всегда оставаться на высотѣ широкихъ общечеловѣческихъ идеаловъ, и преимущественно благодаря этому ея свойству прiобрѣлъ ей всюду, и по справедливости, глубокое уваженiе и любовь, побуждавшiя изъ всѣхъ странъ любознательную молодежь сходиться въ университеты старой Германiи. Такую, въ сущности неутѣшительную, перемѣну въ самомъ духѣ нѣмецкой академической науки сознаютъ и лучшiе между самими нѣмцами. На опасность для нея отъ этой узко–нацiональной окраски указывали уже такiе люди, какъ покойный Гервинусь, Максъ–Мюллеръ: еще недавно пр. Гольцендорфъ (въ «Gegenwart”) и пр. Лацарусъ (въ рѣчи: «Ein psychologischer Blick in unsere Zeit”) признали какъ одно изъ вѣрнѣйшихъ средствъ къ поднятiю, несомнѣнно падающей, по убѣжденiю Гольцендорфа, въ послѣднiе годы нѣмецкой науки въ университетахъ, именно возвращенiе къ тому общечеловѣческому, космополитическому, хотя отнюдь не исключающему разумнаго сознанiя нацiональныхъ идеаловъ и задачъ, началу въ наукѣ, съ какимъ она являлась въ дни дѣятельности Фихте, Шлегелей, Шлейермахера и другихъ...

Галле. 1883.

Jnn.

__________

ОТЪ РЕДАКЦIИ.

Эта интересная корреспонденцiя, передающая намъ живыя, непосредственныя впечатлѣнiя автора, касается очень важныхъ предметовъ и наводитъ на многiя мысли. Очевидно, что возбужденiе народнаго чувства въ Германiи въ настоящее время чрезвычайно сильно и охватило всѣхъ, отъ послѣдняго солдата до перваго ученаго. У насъ давно уже подсмѣиваются надъ этимъ разгаромъ нѣмецкаго патрiотизма; между тѣмъ въ сущности слѣдовало бы завидовать этому восторженному состоянiю, которое можетъ быть дастъ Германiи силу на новые подвиги въ наукѣ, въ искуствѣ, въ поэзiи, можетъ быть оплодворитъ многiя души... Конечно въ германскомъ нынѣшнемъ торжествѣ встрѣчаются и дикiя тевтонскiя выходки, проявленiя не народнаго самолюбiя, а такъ сказать народнаго себялюбiя; но изъ за подобныхъ уклоненiй, которыя неизбѣжны вездѣ и во всемъ, нельзя забывать существенную сторону дѣла. Нѣмцы истинно счастливы въ настоящую минуту; сбылись ихъ давнишнiя пророчества и давнишнiя желанiя; они сбросили съ себя наконецъ упрекъ въ политическомъ безсилiи, въ разрозненности, въ неумѣньи постоять за себя. Начиная съ тридцатилѣтней войны нѣмцевъ только били, всѣ били, даже турки; и вдругъ нѣмцы побили первую въ мiрѣ по своей воинственности нацiю; они соединились и образовали новую имперiю, которая можетъ надѣятся, что уже никогда не допуститъ свой народъ до прежняго жалкаго политическаго состоянiя, до прежнихъ униженiй. Тутъ есть чему порадоваться. Нѣмцы, которые бывало смотрѣли на англичанъ и французовъ почти съ такою же завистью, съ какою лакей смотритъ на знатнаго барина, теперь уже не имѣютъ причины завидовать: они достигли самой вершины политическаго положенiя.

Другой вопросъ: прочно ли это новое царство? Дѣйствительно ли въ немъ есть задатки крѣпкой, многообѣщающей жизни? Чтобы отвѣчать на этотъ вопросъ нужно обратиться къ духовной жизни народа, ибо народъ держится не войскомъ и живетъ не хлѣбомъ и мануфактурами, а тѣми идеями, которыми питаются его сердца и души. Вотъ предметъ, который для насъ всего любопытнѣе, и даже имѣетъ существенную важность, такъ какъ намъ русскимъ не избѣжать сильнѣйшаго влiянiя этихъ идей. Нѣмцы конечно превосходно знаютъ, что весь вопросъ во внутренней ихъ жизни, а не въ однѣхъ побѣдахъ надъ французами, и потому въ послѣднее время часто и съ различныхъ сторонъ говорили они о своей культурѣ, о ея нынѣшнемъ значенiи и о надеждахъ, которыя на нее можно возлагать.

Эта забота видна и изъ тѣхъ фактовъ, которые содержатся въ предъидущей корреспонденцiи. Профессора университетовъ безпрестанно сбиваются на главную тему, на существенный вопросъ. Трейчке превозноситъ реформацiю, Куно Фишеръ говоритъ о нацiональномъ значенiи Фауста и Гретхенъ, Ноль читаетъ курсъ о «музыкѣ будущаго”, и т. д. И нельзя удивляться, если при этомъ они смѣло отдаются чувству народной гордости. Нельзя не согласиться, что не только нѣмцы знаютъ, чѣмъ слѣдуетъ гордиться, но что у нихъ есть чѣмъ гордиться. Счастливые люди! Ихъ прошедшее, исполненное великихъ явленiй, уже само по себѣ составляетъ для нихъ источникъ силы, возбуждаетъ въ нихъ вѣру и любовь, которыя долго не изсякнутъ. А такiя явленiя какъ распространенiе идей Шопенгауэра и полная глубокихъ задачъ музыка Вагнера показываютъ, по крайней мѣрѣ, что нѣмецкое глубокомыслiе и художественное творчество еще живы, еще одушевлены самыми высокими стремленiями.

Изученiе того смысла, который носитъ въ себѣ нынѣшняя нѣмецкая культура, и тѣхъ движенiй, которыя въ ней обнаруживаются, есть для насъ дѣло первой важности. Извѣстный критикъ Юлiанъ Шмитъ справедливо объявилъ, что наши нигилисты и реалисты составляютъ только отраженiе того, что родилось и созрѣло въ Германiи. Такъ и во множествѣ другихъ вещей нѣмцы давно были и долго будутъ нашими учителями. Волей–неволей, чтобы выйти изъ положенiя школьниковъ и избѣжать презрѣнiя, часто совершенно заслуженнаго, намъ слѣдуетъ хорошенько понимать своихъ учителей.

—

ЛЮТЫЕ ЗВѢРИ И МАЛЫЯ ДѢТИ.

Вѣроятно вы слышали что по Звенигородскому уѣзду Московской губернiи уже больше двухъ мѣсяцевъ гуляетъ незванный гость, обитатель — не то африканскихъ пустынь, не то роскошныхъ лѣсовъ Индустана: необычный на нашей землѣ лютый звѣрь. Можетъ быть вы знаете также, что въ Московской губернiи это случается уже не въ первый разъ: въ одинъ изъ посдѣднихъ годовъ, чуть–ли не въ запрошлый, подобный же гость посѣтилъ Подольскiй уѣздъ; тогда звѣрь поѣдалъ дѣтей, и теперь поѣдаетъ. Сталъ звѣрь поѣдать дѣтей; поѣдаетъ ихъ мѣсяцъ, — узнала о томъ одна газета и извѣстила своихъ читателей вкратцѣ; поѣдаетъ звѣрь дѣтей другой мѣсяцъ, — другiя газеты перепечатали для своихъ читателей извѣстiе вкратцѣ, исполнивъ тѣмъ свой газетный долгъ; читатели прочли, ужаснулись, вздохнули или головой покачали — не знаю; но не озлобились они, не закипѣли негодованiемъ. Таковы мы, такова наша русская терпимость. Я увѣренъ что даже жители Звенигородскаго уѣзда, не смотря на весь свой переполохъ и великое аханье, въ большинствѣ не дошли ни до озлобленiя, ни до кипучаго негодованiя. Пройдеть бѣда, — изловятъ звѣря или самъ онъ загибнетъ отъ холода, — минетъ переполохъ, умолкнетъ аханье, и тогда, за исключенiемъ отцовъ и матерей разтерзанныхъ звѣремъ дѣтей, у всѣхъ остальныхъ останется въ головѣ и на сердцѣ нѣчто въ родѣ слѣдующаго: «Виноватъ, конечно, хозяинъ звѣринца... Все эти окаянные звѣринцы! Да что–жь дѣлать? вѣдь надо бѣдняку лромышлять чѣмъ–нибудь; нельзя же и мѣшать его бѣдному промыслу. Онъ, поди–ка, и самъ не мало набрался страху что вырвался звѣрь: знаетъ то же, что лютый много бѣдъ надѣлаетъ” и т. д.

Ужь таковы мы! И заговорилъ я о лютомъ звѣрѣ поѣдающемъ малыхъ дѣтей совсѣмъ не для того, чтобы возбудить въ читателяхъ злобу и негодованiе, а только для того, чтобъ указать на одинъ, немножко хватающiй за дущу эпизодъ изъ совершающейся въ Звенигородскомъ уѣздѣ много–актной трагедiи, — эпизодъ, весьма выразительно начертанный обитательницею села Покровскаго–Рубцова (близь города Воскресенска Московской губернiи), г–жею Ольгой Голохвастовой, въ письмѣ къ издателямъ «Московскихъ Вѣдомостей”. Вотъ этотъ эпизодъ:

«... въ четвергъ, 16–го августа, въ дер. Насоновѣ, въ пяти верстахъ отъ Звенигорода, въ мѣстности, гдѣ уже до того многократно появлялся звѣрь, двѣ девочки — Авдотья Тетерина, 13–ти лѣтъ, и Александра Лазарева, 5–ти лѣтъ, рвали горохъ въ разстоянiи ¹/₄ версты отъ деревни. Дѣло было подъ вечеръ, но еще засветло. Изъ оврага показался звѣрь; девочки съ обычнымъ крикомъ: «вoлкъ!” бросились бѣжать по направленiю къ деревнѣ. Авдотья Тетерина убѣжала впередъ, а маленькая Александра спотыкнулась и упала. Въ тоже мгновенiе звѣрь напалъ на нее и вонзилъ ей когти въ бока.

«Дуня! Дуня! не бросай меня!” закричала девочка, и убѣжавшая — было Дуня вернулась.

«Тутъ дѣло принимаетъ невѣроятный, почти сказочный оттѣнокъ, но говорю со словъ крестьянина Егора Тетерина, отца Дуни, давно и хорошо извѣстнаго мнѣ наравнѣ со всѣмъ семействомъ. Не имѣя ничего для обороны, Дуня стала толкать ногой въ голову звѣря: «каторжный, поселенный, брось дѣвочку!” кричала она. Звѣрь рычалъ страшно, однако–жь не выпускалъ изъ когтей добычи. Тогда Дуня, по ея собственному выраженiю, такъ остервенѣла, что снявъ съ ноги свой тяжелый отъ прилипнувшей грязи башмакъ, стала бить имъ звѣря по мордѣ, не давая ему грызть лежавшую подъ нимъ дѣвочку. Въ эту минуту подоспѣли бабы, бывшiя на жнитвѣ, въ томъ числѣ и мать Дуни, Василиса Тетерина. Тутъ только звѣрь оставилъ свою жертву и побѣжалъ обратно въ оврагъ. Дуня швырнула ему вслѣдъ своимъ башмакомъ и, не помня себя, сама побѣжала въ оврагъ, не слушая отчаянныхъ криковъ матери. Она вернулась цѣла и невредима, но вся помертвѣвшая отъ страху, и всю ночь затѣмъ истерически прорыдала”.

Дальше сказано что неизвѣстно, будетъ ли жива дѣвочка Александра Лазарева: раны у ней на бокахъ очень глубоки, хотя повреждены только мягкiя части, ребры же и грудь цѣлы.

Продолжалась ли сцена какихъ–нибудь пять минутъ, — а главное дѣйствующее лицо — Дуня выразилась въ ней вся... «Дуня! не бросай мeня!” — и убѣжавшая Дуня вернулась... къ страшному звѣрю. «Каторжный, брось дѣвочку!” И эти отчаянные, остервененные удары башмакомъ, и эта стремительная, въ порывѣ самозабвенiя, погоня за звѣремъ, и помертвѣлое отъ страху лицо, и истерическiя рыданiя... Вы узнаёте эту женскую душу, созданную изъ инстинктивнаго самоотверженiя, нѣжности, любви и скорби? Не узнаёте? такъ извините, что я отвлекъ васъ этой маленькой Дуней отъ другихъ, можетъ быть болѣе важныхъ предметовъ.

А. П.

КРИТИКА И БИБЛIОГРАФIЯ.

Свобода, равенство и братство.

Liberty, equality, fraternity, by James Fitzjames Stephen. Lond. 1873. Das Princip des Sittlichen, von J. H. Kirchmann. Berlin. 1873.

III

Братство

Философы съ давняго времени занимались анализомъ нравственной идеи и отыскивали источникъ нравственнаго начала въ человѣкѣ. Стоики, съ Зенономъ, остановились на той мысли что источникъ нравственнаго начала — разумъ, и добродѣтельная жизнь есть не что иное какъ жизнь сообразная съ природой; счастливая жизнь есть не что иное какъ жизнь нравственная, съ устраненiемъ всякаго дѣйствiя чувственныхъ побужденiй. Эта система оказалась и въ теорiи, и на практикѣ несостоятельною. Исправить ее и дополнить предпринялъ Эпикуръ. По его мнѣнiю побужденiя дѣйствiй человѣческихъ имѣютъ свой источникъ не въ разумѣ, а въ чувствахъ, и всѣ добродѣтели выводятся изъ одного основанiя — изъ пользы. Вслѣдствiе того заключилъ онъ что разумъ вовсе не служитъ источникомъ добродѣтели, а правиломъ жизни служитъ желанiе. Эпикуръ имѣлъ въ виду не чувственное только желанiе, не желанiе минуты, но высшее, духовное желанiе, направленное къ благополучiю или счастью, въ высшемъ и общемъ его значенiи. Такъ Эпикуръ, путемъ очищеннаго желанiя, доходилъ до одинаковаго съ Зеноновымъ ученiемъ идеала жизни сообразной съ природою въ которой полагалось счастье. Несостоятельною оказалась и эта система, наравнѣ съ системою стоиковъ, потому что нн въ той ни въ другой не было мѣста особливому нравственному побужденiю природы человѣческой и сознанiю нравственнаго долга.

____

Ничто не ново подъ луною. Эпикурову ученiю суждено было возродиться въ наше время, по слѣдамъ Бентама, въ новѣйшей системѣ утилитаризма. Милль явился проповѣдникомъ утилитарнаго начала, долженствующаго, по мнѣнiю его, служить замѣною начала нравственнаго. Основанiемъ его служитъ не сознанiе личнаго долга, а мысль направленная ко всеобщему благополучiю. За тѣмъ признается уже ненужнымъ рѣшенiе вопросовъ о добрѣ и злѣ, о нравственномъ и безнравственномъ. «Основанiемъ утилитарной нравственности, говоритъ Милль, служитъ соцiальное чувство въ человѣчествѣ — желанiе быть въ единствѣ съ подобными себѣ. Оно есть въ природѣ человѣческой, начало великой силы, и способно усиливаться съ теченiемъ времени. Соцiальное состоянiе такъ естественно, такъ необходимо, такъ обычно человѣку что онъ и вообразить себя не можетъ иначе какъ членомъ общественнаго тѣла. И такъ всякое условiе, существенное для соцiальнаго состоянiя, мало по малу прививается къ сознанiю человѣка о томъ состоянiи въ которомъ онъ родился и которое составляетъ судьбу человѣческаго существа. Общенiе же между людьми (кромѣ отношенiй раба къ господину) очевидно возможно при томъ лишь условiи чтобы принимаемы были въ соображенiе общiе интересы всѣхъ и каждаго. Общенiе между равными можетъ существовать тогда только когда интересы всѣхъ и каждаго принимаются въ соображенiе равномѣрно. Съ каждымъ поколѣнiемъ люди приближаются все больше и больше къ такому состоянiю въ которомъ иначе и жить невозможно какъ на условiяхъ такого равенства... Укрѣпленiе соцiальныхъ узъ, при здоровомъ развитiи общества, усиливаетъ въ каждомъ отдѣльномъ человѣкѣ личное побужденiе соображаться во всемъ съ благосостоянiемъ всѣхъ прочихъ членовъ общества. Мало по малу самое чувство его отождествляется съ мыслью объ общемъ благосостоянiи, и эта мысль лрiобрѣтаетъ значенiе инстинкта”.

Съ точки зрѣнiя Стифена, и на судѣ здраваго смысла, такая теорiя не можетъ не казаться мечтательною идеализацiей человѣческой природы. Милль убѣжденъ въ томъ что если оставить людей свободными отъ всякаго стѣсненiя и уравнять между собою на сколько возможно, они по природѣ станутъ братски обращаться другъ съ другомъ и дѣйствовать въ гармоническомъ союзѣ, къ общему благу. Это мечта, говоритъ Стифенъ. Многiе люди — совсѣмъ злые, большинство — равнодушныхъ, и есть много добрыхъ людей. При томъ равнодушные люди обращаются то въ ту, то въ другую сторону смотря по обстоятельствамъ, и особенно смотря по тому, на чьей сторонѣ сила — на сторонѣ злыхъ или добрыхъ. Сверхъ того между всѣми классами людей есть, и всегда будутъ, дѣйствительные поводы къ враждѣ и ссорамъ, и даже добрые принуждены часто быть между собой во враждебномъ отношенiи — или потому что есть у нихъ противоположные интересы, или потому что они о самомъ добрѣ оказываются въ разномыслiи. Допуская что мѣриломъ нравственнаго начала можетъ служить потребность всеобщаго благосостоянiя, Стифенъ утверждаетъ что эта потребность, и соотвѣтствующее ей нравственное правило — могутъ быть опредѣлены, только никакъ не по идеалу тѣхъ людей для которыхъ правило должно быть обязательно, а по тому идеалу человѣческой жизни, который имѣетъ въ виду законодатель нравственнаго кодекса. Чтò такое благосостоянiе, или счастье (happiness), объ этомъ не можетъ быть единства въ общемъ мнѣнiи. Счастье — понятiе въ высшей степени неопредѣленное, и основывать на этомъ смутномъ понятiи всеобщую систему нравственности — значитъ строить зданiе на пескѣ.

Но и законодатель и моралистъ и всякiй человѣкъ, кто бы ни былъ, расположенъ заботиться о благополучiи своемъ и друзей своихъ больше, чѣмъ о всеобщемъ благополучiи. Милль настаиваетъ на томъ что «всякiй долженъ, по строгой справедливости, относиться къ своему и къ общему благополучiю также безразлично, какъ бы онъ былъ въ качествѣ сторонняго безпристрастнаго зрителя”. Въ дѣйствительности же можно сказать что жизнь каждаго человѣка есть постоянное отрицанiе такого безпристрастiя: почти всякiй проводитъ жизнь свою въ соображенiи способовъ къ устройству благополучiя себѣ и своимъ близкимъ, не вводя при томъ ни въ какой расчетъ благополучiя прочихъ людей. Даже больше того: такова природа человѣческая что въ ней невозможно отличить и отдѣлить личные мотивы отъ соцiальныхъ. Всякiй разъ когда мы хотимъ сдѣлать другимъ прiятное, мы сознаемъ что это намъ самимъ прiятно, и оттого происходитъ наше желанiе. Человѣкъ такъ тѣсно привязанъ къ собственному центру, что говоря объ отношенiяхъ его къ самымъ близкимъ людямъ, приходится употреблять термины означающiе ощущенiя личнаго довольства или недовольства. Человѣкъ по природѣ не можетъ отрѣшиться отъ своего я, также какъ не можетъ отдѣлиться отъ своей тѣни. Человѣчество есть тоже я, написанное огромною буквой, и любовь къ человѣчеству означаетъ вообще ревность къ моему понятiю о томь, чѣмъ должны быть люди и какъ должны жить. Кто не любитъ роднаго своего брата, котораго видитъ, способенъ воображать что любитъ своего двоюроднаго брата, который гдѣ–то далеко живетъ, котораго ни разу не видѣлъ и никогда не увидитъ. Нельзя отрицать дѣйствительные факты: себялюбiе есть природный источникъ, изъ котораго происходятъ всѣ, и самыя широкiя формы человѣческаго благоволенiя, изъ котораго беретъ свои основы самая филантропiя. Странно заблуждается Милль, когда думаетъ что это натуральное чувство благоволенiя къ себѣ и къ своимъ людямъ можетъ, само по себѣ, постепенно измѣнить характеръ, возвыситься въ чувство общаго благоволенiя къ роду человѣческому, и въ этомъ видѣ даже получить значенiе новой религiи, столь глубоко проникнутой этимъ чувствомъ, что Милль даже опасается какъ бы оно современемъ не послужило къ ущербу личной свободы!! Нѣтъ, это мечта. Утилитарная нравственность не можетъ сама въ себѣ утвердить свою санкцiю: ей потребна внѣшняя, высшая санкцiя.

Эту санкцiю она можетъ найти только въ религiи, то есть вь опредѣлительномъ сознанiи религiознаго факта, — въ сознанiи бытiя Божiя и будущей жизни: сама по себѣ, она не въ состоянiи быть религiей обязательной для всего человѣчества. Намъ трудно и представить себѣ, въ нынѣшней обстановкѣ, такое состоянiе духа, въ которомъ нѣтъ не только положительной вѣры въ Бога и будущую жизнь, но нѣтъ даже и сомнительнаго предположенiя возможности Бога и будущей жизни. Мы не можемъ вполнѣ разсудить о послѣдствiяхъ безбожiя по дѣйствiямъ людей которые воспитаны въ той вѣрѣ что есть Богъ, или выросли посреди народа вѣрующаго въ Бога; но еслибъ такое состоянiе было, то въ немъ по необходимости измѣнились бы совершенно нравственныя понятiя и особенно представленiя человѣка объ отношенiи его къ другимъ людямъ. Допускаю что нѣкоторые люди, но особеннымъ качествамъ духовной своей природы, могли бы остаться при нынѣшнемъ нравственномъ сознанiи; но меня нисколько не восхищаетъ тa новая религiя, которую эти люди могли бы себѣ составить изъ правилъ простой нравственности. По моему мнѣнiю, расположенiе и способность къ принятiю такой религiи — обличаютъ не силу, а слабость духа, и почти неизбѣжно соединяются съ самообольщенiемъ. Какъ бы ни была совершенна такая натуральная религiя, она не можетъ вести человѣка далѣе той черты, на которой начинается самопожертвованiе.

Въ ежедневной жизни, и въ общихъ понятiяхъ, мы не смущаемся вопросами о всеобщемъ братствѣ. Простой человѣкъ разсуждаетъ такъ простымъ смысломъ: я желаю добра себѣ, своему семейству, друзьямъ своимъ. Я преданъ благу своего отечества. Я стараюсь дѣлать добро всякому кому случится. Но если, въ теченiе жизни, встрѣтятся мнѣ люди, которые захотятъ обойтись со мною или съ близкими моими повражески — я знаю что повражески обойдусь съ ними. Покажите мнѣ извѣстное лицо съ извѣстнымь дѣломъ, и я скажу кто онъ — другъ мнѣ или врагъ”.

Но поклонникъ натуральной религiи братства не можетъ говорить такъ. Онъ повиненъ любить все человѣчество. Пусть онъ объяснитъ мнѣ почему. Но объяснить это онъ не можетъ. Не можетъ потому, что самъ онъ, по большей части, отвергаетъ рѣшительно единственный фактъ, на которомъ могло бы утверждаться такое ученiе — именно то что Богъ сотворилъ всѣхъ людей и велѣлъ имъ любить другъ друга. А какъ безъ этого заставить людей любить другъ друга, — понять невозможно. Вотъ въ чемъ состоитъ коренное самообольщенiе доктрины.

Требуется чудо. Насъ хотятъ увѣрить что это чудо можетъ совершить сила прогресса и цивилизацiи. Говорятъ что съ умноженiемъ капиталовъ всякаго рода, съ развитiемъ физическаго знанiя, со всеобщимъ распространенiемъ удобствъ жизни, непремѣнно усилится и чувство взаимнаго благоволенiя. Въ дѣйствительности же происходитъ совсѣмъ противное. Все направленiе новѣйшей цивилизацiи клонится къ тому, чтобы человѣку удобно было быть одному въ своемъ положенiи и устраивать свои собственные интересы; а съ развитiемъ свободы и равенства это чувство непремѣнно должно усиливаться. Съ уменьшенiемъ всякаго стѣсненiя до наименъшихъ размѣровъ, всѣ люди станутъ приближаться къ одному плоскому уровню, и въ каждомъ человѣкѣ будеть уменьшаться способность возбуждать и привлекать воображенiе и чувство. Въ такомъ состоянiи общества будетъ безъ сомнѣнiя великое множество митинговъ всякаго рода и филантропическихъ ассоцiацiй, но мало будетъ возбужденiй для патрiотизма или для духа общественнаго. Много было высказано общнхъ мѣстъ о томъ, что чувство патрiотизма слабѣетъ по мѣрѣ распространенiя роскоши и комфорта; но во всѣхъ этихъ рѣчахъ гораздо больше правды, нежели въ тѣхъ общихъ фразахъ, которыя нынѣ повсюду слышишь объ усиленiи любви къ человѣчеству съ распространенiемъ цивилизацiи. Безспорно, цивилизацiя ведетъ къ тому, что людямъ становится ненавистна самая мысль о страданiи или нуждѣ, какъ въ своемъ лицѣ, такъ и въ лицѣ всякаго, кого бы то ни было. Цивилизацiя располагаетъ людей разсуждать и говорить другъ съ другомъ о чужихъ дѣлахъ въ духѣ взаимнаго сочувствiя и учтивости съ комплиментами, а отъ времени до времени сь великимъ негодованiемъ и яростью; но отъ этого расположенiя до любви очень еще далеко.

Пo правдѣ сказать, родъ человѣческiй — совокупность такая громадная, такая разнообразная, такъ мало извѣстная, что невозможно любить его дѣйствительною повальною любовью. Можно развѣ вообразить что любишь нѣкоторыхъ воображаемыхъ его представителей, которые при ближайшемъ разсмотрѣнiи оказываются олицетворенною нашею мечтою.

Братство не можетъ быть религiей. Религiи не можетъ составить, само по себѣ, ни одно свойство человѣческой природы, ни одна страсть человѣческая. Отдѣльное свойство можетъ быть въ религiи только однимъ изъ многихъ дѣятелей. Если предоставить людей себѣ самимъ, ихъ свойства, желанiя и страсти рано или поздно найдутъ себѣ какой нибудь уровень. Устроится какъ нибудь общiй бытъ, соцiальное учрежденiе. Измѣните относительную силу той или другой страсти — измѣнится такъ или иначе и соцiальное устройство. Все это не есть еще религiя. Религiя означаетъ установленiе и общее признанiе опредѣлительнаго ученiя о человѣческой жизни и о взаимныхъ отношенiяхъ людей между собою и къ мiру, — такого ученiя, которое должно быть руководствомъ для жизни. Религiя непременно должна заключать въ себѣ не одинъ только элементъ чувства, но и фактическiй элементъ; фактическiй элементъ и составляетъ существенную основу, на которой утверждается чувство и которою самое свойство его опредѣляется. Безъ этого основанiя религiя быть не можетъ. Возьмемъ четыре образца вѣрованiя.

1) Вѣруйте во все то что содержится въ Символѣ Вѣры. Вѣруйте и живите по этой вѣрѣ.

2) Единъ Богъ и Магометъ пророкъ его. Живите какъ велѣлъ Магометъ.

3) Всякое бытiе есть зло, и кто позналъ глубину духа, того все желанье — освободиться отъ бытiя. Вотъ вамъ правило жизни: если будете жить такъ, освободитесь скоро.

4) Безконечно могущественное верховное Божество всѣхъ васъ устроило въ касты и каждой кастѣ дало свои правила для жизни. Васъ ожидаютъ страшныя казни, если будете жить не такъ какъ вашей кастѣ положено. Вся природа исполнена невидимыхъ силъ пребывающихъ въ разныхъ предметахъ естества. Покланяйтесь имъ и молитесь.

Вотъ религiи въ собственномъ смыслѣ слова. Каждая изъ нихъ представляетъ систему, въ самой себѣ заключенную, полную, содержитъ положительныя правила, могущiя служить практическимъ руководствомъ для жизни. Ни одного изъ такихъ положенiй не можетъ выставить ученiе, которое Милль называетъ верховною санкцiей нравственности. Все что изъ него можно выжать, состоитъ въ слѣдующемъ: «Любите все человѣчество. Нынѣ уже дѣйствуютъ такiя побужденiя, которыя рано или поздно, когда нибудь приведутъ людей къ тому, что они будутъ любить другъ друга”. Это можно назвать добрымъ совѣтомъ, можно назвать пророчествомъ; но это не религiя. Если человѣкъ не приметъ совѣта, не повѣритъ пророчеству — слова остаются праздными. Въ нихъ нѣтъ вовсе нудящей силы in invitos, а масса людей всегда и повсюду состояла изъ упорныхъ, или, по крайней мѣрѣ, равнодушныхъ, относительно всякой религiи. Для того чтобы придать этимъ словамъ нудящую, религiозную силу, иного средства нѣтъ, какъ совокупить ихъ съ положительнымъ утвержденiемъ факта, относящагося къ человѣчеству и къ человѣческой жизни.

Какой же такой фактъ совокупитъ съ этими словами гуманитарная религiя? Развѣ что такой: родъ человѣческiй есть огромное соединенiе пузырей, которые поминутно лопаются и исчезаютъ. Никто этихъ пузырей не создавалъ и никому неизвѣстно откуда они явились. О, пузыри! любите другъ друга съ нѣжностью! — Пожалуй, это тоже религiя своего рода, но какая жалкая! «Станемъ ѣсть и пить: вѣдь умремъ завтра!” «Не будь слишкомъ праведенъ: зачѣмъ губить себя?”

— Кто мой братъ? Этотъ вопросъ прямо зависитъ отъ другаго вопроса: есть ли Богъ промышляющiй о человѣческомъ обществѣ — есть ли Провидѣнiе? Если нѣтъ, — нравственность есть простой фактъ, не болѣе. Нѣкоторыя правила внѣшняго поведенiя фактически способствуютъ человѣческому благополучiю. Верховною санкцiей этихъ правилъ служитъ — личный вкусъ каждаго. Но если есть Провидѣнiе, нравственность уже не простой фактъ: она становится закономъ. Вѣра въ Провидѣнiе означаетъ, что и физическiй мiръ и нравственный мiръ одинаково входятъ въ сферу сознательнаго устройства и расположенiя; что люди — члены мiра нравственнаго — выступаютъ за предѣлъ матерiальнаго мiра въ которомъ поставлены, и что законъ возложенный на нихъ — есть добродѣтель, то есть навыкъ дѣйствовать по началамъ направленнымъ къ благополучiю людей вообще, и въ особенности къ тѣмъ видамъ благополучiя которые имѣютъ отношенiе къ пребывающему, вечному элементу человѣческой природы... Изъ двухъ системъ — одна не даетъ никакого, другая даетъ рацiональное объясненiе сознанiю, что добродѣтель есть долгѣ человѣка. Если законъ добродѣтели — законъ божiй, то быть добродѣтельнымъ — есть долгъ. Гдѣ нѣтъ законодателя, тамъ нѣтъ закона, гдѣ нѣтъ закона, тамъ не можетъ быть долга, хотя можетъ быть особливое природное расположенiе дѣлать то что относилось бы къ долгу, когда бы былъ законъ. Расположенiе это можетъ быть и наследственное; но во всякомъ случаѣ, когда человѣкъ сознаетъ что чувство долга въ немъ не болѣе какъ фактическое свойство, не имѣющее прочной основы, и что оно стѣсняетъ его, неудобно для него, ему очень легко отъ него освободиться.

Но уже время заключить нашу статью о книгѣ Стифена. Изо всего что приведено нами, читатель видитъ что это произведенiе — глубокой, сильной и мужественной мысли, — одно изъ самыхъ замѣчательныхъ явленiй нынѣшняго года въ англiйской литературѣ. Не только въ сочувственныхъ съ авторомъ, но и въ радикальныхъ журналахъ книга эта встрѣчена съ серьознымъ уваженьемъ. Нѣтъ сомнѣнiя что по поводу ея возникнетъ интересная полемика.

Въ заключенiе приводимъ послѣднюю рѣчь автора, которою заканчивается книга.

«Есть талантъ, который стóить всѣхъ другихъ талантовъ взятыхъ вмѣстѣ, въ дѣлахъ человѣческихъ. Это — способность судить вѣрно по несовершеннымъ матерiаламъ; можно назвать ее, пожалуй, способностью вѣрно угадывать истину. Этой способности не научатъ никакiя правила, даже опытомъ не всегда удается добыть ее. Она часто соединяется съ нѣкоторою мѣшкотностью и даже тупостью мышленiя, и съ неумѣньемъ выразить мысль. Существенное въ ней то что она видитъ вещи какъ онѣ есть, безъ преувеличенiя и безъ страсти; но можно ли видѣть вещи какъ oнѣ есть, и какъ можно? Просто — открыть глаза и смотрѣть во всю широту зрѣнiя. Всѣ дѣйствительно важные вопросы разрѣшаются — не аргументацiей отъ извѣстныхъ посылокъ къ необходимому выводу, а мудрымъ выборомъ между нѣсколькими возможными взглядами на дѣло.

Я думаю что эта мысль справедлива и въ отношенiи къ религiозному вѣрованiю. Возможно имѣть въ виду нѣколько связныхъ, осмысленныхъ взглядовъ на тотъ или другой предметъ, и всѣ они, поколику основаны на фактахъ, могутъ быть вѣроподобны. Обсуждая здравымъ разумомъ факты, на коихъ эти взгляды основаны и соображая связь ихъ съ другими предметами, можно привести себѣ въ ясность, сколько взглядовъ возможно себѣ составить, и который изъ нихъ наиболѣе вѣроподобенъ. Когда такимъ образомъ сознанiе остановится на нѣсколькихъ взглядахъ на жизнь, имѣющихъ внутреннюю связь и разумное основанiе, — остается человѣку справиться съ слѣдующими вопросами: что ты думаешь о себѣ? Что ты думаешь о мiрѣ? Признаешь ли ты себя просто машиною, и свое сознанiе — результатомъ механическихъ силъ? Мiръ представляется ли тебѣ просто существующимъ фактомъ, и ничѣмъ кромѣ того? Вотъ вопросы на которые всякiй обязанъ себѣ отвѣтить, какъ ему угодно. Это загадки Сфинксовы: какимъ путемъ ни пойдемъ, непремѣнно встрѣтимся съ ними. Если рѣшаемся вовсе оставить ихъ безъ вниманiя и безъ отвѣта, — наша воля. Если даемъ отвѣтъ нерѣшительный, опять наша воля, но и въ томъ и въ другомъ случаѣ — нашъ и страхъ. Если человѣкъ предпочитаетъ отвернуться вовсе отъ Бога и отъ будущаго — кто можетъ запретить ему? Нѣтъ возможности убѣдить его въ противномъ, явственно доказать ему что онъ ошибается. Наоборотъ, если человѣкъ сдѣлалъ свой выборъ въ другую сторону — никто не въ силахъ и ему доказать что онъ ошибся. Всякiй въ правѣ дѣйствовать по своему лучшему усмотрѣнiю, и если не такъ дѣйствуетъ, такъ для него хуже.

Всѣ мы въ положенiи путника на горныхъ вершинахъ, въ узкомъ проходѣ, гдѣ отовсюду дуетъ снѣжная метель и туманъ слѣпитъ ему очи. Сквозь туманъ виднѣются кое гдѣ тропинки, но которая изъ нихъ безопасна? Остановиться на мѣстѣ — значитъ замерзнуть. Выбрать невѣрную тропу — разбиться до смерти. И которая тропинка вѣрная — кто знаетъ? Что намъ дѣлать въ такомъ положенiи? «Будь твердъ и мужественъ, не страшись и не бойся” (Второзак. XXXI. 6–7 — Слова Моисея Iисусу Навину). Сколько разумѣешь правды, действуй въ правду;—сколько есть надежды въ душѣ, живи во всей надеждѣ — и прими твердымъ духомъ все что будетъ твоимъ удѣломъ. А главное — не обольщайся никакой мечтою и не лги ни себѣ ни другимъ, но иди путемъ своимъ, куда–бы онъ ни привелъ, очистивъ взоръ и поднявъ голову. Еслибъ и все кончилось со смертью, — нельзя встретить смерть достойнѣе. А когда не все — то войдешь въ иную страну прямымъ человѣкомъ, безъ софизмовь на устахъ, и безо всякой маски”.

* * *

____

Докладъ Высочайше утвержденной коммиссiи для изслѣдованiя нынѣшняго положенiя сельскаго хозяйства и сельской производительности въ Россiи.

Еще въ маѣ вышелъ изъ печати «Докладъ Высочайше учрежденной коммиссiи для изслѣдованiя нынѣшняго положенiя сельскаго хозяйства и сельской производительности въ Россiи”, изданный въ форматѣ обыкновенной писчей бумаги и состоящiй изъ пяти отдѣльныхъ томовъ или книгъ. Высочайшее повелѣнiе объ учрежденiи коммиссiи, выработавшей означенный докладъ, состоялось 26 мая истекшаго года. Въ маѣ же мѣсяцѣ, того же года, министръ государственныхъ имуществъ обратился циркулярно къ начальникамъ губернiй и къ предсѣдателямъ существующихъ у насъ сельско–хозяйственныхъ и экономическихъ обществъ съ просьбою сообщить министерству свѣденiя о тѣхъ потребностяхъ сельской промышленности, которыя особенно заслуживаютъ вниманiя со стороны правительства и о тѣхъ мѣрахъ къ удовлетвоpeнiю этихъ потребностей, которыя признаются наиболѣе желательными и практически осуществимыми. Чрезъ губернаторовъ приглашены были къ подобнымъ же заявленiямъ какъ губернскiе предводители дворянства, такъ и предсѣдатели земскихъ управъ. Кромѣ того, министерство посылало въ теченiи 1872 года нѣсколькихъ спецiалистовъ въ различныя мѣстности европейской Pocciи для сбора свѣденiй о сельскомъ хозяйствѣ по нѣсколькимъ губернiямъ и по особо составленной краткой программѣ.

Вслѣдствiе этого вышеозначенною коммиссiею были получены данныя изъ 958 источниковъ. Затѣмъ въ министерствѣ государственныхъ имуществъ было приступлено къ извлеченiю изъ разныхъ офицiальныхъ источниковъ такихъ статистическихъ данныхъ, которыя имѣли болѣе или менѣе близкое отношенiе къ предмету занятiй коммиссiи и могли быть полезны для дополненiя другихъ собранныхъ ею свѣденiй. Общество взаимнаго поземельнаго кредита, съ своей стороны, предоставило въ распоряженiе коммиссiи всѣ данныя, которыя могли быть заимствованы изъ его дѣлъ. Наконецъ, той же коммиссiи предоставлено было право приглашать въ свои засѣданiя лицъ различныхъ сословiй и званiй для полученiя изустныхъ отзывовъ на предлагаемые имъ вопросы по предмету сельскаго хозяйства въ Россiи. Такихъ лицъ было приглашено 222; изъ нихъ 41 не могли явиться по разнымъ причинамъ, а отъ остальныхъ (181 лицо) получены были и записаны стенографически 3,303 отвѣта.

Изъ данныхъ выработанныхъ въ засѣданiяхъ коммиссiи (число этихъ засѣданiй простиралось до 52) и полученныхъ ею указанными путями, выработанъ былъ особый докладъ коммиссiи, напечатанный ею вмѣстѣ съ журналами ея засѣданiй отдѣльной книгой, а затѣмъ составлены въ видѣ приложенiй къ докладу: 1) Систематическiй сводъ свѣденiй о современномъ положенiи сельскаго хозяйства и сельской производительности вообще; 2) сводъ свѣденiй о недостаткахъ современнаго положенiя сельско–хозяйственной промышленности; 3) сводъ мѣръ, предлагавшихся для устраненiя этихъ недостатковъ; 4) общiя статистическiя таблицы; 5) замѣтки и записки членовъ коммиссiи и другихъ лицъ; 6) стенографическiе отвѣты лицъ приглашенныхъ въ засѣданiя коммиссiи и 7) описанiя имѣнiй по даннымъ Общества взаимнаго поземельнаго кредита.

Что касается самаго доклада коммиссiи, то онъ, въ виду исчисленныхъ матерiаловъ, ограничивается лишь общимъ очеркомъ современнаго положенiя нашей сельско–хозяйственной производительности и краткимъ изложенiемъ соображенiй и заключенiй своихъ по тѣмъ вопросамъ, которые должны были подлежать ея разсмотрѣнiю и обсужденiю. Интересенъ въ этомъ отношенiи взглядъ коммиссiи на тѣ условiя, въ которыхъ находится въ настоящее время наша сельско–хозяйственная производительность. Такъ коммиссiя полагаетъ, что существуетъ много признаковъ, говорящихъ въ пользу того, что переходное время для нашего сельскаго хозяйства еще не миновало и что оно не вступило еще на путь дальнѣйшаго нормальнаго теченiя и большинство явленiй сельско–хозяйственной жизни еще не выработало для себя сколько нибудь законченныхъ формъ. Во многихъ имѣнiяхъ разверстанiе угодiй еще не окончено; въ нѣкоторыхъ имѣнiяхъ временно–обязанные крестьяне еще работаютъ на основанiи сорокадневной барщины; въ другихъ они еще состоятъ на оброкѣ; во многихъ имѣнiяхъ крестьяне выкупили надѣлъ съ разсрочкою дополнительнаго платежа; наконецъ, до полнаго погашенiя выкупной ссуды все вообще крестьянское сословiе не будетъ въ положенiи, которое можно было бы признать нормальнымъ относительно степени обложенiя. Существуютъ весьма смѣшанные и не всегда выгодные способы хозяйства, каковы: испольный, издѣльный или гнѣздовой, не допускающiе усовершенствованiй въ культурѣ и лучшихъ способовъ обработки, но неизбѣжные, какъ способы переходные. Способъ веденiя хозяйства постоянными рабочими, съ хозяйскимъ инвентаремъ, встрѣчаетъ во многихъ мѣстностяхъ еще непреодолимыя препятствiя и вслѣдствiе того представляется убыточнымъ; правильное же фермское хозяйство, допускающее возможность усовершенствованiя техническихъ прiемовъ и культуръ, еще только въ зачаткѣ. Кромѣ прибалтiйскихъ губернiй, нѣкоторыхъ хозяйствъ въ южной Россiи и единичныхъ хозяйствъ въ разныхъ другихъ мѣстностяхъ, вездѣ замѣтно отсутствiе правильной системы земледѣлiя; большею частiю господствуетъ трехпольное хозяйство или ведется хозяйство непольное, распашное, такъ называемое подсѣчное или лядинное. При этихъ видахъ хозяйства, оно часто принимаетъ хищническiя свойства, истощая земли безъ всякаго возстановленiя извлекаемыхъ изъ него силъ. Вообще, полевое хозяйство въ весьма многихъ мѣстностяхъ имѣетъ характеръ экстенсивный, въ ущербъ лугамъ, выгонамъ и лѣсамъ, которые, гдѣ только возможно, обращаются въ пашни. Вслѣдствiе этого, при недостатке удобренiя, почва начинаетъ окончательно истощаться и объ этомъ истощенiи свидѣтельствуютъ неурожаи, сдѣлавшiеся у насъ явленiемъ столь обыкновеннымъ, что на каждыя 4–5 лѣтъ одинъ неурожайный годъ считается какъ будто нормальнымъ. Уменьшенiе луговъ и пастбищъ ведетъ къ уменьшенiю размѣровъ скотоводства при отсутствiи травосѣянiя и воздѣлыванiя другихъ кормовыхъ средствъ. Еще гибельнѣе въ отношенiи къ скотоводству постоянно повторяющiеся падежи. Быстрое истребленiе лѣсовъ уже нынѣ отражается на климатическихъ условiяхъ страны. Конокрадство, сильно распространенное въ нѣкоторыхъ губернiяхъ; частые пожары, истребляющiе цѣлыя поселенiя; способы взысканiя податей, часто сопряженные съ продажею рабочаго инвентаря крестьянъ; общинное владѣнiе, когда оно сопровождается частыми передѣлами полей и круговая порука, со всѣми неизбѣжными ея послѣдствiями, задерживаютъ въ другихъ отношенiяхъ естественное развитiе производительныхъ силъ. Такое же неблагопрiятное влiянiе обнаруживаютъ: недостатокъ рабочихъ рукъ въ черноземной полосѣ и даже въ другихъ мѣстностяхъ; увеличенiе числа праздниковъ и прогульныхъ дней въ средѣ рабочаго населенiя, необезпеченность частныхъ землевладѣльческихъ хозяйствъ насчетъ прiобрѣтенiя, въ данное время, нужныхъ рабочихъ силъ, а въ особенности насчетъ обезпеченiя договоровъ съ рабочими; неудобства путей сообщенiя; всеобщiй или почти всеобщiй недостатокъ познанiй, необходимыхъ для правильнаго веденiя хозяйства, при новыхъ усложнившихся условiяхъ его веденiя; недостатокъ техниковъ для различныхъ земледѣльческихъ улучшенiй; недостатокъ капиталовъ какъ для единовременныхъ производительныхъ затратъ, такъ и для оборотовъ правильнаго хозяйства, недостаточность близкихъ средствъ судебнаго разбирательства; низкiй уровень нравственнаго и гражданскаго развитiя сельскаго населенiя, даже грубость нравовъ, поддерживаемая слабостью училищныхъ средствъ и обычаемъ тѣлесныхъ наказанiй; наконецъ, то прискорбное явленiе, что за рѣдкими исключенiями духовенство устраняется, силою обстоятельствъ, отъ распространенiя въ народѣ нравственныхъ началъ, или само себя отстраняетъ отъ ихъ распространенiя.

Выяснивъ себѣ, такимъ образомъ, настоящiя условiя, невыгодно отражающiяся на развитiи нашей сельско–хозяйственной производительности, коммиссiя выработала общiя и частныя мѣры, которыя могутъ, по ея мнѣнiю, улучшить ея положенiе. Мы не будемъ перечислять всѣхъ этихъ мѣръ, но для того чтобы дать читателю понятiе о характерѣ этихъ послѣднихъ, мы укажемъ здѣсь на тѣ изъ нихъ, которыя касаются поднятiя умственнаго и нравственнаго состоянiя крестьянъ. Въ этомъ отношенiи коммиссiя признаетъ желательнымъ:

1) Поощренiе, всѣми зависящими отъ правительства средствами, учрежденiя сельскихъ школъ не только мужскихъ, но и женскихъ, въ виду влiянiя матери семейства на весь семейный бытъ, а также училищъ для образованiя преподавателей въ этихъ школахъ и въ особенности преподавательницъ, въ виду опытомъ уже сознанной пользы женскаго преподаванiя въ народныхъ школахъ.

2) Введенiе сельско–хозяйственныхъ предметовъ обученiя въ кругь программъ народныхъ училищъ.

3) Установить правиломъ, чтобы къ выборкѣ патентовъ на содержанiе питейныхъ заведенiй допускались только лица имѣющiя свидѣтельства въ хорошей нравственности и представляющiя поручительство; лицамъ же неблагонадежнымъ, штрафованнымъ и т. д. патенты не выдавались вовсе. Мѣра эта необходима въ виду того что къ питейному промыслу преимущественно обращаются личности, скрывающiя подъ вывѣскою питейнаго заведенiя разные другiе безнравственные промыслы, какъ то: поощренiе разврата, ростовщичество, покупку краденыхъ вещей и т. д., и которыя ради постороннихъ дѣлъ всячески поощряютъ неумѣренное потребленiе водки и пьянство.

4) Вмѣсто не достигающихъ вовсе или весьма мало достигающихъ своей цѣли мѣръ къ косвенному oгpaниченiю питейныхъ заведенiй и еще менѣе дѣйствительной регламентацiи внѣшней обстановки ихъ, разомъ покончить съ традицiею о кабакѣ какъ мѣстѣ исключительной продажи водки и, по примѣру большей части европейскихъ государствъ и областей западныхъ окраинъ Имперiи, разрѣшить вмѣстѣ съ продажею водки, производить продажу пива, чая и горячаго кушанья. Мѣра эта должна будетъ повести къ замѣнѣ кабаковъ бѣлыми харчевнями, трактирами, постоялыми дворами; ограничить случаи неумѣреннаго потребленiя голой водки, поощряемаго спецiализацiею питейной продажи, и ни въ какомъ случаѣ не можетъ повредить поступленiю патентнаго сбора (примѣръ бывшихъ привиллегированныхъ губернiй, гдѣ число заведенiй вдвое больше, чѣмъ въ великороссiйскихъ губернiяхъ, а между тѣмъ нѣтъ особыхъ жалобъ на пьянство).

5) Распространить въ массѣ народа правильныя понятiя о предосудительности и вредѣ пьянства, а для этого обратить особое вниманiе на точное и неукоснительное примѣненiе тѣхъ законоположенiй, которыя преслѣдуютъ и караютъ фактъ пьянства и въ особенности публичныя проявленiя его. Вмѣстѣ съ тѣмъ постановить правиломъ, что пьянство на судѣ не можетъ и не должно считаться обстоятельствомъ уменьшаюшимъ вину, и по мѣрѣ возможности ограничить число прогульныхъ и праздничныхъ дней, служащихъ по преимуществу поводомъ къ пьянству. По мнѣнiю коммиссiи, мѣры эти особенно важны, такъ какъ источникъ чрезмѣрнаго пьянства заключается въ индивидуальности лица и его нравственномъ уровнѣ. Искоренить пьянство радикально нельзя, а можно только уменьшить число лицъ, предающихся ему, что вполнѣ зависитъ отъ распространенiя правильныхъ понятiй о самомъ фактѣ, — а еще болѣе отъ нравственнаго и матерiальнаго улучшенiя быта народа.

6) Разсмотрѣнiе вопроса о тѣхъ недостаткахъ и неудобствахъ крестьянскаго самоуправленiя, на которые уже указываютъ достаточный опытъ и достаточное число наблюденiй и принятiе мѣръ, въ законодательномъ порядкѣ, къ устраненiю такихъ неудобствъ и недостатковъ.

___________

ПОСЛѢДНЯЯ СТРАНИЧКА.

Съ натуры. Услышано въ разговорѣ двухъ великихъ людей въ Петербургѣ о литературѣ.

— По вашему значитъ вредное направленiе въ литературѣ — это то...

— То что мтѣ не нравится.

— И по моему совершенно тоже!

^* * ^*

— Отчего вы больше ничего не пишете? спрашиваютъ у одного изъ петербургскихъ критиковъ.

— Словъ не хватаетъ. Какiя были поругательнѣе — всѣ издержалъ!

^* * ^*

Въ ресторанѣ у Дюссо графъ Г... вставляетъ свое слово въ разговоръ о народномъ пьянствѣ:

— И чего они все орутъ о раззоренiи народа отъ пьянства, — не понимаю! Вотъ я — через два дня въ третiй ужь непремѣнно пьянъ, — и нисколько не раззоряюсь!

^* * ^*

Купецъ въ Рыбинскѣ, окончивъ чтенiе Бокля, стираетъ платкомъ съ лица потъ, потомъ выправляетъ бороду, и начинаетъ потряхивать головой.

— Ну что, Миронычъ, кончилъ? спрашиваетъ жена.

— Кончилъ; умно, страсти какъ умно, — окромя, значитъ, только что писано ужь оченно того...

— Непонятно что–ли?

— Понятно–то понятно, потому, значитъ, умно, только оченно того — али фарсисто, али ужь не поймешь ничего, Господь ихъ знаетъ...

^* * ^*

Отрывокъ изъ разговора, изображающiй семейное счастiе дѣйст. ст. сов. Петрова, живущаго на Пескахъ.

Папаша за чайнымъ столомъ; жена и 12–тилѣтнiй сынъ направляются къ двери.

— Ты куда? спрашиваетъ папаша у жены.

— Что за вопросъ — куда! куда хочу туда пойду: точно я ребенокъ какой! (Уходитъ).

— Ну а ты, Митя, куда? спрашиваетъ папаша у ребенка.

— Куда мнѣ вздумается туда и пойду, я слава Богу, не ваша жена!

^* * ^*

Прелестная сцена въ подмосковномъ селѣ Останкинѣ. Прiѣзжаетъ коляска на рысакахъ. Въ коляскѣ богатый и даже знаменитый купецъ, жена его и дочери: гуляютъ для свѣжаго воздуха: видно его не хватило; останавливаются у кабака, требуя вина; въ ожиданiи почтенное общество въ коляскѣ поетъ пахабныя пѣсни; запѣвалъ кучеръ; сторожъ гонитъ коляску прочь; знаменитый купецъ не отъѣзжаетъ; сторожъ зоветъ помощь; начинается драка; купецъ и семья въ рукопашную; ихъ избиваютъ до синяковъ и т. д.

Все это взято изъ газетъ. Прибавляютъ онѣ что сейчасъ же началось слѣдствiе и что свидѣтели показали въ пользу знаменитаго купца.

Любопытно знать что это было за показанье «въ пользу” и въ чемъ именно оно состояло?

^* * ^*

Г. Краевскiй сынъ, пользуясь отъѣздомъ г. Краевскаго–отца, сыгралъ надъ нимъ преостроумную шутку.

На 11–мъ году своей жизни, газета «Голосъ” объявляетъ вдругъ что на одномъ всѣ газеты и журналы должны сойтись братски: на томъ что всѣ они не имѣютъ–де понятiя о Россiи.

Вообразите себѣ, послѣ этого, недоумѣнiе читателей и почитателей всѣхъ журналовъ и газеты «Голоcъ” въ особенности. «Послѣ этого чего же ради вы исписали, а мы проглотили–то 3,650 листовъ крупнаго формата”? скажутъ они.

^* * ^*

Вообразите себѣ также сцену трагическаго свиданiя гг. Краевскихъ отца и сына при возвращенiи перваго.

— Значитъ все что мы писали 10 лѣтъ о Россiи, все мы врали? спроситъ г. Краевскiй–отецъ съ негодованiемъ.

— Нѣтъ, папа, я, я только...

— Чего я, я? Отнынѣ разъ навсегда знай что врать можно, иногда даже должно, но сознаваться въ навранномъ уже разъ враньѣ глупо; хуже чѣмъ глупо, — невыгодно!

^* * ^*

Удачное выраженiе.

Корреспондентъ «Голоса” описываетъ драку въ Орлѣ между черкесами и фабричными, въ которой цѣлая гурьба послѣднихъ до того избила 7 черкесовъ, что изъ нихъ одинъ уже умеръ, а остальные 6 находятся въ опасномъ положенiи.

Послѣ этого результата корреспондентъ прибавляетъ что властями водворенъ порядокъ, и «толпа мирно разошлась по домамъ”.

Хорошъ порядокъ и хорошъ миръ! Да и по неволѣ мирно когда убивать уже некого: всѣ какъ–есть убиты, или на смерть избиты!

^* * ^*

Въ Землѣ Войска Донскаго сенаторъ Чемодуровъ открылъ новый судебный округъ.

Разумѣется былъ обѣдъ. По увѣренiямъ мѣстнаго корреспондента шампанское лилось рѣкой, пили долго за полночь и качали кого только могли!

Уходя одинъ гость говоритъ другому:

— А славно было, ей Богу! Жаль только что нельзя повторить.

— Да, жаль; что бы еще что нибудь открыть общеполезнаго?

^* * ^*

Кстати: новый поводъ обѣдать и качать другъ друга:

Празднованiе юбилеевъ городовъ.

На дняхъ городъ Тихвинъ взялъ на себя доблестный починъ, отпраздновавъ торжественнымъ обѣдомъ свой столѣтнiй юбилей.

^* * ^*

Новыя резолюцiи по земскимъ дѣламъ: толкуйте послѣ этого что земство у насъ ничего не дѣлаетъ.

Корчевское земское собранiе занималось разсмотрѣнiемъ докладовъ Корчевской управы, и вотъ его резолюцiя — по тюремному вопросу: «отвергнуть докладъ съ негодованiемъ».

По народному здравiю: «оставить докладъ управы безъ всякаго вниманiя”.

И вѣдъ было что оставить — не только безъ вниманiя просто, но даже безъ всякаго вниманiя! Судите сами:

Крестьянка чувствуетъ что близятся роды; сейчасъ бѣги къ десятскому и бери у него контръ–марку на право звать акушерку; а десятскiй нe прежде выдавай ciю контръ–марку какъ записавши имя, отчество, фамилiю, лѣта, мѣсто жительства и т. п. обратившейся къ нему женщины...

А если десятскiй неграмотный, — тогда что?

Докладъ говоритъ: ищи тогда грамотнаго; и такъ баба за часъ до родовъ должна бѣгать по деревнѣ и искать грамотнаго?

А если его не окажется, тогда что?

Докладъ не говоритъ.

^* * ^*

Въ Волоколамскъ приходитъ крестьянка съ ребенкомъ къ врачу (кто сей врачь — не знаемъ къ сожалѣнiю). Ребенокъ кричитъ отъ страшныхъ мученiй, произведенныхъ запоромъ мочи и камешкомъ въ пузырѣ. Мать валяется .въ ногахъ у врача и проситъ помощи.

Врачь даже не посмотрѣвъ на ребенка, выгоняетъ ихъ и говоритъ: «ступайте въ Москву”!

^* * ^*

Мы слышали что наравнѣ съ другими чиновниками Юго–зап. края подольскiй губернскiй предводитель дворянства князь Кочубей получилъ ферму.

^* * ^*

Мы слышали что нынѣшнею весною, въ женскомъ институтѣ при московскомъ воспитательномъ домѣ, дѣвицы на экзаменѣ Закона Божiя проявили такое поразительное невѣжество въ этомъ предметѣ, что присутствовавшiе сочли себя обязанными о томъ представить по начальству, какъ о фактѣ выходящемъ изъ ряда по своему безобразiю!

^* * ^*

Къ вопросу объ улучшенiи быта духовенства.

Въ Твери прихожане одной церкви изъявили желанiе имѣть дiакона, и сдѣлали постановленiе о ежегодномъ взносѣ 800 руб. на его содержанiе.

— Нѣтъ, ответило епархiальное начальство, внесите капиталь въ 10 тысячъ руб. на вѣчное содержанiе дiакона, — будете съ дiакономъ, иначе — нѣтъ вамъ дiакона!

^* * ^*

Слышано въ алтарѣ Исакiевскаго собора: служащiй священникъ подходить въ концѣ обѣдни къ другому священнику, стоявшему въ рясѣ и приглашаетъ его участвовать въ молебнѣ.

— Ризы есть, все есть, а вотъ вамъ и визави, сказалъ священникъ указывая на стоявшаго вблизи другаго священника.

^* * ^*

Газета «Недѣля” задаетъ вопросъ: «почему мы ничего не дѣлаемъ для сельскаго населенiя?” Вопросъ ясенъ.

— Потому, отвѣчаетъ она, что мы страдаемъ недостаткомъ экономическаго здравомыслiя и общественнаго экономическаго пониманiя.

Нельзя сказать чтобы отвѣтъ былъ также ясенъ и простъ какъ вопросъ.

^* * ^*

Не яснѣе ли былъ бы слѣдующiй отвѣтъ: потому что мы этого сельскаго населенiя не знаемъ.

^* * ^*

Купецъ получилъ по ошибкѣ изъ конторы Юнкера 10 тысячъ р. вмѣсто 1,000 р. и 9,000 возвратилъ по принадлежности — вмѣсто того чтобы ихъ украсть.

Вопросъ:

Что подумать про газеты назвавшiя этотъ поступокъ подвигомъ замѣчательной честности?

Отвѣтъ:

Не то ли что онѣ признаютъ большинство общества способнымъ эти 9,000 р. оставить за собою?

^* * ^*

По поводу бывшихъ на дняхъ въ Женевѣ засѣданiй Интернацiоналки, раздѣлившейся, какъ извѣстно на двѣ главныя секты: признающихъ авторитетъ и не признающихъ его, швейцарская газета «Landbote” очень мѣтко резюмируетъ всю эту чепуху слѣдующими словами: «Съ перваго же публичнаго засѣданiя конгреса (Интернацiоналки) можно было усмотрѣть, что не однихъ ультрамонтанъ слѣдуетъ считать врагами государства, но также и ту категорiю соцiалистовъ, которые прiобрѣли себѣ привиллегiю на эксплоатацiю безсмыслицы. Сегодня, напримѣръ, подъ страхомъ заставить покраснѣть самый домъ въ которомъ происходили ихъ засѣданiя, разсуждали о томъ «какъ установить авторитетъ партiи отвергающей авторитетъ—съ цѣлью ослабить авторитетъ партiи признающей авторитетъ” и о томъ «какою организацiею достигнуть наилучшей дезорганизацiи всякой организацiи”. Если разумъ есть нѣчто вѣчное, прибавляетъ газета, то надо сознаться что и глупость вѣчна не менѣе!

^* * ^*

Какая радость для дарвинистовъ!

Въ Парижѣ, въ «quartier de la Roquette, женщина 19 лѣтъ родила послѣ 9–ти мѣсяцевъ беременности тюленя.

Вотъ описанiе этого урода: «Голова лягушечья; глаза и ротъ на верхушкѣ черепа, глаза похожи на шары которыми играютъ въ лото. На шеѣ волоса; руки съ перепонками; на одной ногѣ четыре, а на другой семь пальцевъ. Уродъ этотъ жилъ четверть часа. Актъ осмотра подписанъ главнымъ докторомъ парижскаго родильнаго дома и полицейскимъ комиссаромъ.

_________

ОПЕЧАTKA.

Въ № 36, стран. 985 напечатано: «Божится что и еще получимъ», надобно читать: «Боимся что и еще получимъ».

__________

ОБЪЯВЛЕНIЯ.

Продается у всѣхъ книгопродавцевъ С.–Петербурга и въ Москвѣ у Соловьева и Глазунова Полное собранiе стихотворенiй А. Н. Майкова, великолѣпное изданiе въ 3 томахъ. Цѣна 4 p. 50 к. за всѣ три тома, за пересылку платятъ особо.

Подписчики «Гражданина”, желающiе получить полное собранiе сочиненiй А. Н. Майкова, могутъ адресоваться въ редакцiю и черезъ нее получить всѣ 3 тома за 4 р., съ пересылкою на счетъ редакцiи.

Продается у всѣхъ книгопродавцевъ романъ «БѢСЫ” Ѳедора Достоевскаго, въ трехъ частяхъ. Цѣна 3 р. 50 к. Издан. 1873 г. Иногородные подписчики «Гражданина”, желающiе получить этотъ романъ, адресуются прямо въ редакцiю, и за пересылку ничего не платятъ.

Вышла и продается въ редакцiи (Москва, Петровка, д. Самариной), въ книжныхъ магазинахъ И. Г. Соловьева в Педагогической Библiотеки и у всѣхъ извѣстныхъ книгопродавцевъ

ВТОРАЯ КНИГА

Популярнаго Естественно–Историческаго Сборника

ПРИРОДА,

издаваемаго подъ редакцiей профессора С. А. Усова и Л. И. Сабанѣева. Роскошно иллюстрированное изданiе на веленевой бумагѣ. Большой томъ (Inper. 8) съ 6 таблицами и 114 рис. въ текстѣ.

Содержанiе. Публичная лекцiя астрономiи Проф Ѳ. А. Бредихина. Съ хромолитографiей и 16 рис. — Везерскiе Троглодиты П. Брока. Съ 31 рис. — Р. Кирхгоффъ: Проф. А. Н. Столѣтова. Съ портретомъ, гравированнымъ на стали въ Лейпцигѣ и 3 рис. — Морская трава. А. Н. Петунникова. Съ двумя хромолитографiями, 1 таблицей и 5 рис. — Зауральскiя озера. Жизнь рыбъ и рыболовство на озерахъ. Л. И. Сабанѣева. Съ картой и 15 рис. — Прямой путь. Проф. Н. П. Вагнера. Съ 25 рис. — Замѣтка о Каспiйскомъ вòблѣ. Е. Н. Яковлева. Съ 4 рис. — Кусокъ мѣла. Публичная лекцiя. Проф. Гёксли. Съ 14 рис. — Очерки африканской фауны. II. Орелъ–скоморохъ, Д. Н. Анучина. Съ раскрашенной литографiей.

Цѣна первой (съ 8 таблицами и 60 рис.) и второй книги по 4 руб., съ перес. 4 р. 50 к., въ переплетѣ съ пересылкою 5 р.

Выписывающiе изъ редакцiи обѣ книги за пересылку не прилагаютъ. Библiотеки и учебныя заведенiя платятъ за книгу по 3 р. 50 к. съ пересылкою.

Поступила въ продажу во всѣхъ книжныхъ магазинахъ: «Очерки Зауралья и степное хозяйство на Башкирскихъ земляхъ». Л. И. Сабанѣева. Съ картой. Цѣна 1 р. Иногородные, обращающiеся въ редакцiю, зa пересылку не платятъ.

Типографiя А. Траншеля, Стремянная ул. д. № 12.Редакторъ–Издатель Ѳ. М. Достоевскiй.

---

*) Регистрировать браки могутъ только раскольники отъ рожденiя; на совратившихся изъ православiя реформа не распространяется.

*) Мы особенно рекомендуемъ вниманiю читателей «Гражданина» эту статью нашего почтеннаго сотрудника ZZ, въ которой чрезвычайно ярко изображены главнѣйшiя существенныя обстоятельства одного изъ самыхъ любопытнѣйшихъ и знаменательныхъ явленiй въ современной исторiи европейскаго человѣчества.

Ред.

*) До 1868 года въ Испанiи не было слышно объ Интернацiоналкѣ, а въ настоящую минуту Испанiя считается главнымъ гнѣздомъ ея. Такимъ быстрымъ развитiемъ новаго учрежденiя Испанiя, по словамъ женевскаго корреспондента газеты «Таймсъ», обязана извѣстному русскому политическому выходцу Бакунину. Онъ придумалъ воспользоваться распространившимся въ народѣ равнодушiемъ къ политическимъ вопросамъ для образованiя союзовъ рабочихъ съ цѣлью увеличенiя рабочей платы и уменьшенiя рабочихъ часовъ. Въ Барселонѣ и въ Мадридѣ организовалъ онъ центральные комитеты изъ докторовъ, адвокатовъ и журналистовъ. Эти комитеты взяли на себя пропаганду рабочихъ союзовъ, тщательно избѣгая всякихъ политическихъ вопросовъ и потому безъ затрудненiя склоняли рабочихъ соединяться для упомянутой практической цѣли. Правительство не видѣло ничего опаснаго въ этой пропагандѣ, не касавшейся до политики, и кортесы стали преслѣдовать союзы рабочихъ только въ настоящее время, когда уже поздно стало имъ противодѣйствовать. По свѣденiямъ, объявленнымъ на нынѣшнемъ конгрессѣ Интернацiоналки въ Женевѣ, упѣхи ея въ Испанiи идутъ очень быстро. Въ августѣ 1872 года испанская федерацiя Интарнацiоналки состояла изъ 65 мѣстныхъ союзовъ съ 224 примыкавшими къ нимъ обществами рабочихъ. Въ августѣ 1873 года въ ней считалось уже 162 мѣстныхъ союза съ 454 обществами. Въ 1872 году считалось всѣхъ членовъ до 25.000; а въ 1873 г. до 50.000. Посредствомъ этой организацiи произведено было, со времени провозглашенiя республики, не менѣе 130 стачекъ. Но республиканское правительство начало преслѣдовать Интернацiоналку; съ этого времени члены ея, стоявшiе до тѣхъ поръ внѣ всѣхъ политическихъ партiй, соединились съ партiей непримиримыхъ–противъ республиканскаго правительства. Этимъ объясняются тѣ варварскiя истязанiя, которыя производились надъ республиканцами повсюду гдѣ (какъ напр. въ Алкоѣ) рабочiе успѣвали въ стачкѣ одолѣть мѣстное правительство и учреждать коммуну.

*) Донъ–Карлосъ, титулующiй себя Карломъ VII, имѣя всего 25 лѣтъ отъ роду, уже во второй разъ становится во главѣ возстанiя. Права его на корону таковы: Фердинандъ VII, король испанскiй, умеръ въ 1833 году, оставивъ послѣ себя одну дочь, Изабеллу (бывшую королеву), въ пользу коей кортесы, по желанiю короля, отмѣнили салическiй законъ недопускавшiй женщинъ къ наслѣдству. Младшiй братъ Фердинанда, первоначальный Донъ–Карлосъ, не признавая этого постановленiя кортесовъ, завелъ по смерти Фердинанда рядъ кровопролитныхъ междуусобныхъ войнъ для возстановленiя правъ своихъ. Ему не удалось: поселившись съ 1839 г. во Францiи, онъ умеръ въ 1855 году, оставивъ двухъ сыновей, Карлоса и Хуана, изъ коихъ первый умеръ бездѣтенъ, а Хуанъ, наслѣдовавъ его права, отрекся отъ нихъ въ 1868 году въ пользу сына своего, герцога мадридскаго, нынѣшняго Дона–Карлоса. Въ томъ же году Донъ–Карлосъ созвалъ своихъ приверженцевъ въ Лондонъ на конгрессъ, и затѣмъ поднялъ возстанiе, въ которомъ приняли участiе до 20,000 пиренейскихъ горцевъ: но у нихъ достало оружiя только на 2,000 человѣкъ, и попытка не удалась. Донъ–Карлосъ женатъ на племянницѣ графа Шамборскаго, чѣмъ еще усиливается связь между обоими претендентами на законную власть–въ Испанiи и во Францiи. Оба вмѣстѣ съ тѣмъ представляютъ въ себѣ пламенныхъ поборниковъ папства и клерикаризма, слѣдовательно стремятся къ осуществленiю романскаго начала въ противоположность началу германскому.

*) Между незаписанными было до 8 женщинъ (изъ нихъ 7 русскихъ и 1 американка). Академическiй сенатъ постановилъ, что съ будущаго семестра доступъ женщинамъ на лекцiи, за исключенiемъ прежнихъ осьми особъ, безусловно прекращается.

*) Здѣсь, у нѣмцевъ, кандидатъ обозначаетъ просто намѣревающагося сдать свой докторскiй экзаменъ, такъ что Candidat=aspirant.