№ 42                                            1873                                       15 Октября

 

ГРАЖДАНИНЪ

 

ГАЗЕТА–ЖУРНАЛЪ ПОЛИТИЧЕСКIЙ И ЛИТЕРАТУРНЫЙ.

 

Журналъ «Гражданинъ” выходитъ по понедѣльникамъ.

Редакцiя (Малая Итальянская, д. № 21, кв. № 6) открыта для личныхъ объясненiй отъ 12 до 3 ч. дня ежедневно, кромѣ дней праздничныхъ.

Рукописи доставляются исключительно въ редакцiю; непринятыя статьи возвращаются только по личному требованiю и сохраняются три мѣсяца; принятыя, въ случаѣ необходимости, подлежатъ сокращенiю.

Подписка принимается: въ С.–Петербургѣ, въ главной конторѣ «Гражданина” при книжномъ магазинѣ А. Ѳ. Базунова; въ Москвѣ, въ книжномъ магазинѣ И. Г. Соловьева; въ Кiевѣ, въ книжномъ магазинѣ Гинтера и Малецкаго; въ Одессѣ у Мосягина и К0. Иногородные адресуютъ: въ Редакцiю «Гражданина”, въ С.–Петербургъ.

Подписная цѣна:

За годъ, безъ доставки ..7 р. съ доставкой и пересылк. 8 р.

« полгода          «          «          ..4 »             «          «          .....5 »

« треть года.            «          «          ..3 »             «          «          .....4 »

(На другiе сроки подписка не принимается. Служащiе пользуются разсрочкою чрезъ гг. казначеевъ).

Отдѣльные №№ продаются по 20 коп.

ГОДЪ                                                    Редакцiя: С.–Петербургъ, Малая Итальянская, 21.                                Второй

СОДЕРЖАНIЕ: Отъ редакцiи. О подпискѣ на 1874 годъ. — О голодѣ. Св.–Сол–скаго — Еженедѣльная хроника. — Иностранныя событiя. Д. — Петербургское обозрѣнiе. — Изъ Москвы. Москвича. — Приключенiя русскаго торговца въ степяхъ Средней Азiи и Хивѣ. Н. Михайлова. — Слово, сказанное архимандритомъ Григорiемъ (Паламою) въ московскомъ Донскомъ монастырѣ, въ сороковой день по кончинѣ графа Александра Петровича Толстаго. — Изъ текущей жизни. — Слухи о Хивѣ. Сапоги. (Изъ недавняго прошлаго). Ив. Печенева. — Послѣдняя страничка.

 

ОТЪ РЕДАКЦIИ.

—

ОТКРЫТА ПОДПИСКА

на

ЕЖЕНЕДѢЛЬНЫЙ ЖУРНАЛЪ

«ГРАЖДАНИНЪ”

на 1874 годъ.

 

Въ 1874 году журналъ «ГРАЖДАНИНЪ" будетъ издаваться въ томъ же направленiи, въ томъ же объемѣ и выходить каждую недѣлю, какъ и въ нынѣшнемъ 1873 году.

Направленiе наше извѣстно. Мы будемъ слѣдовать ему и разъяснять его неуклонно. Будемъ стараться улучшать наше изданiе безпрерывно, изъ всѣхъ нашихъ силъ, какъ и дѣлали до сихъ поръ.

Изучать по мѣpѣ силъ Россiю въ ея внутренней жизни, изслѣдовать вопросы церкви, вопросы вседневной нашей общественной и семейной жизни, земскiя дѣла и крестьянскiй мiръ и въ то же время слѣдить постоянно за главными явленiями нашей современной литературы, — такова нами продолжаемая задача.

Содержанiе журнала: Еженедѣльныя обозрѣнiя внутренней жизни; иностранное и петербургское обозрѣнiя; постоянныя замѣтки о московской жизни; повѣсти, романы, paзсказы, драматическiя сочиненiя и стихотворенiя; статьи по всѣмъ вопросамъ политической и общественной жизни; критическiя и библiографическiя статьи; отдѣльныя корреспонденцiи, внутреннiя и заграничныя, и постоянныя отмѣтки всего особенно характернаго, страннаго и удивительнаго въ современной текущей жизни.

Впрочемъ въ обширности содержанiя нашего журнала можно наглядно убѣдиться изъ подробнаго и систематическаго каталога помѣщенныхъ въ немъ (за 9 мѣс. 1873 г.) статей, который мы имѣемъ въ виду разослать, въ непродолжительномъ времени, вмѣстѣ съ объявленiемъ объ изданiи «Гражданина".

Цѣна годовому изданiю журнала «ГРАЖДАНИНЪ”: За полгода: безъ пересылки и доставки. . 4 руб.

                                                                 «      съ пересылкою и доставкою . . 5 »

          безъ пересылки и доставки. . . 7 руб. За треть года: безъ пересылки и доставки .  3 «

         съ пересылкою и доставкою . . 8  « «          съ пересылкою и доставкою  . 4 «

Всѣ духовно и церковно–служители, всѣ волостныя правленiя, всѣ служащiе (при предъявленiи удостовѣренiя изъ своихъ казначействъ) и всѣ живущiе въ С.–Петербургѣ (разсрочка для послѣднихъ дѣлается по соглашенiю съ редакцiею, съ обозначенiемъ мѣста жительства) пользуются правомъ подписываться на годъ съ разсрочкою годоваго платежа на слѣдующихъ условiяхъ:

При подпискѣ вносится 2 р., въ маѣ 2 р., въ сентябрѣ 2 р., въ ноябрѣ 2 р.

Подписка принимается въ С.–Петербургѣ: въ редакцiи журнала «ГРАЖДАНИНЪ” — Малая Итальянская, домъ № 21, кв. № 6, и въ книжномъ магазинѣ А. Ѳ. Базунова. Въ Москвѣ: въ книжномъ магазинѣ И. Г. Соловьева, на Страстномъ бульварѣ, и въ магазинѣ Живарева на Тверской. Въ Кiевѣ: въ книжномъ магазинѣ Гинтера и Малецкаго.

Иногородные адресуются въ редакцiю «ГРАЖДАНИНА”, въ С.–Петербургѣ.

Нѣкоторые изъ подписчиковъ заявили намъ свое недоумѣнiе по поводу неполученныхъ ими приложенiй, и между прочимъ альманаха, будто бы нами обѣщаннаго. Обстоятельства отъ насъ независѣвшiя помѣшали намъ издать въ этомъ году и альманахъ, и нѣкоторыя другiя книги, но напоминаемъ гг. подписчикамъ что мы отнюдь не обязывались издавать ни альманаха ни другихъ книгъ непремѣнно, но имѣли лишь въ виду предоставить подписчикамъ извѣстныя выгоды при покупкѣ, еслибъ эти книги были изданы. Лица внесшiя деньги за эти изданiя, могутъ во всякое время ихъ получить обратно, или оставить въ счетъ подписки будущаго года.

Но такъ какъ редакцiя, не смотря на вышеизложенное, все–таки не желаетъ лишить гг. подписчиковъ 1873 года какихъ либо выгодъ, взамѣнъ обѣщанныхъ, то и вышлетъ всѣмъ подписчикамъ 1873 года не позже мая мѣсяца 1874 года романъ, переводъ съ англiйскаго: «Тома Брауна школьные дни”, въ двухъ частяхъ, и уже не съ сбавкою только цѣны, а БЕЗВОЗМЕЗДНО.

Романъ этотъ также безвозмездно получатъ и всѣ новые на 1874 годъ годовые подписчики «Гражданина”.

Что же касается до романа «Одинъ изъ вашихъ Бисмарковъ” при прiобрѣтенiи котораго редакцiя тоже обѣщала сдѣлать подписчикамъ 1873 года уступку, то на этотъ разъ мы можемъ утвердительно обѣщать что романъ этотъ въ непродолжительномъ времени будетъ изданъ и уступленъ подписчикамъ, какъ 1873 такъ и 1874 года, пожелающимъ прiобрѣсти его, рублемъ дешевле противъ продажной цѣны.

Новые подписчики, буде пожелаютъ, вмѣсто англiйскаго романа, получить въ видѣ премiи Сборникъ «Гражданинъ" 1872 года въ 30 листовъ, благоволятъ о томъ увѣдомить редакцiю.

Въ непродолжительномъ времени начнется печатанiе въ «Гражданинѣ” новаго орiгинальнаго романа изъ большаго петербургскаго свѣта, подъ заглавiемъ «Женщины".

 

О ГОЛОДѢ.

 

То, что происходитъ въ настоящее время въ Самарской и частiю въ Херсонской и Екатеринославской губернiяхъ, возбуждая живѣйшее сочувствiе къ бѣдному крестьянскому населенiю постигнутому голодомъ, въ тоже время наводитъ на серьозныя размышленiя о нашихъ порядкахъ.

Кромѣ заботы о доставленiи хлѣба нуждающимся въ ономъ, событiе это требуетъ внимательнаго разсмотрѣнiя съ точки зрѣнiя государственнаго хозяйства. При всемъ желанiи, мириться съ мыслiю что событiе это — явленiе обыкновенное, кажется намъ невозможнымъ. На днѣ его долженъ скрываться какой нибудь органическiй порокъ въ нашемъ государственномъ хозяйствѣ, — порокъ, который надо найти, изучить и всѣми мѣрами постараться искоренить, дабы повторенiе такихъ событiй сдѣлалось по меньшей мѣрѣ затруднительнымъ, если не вполнѣ невозможнымъ.

Самарская губернiя считалась донынѣ одною изъ хлѣбороднѣйшихъ губернiй Россiи; она составляетъ часть той группы губернiй, которую называютъ житницею Россiи. Правда ли это, или неправда? Изъ нѣкоторыхъ газетныхъ извѣстiй мы узнаемъ, что недостатокъ въ хлѣбѣ — явленiе самое обыкновенное въ Самарской губернiи, и что нынѣшнiй голодъ представляется только какъ бы худшею степенью того вообще дурнаго положенiя губернiи относительно продовольствiя, къ которому жители иныхъ уѣздовъ уже привыкли. Признаемся, это извѣстiе кажется намъ не совсѣмъ вѣроятнымъ, ибо оно идетъ въ разрѣзъ со всѣмъ тѣмъ, что мы знали о Самарской губернiи до сихъ поръ. Если это cообщенiе справедливо, то нельзя не желать изслѣдованiя этой губернiи въ хозяйственномъ отношенiи болѣе серьознаго и обстоятельнаго, чѣмъ то, которое проявляется въ отрывистыхъ свѣденiяхъ газетныхъ корреспондентовъ.

Если же это несправедливо, если Самарская губернiя, дѣйствительно, одна изъ хлѣбородныхъ губернiй, и если въ прошломъ году неурожая въ ней не было, то невольно раждается вопросъ: куда же дѣлись хлѣбные запасы этой губернiи, и неужели такъ вдругъ одинъ неурожайный годъ можетъ подвергнуть одну изъ хлѣбороднѣйшихъ губернiй Россiи тѣмъ же бѣдствiямъ голода, какимъ подвергались на нащей памяти такiя губернiи какъ Смоленская, Новгородская, Архангельская и Олонецкая, которыя не могутъ кормить свое населенiе собственнымъ хлѣбомъ?

Далѣе. Черезъ Самарскую губернiю проходитъ Волга, то есть, такой путь сообщенiя, который значительно облегчаетъ дешевую доставку хлѣба въ извѣстные пункты губернiи. Неужели неурожай Самарской губернiи нагрянулъ на нее, какъ громъ, внезапно и не могъ быть предвидѣнъ столь благовременно, чтобы нельзя было изъ верхнихъ приволжскихъ губернiй доставить туда хлѣба въ количествѣ, достаточномъ для предупрежденiя внезапнаго недостатка хлѣба и дороговизны его, достигшей до нынѣшнихъ размѣровъ?

И какъ объяснить то, что самарское губернское земство, имѣя подъ руками этотъ путь сообщенiя, не собралось гораздо pанѣе (земское собранiе состоялось, если не ошибаемся, лишь мѣсяцъ тому назадъ) и не приняло чрезвычайныхъ мѣръ для закупки хлѣба, подъ залогъ будущихъ своихъ урожаевъ? Или этого земство не могло сдѣлать? Тогда любопытно знать, почему. Во всякомъ случаѣ вопросъ: чтó можетъ земство такихъ плодородныхъ губернiй, какъ Самарская, въ такихъ случаяхъ, какъ нынѣшнiй, и чего оно не можетъ, — въ высшей степени любопытенъ, какъ вопросъ экономическiй.

За симъ слѣдуютъ новыя недоразумѣнiя. Россiя узнаетъ о голодѣ въ Самарской губернiи изъ письма графа Л. Толстаго въ «Московскiя Вѣдомости". Газеты, какъ всегда въ минуты бѣдствiй для Россiи, становятся во главѣ добраго дѣла, объявляя подписку въ пользу бѣдныхъ самарянъ. И вотъ уже почти два мѣсяца, какъ повсемѣстно идетъ подписка; а между тѣмъ оффицiальныхъ извѣстiй о голодѣ въ Самарской губернiи мы еще не имѣемъ и еще менѣе слѣдовательно оффицiальныхъ извѣстiй о мѣрахъ помощи для Самарской губернiи. Какъ же объяснить себѣ это странное явленiе? если голодъ есть, то оффицiальное заявленiе значительно бы помогло и общественной, и частной помощи въ пользу голодающихъ; если же голода нѣтъ, то оффицiальное заявленiе о томъ, что его нѣтъ, значительно успокоило бы умы, и не было бы нужды въ подпискѣ.

Затѣмъ, мы знаемъ, что каждое губернское земство должно имѣть полученный имъ при учрежденiи отъ казны запасный продовольственный капиталъ. Спрашивается, неужели такая губернiя, какъ Самарская, считающаяся, опять же по оффицiальнымъ свѣденiямъ, одною изъ богатѣйшихъ по хлѣборожденiю, не можетъ въ неурожайный годъ позаимствовать изъ запасныхъ капиталовъ другихъ губернiй, тоже урожайныхъ, нужную для нея сумму, съ тѣмъ чтобы выплатить ее въ извѣстный срокъ изъ своихъ урожайныхъ избытковъ? Если не можетъ, то каждый въ правѣ спросить: почему не можетъ? Ибо тогда становится просто непонятнымъ назначенiе запасныхъ продовольственныхъ капиталовъ. Да и самое слово: «богатая хлѣбородная губернiя" становится тоже непостижимымъ. Если южныя приволжскiя губернiи называются хлѣбородными, то онѣ должны же отличаться чѣмъ–нибудь въ экономическомъ отношенiи отъ Новгородской или Смоленской? Если же въ неурожайный годъ судьба губернiи плодородной совершенно одинакова съ судьбою губернiй Архангельской и Новгородской, то всякiй пойметъ, что въ нашей государственной экономiи, въ вопросѣ о продовольствiи, скрывается такой органическiй порокъ, который не долженъ оставаться тайною, изъ опасенiя величайшихъ народныхъ бѣдствiй bъ будущемъ.

Наконецъ еще вопросъ. Въ 1868 году нѣсколько губернiй неплодородныхъ были постигнуты бѣдствiемъ голода. Частная и общественная благотворительность, сосредоточенная въ рукахъ Наслѣдника Престола, много помогла земствамъ неурожайныхъ губернiй въ ихъ мѣропрiятiяхъ въ пользу пострадавшихъ. Но, внѣ этихъ дѣйствiй, мы, сколько помнится, вовсе не слыхали о голодѣ, какъ о государственномъ вопросѣ, изъ источниковъ оффицiальныхъ; даже земства неурожайныхъ губернiй не были въ сношенiяхъ между собою для обобщенiя и объединенiя своихъ мѣропрiятiй. Пять лѣтъ спустя, мы узнаемъ о голодѣ въ одной или двухъ губернiяхъ Россiи, и что же? Мы видимъ совершенно тѣже явленiя. Частная и общественная благотворительность стремится на помощь этимъ губернiямъ, и она является какъ бы единственнымъ средствомъ помочь горю.

Признаемся, тутъ что–то для насъ непонятно. Какъ допустить, что въ государствѣ, какъ Россiя, для неурожая въ какой–либо губернiи существеннымъ средствомъ помощи должна быть подписка въ пользу голодающихъ? Во первыхъ, тутъ есть что–то оскорбительное для достоинства русскаго государства, какъ экономической единицы, когда надо сказать себѣ разъ навсегда, что другаго средства помочь неурожайной губернiи, кромѣ подаянiя, мы и придумать не можемъ; а во вторыхъ, повторяемъ еще разъ, это доказываетъ, что есть какой нибудь органическiй недугъ въ устройствѣ государственнаго продовольствiя. Неурожай одной или двухъ губернiй въ Россiи есть событiе обыкновенное и даже неизбѣжное; такъ неужели же всякiй годъ Россiя должна предпринимать подписки въ пользу неурожайныхъ губернiй, какъ единственно доступную намъ экономическую мѣру, въ помощь нуждамъ народа? Съ этою мыслiю помириться невозможно, ибо это значило бы признать нашу полную экономически–административную несостоятельность.

Попытаемся, въ виду этихъ соображенiй, уяснить себѣ, хотя нѣсколько, экономическое положенiе нашего земства относительно вопроса о народномъ продовольствiи, чтобы быть въ состоянiи отвѣтить на вопросъ: есть ли въ немъ органическiй недостатокъ, или его нѣтъ?

Въ эпоху, предшествовавшую введенiю земскихъ учрежденiй, главнымъ распорядителемъ продовольственной части въ Россiи было министерство внутреннихъ дѣлъ по хозяйственному департаменту. Агентами его въ губернiи были губернаторъ и комиссiя народнаго продовольствiя подъ его предсѣдательствомъ. Каждая губернiя имѣла, сверхъ того, какъ извѣстно, свой продвольственный капиталъ, но распоряженiе этимъ капиталомъ зависѣло не отъ губернiи, а исключительно отъ министерства внутреннихъ дѣлъ; а такъ какъ капиталъ этотъ находился въ Петербургѣ и представлялъ собою одинъ общiй для всей Россiи продовольственный капиталъ, то сверхъ права разрѣшать или неразрѣшать извѣстной губернiи ссуду изъ этого капитала, министерство пользовалось правомъ изъ капитала одной губернiи выдавать ссуды другой губернiи, и даже болѣе того: оно могло часть продовольственнаго капитала, съ надлежащаго утвержденiя, расходовать на другiя надобности. Не смотря на всѣ эти ограниченiя губернiй въ ихъ правѣ пользоваться своими суммами народнаго продовольствiя, тò обстоятельство, что въ министерствѣ сосредоточивалось завѣдыванiе этими капиталами, имѣло ту практически выгодную сторону, что, въ случаѣ неурожаевъ въ такой губернiи, гдѣ продовольственнаго капитала было недостаточно на покрытiе нуждъ населенiя въ данную минуту, министерство, какъ центральный и полновластный хозяинъ всѣхъ продовольственныхъ капиталовъ, могло немедленно дѣлать распоряженiе о выдачѣ неурожайной губернiи ссуды изъ капитала другой губернiи и такимъ образомъ почти всегда оказывалось состоятельнымъ въ дѣлѣ помощи одной или двумъ неурожайнымъ губернiямъ.

Настало время введенiя земскихъ учрежденiй. Сдача продовольственнаго капитала земству сопровождается большими затрудненiями: иныя губернiи получаютъ его, другiя не получаютъ; иныя получаютъ его немедленно и цѣликомъ, другiя получаютъ только бумажныя удостовѣренiя, или частицы своихъ суммъ; заводится весьма сложная и запутанная переписка, при чемъ капиталъ одной губернiи оказывается въ долгу на другой губернiи, и такъ далѣе.

Какъ бы то ни было, но такъ или иначе, каждое земство получаетъ причитающуюся ему часть продовольственнаго капитала, и затѣмъ всякiя отношенiя министерства внутреннихъ дѣлъ къ этому вопросу прекращаются.

Но земство наслѣдовавъ отъ министерства внутреннихъ дѣлъ право завѣдыванiя своими капиталами продовольствiя, наслѣдовало ли въ тоже время право, въ случаѣ нужды, капиталъ одной губернiи обращать заимообразно на нужды другой?

Нѣтъ, не наслѣдовало; развѣ по представленiю о томъ земства какой либо одной губернiи, министерство, въ виду исключительныхъ случаевъ, признаетъ возможнымъ дать этому ходатайству законное удовлетворенiе.

Такимъ образомъ, съ передачею продовольственныхъ капиталовъ въ вѣденiе земства, исчезаетъ центральное завѣдыванiе этими капиталами, исчезаетъ и возможность немедленныхъ и безотлагательныхъ вспомоществованiй одной губернiи на счетъ другой. Земство каждой губернiи получаетъ свой капиталъ, распоряжается имъ какъ ему угодно, но до капиталовъ другихъ губернiй ему нѣтъ дѣла. Нѣтъ къ нимъ даже простаго и прямаго доступа; остается только возможность долгихъ и сложныхъ сношенiй черезъ министерство внутреннихъ дѣлъ.

Почему это такъ устроилось, объяснить не трудно. Положенiе о земскихъ учрежденiяхъ въ принципѣ отвергло все, что похоже на сношенiе одного губернскаго земства съ другимъ, съ тою цѣлiю чтобы съ самаго начала отстранить мысль о солидарности земскихъ учрежденiй между собою и о чемъ бы то ни было, даже намекающемъ на центральное земство.

Земство каждой губернiи должно вѣдать только самого себя, а до земства другихъ губернiй ему не должно быть дѣла. Неудобство этого разъединенiя земства по губернiямъ не замедлило проявиться всего нагляднѣе и осязательнѣе именно въ вопросѣ о завѣдыванiи продовольственными капиталами. Двѣ губернiи смежны; въ одной голодъ, въ другой отличный урожай. Не смотря на то, что послѣдняя смежна съ первой и могла бы очень скоро, посредствомъ прямыхъ сношенiй одного земства съ другимъ придти неурожайной губернiи на помощь ссудою своего капитала, земство неурожайной губернiи поставлено въ необходимость объ этомъ обстоятельствѣ не знать, и воспользоваться помощью сосѣдней губернiи можетъ не иначе, какъ представивъ о томъ свои соображенiя въ министерство. Времени на это тратится много, а между тѣмъ своевременная и скорая помощь для принятiя мѣръ въ годъ неурожая есть, какъ извѣстно, первое и главное условiе успѣха, удобства и дешевизны этихъ мѣръ.

Такимъ образомъ, предоставленное самому себѣ и внѣ всякаго общенiя съ другими земствами, земство каждой неурожайной губернiи на половину уже этимъ самымъ парализовано въ своихъ мѣропрiятiяхъ для вспомоществованiя нуждающимся въ случаѣ голода. Голодъ застигаетъ земство въ расплохъ; оно теряетъ голову, оно должно наскоро принимать мѣры тогда уже, когда цѣны на хлѣбъ значительно возросли въ рукахъ эксплоататоровъ, и въ концѣ концовъ, общественная благотворительность должна явиться не просто какъ полезное, а уже какъ нужное подспорье для помощи цѣлой губернiи.

Мы полагаемъ, что въ этомъ порядкѣ вещей уже заключается весьма важный недостатокъ.

Говорить о центральномъ земствѣ намъ не приходится. Но между центральнымъ земствомъ и совѣщательнымъ учрежденiемъ по части продовольствiя, съ цѣлью сговориться насчетъ правильнаго распредѣленiя ссудъ между земствами на случай неурожаевъ, есть огромная разница.

Не подлежитъ, кажется, сомнѣнiю, что вопросъ объ обезпеченiи продовольствiя народа въ губернiяхъ въ случаѣ неурожая, поставленный такъ, какъ мы попытались вкратцѣ и въ главныхъ чертахъ его представить, — обнаруживаетъ отсутствiе какой бы то ни было системы или общаго плана дѣйствiй. Случайно приходитъ неурожай, и столь же случайно и наскоро принимаются мѣры къ противодѣйствiю его гибельнымъ послѣдствiямъ.

Слѣдовательно прежде всего, кажется намъ, нужно бы было позаботиться объ установленiи какой нибудь системы, какого нибудь плана административно–хозяйственныхъ распоряженiй, который могъ бы быть принять для руководства по всей Россiи.

Въ чемъ онъ долженъ заключаться, мы не беремся сказать. Вопросъ слишкомъ важенъ, труденъ и сложенъ, чтобы можно было разрѣшить его въ нѣсколькихъ строкахъ.

Но приступить къ обсужденiю этого вопроса — болѣе чѣмъ своевременно, и во всякомъ случаѣ кажется намъ нужнѣе, чѣмъ обсуждать отдѣльно и безъ связи съ общимъ состоянiемъ государства такiя темы, какъ, напримѣръ, вопросъ: улучшилось или ухудшилось состоянiе помѣщичьихъ имѣнiй?

И такъ, прежде всего, казалось бы необходимымъ сознать важность вопроса о неурожаяхъ, какъ вопроса государственнаго.

За симъ, когда вопросъ этотъ въ сознанiи по истинѣ станетъ вопросомъ государственнымъ, изъ этого сознанiя сама собою истекала бы необходимость къ обсужденiю сего вопроса призвать нѣсколько представителей земства.

Чтò вышло бы изъ этого обсужденiя правительствомъ и земствомъ вопроса о народномъ продовольствiи мы знать не можемъ; но позволительно думать, что практическое ознакомленiе съ вопросомъ тѣхъ учрежденiй и властей, которыя призваны къ попеченiю о нуждахъ народа, привело бы къ какимъ нибудь благотворнымъ результатамъ.

И если бы такого рода комиссiя пришла, на примѣръ, къ слѣдующей простой мысли: учредить, по полосамъ или по группамъ губернiй, такiе съѣзды представителей отъ земства каждой входящей въ составъ группы губернiи, которые, сообща съ правительственными чиновниками, собирались, разъ или два въ годъ, съ цѣлью регулировать образъ дѣйствiй земствъ на случай неурожаевъ и взаимныя ихъ отношенiя на случай нужды одному земству пользоваться кредитомъ у другаго, и каждый изъ съѣздовъ поставить въ прямыя сношенiя другъ съ другомъ, съ тѣмъ чтобы потомъ, на случай неурожая въ какой либо губернiи, эта губернiя могла сноситься съ тѣми, отъ которыхъ ей возможно было бы ожидать помощи. Мы полагаемъ, что изъ такой мысли могло бы выработаться что–либо практическое и цѣлесообразное.

Св.–Сол–скiй.

________

ЕЖЕНЕДѢЛЬНАЯ ХРОНИКА.

— »Русск. Вѣд." извѣщаютъ что московское уѣздное земское собранiе постановило, въ ознаменованiе радостнаго событiя помолвки Великой Княжны Марiи Александровны, учредить народное училище имени Ея Высочества.

— »Голосу" сообщаютъ изъ Москвы о великолѣпномъ ларцѣ, заказанномъ въ магазинѣ Хлѣбникова по рисунку г. Мартынова, изъ чистаго золота, вѣсомъ до 1 пуда, и предназначаемомъ въ подарокъ Великой Княжнѣ Mapiи Александровнѣ отъ московскаго дворянства.

— »Самарск. Губ. Вѣд." сообщаютъ что Государъ Наслѣдникъ Цесаревичъ и Государыня Цесаревна назначили въ пособiе нуждающимся жителямъ Самарской губернiи 1,000 р. изъ суммъ сбора, разрѣшеннаго въ 1868 г., въ пользу губернiй пострадавшихъ отъ неурожая.

— Та–же газета извѣщаетъ что на тотъ же предметъ пожертвовали: Юрiй Ѳедоровичъ Самаринъ 3,000 р. и редакторы «Моск. Вѣд." 2,000 р.

— Покойный сенаторъ Буцковскiй завѣщалъ отъ 40–60 т. р. на составленiе капитала, съ тѣмъ чтобы проценты съ онаго поступали въ распоряженiе петербургскаго совѣта присяжныхъ повѣренныхъ, для выдачи заслуживающимъ вспоможенiя оправданнымъ или обвиненнымъ подсудимымъ.

— Кiевскiй городской голова П. П. Демидовъ князь С. Донато положилъ ежегодно жертвовать по 2,000 р. на вспоможенiе бѣднымъ студентамъ кiевскаго университета.

— Окончательный выборъ московскаго гор. головы, по словамъ «Моск. Вѣд.", долженъ послѣдовать 16 октября.

— »С.–Петерб. Вѣд." сообщаютъ что первый участокъ севастопольской жел. дороги готовъ, и ожидается прiѣздъ коммиссiи для освидѣтельствованiя работъ и открытiя дороги.

— Смоленское губернское земское собранiе постановило ходатайствовать о разрѣшенiи облагать земскимъ сборомъ всѣ земли принадлежащiя желѣзнымъ дорогамъ, не исключая и полотна дороги, на которомъ рельсы, а также устраиваемыя на этихъ земляхъ компанiями жел. дорогъ промышленыя и торговыя заведенiя.

— »Моск. Вѣд." сообщаютъ что представленiе владимiрскаго губернскаго земскаго собранiя объ ассигнованiи ежегодно изъ казны 400,000 рублей, на введенiе обязательнаго обученiя, при помощи возвышенiя акциза по 1 коп. съ градуса спирта, — какъ и слѣдовало ожидать — оставлено правительствомъ безъ послѣдствiй.

— »Русскiй Мiръ" сообщаетъ что екатеринославское губернское земское собранiе постановило ходатайствовать о закрытiи учрежденiя мировыхъ посредниковъ въ губернiи, такъ какъ крестьянский вопросъ почти повсемѣстно разрѣшенъ выкупомъ.

— Богородицкое уѣздное земское собранiе постановило поручить гласному г. Полякову составить проектъ страхованiя жизни.

— »Совр. Изв." сообщаютъ что яранское земское собранiе, Вятской губернiи, постановило ввести въ начальныхъ школахъ пассивную гимнастику и поручить управѣ прiобрѣсти руководство для гимнастическихъ учрежденiй Шребеля и изданiе «Лѣтнiя игры и занятiя".

— »Моск. Вѣд." сообщаютъ что правительство разрѣшило выдавать новгородскому земству въ теченiе 3–хъ лѣтъ по 6,500 р. пособiя для лѣченiя сифилиса.

— Крапивинское уѣздное земское собранiе, Тульской губ., постановило просить губернское земское собранiе, о принятiи лѣченiя больныхъ сифилисомъ на счетъ губернскаго земства.

— Въ городѣ Вяткѣ, 14 сентября, открытъ первый ночлежный прiютъ на 30 человѣкъ.

— »Одесск. Вѣд." сообщаютъ что положенiе дѣлъ въ евпаторiйскомъ земствѣ не лучше чѣмъ въ ѳеодоссiйскомъ: служащiе по земству уже 8 мѣсяцевъ не получаютъ жалованья.

— Въ дополненiе къ извѣстiямъ с состоянiи земскихъ дѣлъ въ Ѳеодоссiйскомъ уѣздѣ, Таврической губернiи, корреспондентъ «Одесскаго Вѣстника" пишетъ слѣдующее:

«Земство, вмѣсто того чтобы обсуждать сейчасъ же мѣры противъ ожидаемаго бѣдствiя, занялось на третiй день скачками, которыя устроены были за нѣсколько верстъ отъ Ѳеодосiи и куда собрался почти весь городъ. Картина была очень веселая. Прелестная погода, масса изящныхъ дамъ, возбужденныя лица татаръ, явно интересовавшихся результатомъ скачекъ, звуки музыки, суетливость и веселость толпы — все это меньше всего наводило на мысль, что уѣздъ находится въ бѣдственномъ положенiи. Впрочемъ, самого то народа, живущаго въ уѣздѣ, было, конечно, меньше всего на этой скачкѣ. Здѣсь преимущественно былъ городъ Ѳеодосiя со своими представителями, берущими изъ уѣзда ежегодно на городъ Ѳеодосiю 10,000 руб., а дающимъ на земство всего только тысячу руб. Ѳеодоссiйскiй городской голова — въ тоже время и членъ земской управы, а члены городской управы — въ то же время и члены земской управы. При такой обстановкѣ положенiе предсѣдателя земской управы, не связаннаго никакимъ родственнымъ отношенiемъ съ остальными членами,не смотря на свою чистоту благихъ намѣренiй, чрезвычайно трудное. Въ такомъ случаѣ одна чистота намѣренiя ничего не подѣлаетъ, ибо благими намѣренiями и адъ вымощенъ. Иное дѣло — положенiе предводителя дворянства, который, въ качествѣ предсѣдателя собранiя, на другой день скачекъ предложилъ на будущiй годъ ассигновать изъ земскихъ суммъ 600 руб. на конскiя скачки, что собранiемъ и было утверждено. Послѣ этого шелъ вопросъ о принятiи мѣръ къ возможно–скорому полученiю недоимокъ, и при этомъ высказывались жалобы на недѣятельность въ этомъ случаѣ земской полицiи. Но какъ разъ, по иронiи судьбы, въ эту минуту получено было заявленiе исправника, который безуспѣшность взысканiя недоимокъ относитъ не къ бездѣятельности полицiи, а къ нежеланiю самихъ землевладѣльцевъ платить слѣдуемые съ нихъ налоги и недоимки. Въ доказательство этого онъ для образца указываетъ на самаго крупнаго землевладѣльца, почетнаго предсѣдателя земскаго собранiя С. Х. Лампси, не уплатившаго за этотъ годъ ни копѣйки. Собранiе опредѣлило: для болѣе современнаго поступленiя сборовъ и недоимокъ избрать коммиссара съ жалованiемъ въ 1,200 руб., въ каковую должность и избранъ одинъ изъ гласныхъ собранiя, родной братъ члена земской управы.

— Воронежская городская дума одобрила составленный особою коммисiею проектъ «воспитательно–ремесленнаго заведенiя", содержанiе коего обезпечивается городскою думою; въ основный же капиталъ этого учрежденiя поступили: 1,000 р., внесенные воронежскимъ губернаторомъ изъ суммъ предоставленныхъ въ его распоряженiе г. Поляковымъ для благотворительныхъ цѣлей, и 3,000 р., пожертвованные почетнымъ гражданиномъ Клочковымъ.

Цѣлiю упомянутаго заведенiя должно быть воспитанiе мальчиковъ, выбывающихъ изъ мѣстнаго Александринскаго дѣтскаго прiюта, по достиженiи ими 11–ти–лѣтняго возраста, далѣе котораго нельзя оставаться въ прiютѣ по его уставу, равно воспитанiе круглыхъ сиротъ и безпрiютныхъ дѣтей самаго бѣднаго класса мѣстнаго населенiя, безъ различiя сословiй, дабы приготовить изъ нихъ способныхъ и полезныхъ ремесленниковъ. Число воспитанниковъ на первое время опредѣляется въ 30 человѣкъ. Но если помѣщенiе позволитъ, то, во–1–хъ, могутъ быть допущены стипендiаты съ платою 100 р. въ годъ, и во–2–хъ, вольно–приходящiе, собственно для изученiя ремеслъ, съ платою 24 р. въ годъ. Курсъ обученiя продолжается 6 лѣтъ, изъ коихъ три года опредѣляются для элементарнаго научнаго образованiя, и три года для практическаго изученiя ремеслъ въ мастерскихъ заведенiя; сверхъ того еще одинъ годъ посвящается практикѣ и усовершенствованiю въ ремеслахъ, подъ наблюденiемъ попечительнаго совѣта, въ частныхъ мастерскихъ, или же въ мастерскихъ заведенiя. Изъ ремеслъ на первый разъ вводятся столярно–токарное и слесарное; сверхъ сего въ курсъ обученiя входятъ черченiе и рисованiе. Рабочее время въ ремесленномъ отдѣленiи полагается утромъ отъ 7 до 12 часовъ, съ получасовымъ отдыхомъ, и отъ 2 до 6 часовъ пополудни, также съ отдыхомъ; 7–й же и 8–й часы употребляются, по возможности, на гимнастику, пѣнiе, чтенiе полезныхъ книгъ и письмо. Въ воскресные и праздничные дни воспитанникамъ предоставляется, послѣ литургiи, работать, съ дозволенiя смотрителя, на себя изъ собственныхъ матерiаловъ. Годовой бюджетъ заведенiя: жалованье смотрителю 500 р., двумъ служителямъ, по 60 р., 120 р. въ годъ; двумъ мастерамъ, по 40 р. въ мѣсяцъ, 960 р.; учителю черченiя и рисованiя 400 р.; учителю гимнастики 50 р.; на ремонтъ одежды и бѣлья 900 р.; на продовольствiе 1,620 р.; прiобрѣтенiе книгъ, рисунковъ, моделей и проч. 150 р.; освѣщенiе заведенiя 75 р.; расходъ матерiаловъ при изученiи 500 р. и ремонтъ инструментовъ 50 р. — всего 5,325 руб. На первоначальное обзаведенiе 905 рублей.

— »Школьная Жизнь" сообщаетъ что въ сентябрѣ были экзамены для желающихъ поступить въ сельскiе учителя. Изъ 15 выдержали экзаменъ 6 мужчинъ и 2 дѣвицы. Познанiя, прiемы обученiя, отвѣты, развитiе, все оказалось слабымъ; при этомъ замѣчается что многiе изъ экзаменовавшихся учились въ учительскихъ семинарiяхъ.

— »С.–Петерб. Вѣд." сообщаютъ что докладъ министерства финансовъ объ учрежденiи рисовальныхъ классовъ, въ видѣ подспорья развитiю нашей техники и промышленности получилъ утвержденiе, и что нѣсколько рисовальныхъ классовъ будетъ открыто въ 1874 году.

— Съѣздъ московскаго духовенства постановилъ безотлагательно открыть женское епархiальное училище, эмеритальную кассу и епархiальный свѣчной заводъ.

— Болховская городская дума постановила ходатайствовать объ открытiи реальнаго училища, съ назначенiемъ единовременно сверхъ помѣщенiя 3,000 р. и ежегодно по 2,000 р.

— »Современныя Извѣстiя" сообщаютъ что учредители высшихъ женскихъ курсовъ въ Москвѣ получили оффицiальное–де приглашенiе заняться составленiемъ проекта высшаго женскаго учебнаго заведенiя, которое отклонило бы ищущихъ высшаго образованiя женщинъ отъ необходимости искать его за границей.

— »Одесскiй Вѣстникъ" сообщаетъ слѣдующiя подробности объ открытомъ въ Сорокахъ, Бессарабской области, еврейскомъ училищѣ: «Начался актъ. На эстраду вышла дѣвочка, лѣтъ десяти, и чистымъ русскимъ языкомъ прочла молитву, безъ еврейскаго жаргона, внятно и выразительно; затѣмъ началось чтенiе наизусть басенъ, стихотворенiй нашихъ народныхъ поэтовъ и прозаическихъ сочиненiй. Съ первыхъ словъ дѣтей стало ясно, что тутъ уже не рутина, не схоластика: правильное произношенiе, простота и осмысленность дикцiи, полное и вѣрное пониманiе авторовъ. Наконецъ нѣсколько ученицъ разыграли ими же переведенную изъ еврейскаго быта юмористическую сцену, и восторгъ публики былъ неописанный".

— »С.–Петерб. Вѣд." слышали что министерство финансовъ испрашиваетъ кредитъ въ 100 т. рублей на устройство, въ 1874 г., московскаго музея прикладныхъ знанiй.

— »Моск. Вѣд." сообщаютъ объ устройствѣ, при министерствѣ народнаго просвѣщенiя, коммиссiи для установленiя дисциплинарныхъ мѣръ взысканiя въ среднихъ и низшихъ учебныхъ заведенiяхъ.

— 30–го сентября открытъ въ окрестностяхъ Саратова учебно–исправительный прiютъ для несовершеннолѣтнихъ преступниковъ; пока помѣщенiй на 15 человѣкъ.

— 30–го же сентября, въ Новгородѣ, при мужскомъ приходскомъ училищѣ открытъ ремесленный классъ.

— Корреспондентъ «Голоса" сообщаетъ что 2–го октября, открыто въ Зарайскѣ шестиклассное реальное училище, съ преобладанiемъ механики. Всѣхъ прошенiй о вступленiи подано было 52.

— В г. Саратовѣ, при учительскихъ классахъ мѣстнаго отдѣленiя музыкальнаго Общества открыты разъ въ недѣлю даровые уроки хороваго пѣнiя.

— »Биржа" сообщаетъ что шесть пивоваренныхъ заводчиковъ въ С.–Петербургѣ пожертвовали до 6 т. рублей на народныя чтенiя.

— »Самарскiя Вѣдомости" сообщаютъ что министерство внутреннихъ дѣлъ извѣстило самарскаго губернатора, 11–го сентября, о томъ, что уставъ самарско–оренбургской желѣзной дороги уже внесенъ въ комитетъ министровъ и что нынѣ же имѣетъ въ виду устроить Общество для проведенiя желѣзной дороги.

— По словамъ «Московск. Вѣдомостей", крестьяне Николаевскаго уѣзда, Самарской губернiи, поставлены въ иныхъ мѣстностяхъ въ необходимость занимать для уплаты недоимокъ деньги у частныхъ лицъ, платя по 20% въ мѣсяцъ.

— »С.–Петерб. Вѣд." сообщаютъ, со словъ своего корреспондента, что въ Бугульминскомъ уѣздѣ, Самарской губернiи, обнаружена стачка скупщиковъ–купцовъ, которые, пользуясь нуждою до зарѣза крестьянъ въ деньгахъ, покупаютъ за низкiя цѣны у нихъ ленъ и остатки зерна!

— В финяндской газетѣ «Helsingfors Dagblatt", по словамъ «Голоса", предлагаются мѣры помощи изъ запасныхъ капиталовъ финляндскихъ приходовъ въ пользу страдающихъ отъ неурожаевъ мѣстностей Россiи, независимо отъ предпринятой повсемѣстно въ Финляндiи подписки для той же цѣли.

— Изъ опубликованнаго отчета о присяжныхъ повѣренныхъ въ С.–Петербургѣ видно, что со дня открытiя судебныхъ учрежденiй, съ 17 апрѣля 1866 г., избрано было присяжныхъ повѣренныхъ 164. Изъ нихъ въ теченiе 7 лѣтъ выбыло 53, изъ коихъ 11 по случаю смерти.

— »Моск. Вѣд." сообщаютъ что въ комитетъ министровъ внесено представленiе министра юстицiи о недопущенiи къ частной адвокатурѣ чиновниковъ выключенныхъ изъ службы.

— Корреспондентъ «Русскаго Мiра" изъ Устюжны сообщаетъ что число больныхъ сифилисомъ, за нынѣшнiй годъ, составляетъ 53% всей массы больныхъ лѣчившихся въ земской больницѣ; и изъ этихъ 53% — 33% падаетъ на дѣтей моложе 15 лѣтъ.

— 17 сентября, въ селѣ Козловкѣ, Бобровскаго уѣзда, Воронежской губернiи, убитъ командиръ резервнаго эскадрона 8–го уланскаго Вознесенскаго полка, полковникъ Якшичъ. Подозрѣнiе въ убiйствѣ падаетъ на двухъ нижнихъ чиновъ этого эскадрона.

— »С.–Пет. Вѣд." сообщаютъ что пути въ 30 верстахъ отъ Архангельска стали весьма опасны вслѣдствiе появленiя разбойническихъ шаекъ.

— »Русскiя Вѣдомости" извѣщаютъ объ открытiи въ Калугѣ цѣлой коммиссiи, промышлявшей сбытомъ фальшивыхъ кредитныхъ билетовъ, преимущественно 25–ти–рублеваго достоинства.

— »Суд. Вѣстн." сообщаетъ что московская судебная палата, по разсмотрѣнiи апелляцiоннаго дѣла о взысканiи съ г. Полякова, строителя харьково–азовской жел. дороги, харьковскимъ земствомъ 300 т. р., постановила: отмѣнить рѣшенiе с.–петерб. окружнаго суда и взыскать съ г. Полякова обѣщанные имъ въ пользу харьковскаго земства 300 т. р.

— »С.–Петерб. Вѣдомости" передаютъ слухъ о томъ, что Общество попеченiя о раненыхъ прiобрѣтаетъ покупкою для себя домъ на Лиговкѣ, въ С.–Петербургѣ.

— 7–го октября, въ Москвѣ у Иверской, происходило, какъ сообщаетъ «Русскiй Мiръ", освященiе новой церкви Казанской Божiей Матери, построенной на иждивенiе купца Корзинкина, и стоившей ему, какъ говорятъ, до 100 т. рублей.

________

 

ИНОСТРАННЫЯ СОБЫТIЯ.

 

Въ послѣднемъ нашемъ отчетѣ объ иностранныхъ политическихъ событiяхъ («Гражд.” № 41) мы, говоря о признакахъ римской политической агитацiи въ пользу возстановленiя свѣтскаго владычества папы, замѣчаемыхъ во всей Европѣ, упомянули между прочимъ о двухъ любопытнѣйшихъ письмахъ: папы къ императору Вильгельму и отъ императора Вильгельма папѣ. Мы обѣщали сообщить эти письма читателямъ. Они относятся еще къ августу нынѣшняго года, но обнародованы въ Берлинѣ въ «Государственномъ Указателѣ” лишь 14–го (2–го) октября. Вотъ письмо Пiя IX.

«Ватиканъ, 7–го августа 1873 г. Ваше величество. Всѣ мѣры, принимаемыя съ нѣкотораго времени правительствомъ вашего величества, клонятся все болѣе и болѣе къ стѣсненiю католиковъ. Признаюсь что, спрашивая себя о причинахъ, вызывающихъ эти крайне суровыя мѣры, я не въ состоянiи понять, въ чемъ эти причины заключаются. Съ другой стороны, меня извѣщаютъ, что ваше величество не одобряете образа дѣйствiй вашего правительства и суровости мѣръ, принимаемыхъ имъ противъ католической вѣры. Если дѣйствительно ваше величество не одобряете этого — а ваши прежнiя письма ко мнѣ достаточно показываютъ что вы не одобряете всего происходящаго нынѣ — если, говорю, ваше величество дѣйствительно не одобряете того, что ваше правительство продолжаетъ принимать мѣры строгости противъ Христовой церкви и тѣмъ ослаблять послѣднюю, то не придете ли, ваше величество, къ убѣжденiю, что эти мѣры могутъ лишь колебать вашъ престолъ? Говорю откровенно, потому что мой девизъ — истина; я говорю такъ, потому что считаю своимъ долгомъ говорить истину всѣмъ, хотя бы и не католикамъ; ибо всякiй, прiявшiй крещенiе, принадлежитъ болѣе или менѣе — я не могу изъяснить здѣсь въ подробности почему — принадлежитъ, говорю, болѣе или менѣе, папѣ. Питаю увѣренность, что ваше величество встрѣтите эти мои соображенiя съ обычной вашей добротою и примете необходимыя въ данномъ случаѣ мѣры. Выражая вашему величеству чувства моей преданности и почтенiя, прошу Бога чтобъ Онъ простеръ на васъ и на меня покровъ своего милосердiя”.

Вотъ отвѣтъ германскаго императора: «Берлинъ, 3–го сентября 1873 г. Радуюсь тому, что ваше святѣйшество, какъ въ прежнiя времена, почтили меня письмомъ, тѣмъ болѣе, что это даетъ мнѣ случай исправить невѣрности, которыя, судя по письму вашего святѣйшества отъ 7–го августа, вкрались въ представленныя вашему святѣйшеству донесенiя о нѣмецкихъ дѣлахъ. Еслибъ эти донесенiя были согласны съ истиною, то ваше святѣйшество никакъ не могли бы допустить предположенiя, что мое правительство слѣдуетъ неодобряемому мною пути. По конституцiи моего государства этого не можетъ случиться, потому что въ Пруссiи законы и всякiя правительственныя мѣры требуютъ моего верховнаго утвержденiя. Къ моему величайшему прискорбiю, часть моихъ католическихъ подданныхъ составили, вотъ уже два года, политическую партiю, которая враждебными государству происками пытается смутить религiозный миръ, искони господствующiй въ Пруссiи. Къ несчастiю, католическiе прелаты не только одобрили это движенiе, но еще, примкнувъ къ нему, оказываютъ открытое сопротивленiе существующимъ законамъ. Не мое дѣло изыскивать причины, побудившiя духовенство и вѣрующихъ одного изъ христiанскихъ исповѣданiй помогать врагамъ всякаго установленнаго политическаго порядка, съ цѣлью ниспровергнуть такой порядокъ. Но я обязанъ охранять въ государствѣ, порученномъ Богомъ моему управленiю, внутреннее спокойствiе и поддержать уваженiе къ законамъ. Я знаю что долженъ дать отчетъ Богу въ выполненiи этого моего долга, и буду, не взирая на всякiя нападки, поддерживать порядокъ и законы въ моемъ государствѣ дотолѣ пока Господь позволитъ мнѣ это. Я обязанъ сдѣлать это, какъ христiанскiй монархъ, даже въ тѣхъ случаяхъ, когда, къ моему прискорбiю, мнѣ приходится выполнять этотъ мой долгъ по отношенiю къ служителямъ церкви, которая, какъ я знаю, наравнѣ съ евангелическою церковью, признаетъ заповѣдь покорности гражданскимъ властямъ, какъ завѣтъ Божiй, открытый людямъ. Къ сожалѣнiю, многiя духовныя лица въ Пруссiи, подчиненныя вашему святѣйшеству, отрицаютъ эту заповѣдь христiанства и вынуждаютъ мое правительство, находящее опору въ огромномъ большинствѣ моихъ вѣрноподданныхъ католическаго и евангелическаго исповѣданiй, прибѣгать для соблюденiя государственныхъ законовъ къ средствамъ свѣтской власти. Я желалъ бы надѣяться, что ваше святѣйшество, извѣстившись объ истинномъ положенiи дѣлъ, не преминете воспользоваться вашею властью для прекращенiя агитацiи, которая возбуждена прискорбными искаженiями истины и злоупотребленiемъ правъ духовенства. Свидѣтельствую вашему святѣйшеству передъ Богомъ, что религiя Iисуса Христа не имѣетъ ничего общаго съ этими происками, точно также какъ истина, подъ знамя которой, вмѣстѣ съ вашимъ святѣйшествомъ, я становлюсь безусловно. Есть еще выраженiе въ письмѣ вашего святѣйшества, которое я не могу оставить безъ протеста, хотя оно вытекаетъ не изъ ложныхъ донесенiй, но изъ религiозныхъ воззрѣнiй вашего святѣйшества: это — увѣренiе, будто всякiй, прiявшiй крещенiе, принадлежитъ папѣ. Евангелическая вѣра, которую, какъ извѣстно вашему святѣйшеству, я исповѣдую наравнѣ съ моими предками и большинствомъ моихъ подданныхъ, не позволяетъ намъ признавать въ нашихъ отношенiяхъ къ Богу инаго посредника, кромѣ Господа нашего Iисуса Христа. Различiе вѣры, однако, не мѣшаетъ мнѣ жить въ мирѣ съ исповѣдующими иную религiю, и выразить вашему святѣйшеству чувства моей преданности и почтенiя”.

Оба эти письма весьма замѣчательны. Безъ сомнѣнiя папа, въ виду дѣйствительнаго преслѣдованiя вѣрныхъ ему католиковъ въ Германiи (т. е. исповѣдующихъ догматъ непогрѣшимости) и которыхъ въ Германiи, какъ и вездѣ, безмѣрно болѣе неисповѣдующихъ этотъ новый догматъ — не могъ не высказать своего пастырскаго слова. Съ другой стороны и императоръ Вильгельмъ не могъ послать папѣ инаго отвѣта, какъ тотъ, который мы сейчасъ читали, — такъ что письмо папы, конечно и зазнамо, написано было имъ безо всякой надежды на какой–либо прямой успѣхъ, а очевидно предназначалось лишь послужить протестомъ властителя церкви противъ дѣйствiй властителя пол–Европы. Но вся чрезвычайная и особенная характерность папскаго письма заключается въ его окончанiи.

Во первыхъ папа прямо высказываетъ мысль что всѣ эти «мѣры строгости противъ Христовой церкви” ослабляютъ послѣднюю и способны «поколебать” престолъ императора Германскаго. Это слова — строго высказанныя и отъ лица какъ бы и не сомнѣвающагося въ правѣ своемъ такъ говорить; мало того — считающаго себя прямо обязаннымъ предупреждать государей, отстаивая «истину,” не смотря ни на какое лицо и съ авторитетомъ власть имѣющаго.

Затѣмъ, въ письмѣ папы сейчасъ же слѣдуютъ самыя удивительныя слова изъ всѣхъ какихъ можно было ожидать отъ главы римскаго католичества: «Я говорю такъ”, пишетъ папа, «потому что считаю долгомъ говорить истину всѣмъ, хотя бы и не католикамъ; ибо всякiй, прiявшiй крещенiе, принадлежитъ болѣе или менѣе — я не могу изъяснить здѣсь въ подробности почему — принадлежитъ, говорю, болѣе или менѣе папѣ”.

Вотъ слова далеко намекающiя! Давно уже римское католичество не заявляло подобныхъ мыслей и такого ученiя! И такъ всѣ эти еретики, всѣ эти протестанты, бунтовщики и отщепенцы, въ свое время возставшiе на «намѣстника Божiя” съ мечемъ въ рукѣ и съ ругательнымъ обличенiемъ, — всѣ эти «грѣшники и погибшiе”, которые всѣ до единаго были прокляты въ свое время на всѣхъ возможныхъ соборахъ — всѣ они теперь опять уже дѣти папы, и, будь лишь всего только крещены, уже снова имѣютъ право принадлежать ему — а стало быть право на его отеческое заступничество за нихъ передъ монархами и сильными мiра сего! Дѣйствительно широкiй взглядъ, ибо давно–ли еретикъ не только не могъ считаться въ глазахъ римской церкви христiаниномъ, но даже былъ хуже язычника? И такiя мысли возвѣщаетъ самъ папа, непогрѣшимый посредникъ между Богомъ и человѣчествомъ! Надо отдать справедливость — мысль величавая, и — безспорно новая. Она заявляетъ о какомъ–то неслыханномъ расширенiи взгляда римскаго католичества, намекаетъ на новые горизонты, на новые пути дѣйствiй, на какiя–то новыя намѣренiя въ будущемъ. Весьма важно и то, что мысль эта заявлена такъ рѣзко и окончательно, и въ такомъ важнѣйшемъ документѣ, могущественнѣйшему государю, представителю протестантства и, по своей вѣрѣ, противнику католичества. Эта новая претензiя владыки римской церкви, высказанная при такихъ обстоятельствахъ, становится любопытнымъ историческимъ фактомъ, — особенно въ виду грядущаго, въ виду будущаго Европы, въ наше время болѣе чѣмъ когда нибудь неизвѣстнаго и болѣе чѣмъ когда нибудь убѣгающаго отъ человѣческихъ соображенiй.

Протестантъ императоръ отвѣтилъ рѣзко и законченно и съ чрезвычайнымъ достоинствомъ на новую претензiю «владыки церкви”. Онъ прямо напоминаетъ ему, что «евангелическая вѣра, которую, какъ извѣстно вашему святѣйшеству я исповѣдую наравнѣ съ моими предками и большинствомъ моихъ подданныхъ, не позволяетъ намъ признавать въ нашихъ отношенiяхъ къ Богу инаго посредника, кромѣ Господа нашего Iисуса Христа”. — Тѣмъ не менѣе папа конечно долженъ чувствовать себя на болѣе твердой почвѣ, чѣмъ на какой предполагаетъ его императоръ германскiй. Папа слишкомъ знаетъ (а Римъ давно уже ожидаетъ того), что очень, очень многiе изъ этихъ гордыхъ людей, отвергнувшихъ когда–то «посредничество” папы, о которомъ говоритъ императоръ Вильгельмъ, и признавшiе руководствомъ своимъ въ дѣлѣ вѣры лишь одну свою совѣсть, — давно уже тяготятся этой свободой своей какъ бременемъ. Римъ знаетъ, что трехъ вѣковъ опыта достаточно было многимъ изъ этихъ «еретиковъ” чтобъ одуматься; что иные робкiе и (главное) чистые сердцемъ, во всей протестантской Европѣ (въ Англiи напримѣръ), далеко не прочь воротиться къ «посреднику”, — особенно въ виду тѣхъ путей, которые указываютъ этому робкому стаду ихъ сильные братья, гордые умы, представители силы и интелигенцiи — люди науки, богословы–атеисты, христiанскiе священники гласно непризнающiе Божественности Iисуса Христа, и оправданные въ этомъ правительствомъ, государственные люди уединяющiе и исключающiе религiю какъ зло, принимающiе противъ нея мѣры, и въ наше время, повсемѣстно и съ какой–то тревогой обороняющiе отъ нея свои государства, какъ отъ язвы или напасти. Римъ предчувствуетъ возможное постепенное возвращенiе отторгшихся и — измѣняетъ программу, заявляетъ о новыхъ путяхъ, о новыхъ взглядахъ своихъ, которые могутъ поразить умы.

Мы подумали, что имѣемъ нѣкоторое право вывести изъ этихъ новыхъ фактовъ, что римская церковь и глава ея не только не считаютъ себя сколько нибудь обезсиленными, послѣ потери Рима и свѣтскаго владычества, но даже питаютъ замыслы еще болѣе самонадѣянные чѣмъ когда нибудь, и готовятся жить самою обильною жизнiю въ будущемъ.

 

_____

 

Нѣмецкiя газеты полны извѣстiями о недавнемъ посѣщенiи императоромъ германскимъ (съ членами своего семейства и княземъ Бисмаркомъ), императора австрiйскаго и вѣнской выставки. Вѣнскiя газеты отзываются объ этомъ посѣщенiи восторженно, какъ о величайшемъ политическомъ событiи. Не описываемъ подробностей прiема въ Вѣнѣ августѣйшихъ гостей, обѣдовъ, парадныхъ представленiй въ театрѣ, охоты въ лаинцскомъ звѣринцѣ и проч. Но вотъ однако же весьма замѣчательные тосты провозглашенные за обѣдомъ обоими императорами. — Выписываемъ телеграмму:

— Вѣна, 9–го (21–го октяб.) ночью. — На сегоднешнемъ парадномъ обѣдѣ во дворцѣ, императоръ Францъ–Iосифъ провозгласилъ слѣдующiй тостъ: «Такъ какъ мое задушевное желанiе привѣтствовать въ Вѣнѣ императора Вильгельма, во время всемiрной выставки, исполнилось, то я съ радостью провозглашаю тостъ за его здоровье”! Императоръ Вильгельмъ, въ своемъ отвѣтѣ, благодарилъ какъ за сердечное привѣтствiе, сказанное императоромъ Францемъ–Iосифомъ, такъ и за радушный прiемъ, оказанный его супругѣ и дѣтямъ въ Вѣнѣ. При этомъ императоръ Вильгельмъ выразилъ удовольствiе что свиданiе въ Берлинѣ, въ прошломъ году, между императорами русскимъ и австрiйскимъ повторилось вновь въ нынѣшнемъ году въ Вѣнѣ во время всемiрной выставки. Въ заключенiе императоръ Вильгельмъ сказалъ: «Мысли, которыми мы обмѣнялись въ то время между собою, и съ которыми въ настоящее время вполнѣ согласились, составляютъ ручательство за миръ Европы и благосостоянiе нашихъ народовъ. Пью за здравiе императора австрiйскаго и короля венгерскаго моего высокаго друга”!

Телеграмма эта не нуждается въ объясненiяхъ; важное значенiе словъ, сказанныхъ императоромъ германскимъ, выступаетъ само собою. Но вотъ, кстати, отзывъ «Провинцiальной Корреспонденцiи”, офицiозной берлинской газеты, о посѣщенiи Вѣны императоромъ Вильгельмомъ:

«Императоръ желаетъ снова заявить этою поѣздкой, какую высокую цѣну онъ придаетъ добрымъ отношенiямъ съ австрiйскимъ императорскимъ домомъ и австро–венгерской монархiей, какъ лично, такъ и въ интересахъ общеевропейской политики. Начавшееся въ прошломъ году сближенiе между монархомъ россiйскимъ и австрiйскимъ упрочено нынѣшнимъ лѣтомъ въ Вѣнѣ; заключенный между тремя императорами союзъ, имѣющiй цѣлью охраненiе европейскаго мира, расширенъ вслѣдствiе недавняго посѣщенiя королемъ итальянскимъ Вѣны и Берлина. Свиданiе императоровъ германскаго и австрiйскаго въ Вѣнѣ можетъ быть признано крупнымъ дѣйствiемъ въ заключенiи того обширнаго союза, который долженъ обезпечить Европѣ миръ и предотвратить новыя потрясенiя”...

11–го (23–го) октября императоръ Вильгельмъ выѣхалъ изъ Вѣны.

 

___

 

Во Францiи напряженiе дѣлъ достигло, какъ кажется, послѣдней степени. Съ тѣхъ поръ какъ Тьеръ воротился въ Парижъ и сталъ во главѣ оппозицiи легитимистамъ, вся либеральная партiя во всей Францiи какъ бы воскресла и съ чрезвычайной энергiей стала готовиться къ предстоящему бою. Многiе изъ членовъ лѣваго центра Собранiя, никогда и не думавшiе быть республиканцами, теперь единодушно примкнули къ нимъ, чтобы не раздѣлять своихъ силъ. Недавнiе выборы на четыре вакантныя мѣста въ Собранiи огромнымъ большинствомъ разрѣшились въ пользу республиканцевъ. Безчисленныя заявленiя, подписи, протесты, письма со всѣхъ сторонъ свидѣтельствуютъ о глубокомъ негодованiи нацiи противъ заговора легитимистовъ, а вмѣстѣ съ тѣмъ и о повсемѣстномъ страхѣ. Всѣ заявляютъ себя республиканцами. Это не значитъ что французы такъ вдругъ пожелали теперь республики, а значитъ лишь то, какъ испугались они возстановленiя «законной монархiи”. Теперь уже всѣ понимаютъ, что въѣздъ графа Шамборскаго въ Парижъ непремѣнно поведетъ за собою революцiю, страшную для всѣхъ честныхъ и здравомыслящихъ французовъ; ибо если Тьеръ и всѣ «умѣренные” не осилятъ легитимистовъ и дадутъ имъ восторжествовать, то въ слѣдующую и ожидаемую за симъ революцiю врядъ ли уже будетъ возможно возстановленiе партiи умѣренныхъ во главѣ правительства, какъ уже проигравшихъ разъ свое дѣло. И потому въ обществѣ, въ настоящую минуту, почти паническiй страхъ. Всего болѣе возбуждаетъ негодованiе возмутительный фактъ олигархiи Нацiональнаго Собранiя надъ всей страною. Всѣ давно убѣдились (ибо факты слишкомъ ясны) что Нацiональное Собранiе, выбранное около трехъ лѣтъ назадъ при совершенно особенныхъ обстоятельствахъ, въ самое тяжелое и эксцентрическое время, давно уже перестало выражать собою истинную волю страны, а стало быть власть его въ настоящее время — одно злоупотребленiе. Призывомъ графа Шамборскаго, благодаря упрямству нѣсколькихъ крикуновъ и безумцевъ, клерикаловъ и «антикварiевъ”, Собранiе оскорбляетъ нацiю и ввергаетъ всѣхъ здравомыслящихъ людей въ удивленiе въ виду полной возможности такого глупаго факта, что нѣсколько своевольныхъ людей, противъ воли всей Францiи, могутъ, и даже имѣютъ право, навязать ей ненавистный образъ правленiя, а вслѣдъ за нимъ и столько неисчислимыхъ бѣдствiй, — совершенно безнаказанно. Предположенiе же о неизбѣжности революцiи вслѣдъ за провозглашенiемъ Генриха V — къ несчастью имѣетъ полное основанiе. Не говоря уже о гнѣвѣ страны, — одно то, что легитимисты, въ случаѣ торжества своего, непремѣнно начнутъ съ бѣлаго террора — ускоритъ паденiе ихъ, а вслѣдъ за тѣмъ конечно неминуема и революцiя. Легитимисты даже Тьеру грозятъ заключенiемъ или ссылкою въ Кайену. Ничего не можетъ быть возмутительнѣе ихъ логики въ настоящую минуту. Каждое заявленiе нацiи въ пользу республики, и вообще противъ ихъ намѣренiй, не только не образумливаетъ ихъ, но приводитъ лишь въ бѣшенство: «давно бы надо провозгласить монархiю, говорятъ они, еще немного и увидите что вся Францiя выскажется противъ насъ, а потому надо спѣшить и провозгласить монархiю!” Значитъ, мысль что они идутъ противъ воли большинства нацiи не только не смущаетъ ихъ, но напротивъ придаетъ имъ еще болѣе настойчивости въ преслѣдованiи ихъ незаконнаго предпрiятiя. Какого же спокойствiя можетъ ожидать Францiя отъ такихъ людей?

Депутацiя къ графу Шамборскому, отправленная къ нему въ Зальцбургъ (теперешняя его резиденцiя) и о которой мы извѣщали нашихъ читателей въ 41 № «Гражд.”, уже воротилась — говорятъ съ полнымъ успѣхомъ: онъ будто бы на все согласился, — на конституцiю, на знамя, на «дорогiя всѣмъ французамъ учрежденiя” и т. д. Вслѣдъ за тѣмъ колебавшiеся еще члены праваго центра — окончательно и восторженно примкнули къ общему союзу легитимистовъ. Однако, вникнувъ нѣсколько внимательнѣе въ эти извѣстiя, никакъ нельзя заключить что графъ Шамборскiй, даже и на этотъ (послѣднiй) разъ, высказался опредѣленно и окончательно объ «уступкахъ”; напротивъ вѣроятнѣе (по другимъ извѣстiямъ), что окончательное слово объ уступкахъ онъ, по прежнему, оставляетъ за собой въ Парижѣ, уже послѣ провозглашенiя его королемъ. Тѣмъ не менѣе легитимисты торжествуютъ и союзъ ихъ дѣйствительно тѣснѣе чѣмъ когда нибудь. По послѣднимъ телеграммамъ ничего однакоже не рѣшено о созывѣ Нацiональнаго Собранiя ранѣе срока, какъ увѣряли еще такъ недавно. Впрочемъ срокъ и безъ того близокъ. Вся судьба Францiи виситъ на волоскѣ. Черезъ двѣ недѣли мы можемъ услышать про удивительныя вещи.

Къ довершенiю всего, говорятъ, «старый маршалъ” высказался: онъ будто бы объявилъ себя окончательно послушнымъ и покорнымъ слугою большинства Собранiя. Въ случаѣ провозглашенiя короля, хочетъ будто бы тотчасъ же удалиться съ своего мѣста, посадивъ на него, въ ожиданiи въѣзда Генриха V, генерала Ладмиро. Все это, конечно, лишь слухи...

Извѣстiя изъ несчастной Испанiи получаются самыя сбивчивыя и неточныя. Войска Донъ–Карлоса, по свѣденiямъ изъ Мадрида столько разъ разбитыя и уничтоженныя, держатся повидимому крѣпче прежняго. По крайней мѣрѣ главнокомандующiй правительства, генералъ Морiонесъ, (по одному извѣстiю) требуетъ, для успѣшнаго дѣйствiя противъ карлистовъ, десяти тысячъ человѣкъ подкрѣпленiя! На югѣ мятежныя эскадры разъѣзжаютъ безнаказанно, выдерживаютъ битвы съ кораблями правительства и, по послѣдней телеграммѣ, картагенскiя разбойничьи суда готовятся бомбардировать Валенсiю, тоже изъ грабежа, какъ и Аликанте, и тоже подъ пассивнымъ наблюденiемъ эскадръ французской и англiйской. Блокаду Картагены съ сухаго пути правительство все еще не въ состоянiи усилить ни на одного солдата. Блокируютъ все тѣ же 4,000 человѣкъ жалкаго войска, безпрерывно перебѣгающаго къ бунтовщикамъ. Трудно представить, чѣмъ это можетъ кончиться. Можетъ быть Донъ–Карлосъ тоже питаетъ надежды на воцаренiе Генриха V.

 

______

 

ПЕТЕРБУРГСКОЕ ОБОЗРѢНIЕ

 

Столкновенiе пароходовъ. — О петербургской погодѣ. — О лжепророкѣ. — Опроверженiе по пунктамъ опроверженiй газеты «Голосъ». — Г. Гассабовъ и что онъ сдѣлалъ. — Объ Обществѣ исправленiя преступниковъ. — «Ваалъ», драма г. Писемскаго на Александринкѣ. — Два слова о драмѣ. — Два слова объ игрѣ ея. — Циркъ Гинне. — Театръ Берга. — Анекдотъ во время наводненiя. — Драмы въ большомъ свѣтѣ. — Нѣчто о политикѣ.

 

На этотъ разъ опять приходится начинать петербургскую лѣтопись съ печальнаго разсказа. Два петербургскихъ парохода «Царь” и «Царица” столкнулись на Ладожскомъ озерѣ, при слѣдующихъ обстоятельствахъ, передаваемыхъ газетѣ «Биржа” очевидцемъ, пассажиромъ парохода «Царица”. Этотъ пароходъ вышелъ 8 октября подъ вечеръ изъ Шлиссельбурга въ Ладожское озеро съ значительнымъ числомъ пассажировъ и при тихомъ состоянiи озера. Всѣ вскорѣ улеглись спать. На мостикѣ парохода, при проходѣ озеромъ, обыкновенно стоитъ штурманъ, вызывая капитана когда проходитъ пароходъ мимо маяковъ, но, кажется, на этотъ разъ и его не было, а оставался одинъ рулевой. Около 3 часовъ утра послышался ударъ и пароходъ «Царица” врѣзался носомъ въ кормовую часть парохода «Царь”, саженяхъ въ 2 или 3 отъ кормы, прорѣзавъ «Царя” почти до другаго борта. Давъ заднiй ходъ, пароходъ «Царица” освободился отъ противника, и какъ погода была тихая, онъ сталъ бортъ–о–бортъ съ пароходомъ «Царь”, съ котораго всѣ пассажиры перескочили, въ чемъ были, на пароходъ «Царицу”. Утонуло человѣкъ 30 пассажировъ втораго класса, спавшихъ въ каютѣ, помѣщавшейся въ кормѣ, куда вода хлынула потокомъ сквозь проломъ. Тамъ потонули также человѣка четыре офицiантовъ. Изъ пассажировъ перваго класса и пароходной прислуги всѣ спаслись, но изъ третьяго класса, должно быть, нѣкоторые утонули, оглушенные или убитые упавшею надъ ними крышею отъ удара парохода. Пароходъ «Царица” получилъ сильный проломъ носовой части, подъ который успѣли подвести парусъ распорядительностiю многихъ свирскихъ лоцмановъ, ѣхавшихъ домой на пароходѣ «Царица”, а то экипажъ на пароходѣ «Царица” совершенно растерялся. Увѣрившись что въ ручную ведрами можно настолько откачивать воду, чтобъ она не прибывала сильно сквозь проломъ, пассажиры потребовали возвращенiя въ Шлиссельбургъ, отъ котораго находились въ семи часахъ разстоянiя. Всѣхъ пассажировъ на пароходѣ собралось до 500 человѣкъ. Много погибло денегъ на пароходѣ «Царь”, такъ какъ ѣхало нѣсколько прикащиковъ съ деньгами; говорятъ что прикащикъ бирскаго купца Савостьянова успѣлъ перескочить въ одной рубашкѣ, оставивъ на пароходѣ сумку съ 22,000 р. денегъ и на 70,000 р. векселей. Когда пароходъ «Царица” удалился, то пароходъ «Царь” погрузился уже кормою на столько, что показывался киль носовой части, а южнымъ вѣтромъ гнало пароходъ къ финляндскому берегу. На мѣстѣ столкновенiя глубина оказалась, по промѣру, въ 18 саженъ. Пароходъ «Царица” благополучно дошелъ до Шлиссельбурга, откуда его повели въ Петербургъ. Во время столкновенiя ночь была тихая, свѣтлая и капитанъ парохода «Царь” кричалъ, но его не послушалъ рулевой на пароходѣ «Царица” и не держалъ какъ слѣдуетъ, такъ какъ только двухъ саженей не успѣлъ пробѣжать пароходъ «Царь”, чтобы миновать ударъ своего товарища.

Съ Петербургомъ творится что–то необыкновенное. Вчера была почти лѣтняя погода; даже что–то похожее на солнце изволило улыбаться и милостиво проглядывать сквозь легкiй слой лазуревыхъ облаковъ. Дулъ южный вѣтеръ, а къ вечеру опять раздались три пушечныхъ выстрѣла, опять появились сигналы возвышенiя воды на адмиралтействѣ. «Господи, какъ скучно” говорятъ петербуржцы, только что развеселишься, а тутъ трахъ, югозападный вѣтеръ своимъ зловѣщимъ свистомъ поетъ свою арiю на роковыя слова: memento mori!

И вѣдь каждый день это повторяется, вотъ что скучно! Да еще вдобавокъ старушки Петербурга распустили слухъ о какомъ–то пророкѣ, возвѣщающемъ на 15 октября наводненiе такое, что даже наводненiе 1824 года покажется пустяками въ сравненiи съ предвѣщаемымъ; прибавляютъ даже что пророка этого посадили въ тюрьму, и что сидя въ тюрьмѣ онъ декламируетъ:

 

                             «Съ тѣхъ поръ какъ вѣчный Судiя

                             Мнѣ далъ всевѣденье пророка,

                             Въ волнахъ Невы читаю я

                             Угрозу страшнаго потока...

 

Но само собою разумѣется что къ этому надо относиться по современному, то есть скептически; хотя, какъ говорилъ намъ одинъ пренаивный петербуржецъ, «пожалуй, чего добраго, и будетъ наводненiе, не даромъ градоначальникъ издалъ объяснительныя правила для полицiи на случай возвышенiя воды; кто знаетъ — накличутъ бѣду”.

Почтенная газета «Голосъ”, отчасти потому что наступаетъ подписка, отчасти потому что мы ее укололи, не на шутку разсердилась на насъ, и въ четвергъ, устами одного изъ состоящихъ въ должности остроумныхъ фельетонистовъ, напала на насъ если не съ умомъ, то все–же съ яростiю подобающею ея фельетонистамъ, и даже для вящаго униженiя насъ, назвала насъ «жалкимъ журнальцемъ”!

Мы никогда не отвѣчаемъ газетамъ, а «Голосу” въ особенности на ихъ брань. Но на этотъ разъ къ брани примѣшивается милое обвиненiе насъ во лжи! «Великолѣпная газета” хочетъ насъ изобличить, но изобличенiя эти совсѣмъ не удачны.

Начнемъ по пунктамъ. Мы говорили что памятникъ Екатерины II будетъ открытъ не 24–го ноября, а будущей весною. А между тѣмъ наканунѣ въ «Правит. Вѣстникѣ” появляется Высочайшее повелѣнiе о томъ чтобы открытiе памятника послѣдовало 24–го ноября сего года. Но газета «Голосъ” упустила обратить вниманiе на то что Высочайшее повелѣнiе, напечатанное въ «Правит. Вѣстн.” на дняхъ, объявлено 26–го апрѣля сего года, и что съ тѣхъ поръ могло послѣдовать измѣненiе. Вотъ почему можемъ увѣрить газету «Голосъ” что весьма недавно еще слухъ объ открытiи памятника не въ ноябрѣ, а будущею весною, на томъ основанiи, что опасаются холода для имѣющихъ присутствовать на открытiи памятника дамъ, заслуживалъ вѣроятiя. Впрочемъ увидимъ!

Далѣе мы говорили о засѣданiи членовъ славянскаго комитета бывшемъ на дняхъ по вопросу о назначенiи священника въ Прагу. «Голосъ” отрицаетъ это извѣстiе, вѣроятно потому что г. Краевскiй, который состоитъ членомъ славянскаго комитета, не зналъ что за нѣсколько дней до 8–го октября было частное совѣщательное засѣданiе нѣкоторыхъ членовъ славянскаго комитета, и именно по вопросу о пражскомъ священникѣ, и происходило оно у предсѣдателя славянскаго комитета.

Наконецъ 3–й важнѣйшiй пунктъ. Газета «Голосъ” увѣряетъ что относительно драмы въ Бель–Вю, она одна изъ всѣхъ газетъ въ Петербургѣ поступила особенно деликатно, не назвавъ имени жертвы преступленiя. Признаемся это увѣренiе немного наивно. Длинный разсказъ, со всевозможными подробностями объ этомъ событiи, появляется въ «Голосѣ” на другой день послѣ событiя, когда весь Петербургъ уже зналъ имя жертвы преступленiя, и когда «С.–Петербургскiя Вѣдомости”, назвали это имя. Мы уже отнюдь не говорили что безтактность «Голоса” заключалась въ томъ, что газета эта назвала жертву преступленiя по имени, но въ томъ, что она, не дожидаясь разъясненiя дѣла, поспѣшила, скандала ради, набрать всевозможныя, вовсе не нужныя подробности, которыя появились тогда, когда уже имени жертвы преступленiя называть не было и нужды, ибо «С.–Петербургскiя Вѣдомости” назвали ее, и весь Петербургъ зналъ ея имя, — подробности которыя набрасывали неблаговидную тѣнь на все это событiе. Или нужно напомнить «Голосу” что разсказъ о 2 рюмкахъ водки, о томъ что мужчина и дама пробыли въ гостинницѣ почти полсутки, и т. д., — суть подробности по меньшей мѣрѣ неумѣстныя, и даютъ поводъ дѣлать предположенiя не совсѣмъ выгодныя для тѣхъ, о которыхъ шла рѣчь? Можемъ увѣрить газету «Голосъ” что именно ея разсказъ произвелъ непрiятное впечатлѣнiе на многихъ людей, ибо въ этомъ разсказѣ появились подробности такiя, которыя, при соображенiи что рѣчь идетъ о женщинѣ, не должны были появиться изъ уваженiя къ женщинѣ. Впрочемъ о деликатности и степени ея пониманiя можно судить различно. Если газета «Голосъ” находитъ, напримѣръ, что говоритъ: «Гражданинъ” совралъ, или «Гражданинъ” вретъ, значитъ выражаться на приличномъ, литературномъ языкѣ, то судя по этому, и понятiя его о тактѣ и деликатности относительно его же статьи о драмѣ въ «Бель–Вю” могутъ быть весьма отличны отъ нашихъ. Съ однимъ лишь газета «Голосъ” должна согласиться, что разсказъ «С.–Петербурсгкихъ Вѣдомостей” о томъ же событiи, который мы и перепечатали у себя, хотя и называлъ лицъ по имени, не заключалъ въ себѣ однако тѣхъ подробностей, которыя, удовлетворяя мгновенному любопытству лицъ жаждущихъ скандаловъ, дѣло не разъясняютъ, а оставляютъ лишь непрiятное впечатлѣнiе въ той части публики, которая этихъ скандаловъ не жаждетъ.

Что касается увѣренiя «Голоса” что стихотворенiе о рыбакѣ, разсказывающемъ сыну о потопленномъ Петербургѣ, принадлежитъ не Хомякову, а Аксакову, то и тутъ мы въ правѣ усумниться, ибо въ сборникѣ стихотворенiй изданныхъ за границею, стихотворенiе «Подводный городъ”, то есть то самое о которомъ мы упоминали, названо стихотворенiемъ Хомякова. Иные приписываютъ его Дмитрiеву, но никто кромѣ «Голоса” не приписывалъ его К. Аксакову.

И такъ, просимъ въ заключенiе «Великолѣпную Газету” быть любезнѣе въ выборѣ выраженiй, и основательнѣе въ возраженiяхъ.

На минувшей недѣлѣ, во всѣхъ петербургскихъ газетахъ, мы встрѣтили имя г. Гассабова. Что сiе могло значить? Г. Гассабовъ читалъ рефератъ свой въ педагогическомъ обществѣ о состоянiи народнаго образованiя въ Орловской губернiи, гдѣ онъ взялъ на себя быть руководителемъ учительскихъ курсовъ, и добросовѣстностью своего изложенiя повидимому огорошилъ оптимистовъ–педагоговъ, которые жили до этого реферата въ полной увѣренности, что народное образованiе идетъ великолѣпно. Увы, какъ оказывается изъ извѣстiй сообщенныхъ газетами о докладѣ г. Гассабова, картина сельскаго школьнаго дѣла мрачна, и даже такъ мрачна, что иные изъ членовъ педагогическаго общества даже задали себѣ вопросъ: «что дѣлать”? Сельскiй учитель получаетъ гроши вмѣсто жалованья, школка, и квартира учителя вмѣстѣ, помѣщаются на такомъ просторѣ что даже курамъ было бы на немъ тѣсно, народъ равнодушенъ, и проч. и проч.

Однако, сколько намъ кажется, проявился по этому фактъ утѣшительный. Можно было ожидать что г. Гассабова — за то что онъ не покривилъ душою передъ педагогическимъ Обществомъ, а изложилъ дѣло, какъ оно ему представлялось въ дѣйствительности, — немедленно причислять къ лику гасильниковъ, ретроградовъ, и даже крѣпостниковъ, за то, что онъ будто бы говоритъ противъ народнаго образованiя (такова логика петербургскихъ прогрессистовъ: говорить о вещи худо, значитъ быть противъ нее; говорить хорошо, значитъ стоять за нее) но повидимому это причисленiе еще не постигло г. Гассабова, и большинство общества вынесло изъ засѣданiя хотя и грустное впечатлѣнiе, но съ этимъ вмѣстѣ и уваженiе къ почтенному педагогу. Но все–же вопросъ: «что дѣлать?” остается, для бѣднаго педагогическаго общества, вопросомъ открытымъ, и еще какъ открытымъ!

За то «Общество исправленiя малолѣтнихъ преступниковъ” продолжаетъ давать утѣшительныя доказательства своей богатой жизнью и умѣньемъ жить дѣятельности. На сихъ дняхъ, какъ сообщаетъ о томъ газета «Русскiй Мiръ”, состоялось открытiе еще одного дома въ земледѣльческой колонiи этого Общества близь Петербурга. Домикъ этотъ устроенъ на субсидiю отпущенную воспитательнымъ домомъ съ цѣлью помѣщать въ колонiю тѣхъ изъ питомцевъ воспитательнаго дома, которые окажутся неисправимыми для педагогическихъ средствъ послѣдняго. Торжество это удостоилъ своимъ посѣщенiемъ Принцъ Ольденбургскiй. Въ тотъ же день происходила закладка церкви. Колонiя ростетъ. Недавно открытъ былъ домикъ на деньги собранныя членами петербургскаго окружнаго суда, въ память юбилея Д. Н. Замятнина. Затѣмъ на пожертвованые г. Фридландомъ 6,100 р. открыто было новое зданiе для ремесленной мастерской.

Отъ серьознаго до смѣшнаго одинъ только шагъ. Отъ Общества исправляющаго молодыхъ преступниковъ перейдемъ къ театру; да и связь кстати есть: вѣдь и театръ, говорятъ, исправляетъ, если не малолѣтнихъ преступниковъ, то совершеннолѣтнее общество; къ тому же между Вааломъ и молодыми преступниками такъ много общаго. Вчера было первое представленiе на Александринкѣ драмы г. Писемскаго «Ваалъ”, помѣщенной въ нынѣшнемъ году въ «Русскомъ Вѣстникѣ”; мы обѣщали о ней поговорить, и поговоримъ.

Во первыхъ два слова о драмѣ. Драма чисто современная: «Ваалъ” въ ней есть тотъ богъ корыстолюбiя и деньголюбiя, который въ нынѣшнюю пору нашей жизни заѣдаетъ все въ человѣкѣ, отъ мозга до костей, и царитъ безъ соперниковъ. Мысль автора сопоставить двѣ жертвы Ваала: стараго человѣка и новаго, но такъ, чтобы въ старомъ человѣкѣ звучали симпатическiя напоминанiя о томъ что онъ честенъ по душѣ, а въ новомъ слышалось бы только резонерство человѣка честнаго мозгомъ. Мысль счастливая и благородная. Богатый старикъ Бургмейеръ женатъ на молодой красавицѣ; она его любитъ дружески, но сердцемъ любитъ тайно молодаго чиновника г. Мировича, и разумѣется любовь эту таитъ въ себѣ. Но на бѣду ея мужъ банкротится, и по совѣту своей молодой любовницы (почему у честнаго повидимому старика, любящаго свою молодую жену, — должна быть молодая же, безнравственная любовница, это не совсѣмъ понятно) уговариваетъ свою жену поминдальничать (выраженiе не совсѣмъ изящное у автора драмы) съ г. Мировичемъ на столько, чтобы тотъ сдѣлалъ уступки совѣсти и долгу службы въ дѣлѣ его, Бургмейера, такъ какъ открывается что г. Мировичъ одинъ изъ всѣхъ членовъ комиссiи не хочетъ признать подрядъ г. Бургмейера исполненнымъ добросовѣстно, вслѣдствiе чего Бургмейеру грозитъ раззоренiе и несостоятельность. Но весь вопросъ въ томъ кáкъ поминдальничать съ Мировичемъ? Немножко или не немножко? Мужъ знаетъ о любви Мировича къ женѣ его и о любви жены его къ Мировичу. Вся драма въ этой минутѣ и въ этомъ вопросѣ. Жена напоминаетъ мужу что шутить съ огнемъ нельзя, что она за себя не отвѣчаетъ, напоминаетъ ему наконецъ, что онъ ее вѣдь продаетъ, значитъ, Мировичу, — и говоритъ это изъ женской городости, которая на эту минуту сильнѣе въ ней чувства любви къ Мировичу. Мужъ Бургмейеръ все это слышитъ, и вдохновенный Вааломъ говоритъ женѣ одно только: «полюбезничай съ Мировичемъ”, а вопросъ: какъ полюбезничать? — не разъясняетъ. Ваалъ не глупъ, онъ только намекаетъ, но отвѣтственности на себя не беретъ. Жена не выдерживаетъ этого мучительнаго нервнаго состоянiя, рѣшаетъ свою гибель и объявляетъ мужу что она поѣдетъ попросить за него Мировича, но поѣдетъ и уже не вернется, а останется у Мировича. Мужъ какъ будто ужасается; начинается борьба, но борьба слабая. Ваалъ уже завладѣлъ имъ, онъ хочетъ взять назадъ свои слова, но въ каждомъ его словѣ, въ каждой интонацiи этихъ словъ должно слышаться, что борьба еще не кончена, что Ваалъ все–таки сильнѣе бургмейеровской чести, и занавѣсъ перваго акта падаетъ въ ту минуту, когда жена уходитъ къ Мировичу, а мужъ падаетъ на стулъ, въ какомъ–то безсилiи физическомъ и нравственномъ.

Мировичъ принимаетъ жену Бургмейера; она дѣлается его любовницею; онъ резонируетъ много о чести новаго поколѣнiя, но въ тоже время платитъ за жену Бургмейеру тѣмъ, что соглашается на уступки по прiему подряда, и Бургмейеръ опять миллiонеръ. Затѣмъ Мировичъ живетъ съ своею любовницею до тѣхъ поръ, пока она ему не надоѣла, а Бургмейеру не опротивѣла его любовница, и кончается тѣмъ, что Бургмейеръ прогоняетъ отъ себя свою любовницу, а Мировичъ любезными декламацiями даетъ понять женѣ г. Бургмейера, что какъ хорошо бы сдѣлала она, еслибы куда нибудь убралась, ибо обоимъ что–то тяжело жить безъ труда. И вотъ г. Бургмейеръ съ страстною охотою беретъ къ себѣ назадъ свою жену, но — въ сестры, въ друзья, какъ говоритъ жена; а г. Мировичъ остается одинъ при своихъ декламацiяхъ! Вотъ въ сущности вся драма. Затѣмъ были пришитыя къ ней и лица и сцены.

Мы предвѣщали погребенiе этой драмы на сценѣ Александринскаго театра. Что же, правы мы были или нѣтъ? Публика встрѣтила пьесу видимо съ желаньемъ ее увѣнчать лаврами, но проводила ее болѣе чѣмъ холодно! А между тѣмъ г. Монаховъ (въ роли Мировича), Сазоновъ бенефицiантъ, Ѳедоровъ (въ роли еврея) и Нильскiй играли очень хорошо. Но затѣмъ тѣ, которые должны были пьесу вынести на своихъ плечахъ, или вѣрнѣе на своемъ талантѣ, то есть г. Виноградовъ — въ роли Бургмейера, а г–жа Струйская въ роли жены его, увы, сыграли свои роли по всѣмъ правиламъ драматической техники, и ничего болѣе; ни таланта, ни пониманiя роли, ни вдохновенiя, ничего не было. Слышалось и видѣлось все время что оба они на сценѣ, и играютъ заученыя роли, и ни единой минуты не дано было зрителю наслажденiя забыться, и вообразить себя въ жизни, а не въ театрѣ, даже въ самыя патетическiя художественныя минуты драмы. Вслѣствiе этого что вышло? Всѣ до одного недостатки пьесы обнаружилсь такъ ясно, такъ осязательно для каждаго зрителя, что всѣ, переставая быть судьями актеровъ, дѣлались уже судьями пьесы, и пьеса успѣха не имѣла, ибо, какъ извѣстно, ничего нѣтъ хуже для судьбы драматическаго произведенiя въ театрѣ, когда публика безталантнымъ исполненiемъ главныхъ ролей, вынуждается, такъ сказать критически отнестись къ пьесѣ. Въ Московскомъ русскомъ театрѣ бываютъ минуты когда самая плохая пьеса кажется капитальною по достоинству вещью, благодаря чудной игрѣ актеровъ; а въ Александринкѣ наоборотъ: не то что плохая, но даже посредственная вещь кажется дурною, благодаря опять же игрѣ актеровъ, только не чудной, а плохой. Нельзя не пожалѣть искренно что роль г. Виноградова не взялъ на себя г. Самойловъ; пьеса имѣла бы успѣхъ несомнѣнный!

Нынѣшней весною г. Гинне, содержатель цирка, простился съ Петербургомъ. Говорили что къ этому прощанью вынудила его петербургская дума, велѣвшая сломать циркъ на площади Михайловскаго манежа. Ничуть не бывало. Г. Гинне уѣхалъ жить рентами, а на его мѣсто, въ томъ же циркѣ, поселился шталмейстеръ итальянскаго короля г. Чинизелли, съ своею труппою, отличающейся отъ труппы г. Гинне тѣмъ, что она скучнѣе и хуже, за отсутствiемъ комическаго элемента клоуновъ, весьма цѣннаго въ нашъ тенденцiозный вѣкъ и въ нашемъ тенденцiозномъ Петербургѣ, такъ какъ доселѣ только одни клоуны не вносятъ въ свои комическiя выходки тенденцiи, хуже холеры истребляющей все живое въ петербургскомъ людѣ.

Театръ г. Берга открылся съ свѣжею силою. Одинъ петербуржецъ сообщалъ намъ что и въ немъ есть прогрессъ. Мы спросили: какой? «А то", сказалъ онъ, что русскiй элементъ начинаетъ преобладать въ шансонеткахъ и пьесахъ", — то есть въ наборѣ артистовъ, если этимъ словомъ можно назвать членовъ труппы театра Берга. Впрочемъ о качествѣ театра Берга можно судить по слѣдующему эпизоду бывшему въ ночь наводненiя. Площадь гдѣ стоитъ театръ Берга наполнилась водою. Выходитъ изъ него запоздавшее чиновничье семейство: мать, отецъ и двѣ дочки; выходятъ и видятъ, о ужасъ! вода подступаетъ къ театру. Мать подымаетъ платье, чтобы не промочиться и говоритъ со страхомъ отцу: «Захарушка, Захарушка, не за грѣхи ли наши Богъ посылаетъ наводненiе?" «А что?" спрашиваетъ Захарушка. «Да какъ же, срамъ какой, мы съ тобою люди пожилые, дочки у насъ невѣсты, а мы вотъ куда прилѣзли, въ театръ Берга, чисто содомъ какой... Ай, Господи, тонемъ, ей Богу тонемъ!” начала кричать супруга Захарушки. Но семья не утонула, а благополучно прiѣхала домой, вынеся убѣжденiе что, стало быть, еще Богъ грѣхамъ терпитъ.

Кромѣ толковъ о наводненiи, въ петербургскомъ большомъ свѣтѣ много говорятъ о двухъ драматическихъ событiяхъ, случившихся недавно съ двумя русскими за границею. Одинъ, князь Д. дрался на дуэли съ Гекерномъ въ Парижѣ, сыномъ убiйцы Пушкина, и раненъ, какъ говорятъ, тяжело въ ключицу пулею. Другой, графъ М. въ Италiи нанесъ себѣ револьверомъ два выстрѣла, въ ротъ и въ грудь, въ припадкѣ сильнаго нервнаго разстройства, и самымъ удивительнымъ образомъ остался живъ, и даже выздоравливаетъ. Одна пуля (пули были коническiя) сломала два зуба, вошла въ мягкiя части головы, и не тронувъ мозга, сѣла у затылка, близь шейнаго хребта. Другая вошла въ грудь, къ сторонѣ сердца, обошла сердце и легкiя, и черезъ мускулы и мягкiя части груди, обогнувъ грудь, сѣла въ спинѣ близь спиннаго хребта. Обѣ пули не могли быть вынуты.

Нѣкоторые читатели спрашиваютъ насъ что новаго въ политическомъ мiрѣ? Постараемся имъ отвѣтить тѣмъ, что знаемъ по слухамъ. Во первыхъ, въ городѣ говорятъ о томъ что предсѣдатель департамента экономiи госуд. совѣта, генер.–адъютантъ Чевкинъ, будто по разстроенному здоровью, долженъ оставить свое мѣсто, и что онъ будетъ замѣненъ государственнымъ контролеромъ г. Абазою. Иные прибавляютъ даже что г. Абаза оставитъ за собою при новомъ назначенiи и старое мѣсто. Само собою разумѣется что извѣстiе это — слухи, и вѣрить имъ ничѣмъ и никого не можемъ уполномочить. — Мы слышали что проектъ новаго положенiя о правахъ раскольниковъ относительно брака, бывшiй уже въ разсмотрѣнiи соединеннаго присутствiя департаментовъ законовъ и гражданскихъ и духовныхъ дѣлъ, былъ возвращенъ въ министерство внутреннихъ дѣлъ для измѣненiя и исправленiя, а затѣмъ въ скоромъ времени вновь поступитъ на обсужденiе означеннаго соединеннаго присутствiя, вѣроятно по возвращенiи министра внутреннихъ дѣлъ изъ за границы. Мы слышали также что въ общемъ собранiи госуд. совѣта разсматриваться будетъ въ слѣдующiй понедѣльникъ, то есть послѣ завтра, проектъ рекрутскаго набора 1874 года. Какъ слышно, въ январѣ будетъ произведенъ наборъ по старой системѣ, по 6 человѣкъ съ тысячи, съ тѣмъ лишь измѣненiемъ что тамъ гдѣ порядокъ отправленiя рекрутства жеребьевый, тамъ призваны будутъ достигшiе 20 и 21 года; а затѣмъ въ ноябрѣ 1874 года, приступлено будетъ къ комплектованiю армiи по новому порядку общей воинской повинности, если только всѣ подготовительныя работы къ введенiю новаго положенiя успѣютъ быть къ тому времени окончены. Что касается новаго положенiя о рабочихъ, то проектъ этотъ не скоро еще поступитъ къ очереди, такъ какъ доселѣ онъ разсматривается, какъ слышно, въ разныхъ министерствахъ.

Газеты толкуютъ о прiѣздѣ Императора Австрiйскаго въ концѣ года. Все это слухи и предположенiя. Вѣрнаго о томъ, когда онъ прiѣдетъ, никто знать не можетъ.

 

_____

 

ИЗЪ МОСКВЫ.

 

Городскiе выборы. — Молчащая голова скорѣе попадетъ въ говорящiя. — Десять тысячъ новыхъ домовъ. — Квартирное крѣпостное право. — Прогрессъ количественный и качественный. — Нѣчто изъ мipa невидныхъ людей. — Разныя мелочи. — Ожиданiе Царственныхъ гостей въ Москвѣ.

 

Во второй половинѣ текущаго мѣсяца должны состояться выборы городскаго головы. Никакихъ особенныхъ треволненiй, по видимому, не предвидится въ московской думѣ по этому поводу. Указываютъ, между прочимъ, двухъ кандидатовъ, г.г. Пороховщикова и Бостанджогло (В. М. — предсѣдатель купеческой управы); судя по разнымъ разговорамъ въ городѣ, cочувствiе общественное склоняется на сторону послѣдняго. Въ свое время мы говорили что московская судьба несправедлива къ г. Пороховщикову; въ самомъ дѣлѣ: задумаетъ онъ представить указанiя для разныхъ улучшенiй въ нашей неряшливой столицѣ, надъ указанiями потѣшаются; «и безъ васъ, молъ, знаемъ что нужно; вамъ нравится быть выскочкой, вотъ же вамъ въ отплату наше полнѣйшее равнодушiе къ вашимъ предположенiямъ!..” Заявитъ онъ, что всякiй желающiй баллотироваться въ городскiе головы долженъ бы представлять напередъ программу своей будущей дѣятельности; изъ нея будетъ видно, какъ понимаются авторомъ ея городскiе интересы; по сравнительному достоинству нѣсколькихъ подобныхъ программъ избирателямъ доступна основательная и возможно–безпристрастная оцѣнка каждаго предполагаемаго управителя городскимъ хозяйствомъ; конечно при такомъ условiи имѣли бы важное значенiе и другiя условiя: личныя симпатiи, такъ или иначе упрочившееся общественное положенiе избираемаго и т. д., но всѣ эти другiя условiя потеряли бы значительную долю своей, такъ сказать, — случайной важности при наличности другаго, основнаго условiя — возможности гласно оцѣнить всему городскому обществу программу желающаго баллотироваться въ головы… Между тѣмъ, и заявленiе г. Пороховщикова о программѣ вызвало въ большинствѣ московскаго общества одни недоумѣнiя съ примѣсью насмѣшекъ. Будто авторъ заявленiя имѣлъ въ виду исключительно свою личную пользу! — какъ мы въ свое время слышали отъ многихъ москвичей. Будто онъ лишь «заговариваетъ зубы”!..

Невыносимѣе всего то, что всѣ подобныя насмѣшки надъ людьми, «смѣющими имѣть свое сужденiе” о необходимости преобразованiй и улучшенiй въ городскомъ хозяйствѣ, — всѣ эти насмѣшки вытекаютъ, изъ полнѣйшаго нежеланiя энергически служить истиннымъ интересамъ городскаго хозяйства, т. е. интересамъ всего московскаго населенiя, насколько послѣднее считается городскимъ. Въ концѣ концовъ можно заключить что для кандидата въ московскiе городскiе головы лучшее украшенiе — молчанiе; и лишь когда сей кандидатъ преобразится въ дѣйствительную «живую голову” города, тогда пусть онъ будетъ даже краснорѣчивъ, напр. на разныхъ торжественныхъ собранiяхъ, обѣдахъ и т. д., гдѣ требуются чувствительные спичи…

Впрочемъ, вспомнимъ что представители думы состоятъ изъ домовладѣльцевъ, а эти послѣднiе, въ настоящее время, всего болѣе заняты своими дѣлами по доходнымъ своимъ домамъ; есть ли время имъ безпокоиться еще о какихъ–то городскихъ общественныхъ интересахъ?! И вотъ что странно: Москва видимо богатѣетъ; между тѣмъ всюду въ ней вы слышите жалобы на трудность жизни, на возрастающую дороговизну. Что она богатѣетъ, это видно изъ множества новыхъ воздвигающихся въ ней зданiй, чуть не на каждой улицѣ и во многихъ переулкахъ. Предположено увеличить ея площадь на двѣ версты; въ думѣ извѣстны заявленiя о постройкѣ новыхъ домовъ и въ будущемъ году; до 10,000 новыхъ домовъ будетъ воздвигнуто! Что въ Москвѣ жизнь дорожаетъ, это прежде всего слышно изъ всеобщихъ жалобъ на возвышенiе платы за наемъ квартиръ; домовладѣлецъ, какъ нѣкiй самовольный баринъ блаженной поры крѣпостнаго права, безапелляцiонно надбавляетъ плату за пользованiе квартирами, какую душѣ его угодно. Это нерѣдкость слышать въ теперешнюю пору, что на квартиру, стоившую годъ назадъ 2,000 р., надбавлено 700 руб., на 200 рублевую — 100 р., на ту, которая ходила въ мѣсяцъ за 20 р., — 15 р. и т. д. и т. п. Быть можетъ новыя постройки удешевятъ квартирную плату, но — мы пока сомнѣваемся въ этомъ. Извѣстная отговорка домохозяевъ въ объясненiе ихъ крѣпостныхъ отношенiй къ квартирующимъ — тяжесть городскихъ налоговъ. На повѣрку выходитъ что отговорка не должна бы заслуживать уваженiя: доходность домовъ опредѣляется болѣе «по усмотрѣнiю ихъ владѣтелей”. Намъ извѣстно что одинъ домъ на Кузнецкомъ Мосту, составляющiй чуть не цѣлый кварталъ съ нѣсколькими тысячами населенiя, платитъ извѣстный процентъ въ думу съ 40,000 руб. годоваго дохода; между тѣмъ доходъ этого дома едва–ли не вдвое болѣе указаннаго! Почти всякому москвичу, сколько нибудь интересующемуся городскимъ хозяйствомъ, извѣстно что почти ни одного дома не найдется въ Москвѣ, который отправлялъ бы городскiя повинности сообразно дѣйствительной стоимости своихъ доходовъ… Поможетъ ли противъ такого общественнаго зла имѣющаяся въ виду новая переоцѣнка недвижимыхъ городскихъ имуществъ? — покажетъ время. Но пока большинство московскаго населенiя страждетъ отъ возмутительнаго произвола домовладѣльцевъ; пока и дума далеко не то получаетъ на удовлетворенiе общественныхъ потребностей, что должна бы получать; и вознаградитъ ли ей недостачу матерiальныхъ средствъ новый, съ будущаго года, налогъ на собакъ (по 3 р. съ каждой), — это остается подъ сомнѣнiемъ…

Изъ указанныхъ фактовъ злоупотребленiй въ Москвѣ, прогрессъ ея общественной жизни вырисовывается болѣе съ количественной стороны, чѣмъ съ ея качественной. Или суждено нашей столицѣ, за исключенiемъ немногихъ улицъ, превратиться въ какой–то всерусскiй грязный толкучiй рынокъ? Мы уже оставляемъ въ сторонѣ область чистыхъ нравственныхъ требованiй, которыя забываются большинствомъ московскихъ домовладѣльцевъ и относительно большинства согражданъ, принужденныхъ жить въ квартирахъ, и относительно думы, обязанной заботиться о матерiальныхъ удобствахъ столичной жизни. Мы коснемся этихъ послѣднихъ удобствъ; вотъ нѣсколько штриховъ: газовое освѣщенiе въ Москвѣ почти хуже освѣщенiя минеральнымъ масломъ; грязь и вонь на большинствѣ дворовъ и улицъ въ самомъ центрѣ города непроходимыя; бочки отъ Общества ассенизацiи свободно разъѣзжаютъ по люднымъ концамъ города, распространяя зловонiе; онѣ называются «герметически закупориваемыми”, но иной разъ можно думать что вся улица, по которой онѣ проѣзжаютъ, представляетъ внутренность подобную герметически–закупоренной бочки; и быть можетъ гдѣ нибудь тамъ, въ воздушныхъ слояхъ атмосферы, и не слышно помянутаго зловонiя. А вотъ еще напр. возмутительный фактъ: попытайте пройтись въ 9–мъ и 10–мъ часу вечера отъ Большой Никитской и Поварской улицъ, мимо Вдовьяго Дома, къ Прѣсненской улицѣ: почти всегда вы будете задыхаться отъ возовъ проѣзжающихъ съ нечистотами изъ помойныхъ ямъ: извѣстно что запахъ отъ этого добра зловреднѣе, ядовитѣе, невыносимѣе, чѣмъ отъ добра развозимаго въ бочкахъ Общества ассенизацiи. Что же что за позоръ — чуть не днемъ отравлять жителей Москвы ядовитыми мiазмами! Развѣ помянутымъ возамъ ѣздить ночью? Развѣ нѣтъ специфическаго средства заглушать отравляющую вонь этихъ возовъ? Мы просимъ, кого слѣдуетъ, отъ лица несчастныхъ жителей указанной «столичной” мѣстности, пощадить здоровье живыхъ людей!

Вотъ вамъ, читатель, образцы «качественнаго” прогресса въ области городскихъ удобствъ московской жизни. А затѣмъ, не въ первый разъ намъ приходится говорить о мнимой безопасности запоздалаго пѣшехода въ нѣкоторыхъ московскихъ мѣстностяхъ. Мы наконецъ обращаемся къ московской полицiи съ совѣтомъ (который она должна же выслушать; всякое общественное разумное требованiе для нея обязательно, если только она способна понимать свои прямыя обязанности) усилить караулы, хоть разставлять пикеты, напр. около Солянки, Варварки, Воспитательнаго Дома, Устинскаго моста, на Страстномъ бульварѣ, на Божедомкѣ, около Высокаго моста и т. д. и т. д. (мы думаемъ что она сама очень хорошо знаетъ — гдѣ) съ вечера, особенно осенью и зимой, на всю ночь до полнаго разсвѣта; въ этихъ мѣстностяхъ главная арена для грабежа людямъ, невиднымъ во время дня. Впрочемъ, нѣтъ! и днемъ они видны порою; знаете–ли, читатель, что напр. иные московскiе магазины, съ большими зеркальными стеклами въ окнахъ, ежедневно уплачиваютъ этимъ невиднымъ людямъ по нѣсколько рублей подати за цѣлость этихъ зеркальныхъ стеколъ и за сохранность того, что выставляется за стеклами на окнахъ? Иначе, изволите видѣть, какой нибудь жуликъ, иной разъ въ особомъ типическомъ видѣ «капитана безъ подметокъ” (того самаго, что въ воинской фуражкѣ, съ страшными усищами и пурпуровымъ носомъ, галантно протягиваетъ вамъ руку, отчеканивая басомъ «какъ честный офицеръ… смѣю, je vous en prie, милордъ... по много–семейнымъ обстоятельствамъ… одолжите хотя нѣсколько cу, — единственно на существованiе!..”) — какой нибудь жуликъ разыграетъ пьянаго и нарочно поскользнется, такъ чтобы головой разбить дорогое стекло, такъ чтобы, во время суматохи, пособникъ его успѣлъ что нибудь стащить съ окна… Подобные факты бывали, и магазины отплачиваются отъ ихъ повторенiя.

Я прерву пока разсказъ о подвигахъ «невидныхъ” людей тѣмъ замѣчанiемъ, что эти люди много пользуются безпечностью московской полицiи и какою–то напуганной безотвѣтностью московскихъ жителей и жительницъ; оказывается что «невидные” люди умѣютъ превосходить своимъ мужествомъ и полицiю и мирныхъ московскихъ обитателей, только — гражданское–ли оно?

На этотъ разъ окончу свою корреспонденцiю самыми бѣглыми замѣтками о нѣкоторыхъ фактахъ изъ московской жизни. Около Тверскаго бульвара, въ домѣ Полякова, въ скоромъ времени будетъ открытъ cafе–chantant, со сценой, на которой выступятъ французы и француженки съ скабрезными шансонетками. Чтожь? Однимъ европейскимъ удовольствiемъ больше въ «сердцѣ Россiи”! Съ 11–го числа этого мѣсяца возобновляется другое европейское удовольствiе — «Солодовка”. На сценѣ Малаго театра начинаютъ выскакивать новыя пьесы, одна другой пошлѣе; поставщики — гг. Александровъ и Дьяченко. Чувствуешь какъ и даровитые артисты могутъ мало–по–малу упадать въ своемъ искуствѣ, будучи принуждены выступать въ пошлыхъ роляхъ. А еще увѣдомленiе: нѣкоторые весьма плохiе артисты держатся въ драматической труппѣ, потому что нѣкоторые другiе хорошiе артисты заявляютъ начальству: «буде вы этихъ плохихъ удалите, выйдемъ изъ службы и мы”! Это однако очень трогательно: патрiархально–семейныя отношенiя, соединяющiя труппу Малаго театра. Общедоступный театръ на Варваркѣ закрыть; но онъ возродится въ другомъ мѣстѣ, подъ другою дирекцiей. Итальянцы, за исключенiемъ д'Анжери, Патти, Николини и Нодена, изъ рукъ вонъ плохи. Теперь москвичи пока въ восторгѣ отъ итальянской оперы, благодаря Патти; перещеголяли вѣнцевъ; тѣ 21 разъ вызвали ее, а 8 числа ее вызвали (шла «Травiатта”) въ московскомъ Большомъ театрѣ 25 разъ! Вскорѣ поговорю подробнѣе о московскомъ Большомъ театрѣ.

Москва ожидаетъ въ скоромъ времени прiѣзда Царственныхъ гостей — Великую Княжну Марью Александровну и Ея нарѣченнаго Жениха. Городъ готовитъ великолѣпную иллюминацiю и разныя торжества.

Москвичъ.

 

______

 

ПРИКЛЮЧЕНIЯ РУССКАГО ТОРГОВЦА ВЪ СТЕПЯХЪ СРЕДНЕЙ АЗIИ И ХИВѢ*).

 

Теперь, когда русскiе такъ далеко проникли въ Среднюю Азiю, съ покоренiемъ Ташкента, Самарканда и наконецъ Хивы, со стороны Туркенстанской области, не настало ли время и со стороны Астрахани чрезъ Каспiйское море и Мангышлакъ положить, для постоянныхъ и прочныхъ сношенiй съ Востокомъ, твердый фундаментъ?

Въ доказательство необходимости заведенiя въ скорѣйшемъ времени сношенiй съ Среднею Азiей, со стороны Астрахани, мы приведемъ слѣдующiя основанiя.

1) Астрахань по географическому своему положенiю всегда считалась удобнѣшимъ пунктомъ для распространенiя торговли, не только въ Средней Азiи, но въ Персiи и Индiи. Торговля по Каспiйскому морю простирала свои виды въ отдаленныя страны мiра, и въ древности была въ самомъ цвѣтущемъ состоянiи; ее пресѣкли опустошительные походы Тамерлана въ XIV столѣтiи, а еще болѣе — открытiе пути въ Индiю португальцами въ концѣ XV столѣтiя, мимо мыса Доброй Надежды. Но Государь Петръ Великiй, въ бытность свою въ Астрахани, въ 1721 году, снова желалъ привести ее въ цвѣтущее положенiе.

2) Слишкомъ отдаленныя пространства, раздѣлявшiя при немъ Россiю отъ Азiи, со введенiемъ пароходства и желѣзныхъ дорогъ, въ настоящее время уже не представляютъ тѣхъ затрудненiй въ быстротѣ и удобствѣ сообщенiя центра государства съ Каспiйскимъ моремъ, какiя останавливали торговлю за полтора вѣка предъ симъ.

и 3) Углубленiе Россiи въ центръ Средней Азiи, умноженiе пароходства на Каспiѣ, усиленiе народонаселенiя въ Астрахани, возвысившаяся степень образованiя купеческого сословiя, рѣшающегося на обширныя предпрiятiя и многiя другiя причины служатъ къ тому вѣрнымъ и побудительнымъ основанiемъ.

Въ предлагаемомъ изустномъ разсказѣ торговца Абросимова представлены картины нравовъ и обычаевъ киргизцевъ и хивинцевъ. Они довольно вѣрно обрисовываютъ ихъ характеръ, образъ мыслей и наклонности, и для желающаго ознакомиться съ положенiемъ торговыхъ отношенiй Россiи къ Хивѣ, здѣсь найдется много любопытныхъ и неизвѣстныхъ еще объ этомъ краѣ предметовъ, достойныхъ вниманiя не только коммерцiи, но этнографiи и даже администрацiи. И потому я счелъ долгомъ сдѣлать извѣстными записки, составленныя мною по его словамъ, въ надеждѣ что онѣ, по недостатку описанiй объ этомъ близкомъ къ намъ и мало извѣстномъ краѣ, могутъ принести какъ вообще, такъ въ особенности торговлѣ, немаловажную пользу. Средняя Азiя не слѣдитъ и не усвоиваетъ себѣ европейской цивилизацiи; какъ въ нравственномъ, такъ и въ политическомъ отношенiи, она неподвижна, и чѣмъ была за 50 или 30 лѣтъ, въ томъ же состоянiи оставалась и до прибытiя въ семъ году экспедицiонныхъ отрядовъ; и въ этотъ промежутокъ времени съ 1848 года, когда былъ въ Хивѣ русскiй торговецъ, незадолго до посѣщенiя ея ученымъ Вамбери, ни въ обычаяхъ, ни въ религiи, ни въ торговлѣ, ни въ политикѣ не произошло въ ней никакихъ перемѣнъ. Индiя, до прибытiя въ нее англичанъ, жила точно также неподвижно.

Н. М.

______

 

Разсказъ Абросимова.

 

I.

 

Я отправился съ острова Долгова*) для торговли въ Хиву на 15 верблюдахъ съ разнымъ навьюченнымъ на нихъ товаромъ и взялъ съ собою старшину съ этого острова, Баршевского рода Каламбета Шатыкаева, въ качествѣ вожака и четырехъ рабочихъ киргизъ.

Обязанность этихъ рабочихъ состояла въ томъ, чтобы на ночлегахъ развьючивать верблюдовъ, напоить и пустить въ степь на хорошую траву.

Одинъ долженъ былъ пасти и смотрѣть чтобы они не зашли далеко и беречь отъ нападенiя киргизцевъ, другiе были обязаны убрать тюки къ одному мѣсту и въ продолженiе ночи караулить; двое занимались поставленiемъ кибитокъ близь самыхъ тюковъ и приготовленiемъ ужина. Въ исполненiи этой обязанности соблюдалась между ними очередь во всю дорогу. Пищу ихъ составляло одно кожу, которое приготовляется очень просто: въ горячей водѣ разбалтывается ржаная мука и для вкуса немного прибавляется бараньяго сала. Для меня съ старшиной постоянно приготовлялись чай и баранина; мы имѣли также пшеничные сухари, сорочинское пшено и нѣкоторые припасы. Встрѣтившихся мнѣ дорогой страшинъ я обыкновенно приглашалъ къ себѣ обѣдать, пить чай и самъ ихъ посѣщалъ. Разговоры мои съ ними были по большей части о Хивѣ, ханѣ и хивинской торговлѣ, а я имъ разсказывалъ о Россiи и такимъ образомъ старался покороче познакомиться со всѣми старшинами, чтобы въ случаѣ обидъ я могъ имѣть въ нихъ защитниковъ.

И такъ, разставшись съ Каспiйскимъ моремъ, я пустился съ упованiемъ на помощь Божiю въ мѣста чуждыя, къ полудикимъ ордынцамъ, гдѣ нѣтъ ни одного человѣка и ни одного жилья русскаго, въ глубь степей киргизскихъ, гдѣ предстояло терпѣть лишенiя среди песчаныхъ бугровъ и отъ недостатка свѣжей воды и пищи, и подвергаться неожиданнымъ несчастiямъ отъ людей, которые незадолго предъ тѣмъ занимались захватомъ русскихъ рыбопромышленниковъ на Каспiйскомъ морѣ, и привязанныхъ къ хвосту лошади, влачили ихъ за собою въ плѣнъ и перепродавали въ Хиву и Бухару. Но необходимость по торговой цѣли, короткое знакомство съ ихъ обычаями и языкомъ и прiобрѣтенная опытность въ сношенiяхъ съ киргизцами, туркменцами и хивинцами поддерживали мой духъ въ предпрiятiи этого труднаго, никѣмъ не посѣщаемаго изъ русскихъ пути.

На первый ночлегъ мы прибыли въ аулъ Адайскихъ туркменъ, расположенный у колодца. Тамъ кудюкъ, что значитъ каменный колодезь. Главнымъ старшиной аула былъ Даспай, человѣкъ мужественный и видный собой; онъ славится между ордынцами храбростью, и былъ первымъ разбойникомъ на Каспiйскомъ морѣ. Съ помощiю одного бѣглаго русскаго солдата Андрея, онъ бралъ въ плѣнъ русскихъ промышленниковъ. Андрей жилъ у другаго старшины, Чабыка, которому помогъ прiобрѣсть этимъ промысломъ большое состоянiе. Онъ пробылъ у него 12 лѣтъ, замѣсто роднаго сына и научился уже нѣсколько говорить по киргизски. Но въ самое то время, какъ Чабыкъ задумалъ женить его на одной ближней своей родственницѣ, хивинскiй ханъ, по ходатайству русскаго правительства, отпустилъ всѣхъ русскихъ плѣнниковъ изъ Хивы, которые тамъ въ неволѣ и мученiяхъ томились по 10 и болѣе лѣтъ, запретилъ брать болѣе плѣнныхъ, а потому потребовалъ и отъ Чабыка выдачи Андрея. — Тотъ сначала отказывался отъ исполненiя приказа и отзывался что ни онъ, ни дѣти его своими руками не могутъ выдать этого Андрея, а представлялъ хану поручить кому угодно поймать его и отъ себя уже передать русскому начальству. Причиною отказа Чабыка было то, что онъ уже совершилъ надъ нимъ обрядъ усыновленiя, обратилъ къ исламизму и при его обрѣзанiи далъ клятвенное обѣщанiе Богу и Мухаммеду, за себя и за потомковъ своихъ, не выдавать Андрея русскимъ. Андрей, съ своей стороны, поклялся предъ Богомъ не измѣнять ему во время разбоевъ и нападенiй на русскiя суда на Каспiйскомъ морѣ; при чемъ, для большаго убѣжденiя ордынцевъ въ вѣрности своей къ нимъ, срубилъ съ одного русскаго плѣннаго голову и выпилъ кровь его. Однако же Чабыкъ напрасно такъ много за него старался; по убѣжденiю родственниковъ, онъ наконецъ былъ принужденъ выдать Андрея, который этого нисколько не подозрѣвалъ. Комендантомъ Новоалександровскаго укрѣпленiя полковникомъ И. Н. Лихошерстовымъ былъ посланъ старшина Чурунбай Кастыбаевъ въ аулъ къ Чабыку, съ требованiемъ немедленной выдачи этого разбойника. Надобно замѣтить что Чурунбай былъ очень ловкiй и видный собою мужчина, говорилъ по русски чисто и правильно и довольно образованъ. Объявивъ Чабыку причину своего прiѣзда, онъ убѣждалъ его выдать Андрея, но Чабыкъ никакъ не соглашался на то; наконецъ уговорилъ его меньшой братъ Дайцанъ, человѣкъ почетный, не любившiй ѣздить на разбои и баранты, и запрещавшiй производить набѣги даже и другимъ. Чабыкъ предоставлялъ имъ самимъ его взять и отказался отъ защиты своего любимца. Идти къ нему прямо въ кибитку не рѣшались, потому что Андрей имѣлъ много у себя оружiя; но стали выжидать, когда онъ самъ выйдетъ изъ кибитки. Не зная ничего что противъ него предпринималось, Андрей по обыкновенiю вышелъ и пошелъ къ своей скотинѣ, на этотъ разъ безъ всякаго вооруженiя; тогда какъ обыкновенно прежде безъ шашки или кинжала не дѣлалъ ни шагу. Караульные дали ему отойти подальше отъ кибитки, а Чурунбай взялъ двухъ киргизъ и тихо сталъ подходить къ нему, чтобъ не возбудить въ немъ подозрѣнiя. Сойдясь съ нимъ, они завели разговоръ; между тѣмъ одинъ киргизецъ зашелъ сзади и схватилъ Андрея за руки, которыя тотчасъ связалъ ему назадъ. Андрей началъ кричать и звать на помощь Чабыка и его дѣтей, но все было тщетно и никто не пришелъ. Когда Чурунбай привелъ его въ аулъ, онъ сталъ еще сильнѣе кричать и просить защиты. Наконецъ понялъ что его хотятъ везти въ укрѣпленiе, потому что и прежде иногда догадывался что Чабыкъ кончитъ тѣмъ, что когда нибудь измѣнитъ ему; но Чабыкъ не выходилъ изъ своей кибитки до тѣхъ поръ пока Чурунбай не положилъ его связаннаго на верблюда и не привязалъ къ нему. Тогда вышелъ и Чабыкъ, а вмѣстѣ съ нимъ всѣ его жены и дѣти проститься съ Андреемъ. Тутъ Андрей, хотя и плохо еще знавшiй языкъ ихъ, началъ ему дѣлать упреки и усовѣщевать его; Чабыкъ не могъ удержаться и заплакалъ; жены же его такъ рыдали, что вопли ихъ были слышны въ сосѣднихъ аулахъ; всѣмъ имъ было жаль съ нимъ разстаться. При этой прощальной сценѣ Андрей говорилъ Чабыку: «чрезъ кого ты прославился, Чабыкъ, если не чрезъ меня, кто тебѣ прiобрѣлъ всю эту скотину, которая ходитъ около аула? могъ ли я подумать, чтобъ ты измѣнилъ мнѣ?” Послѣ того просилъ у него чего–нибудь на память изъ одежды. Чабыкъ тотчасъ скинулъ съ себя шелковый халатъ и сказалъ: «вотъ мой, то есть твоего отца халатъ, носи и не забывай меня, а я тебя буду вѣчно помнить”. На это Андрей отвѣчалъ ему грубо: «ты мнѣ не отецъ, но боготступникъ, ты измѣнилъ своей клятвѣ и обманулъ и Бога и Мухаммеда”. И тутъ же его отправили.

Чабыкъ и теперь еще живъ, но ему свело руки и ноги, такъ что онъ совершенно не владѣетъ ими; старшая жена кормитъ его изъ своихъ рукъ и киргизы говорятъ что Богъ его наказалъ за Андрея.

Даспай мнѣ разсказывалъ какъ они ѣздили на разбой и какъ на Каспiйскомъ морѣ брали въ плѣнъ русскихъ. Но случилось и съ нимъ несчастiе; вотъ какъ онъ объ немъ говорилъ мнѣ. «Былъ сильный штормъ на морѣ, у насъ оборвало всѣ якоря и понесло на лодкѣ косовой къ Дербенту; носило насъ около 15 дней, и мы даже не знали гдѣ находимся, а всѣхъ людей со мною было 4 человѣка русскихъ плѣнныхъ и 30 человѣкъ киргизъ; съ этими киргизами сидѣлъ я въ трюмѣ, и такъ мы плавали около Дербента гдѣ встрѣчались и съ персидскими судами. Персiяне, видя на палубѣ 4 русскихъ, конечно не догадались, что судно киргизское; на вопросы же ихъ отвѣчали что идемъ съ кладью въ Дербентъ, или другой какой–нибудь городъ. Я уже отчаявался возвратиться въ свой край, но вскорѣ перемѣнился къ нашему благополучiю вѣтеръ, и мы стали держаться на С.–В. къ Сарташамъ. На этомъ пути встрѣтили мы большое судно, стоявшее налѣво около острова Кулаловъ, при немъ же были три лодки. Подошли къ нему мы ночью. Я не имѣлъ намѣренiя напасть на него, но мои киргизы настаивали сдѣлать нападенiе; исполняя ихъ желанiе, мы тихо подошли къ судну и бросились на него въ числѣ 20 человѣкъ; прочiе оставались на косовой. Однако русскiй народъ смѣтливъ; вѣроятно насъ замѣтили съ вечера; судно было обвязано кругомъ снастью, т. е. крючками, мой народъ, бросившись на судно, запутался въ этой снасти, зацѣпившись кто рукой, кто лицомъ, кто чѣмъ попало. Русскiе, услыхавъ стукъ на палубѣ, выскочили изъ трюма и начали бить нашихъ. Видя что наши защищаются плохо и я кинулся на судно; но не зналъ причины и тоже запутался въ снасть*). Изъ нашихъ русскiе убили четырехъ человѣкъ до смерти; прочiе едва успѣли освободиться и уйти на косовую. При этомъ случаѣ и я былъ жестоко зашибленъ, такъ что и до сихъ поръ чувствую боль въ спинѣ и голова моя разбита. Тутъ онъ показалъ мнѣ голову; дѣйствительно она вся была въ рубцахъ. «Вотъ что значитъ, продолжалъ онъ, слушаться чужаго разума: не согласись я на желанiе другихъ, всѣ были бы у меня живы и самъ былъ бы до сихъ поръ здоровъ”.

Между тѣмъ поспѣлъ и ужинъ. Для насъ приготовлены были азiатскiя кушанья изъ баранины и пловъ; вмѣсто нашего русскаго квасу и пива подавали айренъ, т. е. кислое молоко. Послѣ ужина я былъ оставленъ ночевать въ его кибиткѣ, также былъ приглашенъ и Каламбетъ. Для насъ посланы были кошмы, которыя покрыли сверху коврами; — такъ провели мы тутъ ночь, а поутру отправились въ дальнѣйшiй путь.

На вторую ночь прiѣхали мы со всѣмъ караваномъ въ аулъ Табышевскаго рода; аулъ этотъ расположенъ у подошвы горы Каята, близь колодца Тiу–су, т. е. верблюжья вода. Аулъ этотъ небольшой, въ немъ всего три кибитки; мы здѣсь ночевали, но я ничего особеннаго не видалъ. Мѣстоположенiе низкое. Хозяинъ аула былъ старичекъ, и принялъ меня очень ласково; зарѣзалъ для меня барана*) и приказалъ изготовить разныя кушанья, которыми угощалъ меня и проводниковъ моихъ. Распрашивалъ о цѣли моего путешествiя, и узнавъ что я ѣду въ Хиву, пожелалъ благополучнаго пути. У этого старика былъ сынъ, мальчикъ лѣтъ 12–ти, который былъ очень нездоровъ; отецъ спрашивалъ меня, не знаю ли я средствъ отъ его боли; но я откровенно объяснилъ ему что ничего не знаю и обманывать не хочу; между тѣмъ мой киргизскiй вожакъ–старшина былъ свѣдущъ въ лѣченьѣ и славился этимъ. Мальчикъ былъ весь въ ранахъ. Мой вожакъ посовѣтовалъ испытать два средства: 1) присѣчку огнемъ, 2) поймать бѣлохвостаго зайчика, который водится въ норахъ, по киргизски акъкуйрюкъ, т. е. бѣлый хвостъ; изъ этого зайчика надобно вытопить сало и имъ мазать раны больнаго одинъ разъ въ сутки. Поблагодаривъ за угощенiе, мы отправились въ свою кибитку; онъ съ своей стороны поблагодарилъ за наставленiе чѣмъ лѣчить сына. Третью ночь мы ночевали у колодца, называемаго Татарскiй колодецъ; когда мы подъѣзжали, то киргизы живущiе здѣсь въ небольшомъ аулѣ, были заняты переставленiемъ своихъ кибитокъ на другiя мѣста, встряхивали кошмы и выбивали изъ нихъ пыль прутьями. Тутъ было только три женщины и одна дѣвушка; дѣвушку можно отличить потому что на головѣ у нея должна быть красная шаль; женщины же повязываются бѣлыми шелковыми и коленкоровыми полотнами, на что требуется 6 аршинъ.

Наши верблюды были расположены отъ нихъ не болѣе какъ въ 100 шагахъ. Я пошелъ изъ любопытства къ этимъ женщинамъ, чтобъ узнать отъ нихъ какой это аулъ; подойдя, пожелалъ имъ чтобъ ихъ домъ на новомъ мѣстѣ былъ проченъ и счастливъ, а онѣ меня поблагодарили за доброжеланiе.

— Гдѣ же ваши мужья? спросилъ я, на что получидъ отвѣтъ, что они уѣхали устраивать на кладбищѣ могильные памятники. Эти памятники дѣлаются у нихъ изъ камня и становятся они въ видѣ столба. Однако же не всякiй киргизецъ умѣетъ сдѣлать памятникъ, но есть мастера; эти камни раскрашиваются также и разными маслеными красками, въ нихъ врѣзываются небольшiя зеркала. Памятники съ зеркалами ставятся надъ дѣвицами; на памятникѣ молодыхъ мужчинъ изображаютъ оружiе, ружья, шашки, кинжалы, въ знакъ храбрости и чести умершаго. Памятники продаются у нихъ отъ 10 до 50 руб. за каждый, смотря по искуству и чистотѣ отдѣлки. Я бесѣдовалъ съ этими женщинами; онѣ были очень веселы и разговорчивы; говорили что давно обо мнѣ слышали отъ своихъ мужчинъ, которые для нихъ у меня покупали шали, и въ доказательство справедливости своихъ словъ мнѣ эти шали показывали. Я былъ привѣтливъ и даже шутилъ; потомъ когда попросилъ напиться, дѣвица мнѣ тотчасъ подала огромнѣйшую чашку молока, я едва могъ держать ее обѣими руками; одно было непрiятно — что самая чашка была очень ужь нечиста, облѣплена ржанымъ тѣстомъ и шерстью отъ кошомъ; я не могъ много пить и отдалъ чашку дѣвицѣ, которая и сама была очень неопрятна; поблагодарилъ за прiятный напитокъ; но замѣтилъ что чашка мнѣ руки замарала. Дѣвушка разсмѣялась, но мать за то что она не вытерла чашки ее пожурила. Вскорѣ прiѣхали и ихъ мужчины: старикъ, по имени Бириназъ, съ двумя сыновьями; я съ ними прежде былъ знакомъ; поздоровавшись, онъ спросилъ меня, куда я ѣду, и я объяснилъ ему что желаю побывать въ Хивѣ, поторговать тамъ, посмотрѣть на хана и на тамошнихъ жителей. Онъ пожелалъ мнѣ благополучнаго пути и разсказывалъ какъ ставили памятники. Разставшись съ нимъ мы поужинали, и переночевавъ, поутру отправились въ свой путь. Такъ продолжали мы ѣхать далѣе вполнѣ благополучно.

Чрезъ нѣсколько дней достигли мы до Кары–тау, т. е. Черной горы*). Вечеромъ поздно мы прiѣхали въ аулъ, который былъ окруженъ множествомъ скотины: верблюдами, лошадьми, рогатымъ скотомъ и баранами. Мы расположились вблизи этого аула ночевать. Пастухи, сторожившiе скотъ, спрашивали насъ, что мы за люди? отвѣтъ нашъ былъ: проѣзжiе торговцы. Объ этомъ сообщили они въ аулъ, изъ котораго пришли къ намъ три киргиза, видные собою, въ шелковыхъ халатахъ. По обычаю ихъ я приказалъ для гостей послать коверъ, на который они и сѣли сложа ноги; я также къ нимъ присоединился. Они стали по обыкновенiю распрашивать кто мы и куда ѣдемъ? — Я имъ объяснилъ что русскiй и ѣду торговать въ Хиву. Тутъ одинъ изъ нихъ сталъ мнѣ совѣтовать, чтобы я воротился, потому что ханъ меня отъ себя обратно уже не выпуститъ; извѣстно что онъ давно желаетъ имѣть при своемъ дворѣ такого человѣка, какъ я, переводчикомъ. Другiе двое опровергали его, утверждая что онъ приметъ меня какъ гостя; это произвело между ними споръ. Я между тѣмъ приказалъ самоваръ поставить. Такъ, сидя на коврѣ, бесѣдовали мы при свѣтѣ луны, на свѣжемъ воздухѣ, и киргизы, гости мои, безпрестанно понюхивали табачокъ, передавая другъ другу серебряный рожокъ. На вопросъ мой: для чего они пригнали такъ близко къ аулу скотину свою? они сказали мнѣ что въ этомъ мѣстѣ много волковъ, которые очень часто рѣжутъ скотину. Напившись чаю, они ушли къ себѣ, а мы на другой день утромъ продолжали свой путь далѣе, по хивинской дорогѣ; на пути мы встрѣтили нѣсколько хивинскихъ каравановъ. Доѣхавъ до Тыманъ–Тау, т. е. Туманныхъ горъ**), случилось мнѣ ночевать у одного стараго своего прiятеля, старшины Ульчубая; онъ посѣщалъ прежде Новоалександровское укрѣпленiе. Я былъ очень ласково принятъ имъ и его женами; меня онъ зналъ съ малолѣтства, но мы давно не видались и его очень удивило то что видитъ меня теперь взрослаго. Я пробылъ у него въ аулѣ цѣлый день и ночь, потому что здѣсь долженъ былъ получить, при его содѣйствiи, долги свои съ киргизъ; за это я подарилъ ему сукна на кафтанъ, а женамъ его по 14 аршинъ ситцу, изъ котораго онѣ сшили себѣ сорочки. Ульчубай давалъ мнѣ наставленiя какъ обращаться съ ханомъ хивiнскимъ и со всѣми тамошними жителями; онъ совѣтовалъ мнѣ быть какъ можно скромнѣе, уважительнѣе, кромѣ того быть честнымъ, а на ихъ вопросы отвѣчать короче. По прiѣздѣ въ Хиву, я держался вполнѣ его совѣтовъ, и это послужило въ большую мнѣ пользу, потому что въ дѣлахъ своихъ съ ханомъ былъ счастливъ, а подданные его султаны, беи и старшины, всѣ меня очень любили.

Когда я сталъ уже приближаться къ рѣкѣ Аму–Дарьѣ, случилось мнѣ невдалекѣ отъ нея ночевать въ одномъ туркменскомъ аулѣ; по близости этого аула находился и хивинскiй, въ мѣстности низкой, песчаной и для скотины неудобной. Тутъ я встрѣтилъ одного пожилыхъ лѣтъ хивинца, ѣхавшаго изъ Хивы, подобно мнѣ, для торговли съ киргизами. Отъ него я много услышалъ о Хивѣ и ханѣ; свѣденiя эти оказались мнѣ тоже потомъ весьма полезными.

Въ этомъ мѣстѣ уже проходитъ можно–сказать, большая ихъ дорога, потому что безпрестанно встрѣчаются взадъ и впередъ идущiе караваны и табуны скота, прогоняемаго въ Хиву, и здѣсь же случается и воровство: крадутъ тюки съ товаромъ и угоняютъ верблюдовъ. Мы благополучно проѣхали; только моя верховая лошадь очень измучилась и я часто долженъ былъ вести ее въ поводу, потому что почва тутъ песчаная, въ особенности пострадали верблюды.

Такъ мы прибыли къ рѣкѣ Аму–Дарьѣ*), которая довольно быстра и широка, но неглубока; вода ея очень хорошаго вкуса. На берегу рѣки стояли небольшiя двѣ кибитки, близь нихъ находились два большiе парома и много лодокъ для переправы проѣзжающихъ на другую сторону. Послѣ насъ стали переправлять верблюдовъ. По ту сторону рѣки было устроено нѣсколько землянокъ, въ которыхъ жили перевощики и султанъ, собиравшiй за перевозъ деньги. Плата у нихъ назначена съ каждаго верблюда и съ лошади по 50 к. асс., а съ человѣка по 5 к. Такимъ же образомъ и я долженъ былъ явиться къ этому султану и заплатить за перевозъ себя и каравана. — Пока перевозили моихъ верблюдовъ, я съ султаномъ прогуливался по берегу, и мы съ нимъ обо многомъ успѣли переговорить; онъ разспрашивалъ меня объ Россiи, а я его о Хивѣ; при этомъ онъ часто курилъ кальянъ и угощалъ имъ меня. Тутъ же на берегу была хивинская лавочка, въ которой продается кумысъ и айрекъ; мы потребовали айреку; чашка, мѣрою въ полкварты продается по 11/2 коп. Чашки каменныя самой лучшей работы китайской; у насъ въ Россiи такiя чашки продаются не менѣе 1 р. сер. за штуку. Въ это время подъѣхалъ къ этой–же лавкѣ какой–то неизвѣстный человѣкъ, собою видный и мужественный, съ большой черной бородой, одѣтый въ хорошую хивинскую одежду; онъ слѣзъ съ верховой своей лошади, привязалъ ее у двери лавочки и входя въ нее, сказалъ по русски: «ахъ, Боже мой, до чего я дожилъ здѣсь, что стали ѣздить сюда русскiе торговцы! — Я посмотрѣлъ на него съ необыкновеннымъ удивленiемъ и страхомъ; однакожъ онъ со мною не продолжалъ болѣе разговора по русски, а сталъ говорить по хивински, потому что тамъ собралось много хивинцевъ пожелавшихъ слушать нашъ разговоръ. Онъ спросилъ меня кто я таковъ, и какъ рѣшился на такую смѣлую поѣздку въ Хиву? потомъ вызвалъ меня изъ лавочки и мы долго ходили по берегу рѣки Аму–Дарьи. Когда я спросилъ его кто онъ и откуда, онъ съ удовольствiемъ и чистосердечно разсказалъ мнѣ о себѣ. Родина его Пензенская губернiя и былъ онъ дворовый человѣкъ какого–то помѣщика, Чембарскаго уѣзда; помѣщикъ его отдалъ за какую–то вину въ солдаты и онъ служилъ въ Астрахани, въ 45 флотскомъ экипажѣ боцманомъ. Случилось ему быть въ командировкѣ, въ морѣ, на казенномъ суднѣ, при берегахъ туркменскихъ или персидскихъ; судно было разбито хищными жителями этихъ береговъ, вся команда и командиръ взяты въ плѣнъ и проданы въ Хиву. Болѣе говорить было некогда; но я старался узнать отъ него и о Хивѣ; онъ рекомендовалъ мнѣ одного султана, находившагося при ханѣ и называвшагося Карле. Боцманъ же этотъ, по имени Сергѣй Ивановъ, имѣлъ жительство также въ Хивѣ и обѣщался со мною еще повидаться когда мы устроимся съ товаромъ въ лавкахъ; онъ уже напередъ зналъ гдѣ меня отыскать въ городѣ. Я съ нимъ простился и пустился въ путь съ своимъ караваномъ и даннымъ мнѣ отъ султана, при перевозѣ, провожатымъ; провожатый этотъ былъ данъ для того чтобы мы не скрыли какого–либо товара при платежѣ ханскихъ пошлинъ. Тутъ–то ужь дорога и всѣ эти мѣста начали казаться мнѣ и дикими и страшными, и эти непрiятныя впечатлѣнiя, съ приближенiемъ къ Хивѣ, становились для меня все тяжелѣе.

 

II.

 

Утромъ 3–го октября увидали мы вдали столицу хана, Хиву. Съ виду городъ не очень красивъ, потому что расположенъ на низкомъ мѣстѣ; здѣсь мало высокихъ мечетей и большихъ домовъ; сверхъ того, видъ города скрадывается садами, съ большими деревьями почти у каждаго дома. Въ этихъ садахъ родится много фруктовъ, какъ–то: дулей, грушъ, сливы, винограда, алибухара, финиковъ и другихъ.

При въѣздѣ въ городъ, мы сперва ѣхали по широкой улицѣ, а потомъ по такой узкой что два верблюда едва могли идти въ рядъ; проѣхавъ эту тѣсную улицу, мы остановились на базарѣ; тутъ я увидѣлъ смѣсь изъ множества азiатскихъ нацiй хивинцевъ, бухарцевъ, туркменцевъ и киргизъ, но изъ русскихъ никого. На рынкѣ этомъ болѣе всего продавался разнаго рода скотъ; напротивъ былъ гостинный дворъ, каменный, очень красивый. Потомъ доложили объ насъ хану. Между тѣмъ хивинцы окружили весь мой караванъ, ихъ влекло любопытство посмотрѣть на русскаго торговца; многiе изъ нихъ разспрашивали меня о разныхъ предметахъ. Вскорѣ явился отъ хана одинъ султанъ чтобъ вести меня во дворецъ; однакоже прежде предложилъ одѣться въ русское платье; я исполнилъ приказанiе, и мы отправились. Дворецъ отъ базара отстоитъ недалеко; онъ каменный и выстроенъ въ два этажа, съ параднымъ крыльцомъ; дверь для входа маленькая, составлена изъ слоновыхъ костей въ мозаическомъ вкусѣ. По крыльцу вошли мы наверхъ и немного обождали, потому что ханъ въ это время принималъ, какъ кажется, бухарцевъ. По уходѣ ихъ были впущены и мы, т. е. я и еще одинъ армянинъ, въ залу ханскую и назначено было привѣтствовать по обыкновенiю русскому, а не по азiятскому съ преклоненiемъ колѣна. Русскiй поклонъ нашъ безъ селяма, или безъ прижатiя правой руки къ сердцу, показался непонятенъ хану, и онъ тотчасъ спросилъ: что это означаетъ? Переводчикъ отвѣчалъ что мы воздаемъ ему по русскому обыкновенiю почтенiе; онъ разсмѣялся; потомъ началъ разспрашивать, какими путями мы ѣхали и не было–ли отъ его подданныхъ обидъ; на что я сдѣлалъ отрицательный отвѣтъ. — Онъ распрашивалъ чрезъ переводчика, который по русски объяснялся порядочно, но по хивински такъ дурно и непонятно, что ханъ принужденъ былъ по два и по три раза его переспрашивать. Затѣмъ я сталъ просить хана, чтобы онъ дозволилъ мнѣ торговать въ Хивѣ, на что онъ съ веселымъ видомъ изъявилъ свое согласiе и приказалъ отвести лавку въ главномъ ряду, объяснивъ мнѣ при этомъ, что я обязанъ ему со всего товара заплатить пошлину по 31/4 коп. съ каждаго рубля стоимости и сверхъ того выдать всѣ бывшiя при мнѣ русскаго чекана деньги, а принять въ обмѣнъ ихъ чеканенныя въ Хивѣ. Когда же я сталъ просить его о милостивой ко мнѣ защитѣ отъ притѣсненiй, онъ разсмѣялся и сказалъ мнѣ чтобы я не опасался того, что здѣсь меня никто обидѣть не можетъ, а напротивъ всѣ его подданные будутъ принимать ласково.

Послѣ этого назначенъ былъ султанъ для отведенiя мнѣ лавки и принятiя отъ меня денегъ русскаго чекана, что и было немедленно исполнено; въ полученiи денегъ султанъ выдалъ мнѣ росписку. Впродолженiи всей нашей аудiенцiи у хана, сидѣлъ онъ на нарахъ, крытыхъ коврами, поджавши ноги; противъ него стоялъ кальянъ, возлѣ сидѣли три султана; зала другаго убранства, кромѣ ковровъ, не имѣетъ; потолокъ расписанъ. Послѣ того я розыскалъ султана, котораго мнѣ рекомендовалъ Сергѣй Ивановъ, и очень коротко съ нимъ познакомился.

Занявши лавку, я разобралъ свои товары и сталъ ихъ раскладывать по полкамъ. Жители же тамошнiе смотрѣли на меня, какъ на какую рѣдкость, безпрестанно входили ко мнѣ и заводили со мною разговоры. Въ самое короткое время узнала вся Хива о прiѣзжемъ русскомъ торговцѣ. Многiе приходили не для того чтобы покупать товары, а для того, чтобы меня видѣть. Я старался оказывать всѣмъ уваженiе и тѣмъ распространять кругъ моего знакомства, и всѣмъ я за то сталъ прiятенъ. Но впослѣдствiи времени, я признаюсь, они мнѣ стали очень надоѣдать: когда я ходилъ по базару, они показывали одинъ другому на меня пальцами, говоря: «вотъ идетъ русскiй торговецъ”, потому что не всякiй могъ меня узнать, ибо я одѣвался всегда въ хивинское платье.

На базарѣ въ Хивѣ продается все дешевле, чѣмъ у насъ въ Россiи; такъ напр. баранины фунтъ стоитъ 5 коп. асс.; рыба бѣлуга по 2 и по 3 коп. за фунтъ; чурекъ (приготовленный на сковородѣ большая лепешка) 5 коп. асс., и при томъ такой величины, что одной достаточно человѣку на цѣлый день. Икра у нихъ остается безъ употребленiя, потому что не умѣютъ приготовлять ее, а если и идетъ она въ пищу, то только вареная, вмѣстѣ съ рыбой; вязигу и клей обдѣлываютъ въ видѣ витушекъ или крендельковъ и такъ нанизываютъ на нитки. Фунтъ клею по цѣнѣ въ продажѣ равняется большому барану, т. е. стоитъ 5 или 6 руб. асс.; пшеница продается по 80 коп. асс. за батманъ, который заключаетъ въ себѣ нашего вѣсу 1 пудъ и 10 фунтовъ; сорочинское пшено также не дорого и стоитъ 1 руб., или 1 руб. 20 коп. асс. за батманъ; дыни, арбузы и другiе фрукты родятся во множествѣ и продаются еще дешевле. Что же касается до жилищъ, то ихъ похвалить нельзя; домы построены на дворахъ и очень плохи; окна въ нихъ устроены къ верху; улицы узки и нечисты; вездѣ навозъ.

Знакомство я прiобрѣлъ довольно большое и ѣздилъ ко многимъ значительнымъ султанамъ въ гости, и меня принимали очень радушно; угощенье обыкновенно состояло изъ кабабу (приготовленный на желѣзномъ прутѣ или вертелѣ на огнѣ кусокъ говяжьяго мяса), бараньяго плова съ изюмомъ и чухонскимъ масломъ и разныхъ фруктовъ; за этимъ всегда слѣдовалъ кальянъ. Жены ихъ мужчинамъ не показываются, впрочемъ такую предосторожность мужей я одобряю, потому что хивинскiя женщины очень страстны и влюбчивы, особенно въ русскихъ.

Такъ мало по малу привыкъ я къ жизни въ Хивѣ; торговля однако же сначала шла незавидно; денегъ для закупки ихъ товаровъ также у меня не было; за отобранныя же у меня деньги ханомъ мнѣ еще не были доставлены слѣдующiя въ замѣнъ. Дня черезъ четыре я рѣшился самъ идти къ хану. При входѣ моемъ на крыльцо спросилъ одинъ меня придворный, за какой надобностью я пришелъ? я отвѣчалъ что имѣю къ хану просьбу, но какую — не объяснилъ. Между тѣмъ, признаюсь, чувствовалъ страхъ, чего не случалось никогда со мною предъ русскимъ начальствомъ. Когда я вошелъ въ залъ, ханъ былъ одинъ и курилъ кальянъ; хотя я былъ одѣтъ не такъ, какъ въ первый разъ, не по русски, а по хивински, однако онъ узналъ меня съ перваго взгляда и встрѣтилъ съ веселымъ видомъ словами: «урусанъ сауды гиръ!” т. е. русскiй торговецъ! Почтенiе отдалъ я ему по хивински униженно и старался держать себя какъ можно вѣжливѣе и благороднѣе, чтобы ему понравиться. Ханъ спросилъ меня, гдѣ я научился говорить по хивински? Я разсказалъ ему что живу между киргизами и хивинцами уже около 15 лѣтъ; на вопросъ же его, сколько всего мнѣ отъ роду лѣтъ? я объявилъ что 20, и что я былъ 5–ти лѣтъ привезенъ своими родителями въ Оренбургъ и съ тѣхъ поръ нахожусь постоянно между киргизами и хивинцами. Ханъ похвалилъ меня за хорошее знанiе хивинскаго языка, но не одобрилъ что не изучаю письменнаго, затѣмъ спросилъ, за какою надобностiю я пришелъ и не имѣю ли къ нему просьбы? Я не прямо объяснилъ ему что пришелъ за деньгами, но напередъ высказалъ претензiю на одного должника своего изъ киргизъ, который не хотѣлъ мнѣ платить долга 36 барановъ. На это ханъ сказалъ: «если твой должникъ откажется, чѣмъ ты можешь доказать, что онъ дѣйствительно тебѣ долженъ?” Я отвѣчалъ что всѣмъ моимъ рабочимъ извѣстно что онъ бралъ у меня товаръ. Это знаетъ и старшина, который со мной прiѣхалъ. Ханъ приказалъ напередъ послать за старшиной и спросилъ его: дѣйствительно ли мнѣ долженъ киргизецъ? Султанъ это подтвердилъ и опредѣлилъ самое время когда онъ бралъ у меня товаръ. Ханъ приказалъ послать за моимъ должникомъ. Когда киргизъ этотъ былъ приведенъ однимъ султаномъ, я не узналъ его, такъ онъ измѣнился отъ испуга при одномъ взглядѣ на него хана и строгомъ его вопросѣ: «долженъ ли онъ мнѣ?” Киргизецъ отвѣчалъ утвердительно, объявивъ, что долженъ 36 барановъ. Онъ быть можетъ и отказался бы, но замѣтилъ бывшаго тутъ муллу и вѣроятно подумалъ что будетъ присяга. На вопросъ хана, почему онъ не отдаетъ долга, онъ объявилъ что не имѣетъ состоянiя; тогда ханъ приказалъ одному султану отправиться къ его родственникамъ, и убѣдить ихъ внести за него долгъ и присовокупилъ, что если они отъ этого откажутся, то онъ должника моего казнитъ; если же и это не подѣйствуетъ, то взять у нихъ насильно 36 барановъ и отдать мнѣ; съ нимъ же, сказалъ ханъ, могутъ они дѣлать что имъ угодно. Султанъ отправился, а я послалъ съ нимъ своего старшину для полученiя тѣхъ барановъ, и остался въ комнатѣ хана, въ намѣренiи просить у него деньги за отобранную у меня сумму. Однако ханъ такъ занялъ меня разговоромъ, что я не могъ найти случая о томъ съ нимъ поговорить. Между прочимъ онъ спрашивалъ у меня о нашихъ царяхъ и ихъ сватьбахъ и почему они берутъ въ супружество себѣ изъ сосѣднихъ государствъ и своихъ дочерей также отдаютъ туда. Потомъ онъ обратился къ религiи; спрашивалъ, въ чемъ состоятъ русскiе посты и какое время опредѣлено для молитвы? Я отвѣчалъ что молятся утромъ у заутрени, потомъ бываетъ обѣдня, и наконецъ вечеромъ вечерняя служба. Далѣе любопытствовалъ: справедливо ли то, что женщины ходятъ съ непокрытымъ лицомъ, что свободно говорятъ съ мужчинами и вмѣстѣ съ ними молятся въ церкви? Когда я отвѣтилъ что все это такъ, онъ изъявилъ свое удивленiе и смѣялся надъ такими обычаями*). За тѣмъ прибавилъ, что онъ желалъ бы посмотрѣть на Россiю, на ея жителей, на ихъ свободное обращенiе, но не знаетъ, какъ ему въ Россiи явиться; ежели въ настоящемъ своемъ видѣ, съ обычною пышностью хана, то опасается русскаго царя, чтобъ онъ его не задержалъ, такъ какъ ханъ съ нимъ еще никакихъ общихъ дѣлъ и совѣтовъ не имѣлъ; за отпускъ же русскихъ плѣнныхъ, царь не ему, какъ онъ слышалъ, а Англiи изъявилъ удовольствiе. Ѣхать же подъ именемъ какого нибудь торговца онъ считаетъ неприличнымъ предъ своими подданными; и если о томъ узнаетъ русское правительство, то для него это будетъ стыдно и не похвально; скажутъ что ханъ хивинскiй занимается торговлею.

Вопросы его были разнаго содержанiя, на которые я даже изъ одной скромности затруднялся иногда отвѣчать. Спрашивалъ тоже о законахъ касающихся до бракосочетанiя царственныхъ особъ. Освѣдомлялся потомъ: согласны ли наши законы съ магометанскимъ, по которому въ случаѣ смерти мужа женѣ дозволяется выходить замужъ за брата мужа или за племянника, для того чтобы удержать жену умершаго въ томъ же семействѣ, за которую заплаченъ калымъ, или условленная плата предъ вѣнчанiемъ? предлагалъ вопросы, въ чемъ состоятъ обязанности нашихъ священниковъ; о законахъ, относящихся до наслѣдства, о Ново–Петровскомъ укрѣпленiи въ Мангышлакѣ и о его начальствѣ; объ управленiи государствомъ, о законахъ божественныхъ, о равенствѣ или неравенствѣ богатыхъ съ бѣдными; о времени, на какое избираются въ должность чиновники, на опредѣленный срокъ или на всю жизнь; удивлялся большому числу присутственныхъ мѣстъ въ Астрахани и говорилъ что въ Хивѣ, въ лицѣ его ханскомъ — одно присутственное мѣсто, что онъ завѣдываетъ и военными и гражданскими дѣлами. Въ случаѣ безпорядка, шума и другихъ какихъ проступковъ, виновнаго прежде арестуютъ, а потомъ представляютъ на лицо къ нему, хану. Спрашивалъ, къ какому я принадлежу званiю. Я объяснилъ что я крестьянинъ, — на оброкѣ у помѣщика, и торговлей занимаюсь на мѣщанскихъ правахъ, — и когда сказалъ что помѣщикъ владѣлецъ до 10 т. душъ крестьянъ, — удивился, и прибавилъ что у него въ Хивѣ, самый значительный изъ подданныхъ не имѣетъ болѣе 5 или 10 человѣкъ. Любопытствовалъ очень узнать, чѣмъ занимаются помѣщики. Спрашивалъ, не желаю–ли я остаться у него — что онъ назначаетъ жалованье по 30, 40 и даже 50 золотыхъ особенно тѣмъ, кто изъ русскихъ говоритъ по татарски. Когда я замѣтилъ что не желаю оставить своего отечества, и что я имѣю родителей, то онъ прибавилъ что я могу помогать имъ и изъ Хивы.

При этомъ разговорѣ вошелъ служитель и объявилъ, что готовъ обѣдъ; я всталъ съ мѣста и хотѣлъ идти, но онъ опять остановилъ меня вопросами: женатъ–ли я? и не имѣю–ли по крайней мѣрѣ желанiя жениться у нихъ въ Хивѣ, на плѣнницѣ или на хивинкѣ, и остаться тутъ на постоянное жительство? Я отблагодарилъ его за такое вниманiе ко мнѣ, но отказался отъ женитьбы на хивинкѣ и постояннаго пребыванiя въ Хивѣ. Тутъ я объявилъ ему что имѣю нужду въ деньгахъ и просилъ о выдачѣ слѣдующей мнѣ суммы; онъ возразилъ на это что деньги еще не всѣ передѣланы, а что будутъ готовы на другой день и чтобы я нисколько не сомнѣвался. Послѣ этого еще долго продолжалъ разговоръ о разныхъ предметахъ; потомъ сказалъ, повидимому для приличiя, съ веселымъ видомъ — не угодно–ли мнѣ съ нимъ откушать, и пошелъ въ другую комнату, а я отправился въ свою лавку. Здѣсь окружили меня хивинцы и стали спрашивать, что я такъ долго находился у хана; я имъ отвѣтилъ коротко, что говорилъ о разныхъ предметахъ, но не передалъ ничего изъ разговора. Спустя нѣсколько времени возвратился и посланный ханомъ султанъ съ моимъ старшиной, они пригнали къ моей лавкѣ слѣдовавшее мнѣ въ уплату отъ киргиза число барановъ, я хотѣлъ таврить (клеймить), по передачѣ ихъ мнѣ султаномъ, и отправить къ своему пастуху; но киргизы, родственники моего должника, мнѣ этого сдѣлать не позволили, говоря что они мнѣ за своего родственника не плательщики, и предоставляли мнѣ брать должное отъ того, кому я давалъ товаръ; при этихъ словахъ должникъ мой не говорилъ ни слова. Тогда предложили киргизы идти къ хану, надѣясь убѣдить его возвратить имъ ихъ барановъ; я согласился, и мы отправились въ сопровожденiи султана. Въ это время ханъ былъ занятъ съ бухарцами, съ которыхъ хивинцы взыскивали за потопленiе ихъ верблюдовъ; когда онъ покончилъ съ ними свои дѣла, вошли и мы. Выслушавъ предложенiе киргизовъ онъ разсердился на нихъ, и не распространяясь много, отказалъ въ возвращенiи имъ барановъ и выслалъ всѣхъ вонъ. Послѣ того черезъ нѣсколько времени, пришелъ ко мнѣ въ лавку султанъ съ деньгами моими; вручая ихъ мнѣ, онъ спросилъ, на какую сумму привезъ я товара; я объявилъ ему что по стоимости всего на 5,000 руб. асс. Онъ потребовалъ назначенной ханомъ пошлины по 10 коп. съ рубля и получилъ съ меня 500 руб., которые тотчасъ хану представилъ.

Вскорѣ послѣ того прiѣхалъ ко мнѣ въ лавку и плѣнный боцманъ Сергѣй и просилъ меня къ себѣ; я съ удовольствiемъ согласился на его предложенiе и отправился къ нему въ гости. Сергѣй жилъ въ городѣ не въ дальнемъ разстоянiи отъ базара на Бухарскомъ выѣздѣ. Прiѣхавъ къ нему, я немало удивился, увидѣвъ въ его комнатѣ до 20 христiанскихъ иконъ и нѣсколько духовныхъ книгъ, псалтирь, библiю и другiя. Я спросилъ его, какъ позволяетъ ханъ отправлять здѣсь христiанамъ свою вѣру; и Сергѣй мнѣ объяснилъ что въ прежнее время, когда здѣсь было много плѣнныхъ русскихъ, тогда съ дозволенiя хана всѣ сходились сюда молиться Богу, читались часы; но обѣдни не совершали, и потому онъ выписалъ изъ Оренбурга эти книги и образа; посты соблюдали, онъ и другiе, только на первой и послѣдней недѣлѣ поста; вполнѣ же исполнять, обязавшись семействомъ изъ хивинскаго рода, невозможно. Послѣ выкупа плѣнныхъ, русскихъ осталось здѣсь немного и они молятся по домамъ; когда онъ бралъ первую жену, то отдавали за него неохотно, какъ за русскаго, во второй же разъ женился свободнѣе и взялъ жену изъ знатнаго ханскаго дома. Ханъ не желаетъ чтобы русскiе женились на русскихъ; тоже случилось и съ нимъ. Ханъ расчитываетъ что женившись на хивинкѣ, русскiй будетъ преданнѣе хану. Кончивъ это объясненiе, онъ растворилъ дверь въ другую комнату и сказалъ мнѣ: «посмотрите, вотъ мое семейство”. Заглянувъ туда, я увидѣлъ сидѣвшихъ тамъ двухъ хивинокъ; одна была лѣтъ 40, а другая лѣтъ 25, это были его жены. Я пробылъ у него довольно долго. Онъ потчивалъ меня пловомъ и ременчикомъ, т. е. вареными сливками, причемъ я ему предложилъ вопросъ о его занятiяхъ; онъ мнѣ отвѣчалъ что по порученiю хана онъ завѣдываетъ его артиллерiей и обучаетъ солдатъ ханскихъ, изъ плѣнныхъ персiянъ, маршировать и ружейнымъ прiемамъ и очень любимъ ханомъ. Поблагодаривъ за угощенiе, я отправился. Во время моего пребыванiя въ Хивѣ, онъ часто меня навѣщалъ, и я его тоже. Однажды я вмѣстѣ съ нимъ ѣздилъ въ гости къ одному султану, который въ образѣ жизни своей держался обычая нашего, и женъ своихъ отъ насъ не скрывалъ; я съ этими женами много бесѣдовалъ и онѣ распрашивали меня о жизни и обхожденiи русскихъ женщинъ. Я разсказывалъ имъ, какъ наши женщины свободно ходятъ по улицамъ, по гостямъ и во всякое время могутъ видѣть мужчинъ и бесѣдовать съ ними не закрывая своего лица. Наши свадебные обряды также ихъ очень интересовали; я имъ разсказывалъ объ нихъ во всѣхъ подробностяхъ и объяснилъ что у насъ больше одной жены нельзя въ одно время имѣть; онѣ этотъ обычай очень похвалили. Эти женщины были одѣты въ шелковыя рубашки; грудь у нихъ убрана была жемчугомъ и разными драгоцѣнными каменьями; на головахъ онѣ имѣли шелковыя, выстеганныя на ватѣ шапочки, также убранныя жемчугомъ и каменьями. У старшей жены была дочь лѣтъ 12–ти; она качала въ колыбели ребенка и прибаюкивала его своею пѣснею; я долго слушалъ, и когда она кончила свое пѣнiе, похвалилъ ее; свойственная ей, какъ дѣвушкѣ, стыдливость заставила ее покраснѣть. Слова этой колыбельной пѣсни были слѣдующiя: «Не плачь, не плачь, отецъ придетъ, барана зарѣжетъ, а мать придетъ, сала дастъ; сала поѣшь, плакать перестанешь”. Проведя время въ прiятной съ ними бесѣдѣ, я поблагодарилъ хозяина и молодыхъ хозяекъ за угощенiе и отправился домой.

Случилось мнѣ ѣхать однажды мимо ихъ кладбища; тутъ меня чрезвычайно поразилъ странный обычай. Нѣсколько киргизъ разрыли одну могилу и вытащили оттуда трупъ умершаго, который былъ уже довольно давно похороненъ и издавалъ отъ себя сильный смрадъ. Когда они положили его на землѣ, одинъ изъ киргизъ вынулъ ножикъ и началъ счищать у умершаго мясо съ костей и, разбирая кости по составамъ, складывалъ ихъ въ мѣшокъ. Такое удивительное занятiе заставило меня спросить ихъ, для чего они это дѣлаютъ? Въ отвѣтъ я получилъ слѣдующее объясненiе: умершiй былъ уроженецъ съ Туманныхъ горъ, а скончался здѣсь и похороненъ на чужомъ для него кладбищѣ. Киргизы эти были его родственники и прiѣхали съ его родины для забранiя его костей, которыя они должны доставить къ его родителямъ. Умершiй, по ихъ словамъ, не былъ еще оплаканъ своими родителями, женами и дѣтьми; по ихъ обыкновенiю они должны совершить надъ нимъ обрядъ оплакиванiя, и тогда его кости похоронятъ близь роднаго аула. Кости должны быть собраны и сложены по составамъ, чтобъ представляли полный остовъ человѣка. По принятому у киргизъ обычаю или ихъ закону, умершаго человѣка нельзя хоронить на чужой сторонѣ, а должно привезти трупъ на родину. Разсказавъ это, они прибавили: «теперь, когда мы привеземъ его кости домой, къ его семейству, родители обязаны подарить намъ за это каждому по лошади, и подаренныя лошади должны быть покрыты коврами или шелковыми халатами”.

Я жилъ въ Хивѣ уже около 40 дней. Въ это время праздновалъ ханъ день имянинъ одной изъ своихъ женъ; на этотъ праздникъ или балъ былъ приглашенъ и я. Въ саду былъ раскинутъ большой шатеръ изъ кошомъ, по срединѣ котораго было возвышенiе въ родѣ сцены. Я прiѣхалъ туда въ сопровожденiи оренбургскаго купца З... который, однакоже, въ торговыхъ дѣлахъ своихъ имѣлъ весьма мало счастiя и продажа его товаровъ шла плохо.

При входѣ нашемъ въ шатеръ, мы застали хана, сидящаго впереди; около него султаны; насъ пригласили сѣсть по другую сторону хана; З... указано ближайшее къ нему мѣсто; слѣдующее — мнѣ, а подлѣ меня одному армянину. — Было тутъ нѣсколько музыкантовъ и гостей человѣкъ 70. — Начались представленiя: на возвышенiи шатра сперва явилась пляшущая кукла; послѣ нея отличались въ нацiональныхъ пляскахъ два хивинца, а за тѣмъ на протянутомъ канатѣ плясалъ мальчикъ. Потомъ вышелъ хивинецъ–пѣвецъ и пѣлъ подъ музыку разныя пѣсни о подвигахъ своихъ соотечественниковъ и побѣдахъ надъ персiянами. Вслѣдъ за пѣвцомъ приказано было ханомъ привести разныхъ звѣрей, и на сцену явились дикiя лошади, аркоры, лисы, дикiя кошки, бѣлый медвѣдь и многiе другiе; ханъ самъ передавалъ намъ объясненiя о нихъ. За зрѣлищами послѣдовалъ ужинъ, его составляли слѣдующiя блюда: вареная баранина, пирожки съ бараниной, жареныя въ маслѣ лепешки, пловъ, ременчикъ или вареныя сливки; за кушаньями подавали напитки — арьянъ и кумысъ; въ заключенiе принесли кальяны; по окончанiи ужина мы отблагодарили хана за угощенiе и оправились въ лавки. Спустя нѣсколько дней послѣ этого пиршества, я сталъ приготовляться въ путь къ выѣзду изъ Хивы, промѣнявъ послѣднiй свой товаръ на хивинскiе шелковые и бумажные халаты, которые продавалъ потомъ по степи киргизамъ. — О намѣренiи своемъ отправиться я пошелъ объясниться съ ханомъ; его уже не было дома, онъ выѣхалъ въ это время въ какой–то султанскiй аулъ, и мнѣ сказали что прежде недѣли не возвратится. Я думалъ отправиться не дождавшись хана, но меня султаны удержали, не дозволивъ уѣзжать безъ хана. Я этого немного испугался, подозрѣвая въ ханѣ какiя–нибудь намѣренiя противъ меня.

Такъ ждалъ я 5 дней. По прiѣздѣ хана, я пошелъ къ нему просить дозволенiя уѣхать; онъ разрѣшилъ мнѣ отъѣздъ въ весьма ласковыхъ словахъ, прося меня, по прiѣздѣ въ Россiю, не жаловаться на него, и прибавилъ: «вамъ кажется отъ меня и моихъ подданныхъ никакой обиды не было; предложите и прочимъ торговцамъ, не пожелаетъ ли кто изъ нихъ прiехать сюда торговать; обиды имъ отъ меня никакой не будетъ”. Приглашалъ опять меня остаться у него навсегда, на что я отвѣчалъ, что у меня есть родители, и я у нихъ одинъ. Распростившись съ ханомъ я поѣхалъ прощаться съ Сергѣемъ. (Кто былъ этотъ Сергѣй, объяснено выше). Онъ мнѣ подарилъ разныхъ фруктовъ и чурековъ на дорогу и проводилъ меня изъ Хивы съ нѣкоторыми знакомыми султанами. При прощаньи со мной, Сергѣй не могъ даже удержаться отъ слезъ. Такъ разстался я съ Хивой и со всѣми тамошними прiятелями моими.

Во время пребыванiя моего въ Хивѣ, мнѣ понравились аргамаки. Пища ихъ джувара, въ родѣ нашей гречухи. Аргамаки менѣе ѣдятъ нежели лошади и могутъ въ дорогѣ пробыть до 4 дней безъ пищи. Они споf1обны только къ верховой ѣздѣ; величиной съ большую лошадь, тонки, высоки, подбористы, легки. Пищей же кромѣ джувары имъ служитъ трава и овесъ, но овесъ не такъ полезенъ, потому что имѣетъ шелухи много. Пуда джувары, который стоитъ 70 к. асс., достаточно ему на 10 дней. Въ Хиву доставляютъ ихъ туркмены и сѣдла употребляются только туркменскiя; но киргизскiя и казацкiя наши неудобны; на бѣгу аргамаки, по гибкости и способности сильно вытягиваться всѣмъ корпусомъ, уподобляются зайцамъ и вдвое быстрѣе русской хорошей лошади; смирны и умны, переплываютъ черезъ рѣку рѣшительно; покорны, и въ табунахъ не дики, ручны. Аргамакъ покупается по 100 р. и болѣе.

Н. Михайловъ.

_______

 

СЛОВО, СКАЗАННОЕ АРХИМАНДРИТОМЪ ГРИГОРIЕМЪ (ПАЛАМОЮ) ВЪ МОСКОВСКОМЪ ДОНСКОМЪ МОНАСТЫРѢ, ВЪ СОРОКОВОЙ ДЕНЬ ПО КОНЧИНѢ ГРАФА АЛЕКСАНДРА ПЕТРОВИЧА ТОЛСТАГО*)

 

Къ общимъ молитвамъ, къ выраженiю глубокой скорби, къ искреннимъ слезамъ ближнихъ объ отшедшемъ въ вѣчность приснопамятномъ и доблестномъ мужѣ, да позволено будетъ нонѣ и мнѣ, питомцу и представителю далекаго Востока, святаго града Iерусалима, присоединить свой голосъ, свою скорбь, свою молитву...

Не только для близкихъ его почитателей, не только для тѣхъ, кому извѣстна вся его достославная и полезная дѣятельность, не только для тѣхъ, которымъ онъ былъ вторымъ Провидѣнiемъ, тяжела и горька скорбь о его утратѣ. Эта скорбь не ограничится даже предѣлами его обширнаго отечества, во всѣхъ краяхъ котораго извѣстно имя покойнаго; она отзовется и въ сердцѣ отдаленнаго Востока, въ колыбели православiя, которое было всегда дорого покойному, котораго онъ всю жизнь свою былъ ревностнымъ поборникомъ и усерднымъ читателемъ. Мнѣ самому пришлось быть свидѣтелемъ его теплыхъ молитвъ, его сердечнаго умиленiя при посѣщенiи имъ святыхъ мѣстъ въ Iерусалимѣ, его горячихъ и полныхъ вѣрою, любовью и упованiемъ къ Господу Богу слезъ, которыми онъ ежедневно орошалъ живоносный гробъ Спасителя нашего. — Такое твердое храненiе Православiя во всей его неприкосновенной чистотѣ и теплая вѣра, какая была у покойнаго, въ нашъ вѣкъ всеобщаго уклоненiя отъ истиннаго христiанства православiя, дѣлали его по истинѣ однимъ изъ немногихъ избранныхъ. И нынѣ достославное поприще его окончено и, какъ зрѣлый и полный колосъ нивы Господней, достигшiй мѣры исполненiя возраста Христова, благiй рабъ и вѣрный, онъ вошелъ въ радость Господа своего. Уповаемъ несомнѣнно, что для души его, возлюбившей Бога паче всего и всю жизнь послужившей ему, смерть была только переходомъ отъ здѣшней тлѣнной жизни въ другую лучшую и радостнѣйшую. Отъ немъ самая глубокая скорбь должна растворяться утѣшенiемъ, и забывая о себѣ, о своей незамѣнимой утратѣ, утихать въ молитвѣ о упокоенiи души новопреставленнаго и въ покорности судьбамъ Божiимъ, призывающимъ каждаго изъ насъ въ свое время въ вѣчность, для всѣхъ равно неизбѣжную...

Да послужитъ для насъ, оставшихся, примѣромъ и поощренiемъ земная жизнь отъ насъ нынѣ предварившаго въ вѣчность. Почтимъ память его не однѣми слезами и безплодной скорбью, но и дѣйственнымъ стремленiемъ быть такими же ревностными и истинными христiанами, какимъ былъ онъ; постараемся неуклонно идти его любимымъ путемъ, путемъ истины и добра. Этотъ путь тѣсенъ и полонъ скорбей, но онъ приводитъ въ жизнь, приводитъ въ горнiй Iерусалимъ, къ вѣчному востоку солнца правды, Христу, нынѣ воспрiявшему къ себѣ приснопамятного раба своего, новопреставленнаго графа Александра, котораго добрая жизнь уже окончилась, доброе же имя и добрыя дѣла остаются во вѣки. Аминь.

______

 

«Гражданинъ" надѣется въ непродолжительномъ времени напечатать воспоминанiя одного изъ своихъ сотрудниковъ о гр. Александрѣ Петровичѣ Толстомъ, скончавшемся нынѣшнимъ лѣтомъ въ Женевѣ. Въ ожиданiи же сихъ воспоминанiй, мы пользуемся случаемъ, передавшимъ въ наши руки краткое и проникнутое чувствомъ слово о. архимандрита Григорiя, чтобы его обнародованiемъ засвидѣтельствовать наше глубокое уваженiе къ высокимъ добродѣтелямъ почившаго. Ред.

______

 

ИЗЪ ТЕКУЩЕЙ ЖИЗНИ.

 

Сколько бы ни было жаркихъ, язвительныхъ, крикливыхъ споровъ о такъ называемыхъ «оправдательныхъ" приговорахъ, и сколько бы ни преклонялись мы предъ общимъ значенiемъ учрежденiя суда присяжныхъ, — все это не мѣшаетъ намъ откровенно признаться въ испытанномъ тяжеломъ впечатлѣнiи, хотя бы впечатлѣнiе это произведено было приговоромъ присяжныхъ. Въ двухъ сряду вышедшихъ нумерахъ одной и той же газеты мы прочли двѣ корреспонденцiи изъ разныхъ мѣстъ о разбирательствѣ на судѣ двухъ уголовныхъ дѣлъ. Сравните ихъ, сравните и впечатлѣнiе, производимое тѣмъ и другимъ.

Первое дѣло. Крестьяне села Григорьевки Самарскаго уѣзда, въ iюнѣ прошлаго 1872 года, приговорили своего односельчанина Василья Андронова, «за непутное поведенiе", къ исключенiю изъ общества, и Андроновъ былъ сосланъ, но бѣжалъ, тайкомъ воротился въ Григорьевку и скрылся въ домѣ своего брата Севастьяна Келейнова, откуда и началъ совершать ночныя похожденiя, давъ полную волю своему «непутному поведенiю". Въ деревнѣ появились воровство, грабежи, поджоги; Андронова встрѣчали вооруженнаго ножомъ и ружьемъ, узнавали, но изловить не могли; прошелъ слухъ что Андроновъ можетъ обратиться въ муху и улетѣть въ щель, а кандалы ему ни почемъ. Страхъ обуялъ жителей Григорьевки до того, что они на ночь затворяли окна ставнями, сами запирались, и даже до солнечнаго восхода скоту корму не давали, боясь выйти во дворъ. Истощилось наконецъ ихъ терпѣнье, и вотъ — въ декабрьскую ночь озлобленная толпа окружила домъ Севастьяна Келейнова съ крикомъ: «Севастьянъ, выходи!" Вышелъ трепещущiй Севастьянъ и, по требованiю выдать бѣглеца, указалъ на амбаръ, въ которомъ спрятался Андроновъ. Когда приступили къ амбару, Андроновъ выскочилъ изъ него съ намѣренiемъ прорваться сквозь толпу, но былъ встрѣченъ дубинами и, не успѣвъ обратиться въ муху, тотчасъ же палъ съ разбитымъ черепомъ... По произведенному слѣдствiю, десять человѣкъ изъ григорьевскихъ крестьянъ привелечены къ суду, обвиняемые въ убiйствѣ. На нихъ, какъ на виновныхъ, указывали родственники убитаго, хотя участвовала въ расправѣ съ Андроновымъ почти вся деревня. Сами они виновными себя не признавали. Присяжные о всѣхъ десяти подсудимыхъ произнесли приговоръ оправдательный, встрѣченный публикою, по словамъ корреспондента, «съ большимъ сочувствiемъ".

Другое дѣло. Крестьяне Владiмирской губернiи, Глуховецкаго уѣзда, Леоновской волости, деревни Богородской, уполномочили своего односельчанина Никиту Ѳедорова купить у сосѣдняго помѣщика землю для ихъ общества. Ѳедоровъ купилъ землю, но, какъ шла молва, стакнувшись съ волостнымъ старшиной, жителемъ деревни Леоновой, Иваномъ Вьюшковымъ, купчую совершилъ на свое имя. Ничего не подозрѣвая, крестьяне–довѣрители пустили скотъ на купленную землю; Ѳедоровъ сталъ сгонять скотъ; вышла ссора, и Ѳедоровъ пожаловался старшинѣ. Старшина прiѣхалъ на мѣсто и прочелъ крестьянамъ купчую крѣпость; крестьяне возмутились, стали отстаивать свои права, и при этомъ двое изъ нихъ, Шеватовъ и Садовниковъ, чѣмъ–то «оскорбили" старишину, который тотчасъ же предалъ ихъ волостному суду. Судъ приговорилъ оскорбителей къ наказанiю 20–ю ударами розогъ, и старшина, не давъ имъ времени на обжалованье приговора, поспѣшилъ привесть его въ исполненiе, что и постарался сдѣлать съ особеннымъ усердiемъ: онъ, вмѣсто 20, далъ одному 50, другому 60 ударовъ, да такихъ, что тѣ «въ лицѣ измѣнились", а Садовниковъ даже встать не могъ, почему старшина призналъ за благо оттащить его въ сторону за волосы и при этомъ билъ его ногами. Садовниковъ «вгорячахъ и какъ бы въ безумiи" забрелъ въ чужую деревню и тамъ до того ослабѣлъ, что просилъ священника. Вслѣдствiе таковыхъ дѣянiй старшина Вьюшковъ привлеченъ къ суду за превышенiе власти и истязанiе крестьянъ. На судѣ были свидѣтели съ обѣихъ сторонъ: свидѣтели со стороны пострадавшихъ показывали, болѣе или менѣе подробно, но согласно, то, что выше изложено; свидѣтели со стороны защиты сбивались и подали поводъ къ заключенiю о ложности ихъ показанiй, что даже прокуроръ просилъ записать въ протоколъ. А присяжные, по долгомъ совѣщанiи, вынесли приговоръ... оправдательный. О впечатлѣнiи, произведенномъ на публику, ничего не сказано.

Еще разъ: сличите два оправданiя, измѣрьте разницу между ними, а главное — постарайтесь представить себѣ отчетливѣе, съ чѣмъ на душѣ остались Шеватовъ и Садованиковъ, позорно пострадавшiе за свое добро, не нашедшiе никакого къ себѣ сочувствiя въ судѣ и брошенные имъ безъ защиты въ добычу сѣкущему и торжествующему кулаку–старшинѣ. Нѣтъ! пусть царствуютъ въ судѣ правда и милость, но — ни правда безъ милости, ни милость безъ правды!

 

_____

 

Но называть присяжныхъ засѣдателей «безсмысленными и безголовыми", какъ сдѣлалъ, говорятъ, въ Калугѣ какой–то жандармскiй штабсъ–капитанъ, по поводу непонравившагося ему приговора, все–же нельзя никакому человѣку, имѣющему хоть мало–мальски сносную голову; потому что и мало–мальски сносная голова непремѣнно понимаетъ что эти слова очень непозволительныя. Конечно, тутъ сказано по привычкѣ: по привычкѣ многое у людей срывается.

 

_____

 

Едва успѣли мы кончить эти строки, какъ узнаемъ изъ «Московскихъ Вѣдомостей" о небываломъ еще въ анналахъ нашей новой судебной практики оправдательномъ приговорѣ.

Какая прелесть Рязанскiй окружной судъ! Слушайте и читайте!

Всякаго желающаго слѣдовать примѣру Трофима Иванова, совѣтуемъ предварительно переноситься въ Рязанскiй судебный округъ, дабы подобно Трофиму Иванову быть оправдываемымъ въ матереубiйствѣ!

Подсудимый крестьянинъ волостной старшина Трофимъ Ивановъ обвиняется въ бездѣлицѣ: ногою ударилъ старуху мать въ животъ, та заболѣла и умерла. Всѣ свидѣтели, кромѣ жены подсудимаго, показываютъ противъ обвиняемаго. Одна свидѣтельница показываетъ что въ продолженiе болѣзни матери подсудимый ни разу къ ней не заходилъ, а въ день когда она умерла, онъ вошелъ немного выпивши, и обратился къ мертвой матери со словами: «Что издохла, анаѳема, уста у тебя загородило! Что губы то сжала"! потомъ обратившись къ маленькой своей дочери сказалъ: «Ступай, Варька, принеси этой стервѣ свѣчку"!

На судѣ подсудимый въ заключенiе сказалъ про свою мать: «Покойница постоянно врала на меня вездѣ" и т. д.

За подсудимаго были жена его, экспертъ докторъ Флеровъ, и разумѣется его защитникъ г. Леве, который, въ восхитительной рѣчи, позволилъ себѣ даже шутки и остроты по поводу смерти покойной.

Но слушайте далѣе. Подсудимый говоритъ, вѣрно по предчувствiю, одному изъ свидѣтелей: «Ну что ты врешь, хочешь погубить напрасно, не думай — не пропаду".

И не пропалъ.

Присяжные вынесли обвинительный приговоръ по всѣмъ тремъ пунктамъ.

Судъ, подъ предсѣдательствомъ г. Вода, возвращаетъ присяжныхъ для новыхъ совѣщанiй. Судъ присяжныхъ снова выноситъ обвинительный приговоръ по первымъ двумъ пунктамъ. Окружной судъ нашелъ приговоръ неправильнымъ и опредѣлилъ передать его новому составу присяжныхъ.

24–го сентября былъ новый судъ присяжныхъ.

Подсудимый сознается въ преступленiи!

Второй судъ присяжныхъ его оправдываетъ!!

___

 

СЛУХИ О ХИВѢ

 

Хотя наши хивинскiе отряды уже борются съ знакомыми имъ естественными препятствiями на возвратномъ пути въ отечество, оставивъ въ завоеванной землѣ, лишь на время, незначительный отрядъ, но окончательная судьба этой земли все еще неизвѣстна. Сами побѣдители–солдаты, надобно думать, до послѣдней минуты были увѣрены что «Хива уже русская земля!" Такъ, когда, по извѣстiямъ «Моск. Вѣд.", «22–го августа, колонны мангышлакскаго отряда двинулись по подъему на Усть–Юртъ, генералъ Ломакинъ поздравилъ войска «со вступленiемъ на русскую землю". Солдаты отвѣтили на это громовымъ «ура", за которымъ полкъ загудѣлъ: «А Хива–то нешто не русская земля?"... и многiя группы солдатъ, попуская двигавшiяся вереницы верблюдовъ съ вьюками, остановившись въ сторонѣ и закуривая другъ у друга трубки, толковали между собою, смотря на зеленѣвшiй вдали оазисъ ханства, потомъ, махнувъ рукой, поворачивались туда, куда все двигалось, и молча шагали въ пыли, подымавшейся съ изсушенной почвы скатовъ Усть–Юрта..."

Сообщенные газетами слухи объ условiяхъ мирнаго договора съ ханствомъ до сихъ поръ не получили ни подтвержденiя, ни опроверженiя съ оффицiальной стороны... На дняхъ же «Туркестанскiя Вѣдомости," сообщили очень интересныя извѣстiя по этому предмету. Туркестанская газета, какъ извѣстно, не частная. Слѣдовательно нельзя не придать вѣроятiя этимъ извѣстiямъ, хотя бы и въ видѣ корреспонденцiи сообщеннымъ въ эту газету изъ Хивы. Вотъ въ чемъ заключаются эти извѣстiя. Туркестанскiй отрядъ «будетъ остановленъ на нѣкоторое время въ городѣ Ша–Абадъ–Вали (древнемъ Кятѣ, бывшей столицѣ Ховарезма). Здѣсь будетъ построено временное укрѣпленiе впредь до выбора мѣста для постояннаго русскаго укрѣпленiя на берегахъ Аму–Дарьи, въ которомъ и сосредоточится часть туркестанскаго отряда, остающаяся для военной охраны новозанятой нами части аму–дарьинскаго прибрежья. По соизволенiю Государя Императора, правый берегъ Аму–Дарьи и дельта этой рѣки, отъ моря до крайняго, западнаго рукава Аму–Дарьи, присоединяются къ русскимъ владѣнiямъ. Для охраны новозанятой нами прибрежной, аму–дарьинской территорiи, остаются 8–й линейный баталiонъ, 4 казачьи сотни, дивизiонъ горныхъ орудiй и дивизiонъ 2–й батареи 1–й артиллерiйской бригады. Начальникомъ аму–дарьинскаго района, на правахъ губернатора, назначается артиллерiи подполковникъ Н. А. Ивановъ." По словамъ же «Моск. Вѣд.", на правомъ берегу рѣки Аму–Дарьи, въ окрестностяхъ Шурахана, заложена и сооружена крѣпость Петро–Александровская. Крѣпость расчитана на помѣщенiе въ ней гарнизона изъ шести ротъ пѣхоты, четырехъ сотенъ казаковъ и 12–ти орудiй артиллерiи, съ добавленiемъ на рѣкѣ канонирокъ."

Нельзя не порадоваться и этимъ, весьма, впрочемъ, незначительнымъ, сравнительно съ трудностями и со стоимостью похода, территорiальнымъ прiобрѣтенiямъ. Все–таки эти прiобрѣтенiя будутъ имѣть болѣе дѣйствительное влiянiе на умиротворяемыхъ нами хивинцевъ–туркменъ, чѣмъ рекомендованное нашими журнальными пессимистами «нравственное и цивилизующее" влiянiе... А то, какъ видно, трудновато дѣйствовать этого рода влiянiемъ на хивинцевъ–туркменъ, такъ какъ они, не смотря на недавнее «окончательное (вторичное) раззоренiе и ослабленiе ихъ нашими войсками", все еще даютъ о себѣ знать. Такъ, напримѣръ, въ «Моск. Вѣд." пишутъ что «разсыльный, слѣдовавшiй съ бумагами изъ крѣпости Петро–Александровской отъ генерала Кауфмана къ генералу Ломакину, проѣзжая между городами Ташаузомъ и Ильялы, видѣли разбросанныя по степи груды свѣжихъ труповъ (въ числѣ многихъ сотенъ) освобожденныхъ рабовъ персiянъ, слѣдовавшихъ на родину и избитыхъ туркменами уже по уходѣ русскихъ изъ Хивы..."

Сверхъ того въ «С.–Пет. Вѣд." пишутъ изъ Хивы о слѣдующемъ: «Съ выступленiемъ русскихъ войскъ ихъ Хивы, iомуды взбунтовались, начали грабить и раззорять узбековъ, увозить ихъ женъ, дѣтей и имущество; напали на плѣнныхъ персiянъ, идущихъ въ Россiю и истребили ихъ до 1,600 человѣкъ; отказались отъ уплаты назначенной контрибуцiи, истребили сборщиковъ и вооружаются противъ хана, который о всемъ случившемся донесъ генералу Кауфману и просилъ его защиты. Въ настоящее время еще неизвѣстно, какъ поступитъ генералъ Кауфманъ: возвращаться ему съ цѣлымъ отрядомъ не приходится, выслать гарнизонъ, находящiйся въ Шураханѣ, было бы очень рискованно и опасно для незначительнаго отряда, идущаго противъ массы взволнованнаго народа. Словомъ, кажется, что дѣло затѣялось на долгое время, и что безъ экспедицiи изъ Красноводска къ Текѣ, центру и убѣжищу кочующихъ грабителей разбойниковъ, наносящихъ вредъ Персiи и ханству, не обойдется".

И такъ предсказанiе наше, неоднократно повторенное нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ, о неизбѣжности, въ скоромъ времени, новой экспедицiи, повидимому подтверждается.

Кстати здѣсь сообщимъ, со словъ «Турк. Вѣдом." что въ дѣлѣ 15 iюля, какъ оказалось теперь, участвовали не одни только мужчины, но также и женщины–туркменки. Онѣ держались позади сражающихся и увозили раненыхъ. Нѣкоторыя изъ нихъ были убиты нашими выстрѣлами. Въ дѣлѣ 15 iюля участвовали, кромѣ конныхъ, также и пешiе, заранѣе обрекшiе себя на смерть въ бою. Ихъ задача была прорвать нашъ строй, чтобъ облегчить атаку туркменскимъ всадникамъ. По разсказамъ, эти туркменскiе абреки, наканунѣ участвовали въ байгѣ (байге — игра, при которой рвутъ козла) и, по окончанiи ея, пили кровь разорваннаго во время байги козленка. Передъ моментомъ самой битвы, муллы прочитали надъ ними молитву.

______

 

САПОГИ.

 

(Изъ недавняго прошлаго)

 

I.

 

Iона Ивановичъ Меделянскiй сорокъ лѣтъ состоялъ въ штатѣ канцелярскихъ чиновниковъ одной изъ палатъ губернскаго города Энска. Изъ этихъ сорока лѣтъ послѣднiя два десятилѣтiя онъ правилъ должность столоначальника, и надо сказать правду, правилъ ее «неукоснительно усердно”, такъ что подлежащее начальство постоянно атестовало его «къ повышенiю достойнымъ и продолженiю службы способнымъ”, — хотя эта атестацiя такъ и оставалась одной атестацiей. Повышенiя никакого не являлось, да и не могло явиться: окладъ — по штату, извѣстный; соотвѣтственный мѣсту чинъ — давно полученъ; знаковъ отличiя (кромѣ пряжки безпорочiя и владимiрскаго крестика за 35 лѣтъ, которые у Iоны Ивановича уже имѣлись), мелкимъ чинамъ давать въ тѣ поры принято не было… Слѣдовательно, — чего ему еще?… Конечно, его могли бы повысить мѣстомъ… Но для этого нужно имѣть протекцiю, связи, родство… А у Iоны Ивановича и родства–то всего было что одна сестра, вдовая дьяконица, которая хотя и занимала должность просвирни всего губернскаго города, и даже была вхожа къ самому «каѳедральному”, но тѣмъ неменѣе протекцiи большой оказать ему не могла.

Iона Ивановичъ самъ хорошо понималъ это, и уже давно отказался отъ всякой надежды стать чѣмъ нибудь значительнѣе столоначальника палаты. Правда, давно, очень давно, еще въ началѣ столоначальнической дѣятельности, бывало, каждый разъ какъ только откроется вакантное мѣсто совѣтника, Iона Ивановичъ впадалъ въ какое–то нервное состоянiе, терялъ аппетитъ и сонъ и работалъ, работалъ за десятерыхъ. — Проворочавшись съ боку на бокъ цѣлую ночь, съ утра онъ снова брался за paботy, и cъ необычайнымъ усердiемъ изготовлялъ десятокъ за десяткомъ исходящихъ нумеровъ, въ то вообще всякими нумерами обильное время.

Начальство цѣнило Iону Ивановича и въ награду зa ycердiе, въ свою очередь, продолжало атестовать его «къ повышенiю достойнымъ”. Впрочемъ такое возбужденное состоянiе Iоны Ивановича продолжалось обыкновенно очень не долго и повторилось раза три–четыре въ теченiе всей его столоначальнической службы. Дѣло постоянно кончалось такъ: прiѣзжалъ новый совѣтникъ, Iона Ивановичъ уменьшалъ свое служебное рвенiе (хотя отъ прямыхъ обязанностей и не уклонялся) и снова начиналъ терпѣливо ожидать слѣдующей ваканцiи. Но все это, повторяемъ, было очень давно. Лѣтъ за десять до того дня когда произошло то событiе, которое составляетъ, такъ сказать, фабулу настоящаго очерка, Iона Ивановичъ пересталъ приходить въ экзальтированное состоянiе даже и тогда когда открывалось по два совѣтницкихъ мѣста разомъ, и если иногда работалъ усерднѣе обыкновеннаго, то только развѣ, передъ сенаторскою ревизiею, да въ ожиданiи новаго начальника, когда онъ, какъ говорится, вывозилъ на своихъ плечахъ всю палату. За то на должность совѣтника Iона Ивановичъ сталъ смотрѣть какъ на что–то необычайное, недосягаемо–высокое, а для него и совершенно недоступное.

Всѣ эти подробности, можетъ быть и скучныя, я сообщаю читателю для того чтобы онъ самъ вообразилъ себѣ — что почувствовалъ Iона Ивановичъ въ тотъ моментъ, когда въ одинъ (какъ говорится) прекрасный день, явившись въ палату, онъ былъ приглашенъ въ кабинетъ предсѣдателя, отъ котораго и услышалъ поздравленiе съ назначенiемъ его, Iоны Ивановича, на вакантное мѣсто совѣтника той же палаты, о чемъ тутъ же и былъ предъявленъ «подлежащiй на сей предметъ” указъ.

...................

Въ тотъ же день предсѣдатель провелъ ошеломленнаго Iону Ивановича по всѣмъ комнатамъ палаты, представляя его чиновникамъ какъ своего помощника, и ихъ начальника. Молча, съ вытянутыми лицами поклонились канцеляристы обоимъ сановникамъ. Было очевидно что всѣ они были поражены не менѣе самого Меделянскаго Да какъ было и не удивиться: «вдругъ онъ, Меделянскiй, предметъ постоянныхъ глумленiй всей палаты, безотвѣтная личность, нерѣшавшаяся сдѣлать выговора даже самому ничтожному писарю, онъ... онъ становится совѣтникомъ, то есть начальникомъ, то есть почти тоже что и предсѣдатель!”…

Въ тотъ же день просиженный стулъ Iоны Ивановича занялъ его помощникъ, а самъ онъ перешелъ въ совѣтницкiй кабинетъ, и какъ–то сконфуженно сѣлъ на то самое вольтеровское кресло, передъ которымъ, изъ двадцати лѣтъ своего столоначальничества, простоялъ по крайней мѣрѣ лѣтъ пять… Онъ чувствовалъ себя нездоровымъ; потрясенiе было слишкомъ велико. Какъ ни крѣпился Iона Ивановичъ, но часа въ два, то есть зa долго до окончанiя присутствiя, онъ принужденъ былъ уйдти изъ палаты, нанять извощика и уѣхать домой, гдѣ наскоро раздѣвшись поспѣшно легъ въ постель.

Тревожную, хотя и очень длинную ночь провелъ новый совѣтникъ. Кошмаръ душилъ его то и дѣло и самыя ужасныя сновидѣнiя смѣнялись одно другимъ. То ему вспоминалась его юность, когда начальство, въ наказанiе за позднiй приходъ на службу, приказывало ему снять сапоги и оставаться на цѣлую ночь въ канцелярiи; то ему видѣлась условно–роскошная обстановка совѣтницкаго кабинета, въ которомъ онъ сидѣлъ и подписывалъ бумаги…

Метаморфоза, такъ глубоко поразившая моего героя, произошла слѣдующимъ, весьма естественнымъ образомъ.

Въ той самой палатѣ, даже въ томъ самомъ столѣ которымъ начальствовалъ Iона Ивановичъ, (читатель разумѣется понимаетъ что все это происходило до судебной реформы) уже нѣсколько лѣтъ тянулось какое–то запутаннѣйшее изъ запутаннѣйшихъ дѣлъ. Дѣломъ этимъ было заинтересовано много особъ «власть имѣющихъ”, такъ что когда въ Энскъ прiѣхало новое начальство въ лицѣ генерала Крутолобова, то онъ при первомъ же посѣщенiи палаты спросилъ о состоянiи этого дѣла и понудилъ дать ему надлежащiй ходъ. Рacхлебывать эту кашу, какъ обыкновенно поступали въ затруднительныхъ обстоятельствахъ, поручено было Меделянскому. Дѣло кончилось и новое начальство напримѣтило дѣльнаго и расторопнаго чиновника.

Мѣсяца черезъ два въ палатѣ открылось вакантное мѣсто совѣтника. Изъ чиновниковъ особыхъ порученiй занять таковое охотниковъ не нашлось, со стороны людей «сильно рекомендованныхъ” тоже не оказалось, и… начальство вспомнило Iону Ивановича.

На другой день новый совѣтникъ проснулся противъ обыкновенiя довольно поздно. Въ тотъ моментъ когда онъ совершенно открылъ глаза и такъ сказать пришолъ въ полное сознанiе, кукушка старинныхъ часовъ мѣрно прокричала одиннадцать. Iона Ивановичъ быстро сорвался съ постели, схватился за платье, но тутъ взоръ его упалъ на лежавшiй на столѣ указъ о его назначенiи. И только въ эту минуту онъ совершенно понялъ что его совѣтничество, на этотъ разъ, уже не сонное мечтанiе, изрѣдка, въ теченiи двадцати лѣтъ, нарушавшее его мирный сонъ, a фактъ не подлежащiй сомнѣнiю. Iона Ивановичъ прiятно улыбнулся. Онъ былъ безгранично счастливъ…

Совѣтникъ тщательно одѣлся, облекшись вмѣсто форменнаго потертаго фрака въ изящную, имѣвшуюся для особыхъ случаевъ чорную пару, неторопливо напился чаю, натянулъ новое пальто, и покрывши голову вмѣсто фуражки съ кокардой гладко вычищеннымъ цилиндромъ, — вышелъ изъ дому.

Отойдя нѣсколько шаговъ, онъ замѣтилъ что по привычкѣ захватилъ съ собою старую рваную папку, въ которой онъ обыкновенно нашивалъ домой неоконченныя работы, — быстро вернулся, и черезъ минуту у него въ рукахъ была толстая камышевая трость съ серебрянымъ набалдашникомъ.

Часы на соборной колокольнѣ пробили полдень. Iона Ивановичъ, встрепенулся было, но вспомнивъ что предшественники его рѣдко приходили въ палату раньше часа, — вмѣсто присутствiя отправился на городской бульваръ.

Пройдя двѣ–три аллеи, совѣтникъ почувствовалъ аппетитъ и только тогда вспомнилъ что онъ вчера не обѣдалъ. «Зайдти развѣ къ Антипкѣ? Соляночку–бы…” мелькнуло у него въ головѣ; но онъ тотчасъ же спохватился что ему, совѣтнику, идти къ Антипкѣ, буфетчику того трактира гдѣ собирается весь канцелярскiй сбродъ, совсѣмъ негодится... У Iоны Ивановича начало шевелиться желанiе зайдти во французскiй ресторанъ, гдѣ онъ не бывалъ ни разу, но куда, какъ ему было извѣстно, — собиралась вся энская аристократiя. «Дорого небось?.. Ну да вѣдь нельзя же, въ самомъ дѣлѣ, къ Антипкѣ!..” При этомъ размышленiи новый совѣтникъ вспомнилъ что со вчерашняго дня получаемый имъ окладъ — больше нежели утроился, и черезъ пять минутъ онъ уже сидѣлъ за изысканнымъ завтракомъ.

Вѣроятно Iонѣ Ивановичу очень понравилось препровожденiе времени во французскомъ ресторанѣ, потому что когда онъ собрался уходить, было уже половина четвертаго.

— Какъ же это такъ? А я и въ палатѣ еще не былъ… Ну! Экая важность… слава Богу не писецъ какой нибудь! Совѣтникъ успокоился, вышелъ изъ ресторана, и снова задумался о нежданно постигшемъ его благополучiи.

Самъ не зная зачѣмъ, Iона Ивановичъ очутился въ палатѣ.

— Кто сегодня дежурный? спросилъ онъ у вытянувшагося сторожа.

— Господинъ Зайцевъ.

— А гдѣ онъ?

Сторожъ смутился.

— Надо полагать въ дежурной… ваше — скородiе.

Iона Ивановичъ въ первый разъ услыхалъ какъ его называютъ согласно установленiямъ табели о рангахъ; до внезапнаго повышенiя его въ должности, не смотря на давно носимый Iоной Ивановичемъ штабъ–офицерскiй чинъ, — не только товарищи, но и «непосредственные” подчиненные, а иногда даже и сторожа называли его не иначе какъ отцомъ Iоной и Меделяночкой. Послѣдняя кличка произносилась «злоязычными завистниками” (какъ называлъ ихъ Iона Ивановичъ) съ такой небрежно–ласкательной интонацiей, которая не давала возможности сомнѣваться, что помимо умаленiя его фамилiи, они еще имѣли въ виду сдѣлать какой–то собачiй намекъ.

Iона Ивановичъ, направляясь въ дежурную, прошелъ всю амфиладу комнатъ занимаемыхъ палатою, заглянулъ даже въ архивъ (любимое мѣсто упокоенiя дежурныхъ чиновниковъ), но Зайцева нигдѣ не оказалось.

— Эй, сторожъ! отыскать и позвать ко мнѣ дежурнаго!

Сторожъ давно желалъ предувѣдомить Зайцева, но не могъ этого сдѣлать, такъ какъ считалъ своею обязанностiю всюду сопровождать новаго совѣтника (два дня назадъ онъ и не поднялся бы съ табуретки); теперь же, получивши приказанiе, онъ быстро бросился въ ближайшiй трактиръ, гдѣ и засталъ Зайцева преспокойно засѣдающаго за чаемъ.

— Иванъ Федоровичъ, идите скорѣе — васъ требуетъ совѣтникъ!

— Который? проговорилъ Зайцевъ, быстро вскакивая съ мѣста и застегивая сюртукъ.

— Новый, — ихъ–вскородiе… отецъ Iона... путаясь и улыбаясь проговорилъ сторожъ, очевидно недоумѣвая какъ нужно отзываться о новомъ совѣтникѣ — хотя бы и заочно.

— Что ему, лѣшему, нужно? Подождетъ! Зайцевъ снова усѣлся за столъ и перелилъ остатки жидкаго чая изъ чайника въ стаканъ. Однако минутъ черезъ пять дежурный уже стоялъ передъ совѣтникомъ.

— Такъ это ты — дежурный? Ты дежурный — спрашиваю я тебя?

— Я–съ, Iона Ивановичъ, я–съ… Съ повышенiемъ...

— Гдѣ–жь ты дежуришь?!.. Говори, гдѣ былъ сейчасъ?

— Здѣсь, напротивъ, у Антипки; чайку попилъ… ну и того–съ… прищуря лѣвый глазъ и щелкая себя по шеѣ, совершенно спокойно проговориль Зайцевъ.

— Въ трактирѣ!!.. А въ трактирѣ ты дежурный или здѣсь?! Да понимаешь ли ты что я съ тобою сдѣлаю?!..

Обаянiе власти всецѣло охватило Iону Ивановича. Послѣ небольшаго перерыва онъ продолжалъ.

— Понимаешь–ли ты что въ военной службѣ за оставленiе поста — разстрѣливаютъ!.. Завтра можете подать въ отставку! Совѣтникъ, важно наклонивши голову, направился къ двери.

Зайцевъ остался совершенно ошеломленный и недоумѣвалъ какъ принять нагонку новаго совѣтника: за шутку, или за серьозное приказанiе? «Чортъ знаетъ что выдумалъ… промелькнуло у него въ головѣ, — положимъ Меделянка — а все–таки совѣтникъ, сдуритъ пожалуй…” Онъ бросился догонять Меделянскаго.

— Iона Ивановичъ, помилуйте… вѣдь всегда же такъ было...

— Прошу помнить, что я для васъ болѣе не Iона Ивановичъ, а… а совѣтникъ!.. Впрочемъ это будетъ касаться тѣхъ чиновниковъ, которые останутся служить «у меня”; что же касается васъ — я уже сказалъ. Iона Ивановичъ гордо закинулъ голову назадъ и обдалъ Зайцева уничтожающимъ взгядомъ. Манерѣ говорить начальническимъ тономъ и держать себя на недосягаемой высотѣ Iона Ивановичъ выучился у своего начальника–предсѣдателя, но до сихъ поръ не имѣлъ случая примѣнить свое искуство на практикѣ.

Дежурный понялъ что если это шутка, то для него во всякомъ случаѣ плохая.

— Ваше–вскородiе! Помилуйте… жена… служу двѣнадцать лѣтъ… Не погубите!.. взмолился онъ, отлично понимая что одного желанiя совѣтника было бы совершенно достаточно, чтобы лишить его послѣдняго куска хлѣба.

— Нѣтъ, нѣтъ, и нѣтъ! – отрѣзалъ совѣтникъ тѣмъ же тономъ.

— Помилуйте… пощадите!.. Взыщите какъ нибудь… изъ жалованья.

Iона Ивановичъ захлебывался начальническимъ самодовольствомъ. Человѣкъ онъ былъ добрый, зла сдѣлать не способный, а просто увлекся, вздумалъ покуражиться, какъ куражились надъ нимъ сорокъ лѣтъ сряду.

— Хорошо! Я тебя прощаю! Но взыскать, — понимаешь–ли, — дисциплинарно наказать — я обязанъ! обязанъ какъ начальникъ.

— Слушаю–съ.

— И накажу!

— Слушаю–съ, ваше–вскородiе, жалобно проговорилъ Зайцевъ, которому живо представилась перспектива — жить цѣлый мѣсяцъ на половинное жалованье, т. е. на шесть рублей.

Совѣтникъ стоялъ погруженный въ глубокое размышленiе и сумрачно потиралъ себѣ переносицу. Въ его головѣ проходили цѣлые ряды имъ самимъ претерпѣнныхъ взысканiй.

— Сними сапоги, запри ихъ въ шкапъ, и подай мнѣ ключъ! — вдругъ проговорилъ онъ вспомнивши обычаи существовавшiе въ стародавнюю эпоху его ранней молодости.

— Помилуйте–съ, Iона… ваше–скородiе… какъ же это… вдругъ за справками, — а я…

— Ну, такъ подавайте завтра въ отставку!

— Да я... я лучше, ваше–вскородiе на четверенькахъ подъ столомъ пройду… предложилъ Зайцевъ съ своей стороны.

— Прошу не разсуждать! Мое слово законъ! Iона Ивановичъ продолжалъ пародировать своего начальника.

Дежурный сконфуженно сѣлъ на табуретку, снялъ сапоги, заперъ ихъ въ шкапъ и подалъ ключъ совѣтнику.

— Ну, теперь не уйдешь въ трактиръ! проговорилъ Iона Ивановичъ и важно вышелъ изъ палаты.

 

II.

 

Въ то время когда совѣтникъ Меделянскiй накладывалъ на чиновника Зайцева описанное нами дисциплинарное взысканiе, верховный начальникъ какъ той палаты гдѣ это происходило, такъ и всѣхъ прочихъ палатъ, канцелярiй, правленiй и другихъ присутственныхъ мѣстъ города Энска, — генералъ Кpутолобовъ, тотъ самый которому Iона Ивановичъ былъ обязанъ своимъ повышенiемъ, предавался послѣобѣденному кейфу, пилъ кофе, курилъ сигару и перекидывался отрывочными фразами съ задушевнымъ своимъ прiятелемъ, мѣстнымъ помѣщикомъ Брюзгинымъ, составившемъ себѣ громкую извѣстность тѣмъ что онъ никогда не имѣлъ менѣе десяти—двѣнадцати тяжебныхъ дѣлъ.

— Такъ я уже буду надѣяться… проговорилъ помѣщикъ.

— Ахъ, mon cher, стоитъ–ли объ этомъ говорить? отвѣтилъ генералъ.

— Нѣтъ, я увѣренъ… Только пожалуйста не забудьте…

— Ну вотъ еще! Завтра же, — даже сегодня, — даже сейчасъ! — съѣзжу и прикажу.

— Зачѣмъ же самимъ? Можно послать чиновника.

— Мнѣ будетъ по дорогѣ. Я вѣдь сейчасъ къ Софьѣ Матвѣевнѣ…

Черезъ полчаса генералъ былъ уже въ палатѣ, не снимая пальто вошелъ онъ въ присутствiе, и приказалъ оторопѣвшему сторожу позвать къ себѣ дежурнаго чиновника.

Сконфуженный и трепещущiй Зайцевъ вытянулся передъ развалившимся въ креслѣ начальникомъ.

— Эт–то вы дежурный?!..

— Точно такъ, ваше–ство.

— Какъ, вы? переспросилъ генералъ строго оглядывая съ головы до босыхъ ногъ растерявшагося чиновника.

— Точно–такъ, ваше–ство!

— Но гдѣ же… ваши сапоги?

Зайцевъ молчалъ.

— Или вы всегда дежурите безъ сапогъ?

— Никакъ–нѣтъ, ваше–ство.

— Такъ отчего же теперь–то?

— Заперты–съ, ваше—ство.

— Заперты?!..

— Заперты–съ въ шкафу...

— Такъ отоприте шкафъ и надѣньте.

— Никакъ нельзя, ваше–ство, трясясь какъ осиновый листъ пролепеталъ Зайцевъ.

— Отчего нельзя! я приказываю вамъ обуться!

— Ключъ отъ шкафа у господина совѣтника.

— Какъ у совѣтника? У котораго? Объясните мнѣ толкомъ что все это значитъ?

Зайцевъ, запинаясь на каждомъ словѣ, кое–какъ разсказалъ начальнику посѣщенiе Iоны Ивановича, свою вину и наказанiе которому онъ подвергнулся. Генерала передернуло.

— Поѣзжайте сейчасъ же въ моихъ дрожкахъ къ господину Меделянскому, и попросите его сейчасъ же съ вами прiѣхать сюда. Я буду ждать! отчеканилъ онъ, раздражительно ударяя на каждый слогъ.

— Но, ваше–ство, я…

— Что еще? Ахъ да, вы безъ сапогъ... Что тутъ дѣлать? Я непремѣнно хочу... (Генералъ былъ человѣкъ горячiй и воспрiимчивый). Такъ и быть надѣвайте мои!

Генералъ, не долго думая, крикнулъ сторожа, велелъ снять съ себя сапоги, повелительнымъ жестомъ указалъ на нихъ Зайцеву, а самъ усѣлся въ ожиданiи на кресло, и сталъ еще сердитѣе, именно потому что снялъ сапоги.

— Скорѣе–же съ! Я во что–бы то ни стало хочу!.. крикнулъ онъ вслѣдъ Зайцеву, уже летѣвшему исполнять приказанiе эксцентрически–настойчиваго начальника.

Торжествующiй Зайцевъ въ генеральскихъ сапогахъ и дрожкахъ подъѣхалъ къ квартирѣ Iоны Ивановича и смѣло дернулъ звонокъ. Двери отворила служанка.

— Дома Iона Ивановичъ?

— Они таперича почиваютъ…

— Разбуди сейчасъ! Скажи изъ палаты — молъ, дежурный — присланъ отъ самого генерала!..

Черезъ нѣсколько минутъ совѣтникъ вышелъ къ Зайцеву протирая заспанные глаза.

— Откуда у тебя сапоги? Кто тебѣ позволилъ?!..

— Пожалуйте–съ въ палату со мною! Его–ство господинъ начальникъ васъ ожидаетъ, — смѣло отвѣчалъ Зайцевъ. — Даже сапоги свои мнѣ дали–съ, и дрожки… добавилъ онъ какъ бы отъ себя.

При этомъ извѣстiи Iона Ивановичъ совершенно растерялся и ничего не могъ сообразить. Онъ только тупо глядѣлъ на глянцевитую, щегольскую пару сапогъ, въ которыхъ красовался передъ нимъ Зайцевъ.

«Зайцевъ въ генеральскихъ сапогахъ”! Мысли его спутались окончательно. Стремительно бросившись въ свою спальню, онъ сдернулъ съ себя халатъ, надѣлъ–было сюртукъ, но тотчасъ–же сорвалъ его съ себя; надѣлъ мундиръ, сорвалъ и его и облекся уже окончательно въ форменный фракъ. Мячикомъ выскочилъ онъ изъ дому и сѣлъ въ пролетку. Зайцевъ, усѣвшись съ нимъ рядомъ, всю дорогу съ благоговѣнiемъ посматривалъ на зеркальную поверхность генеральскихъ сапогъ. Вдругъ, совершенно невольно ему вздумалось сравнить бывшую на его ногахъ обувь съ обувью совѣтника. Онъ взглянулъ на ноги Iона Ивановича, и... о ужасъ!.. взору его представились совѣтницкiя ноги не въ сапогахъ, а въ дырявыхъ, до невозможности стоптанныхъ туфляхъ!

Зайцевъ едва удержался чтобы не разсмѣяться. Въ первый моментъ онъ хотѣлъ вскрикнуть, но быстро сообразилъ что представляется отличный случай отомстить ненавистному совѣтнику. Онъ отвернулся и коварно примолкъ.

Подъѣхали къ палатѣ. Дежурный выскочилъ изъ экипажа, помогъ выдти совѣтнику, и только тогда, когда они уже вошли въ первую комнату (т. е. въ ту, въ которой были заперты въ шкафу сапоги) онъ обратился къ Iонѣ Ивановичу.

— Какъ же–съ это?.. Это неловко… Теперь я въ сапогахъ, а вы безъ сапогъ!.. Iона Ивановичъ взглянулъ сперва на Зайцева, не понимая еще что тотъ говоритъ, потомъ на свои ноги… Но тутъ и истина и ноги вдругъ явились передъ нимъ во всей своей наготѣ! Кровь бросилась ему въ голову и болѣзненный стонъ вырвался изъ груди. Лишить дежурнаго, въ наказанiе, сапогъ — это…. это еще возможно… но самому предстать безъ сапогъ — это…. это уже никакъ невозможно!

— Что мнѣ дѣлать, что мнѣ дѣлать?… отчаянно проговорилъ онъ, схватясь за голову. Наконецъ, какъ бы осѣненный внезапною мыслью, Iона Ивановичъ быстро отперъ шкафъ, выхватилъ Зайцева сапоги, съ страшными усилiями, совершенно забывая о существованiи мозолей, втащилъ ихъ на ноги, и предсталъ предъ начальникомъ.

— Имѣю честь кланятся, робко пробормоталъ совѣтникъ.

— Здравствуйте. Извините что побезпокоилъ.

— Помилуйте, ваше–ство.

Прошло съ полчаса какъ его пр–ство снялъ сапоги; онъ уже нѣсколько раскаялся въ своей прыти, за то тѣмъ злѣе стала его досада на виновника всего казуса — совѣтника.

— Видите ли, меня крайне удивило то наказанiе, которому вы подвергли господина дежурнаго.

Совѣтникъ краснѣлъ и видимо затруднялся отвѣтомъ.

— Это наказанiе, продолжалъ генералъ, возвышая голосъ и начиная опять отчеканивать, — унизительно даже и для школьника... Я надѣюсь что вы уважите мою просьбу, и возвратите сапоги господину.... господину дежурному... и тѣмъ избавите его отъ насмѣшекъ, а себя отъ нарѣканiй.... хотя и совершенно справедливыхъ...

— Точно–такъ, точно–такъ, — непремѣнно возвращу–съ, ваше–ство.

— Я бы васъ просилъ сдѣлать это сейчасъ же и при мнѣ.

— Но, ваше–ство, я не могу, положительно не могу, т. е. я могу, но...

— Пожалуйста безъ но!.. Прекратимте скорѣе эту, для насъ обоихъ, — по крайней мѣрѣ для меня — тяжелую сцену.

— Ваше–ство! Я даю честное слово что возвращу сапоги, непрѣменно возвращу–съ, только.... только я бы не сейчасъ, ваше–ство.

— Какъ не сейчасъ?

— То есть.... не при васъ, ваше–ство...

— Но однако, господинъ Меделянскiй, примите къ свѣденiю что я васъ прошу, когда бы я могъ... Генералъ не договорилъ и сурово поглядѣлъ на совѣтника.

Iона Ивановичъ сдѣлалъ отчаянный жестъ, кинулъ еще разъ умоляющiй взоръ на начальство, но прочитавъ въ глазахъ его непреклонную рѣшимость, быстро, словно упалъ, опустился на табуретъ и сталъ снимать сапоги.

Генералъ недоумѣвалъ.

— Что вы дѣлаете, господинъ Меделянскiй, что вы дѣлаете?!.

— Сапоги снимаю!

— Но зачѣмъ, скажите? Я васъ не прошу ваши.... затревожился генералъ.

— Зачѣмъ? Затѣмъ чтобы отдать Зайцеву! съ какимъ–то отчаянiемъ и озлобленiемъ — даже проговорилъ Iона Ивановичъ.

— Ну, воля ваша, а я ничего не понимаю! почти испуганно смотрѣлъ генералъ... Зачѣмъ вы свои сапоги отдаете?.. Я вѣдь не про ваши...

— Не свои, а его!

— Какъ его?

— Да, ваше–ство, его! почти заплакалъ совѣтникъ, свои я въ торопяхъ забылъ дома, въ туфляхъ прiѣхалъ... Что же было дѣлать? Досталъ его сапоги и надѣлъ...

Въ теченiи этой сцены начальникъ оставался все еще безъ сапоговъ, продолжая сидѣть съ поджатыми ногами. Передъ нимъ стоялъ Зайцевъ бережно держа въ правой рукѣ, за петельки и нѣсколько на отлетѣ, генеральскiе сапоги, и очевидно готовясь помочь начальнику обуться; тутъ же, съ боку, Iона Ивановичъ сидѣлъ на табуреткѣ, грустно опустивъ голову и стыдливо пряча за проножку свои ноги, обутыя какъ нарочно на этотъ разъ въ самые дырявые носки, изъ всѣхъ какiе у него были.

Послѣдовало довольно продолжительное молчанiе.

Генералъ взглянулъ еще разъ на свои разутыя ноги, потомъ на ноги своихъ подчиненныхъ, гомерически захохоталъ, мигомъ втащилъ на себя сапоги и, продолжая безъ умолку хохотать и забывъ зачѣмъ прiѣхалъ въ палату, быстро вышелъ на лѣстницу.

Ив. Печеневъ.

 

_______

 

ПОСЛѢДНЯЯ СТРАНИЧКА

 

Изъ московскихъ нравовъ. А. П. Трифонычъ былъ нрава буйнаго, ума остраго, и нѣмцевъ не любилъ. Вбѣгаетъ онъ въ одинъ трактиръ слегка выпивши, видитъ — играетъ на билiардѣ какой то господинъ; показался онъ ему нѣмцемъ, и въ ту минуту когда сей господинъ (онъ и оказался нѣмцемъ), долго и тщательно мѣтивъ, собирался сдѣлать шаръ, Трифонычъ разлетается на него, останавливается и говоритъ: «вотъ дуракъ!"

Нѣмецъ вмѣсто шара даетъ Трифонычу пощечину.

— А вотъ и доказательство! отвѣчаетъ прехладнокровно Трифонычъ.

* * *

Въ тотъ же вечеръ Трифонычъ встрѣчаетъ другаго нѣмца въ очкахъ въ другомъ трактирѣ; подходитъ, смотритъ ему въ лицо, показывая на очки:

— Вишь, на пустой чердакъ двойныя рамы вставилъ! говоритъ Трифонычъ.

* * *

Изъ проповѣди одного современнаго священника. Записано однимъ нашимъ сотрудникомъ: «Иной, подобно быстрой сернѣ, гоняется за розою удовольствiй"!..

* * *

Сообщено намъ съ ругательствомъ за вѣрность. Въ одной женской гимназiи въ Петербургѣ, за классомъ исторiи.

Воспитанница. А что такое анархiя, господинъ учитель?

Учитель. Анархiя?.. это... то что случается послѣ смерти какого нибудь короля!

* * *

Изъ солдатскаго мiра.

Солдатъ полякъ споритъ съ солдатомъ русскимъ о томъ, кто изъ нихъ дальше бывалъ въ походахъ.

— Я же вшендзе (вездѣ) былъ, говоритъ полякъ.

— А я за твоей вшендзёй еще 5 верстъ былъ! отвѣчаетъ русскiй.

* * *

Изъ современной московской жизни. Есть въ Москвѣ знаменитый докторъ медицины. Онъ знаменитъ тѣмъ что беретъ 100 р., и дороже, за визитъ. Менѣе никогда. Былъ онъ у одного купца. Осмотрѣлъ, прописалъ. Купецъ даетъ ему сторублевую. Докторъ собирается уходить.

— А нельзя ли, батюшка, ужь за одно и на женку еще поглядѣть, что то у нее нога опухла.

— Можно, только не за одно, отвѣчаетъ профессоръ: второй визитъ, еще сто рублей.

Купецъ минуточку колебался: стоитъ, али не стоитъ ста рублей благовѣрная? Стоитъ, рѣшилъ онъ и докторъ вошелъ къ больной, и взялъ еще одну Екатерину.

* * *

Но всего прелестнѣе то что этотъ знаменитый профессоръ объясняетъ свою гигантскую таксу человѣколюбiемъ, и разсуждаетъ такъ: «Я нарочно беру 100 рублей, чтобъ трудно было меня звать, и этимъ не отбивать практики у другихъ врачей".

Вишь наивный какой, точно Москвы не знаетъ! Нѣтъ, господинъ профессоръ, вы потому и берете 100 рублей, чтобы васъ звать было для московскаго купца шикарно!

* * *

Еще изъ мiра адвокатовъ.

Модный присяжный повѣренный, съ презрѣнiемъ къ старому стряпчему: — Васъ, милостивый государь, какъ выгнаннаго изъ службы, скоро должны отъ хожденiя по дѣламъ вовсе отстранить!

Стряпцiй. Знаю–съ; а васъ, батюшка, потому только и не отстранятъ, что вы на службѣ не изволили быть!

Присяжный повѣренный съѣлъ и отошелъ.

* * *

Очень характеристично и отрадно! Изъ письма одного воспитанника П. корпуса, переведеннаго туда изъ классич. гимназiи въ Петербургѣ, къ своей матери: «Ты не можешь себѣ представить, милая мама, какъ я счастливъ что ты меня перевела въ корпусъ. Совсѣмъ другiе люди! объ нигилистахъ и помину нѣтъ. Вчера, представь себѣ, учитель русскаго языка, отличный человѣкъ, въ началѣ лекцiи, сказалъ намъ текстъ изъ Евангелiя. Какъ онъ сказалъ, я испугался, посмотрѣлъ на товарищей, думая что вотъ сейчасъ всѣ засмѣются. Вообрази, никто и не улыбнулся: всѣ лица были серьозны и внимательны"!

* * *

— Что такое въ сущности славянофильство? спрашивала въ большомъ петербургскомъ свѣтѣ одна любознательная дама, по французски.

— Я вамъ это объясню коротко и ясно, отвѣтилъ ей графъ П... И вставъ въ позу онъ сказалъ: «Славянофильство есть продуктъ полуромантической и полуполитической фикцiи, которая, подъ невиннымъ предлогомъ учрежденiя какого–то страстно–платоническаго и универсально–славянскаго братства, стремится къ анархiи и строитъ на воздухѣ, разрушая на землѣ!"

Жаль только что не совсѣмъ коротко и не совсѣмъ ясно!

Отгадайте: кто это сказалъ?

* * *

Сказалъ это тотъ, кто однажды, въ одномъ совѣщательномъ учрежденiи, на вопросъ предсѣдателя: «а ваше мнѣнiе, графъ?" отвѣтилъ:

— Мое мнѣнiе читай на страницѣ 27–й 4–го тома исторiи Макколея.

— Какого изданiя? спросилъ его одинъ изъ членовъ.

Всѣ засмѣялись: Про изданiе то и позабылъ!

* * *

Въ томъ же большомъ свѣтѣ иныя дамы говорятъ по русски такъ:

— Ахъ, какъ я рада васъ видѣть: вы уже очень что–то давно не клали къ намъ вашу ногу.

Слышано собственными ушами.

* * *

— Вы знаете новость, А–въ женился на Д–овой? говоритъ одинъ прiятель.

— Поздравляю А–ва, отвѣтилъ Т...

— А что?

— Да ничего, удобно! Жениться на Д–ой все равно что сказать себѣ: я одинъ владѣлецъ Лѣтняго сада!

* * *

Собственными глазами видѣнное заглавiе одного дѣла въ петербургской полицiи: «Дѣло о не самопроизвольномъ проѣздѣ козла въ каретѣ отъ Б. Морской на Миллiонную".

Недурно!

* * *

Онъ*) разсуждаетъ съ однимъ литераторомъ.

— Полноте пожалуйста!..

— Да однако вотъ газеты...

— Газеты, газеты! Ну что такое газета? листъ бумаги да еще нечистый, вотъ и все!

Вотъ такъ мѣтко!

 

* * *

Изъ мiра нашей современной педагогики.

Одинъ знатный и высокопоставленный педагогъ посѣщаетъ одно изъ петербургскихъ училищъ, входитъ въ кухню, видитъ несутъ чѣмъ–то полную большую чашку, останавливаетъ, беретъ ложку, черпаетъ, дѣлаетъ гримасу:

— Это помои?!

— Точно такъ, ваше с–тво, отвѣчаетъ несущiй чашку.

* * *

Тотъ же знатный педагогъ не любитъ разнообразiя въ вопросахъ задаваемыхъ воспитанникамъ. Цѣлые годы онъ задавалъ каждому изъ учениковъ при встрѣчѣ тѣже вопросы. Такъ одному изъ нихъ, хромому отъ рожденiя, онъ постоянно задавалъ два вопроса; первый: «ну, что нога?" второй вопросъ: «что сестра?" Отвѣтъ былъ также неизмѣненъ; на первый вопросъ: «все хромаетъ"; на второй: «въ институтѣ".

Однажды вышло такъ.

— Что сестра?

— Все хромаетъ, ваше с–ство.

— А нога?

— Въ институтѣ.

* * *

Своя собственная точка зрѣнiя.

 

Извѣстный гастрономъ Б. всю жизнь прожившiй роскошно, нажившiй какъ слѣдуетъ подагру и, подъконецъ, ставшiй решительнымъ обжорой, — потерялъ апетитъ и до самой почти смерти уже не могъ вылѣчиться отъ этой ужасной для него болѣзни. Озлобленный, сердитый бродитъ онъ ежедневно передъ обѣдомъ по Невскому проспекту, чтобы движенiемъ и воздухомъ возбудить въ себѣ хоть какой нибудь апетитъ, — но всѣ усилiя его оставались тщетными. Однажды, уже въ половинѣ шестаго, послѣ долгой и напрасной прогулки, которая только раздражила его, свернулъ онъ нарочно въ одинъ переулокъ, удлинявшiй ему путь до клуба, надѣясь, не щадя своихъ больныхъ ногъ, взять хотя бы чрезмѣрною усталостью... Вдругъ, изъ–за–угла, становится передъ нимъ худая, оборванная фигура, въ лѣтнемъ пальто изъ коломянки, не смотря на холодное уже осеннее время, безъ жилета, съ протертыми колѣнками, въ рваныхъ сапогахъ, и протягивая ему руку глухо и отрывисто говоритъ:

— Ради Христа... дайте на хлѣбъ, я умираю съ голоду!

Б., никогда никому не подававшiй, остановился, внимательнымъ, почти любящимъ взглядомъ окинулъ фигуру, съ завистью всмотрѣлся въ изможденное голодомъ лицо несчастного, и съ невыразимымъ ощущенiемъ пробормоталъ про себя:

— А, мер–за–вецъ, у него апетитъ!

— Ты говоришь что умираешь съ голоду? — переспросилъ онъ бѣдняка.

— Помогите!.. пробормоталъ тотъ.

— Другъ мой! Еслибъ ты только зналъ какъ ты счастливъ! воскликнулъ Б. и... пошелъ своею дорогою.

Онъ такъ и не далъ ему ни копѣйки, — вѣроятно чтобъ не лишить его самого высшаго счастья, «которое только можетъ имѣть человѣкъ" — апетита. Вотъ что значитъ судить съ своей собственной точки зрѣнiя.

_____

 

Типографiя А. Траншеля, Стремянная ул. д. № 12.    Редакторъ–Издатель Ѳ. М. Достоевскiй.


*) Разсказъ русскаго торговца Абросимова записанъ со словъ его, при моей встрѣчѣ съ нимъ на Каспiйскомъ морѣ, когда онъ, возвращаясь изъ Хивы, ѣхалъ на маленькой косовой лодкѣ съ однимъ киргизцемъ, въ 1848 году. Н. М.

Мы находимъ этотъ простодушный разсказъ русскаго торговца–путешественника, дословно записанный г. Михайловымъ, довольно любопытнымъ и стоющимъ нѣкотораго вниманiя. Это—лишь простое, весьма безыскуственное и наглядное описанiе факторовъ и явленiй, замѣченныхъ толковымъ русскимъ простолюдиномъ въ незнакомомъ и опасномъ краѣ, въ который завели его любопытство и предпрiимчивость. Но подобные разсказы тѣмъ и заслуживаютъ вниманiя, что они схватываютъ и передаютъ именно тѣ черты живой племени и края, которая весьма часто совсѣмъ ускользаютъ изъ описанiй иныхъ болѣе образованныхъ и ученыхъ путешественниковъ; а стало быть, имѣютъ свою весьма полезную сторону, а нерѣдко и незамѣнимыя достоинства.

Ред.

*) Островъ Долгiй отстоитъ отъ Хивы на 900 верстъ.

*) Снастью называютъ каспiйскiе рыболовы большiе желѣзные уды — величиною въ аршинъ и болѣе. Орудiе это употребляется для ловли красной крупной рыбы въ морѣ: бѣлуги, осетра и севрюги.

*) У кочевыхъ народовъ въ степяхъ въ обычаяхъ ихъ пастушеской жизни подавать гостю, въ честь посѣщенiя его, нарочно приготовленнаго барана; это считается самымъ приличнымъ, деликатнымъ угощенiемъ.

*) Отъ Черныхъ горъ до Мангышлака или Каспiйскаго моря считаютъ 400 верстъ, а до Хивы 500 верстъ.

**) Отъ Туманныхъ горъ до Мангышлака 500 верстъ, а до Хивы 400 верстъ.

*) Отъ Мангышлака до Аму–Дарьи 800 верстъ, отъ р. Аму–Дарьи до г. Хивы 100 в.

*) Онъ не одобрялъ этого обыкновенiя потому, что однѣ, замѣтилъ онъ, приходятъ молиться Богу, а другiя прельщать красивымъ нарядомъ мужчинъ.

*) Бывшаго съ 1856 по 1862 годъ оберъ–прокуроромъ св. Синода и затѣмъ до конца жизни членомъ государственнаго совѣта.

*) Подъ словомъ «онъ», которое будетъ у насъ встрѣчаться въ этомъ смыслѣ и впредь, следуетъ разумѣть олицетворенiе общественнаго мнѣнiя въ Петербургѣ — т. е. маститаго редактора газеты «Звукъ».