№ 51 1873 17 декабря

ГРАЖДАНИНЪ

ГАЗЕТА–ЖУРНАЛЪ ПОЛИТИЧЕСКIЙ И ЛИТЕРАТУРНЫЙ.

Журналъ «Гражданинъ” выходитъ по понедѣльникамъ.

Редакцiя (Малая Итальянская, д. № 21, кв. № 6) открыта для личныхъ объясненiй отъ 12 до 3 ч. дня ежедневно, кромѣ дней праздничныхъ.

Рукописи доставляются исключительно въ редакцiю; непринятыя статьи возвращаются только по личному требованiю и сохраняются три мѣсяца; принятыя, въ случаѣ необходимости, подлежатъ сокращенiю.

Подписка принимается: въ С.–Петербургѣ, въ главной конторѣ «Гражданина” при книжномъ магазинѣ А. Ѳ. Базунова; въ Москвѣ, въ книжномъ магазинѣ И. Г. Соловьева; въ Кiевѣ, въ книжномъ магазинѣ Гинтера и Малецкаго; въ Одессѣ у Мосягина и К⁰. Иногородные адресуютъ: въ Редакцiю «Гражданина”, въ С.–Петербургъ.

Подписная цѣна:

За годъ, безъ доставки ..7 р. съ доставкой и пересылк. 8 р.

« полгода « « ..4 » « « ....5 »

« треть года. « « ..3 » « « ....4 »

(Служащiе пользуются разсрочкою чрезъ гг. казначеевъ).

Отдѣльные №№ продаются по 20 коп.

ГОДЪ Редакцiя: С.–Петербургъ, Малая Итальянская, 21. ВТОРОЙ

СОДЕРЖАНIЕ: Отъ редакцiи. — О русскомъ дворянствѣ передъ военной реформой. ***. — О голодѣ въ Самарской губернiи. — Петербургское обозрѣнiе. — Иностранныя событiя. Д. — «Поблѣднѣли ужь краски заката”. «Старый домикъ подъ тѣнью березъ”. «Разбиты старые кумиры”. Стихотворенiя Вс. С–ва. — Изъ Гейне. Стихотв. А. Шк–фа. — Церковныя дѣла Германiи. Z. Z. — Изъ текущей жизни. — Преобразованiе суда присяжныхъ. В. — Женщины. Романъ изъ Петербургскаго большаго свѣта. IX. Княгиня Мытищева. X. До прiѣзда князя. — Памяти М. А. Макарова. Н. Пирошкова. — Критика и библiографiя. Русскiй календарь А. С. Суворина. Крестный календарь Гацука. Всеобщiй календарь Герм. Гоппе. Помпадуры и Помпадурши, соч. М. Е. Салтыкова (Щедрина). Записки Н. В. Берга о польскихъ заговорахъ и возстанiяхъ. Сборникъ Русскаго Историческаго Общества. Т. XI и т. XII. Повѣсти и разсказы Н. Ф. Бажина (Холодова). Замѣчательныя богатства частныхъ лицъ въ Россiи. Е. П. Карновича. — Послѣдняя страничка. Истекающiй годъ въ Петербургѣ. Кто что напишетъ 31 декабря 1873 г. — Объявленiя.

Сборъ за розничную продажу журнала «Гражданинъ”. №№ 50, 51 и 52 — 1873 г. и № 1 — 1874 г. предназначается въ пользу голодающихъ Самарской губернiи.

_______

ОТКРЫТА ПОДПИСКА.

на

ЕЖЕНЕДѢЛЬНЫЙ ЖУРНАЛЪ

«ГРАЖДАНИНЪ”

на 1874 годъ.

Первые 2000 подписчиковъ на 1874 год получатъ въ теченiе января будущаго гoдa отъ редакцiи безвозмездно лучшiй изъ снимковъ памятника Екатерины II во время церемонiи освященiя.

______

Позднее заявленiе, въ самыя послѣднiя числа года, о подпискѣ можетъ имѣть послѣдствiемъ спѣшность въ составленiи списковъ и другихъ работъ по изданiю. Отсюда неисправности въ адресахъ и другiя неудобства. Во избѣжанiе сего редакцiя просить всѣхъ желающихъ возобновить подписку на «Гражданинъ» заявить о томъ заблаговременно, съ приложенiемъ прежней бандероли.

Во избѣжанiе значительнаго перерыва, для читателей между послѣднимъ 52–мъ № 1873 года (который долженъ выйти 24 декабря) и первымъ № 1874 года (который долженъ выйти 7–го января), редакцiя выпуститъ № 52 не 24–го, а 29–го декабря, дабы промежутокъ между обоими №№ былъ менѣе значителенъ.

______

О РУССКОМЪ ДВОРЯНСТВѢ ПЕРЕДЪ ВОЕННОЮ РЕФОРМОЮ.

Есть люди у насъ, и государственные и не государственные, которые не столько радуются военной реформѣ какъ улучшенiю, какъ полезному общественному преобразованiю, сколько какъ привлеченiю, русскаго дворянства къ дѣлу, отъ котораго, будто бы, оно было изъято въ силу своихъ сословныхъ правъ, дозволявшихъ ему всю тягость военной службы оставлять на податныхъ сословiяхъ.

Tѣ, которые такъ повидимому узко и близоруко смотрятъ на военную реформу — радуются еще и другому: военная служба уравняетъ, говорятъ они, всѣ сословiя, это разъ; военная же реформа даетъ всѣмъ сословiямъ право быть офицерами, а черезъ офицерство дворянами! Эти же люди, прославляя будущую реформу заранѣе, признаютъ за нею, кромѣ практической пользы, нравственное значенiе торжества принципа одной интеллигенцiи! Различiй по сословiямъ не будетъ: будетъ различiе только по образованiю!

Мы беремъ перо въ руки не для того чтобы спорить, съ какой именно точки зрѣнiя, сь этой–ли или съ другой, менѣе отвлеченной, оцѣнивать достоинство великой реформы будущаго года, но для того чтобы освѣжить, такъ сказать, въ памяти читателей прежнiя отношенiя русскаго дворянства въ военному дѣлу на Руси. Въ ту минуту, когда дворянство призвано будетъ наравнѣ со всѣми подходить къ урнѣ военнаго жребiя, оно имѣетъ право выставить впередъ историческую истину: что хотя законъ и давалъ право со временъ Екатерины русскому дворявству не служить, но никто болѣе русскаго дворянства не сознавалъ въ себѣ самомъ долга военной службы.

Вотъ почему намъ кажется что привѣтствуя военную реформу, надо не столько радоваться тому что дворянство раздѣлитъ со всѣми сословiями бремя военной службы — такъ какъ оно всегда его раздѣляло — сколько помянуть его добрымъ словомъ за то что оно никогда, въ военномъ дѣлѣ, не пользовалось своими законными привилегiями въ ущербъ государственнымъ и народнымъ интересамъ.

Русское дворянство съ тѣхъ поръ какъ оно существуетъ какъ сословное учрежденiе, много дѣлало ошибокъ; но всѣ эти ошибки носили одну общую черту — равнодушiе къ своимъ правамъ и преимуществамъ, какъ государственной сословной силы. Русское дворянство вредило всегда самому себѣ, но ни гдѣ въ нашей русской исторiи вы не найдете слѣдовъ такихъ дѣйствiй русскаго дворянства in corpore, (мы не говоримъ объ отдѣльныхъ фактахъ частныхъ лицъ) которыя бы проявляли въ немъ хотя бы стремленiе воспользоваться своими правами или расширить ихъ во вредъ другимъ сословiямъ. Даже крѣпостнымъ правомъ своимъ русское дворянство пользовалось лишь экономически, а ужь вовсе не политически, и вовсе не желая расширять свое право съ этою цѣлью, какъ поступило бы всякое дворянство въ Европѣ. Напротивъ само же дворянство, во весь перiодъ крѣпостничества, постепенно смягчало право свое, къ выгодѣ угнетенныхъ и тотчасъ откликнулось, со всею готовностью, на призывъ Царя–Освободителя.

Это добродушное отношенiе русскаго дворянства къ своей государственной роли было такъ постоянно, что недаромъ сложилась въ обществѣ мысль въ видѣ политическаго афоризма, что русскаго дворянства не существуетъ!

— И дѣйствительно русскаго дворянства, какъ особой, внѣшней государственной политической силы, какъ связанной тѣсною солидарностью корпорацiи — не было и нѣтъ!

Но есть русское дворянство какъ духъ, какъ мiръ извѣстныхъ, изъ рода въ родъ завѣщаемыхъ и свято сберегаемыхъ преданiй! Отвергать этотъ духъ, этотъ мiръ преданiй можетъ только тотъ, кто хочетъ ихъ отвергать, кто находитъ въ ceбѣ причины ихъ отвергать, и чѣмъ больше рѣшимости къ такому отрицанiю, и чѣмъ больше ненависти въ такой рѣшимости, тѣмъ болѣе доказательствъ, что этотъ духъ есть что–то сильное и живучее, ибо не стоило бы ненавидѣть и отрицать то, чего нѣтъ!

Новая исторiя Pocciи есть какъ бы сцена постоянныхъ проявленiй влiянiя этого духа на постепенное развитiе русскаго государства! Екатерининскiе люди болѣе сдѣлали этимъ духомъ, чѣмъ своимъ образованiемъ, и съ тѣхъ поръ, слѣдя за исторiею Pocciи по настоящее время, трудно не видѣть, какъ много чрезвычайныхъ подвиговъ свершило Русское государство при самомъ ничтожномъ уровнѣ образованiя, но при постоянномъ влiянiи на событiя духа русскаго дворянства, всегда столь преданнаго своему государству!

Близорукiе судьи русскаго дворянства и бюрократы всѣхъ временъ и всѣхъ положенiй находили удовольствiе бросать дворянству въ лицо обвиненiе въ крѣпостномъ правѣ! Но исторiя вѣроятно скажетъ другое именно въ отношенiи этого права. Повторяемъ, она скажетъ, думается намъ, что несмотря на это огромное и негуманное право въ рукахъ русскаго дворянства, дворянство было единственно живое тѣло въ Pocciи, которое, при всей своей политической несостоятельности, роднилось духомъ съ русскимъ народомъ помимо и внѣ всякихъ закономъ ему предоставленныхъ правъ. На этомъ полномъ пониманiи другъ друга — лежало, какъ на твердомъ фундаментѣ, все политическое зданiе Россiи, а не на одномъ только крѣпостномъ правѣ. Русскiй дворянинъ роднился по духу съ русскимъ народомъ, русскiй народъ чуялъ что–то родное въ русскомъ дворянствѣ; и какiя бы ни были минуты въ народной жизни, печали ли семейной крестьянина, или бѣдствiя всего народа, минуты ли радости въ избѣ, или въ цѣломъ государствѣ, русское дворянство и русскiй народъ были тѣ которые ближе всего сходились въ одинаковомъ пониманiи событiя въ eго общемъ значенiи и въ его оттѣнкахъ. И все это было несмотря на множесгво уродливостей, ошибокъ и отступленiй, въ которыхъ нельзя не сознаться.

Въ 1812 году русское дворянство стояло во главѣ народа и въ то же время рука объ руку съ нимъ, оно раздѣляло всѣ его мысли и всѣ его чувства, и въ то же время раздѣляло съ нимъ всѣ его мученiя, всѣ его тягости, 50 лѣтъ спустя, дѣти и внуки этого дворянства, съ тою же безпредѣльною готовностью все жертвовать на пользу отечества, становятся во главѣ движенiя, подготовившаго реформу 19 февраля 1861 года.

Такiя событiя не забываются; если современники ихъ забудутъ, вспомнитъ объ нихъ исторiя; и если ключъ къ уразумѣнiю этой нравственной, а не политической, благородной роли русскаго дворянства въ нашей новой исторiи заключается, говоримъ мы, въ чемъ–то нами названномъ духомъ русскаго дворянства, то нѣтъ сомнѣнiя что это что–то, неосязаемое и неуловимое, но существующее въ русскомъ дворянствѣ понимаетъ и пойметъ русскiй народъ такъ же ясно, какъ не понимаютъ этого иностранцы или наши бюрократы.

И вотъ, точно также какъ духъ русскаго дворянства, совершенно независимо отъ крѣпостнаго права, связываль въ одно духовное цѣлое русскаго помѣщика съ русскимъ крестьяниномъ, этотъ же духъ, помимо законнаго права русскаго дворянина не служить, соединялъ въ одно духовное существо русскаго солдата съ русскимъ офицеромъ. Опредѣлить въ чемъ именно заключался этотъ духъ — невозможно; но всякiй солдатъ это духовное родство съ своимъ офицеромъ–дворяниномъ чувствовалъ, и сознавалъ въ этомъ духѣ что–то благородное, что–то твердое, что–то несомнѣнно pycское, и чувствовалъ онъ это въ 1812 году, какъ чувствовалъ и на севастопольскомъ бастiонѣ! Преданiя военной службы въ семьѣ русскаго дворянина были чѣмъ–то святымъ, и много ли вы найдете на Руси дворянскихъ семействъ, гдѣ бы не было еще этихъ преданiй? ихъ нѣтъ этихъ семействъ. Крымская война это доказала. Всѣ у которыхъ были руки и ноги, всѣ бросились въ кадры русской армiи или русскаго ополченiя, и если есть степени въ военной cлавѣ, то выше славы курскаго дворянства, въ лицѣ своихъ ополченцевъ офицеровъ, учившихъ своимъ примѣромъ крестьянъ умирать сотнями подъ адскимъ огнемъ непрiятеля — нѣтъ въ мipѣ славы! А слава черноморскаго флота — знаете ли вы гдѣ ея источникъ, гдѣ тотъ родникъ, который постоянно держалъ этотъ флотъ на высотѣ гигантовъ по храбрости? Смиренныя дворянскiя семьи въ глуши Костромской губернiи, гдѣ изъ рода въ родъ отцы завѣщевали дѣтямъ, какъ святой завѣтъ, идти на черноморскiй флотъ и быть храбрымъ какъ храбры были предки ихъ, прежнiе черноморцы! Этотъ завѣтъ былъ духъ русскаго дворянства, жившiй и оберегавшiйся преданiями!

А эти такъ называемые бурбоны–офицеры нашей армiи; правда, они не имѣли и не имѣютъ блеска нашего гвардейскаго офицера: говорятъ не такъ, танцуютъ не такъ, наряжаются не такъ чисто и щегольски. Но спросите севастопольца солдата, какая нравственная сила ихъ воодушевляла въ эти девять мѣсяцевъ адской пытки для тѣла и для души, какъ не чувство, что этотъ бурбонъ–офицеръ, командиръ его страдаетъ съ нимъ за одно, стало быть ему братъ по духу.

Да, намъ кажется что если духъ русскаго дворянства, заставлявшiй его, независимо отъ всякихъ ошибокъ, уродливостей, дурныхъ привычекъ, (которыхъ было множество, опять сознаемся въ этомъ) родниться съ духомъ русскаго народа — и этимъ служить одною изъ основныхъ силъ Русскаго государства, то тотъ же духъ русскаго дворянства, въ общенiи съ русскимъ солдатомъ, былъ всегда главною нравственною силою нашей армiи. Русское дворянство всякому уступало свое мѣсто въ дворянскихъ собранiяхъ, въ земскихъ собранiяхъ, въ родословныхъ своихъ книгахъ, но русское дворянство, несмотря на законъ, дозволившiй ему не носить бремени военной службы, никому не уступило своего мѣста въ русской армiи; и если сравнить количество русскихъ дворянъ, служившихъ въ ней, съ количествомъ всѣхъ податныхъ сословiй, сохраняя пропорцiи цифръ, то мы увидимъ, что во всякое время, а въ военное время въ особенности, самые громадные рекрутскiе наборы въ народѣ не могутъ сравниться съ тѣмъ количествомъ русскихъ дворянъ, которые, движимые духомъ своихъ преданiй, становились подъ знамена русской армiи и раздѣляли съ солдатомъ все — и опасность, и смерть и послѣднiй кусокъ хлѣба!

Taкie факты забывать грѣшно, и теперь, когда русское дворянство будетъ обязано по закону раздѣлять съ солдатомъ то, что оно раздѣляло съ нимъ вопреки закону, по своей охотѣ, каждый русскiй охотно помянетъ добромъ это дворянство именно за то, что оно несло всю тягость военной службы вь силу его воли, его преданiй, его единства по духу съ русскимъ народомъ.

Въ такое время имѣетъ–ли смыслъ и прилична–ли радость бюрократовъ о томъ, что дворянство утрачиваетъ свое послѣднее право?

Признаемся, мы не можемъ сочувствовать этой радости потому, между прочимъ, что она предвѣщаетъ что–то недоброе для судебъ военной реформы въ будущемъ, недоброе въ томъ смыслѣ, что тѣ же люди, которые радуются принужденiю русскаго дворянства служить наравнѣ съ солдатомъ, въ то же время съ какою–то непонятною настойчивостью хотятъ, чтобы въ будущей нашей армiи господствовалъ не духъ русскаго дворянства, а духъ какой–то всесословной русской интеллигенцiи! Что дастъ намъ этотъ новоизобрѣтенный духъ, мы еще того не знаемъ.

Но знаемъ что духъ русскаго народа и духъ русскаго дворянства дали намъ Екатерининскую эпоху, эпопею двѣнадцатаго года и севастопольскую защиту.

Неужели духъ всесословной интеллигенцiи въ русской армiи дастъ что либо лучшее?

Дай–то Богъ! Что–то не вѣрится.

* * *

______

О ГОЛОДѢ ВЪ САМАРСКОЙ ГУБЕРНIИ.

В газетахъ напечатано нижеслѣдующее. «Главное управленiе Общества попеченiя о раненыхъ и больныхъ воинахъ проситъ насъ напечатать слѣдующiй циркуляръ, разосланный въ окружныя и мѣстныя комитеты общества:

«Самарскiй дамскiй комитетъ, какъ ближайшiй къ мѣстностямъ, пострадавшимъ отъ неурожая, не уклоняясь отъ прямой цѣли своего учрежденiя, обратилъ въ настоящее время усиленную дѣятельность на облегченiе нуждающихся, и въ этихъ видахъ оказываетъ nocoбie преимущественно доставленiемъ жизненныхъ припасовъ семействамъ наиболѣе безпомощнымъ.

«Мѣры, принятыя самарскимъ дамскимъ комитетомъ, удостоились всемилостивѣйшаго одобренiя Августѣйшей Покровительницы Общества, и Ея Императорское Величество изволила выразить желанiе, чтобы, по примѣру самарскаго дамскаго комитета, и всѣ прочiе комитеты, а также мѣстныя и окружныя управленiя Общества устроили у себя сборы на этотъ предметъ и, не затрачивая прежде собранныхъ капиталовъ, озаботились прiобрѣтенiемъ возможно большихъ средствъ къ облегченiю участи нуждающихся жителей Самарской губернiи.

«При этомъ Ея Императорское Величество изволила указать что такая дѣятельность нашего Общества во время мира, не ослабляя его средствъ по прямому назначенiю, можетъ лишь содѣйствовать къ упроченiю связи всего населенiя съ Обществомъ и сочувствiя къ его человѣколюбивой дѣятельности.

«Главное управленiе, доводя объ этомъ до свѣденiя окружныхъ мѣстныхъ управленiй и комитетовъ, убѣждено, что они съ горячимъ сочувствiемъ и энергiей приступятъ къ выполненiю желанiя Ея Императорскаго Величества и благотворные плоды ихъ дѣятельности вполнѣ осуществятъ собою ожиданiя нашей Августѣйшей Покровительницы.

— Финляндскiй генералъ–губернаторъ вновь доставилъ въ пособiе голодающимъ Самарской губ. 10 т. р.

— Курское земское собранiе ассигновало на ту же цѣль 50 т. р. безвозвратно изъ своего продовольственнаго капитала.

— Въ «Современности" мы находимъ слѣдующее описанiе простаго проявленiя сочувствiя къ несчастнымъ самарцамъ въ селѣ Камнѣ, Псковской губ. Въ день мѣстнаго храмоваго праздника великом. Георгiя здѣшнiй священникъ, всѣми уважаемый о. Матѳiй Горожанскiй, послѣ литургiи, сказалъ между прочимъ: Праздники должны быть проводимы нами не въ томъ только, чтобы сладко поѣсть, нарядно одѣться, повеселиться и т. п., а въ томъ особенно, чтобы эти св. дни, послѣ церковной молитвы, посвящать преимущественно на добрыя дѣла, напримѣръ: голоднаго накормить, нагаго одѣть, странника ввести въ домъ и прiютить и вообще оказать какую–нибудь полезную услугу и необходимую помощь нашимъ ближнимъ. А въ услугахъ нашихъ и помощи нуждаются, въ настоящее время, цѣлыя тысячи людей всякихъ званiй и состоянiй, всякихъ возрастовъ и половъ. Вы, быть можетъ, слыхали, а если не слыхали, то я вамъ скажу, что въ Самарской губернiи давно уже свирѣпствуетъ страшный голодъ. У насъ сегодня храмовой праздникъ св. Георгiя; быть можетъ, многiе и изъ голодающихъ въ настоящiй день празднуютъ этому великому угоднику; но многiе изъ васъ, выйдя изъ храма, сядутъ сейчасъ за пшеничный пирогъ, а у нихъ нѣтъ и черстваго куска хлѣба, кромѣ жолудей и лебеды; вамъ подадутъ на столъ свѣжую рыбу и вкусную yху, а они не имѣютъ и картофельной похлебки; многiе изъ васъ выпьютъ кружку пива и добрую чарку водки, а они рады были бы напиться какого–нибудь квасу, да и того у нихъ нѣтъ! Зная о такой великой нуждѣ подобныхъ намъ людей, — ужели мы останемся нѣмы и глухи къ ихъ воплямъ и страданiямъ? Да не будетъ сего, православные! Прошу и умоляю васъ: положите на блюдо, по примѣру вашего пастыря, кто сколько можетъ и имѣетъ ради св. Покровителя нашего великомученика Георгiя. Помните при этомъ что хлѣбъ–соль дѣло взаимное: Богъ вѣсть, быть можетъ и каждый изъ насъ не разъ въ жизни будетъ нуждаться въ братской помощи другихъ"... Прихожане, подходя къ св. кресту, стали класть на блюдо, кто грошъ, кто копейку, изъ коихъ составилось нѣсколько рублей. Когда кончилось цѣлованiе креста, и деньги прихожанами были сосчитаны, одинъ иаъ нихъ, вѣроятно наученный другими, заявилъ священнику свое сомнѣнiе на счеть того — дойдутъ ли собранныя деньги голоднымъ? — Что–жь тебя заставляетъ сомнѣваться въ этомъ? спросилъ священникъ этого крестьянина. То, батюшка, что мы до сего времени еще ни отъ кого не слыхали о самарскомъ голодѣ. Почему бы, кажется, нашимъ волостнымъ правленiямъ не объявить крестьянамъ о самарскомъ голодѣ? Вѣдь дѣло идетъ о жизни и смерти цѣлыхъ тысячъ людей…"

— Ярославское земское губернское собранiе пожертвовало въ пользу самарцевъ 10 т. руб.

— Напечатанъ третiй отчетъ самарскаго дамскаго комитета. Всего получено по 24 ноября до 20 т. руб. Обезпечено по iюль 1021 человѣкъ. Комитетъ, получая большiя средства, расширяетъ районъ своей дѣятельности. Губернская земская управа увѣдомляетъ что послано въ разные нуждающiеся уѣзды до 200 т. р.

Заимствуемъ изъ «Моск. Bѣд." взятыя ею изъ вышеназваннаго отчета «подробности".

Имѣя въ виду увеличивающееся количество пожертвованiй, поступающихъ къ нему со всѣхъ концовъ Pocciи, комитетъ нашелъ возможнымъ расширить мѣстность избранную имъ для раздачи пocoбiя и, желая болѣе точно опредѣлить какiя именно селенiя наиболѣе нуждаются, обратился съ просьбой къ помощнику управляющаго удѣльною конторою, Е. Н. Николаеву хорошо знакомому какъ съ условiями края такъ и съ самими крестьянами (изъ которыхъ многiе бывшiе удѣльные), объѣхать часть Бузулукскаго и часть Николаевскаго уѣздовъ и вникнуть на мѣстахъ въ положенiе дѣлъ, провѣрить при этомъ нѣкоторыя nocтупившiя въ комитетъ просьбы о пособiи. Почти одновременно съ возвращенiемъ его изъ этой поѣздки прибыли въ Самару Г. С. Аксаковъ, живущiй въ Бузулукскомъ уѣздѣ и принявшiй на себя раздачу присылаемыхъ ему пожертвованiй, и П. А. Семеновъ, живущiй въ Николаевскомъ уѣздѣ, а также мировой посредникъ Николаевскаго уѣзда А. И. Чембулатовъ. Разсказы видѣннаго ими тожественны и ужасны — иначе выразиться нельзя. Вотъ общая картина: Видя полнѣйшiй неурожай, крестьяне запаслись чѣмъ могли, накосили лебеды, овсюка, перекати–поле и другихъ травъ, свезли ихъ на гумна и дѣлаютъ изъ нихъ хлѣбъ съ примѣсью жолудей и, у кого есть, муки. Но и такой непитательной и трудно варимой пищи, не много, а у многихъ вовсе нѣтъ, такъ что крестьяне и ее ѣдятъ впроголодь, т. е. черезъ день, черезъ два дня, чтобъ ея достало на болѣе долгое время — (это въ началѣ ноября)! Многiе ѣздили съ возомъ побираться въ болѣе счастливыя мѣстности, даже въ Симбирскую губернiю, и кое–что набрали, но теперь и они возвращаются, потому что подаянiе стало изсякать. Всякiй день положенiе ухудшается, собранныхъ запасовъ все становится меньше, все увеличивается число семей не имѣющихъ чѣмъ питаться, работы нѣтъ никакой, въ прежнiе годы была молотьба, извозъ, ныньче ничего нѣтъ. Съ наступленiемъ морозовъ положенiе сдѣлалось еще ужаснѣе: — пока не было мороза и cнѣгa, скотъ какой у кого сохранился, питался подножнымъ кормомъ, правда, очень скуднымъ, такъ что лошади отощали до того что, какъ пишетъ комитету мировой посредникъ Ивановъ, на поѣздку за 30 верстъ въ село Петровку за картофелемъ потребовалось двое сутокъ, но съ наступленiемъ морозовъ и этотъ кормъ для скота прекратился; приходится или удѣлять ему то что собрано для себя, или зарѣзать его и окончательно потерять всякую надежду на посѣвъ чего–нибудь весной; крестьянская лошадь стоить теперь отъ 2–хъ, 3–хъ и до 5–ти руб., да и за эту цѣну нѣтъ покупателей, кромѣ башкиръ, употребляющихъ лошадей въ пищу, а съ другой стороны, на эти деньги нельзя долго прокормить семью. Г. С. Аксакова изумляло терпѣнiе крестьянъ; всѣ серьозны, и видна рѣшимость перенести страданiе; при этомъ онъ видѣлъ нѣкоторыя семейства, которыя, имѣя кое–какой запасъ пшеницы, берегутъ ее для посѣва, и для того питаются впроголодь, не всякiй день; но онъ же сообщилъ комитету провѣренный имъ случай въ селѣ Покровкѣ, одной женщины дошедшей отъ истощенiя голодомъ до галлюцинацiи и задумавшей зарѣзать своихъ дѣтей, a пoтомъ себя; случайно она была удержана отъ этого; немедленное nocoбie этому семейству было доставлено Г. С Аксаковымъ. Въ бытность его въ одномъ волостномъ правленiи, прибѣжала въ отчаянiи одна старуха объявить о смерти своего мужа и просить чтобъ его похоронили — старикъ боленъ не былъ, но дня два они не ѣли. Дѣтей, какъ замѣтилъ Е. Н. Николаевъ, крестьяне вездѣ стараются уложить раньше спать, увѣряя ихъ что уже ночь и запирая для этого ставни, чтобъ они перестали просить ѣсть... Эта всеобщая просьба очень тягостна, даже когда она исходить отъ отдѣльныхъ лицъ (раздавши всю взятую имъ съ собой провизiю и всѣ деньги, Е. Н. Николаевъ послѣднiя сутки предъ Самарой остался безъ пищи), но когда эта просьба произносится цѣлою массой людей, женщинами, детьми и серьозными домохозяевами то она производитъ такое строго поражающее впечатлѣнiе что Е. Н. Николаевь теpялся, несмотря на свою привычку къ разговорамъ съ крестьянскими сходами; особенно онъ растерялся въ селѣ Зуевкѣ, Бузулукскаго уѣзда: черезъ часъ послѣ eго npiѣздa туда, къ нему пришла толпа крестьянъ, не умѣстившаяся даже въ волостномъ правленiи: всѣ стали на колѣни, осѣняя себя Крестнымъ знаменiемъ, и просили хлѣбa, просили дать имъ ѣсть; всѣ, особенно женщины и дѣти рыдали и просили научить ихъ что имъ дѣлать? То же самое повторилось и въ Николаевскомъ уѣздѣ, въ Дмитровскомъ волостномъ правленiи.

— Изъ доклада г. Мясоѣдова въ Обществѣ содѣйствiя русской промышл. и торговли, о средствахъ помочь Самарской губернiи, видно что однихъ консервовъ потребно на достаточное удовлетворенiе нуждъ населенiя на сумму до 2¹/₂ м. р.

— Московское губернское земское собранiе ассигновало на голодающихъ 25 т. руб. безвозвратно.

— Нижегор. земск. губ. соб. опредѣлило дать, по словамъ «Голоса" въ пользу самарцевъ 10 т. р.

— Въ «Моск. Вѣд." пишетъ г. Леонтьевъ изъ Казани: Выраженныя мною въ «Московскихъ Вѣдомостяхъ" ожиданiя осуществились: сборы здѣшнихъ благотворительницъ въ пользу самарскихъ жителей уже возрасли до размѣра свыше 10,000 руб. изъ слѣдующихъ источниковъ: отъ г–дъ Ланскихъ прислано еще 1,000 руб., изъ Тагиля 245 руб., отъ здѣшняго купца Алафузова 250 р. и отъ Н. П. Боткина изъ Москвы 400 руб. Сверхъ того, за всѣми расходами, очистилось отъ спектакля 580 руб., отъ лекцiй 150 руб. и сверхъ уплаченнаго долга 661 руб., всего 3,286 руб., что съ прежними составитъ болѣе 11,000 руб. На вновь прiобрѣтенныя деньги Общество покупаетъ на самарскихъ пристаняхъ, для бузулукскихъ и николаевскихъ голодающихъ 7,000 пудовъ ржи, сдѣлавъ для того долгу 2,000 руб.

Стремленiе къ пожертвованiямъ стало обнаруживаться и въ сельскомъ населенiи здѣшней губернiи. Слышно что въ одной волости крестьяне пожертвовали 3,000 руб., одинъ крестьянинъ послалъ голодающимъ 250 пудовъ ржаной муки, а въ другомъ селенiи прогнанные голодомъ изъ мѣстъ своего жительства самарскiе крестьяне набрали и отправили къ домамъ 300 пудовъ сухарей. Въ самой Казани, помимо дамскаго Общества, такъ же собраны изрядныя суммы.

Въ заключенiе скажу нѣсколько словъ о самомъ благотворительномъ Обществѣ. Два мѣсяца тому назадъ оно состояло изъ семи дамъ; теперь оно считаетъ въ рядахъ своихъ 136 членовъ. Два мѣсяца тому назадъ Общество ничего не имѣло, къ настоящему времени оно собрало болѣе 11,000 руб., купило и уже роздало больше 11,000 пудовъ ржи и на дняхъ еще покупаетъ, какъ я сказалъ, 7,000 пудовъ ржи, которая не замедлитъ перейти въ руки голодающихъ. И все это сдѣлано съ частнаго почина, безъ всякаго участiя администрацiи, очень просто, практично и успѣшно, а успѣшно именно потому что просто. Что если–бы такiя общества, такъ же самостоятельно, на тѣхъ же началахъ, образовались въ столицахъ? Они быстро охватили бы всю Pocciю, и голодающiе были бы спасены. Дѣлая много, здѣшнiя благотворительницы думаютъ однако что дѣлаютъ мало и потому трудятся неусыпно. Какъ бы далеко пошла наша Русь православная, если–бы всѣ ея учрежденiя дѣйствовали въ такомъ направленiи! Безъ лести можно сказать что дѣятельность дамскаго благотворительнаго Общества составляетъ лучшее, полное отрадныхъ задатковъ, проявленiе русской семейной и общественной жизни. Вотъ гдѣ является въ полномъ блескѣ достоинство женщины, какъ женскiй трудъ въ высшемъ его значенiи".

________

ПЕТЕРБУРГСКОЕ ОБОЗРѢНIЕ.

«Нѣтъ худа безъ добра”, говоритъ пословица. Какое «худо” можетъ быть хуже голодной смерти, висящей надъ бѣдными жителями четырехъ уѣздовъ Самарской губернiи, а между тѣмъ сколько это «худо” вызвало наружу такого добра, въ возможности котораго иные люди, изъ болѣе скептическихъ, могли сомнѣваться. Праздники на носу, баловъ и увеселенiй предвидится гибель; все казалось только и ждало этой зимы, чтобы дать поглотить себя веселью; а вотъ нѣтъ, выходитъ не такъ: больно громки стали стоны бѣдныхъ самарцевъ, и вотъ среди этого мiра суеты, хлопотливыхъ заботъ о весельѣ, образуется мало по малу мiрокъ, куда на 5 минутъ, а иной часика на два въ день, выходитъ всѣмъ своимъ существомъ, чтобы пораздумать, потолковать о самарцахъ и объ ихъ нуждахъ: и толкуютъ — чувствуя, и думаютъ — чувствуя, и выходитъ въ цѣльномъ и въ подробностяхъ дѣло хорошее. Здѣсь въ церковь человѣкъ заходитъ изъ простаго любопытства послушать кто лучше скажетъ о голодѣ, отецъ ли Iоаннъ отъ Вознесенья, или отецъ Матвѣй отъ Знаменья, зайдетъ, послушаетъ, послушаетъ, и глядь, ужь любопытство улетучилось, а что–то посущественнѣе легло чувствомъ на сердце, да такъ легло, что онъ сейчасъ же идетъ къ блюду, кладетъ въ него больше чѣмъ положилъ бы если бы не послушалъ, да еще домой идя даже по Невскому Проспекту, не сейчасъ отдаетъ себя на съѣденiе тысячамъ впечатлѣнiй гулякъ, а пронесется съ мыслью о самарцахъ по всему Невскому, встрѣтитъ знакомаго, и ему перескажетъ и домой прiйдетъ, семьѣ сообщитъ это впечатлѣнiе, и такъ далѣе...

И вотъ, какъ разъ подъ самые праздники, оказывается что заботы о весельѣ играютъ туже почти роль въ семьѣ каждаго петербуржца, что и заботы о своихъ ближнихъ. А шутка сказать, развѣ это бездѣлица, когда знаешь Петербургъ!

Не менѣе утѣшителенъ и тотъ фактъ о которомъ уже сообщали первыя свѣденiя «С.–Петербургскiя Вѣдомости”: фактъ этотъ повидимому достовѣренъ. Литераторы всѣхъ такъ называемыхъ лагерей сошлись на мысли издать литературный альманахъ въ пользу голодающихъ, съ участiемъ при этомъ художниковъ и нѣкоторыхъ музыкальныхъ авторовъ, съ тѣмъ чтобы немедленно же открыть подписку на прiобрѣтенiе этого сборника. Ну какъ тутъ не вспомнить пословицу: «нѣтъ худа безъ добра”. Кто не бранитъ литературу и литераторовъ, кто не признаетъ ее несостоятельною какъ нѣчто единое, нѣчто самостоятельное, и мы сами литераторы не бранимъ–ли себя пуще другихъ, а вѣдь вотъ, пришла минута, минута тяжелая для нѣсколькихъ сотенъ тысячъ рускаго народа, и литераторы стали братьями во имя складчины въ пользу голодающихъ.

Воля ваша, а такому факту нельзя не радоваться, и очень искренно, да еще горячо радоваться. Точно чувствуется что не чувствовалось прежде; убѣждаешься что не всегда досадовалъ справедливо что пессимистомъ тяжело быть постоянно. А нѣмецкiй, а финляндскiй вопросы, развѣ на нихъ тоже не легла, голодающихъ ради, свѣтлая тѣнь? «Вы намъ помогали, теперь мы вамъ поможемъ”, говорятъ финляндцы самарцамъ. И что–жь, развѣ эти простыя слова не братскiя рѣчи? Человѣкъ такъ созданъ что умную рѣчь забываетъ скорѣе чѣмъ доброе чувство, а чѣмъ больше добрыхъ чувствъ, тѣмъ лучше жизнь; и это законъ примѣнимый къ человѣку столько же, сколько къ обществу.

Поведенiе дамскаго комитета Общества попеченiя о раненыхъ въ Самарѣ, — взявшагося по собственной иницiативѣ немедленно помогать практическимъ путемъ самарскому бѣдствiю, нашло въ Петербургѣ глубокое сочувствiе: опять таки явленiе какъ нельзя болѣе отрадное, и предвѣщающее живучесть такому юному у насъ учрежденiю, каково Общество попеченiя о раненыхъ. Какъ видно изъ оповѣщенiя этого Общества въ Петербургѣ, поведенiе самарскаго комитета пришлось по сердцу Августѣйшей Покровительницѣ этого Общества, Государынѣ Императрицѣ, и какъ бы въ подражанiе и въ поощренiе этому комитету, по волѣ Государыни все Общество попеченiя о раненыхъ беретъ на себя завѣдывать дѣломъ сборовъ для голодающихъ самарцевъ въ Петербургѣ, и теперь уже вездѣ на улицахъ народъ читаетъ объявленiя о воззванiи этого Общества къ частной благотворительности, и въ домѣ министерства государственныхъ имуществъ назначается центральное мѣсто для сборовъ подаянiй, гдѣ ежедневно одинъ изъ членовъ общества попеченiя о раненыхъ дежуритъ, и лично принимаетъ пожертвованiя. Рядомъ съ этимъ идутъ разныя предпрiятiя съ тою же цѣлью: говорятъ о спектаклѣ устраиваемомъ художниками и любителями въ пользу голодающихъ, говорятъ о концертѣ предполагающемся съ участiемъ всѣхъ пѣвцовъ и пѣвицъ, не исключая и г–жи Патти, которая первая, какъ слышно, изъявила желанiе пѣть въ пользу самарцевъ.

Изъ всего этого чтó вывести: не то ли что если Маши и Пети наши получатъ меньше на елки подарковъ, потому что у бѣдныхъ самарцевъ не на елку, а на хлѣбъ не хватаетъ денегъ, то елка Пети и Маши отъ этого скучнѣе не будетъ? напротивъ она покажется вкуснѣе и веселѣе, ибо прежде чѣмъ подойти къ елкѣ, мальчикъ и дѣвочка побывали мысленно въ самарскихъ деревняхъ и тамъ помогли горю какъ умѣли и какъ могли; а намъ всѣмъ праздники покажутся свѣтлѣе, потому что мы оказались лучше чѣмъ мы себя считали!

Въ послѣднемъ обозрѣнiи мы коснулись опасенiй насчетъ здоровья императора Вильгельма, внезапно потревожившихъ петербургское общество. Въ эти послѣднiе дни тревога прекратилась. Императоръ всталъ съ постели, и доктора, какъ мы слышали, признали болѣзнь воспаленiя легкихъ миновавшею. Такимъ образомъ есть основанiя надѣяться что предстоящее торжество Великой Княжны не отуманится никакими страхами за здоровье дяди нашего Государя. Какъ мы говорили, принцъ Альфредъ прибудетъ къ нашимъ праздникамъ съ иными изъ членовъ своего семейства и съ значительною свитою. Газеты передаютъ слухъ, и весьма вѣроятный, что во время пребыванiя принца въ Россiи будетъ прикомандированъ къ его особѣ г. Митчель, англiйскiй консулъ въ Петербургѣ, отлично говорящiй порусски. Въ тоже время, какъ мы слышали, ожидаютъ прiѣзда изъ Лондона одной изъ англiйскихъ дамъ, назначенной состоять при Августѣйшей невѣстѣ.

На этой недѣлѣ было, какъ слышно, два засѣданiя общаго собранiя государственнаго совѣта по вопросу о военной повинности: во вторникъ и въ четвергъ. Послѣднее третье засѣданiе предполагается въ понедѣльникъ. Если вѣрить слухамъ, то измѣненiя въ вопросѣ о вольноопредѣляющихся послѣдовали довольно значительныя; такъ, говорятъ что предположено уѣздныя и городскiя училища исключить изъ числа заведенiй дающихъ право пользоваться правами учебныхъ заведенiй третьяго разряда, то есть такихъ которые даютъ право вольноопредѣляющимся черезъ 3 года держать офицерскiй экзаменъ. Говорятъ также о томъ что будетъ проектированъ извѣстный нормальный курсъ для полученiя офицерскаго званiя.

По городу, по случаю окончанiя года, ходятъ всевозможные слухи. Газета «Русскiй Мiръ” не безъ остроумiя начала съ этого вступленiе въ статью о слухахъ, и затѣмъ поразсказала кучу ею самою вѣроятно невинно изобрѣтенныхъ извѣстiй о перемѣщенiяхъ даже въ кругу министровъ; а между тѣмъ всѣ эти слухи лишены, сколько намъ извѣстно, главнаго—основанiя. Одно только, какъ слышно, вѣроятно: смѣщенiе генералъ–губернатора Синельникова, но затѣмъ замѣщенiе его нынѣшнимъ товарищемъ министра внутреннихъ дѣлъ, М. Р. Шидловскимъ, положительно, какъ мы слышали, невѣрно.

На сихъ дняхъ, говорятъ, было интересное засѣданiе коммиссiи товарищей министровъ по вопросу о реформѣ тюремъ; какъ слышно, министерство внутреннихъ дѣлъ по вопросу о завѣдыванiи тюрьмами въ губернiи имѣетъ свое мнѣнiе; министерство юстицiи и шефъ жандармовъ и графъ Соллогубъ свое, и на этомъ, будто бы, соглашенiе не состоялось: по первому мнѣнiю предполагается учредить при губернскомъ правленiи особое тюремное отдѣленiе, съ правомъ губернатора имѣть надъ тюрьмами надзоръ черезъ это отдѣленiе: по второму мнѣнiю проектируется учредить одно лицо для завѣдыванья всѣми тюрьмами въ губернiи, которое бы подчинялось губернатору, но въ то же время принадлежало вѣденiю министерства юстицiи.

Къ будущему году, кромѣ крупнаго событiя военной реформы, ожидаются, какъ слышно, два важныхъ событiя: во первыхъ изданiе свода законовъ къ сентябрю мѣсяцу, а во вторыхъ реформа опекунскихъ совѣтовъ, къ январю. Какъ слышно, реформа эта послѣдуетъ на самыхъ разумныхъ и практическихъ основанiяхъ. Въ опекунскихъ совѣтахъ, петербургскомъ и московскомъ, сосредоточится только законодательная, такъ сказать, власть надъ всѣми учрежденiями имъ подвѣдомственными: за симъ административная власть децентрализуется, и раздѣлена будетъ между почетными опекунами и воспитательными учрежденiями: такъ что хозяевами каждаго заведенiя будутъ: 1) оно само и 2) тотъ почетный опекунъ, который имъ будетъ завѣдывать. Затѣмъ въ дѣлахъ требующихъ особенно важныхъ соображенiй, будетъ созываемо общее собранiе петербургскаго и московскаго опекунскихъ совѣтовъ.

Сегодня мы слышали еще о новой, будто бы, реформѣ въ будущемъ, о предстоящемъ–де присоединенiи медико–хирургической академiи въ С.–Петербургѣ къ университету, въ видѣ медицинскаго факультета. Таковы слухи, носящiеся по городу. Засимъ, въ заключенiе, сообщимъ читателямъ извѣстiе о томъ что сегодня, въ субботу, всѣ военные чины петербургскаго гарнизона даютъ генералу Кауфману, хивинскому герою, большой обѣдъ.

Но чтобы обѣдомъ не кончить обозрѣнiе, а оставить въ читателяхъ послѣднее впечатлѣнiе болѣе духовное, мы сообщимъ краткое извѣстiе о бывшемъ 4–го декабря второмъ засѣданiи Общества любителей духовнаго просвѣщенiя, въ которомъ опять пришлось нашему почтенному сотруднику, Т. И. Филиппову, быть подъ огнемъ трехъ–часовыхъ на него выстрѣловъ — оппонента по вопросу о единовѣрiи г. Нильскаго, профессора здѣшней духовной академiи. Въ этомъ засѣданiи г. Нильскiй старался возстановить силу своихъ мнѣнiй по вопросу объ единовѣрiи, которыя были выражены имъ въ засѣданiи того же Общества 25–го февраля нынѣшняго года, и которыя были подробно разобраны сперва въ рѣчи г. Филиппова, читанной въ засѣданiи Общества 28 марта, въ отсутствiе г. Нильскаго, а потомъ въ статьяхъ «Гражданина”, напечатанныхъ въ №№ 21–27; чтенiе г. Нильскаго продолжалось, какъ мы сказали, три часа, и направлялось очевидно къ тому, чтобы входя грудой частныхъ вопросовъ въ составъ состязанiя, загромоздить дорогу, ведущую къ рѣшенiю основныхъ темъ г. Филиппова, и дѣло, въ сущности ясное, заслонить, къ сожалѣнiю, примѣсью множества побочныхъ разсужденiй. Къ прежнимъ, частiю явно неправильнымъ, частiю неосмотрительнымъ ссылкамъ на историческiе памятники, въ чтенiи 4 декабря, онъ присоединилъ еще нѣсколько новыхъ, еще болѣе неудачныхъ, которыя будутъ, безъ сомнѣнiя, въ свое время изобличены, и должны повергнуть сторонниковъ г. Нильскаго въ большую еще печаль. Заключилось же чтенiе г. Нильскаго такими инкриминацiями, передъ которыми поблѣднѣли даже обвинительные пункты о. Iосифа Васильева! Еще немного, и профессоръ Нильскiй назвалъ бы г. Филиппова еретикомъ!

______

ИНОСТРАННЫЯ СОБЫТIЯ.

Наконецъ, отъ 12 (24) декабря получено изъ Берлина сколько нибудь удовлетворительное извѣстiе объ улучшенiи здоровья императора Германскаго. Телеграмма сообщаетъ: «Въ «Имперскомъ Указателѣ” извѣщаютъ что катарръ императора Вильгельма идетъ нормальнымъ образомъ. Связанное съ катарромъ разстройство организма замѣтно ослабѣваетъ. Сегодня императоръ Вильгельмъ весь день провелъ не въ постели”.

______

Одна характерная талеграмма изъ Парижа отъ 11 (23) декабря, не смотря на то что заключаетъ въ себѣ всего только слова одного частнаго и довольно неизвѣстнаго лица, облетѣла однакоже всѣ газеты Европы и замѣчена всѣми. Вотъ эта телеграмма: «Вчера друзьями мира былъ данъ банкетъ въ честь сэра Генри Ричарда, который, объясняя свое предложенiе о международномъ посредничествѣ, сказалъ, между прочимъ, что «ни одна идея не осуществляется безъ покровительства Францiи, влiянiе которой не имѣетъ себѣ равнаго, языкъ и литература которой являются всемiрными”...

Въ этихъ словахъ все дѣло въ томъ, что Францiя (не смотря на униженiе свое) все еще первенствующая нацiя, «влiянiе которой не имѣетъ себѣ равнаго”. Слова, жадно подхваченныя и выставленныя въ Парижѣ «униженными” французами, были тотчасъ же замѣчены торжествующими соперниками въ Германiи, а за тѣмъ и всею Европой, и ужь конечно многими встрѣчены съ вопросительной складкой въ лицѣ и съ «покиванiемъ головъ”. По нашему, въ отзывѣ сэръ Ричарда, что ни слово то правда. Мы совершенно раздѣляемъ мнѣнiе одного русскаго профессора (о которомъ конечно французы не знаютъ), провозгласившаго съ университетской кафедры (NВ: въ царствованiе покойнаго Государя), что французы суть нацiя генiальная по преимуществу, — одна изъ тѣхъ нацiй, которыя, такъ сказать, царятъ надъ человѣчествомъ своимъ влiянiемъ и что Францiю и ея влiянiе въ Европѣ весьма можно сравнить съ Аѳинами древняго мiра и съ ихъ влiянiемъ на древнюю цивилизацiю. Это сравненiе съ Аѳинами, хотя можетъ быть и не совсѣмъ твердое, очень однакоже привлекательно и очень нравится. Такъ или этакъ, но дѣло въ томъ, что теперь даже въ самомъ Парижѣ, такiе отзывы какъ отзывъ сэръ Ричарда считаются чрезвычайными и любопытными; а давно ли было время когда подобныя слова остались бы рѣшительно незамѣченными во Францiи, почлись бы должною данью, необходимостью, чѣмъ–то въ родѣ sinе quа nоn, о которомъ и упоминать не стоитъ!

Генiальная нацiя, наслѣдовавшая древнiй мiръ, и 15 вѣковъ стоявшая во главѣ романскихъ племенъ Европы, а въ послѣднiе вѣка имѣвшая неоспоримое первенствующее влiянiе и на всѣ племена Европы, почти тому вѣкъ назадъ утратила ту живую силу которая двигала и питала ее столько столѣтiй! Эта живая сила заключалась въ преимущественномъ представительствѣ Францiею европейскаго католицизма, почти съ самыхъ первыхъ временъ христiанства на западѣ Европы. (Представительство это можно бы отчасти сравнить съ тѣмъ представительствомъ восточнаго католическаго (православнаго) христiанства, къ которому готовилась (а отчасти ужь и была представительницею котораго) Россiя, вплоть до пришествiя императора Петра). Но въ концѣ ХVIII столѣтiя совершенно разорвавъ, и сознательно и жизненно, съ износившеюся (не по винѣ Францiи) католическою идеей, дававшей ей живую жизнь въ продолженiе столькихъ вѣковъ, Францiя, (передовая по крайней мѣрѣ, интелигентная), въ восторженномъ изступленiи провозгласила себя на весь мiръ обновительницею человѣчества на новыхъ началахъ, главною ихъ носительницею и хранительницею. «Всѣ, всѣ придете ко мнѣ!” взывала она въ пиѳическомъ упоенiи. Эти новыя начала, новыя и самостоятельныя начала человѣческихъ будущихъ обществъ сами изъ себя исходящiя и сами въ себѣ живую силу почерпающiя, были уже извѣстныя европейскому человѣчеству начала выработанной имъ цивилизацiи — т. е. наука, государство и мечта о справедливости, основанной единственно на законахъ разума. Францiя лишь провозгласила самостоятельность этихъ началъ революцiонерно, т. е. полнѣйшую независимость ихъ отъ религiи, а вмѣстѣ съ ней и отъ всякихъ преданiй. Это дѣлалось еще въ первый разъ въ жизни человѣчества и въ этомъ состояла сущность французской революцiи.

Мы не для того заговорили обо всей этой чрезвычайно важной матерiи, чтобы въ настоящей, весьма бѣглой журнальной статьѣ, имѣющей своимъ предметомъ передачу смысла текущей минуты современной политической жизни Европы, — разсматривать революцiонныя начала, сто лѣтъ уже провозглашенныя Францiей во главѣ Европы, и обсуждать ихъ по существу. Мы хотѣли только замѣтить что никогда еще Францiя, взявъ столько на плеча свои, для себя и для человѣчества, (хотя и не могла отъ того отказаться если–бъ и хотѣла), не была такъ придавлена своимъ бременемъ, какъ въ это послѣднее, уже завершающееся столѣтiе своей исторiи. Бремя это оказалось генiальному народу совершенно не по силамъ, и предводительница человѣчества принуждена была сознаться послѣ послѣднихъ несчастiй своихъ, устами лучшихъ своихъ представителей, что начало живой жизни утрачено ею чуть не совсѣмъ, источникъ изсякъ и изсохъ. Въ настоящую минуту генiальный народъ представляетъ собою странное зрѣлище и самъ понимаетъ это. Характеръ его въ томъ что интелигентная и владычествующая политически часть этой нацiи удалилась въ самосохраненiе, сознательно и уныло отреклась чуть не отъ всѣхъ такъ восторженно провозглашенныхъ идей, и безъ вѣры, но со страхомъ за свое бытiе, влекущимъ за собою деспотизмъ и насилiе, слѣдитъ, какъ полицейскiй, за остальною частью нацiи, богатой вѣрою въ обновленiе и воскресенiе свое на новыхъ началахъ будущаго общества и бѣдной, нищей благами жизни, долго терпѣвшей, а потому готовой какъ голодный песъ броситься на счастливыхъ братьевъ своихъ и растерзать ихъ. Разстрѣлявъ Бабёфа, перваго человѣка сказавшаго, еще 80 лѣтъ назадъ пламеннымъ первымъ революцiонерамъ, что вся ихъ революцiя, безъ сущности дѣла, есть не обновленiе общества на новыхъ началахъ, а лишь побѣда одного могучаго класса общества надъ другимъ на основанiи: оtеs tоi dе là quе jе m'у mеttе, — разстрѣлявъ этого перваго досаднаго грубiяна, предводители республики и революцiи стали видѣть мало по малу, чѣмъ далѣе тѣмъ яснѣе, что вся жизнь Францiи все болѣе и болѣе обращается въ какой–то ложный миражъ, въ какую–то фантастическую картину и утрачиваетъ всякое значенiе чего нибудь живаго и необходимаго. Всѣ эти перiоды — первой имперiи, реставрацiи, буржуазнаго царства при Орлеанахъ, второй имперiи и т. д. — все это было какъ–бы скорѣе миражъ чѣмъ дѣйствительность; каждое изъ этихъ явленiй совершенно какъ–бы могло и не быть, и великая нацiя въ высшей степени могла бы обойтись безъ его необходимости. Ничего существеннаго не дала и не влила вся эта проходящая фантасмагорiя въ душу великой нацiи, постоянно жаждущей живой жизни. Наконецъ, послѣдняя катастрофа страшной войны, тоже столь фантастической и ненужной, съ исходомъ которой какъ–бы рухнули во Францiи всѣ миражи и открылись всѣ глаза, — эта катастрофа какъ бы сказала каждому французу: «Смотри какъ ты былъ бѣденъ, и слѣпъ, и нищъ, и нагъ, и ничтоженъ въ фантастичномъ и миражномъ существованiи твоемъ, — и это вотъ уже столѣтiе!”

Переживетъ–ли генiальная нацiя подъ бременемъ, которое взяла на себя вѣкъ назадъ и которое должна–же она довести до конца, свой генiй или сохранитъ его? вотъ вопросъ! Устоитъ–ли ея генiй въ такихъ истязанiяхъ? Не рухнетъ–ли напротивъ все, и уже какой нибудь новой генiальной нацiи предназначено будетъ Богомъ вести западное человѣчество? все это вопросы, разумѣется, праздные, съ точки зрѣнiя благоразумныхъ и дѣловыхъ людей. Тѣмъ не менѣе много сердецъ и умовъ стояли и стоятъ надъ этими вопросами во всей Европѣ, давно и непрерывно. Въ этомъ роковомъ вопросѣ о жизни и смерти Францiи, о воскресенiи или угашенiи ея великаго и симпатичнаго человѣчеству генiя — можетъ быть заключается вопросъ о жизни и смерти всего европейскаго человѣчества, что бы тамъ ни сказали на это недавнiе побѣдители Францiи нѣмцы. Можетъ–ли быть Европа безъ Францiи? — этотъ вопросъ для многихъ даже и теперь немыслимъ, и вовсе не для однихъ только праздныхъ умовъ, недостойныхъ практическаго нашего вѣка. И однако, поставивъ вопросъ и, разумѣется, оставляя его безо всякаго разрѣшенiя, скажемъ мимоходомъ, въ качествѣ репортера настоящей минуты, что есть нѣкоторые признаки и явленiя свидѣтельствующiе о томъ, что генiальная нацiя хочетъ жить изо всѣхъ силъ и что изъ этого можетъ выйти, даже и не въ весьма отдаленномъ будущемъ, очень много хлопотъ Европѣ...

Недѣлю назадъ, случилось, въ этомъ смыслѣ, во Францiи, весьма эксцентрическое приключенiе, отчасти даже разсмѣшившее кое–кого изъ важныхъ людей въ Европѣ, потому что дѣйствительно приключенiе на капельку и комическое, но отъ котораго навѣрно очень многiе изъ самыхъ солидныхъ умовъ Германiи нахмурили лбы. Теперь во Францiи, въ Нацiональномъ Собранiи идетъ пересмотръ и утвержденiе государственаго бюджета на будущiй годъ. Замѣтимъ въ скобкахъ что, противъ обыкновенiя, во французскомъ Нацiональномъ Собранiи, на этотъ разъ и правительство и правая сторона весьма сочувственно отнеслись къ предложенной прибавкѣ къ бюджету министерства народнаго просвѣщенiя. Но по обыкновенiю, какъ Францiи, такъ и всѣхъ парламентовъ Европы, бюджеты военнаго министерства всегда подвергаются наибольшимъ атакамъ оппозицiй. Всегда являются въ палатахъ представители прогресса, гуманности и либерализма, которые только и ждутъ появленiя военныхъ министровъ, съ ихъ требованiями (правда всегда неумѣренно–огромными, въ противуположность напримѣръ бюджетамъ министерствъ просвѣщенiя всѣхъ странъ Европы, всегда до отвращенiя крошечными) — чтобы напасть на нихъ, почти лично. Начинаются жестокiе упреки за огромность требованiй, за ихъ непроизводительность, непрогрессивность, безполезность для нацiи. Сами министры обвиняются чуть–ли не въ кровожадности, и такъ какъ всѣ правительства Европы дѣйствительно обременяютъ ежегодно свои государства новыми займами по поводу военныхъ бюджетовъ, то и переживаютъ иногда, во время пренiй о бюджетѣ, довольно непрiятныя и даже трудныя минуты, и такъ почти во всеобщемъ обыкновенiи. И вдругъ во Францiи, на этотъ разъ, и въ первый еще разъ, произошло нѣчто совсѣмъ противуположное.

Едва только военный министръ, генералъ Дюбарайль, явился съ своимъ бюджетомъ, какъ со всѣхъ концовъ палаты бросились на него съ горькими и яростными нападенiями за скудость и ничтожность его бюджета. Его упрекали за медленность преобразованiя армiи, за неполноту кадровъ, за скудость перемѣнъ въ матерiальной части, за то что онъ такъ мало требуетъ денегъ. Предложено было нѣсколько неумѣренныхъ поправокъ бюджета; упрекали, бранили и стыдили правительство.

И наконецъ, только послѣ долгаго спору, сконфузившiйся военный министръ одержалъ верхъ. Смиренно сознаваясь въ скудости настоящаго бюджета, онъ, въ утѣшенiе палаты, провозгласилъ что за то будущiй бюджетъ будетъ безмѣрно великъ. Извѣстiе это произвело примиряющее и сладкое впечатлѣнiе. Когда же герцогъ Одиффре–Пакье прибавилъ къ тому, что для преобразованiя одной лишь матерiальной части армiи потребуется, не далѣе какъ въ будущемъ году, до тысячи трехъ сотъ восьмидесяти миллiоновъ франковъ (1.380,000,000 фр.), то заявленiе это произвело, говорятъ совершенно отрезвляющее дѣйствiе и неумѣренныя поправки были взяты назадъ...

Поправки были взяты назадъ несомнѣнно, но отрезвляющее дѣйствiе наврядъ–ли было такъ полно какъ предполагаютъ. И въ публикѣ и въ журналистикѣ раздавались странные толки, а нападенiя на правительство и на военнаго министра не умолкаютъ и теперь. Выставляютъ на видъ всѣ недостатки теперешней армiи, разоблачаютъ безпощадно. «Вiеn рubliс” органъ Тьера (которому кое–что извѣстно ужь конечно не меньше другихъ) объявилъ что во многихъ отношенiяхъ теперешняя французская армiя лишь одна фантазiя, что кадры слабы и ничтожны, что въ ротахъ по 30 и по 40 человѣкъ и проч. и проч.

Мы сказали что генiальная нацiя хочетъ жить, изо всѣхъ силъ и во что бы то ни стало. Не будемъ разсматривать тѣ–ли это самые новые шаги въ жизни, которые приличны теперь генiальной нацiи? Хорошо–ли это слово: «возмездiе”, которое снова раздалось, по всей Францiи, по поводу этой исторiи съ бюджетомъ? И не миражна–ли, не фантастична–ли въ высшей степени эта «жизнь возмездiя” на которую такъ единодушно соглашается генiальная нацiя, заплатившая пять миллiардовъ штрафу и, не смотря на то, съ такимъ единодушiемъ готовая на новые миллiарды расходовъ, лишь бы отомстить нахальному врагу за свое нравственное и военное униженiе? Не разрѣшая этихъ вопросовъ, не можемъ однако же не замѣтить что стало быть въ странѣ, разъединенной нравственно, столь давно уже унылой и скептической, гдѣ общее чувство есть лишь самое ограниченное чувство самосохраненiя и гдѣ сhасun роuг soi — есть первое правило, что въ странѣ этой нашлось же однако, вдругъ и неожиданно, нѣчто такое, — что могло соединить разомъ самые разнородные элементы ея, на что безмолвно согласны всѣ ея партiи, всѣ умы, всѣ развитiя, всѣ направленiя и всѣ ея сословiя. Нѣтъ, не такъ скоро изсякаетъ знать въ народахъ родникъ непосредственной жизни.

Можетъ быть это же чувство «возмездiя” и даетъ французамъ силы сносить безъ волненiй и нестерпимое теперешнее свое правительство. Однимъ словомъ можетъ быть правительству прощается многое, хоть за то только что оно называется правительствомъ. Еще полтора мѣсяца назадъ, это правительство имѣло хоть какую нибудь цѣль; оно мечтало возстановить Шамбора. Теперь же оно обратилось въ одно лишь правительство интриги и держится самымъ удивительнымъ образомъ съ своимъ загадочнымъ президентомъ. Но объ интригахъ и о всей злобѣ дня до другаго разу.

______

Не можемъ однако пропустить одну изъ послѣднихъ телеграммъ изъ Испанiи, по чрезвычайной ея курьозности.

«Санъ–Себастьянъ 11–го (23) декабря. Сюда прибыли 10 пароходовъ, чтобы принять армiю генерала Морiонеса, которая окружена карлистами въ числѣ 30,000 человѣкъ и не можетъ двинуться далѣе, не потерпѣвъ огромныхъ потерь”.

И такъ вотъ до чего дошелъ главнокомандующiй правительства и столь многократный (по телеграммамъ изъ Мадрида) побѣдитель Донъ–Карлоса!

Съ другой стороны Картагена, которая еще два мѣсяца назадъ должна была, по телеграммамъ, завтра сдаться, — держится до сихъ поръ, и такъ же какъ два мѣсяца назадъ, телеграммами изъ Мадрида, обѣщаются завтра–же выслать противъ картагенскихъ инсургентовъ подкрѣпленiя.

Весьма можетъ быть что всѣ эти чудеса въ Испанiи и есть нормальное ея состоянiе. Неужели же черезъ какое нибудь столѣтiе, или ближе, такая же судьба ожидаетъ и Францiю?

Д.

______

* ^* *

Поблѣднѣли ужь краски заката,

Звѣзды первыя слабо зажглися,

Слышу я — соловьиныя пѣсни

Подъ навѣсами липъ раздалися.

Нѣту силъ наболѣвшему сердцу

Дня протекшаго взвѣшивать муки —

И къ тебѣ, обливаясь слезами,

Простираю я трепетно руки!

* ^* *

Старый домикъ подъ тѣнью березъ...

Заскрипѣли ступеньки крыльца...

Много было здѣсь смѣху и слезъ;

А надеждъ, а надеждъ — безъ конца!

Отпирается дверь — тишина —

Только мухи летаютъ, гудятъ...

На знакомомъ столѣ, у окна,

Мои старыя книги лежатъ.

* ^* *

Раскрываю: засохшiй цвѣтокъ,

Женскiй профиль, начерченный мной,

Да письма пожелтѣвшiй листокъ,

Продиктованный страстью былой...

Прохожу я въ заглохнувшiй садъ —

Вотъ скамейка подъ сѣнью рябинъ..

Предо мною проносится рядъ

Оживленныхъ и милыхъ картинъ...

Я сижу. Угасаетъ заря,

На траву упадаетъ роса,

И, въ безчисденныхъ звѣздахъ горя,

Сердцу тихо поютъ небеса.

* ^* *

Разбиты старые кумиры,

Забыты старыя видѣнья,

И звукомъ обветшалой лиры

Ужь ихъ не вызвать изъ забвенья.

Напрасно мiръ волшебной грезы

Еще порою въ сердце рвется —

Не закипятъ былыя слезы

И вдохновенье не проснется!

Въ мiръ прежнихъ грезъ слабѣетъ вѣра,

А новый мiръ еще далеко —

Кругомъ смятенье, нѣту мѣры,

Душа тоскуетъ одиноко...

Вс. С–въ.

______

ИЗЪ ГЕЙНЕ.

1.

Не тревожься, нашей страсти

Людямъ я не выдаю,

Хоть всегда съ большимъ восторгомъ

Красоту твою хвалю.

Нѣтъ! подъ лѣсомъ розъ душистыхъ

Глубоко зарыты мной

Эта пламенная тайна,

Этотъ пламень роковой.

Если искры и забрызжутъ

Изъ подъ розъ — не бойся ихъ...

Люди въ пламень тотъ не вѣрятъ:

Онъ — поэзiя для нихъ!

2.

Мнѣ снился край безлюдный и далекiй,

Окутанный покровомъ снѣговымъ.

Въ тотъ снѣгъ зарытъ лежалъ я одинокiй,

Заснувши сномъ холоднымъ. гробовымъ.

Мирiады звѣздъ, сiяя надъ могилой,

Глядѣли внизъ съ угрюмой вышины;

Ихъ взоръ горѣлъ победоносной силой

И полонъ былъ любви и тишины.

А. Шк—фъ.

______

ЦЕРКОВНЫЯ ДѢЛА ВЪ ГЕРМАНIИ.

Папа Пiй IХ издалъ 21 ноября обширное и грозное окружное посланie, имѣющее въ виду преимущественно германскiя церковныя дѣла. Какъ и слѣдовало ожидать, въ этомъ посланiи папа обращается съ самымъ рѣшительнымъ осужденiемъ и отлученiемъ отъ церкви къ старокатоликамъ и, во главѣ ихъ, къ главному, по мнѣнiю папы, ересiарху и лжеепископу Рейнкенсу.

Въ отвѣтъ на это осужденiе появилось на дняхъ пастырское посланiе Рейнкенса; для характеристики нынѣшнихъ отношенiй старо–католичества къ папѣ, устраняющихъ всякую возможность примиренiя, считаемъ не лишнимъ привести нѣкоторыя мѣста изъ посланiя Рейнкенса.

«Нам ставятъ въ вину, — говоритъ онъ, — множество страшныхъ заблужденiй, относительно основныхъ догматовъ католической вѣры; остается только сожалѣть, что ни одно изъ нихъ не названо. Уже по Тридентскому собору, основныхъ догматовъ католической церкви два: 1) толкованiе текста Св. Писанiя сообразно обще–христiанскому духу всѣхъ вѣковъ и, гдѣ это возможно, сообразно единогласному пониманiю его отцами церкви; 2) знаменитое католическое преданiе, значенiе котораго выяснено Тертулiаномъ и формулировано въ такихъ ясныхъ словахъ Винцентомъ Леринскимъ: «во что всегда, повсюду и всѣ вѣрили". — Вотъ что исключительно моежетъ считаться догматомъ. На Ватиканскомъ соборѣ 1870 г. папа, не смотря на жалобы и письменные протесты болѣе ста епископовъ, низвергнулъ эти два основные принципа католической церкви, попралъ ихъ ногами, а протестующихъ разогналъ, какъ неразумное стадо.

Въ противномъ общему духу церкви, выразившемуся въ продолженiе 1,5000 л., и единогласному толкованiю отцовъ церкви, онъ извратилъ значенiе знаменитаго текста (Лук. 22, 32), гдѣ говорится о личномъ исповѣданiи вѣры апостола Петра, въ томъ смыслѣ, будто оно содержитъ подтвержденiе божественной привиллегiи римскихъ епископовъ опредѣлять истину въ дѣлахъ вѣры и нравственности всегда и повсюду, по личному усмотрѣнiю, безъ согласiя на то церкви, по праву вселенскихъ пастырей цѣлаго христiанства. А къ другому основному принципу католической церкви, къ преданiю, онъ питаетъ такое презрѣнiе, что поставилъ самого себя на его мѣсто, отпустилъ удалившихся съ протестомъ передъ торжественнымъ засѣданiемъ собора епископовъ самыхъ значительныхъ епархiй и призналъ наконецъ догматомъ то, что, по свидѣтельству самыхъ авторитетныхъ и ученыхъ епископовъ, ни въ прошлое, ни въ настоящее время не составляло предмета вѣры для всѣхъ. Только по устраненiи этихъ двухъ основныхъ принциповъ католической церкви, сдѣлалось возможнымъ произнесть «страшныя заблужденiя" 18 iюля 1870 года и навязать ихъ силою христiанству. Но папа говоритъ еще о «святотатственныхъ" будто–бы принадлежностяхъ обряда, принятыхъ нами въ составъ нашего богослуженiя. Если–бы ему представился случай присутствовать на нашемъ богослуженiи, то онъ встрѣтилъ бы такое благочестiе, о какомъ въ Римѣ и понятiя не имѣютъ. Святотатства не совершаетъ тотъ, который, стоя у алтаря, пребываетъ въ истинномъ ученiи Христа. Павелъ не святотатствовалъ въ своемъ служенiи, когда прямо воспротивился Петру, не прямо поступавшему по истинѣ (Гал. 2, 11–14) и порицалъ его. Но святотатственно стоятъ у алтаря тѣ, которые злоупотребляютъ своею властью, которые несправедливымъ удержанiемъ таинствъ и ущербомъ въ имуществѣ и добромъ имени заставляютъ вѣрующихъ признать ложь за слово Божiе; оскорбляютъ святыню тѣ, которые, стоя у алтаря, признаютъ громко то, чему отказывается вѣрить ихъ совѣсть. Правда, ученiе римской курiи иное. Все древнее христiанство проповѣдывало что несправедливое наказанiе падаетъ на главу того кто назначилъ его. Теперь въ римской iерархiи царствуетъ безнравственная система, возникшая съ папской буллы 1713 г. unigenitus, по которой всякiй обязанъ, подъ страхомъ отлученiя, исполнять приказанiя высшихъ, и покидать, если того потребуютъ, разъ сознанную истину и исповѣдывать ложь. На основанiи этого, служенiе священника, самымъ неправильнымъ образомъ отлученнаго или отрѣшеннаго, стали считать святотатственнымъ. Но Аѳанасiй Великiй не прекращалъ священнодѣйствовать, не смотря на то, что папа съ 600 епископами отлучили его отъ церкви, за то что онъ не хотѣлъ отрицать Божество Христа Спасителя. Далѣе, епископъ Рейнкенсъ опровергалъ доводы папы противъ правильности его избранiя въ епископы, «Пiй IX оспариваетъ дѣйствительность моего избранiя. Отвѣчаю: собственное Ваше избранiе, совершаемое кардиналами (учрежденiемъ недавняго происхожденiя), Вы не можете признать законнымъ на томъ основанiи, что по духу и постановленiямъ древней католической церкви выборы безусловно должны совершаться народомъ и духовенствомъ. Если мое избранiе не противорѣчитъ духу и законамъ древней церкви, то и правильности его предъ лицомъ церкви не можетъ быть и рѣчи, даже если–бы оно противорѣчило современному положительному законодательству. Епископская юрисдикцiя почерпаетъ силу свою изъ совершеннаго на основанiи выборовъ посвященiя, а не изъ акта какой–то внѣшней юрисдикцiи, совершаемаго «епископомъ епископовъ". И въ этомъ Тридентскiй соборъ на моей сторонѣ. Но папа утверждаетъ что «верхъ безстыдства” съ моей стороны заключается въ томъ, что мое посвященiе въ епископы совершалъ янсенистъ, котораго я самъ, будто–бы, прежде признавалъ еретикомъ и отсупникомъ. Но я никогда не считалъ достопочтеннаго епископа Гейкампа отступникомъ и еретикомъ. За долго до моего избранiя, я уже убѣдился въ томъ что столь жестоко преслѣдуемая Римомъ Утрехтская церковь не держится янсенизма и православна болѣе самой римской курiи. Преемство епископовъ этой старо–католической голландской церкви, которой Пiй IX насильственно, противъ всякаго каноническаго права, противопоставилъ ново–католическую, неоспоримо. Не впадая въ новое лжеученiе, папа не осмѣлится признать епископовъ 80–ти–миллiоннаго населенiя, исповѣдующаго греко–восточную вѣру, «лжеепископами" только на томъ основанiи, что они не утверждены имъ; по той–же причинѣ онъ не можетъ назвать меня, ни посвятившаго меня, благочестиваго, миролюбиваго епископа Девентерскаго «лжеепископами".

«Папѣ также крайне непрiятно что мы заговорили о «приходской общинѣ и о ея правахъ; долгое время играли словомъ «церковь”, и лишь только заходила рѣчь о правахъ церкви, подъ этимъ словомъ подразумѣвались права или iерархiи или даже исключительно — римскаго епископа. Мы, пребывающiе въ старой вѣрѣ, католики, объявляемъ симъ что всѣ обѣтованiя и благодатные дары искупленiя, по единодушному толкованiю отцовъ церкви, даны церковной общинѣ, хотя и состоитъ она подъ пастырскою властью. Ecclesia Св. Писанiя есть ничто иное какъ христiанская община, въ единенiи народа съ клиромъ. Только въ этомъ смыслѣ разумѣть слѣдуетъ слово Церковь и по Св. Писанiю. Но какое дѣло вообще Пiю IX теперь до истинной церкви въ евангельскомъ смыслѣ! Вѣдь онъ торжественно отрекся отъ нея въ догматической конституцiи 18–го iюля 1870 г.! Вѣдь онъ самымъ торжественнымъ образомъ объявилъ Христианству свой догматъ, по которому его каѳедральныя изрѣченiя въ дѣлахъ вѣры и нравственности «сами по себѣ непогрѣшимы и нисколько не нуждаются въ согласiи церкви. Этимъ онъ противопоставилъ себя церкви — онъ все, она — ничего; — такимъ образомъ онъ стоитъ внѣ церкви. «Мнѣ повинуйтесь, а не церкви", говоритъ онъ! Но какъ самъ не повинуется болѣе церкви, то мы вступили бы въ разладъ съ нашей совѣстью, если–бы стали его слушать. Церковь — наша мать, на которую Пiй IX не обращаетъ вниманiя. Поэтому его власть есть чуждая, а есть власть церкви, и не Христова. Св. Кипрiанъ учить, что епископъ не долженъ предпринимать ничего въ управленiи безъ совѣта и согласiя общины, особенно не долженъ назначать безъ этого согласiя духовныхъ лицъ и не принимать въ духовное званiе свѣтскихъ. Пiй IX говоритъ что «епископъ старокатоликовъ призываетъ на главу свою осужденiе отъ Христа Спасителя, какъ тать и разбойникъ, потому что онъ вошелъ не черезъ дверь, а по другой дорогѣ".

Но въ текстѣ на который ссылается папа (Iоан. X, 1–18) Спаситель указываетъ на себя, какъ на дверь и добраго пастыря. Павелъ призванъ былъ къ апостольству самимъ Iисусомъ Христомъ (посл. къ Гал. 1–2), а не апостоломъ Петромъ; однако до сихъ поръ никому въ голову не приходило называть его «воромъ и разбойникомъ". Но Пiй IX прямо себя ставитъ на мѣсто Спасителя и на себя указываетъ, какъ на «дверь". Это и есть «кумиръ въ Ватиканѣ", на котораго указывалъ съ предостережнiемъ, передъ своею смертью, Монталамберъ. Развѣ папа не слыхалъ что ораторiанецъ Фаберъ написалъ книгу «О благоговенiи передъ папою", безъ котораго никто не можетъ войти вь блаженство, такъ какъ оно есть необходимо для святости христiанской? Развѣ онъ не знаетъ о соблазнѣ который возбудили нѣкоторые французскiе и англiйскiе религiозные мечтатели, назвавшiе папу третьимъ воплощенiемъ Сына Божiя? Развѣ онъ не слыхалъ что во время Ватиканскаго собора, въ самомъ Римѣ, одинъ изъ епископовъ проповѣдывалъ съ каѳедры это языческое ученiе народу? Развѣ Пiй IX не знаетъ что тѣ мечтатели, т. е. «благочестивые священники и монахи" проповѣдуютъ и пишутъ, будто папа, если бы пожелалъ, могъ бы сказать: «я — святой духъ, я путь, я истина, я жизнь; я — евхаристiя"? Развѣ онъ не знаетъ что они въ одномъ гимнѣ церковномъ, вмѣсто Deus поставили Pius; что его встрѣчаютъ гимномъ Св. Духу? Что офицiальный журналъ папы, «Civilta–cattolica", объявилъ папу обладателемъ даровъ Св. Духа, и утверждалъ что «когда папа мыслитъ, то мыслитъ въ немъ Богъ" и «что онъ для Христiанъ тоже самое, чѣмъ былъ бы самъ Спаситель, если бы остался на землѣ”! Когда же Пiй IX, услышавъ такiя богохульныя рѣчи, раздиралъ свои одежды, подобно Павлу и Варнавѣ въ Листрѣ, когда они бросались въ народъ, громогласно восклицая: «Люди! что вы дѣлаете? И я подобный вамъ человѣкъ”?

«Ho папа желаетъ видѣть дѣйствiе своего отлученiя; поэтому онъ почитающимъ его велитъ «причислить насъ къ числу тѣхъ, съ которыми апостолъ запретилъ имѣть какiя–либо сношенiя, даже не говорить имъ Ave (здравствуй)". Онъ имѣетъ въ виду апостола Iоанна. Во второмъ его посланiи 10 стихъ гласить: «Кто приходить къ вамъ, и не приноситъ сего ученiя, того не принимайте въ домъ, и не приветствуйте его". Но пусть–бы онъ не приводилъ тексты односторонне и отрывочными фразами! Точный и полный смыслъ этихъ строгихъ словъ мы уразумѣемъ только тогда, когда приведемъ ихъ въ соотношенiе съ словами Спасителя въ нагорной проповѣди: «и если вы привѣтствуете только братьевъ вашихъ, что особеннаго дѣлаете? Не также–ли поступаютъ и язычники? И такъ будьте совершенны, какъ совершенъ Отецъ вашъ небесный" (отъ Матѳ. 5, 47–48). Когда въ одномъ селенiи самаряне не хотѣли дать Iисусу прiюта, потому что онъ имѣлъ видъ путешествующаго въ Iерусалимъ, ученики его Iаковъ и Iоаннъ сказали: «Господи! хочешь–ли, мы скажемъ, чтобы огонь сошелъ съ неба и истребилъ ихъ? Но Онъ, обратившись къ нимъ, запретилъ имъ и сказалъ: «Не знаете, какого вы духа! ибо Сынъ Человѣческiй пришелъ не погублять души человѣческiя, а спасать (отъ Луки 9, 52—56)".

Пастырское посланiе заключается слѣдующими словами:

«Братья! что намъ дѣлать, если папа Пiй IX истощаетъ весь запасъ поносительныхъ и позорящихъ словъ, если онъ насъ называетъ даже самыми жалкими сынами погибели, чтобы возбудить противъ насъ несмысленную толпу? Если мы истинные ученики Спасителя — а я въ томъ увѣренъ — то мы получимъ миръ, который даетъ намъ Господь, не такъ, какъ мiръ даетъ", и тогда «наше сердце не смутится и не устрашится" (Iоаннъ 14, 27). Какимъ миромъ звучать слова: «благословляйте гонителей вашихъ, благословляйте, а не проклинайте!”. «Никому не воздавайте зломъ за зло!” «Если возможно, съ своей стороны, будьте въ мирѣ со всѣми людьми!"

Между тѣмъ Рейнкенса офицiально признали епископомъ правительства прусское, баденское, гессенъ–дармштатское. Прусское правительство назначило ему по бюджету содержанiе въ 16,000 талеровъ; баденское, назначаетъ съ своей стороны. Очевидно германская государственная власть расчитываетъ между прочимъ воспользоваться старокатолическою iepapхiей въ борьбѣ своей съ римскимъ католичествомъ, которая достигла уже до крайняго пункта. Apxiепископъ познанскiй, конечно, вскорѣ лишенъ будетъ своего званiя государственнымъ судомъ. По всей вѣроятности той же участи подвергнутся и другie епископы, и всѣ начначенные ими священники. Законъ о гражданскихъ бракахъ и регистрацiяхъ принятъ уже въ законодательной палатѣ огромнымъ большинствомъ. Для всѣхъ вновь могущихъ быть назначенными епископовъ на дняхъ издана новая форма присяги, безусловно обязывающая къ повиновенiю государственнымъ властямъ и государственному закону Но новые епископы, конечно, не будутъ вскоpѣ назначены папою, развѣ по правилу partibus infidelium. Такимъ образомъ все римско–католическое населенiе въ Пруссiи вскорѣ должно оказаться подъ интердиктомъ, безъ церквей и безъ пастырей, и интердиктъ на этотъ разъ будетъ исходить не отъ папы, а отъ государственной власти. Надо полагать что прусское правительство, рѣшившись принять такое положенiе, имѣетъ твердую надежду и на благопрятный исходъ изъ него, потому что нормальное положенiе этого рода немыслимо. Едва–ли можетъ оно расчитывать на уступку со стороны папы и духовенства. Развѣ можетъ быть оно надѣется что многочисленное римско–католическое населенiе, утомившись, склонится мало по малу перейти въ лоно старо–католической церкви и признать своими старо–католическихъ священниковъ. Трудно этому повѣрить, но если–бъ удалось Бисмарку одержать такую побѣду надъ умами, эта побѣда открыла бы новую эру въ церковной и народной исторiи и стала бы въ послѣдней вторымъ подвигомъ новѣйшаго политическаго Геркулеса, непреклоннаго канцлера, еще удивительнѣе перваго подвига.

Z. Z.

______

ИЗЪ ТЕКУЩЕЙ ЖИЗНИ.

Великую сѣверо–американскую республику называютъ, между прочимъ, страною публикацiй и рекламъ, которыя, говорятъ, имѣютъ тамъ страшную силу. По нашему здѣшнему разумѣнiю, казалось–бы что намъ къ этому свѣденiю слѣдуетъ относиться точно также, какъ мы относимся наприм. къ такимъ свѣденiямъ: что есть–де на свѣтѣ страны, гдѣ круглый годъ ходятъ безъ шубъ, гдѣ растутъ сами по себѣ, безъ ухода, апельсинныя и миндальныя рощи, или — гдѣ плющъ, служащiй у насъ украшенiемъ жилищъ, считается неистребимой язвой, не только губящей другiя, лелѣемыя растенiя, но даже разрушающею каменныя стѣны. Ужь не станемъ же мы, конечно, на основанiи этихъ свѣденiй, разводить въ нашихъ степяхъ апельсинные лѣса, не станемъ также и изгонять плющъ изъ нашихъ жилищъ и садовъ, на томъ только основанiи что въ Швейцарiи съ великимъ прилежанiемъ подсѣкаютъ и вырубаютъ этого неотвязнаго гостя, чтобы избавить отъ его губительной бородки персиковыя и другiя плодовыя деревья. А между тѣмъ, найдутся люди (не знаю только изъ русскихъ ли), готовые вѣрить въ возможность акклиматизацiи у насъ пышныхъ публикацiй и чудовищныхъ рекламъ. «Какое же сравненiе!" скажутъ они, «тамъ свойство мѣстной природы, а туть"... Что же тутъ? Какъ будто нельзя допустить что пышныя до наглости рекламы также противны свойствамъ природы русскаго человѣка, какъ дикое произрастанiе апельсина — свойствамъ природы самарскихъ степей? Правда, у насъ могутъ еще имѣть нѣкоторое дѣйствiе рекламы, но какое! Мнѣ случилось разъ, въ одномъ изъ недалекихъ отъ Петербурга губернскихъ городовъ, вести съ нѣкоторымъ мѣстнымъ жителемъ такой разговоръ. «Сбираюсь, говорилъ онъ, къ вамъ въ Петербургъ". — Милости просимъ; пo дѣлaмъ? — «Съ врачами посовѣтоваться насчетъ моей болѣзни". — Къ кому же изъ петербургскихъ врачей noлaraeтe прибѣгнуть? — «Да вотъ къ"... Тутъ произнесъ мой собесѣдникъ совершенно неизвѣстную мнѣ нѣмецкую фамилiю. Я замѣтилъ что о такомъ не слыхалъ. «Какъ же это не слыхали! вѣдь онъ публикуетъ о себѣ какъ о спецiалистѣ въ тѣхъ болѣзняхъ, какою и я страдаю". — Ахъ, вы по публикацiи!.. Такая довѣрчивость къ «публикующему о себѣ" спецiалисту, конечно, показалась мнѣ крайней степенью наивности. Послѣ мой больной собесѣдникъ дѣйствительно прiѣзжалъ въ Петербургъ, но къ публикующему спецiалисту уже не пошелъ... значить, одной воплощенной наивностью стало меньше. И это не единственный случай: я зналъ многихъ иногородныхъ, которые, по новости явленiя, увлекались нѣкоторое время эффектными публикацiями; но кому только разъ довелось испытать на себѣ ихъ истинное значенiе, тотъ тотчасъ–же уразумѣвалъ въ чемъ дѣло и уже кончалъ съ ними навсегда. Вѣдь онѣ завелись у насъ со временъ не очень отдаленныхъ, и сразу–же приняли характеръ смѣшнаго. Едва–ли не первымъ замѣтнымъ насадителемъ на Руси этого заморскаго растенiя былъ г. Александръ Качъ съ своимъ знаменитымъ восклицанiемъ: «дождались!”, которое надолго останется въ памяти изумленныхъ россiянъ. За этимъ восклицанiемъ быстро послѣдовалъ рядъ другихъ, не менѣе поразительныхъ восклицанiй о подстаканникахъ, кофейникахъ и о другихъ любопытнѣйшихъ предметахъ; но потомъ они стали мало по малу стихать, а теперь что–то и совсѣмъ ихъ не слышно — оттого–ли что они сослужили свою службу, или оттого что г. Качъ убѣдился въ ихъ безполезности, мы не знаемъ; не знаемъ также многiе–ли насладились необычайнымъ удобствомъ подстаканниковъ и кофейниковъ, — только замысловатыхъ качевскихъ объявленiй у насъ больше нѣтъ.

Между тѣмъ положенному на тему нашлось продолженiе, а также и элементъ смѣшнаго получилъ въ немъ дальнѣйшее развитiе. «Фениксъ возродился!" воскликнулъ вдругъ какой–то продавецъ полотняныхъ товаровъ, и за нимъ потянулась цѣлая вереница такихъ–же полотняныхъ восклицателей, продавцовъ и распродавателей своего товара по баснословно и неслыханно–низкимъ цѣнамъ. Въ первую минуту нашлись любительницы, которыя быстро наполняли было съ бою магазины этихъ фениксовъ но за то также быстро и отхлынули, какъ рыбки, почуявшiя npиcyтствie удочки. А восклицанiя все продолжались, одно другаго смѣшнѣе, т. е. одно другаго нелѣпѣе, со дня на день истощаясь въ своей изобрѣтательности, и дошли наконец чуть–ли не до послѣдняго своего представителя — какого–то «новооткрытаго голландскаго магазина по Симеоновскому переулку", который, на дняхъ, во всю длину столбца большой газеты изобразилъ шесть русскихъ мужиковъ съ окладистыми бородами, въ рубахахъ съ косымъ воротомъ и въ шапкахъ–мурмолкахъ, держащихъ какiя–то доски или плиты съ надписями о предлагаемыхъ магазиномъ уступкахъ, а въ текстѣ объявленiя краснорѣчиво и, главное, грамотно возвѣстилъ: «Такъ какъ избранное нами мѣсто для торговли находится на неудобномъ мѣстѣ и сколько мы ни старались привлечь покупателей — все неудачно; поэтому мы вынуждены безотлагательно распродать въ теченiе короткаго времени всѣ товары"… Что можетъ быть логичнѣе этой причины! чѣмъ переносить свое «мѣсто" съ неудобнаго на удобное «мѣсто”, лучше поскорѣй распродать всѣ товары. Конечно! Но вотъ чего вы не ожидаете: что тутъ смѣшное, доведенное до его послѣднихъ предѣловь, вдpyгъ переходитъ въ нѣчто совершенно другое...

5–го декабря, у мироваго судьи 12–го участка происходило разбирательство по жалобѣ одной дамы (да еще вдовы уважаемаго въ русской ученой литературѣ дѣятеля) на содержателей этого «новооткрытаго голландскаго магазина по Симеоновскому переулку” братьевъ Гакель, за нанесенные ими ей, въ ихъ же магазинѣ, оскорбленiе словами; причемъ свидѣтели затруднились, въ присутствiи бывшей въ камерѣ публики, произнести тѣ слова, которыми было нанесено оскорбленiе, и передали ихъ мировому судьѣ письменно, а судья, прочитавъ написанное, тутъ же призналъ что такiя слова дѣйствительно нельзя было произнести публично, и приговорилъ братьевъ Гакель къ семи–дневному заключенiю.

Такiе–то «гакели" покушаются американскимъ способомъ «привлекать” русскихъ людей. Мы разсказали это приключенiе какъ знаменiе неудачности пересадки къ намъ американскаго способа, который кажется только и останется за одними «гакелями", да можетъ быть съ ними и кончится.

______

Весьма характеристическое дѣло разбиралось 29–го ноября въ III отдѣленiи с.–петербургскаго окружнаго суда. Это — дѣло о коллежскомъ ассесорѣ Николаѣ Филковѣ (воспитывавшемся и окончившемъ курсъ въ Императорскомъ лицеѣ), который, катаясь въ петергофскомъ паркѣ на дрожкахъ, одинъ, въ кучерской одеждѣ, правя самъ лошадью, на поворотѣ въ аллею наѣхалъ полной рысью на семилѣтнюю дѣвочку, дочь крестьянина Ѳедосѣева, сшибъ ее грудью лошади и переѣхалъ дрожками черезъ ея животъ. На судъ явились слѣдующiя характеристическiя черты. Переѣхавъ чрезъ дѣвочку, г. Филковъ покушался ускакать; а когда былъ остановленъ, то назвался кучеромъ Великаго Князя Николая Николаевича и требовалъ, чтобъ его отпустили. Ему, конечно, не повѣрили. Затѣмъ на другой день, когда мать задавленной дѣвочки пришла къ нему предложить мировую, онъ изрекъ ей такiя слова: «Убирайся къ чорту съ твоей дочерью! Я очень сожалѣю что не задавилъ и тебя съ мужемъ: вы испугали мою лошадь, стоющую 1,000 рублей; она теперь больна и ничего не ѣстъ"!

Мѣсяцъ ареста въ тюрьмѣ, 155 рублей въ пользу Ѳедосѣевой и судебныя издержки — вотъ чѣмъ поплатился г. Филковъ за то что проявилъ себя такь полно и рельефно…

О, еслибы и г. Филковъ могъ назваться послѣднимъ представителемъ своего типа!

Надо запомнить однако имя господина Филкова; не забудьте его, господа: такiя имена никогда не должны забываться.

______

ПРЕОБРАЗОВАНIЕ СУДА ПРИСЯЖНЫХЪ.

По извѣстiямъ, которыя сообщаетъ корреспондентъ газеты «Times", министръ юстицiи Итальянскаго королевства, Вилiани, готовится внесть въ палату проектъ новыхъ правилъ къ измѣненiю устава уголовнаго судопроизводства, прнчемъ предположено ввесть важныя измѣненiя въ судѣ присяжныхъ. Итальянскiя сердца оказываются, повидимому, слишкомъ мягкими, когда приходится произносить npиговоръ надъ преступными братьями. Говорятъ что Bилiани, вопреки личнымъ своимъ убѣжденiямъ, рѣшается даже на отмѣну смертной казни, такъ какъ при ея существованiи становится невозможнымъ добиться отъ присяжныхъ приговора о виновности даже для самыхъ тяжкихъ прсступниковъ. Но по всей вѣроятности и эта отмѣна, сама по себѣ, ни къ чему не приведетъ, такъ какъ многiе изъ настаивающихъ на отмѣнѣ смертной казни, съ той же точки зрѣнiя возражаютъ и противъ всякаго наказанья — какого бы то ни было, и расположены къ укрывательству всевозможныхъ преступленiй подъ покровомъ «смягчающихъ обстоятельствъ". Римская газета «Fanfulla", менѣе всѣхъ прочихъ склонная льстить современнымъ вкусамъ массы, представляетъ поразительные примѣры уродливостей правосудiя, происходящихъ отъ свойственнаго итальянскимъ присяжнымъ расположенiя баловать преступника. Въ Неаполѣ, особенно, оправданiя преступленiй сопровождаются причудливыми соображенiями. Недавно горничная герцогини Востожирарди бѣжала, обокравъ хозяйку: унесла всѣ ея бриллiанты. Присяжные разсудили что бриллiанты произвели страшно–обаятельное дѣйствie на бѣдную дѣвушку, и что ее влекла къ воровству какая–то непреодолимая сила: разумѣется, она была оправдана. Ясно, — замѣчаетъ «Fanfulla", что вся вина на сторонѣ герцогини, и еще удивите.льно что присяжные не постановили обвинительнаго приговора противъ барыни за то что она ввела въ искушенье свою бѣдную горничную. На томъ же основанiи золотыхъ дѣлъ мастеровъ, ювелировъ, мѣнялъ слѣдовало бы преслѣдовать судомъ за то что они выставляютъ на показъ свои драгоцѣнности, и тѣмъ производятъ на прохожихъ страшно–обаятельное дѣйствiе, привлекая ихъ къ преступленiю непреодолимою силой.

Баловство присяжныхъ, чрезмѣрное во всѣхъ случаяхъ, доходитъ до нелѣпыхъ крайностей, когда возбуждаются политическiя фантазiи 12–ти судей. Сборщикъ податей въ Неаполѣ сбѣжалъ захвативъ съ собою всю бывшую у него на рукахъ сумму, до миллiона франковъ. Защитникъ его на судѣ сталъ разглагольствовать, что растраченная имъ сумма состояла въ сущности изъ народныхъ грошей, «изъ народнаго пота и крови", вытянутыхъ изъ жилъ у народа самовластнымъ правительствомъ. Сборщикъ податей самъ былъ изъ среды народа, — и все таки надо бы, казалось, согласиться что народныя деньги присвоены имъ себѣ въ своемъ интересѣ. И что же? сборщикъ, въ качествѣ возстановителя правды и исправителя насилiй государственной власти, оправданъ единогласно. Объясненiемъ такого приговора служатъ только инстинкты болѣзненно–демократическаго чувства и систематической вражды ко всякой установленной власти, — свойственные неаполитанскому народу, испорченному въ теченiе столѣтiй дурнымъ правительствомъ. Въ другомъ случаѣ приговоръ присяжныхъ былъ вызванъ ненавистью къ церкви и къ религiи вообще. Одинъ негодяй вздумалъ, потѣшаясь, выстрѣлить изъ ружья въ церкви, и попалъ въ ногу одному изъ молившихся. Присяжные разсудили: когда бы этотъ человѣкъ не вздумалъ идти въ церковь, когда бы не совался въ одно мѣсто съ ханжами и суевѣрами и самъ не былъ ханжою, нога у него осталась бы цѣла и не попалась бы подъ пулю. Разумѣется тутъ его вина, а никакъ не пули и не ружья и не того кто выстрѣлилъ. Спасибо еще присяжнымъ что они показали терпимость и снисхожденiе: не осудили человѣка ханжу, загородившаго своей ногою дорогу пулѣ вольнодумца.

Безъ шутокъ, — прибавляетъ корреспондентъ, — все это возмутительно. Все это обнаруживаеть въ значительномъ большинствѣ итальянскаго общества такое состоянiе, къ которому слишкомъ рано примѣнять въ цѣлости учрежденiя взятыя изъ другой, болѣе развитой и сознательной среды. Безъ сомнѣнiя, современемъ свобода можетъ исправить сама свои увлеченiя и крайности, и указанiя печати — бдительной и небоязненной при обличенiи подобныхъ уродствъ и злоупотребленiй могутъ способствовать къ прекращенiю зла или навести на вѣрное и дѣйствительное противъ него средство... Но необходимо признаться въ томъ, что свобода общественная утверждается совсѣмъ не на учрежденiи присяжныхъ, и не на широкомъ или ограниченномъ правѣ голоса и выбора, и даже не на парламентскихъ учрежденiяхъ. Она утверждается единственно на нравственномъ воспитанiи народа, а этому воспитанiю способствуютъ: развитiе мысли безбоязненно выражаемой, и дѣйствiе правильно устроеннаго народнаго обученiя. Школа и печать — вотъ что можетъ сдѣлать итальянцевъ свободными людьми".

Таковы извѣстiя изъ Италiи. Но и не въ одной Италiи возбужденъ вопросъ о преобразованiи суда присяжныхъ. Онъ уже поступилъ или вскорѣ поступитъ на очередь повсюду гдѣ только введено было это учрежденiе, въ горячую минуту, подъ влiянiемъ преувеличенныхъ объ немъ представленiй, или съ политическими цѣлями. Повсюду обнаруживаются на практикѣ великiя неудобства для правосудiя соединенныя съ дѣйствiемъ суда присяжныхъ. Они исходятъ оть того что въ основанiи учрежденiя низложена мысль, оказывающаяся на практикѣ невѣрною — именно та мысль будто бы вопросы о правѣ, возможно, при судебномъ разсмотрѣнiи дѣла, съ удобствомъ отдѣлить отъ вопросовъ о фактѣ. Механическое раздѣленiе этихъ вопросовъ, съ отдѣльнымъ ихъ обсужденiемъ, возможно лишь въ рѣдкихъ, исключительныхъ случаяхъ. Съ вопросами о фактѣ, предоставленными отдельному обсужденiю присяжныхъ и клонящимися къ опредѣленiю вины подсудимаго, почти всегда неразрывно связано соображенiе о правѣ, юридическое обсужденiе. Вотъ почему присяжные, предоставленные въ этомъ положенiи руководству личнаго только и внутренняго убѣжденья, принуждены бываютъ нередко или бродить во тьмѣ, или впадать въ ошибки и увлеченiя по такимъ предметамъ права и нравственности, по коимъ не должно быть колебанiя мысли, не должно быть зависимости отъ временнаго и случайнаго впечатлѣнiя. Правда, они должны разсуждать въ предѣлахъ вопроса который ставитъ имъ судъ; но чѣмъ болѣе чувствуютъ они себя стѣсненными этимъ вопросомъ и чѣмъ возможнѣе ошибки и неправильности въ самой постановкѣ этого вопроса, тѣмъ склоннѣе присяжные къ произволу и къ увлеченью въ обсужденiи данныхъ фактовъ и юридическаго ихъ значенiя. Наконецъ самый составъ присяжныхъ измѣняющiйся и случайный, способствуетъ случайности и измѣнчивости обсужденiя въ каждомъ отдѣльномъ случаѣ. Въ средѣ присяжныхъ нерѣдко повторяется тоже явленiе которое мы, къ сожалѣнiю, встрѣчаемъ сплошь и рядомъ въ отдельныхъ общественныхъ кружкахъ и собранiяхъ, когда предметомъ горячаго спора служитъ замѣчательное событie или общественное явленiе. Спорящiе, сойдясь съ разныхъ сторонъ, подъ влiянiемъ случайныхъ впечатлѣнiй, не въ силахъ объединить свое сужденiе на общихъ началахъ, разумно н послѣдовательно, и наконець, утомившись, подчиняются мнѣнiю того изъ собесѣдниковъ, кто выказалъ болѣе энергiи въ выраженiи своего мнѣнья или болѣе живости въ выраженiи своего впечатлѣнья.

Одна Англiя умѣла до сихъ поръ справиться на практикѣ съ учрежденiемъ присяжныхъ, которое исторически выросло на народной почвѣ и съ самаго начала своего имѣло только практическаго способа къ рѣшенiю дѣла, а не политической мѣры. Оно дѣйствовало до сихъ поръ съ успѣхомъ, потому что въ Англiи оно соединяется неразрывно съ своеобразною, вѣками утвердившеюся и разработанною на практикѣ, системою доказательствъ, которая даетъ прочную основу всякому обсужденiю фактовъ и заключенiю отъ извѣстнаго къ неизвѣстному. Правилами этой системы связаны въ Англiи не въ силу положительнаго закона, а по обычаю получившему законную силу, сами судьи, которые изъ вѣка въ вѣкъ выработали эту систему; связаны и присяжные, чрезъ посредство судьи, который по всякому дѣлу ставить присяжныхъ своими указанiями въ твердую рамку правилъ и выводовъ, въ которой должно совершаться обсужденiе фактовъ. Ничего подобнаго не выработало никакое иное законодательство, кромѣ англiйскаго; съ другой стороны нигдѣ нѣтъ и судей подобныхъ англiйскимъ судьямъ, — правда въ весьма ограниченномъ количествѣ дѣйствующимъ, — по знанiю, опытности, по твердости, опредѣлительности и строгой послѣдовательности выводовъ. За всѣмъ тѣмъ и въ самой Англiи въ послѣднее время дѣйствующее учрежденiе присяжныхъ подвергается строгой критикѣ: и здѣсь указываютъ неудобства отъ участiя присяжныхъ въ рѣшенiи такихъ дѣлъ, въ коихъ вопросъ о фактѣ неудобно отдѣлить отъ вопроса о правѣ. Эти неудобства оказываются столь ощутительными, особливо по дѣламъ гражданскимъ (которыя рѣшаются въ Англiи съ участiемъ присяжныхъ), что прошлою весною новый лордъ–канцлеръ внесъ въ парламентъ свои предположенiя о значительныхъ измѣненiяхъ въ учрежденiи присяжныхъ по дѣламъ гражданскимъ. Предположенiя эти отвергнуты; но тѣмъ не менѣе важно и то что они были уже заявлены, едва–ли не въ первый разъ съ той поры какъ сформировалось въ нынѣшнемъ видѣ цѣлое учрежденiе.

Но самое важное изъ преобразованiй суда присяжныхъ предполагается нынѣ въ Германiи. Правительствомъ уже составленъ и внесенъ на законодательное pазсмотрѣнiе проектъ измѣненiй въ судоустройствѣ, причемъ предположено замѣнить судъ присяжныхъ судомъ засѣдательскимъ SchЪffengericht. Въ этомъ судѣ выборные засѣдатели должны будутъ участвовать при обсужденiи вопросовъ о фактѣ, не отдельно отъ коронныхъ судей, а совокупно съ ними, въ одномъ составѣ. Эта новая форма суда была уже введена съ 1850 года въ Ганноверѣ, для судовъ полицейскихъ, а съ 1868 года въ Саксонiи и Вюртембергѣ для суда по преступленiямъ средняго разряда, и дѣйствуетъ съ большимъ успѣхомъ, по отзыву ея защитниковъ, къ числу коихъ принадлежатъ мноrie изъ первостепенныхъ ученыхъ и практическихъ юристовъ въ Германiи.

В.

______

ЖЕНЩИНЫ.

Роман изъ потербургскаго большаго свѣта.

IX.

Княгиня Мытищева.

На дворцовой набережной Невы стоялъ барскiй домъ съ гербомъ князей Мытищевыхъ на самомъ видномъ мѣстѣ. Домъ этотъ носилъ на себѣ отпечатокъ чего–то строгаго и величественнаго въ наружной роскоши. Подъѣздъ стоялъ посреди дома и сдѣланъ былъ изъ чугуна и чернаго дубоваго дерева. Швейцара рѣдко бывало видно на подъѣздѣ; онъ какъ будто считалъ себя слишкомъ важнымъ сановникомъ для того чтобы показываться на улицѣ.

У этого швейцара былъ зеленый сюртукъ и красная, шитая золотомъ епанча. Въ девять часовъ утра, съ фуражкою въ золотыхъ галунахъ, сей щвейцаръ — высокаго роста и важной фигуры человѣкъ — выглядывалъ на улицу, съ тѣмъ чтобы увидѣть не стоятъ ли нищie у подъѣзда. Нищiе дѣйствительно ежедневно давали ceбѣ rendez–vous у подъѣзда княгининскаго дома. Въ девять часовъ и пять минутъ швейцаръ раскрывалъ двери подъѣзда и нищiе впускались въ швейцарскую; предварительно настилались по каменному мраморному пoлy дорожки изъ плетеной веревки. Нищiе становились въ ранжир, швейцаръ ихъ paзставлялъ; потомъ приходилъ Григорiй Ивановичъ, толстый дворецкiй, и разсматривалъ ихъ фигуры; а въ девять часовъ съ четвертью сходила по лѣстницѣ, тихо, важно и величественно, сама княгиня, съ портмонэ въ рукахъ. Она раздавала деньги нищимъ сама, и ежедневно, непремѣнно въ девять часовъ съ четвертью, сходила по лѣстницѣ чтобы совершать этотъ обрядъ.

Kнягинѣ Мытищевой, урожденной княжнѣ Свѣтозаровой, было лѣтъ 49. Она была средняго роста и довольно полна; держала себя прямо, всякое движенiе ея было плавно и величаво; голова у нея никогда не опускалась ниже извѣстнаго уровня, за исключенiемъ тѣхъ случаевъ когда она крестилась и молилась Богу. Видъ у нея былъ, какъ домъ, въ которомъ она жила — холодный, строгiй; гордость выглядывала и въ лицѣ и во всей фигурѣ. Черты лица были правильны и красивы; глаза умны и выразительны. Главное выраженiе ихъ было сознанiе какого–то внутренняго самодовольства, а относительно другихъ что–то слегка насмѣшливое, недовѣрчивое и иногда непрiятное. Ротъ у нея былъ маленькiй, но губы складывались на столько рельефно что придавали ея физiономiи что–то рѣзкое и нелюбезное. Подбородокъ, какъ княгиня сама говорила, былъ у нея аристократическiй и характерный: «У всѣхъ князей Свѣтозаровыхъ”, говорила княгиня, «такой точно подбородокъ".

У княгини было двое дѣтей: князь Всеволодъ и княжна Марiя. Первому какъ мы уже знаемъ, было двадцать пять, второй было восемнадцать лѣтъ. Княжна Марiя была не особенно красива, но во всей ея личности былъ контрастъ полный съ княгинею, ея матерью. Она казалась кроткою и смиренною, головка ея всегда склонялась, и что–то скромное и даже застѣнчивое проглядывало во всѣхъ ея движенiяхъ.

Княгиня проводила свой день слѣдующимъ образомъ, по уставу ею самой сочиненному и строго непремѣнно соблюдаемому. Она вставала въ восемь часовъ, обливалась холодною водою, дѣлала свой туалетъ; въ 8³/₄ была готова, и входила въ свою молельную; здѣсь преклоняла колѣна на бархатномъ prie–Dieu, и молилась до девяти. Ровно въ девять она входила въ свой кабинетъ, гдѣ стоялъ на кругломъ столѣ сервированный чай, съ серебрянымъ самоваромъ, и гдѣ у самовара должна была сидѣть княжна. Княгиня входила, дочь вставала, подходила къ матери, цаловала ея руку, мать ее цаловала въ лобъ; затѣмъ oбѣ усаживались, и княгиня брала свою чашку чая — не изъ рукъ княжны, а княжна должна была отдавать чашку камердинеру княгини, французу, а камердинеръ ставилъ чашку передъ княгинею, говоря: «madame la princesse est servie”.

— Merci, говорила княгиня и принималась пить чай.

— Ты хорошо спала? спрашивала княгиня.

— Отлично, какъ всегда, отвѣчала дочь, а вы, maman?

— Я? — ничего, отвѣчала княгиня, и звонила въ колокольчикъ.

Поднималась одна изъ портьеръ, и появлялась фигура дворецкаго, съ рапортомъ по дому, съ меню по кухнѣ, и съ докладомъ о количествѣ нищихъ.

— Хорошо, отвѣчала княгиня. Дворецкiй не оборачиваясь исчезалъ за портьерою, портьера приходила вновь въ неподвижное состоянiе. Княгиня брала маленькую соленую баранку, ломала ее, и клала кусочекъ въ роть, потомъ допивала свою чашку чая, затѣмъ вставала, рукою проводила по черному бархатному платью, чтобы не оставалось на немъ крошекъ, выпрямлялась, подходила къ письменному столу, открывала какой–то ящикъ, вынимала оттуда портъ–монэ, говорила дочери: «allons, mon enfant", и затѣмъ, въ девять съ четвертью, спускалась по бѣлой мраморной лѣстницѣ и по богатому красному бархатному ковру въ швейцарскую, гдѣ предварительно было накурено духами, смесью изъ parfums dе la cour и fleur d'orange, — чтобы запахъ нищихъ не былъ слишкомъ непрiятенъ для обонянiя княгини.

Здѣсь появлялось новое лицо; приходила какая–то дама, — звали ее Анастасьею Михайловною, — лѣтъ сорока пяти, съ очень симпатическою наружностью, просто одѣтая, и подходила къ княгинѣ со спискомъ въ рукахъ. Княгиня ей кивала головою, а княжна, напротивъ, подбѣгала къ ней, и крепко жала ей руки, и не разъ даже цаловалась съ ней. Анастасья Михайловна была главною распорядительницею добрыхъ дѣлъ княгини, и въ тоже время исполняла обязанности секретаря ея по благотворительности.

И такъ вотъ какъ обрисовывалась картина. Швейцаръ въ треугольной шляпѣ на головѣ, съ булавою въ рукахъ, и съ епанчою черезъ плечо, стоялъ у подъезда, держа другою рукою ручку двери, дабы никто въ эту минуту не входилъ. Затѣмъ стояло человѣкъ двадцать нищихъ построенныхъ въ ранжиръ: передъ ними становилась княгиня, въ лорнетку разглядывала ихъ поочередно, и затѣмъ раскрывала свой портъ–монэ. За княгинею стояли дворецкiй и Анастасья Михайловна, а притаившись куда нибудь въ уголъ стояла княжна.

— Эти въ первый разъ? спрашивала княгиня, указывая лорнеткою на одну группу нищихъ.

— Въ первый, отвечала Анастасья Михайловна, взглянувь прежде въ списокъ.

Тогда княгиня вынималa изъ портъ–монэ двадцать копѣекъ, или 40, какъ ей приходило на умъ, деньги же клала въ руки дворецкому, дворецкiй отдавалъ ихъ нищему или нищей. При этомъ записывались имя, фамилiя и мѣсто жительство этой семьи. Если оказывалось что бѣдные были уже разъ у княгини, то давалось меньше. Когда что нибудь узнавалось необыкновенное о какомъ либо нищемъ, тогда княгиня поручала Анастасьѣ Михайловнѣ съѣздить на мѣстo жительства бѣднаго, и собравши справки, оказать особенное пocoбie. Kpoмѣ денегъ, выдавались и пособiя вещами, как–то теплою одеждою, бѣльемъ и другими предметами.

Въ 9¹/₂ кончался прiемъ нищихъ. Княгиня всходила на верхъ, и начинала заниматься своими дѣлами до одиннадцати часовъ: дѣла эти были распоряженiя по имѣнiямъ, чтенiе докладовъ Анастасьи Михайловны по благотворительности, и т. п. Въ одиннадцать приѣзжалъ докторъ княгини узнавать о eя здоровьѣ, и въ тоже время обходилъ весь домъ съ вопросомъ: нѣтъ–ли больныхъ? Въ 11 съ четвертью приходили докладывать: «сани готовы”. Княгиня одѣвала свой чернобурый лисiй бурнусъ, и отправлялась въ свой прiютъ. Тамъ она пробывала съ полъ–часа и оттуда пешкомъ, возвращалась домой къ 12–ти съ четвертью. Въ половинѣ перваго она завтракала въ столовой съ дочерью, Анастасьей Михайловною и докторомъ. Въ часъ княгиня ложилась на кушетку, недалеко отъ камина, пробѣгала газеты, журналы а затѣмъ дремала отъ двухъ безъ четверти до двухъ. Въ два приходили сказать: «карета подана'', и княгиня отправлялась дѣлать визиты до четырехъ. Въ четыре княгиня начинала принимать у себя до пяти съ половиной. Въ шесть былъ обѣдь, то съ гостями, то безъ гостей. Послѣ обѣда княгиня читала какiя–нибудь серьозныя книги о религiи, о воспитанiи и о благотворительности, изрѣдка ѣздила въ итальянскую оперу, а въ десять часовъ принимала у себя простымъ образомъ, за исключенiемъ воскресенья, когда былъ у нее прiемный вечеръ, и когда освѣщались всѣ гостиныя, — и княгиня надѣвала что–то въ родѣ чепчика съ кружевами на голову и нарядное платье.

Въ часъ ночи обыкновенно кончался день княгини. Отъ часа до часа съ четвертью она молилась у кiоты, а въ часъ съ четвертью ложилась спать.

Таковъ былъ образъ жизни княгини Натальи Павловны Мытищевой. Теперь остановимся на минуту у дверей комнаты княжны Марiи и постараемся взглянуть въ эту комнату, на столько, чтобы составить себѣ понятiе о личности ея хозяйки.

Комната была убрана съ роскошью; но при взглядѣ на эту комнату бросалась въ глаза странность: точно два различныя существа живутъ въ этой комнатѣ и хозяйничаютъ: здѣсь виднѣлась какая–то твердая рука, ставившая каждую вещь на свое мѣсто, потому что такъ надо было, потому что этого требовали положенiе, санъ, достоинство, тамъ виднелась напротивъ фантазiя какой–то другой дѣвушки, не стеснявшейся никакимъ этикетомъ, но хозяйничающей подъ влiянiемь увлеченiй, впечатлѣнiй минуты, вкуса, и т. п. двигателей. Двойственность этого мiра виднелась во всемъ. Стоялъ, напримѣръ, письменный столикъ: извѣстные аксессуары были очевидно поставлены одною личностью; другiе — другою; подсвѣчники, чернильница, ножички, карандаши, перья, пливуары — все это было поставлено по положенiю, и носило такой отпечатокъ роскоши, который вовсе не роднился съ двумя, тремя книжечками, лоскутками бумаги, исписанными сверху до низу гусинымъ перомъ испачканнымъ до нельзя, какъ не согласовались, напримѣръ, въ великолѣпной бронзовой рамкѣ портретъ князя, съ лентою черезъ плечо, съ двумя портретиками въ бумажномъ переплетцѣ, изъ которыхъ одинъ изображалъ Анастасью Михайловну, а другой какого–то священника среднихъ лѣтъ съ весьма симпатическою физiономiею. И вотъ эти–то два мiра какъ будто существовали во всѣхъ углахъ комнаты княжны. Посреди комнаты стоялъ круглый столъ, покрытый богатою скатертью, на столѣ лежали въ извѣстномъ порядкѣ альбомы, книги въ богатыхъ переплетахъ, стояла великолѣпная лампа, но возлѣ лежала раскрытая и, видно было, сто разъ перечитанная книжка «О подражанiи Христу", а возлѣ, также въ потертомъ переплетѣ, книга толкованiя псалмовъ, немного подальше какая–то английская книжка, раскрытая на томъ мѣстѣ и на такой страницѣ, гдѣ были отмѣчены карандашемъ строки, и гдѣ съ боку виднѣлись надписи: «how threw”, или: «yes", или «why?'' или «to ask", или «to remember”; на стѣнахъ висѣли въ золоченыхъ рамкахъ дорогiя картины, и висѣли правильно повѣшенныя, симетрически расположенныя, на толстыхъ шелковыхъ шнуркахъ; a вездѣ, какъ будто случайно и не симетрично повѣшенныя, бросались въ глаза двѣ–три картинки, опять–же въ простенькихъ орѣховыхъ pамкахъ, на которыхъ изображены были: на одной какая–то глубоко–задумчивая фигурка мальчика, на другой мать у изголовья больнаго ребенка, а на третьей изображенiе Спасителя благословляющаго дѣтей.

Такова была физiономiя комнаты княжны Марiи. А она сама была очень похожа на свою комнату. Когда въ девять съ четвертью часовъ утра княгиня кончала свою аудиенцiю нищимъ, надо было видѣть во что преобразовывалась до–толѣ стоявшая прижавшись къ углу княжна Mapiя: точно маска спадала съ ея лица, точно новая кровь вливалась въ ея жилы. Немедленно, въ одинъ прыжокъ, она подбѣгала къ Анастасьѣ Михайловнѣ, съ лицомъ въ которомъ какъ будто загорались каждая черта, каждый оттѣнокъ ея физiономiи; и сейчасъ же начинались разспросы, разсказы, подъ акомпаниментъ звучнаго, но тихаго и чистаго смѣха, а иногда самыхъ сердечныхъ восклицанiй или жалобнаго тона; причемъ та или другая семья бѣдныхъ въ данную минуту какъ будто охватывала своими интересами все существо княжны Mapiи, и она, говоря о нихъ или говоря съ ними, точно захлебывалась участiемъ къ ихъ нуждамъ и печалямъ.

Такимъ образомъ почти ежедневно аудiенцiя бѣдныхъ продолжалась еще полчаса, а иногда и болѣе послѣ княгини, и кончалась не иначе какъ послѣ самаго тщательнаго допроса княжною и Анастасьею Михайловною всѣхъ лицъ, которыя по какимъ либо причинамъ заслуживали особеннаго вниманiя.

— Ну, а теперь къ вамъ, говорила княжна Анастасьѣ Михайловнѣ.

— Милости просимъ, отвѣчала она.

— Кофейку дадите?

— Готовъ, голубушка моя.

И княжна, точно птичка на утренней зарѣ, вся трепеща жизнiю, брала Анастасью Михайловну за руку, и шла къ ней въ комнату.

Здѣсь заставала она прежде всего поющую канарейку, диванчикъ изъ краснаго дерева съ кожанымъ сидѣньемъ, столъ съ чистенькою скатертью, на которомъ были кофейникъ, чашки, сливочникъ, калачь и сухари.

— А Александра Сергѣевича нѣтъ? спрашивала княжна.

— Ушелъ въ университетъ, отвѣчала Анастасья Михайловна.

— А я собиралась его бранить!

— За что?

— Да какже, онъ не навѣстилъ нашего слѣпаго, а обѣщалъ!

— Коль обѣщалъ, вѣрно навѣститъ!

Александръ Сергѣевичъ былъ сынъ Анастасьи Михайловны, молодой человѣкъ 22 лѣтъ, кончавшiй въ этотъ годъ курсъ въ университетѣ. — А, скажутъ читатели, вѣрно тутъ кроются зачатки любви княжны въ этому студенту? Но просимъ читателей впередъ не загадывать и не заглядывать; ибо они могутъ ошибаться, и потомъ сваливать на голову автора бремя своихъ разочарованiй.

Княжнѣ Марiѣ доставляло необыкновенное удовольствie приходить въ простую, чистую и свѣтлую комнатку Анастасьи Михайловны, гдѣ она говорила о чемъ хотѣла и какъ хотѣла; гдѣ Анастасья Михайловна говорила съ нею тоже съ полною откровенностью, и гдѣ наконецъ ея сынъ, Александръ Сергѣевичъ, получалъ отъ княжны инструкцiи для посѣщенiя бѣдныхъ и исполнялъ ихъ съ горячею охотою и сердечнымъ вниманiемъ. Вотъ въ чемъ заключалась для княжны главная прелесть пребыванiя у Анастасьи Михайловны.

У нее она оставалась иногда часъ, иногда два часа, пока не приходила горничная княжны сказать что княгиня ее «зовутъ". Тогда княжна какъ будто надѣвала на себя свою маску, какъ будто вкладывала свое существо въ какой–то футляръ, и похожая на птичку въ ту минуту когда ее сажаютъ въ клѣтку, прощалась съ Анастасьею Михайловною и молча уходила въ великолѣпные покои княгини, гдѣ почти всегда княгиня встрѣчала ее фразою въ родѣ слѣдующей, по французски: «Мери, я тебѣ сколько разъ говорила не засиживаться у Анастасьи Михайловны: это совсѣмъ не твое общество”.

— Я говорила съ нею о бѣдныхъ, мама, отвечала княжна Mapiя.

— Ты можешь ее къ себѣ звать.

Здѣсь читатели скажутъ: — Какъ же это княгиня могла допустить чтобы княжна видѣлась у Анастасьи Михайловны съ ея сыномъ? неужели она не имѣла никакихъ oпасенiй? На это мы отвѣтимъ вотъ что: княгиня знала о существованiи Александра Cергѣевича, тѣмъ болѣе что сама давала ему иногда порученiя; но никогда не могли ей въ голову прiйти какiя бы то ни было опасенiя, по той простой причиинѣ, что для княгини Александръ Сергѣевичъ былъ Александръ Сергѣевичъ Блажинскiй, исполнитель ея порученiй по дѣламъ бѣдныхъ, и ничего болѣе; въ головѣ княгини представленiе о немъ какъ объ обитателѣ особаго животнаго царства въ мiрѣ людей былo почти органическое, присущее ея духовному существу, и Александръ Сергѣевичъ не могъ никогда, вслѣдствiе этого, возбуждать въ княгинѣ опасенiя насчетъ ея дочери: княгиня не могла понять и усвоить себѣ такого рода oпaceнiе, и слѣдовательно оно для нея не существовало.

Княгиня была съ рожденiя воспитана въ мipѣ caмыхъ строгихъ аристократическихъ преданiй, совокупность которыхъ слилась съ ея духовною жизнью также тѣсно, какъ религiя, какъ понятiя о нравственности, о добрѣ и злѣ. Этотъ аристократизмъ былъ своего рода религiею для княгини; она исповѣдывала Бога такъ же твердо и искренно, какъ исповѣдывала свою вѣру въ то что князья Cвѣтозаровы и князья Мытищевы были существами получившими отъ Бога, по рожденiю, право считать себя созданными из особыхъ — Свѣтозаровскаго и Mытищенскаго — тѣста и духа, и эту вѣру ничто не могло поколебать въ ея жизни!

Княжна Марiя, ея дочь, была воспитана въ томъ же духѣ и въ томъ же мiрѣ, но надъ нею и въ ней съ самыхъ раннихъ лѣтъ совершилось то чудо природы, которое иногда поражаетъ въ жизни; ее воспитывали такъ, а внутренняя какая–то, въ ней самой затаенная сила воспитала ее иначе, и эта внутренняя воспитательница была всемогуща, тогда какъ наружная, то есть княгиня съ ея гувернантками и родными княгини и князя, были безсильны. Какъ и почему это сдѣлалось, никто не могъ и не можетъ объяснить; но достаточно было княгинѣ позаботиться о привитiи княжнѣ одного чувства, какъ тотчасъ же внутренняя воспитательница–невидимка подсказывала ей или зажигала другое, совершенно противоположное, и это чувство зажигалось въ дѣтской душѣ княжны какъ огонь отлично подготовленной лампы, а чувство за привитiе котораго принималась княгиня, подобно намоченному водою фитилю даже не могло загораться, или если загоралось, тотчасъ же потухало.

При такихъ условiяхъ вышло странное существо изъ княжны. Княгиня хотѣла ей вложить въ плоть и кровь свой аристократизмъ; княжна не могла ни понять, ни почувствовать даже этого начала. Княгиня ее воспитала съ цѣлью приготовить ее сперва только для свѣта а потомъ для семейнаго счастья опять же въ свѣтѣ; княжна инстинктивно ненавидѣла свѣтъ и одна мысль объ этомъ свѣтѣ повергала ее въ какое–то мучительное нравственное состоянiе. Княгиня ее сводила съ ея подругами и родственницами по положенiю; княжна не могла съ ними сходиться, ибо не находила въ себѣ чѣмъ привязываться къ своимъ велико–свѣтскимъ подругамъ. Княгиня признавала полезнымъ присоединять къ воспитанiю религiю и привычки благотворительности, — à titre de principes, какъ она говорила; а княжна, такъ сказать, дала себя религiи поглотить всецѣло, и отъ благотворительности взяла не формы, не привычки, а сущность, духъ, жизнь, и благотворительность въ ней сдѣлалась не привычкою, не препровожденiемъ часа времени, а главною потребностью въ жизни.

Но такъ какъ все это не могло нравиться княгинѣ, какъ противорѣчie рѣзкое и прямое ея существу, то княжна должна была волею или неволею жить тѣми двумя жизнями, слѣды коихъ мы нашли у нея въ комнатѣ: жизнью въ маскѣ и въ нарядѣ и жизнью безъ маски и безъ наряда; въ комнатахъ княгини и вездѣ въ ея присутствiи книжна являлась благоприличною, натянутою, скучавшею и скучною дѣвицею: у себя въ комнатѣ, или съ своими бѣдными, или у Анастасьи Михайловны, она была веселою, рѣзвою, естественною и умною дѣвушкою.

Оттого день княжны проводился ею также странно, какъ странны были ея жизнь и ея существо. Послѣ завтрака княжна впускала къ себѣ четырехъ бѣдныхъ дѣтей, и обучала ихъ грамотѣ до минуты когда приходила камеръюнгфера княгини сказать ей что княгиня велѣла закладывать карету, и поручила ей сказать, чтобы она одѣвалась ѣхать съ нею дѣлать визиты. Въ четыре часа княжна, возвратившись или съ визитовъ или съ прогулки пѣшкомъ, должна была сидѣть въ гостиной у княгини и вмѣстѣ съ нею принимать гостей. Въ пять съ половиною княжна возвращалась къ себѣ, и иногда въ такомъ состоянiи духа, что бросалась на свою кровать и плакала навзрыдъ оть тѣхъ мученiй которыя въ теченiе четырехъ часовъ сряду насиловали ея характеръ и ея природу. Въ шесть часовъ, съ улыбающимся лицомъ, она садилась за столъ княгини и слушала разговоры о свѣтскихъ дѣлахъ и волненiяхъ, или о бѣдныхъ, но не такъ, какъ привыкла она говорить о нихъ; за то въ семь часовъ, княжна забиралась въ свою комнату, и тамъ читала свои любимыя книжки до девяти. Въ девять она убегала къ Анастасьѣ Михайловнѣ и оставалась до десяти; въ этотъ часъ она сговаривалась насчетъ завтрашняго дня, давала свои инструкцiи Александру Сергѣевичу насчетъ бѣдныхъ, строила разные воздушные замки, начинавшiеся словами: «когда я буду большая", и насладившись своею любимою свободою, въ десять приходила съ работою въ гостиную княгини, гдѣ сервированъ былъ чай, который она дѣлала для матери, и для двухъ–трехъ гостей, прiѣзжавшихъ по вечерамъ на чашку чая.

Въ двѣнадцать княжна ложилась спать; но за то вставала она въ семь, и отъ 7¹/₂ до 9–ти она ѣздила съ Анастасьею Михайловною къ своимъ бѣднымъ. Все это дозволялось княгинею подъ условiемъ чтобы и одна изъ обязанностей свѣта не была нарушена!

Х.

До прiѣзда князя.

27–го декабря назначенъ былъ балъ у княгини Мытищевой.

21–го разосланы были ею приглашенiя на балъ.

Княгиня давала первый балъ послѣ смерти мужа своего; причиною этого бала было вступленiе въ свѣтъ княжны, вступленiе рѣшительное и окончательное!

Бѣдная княжна предчувствовала что этотъ балъ рано или поздно состоится, и что съ этого дня начнется для нея рядъ пытокъ. но она все надѣялась что событiе это случится не скоро; когда же княгиня позвала ее въ свой кабинетъ и объявила ей о своемъ намѣренiи дать балъ 27 декабря, княжну это извѣстiе поразило до такой степени, что въ первую минуту она не могла вымолвить ни слова.

Надо знать что между княгинею и дочерью по поводу выхода въ свѣтъ уже происходило въ эту зиму нѣсколько стычекъ, кончавшихся, къ несчастiю для княжны, тѣмъ что ей приходилось преклоняться предъ несокрушимою волею княгини и увѣщанiями нѣкоторыхъ подругъ княжны, которымъ княгиня поручала ее обращать на путь истины, какъ говорила она. Въ день рѣшенiя о балѣ произошло нѣчто въ родѣ генеральнаго сраженiя.

Когда княжна пришла въ себя отъ впечатлѣнiя перваго удара, она подошла къ матери и сказала ей тихимъ и кроткимъ голосомъ, по французски:

— Chère maman, если можно, отложите мой выходъ въ свѣтъ до будущей зимы, умоляю васъ!

— Ахъ, Мери, какая ты странная! неужели ты не понимаешь что этого нельзя.

— Отчего нельзя, maman?

— Оттого, что мы живемъ не въ деревнѣ, моя милая, а въ Петербургѣ, въ свѣтѣ, и что для молодой дѣвушки есть обязанности въ свѣтѣ, которыхъ нельзя не исполнять, чтобы не казаться смѣшнымъ; наконецъ я тебѣ говорила что я признаю себя обязанною, какъ твоя мать, вывозить тебя въ свѣтъ; въ прошломъ году тебѣ было 17 лѣтъ; мы были въ траурѣ; я не могла тебя вывозить; но теперь тебѣ 18 лѣтъ, Мери; помилуй, тебѣ нельзя не выѣзжать!

— Но если для меня это мученiе!

— Мери, я тебѣ сто разъ говорила что это ребячество и ничего болѣе; года два тебѣ надо ѣздить въ свѣтъ; если черезъ два года тебѣ все–таки свѣтъ не будетъ нравиться, тогда отъ тебя будетъ зависѣть продолжать или не продолжать ѣздить; но до этого прошу тебя дѣлать то, что всѣ дѣлаютъ, и глупостей никакихъ не выдумывать.

— Мама, умоляю васъ, отложите балъ, дайте мнѣ приготовиться, прошу васъ! И княжна склонилась передъ матерью на колѣна.

— Мери, сказала строгимъ голосомъ княгиня, я тебѣ уже разъ сказала, чтобы ты мнѣ такихъ сценъ не дѣлала. Чтò я тебѣ пытку что ли предлагаю? вѣроятно я, какъ твоя мать, лучше знаю мои обязанности относительно тебя. Балъ я назначить въ другой день не могу, потому что всѣ другiе дни уже разобраны.

— Но...

— Магу, mа chère, je vous prie de cesser ces enfantillages!

Княжна встала.

— Завтра мы поѣдемъ представляться ко двору, прошу тебя это вспомнить; у тебя твое синее платье готово?

— Готово, отвѣчала княжна.

— Шляпу ты надѣнешь бѣлую съ розовыми бутонами, она всѣхъ лучше тебѣ идетъ. Какая ты всегда растрепанная! сказала княгиня взглянувъ на дочь.

— Я сейчасъ урокъ давала, отвѣтила сконфузясь княжна.

— Вотъ эти–то уроки и бѣдные твои тебѣ совсѣмъ вскружили голову; точно будто нельзя быть въ свѣтѣ, и заниматься уроками и бѣдными! сказала съ слегка ироническою улыбкою княгиня. Ты видѣла сама что я успѣвала заниматься и бѣдными, и твоимъ воспитанiемъ, и дѣлами, и домомъ, а въ то же время je ne négligeais aucun de mes devoirs mondains (я не неглижировала ни одною изъ моихъ свѣтскихъ обязанностей).

— Вы, маменька, вы любите свѣтъ, робко проговорила княжна, и точно испугалась сама того чтò сказала.

— Я, я люблю свѣтъ? Напротивъ я не люблю свѣта, моя милая, но я живу въ нѣмъ, и должна по своему положенiю поддерживать съ нимъ отношенiя!

Княжна стояла какъ приговоренная къ казни и молчала.

— Ну, теперь ступай! Прошу тебя выбить изъ головы твои глупые предразсудки противъ свѣта, и быть прежде всего послушною дочерью. И какъ это удивительно право, точно ты не понимаешь: что если завтра ты представляешься ко двору, то уже это самое тебя обязываеть ѣздить въ свѣтъ.

— Но, мама…

— Ну довольно!

Княгиня встала, тронула пуговицу у стѣны: вошелъ камердинеръ. — La voiture est prête? (карета готова?) спросила она; и получивъ отвѣтъ что готова, направилась къ дверямъ своей уборной.

Княжна съ поникшей головой вернулась въ свою комнату. Вошедши въ нее, она подошла къ своему письменному столику, лихорадочно схватила перо и начала писать на листочкѣ бумаги, попавшемъ ей подъ руку: «Отчего такая разница между мама и мной? она любить свѣтъ, я его боюсь и страхъ какъ не люблю; моя мечта — бѣдные, чтенiе, уединенiе, простые люди, музыка; ея счастье — свѣтъ, шумъ, люди все равно какiе, лишь бы только они что нибудь говорили. О, если бы мама знала, какъ она меня заставляетъ страдать, она бы этого не дѣлала. Странная вещь — жизнь: мать мучитъ свою дочь и не знаетъ что oна ее мучитъ; напротивъ, она думаетъ что дѣлаетъ это для ея блага; не лучше ли было бы, еслибы всѣ матери имѣли способность узнавать своихъ дѣтей!”

Послѣ обѣда въ этотъ день княгиня поручила своей дочери составлять списокъ приглашаемыхъ на балъ. Княжна взяла въ руки списокъ, взглянула на него.

— Какъ, вскрикнула она, двѣсти персонъ!

— Да, около того придется пригласить. Ну, читай!

Княжна начала читать имена, и по мѣрѣ того какъ читала, она должна была отмѣчать крестикомъ того кого княгиня хотѣла пригласить.

— Князь Кольцовъ съ женою и двумя дочерьми? прочитала княжна вопросительно.

— Надо, сказала княгиня.

Да вы сегодня–же, мама, говорили про нихъ столько дурнаго, сказала наивнымъ тономъ княжна.

— Приглашаютъ, дитя мое, не тѣхъ кого любишь, или уважаешь, а кого надо приглашать, отвѣтила княгиня.

— Отчего–же надо? спросила княжна.

— Оттого что люди занимаютъ извѣстныя положенiя въ свѣтѣ, которыхъ нельзя не уважать.

Княжна принялась читать дальше.

Когда кончилось чтенiе и дѣло, княжна получила разрѣшенiе удалиться; она опрометью воспользовалась этимъ правомъ и вся запыхавшись прибѣжала къ Анастасьѣ Михайловнѣ.

— Вообразите, Настасья Михайловна, у насъ 27–го балъ.

— Что–же, княжна, балъ такъ балъ.

Въ это время вошелъ Алексвндръ Сергѣевичъ въ комнату, а за нимъ какой–то священникъ, то есть не какой–то, а именно тотъ, портретъ котораго мы видѣли въ комнатѣ княжны; священникь этотъ назывался отцомъ Iоанномъ.

— А, ваше сiятельство, сказалъ отецъ Iоаннъ, давно не видѣлись.

Княжна подошла къ священнику; онъ ее благословилъ. На видъ отцу Iоанну было лѣтъ 45.

— Что это вы никакъ разстроены? спросилъ онъ, глядя въ лицо княжны.

— Да, и очень разстроена, батюшка: я такъ просила мама не вывозить меня въ нынѣшнемъ году въ свѣтъ, а она ни за что не хочетъ исполнить мое желанiе, да еще 27–го хочетъ давать у себя балъ.

— Только–то? съ кроткою улыбкою сказалъ отецъ Iоаннъ, а я думалъ что въ самомъ дѣлѣ у васъ какое нибудь горе.

— Да развѣ это не горе, больше чѣмъ горе, — это пытка! возразила княжна.

— Haдо смотрѣть на вещи, княжна, попроще, даже тогда когда онѣ вамъ не нравятся: мама ваша хочетъ чтобы вы выѣзжали въ свѣтъ, ну и выѣзжайтe. Сначала покажется тяжеленько, потомъ полегче, а тамъ и полюбится вамъ это удовольствiе. Сколько я зналъ такихъ дѣвушекъ, которыя ни за что не хотѣли знать свѣта, а потомъ, глядь, — и полюбили его.

— Нѣтъ, сказала княжна, грустно покачавъ головою, я свѣта никогда не полюблю; я чувствую что я рождена для другаго рода жизни.

— Довлѣетъ дневи злоба, сказалъ отецъ Iоаннъ, успѣете полюбить и другой родъ жизни, а пока дѣлайте то что отъ васъ требуютъ, и вы увидите какь вамъ легче будетъ жить.

— Хорошо, кротко и тихо сказала княжна, я попробую, но знаю что тяжело будетъ.

— А тяжело будетъ и своихъ силъ не хватить, на Бога надѣйтесь, лишь бы только главное исполнить: послушанiе, и послушанiе.

Александръ Сергѣевичъ, поклонившись княжнѣ при входѣ въ комнату, ходилъ по ней сложивъ руки за спиною, и слушалъ разговоръ между княжною и отцомь Iоанномъ. Былъ онъ большаго роста; правильно и стройно сложенъ; одѣтъ просто, но чисто; волоса темнорусые обстрижены были коротко; глаза черные и большiе; въ нихъ виднѣлось много наблюдательности, смѣлости и ума; носъ былъ прямой; ротъ красивый, съ весьма умною улыбкою; маленькiе темные усы, и подбородокъ весьма наглядно обрисовывавшiйся; цвѣтъ лица бѣлый, съ тѣнями зaгapa и румянца.

— Вопросъ о послушанiи — вѣдь это самый трудный вопросъ, батюшка; гдѣ ему предѣлъ? сказалъ остановясь у стола Александръ Сергѣевичъ.

— Нигдѣ, отвѣтилъ отецъ Iоаннъ: пока coвѣсть не возстаетъ, повинуйтесь.

— А ваша совѣсть спокойна? вдругъ спросила княжна обращаясь къ Александру Сергѣевичу; такъ то вы повинуетесь?

— Это, вѣрно, княжна, насчетъ слѣпаго–то?

— Да, насчетъ слѣпаго.

— Да право же я его навѣстилъ, но торопился и…

И ничего не съумѣлъ сдѣлать прервала его княжна. Напрасно, прошу завтра же все исполнить, слышите! Не забудьте что праздники наступаютъ: я не хочу чтобы были бѣдные, про которыхъ я знаю, которые не получили бы все что имъ нужно, — слышите?

— Слушаю—съ, отвѣчалъ Александрь Сергѣевичъ, ваше желанiе будетъ исполнено только не на счетъ слѣпаго.

— Отчего?

— Оттого что я сдѣлалъ надъ нимъ маленькiй опытъ, который иногда мнѣ удается: я ему даль трехъ–рублевую бумажку отъ вашего имени, и сказалъ ему: вотъ вамъ княжна наша присылаетъ десять рублей. Онъ взялъ бумажку, я обернулся, ухожу, а онъ за мною бѣжитъ, и такъ прямо съ oткрытыми глазами кричитъ что я у него укралъ семь рублей.

Въ это время вошелъ лакей и сказалъ священнику: — Княгиня васъ просятъ.

______

Отецъ Iоаннъ отправился къ княгинѣ. Княгиня его немедленно приняла. — Но, спросятъ читатели, — что общаго между отцомъ Iоанномъ и княгинею? Отецъ Iоаннъ былъ духовникъ княгини, законоучитель въ ея прiютѣ, и кромѣ того любимый ея священникъ. Княгиня любила, въ промежутки между свѣтскими обязанностями, бесѣдовать съ умнымъ священникомъ; къ тому же, въ первое время послѣ смерти князя, отецъ Iоаннъ сталъ для нея какъ будто нужнымъ утѣшителемъ.

— Какъ поживаете? спросила княгиня, подойдя кь благословенiю отца Iоанна.

— Слава Бorу. Скоро–ли ждете князя?

— Да вотъ каждый день жду его. На лицѣ княгини выразилось что–то какъ будто непрiятное. Я надѣюсь что онъ приiѣдетъ къ праздникамъ.

— Пора и домой, сказалъ отецъ Iоаннъ. Я слышалъ такъ что онъ собирается сюда только на короткое время, и...

— И что онъ хочетъ тамъ жениться? прервала его княгиня, принявъ позу и тонъ несокрушимо–гордые. Нѣтъ это пустые слухи!

— А что, вѣдь и пора ему подумать и о женитьбѣ?

— Да, но не на деревенской сосѣдкѣ! сказала княгиня, и еще болѣе выпрямилась.

— Эхъ, княгиня, не все ли равно на комъ, лишь бы женщина была хорошая, да разладу не было большаго въ происхожденiи.

— Я не допускаю ни малѣйшаго разлада: у моего сына большое состоянiе, славное имя, и очень понятно всякая помѣщица будетъ все дѣлать чтобы его завлечь въ свои сѣти, тѣмъ болѣе что, къ сожалѣнiю, у Всеволода нѣтъ твердаго характера.

— Это такъ: можетъ быть вы правы, а можетъ быть и нѣтъ; судьбу каждаго человѣка устраиваетъ только одинъ Богъ, и какiе бы мы расчеты тамъ ни дѣлали, приходитъ минута, и oбращается въ дымъ все то, что мы собирались противопоставить Божiему произволенiю.

— Я въ нынѣшнюю зиму оттого и хочу давать балы, чтобы женить Всеволода, и можетъ быть отдать замужъ мою дочь.

— Не рано ли для вашей дочери? сказалъ священникъ. Она изъ тѣхъ натуръ, которыя долго зрѣютъ.

— Да я торопиться и не буду, но...

— Я вотъ насчетъ княжны–то и хотѣлъ съ вами поговорить: на что вамъ такъ нужно ее приневоливать къ свѣтской вашей жизни, коль она ей такъ не по душѣ?

— Да помилуйте, батюшка, она у меня единственная дочь, завтра я ее представляю ко двору, — какъ же вы хотите чтобы она не выѣзжала въ свѣтъ, вѣдь не въ монастырь ей поступать! Слава Богу, она имѣетъ право претендовать на недурное мѣсто въ свѣтѣ. И для чего же я ее воспитывала, — неужели для того чтобы ей сидѣть дома и видѣться только съ Анастасьею Михайловною, да со всѣми ея бѣдными? Вѣдь меня на смѣхъ подымутъ, если узнаютъ что моя дочь, княжна Мытищева, готовится въ сельскiя учительницы.

— Мнѣ кажется, княгиня, что прежде чѣмъ рѣшиться насиловать природу вашей дочери, надо вамъ много вопросовъ пообдумать. Ваши соображенiя очень вѣрны, если на нихъ смотрѣть съ точки зрѣнiя свѣтской жизни; но вѣдь кромѣ свѣтской жизни есть жизнь внутренняя, духовная, личная: здѣсь надо быть очень осторожнымъ, ибо никогда нельзя предвидѣть какъ глубоко привито къ душѣ извѣстное чувствo, и чѣмъ можетъ на всю душевную жизнь, да и на всю будущность, отозваться насилье именно какого нибудь глубокаго, присущаго, такъ сказать, природѣ чувства; можетъ быть я ошибаюсь, но мнѣ кажется что натура вашей дочери отъ рожденiя, если можно такъ выразиться, не предназначена къ той жизни, къ которой вы ее предназначаете; у нее душа сложилась въ совершенно иныхъ чувствахъ и мысляхъ; потребности развились въ ней другiя; ей нуженъ другой воздухъ, другiя заботы, другiе интересы, другiе люди...

— Этого не можетъ быть, батюшка. Съ рожденiя она жила со мною, въ моемъ мipѣ, въ моихъ мысляхъ, и вы вдругъ хотите чтобы для моей дочери нужно было другое общество, чѣмъ ея родная мать, чѣмъ...

— Мать остается матерью, княгиня, но свѣтъ окружающiй васъ можетъ быть не по душѣ вашей дочери, потому что ея душа рождена съ требованiями другаго мiра.

— Какого другаго мipa? Какой другой мiръ можетъ быть нуженъ княжнѣ Мытищевой? вотъ чего я не понимаю, признаюсь.

— Почему вы знаете, княгиня, что душѣ княжны Мытищевой нуженъ мiръ какой нибудь смиренной помѣщицы, а смиренной помѣщицѣ нужна атмосфера княжны Мытищевой?

— Когда она будетъ свободна располагать своею судьбою, она можетъ идти въ какiя угодно смиренницы, но пока она въ моемъ домѣ, пока она носитъ наше имя, пока я передъ свѣтомъ отвѣчаю за нее, я не могу допустить чтобы изъ за капризовъ ребенка на меня указывали какъ на уродливую мать; вѣдь для чего же нибудь я ее воспитывала!

— Ахъ, княгиня, какъ вы странно смотрите на вещи, а еще зовете себя христiанкою! неужели вы думаете что воспитанiе даетъ душѣ свойства, потребности, какъ даетъ оно привычки; вѣдь вотъ вамъ самое сильное доказательство того что вы не правы заключается именно въ томъ, что все что вы ни сдѣлали для привитiя вашей дочери потребности къ свѣту — ни къ чему не послужило: значитъ душа ея не воспринимаетъ извѣстныхъ вещей, и что бы вы ни дѣлали, вы ничего не достигнете; но испортить нравъ вашей дочери вы можете, и неизбѣжно его испортите если будете ее насиловать; таково по крайней мѣрѣ мое мнѣнie, а вѣрнѣе сказать, мои предчувствiя.

— Да что же вы хотите, чтобы я сдѣлала? чтобы я завтра послала сказать во дворецъ что книжна Мытищева, моя дочь, не можетъ представляться, потому что не любить свѣта и занята своими бѣдными?

— Зачѣмъ? пусть ваша дочь представляется кому слѣдуетъ; но ей не хочется ѣздить на балы, не везите; захочется ей — повезите ее!

— А гдѣ же она выйдетъ замужъ? ужь не въ подвалахъ ли ей искать себѣ мужа?

— Ну зачѣмъ вы сердитесь, княгиня? кротко упрекнулъ ее отецъ Iоаннъ.

— Затѣмъ, батюшка, что это не въ первый разъ, а въ сотый можетъ быть разъ, что я должна говорить объ одномъ и томъ же предметѣ, и доказывать свое право быть для моей дочери матерью. Есть вещи которыя не всѣ люди понимаютъ: когда носишь имя, когда это имя даетъ положенiе, тогда нельзя жить какъ живутъ мѣщане. Безъ того уже теперь, благодаря новымъ демократическимъ понятiямъ о долгѣ, о жизни, о семействѣ, князья и графы женятся на кухаркахъ и публичныхъ женщинахъ, и когда ихъ спрашиваютъ: зачѣмъ? они вамъ отвѣчаютъ что всѣ люди одинаковы, что они не рождены для большаго свѣта, что аристократическiе принципы — это вздоръ. Все это теперь въ воздухѣ, и я нисколько не удивлюсь если моя дочь прiйдетъ ко мнѣ и скажетъ что она потому не любитъ свѣта, что рождена съ демократическою душою!

Княгиня замолчала.

Отецъ Iоаннъ замолчалъ тоже. По его лицу видно было что онъ обдумывалъ свой отвѣтъ.

— Видите что, княгиня; я васъ люблю и уважаю, да и вашу дочь люблю и уважаю: мнѣ и васъ жаль, потому что отчасти вы правы, да и княжны жаль, потому и она отчасти права. Надо вамъ съ нею сойтись поближе, пускай выскажется, можетъ быть она съумѣетъ вамъ представить такiе доводы, которые я не съумѣю вамъ представить; а можетъ быть наоборотъ, вы ее убѣдите...

— Я, какъ мать ея, имѣю право, батюшка, требовать отъ нея послушанiя, мнѣ убѣждать ее не нужно тамъ, гдѣ я знаю что я права.

— Да вѣдь послушанiе, княгиня, будетъ съ ея стороны искреннѣе и полнѣе, если къ нему присоединится убѣжденiе.

— Можеть быть я ее и убѣждала; но это ни къ чему не послужило.

— Попробуйте еще.

— Нѣтъ, батюшка, въ этомъ отношенiи я все сдѣлала что могла и что должна была сдѣлать. Если черезъ два года дочь моя будетъ такiе–же чувства питать къ свѣту, какъ и теперь, тогда я умываю себѣ руки; пускай идетъ хоть въ монастырь, но до этого она будетъ княжною Мытищевою!

Въ это время вошелъ камердинеръ съ депешею на серебряномъ подносѣ.

Княгиня быстро распечатала депешу, и жадно сталa ее читать.

— Такъ и есть! Княгиня нервнымъ движенiемъ сжала депешу въ рукѣ, и бросила ее въ каминъ: Онъ будетъ 27–го, чтобы провести вечеръ 24–го не дома.

— Помѣха вѣрно случилась.

— Разумѣется, помѣха; кто же охотно выпуститъ изъ своихъ рукъ князя Мытищева — красавца, съ сотнею тысячъ годоваго дохода!

Княгиня встала. Отецъ Iоаннъ тоже.

— Ужь вы меня извините, княгиня, сказалъ онъ протягивая княгинѣ руку.

— Извините и вы меня, батюшка, но, право, въ нынѣшнее время не легко быть матерью, когда воздухъ полонъ, даже въ нашихъ сферахъ, самыми отвратительными и ядовитыми элементами.

— Богъ дастъ все уляжется!

— Но когда? намъ достаются однѣ только непрiятности.

Въ это время вошелъ камердинеръ.

— Madame Andrieux est aux ordres de madame la princesse, сказалъ онъ.

— Tout de suite. Извините меня, батюшка. Съ улыбкою она протянула руку отцу Iоанну, приняла его благословенiе, и сказала: У меня 27 балъ.

— Слышалъ, слышалъ; ну на удовольствiе пусть онъ и будетъ! До свиданья.

Священникъ вышелъ въ одну дверь. Въ другую вбѣжала модистка madame Andrieux.

______

ПАМЯТИ М. А. МАКАРОВА.

Газеты на дняхъ возвѣстили о смерти М. А. Макарова. Нежданная кончина такого полезнаго общественнаго дъятеля вызываетъ сама собою на глубокое сочувствiе къ такой потерѣ, но для того, кто судьбою былъ сближенъ съ Макаровымъ почти съ лучшихъ дней дѣтства, кто зналъ и видѣлъ пocтeпенный ростъ его душевнаго развитiя, кто слѣдилъ за первыми проблесками его могучаго таланта, кто крѣпко вѣровалъ въ его художественную силу, для того невозможно остаться безмолвнымъ при горькой утратѣ всѣхъ надеждъ, разрушаемыхъ неумолимою смертью. Какъ глубоко прочувствовало петербургское общество нежданную смерть Макарова, я это ясно вижу изъ того теплаго слова, которое высказано въ 48 № «Гражданина”. Покойный М. А. является въ этомъ очеркѣ такимъ, какимъ его могли знать всѣ до единаго имѣвшiе къ нему отношенiе; слова эти дышатъ святою истиной безъ малѣйшей примѣси преувеличенiя.

Меня судьба столкнула съ М. А. на жизненномъ пути во дни его дѣтства — и потому, для тѣхъ кто мало знаетъ его прошлое, я съ глубокимъ сочувствiемъ передамъ все то, что въ судьбѣ его было болѣе замѣчательнаго и могло ускользнуть отъ наблюденiя другихъ.

М. А. Макаровъ родился въ Варшавѣ въ 1828 г. Отецъ его былъ оберъ–гевалдигеромъ 1–го пѣхотнаго корпуса въ чинѣ мaiopa и прибылъ съ корпусомъ, подъ управленiемъ генерала Ридигера, въ Кiевъ въ 1835 или 1836 году. Ребенку Макарову тогда было 8 лѣтъ. Это было прекрасное, скромное дитя, съ голубыми выразительными глазами, съ привѣтливой улыбкой и роскошными темнорусыми кудрями. Матери у него тогда уже не было. Сослуживцы отца говорили что отецъ Макарова передь отъѣдомъ изъ Варшавы тайно увезъ отъ матери ребенка, разлука съ которымъ стоила ей жизни. Ребенокъ о своей матери ничего не помнилъ. Maiopъ Макаровъ еще въ цвѣтѣ лѣтъ, видный собою, повидимому кавалеристъ полный увлеченiя, на первыхъ недѣляхъ своей жизни въ Кiевѣ познакомился съ двумя, тремя домами — въ томъ числѣ и въ моемъ семействѣ. Mнѣ тогда было 13 лѣтъ — и я глубоко привязался къ ребенку Макарову, котораго отецъ привозилъ ко мнѣ въ гости. Kъ несчастью отецъ его вскорѣ простудился на какомъ–то общественномъ балѣ, заболѣль и чрезъ недѣлю умерь отъ тифа въ военномъ госпиталѣ. Ребенокъ остался одинъ и при томъ, по безпечности отца, безъ всякихъ документовъ, даже безъ метрики. Старшiй братъ мой взялъ бѣднаго сиротку къ себѣ и онъ жилъ въ нашемъ домѣ болѣе года. Изъ оставшагося имущества и проданнаго въ пользу сироты, составилась небольшая сумма — около 1,000 р. сер., которая отдана была въ сиротскiй судъ на сохраненiе. Затѣмъ назначенный къ сиротѣ опекунъ взялъ его кь себѣ, и такъ какъ онъ жилъ на Подолѣ (часть города), а я на Печерскѣ (часть города), то по отдаленности нашего жительства мы уже видѣлись довольно рѣдко, хотя дружескiя наши отношенiя съ Макаровымъ не измѣнялись. Въ эти рѣдкiя встрѣчи Макаровъ всегда жаловался на тяжелую, скудную и горькую жизнь у своего грубаго опекуна, стараго подъячаго изъ магистрата. Нѣсколько лѣтъ онъ учился въ уѣздномъ училищѣ на Подолѣ, гдѣ любимымъ его учителемъ быль Кулишъ, уже начинавшiй свое литературное поприще. Еще ученикомъ Макаровъ зачитывался всѣми возможными произведенiями русскихъ писателей и кажется особенно цѣнилъ поэзiю и историческiе романы. Страсть къ рисованiю у него начала развиваться самобытно — учителя пo этому искуству у него почти не было. Въ свободные дни Макаровъ въ лѣтнее время бѣжалъ за городъ, на берега Днѣпра, на дачи кiевскiя — и тамъ, въ тихомолку, съ природой и карандашемъ проводилъ свои часы. Время шло, ребенокъ переходилъ уже въ перiодъ юношества; школа, грубая и неразвивавшая его чувства къ изящному, ему опротивѣла; долго боролся молодой умъ съ выборомъ своей дальнѣйшей карьеры — и не знаю уже вслѣдствiе чего — однажды юный Макаровъ пришелъ къ нежданному результату. Въ одинъ прекрасный день Макаровъ заявилъ мнѣ свое желанiе поступить... въ аптекарскiе учники, думая, быть можетъ, найти хоть какiя нибудь удобства жизни, лишь бы освободиться изь опекунскаго плѣна. Едва онъ высказалъ свое желанiе грустно и печально, со слезами на глазахъ — мои мечты о его художественномъ развитiи разлетѣлись въ прахъ! Я тогда уже былъ студентомъ медицины въ кiевскомъ университетѣ, и такъ какъ ученый аптекарь университета былъ мнѣ хорошо знакомъ, то единственно по моему ходатайству Макаровъ поступилъ въ университетскую аптеку на правахъ аптекарскаго ученика. То, о чемъ я предсказывалъ Макарову при первомъ его желанiи поступить въ аптеку, скоро начало сбываться: занятiя въ аптекѣ ему были не по душѣ, онъ видимо томился въ ней, скучалъ, и все свое свободное время онъ отдавалъ карандашу и чтенiю далеко не аптекарскихъ мудростей. Душа вѣчно поэтическая, вполнѣ художническая, не подчинялась аптекарскимъ формуламъ, и вотъ художникъ нашъ часто забирается за какой нибудь шкапъ, за кулекъ съ ромашкой, и въ сладкомъ уединенiи аптечнаго чердачка созидаетъ свой мiръ: то онъ набрасываетъ сцену Черная Рада (Кулиша), то роскошный пейзажъ знакомыхъ кiевскихъ окрестностей, то потѣшитъ и себя и другихъ жизненною карикатурою кого нибудь изъ знакомыхъ кружка. Кажется одна изъ карикатуръ, затронувшая самолюбiе аптечнаго персонала, заставилa Макарова бросить эту карьеру. Къ счастью его, — ему пришлось разбить или потерять какiе–то довольно важные препараты, а этого уже было довольно чтобы и со стороны аптекаря высказалось нежеланiе имѣть его своимъ ученикомъ. И вотъ, теперь только, cъ рожденiемъ карикатуры, съ разбитой стклянкой, является предъ глазами Макарова тотъ истинный путь, по которому судьба предназначила ему идти до конца жизни. Въ эту критическую минуту онъ рѣшился поступить чертежникомъ къ Беретти, у котораго пробывъ почти два года, выработалъ въ себѣ безошибочное желанiе попасть въ академiю художествъ. Если не ошибаюсь, въ 49 году Макаровъ, съ нѣсколькими заработанными рублями, ѣдетъ въ Петербургъ, никому неизвѣстный, безъ протекцiй, безъ средствъ, искать своего счастья на поприщѣ художника. Въ 1850 году я видѣлъ его въ Петербуprѣ трудящимся въ академiи, все также бѣднымъ, но полнымъ вдохновенiя и свѣтлыхъ надеждъ. И въ это время Макаровъ представлялъ собою чисто дѣтскую, добрую, незлобивую натуру, находившую все свое счастiе въ своихъ любимыхъ чертежахъ, планахъ и рисункахъ. Уже въ это время онъ заявлялъ мнѣ что онъ избираетъ своей дорогой  — архитектурныя занятiя. Ему уже тогда давалъ свои работы архитекторъ Робенъ, имѣвшiй свои спецiaльныe труды по сооруженiю Исакiевскаго собора. Въ 1853 году, бывши въ Петербургѣ, я посѣщалъ нерѣдко Макарова. Онъ жилъ тогда на углу Мѣщанской и Гороховой, въ домѣ Ocосовой. Обстановка его была уже далеко отраднѣе прежней: комната для работы была полна бюстовъ, этюдовъ съ натуры его работы; столы были завалены планами, чертежами, въ углу красовалось скромное пьянино; повсюду были разбросаны книги, журналы, ноты — словомъ художническiй безпорядокъ съ нѣкоторымъ оттѣнкомъ уже начинавшагося комфорта. Изъ словъ Макарова я узналъ что ему поручаетъ часть своихъ работъ извѣстный архитекторъ Штакеншнейдеръ и что онъ занятъ теперь выполненiемъ фасада и плана для дачи Великой Княгини Марiи Николаевны. Тѣ работы, которыя онъ выполнялъ въ моемъ присутствiи подъ влiянiемъ вдохновенiя, убѣдили меня вполнѣ въ несомнѣнномъ талантѣ, развивавшемся у Макарова. Я прiѣхалъ въ Петербургъ въ то время съ однимъ богатымъ помѣщикомъ, который давно желалъ имѣть по своему вкусу великолѣпный домъ въ деревнѣ. Сознавая вполнѣ что Maкapовъ удовлетворитъ его желанiямъ, я познакомилъ ихъ другъ съ другомъ. Переговоривъ съ помѣщикомъ, Макаровъ въ два или три дня набросалъ ему фасадъ и планъ такого дома, что мой магнатъ, при всемъ своемъ знанiи архитектурнаго дѣла (онъ былъ опытный, извѣстный инженеръ, при всемъ утонченномъ вкусѣ человѣка глубоко образованнaro, много видѣвшаго въ жизни), цѣлыя ночи не могъ спать отъ восхищенiя, что добился таки своего идеала и безъ конца благодарилъ меня за знакомство съ Макаровымъ. Къ сожалѣнiю этоть замѣчательный проектъ дома не осуществился дальше фундамента: магнатъ мой умеръ, а для наслѣдниковъ эта постройка была не по карману. Въ этотъ перiодъ времени однажды посѣтивъ Макарова, я засталъ его больнымъ и очень печальнымъ. «Не болезнь меня сокрушаетъ, сказалъ мнѣ Макаровъ, а люди, ихъ неправда! Mне слѣдовала за мой проектъ въ академiи золотая медаль, а ее дали племяннику одного изъ профессоровъ! Золотая медаль для меня много–бы значила, я поѣхалъ–бы за границу на счетъ академiи… А теперь–же все брошу!" Но, слава Богy! онъ не бросилъ и шелъ все своею честною дорогою. Съ тѣхъ поръ прошло 20 лѣтъ — и во все это время я не видѣлся съ Макаровымъ, хотя встрѣчалъ его фамилiю въ газетахъ и убѣждался все тверже что онъ идетъ впередъ. Такой человѣкъ не могъ не идти впередъ.

Я никогда не могу забыть тѣхъ часовъ, когда я любовался — какъ изъ подъ карандаша его возникали замки, башни, дачи, фонтаны, цвѣты, арабески... Словомъ карандашъ его былъ только отраженiемъ его задушевныхъ думъ, его внутренняго мiра. Душа М. А. была всегда согрѣта теплой любовью къ человѣчеству, и не мудрено, что тѣ, кто имѣлъ съ нимъ дѣла, высоко цѣнили его честность и доброту. Чувство изящнаго для него было выше всего, онъ глубоко понималъ душою музыку и достигалъ успѣха, какъ самоучка, на фортепьяно. Бoгатая талантами натура его была одарена и счастливою наружностью. Мы навѣрное скажемъ большое спасибо тому, кто передастъ въ нашу Иллюстрацiю портретъ незабвеннаго М. A. Mакарова. Такiе таланты, какъ Макаровъ, не должны проходить безъ слѣда на Руси. Намъ остается скорбѣть душою что такъ рано угасла достойная жизнь даровитаго художника. Да уцѣлѣетъ память о немъ хоть между успѣвшими оцѣнить его.

Н. Пирошковъ.

1873 г. Декабря 4  дня, г. Ярославль.

______

КРИТИКА И БИБЛIОГРАФIЯ.

Русскiй календарь А. С. Суворина. Ц. 1 р., 1 р. 25 к., и 1 р. 60 к.

Крестный календарь Гацука. Ц. 1 р.

Всеобщiй календарь Герм. Гоппе. Ц. 1 р.

Было время на Руси, и очень недавно, когда существовало два календаря, Академическiй, и Бердичевскiй: первый былъ монополiею нашей академiи наукъ, второй былъ народный календарь, расходившiйся изъ Бердичева въ большомъ количествѣ экземпляровъ по всей Средней и Южной Россiи.

Теперь монополiя aкaдeмiи прекратилась: охота къ изданiю календарей всѣхъ возможныхъ видовъ и цѣнъ пробудилась вездѣ.

Къ числу самыхъ распространенныхъ календарей принадлежатъ три вышепоименованные. По историческому порядку слѣдовало бы ихъ назвать такъ: календарь Герм. Гоппе, затѣмъ Гацука или Крестный, и наконецъ Русскiй А. Суворина, ибо первый старше остальныхъ по возрасту, а послѣднiй всѣхъ моложе, такъ какъ издается только два года.

Нo дѣло въ томъ что порядокъ этотъ измѣняется какъ только мы захотимъ поговорить о достоинствах этихъ трехъ календарей. Тогда послѣднiй будетъ первымъ, а первый — послѣднимъ.

Про Всеобщiй календарь Герм. Гоппе много было писано рекламъ имъ самимъ: чуть ли не похвальныя оды онъ сочинялъ самому себѣ въ честь своего календаря. Но еще болѣе писано и разсказано по поводу этого календаря анекдотовъ, въ доказательство того что онъ есть ничто иное какъ наскоро дѣлаемая аффера, результатъ желанiя первому протолкаться въ концѣ года на рынокъ книгъ и свалить на этотъ рынокъ свой Всеобщiй календарь. Правда онъ толще всѣхъ календарей, но и только: другихъ достоинствъ въ немъ не ищите; а станете искать — найдете много невѣрностей и такiя свѣденiя, которыя доказываютъ только что никто, при составленiи этого календаря, не давалъ себѣ труда надъ нимъ хоть сколько нибудь постараться.

Второй календарь — Крестный, г. Гацука, издается въ Москвѣ, и смѣло можетъ быть названъ добросовѣстно составленнымъ календаремъ. Впрочемъ на лицо есть доказательство что онъ публикѣ нравится, ибо явился издатель Крестоваго календаря, то есть поддѣлки подъ Крестный календарь, который прилагаетъ особыя усилiя сбывать свое изданiе подъ прикрытiемъ этой поддѣлки.

Наконецъ Русскiй календарь г. Суворина положительно можетъ быть названъ лучшимъ изъ календарей, такъ какъ вь немъ, не смотря на общiя всѣмъ календарямъ ошибки и опечатки, весьма наглядно бросается въ глаза старанiе автора сдѣлать изъ своего изданiя что либо болѣе осмысленное и систематическое, чѣмъ простой перечень именъ и цифръ, по рубрикамъ расположенныхъ. Пoчти въ каждой рубрикѣ прежде цифръ есть объясняющiй текстъ; въ иныхъ отдѣлахъ есть сравнительныя статистическiя работы; наконецъ есть отдѣльныя статьи, какъ напр. весьма дѣльная статья подъ заглавiемъ: «Оздоровленie городовъ и селъ", которыя имѣютъ самостоятельный интересъ, не говоря уже о томъ что есть отдѣлы, какь напр. медицинскiй календарь, историческiй календарь, которые въ другихъ календаряхъ не имѣются, и придаютъ значенiе календарю постоянно нужной справочной книги.

_____

Помпадуры и Помпадурши, соч. М. Е. Салтыкова (Щедрина) 1873. Цѣна 2 р. Стр. 357.

Пожалуй читатель начнетъ съ того что спроситъ насъ: что такое «помпадуры”? Надо непремѣнно самому прочесть произведенiе талантливаго Г. Щедрина, чтобы получить отвѣтъ на вопросъ: что такое наши помпадуры? Смѣшно, очень смѣшно то что о нихъ написалъ г. Щедринъ, и притомъ прелесть этой сатиры заключается въ томъ, что въ ту минуту когда вы отъ смѣха собираетесь переходить къ серьознымъ, а пожалуй даже и грустнымъ размышленiямъ насчетъ помпадуровъ, — трахъ! онъ васъ переноситъ въ такой фантастическiй мiръ всѣхъ возможныхъ небылицъ, что вы, въ присутствiи всего этого трудновообразимаго, огорашиваетесь, и теряете всякую охоту спуститься въ жизнь, чтобы надъ нею пофилософствовать...

Помпадуръ — это человѣкъ, съ которымъ вы вѣроятно не разъ встрѣчались, къ которому не разъ подходили съ бòльшимъ или меньшимъ подобострастiемъ, которому жать руку казалось вамъ почти также прiятно, какъ жать ее хорошенькой женщинѣ, который вамъ говорилъ, какъ «своему любезному”, разныя глубокiя и неглубокiя мысли, и чѣмъ глупѣе онѣ были, тѣмъ больше вы имъ поддакивали, изъ страха противорѣчить его пре–ству, и прослыть членомъ оппозицiи или просто либераломъ. Ужь извините, читатель, но не вы первый, не вы послѣднiй будете смѣяться надъ помпадуромъ; но если помпадуръ подойдетъ къ вамъ и скажетъ: «вы надо мною, мой любезный, смѣетесь?” не вы ли скажете ему: «нѣтъ, ваше пре–ство, я вотъ надъ этимъ помпадуромъ смѣялся”! Мiръ ужь такъ созданъ. Помпадурство есть причина быть осмѣяннымъ, это правда; но оно въ то же время есть право казаться сто разъ болѣе глубокимъ чѣмъ въ дѣйствительности; и изъ 600,000 человѣкъ интеллигенцiи русской, право 599,998 хотѣли бы быть помпадурами...

Въ концѣ этого веселаго произведенiя есть маленькая глава, озаглавленная: «Мнѣнiе знатныхъ иностранцевъ о помпадурахъ”. Эта маленькая глава, по нашему мнѣнiю, есть дѣлу вѣнецъ. Она не вызываетъ, но вырываетъ гомерическiй смѣхъ. Изъ мнѣнiй 4–хъ знатныхъ иностранцевъ можно приблизительно извлечь что–то отвѣчающее на вопросъ: что такое помпадуры?

Такъ напримѣръ, князь де–ля Кассонадъ, бывшiй оберъ–егермейстеръ Е. В. Императора Сулука I, нынѣ, благодаря превратностямъ судебъ, обратившiйся въ главнаго гарсона кафе–Ришъ въ Парижѣ, командированный своимъ владыкою въ Россiю для изученiя способовъ взысканiя недоимокъ, пишетъ о помпадурѣ между прочимъ слѣдующее:

«Каждый изъ здѣшнихъ городовъ имѣетъ своего главнаго помпадура, которому подчинено нѣсколько второстепенныхъ помпадуровъ, у которыхъ, въ свою очередь, состоитъ подъ начальствомъ безчисленное множество помпадуровъ третьестепенныхъ, а сiи послѣднiе уже имѣютъ въ своемъ непосредственномъ завѣдыванiи массу обывателей или чернь (la vile populace). Всѣ они составляютъ такъ–называемую бюрократическую армiю, и различаются между собою лишь болѣе или менѣе густымъ шитьемъ на воротникахъ и рукавахъ. Такъ какъ было бы тяжело и затруднительно изслѣдовать нравы всѣхъ этихъ разновидностей, то я главнымъ образомъ сосредоточилъ свое вниманiе на главныхъ помпадурахъ, потому что они представляютъ собою прототипъ, по которому можно безъ труда сдѣлать заключенiе и о прочихъ.

«Главные помпадуры избираются преимущественно изъ молодыхъ людей, наиболѣе способныхъ къ тѣлеснымъ упражненiямъ. На образованiе и умственное развитiе ихъ большаго вниманiя не обращается, такъ какъ предполагается что эти лица ничѣмъ заниматься не обязаны, а должны только руководить. При этомъ имѣется, кажется, въ виду еще и та мысль, что науки вообще имѣютъ растлѣвающее влiянiе, и что, слѣдовательно, онѣ всего менѣе могутъ быть у мѣста тамъ, гдѣ требуется лишь свѣжесть и непреоборимость. И дѣйствительно, главные помпадуры живутъ въ столь безнадежномъ отъ наукъ отдаленiи, что нѣкоторые изъ нихъ не шутя смѣшивали моего всемилостивѣйшаго повелителя Сулука I съ королевою Помарé, а сiю послѣднюю съ извѣстной парижской лореткой того же имени. Признаюсь, эти смѣшенiя причинили мнѣ не мало огорченiй, и я не разъ вынуждался объявлять очень категорически, что повторенiе чего–либо подобнаго можетъ имѣть послѣдствiемъ серьозный casus belli.

«Преимущественное назначенiе главныхъ помпадуровъ заключается въ томъ чтобы препятствовать. Несмотря однако жъ на мои усилiя разъяснить себѣ, противъ чего собственно должна быть устремлена эта тормозящая сила — я ничего обстоятельнаго по сему предмету добиться не могъ...

«Такъ, напримѣръ, я съ любопытствомъ наблюдалъ однажды, какъ одинъ чрезвычайно вышитый помпадуръ усмирялъ другаго менѣе вышитаго за то, что сей послѣднiй не поздравилъ перваго съ праздникомъ. Клянусь, никогда королева Помарè (а кто же не знаетъ, до какой степени она не изящна въ своихъ выраженiяхъ?) не обращалась къ своему кучеру съ подобнымъ потокомъ высокоукоризненныхъ словъ. Когда же я позволилъ себѣ усомниться, чтобы обстоятельство столь неважное способно было возбудить столь сильный гнѣвъ, то расшитый помпадуръ взглянулъ на меня съ такимъ страннымъ видомъ, что я поспѣшилъ раскланяться, дабы не вышло изъ этого чего дурнаго для меня или для моего всемилостивѣйшаго повелителя. Въ другое время, другой помпадуръ откровенно мнѣ сознавался, что онъ только и дѣлаетъ что усмиряетъ бунты, при чемъ назвалъ мнѣ и имена главныхъ бунтовщиковъ: предсѣдателей окружнаго суда и мѣстной земской управы. А такъ какъ я не далѣе, какъ за день предъ тѣмъ, имѣлъ случай съ обоими бунтовщиками играть въ ералашъ, и при этомъ не замѣтилъ въ ихъ образѣ мыслей ничего вреднаго, то и не преминулъ возразить негодующему помпадуру, что, по мнѣнiю моему, оба названныя лица ведутъ себя скромно и усмиренiя не заслуживаютъ. Но онъ, не желая ничего слушать, отвѣтилъ мнѣ, что все это интрига, и что онъ, помпадуръ, не успокоится покуда не раскроетъ въ подробности всѣ нити и корни оной.

«Вообще у нихъ есть фаталистическая наклонность обратить мiръ въ пустыню и совершенное непониманiе тѣхъ послѣдствiй, которыя можетъ повлечь за собою подобное административное мѣропрiятiе. Наклонность эту я готовъ бы назвать человѣконенавистничествомъ, если–бъ не имѣлъ безчисленныхъ доказательствъ, что въ основанiи всѣхъ дѣйствiй и помысловъ помпадурскихъ лежитъ не жестокость въ собственномъ смыслѣ этого слова, а безграничное легкомыслiе. Такъ, напримѣръ, когда я объяснилъ одному изъ нихъ, что для нихъ же будетъ хуже, ежели мiръ обратится въ пустыню, ибо некого будетъ усмирять, и даже некому будетъ готовить имъ кушанье, — то онъ, съ невѣроятнымъ аппломбомъ, отвѣтилъ мнѣ: «тѣмъ лучше! мы будемъ ѣздить другъ къ другу и играть въ карты, а обѣдать будемъ ходить въ рестораны!” И я опять вынужденъ былъ замолчать, ибо какая же возможность поколебать эту непреоборимую вѣру въ какое–то провиденцiальное назначенiе помпадуровъ, которая ни передъ чѣмъ не останавливается и никакихъ невозможностей не признаетъ”!

Второй иностранецъ, г. Онезимъ Шнапанъ, бывший политическiй сыщикъ подъ начальствомъ монсеньера Мопа въ Парижѣ и переведенный въ Россiю однимъ изъ помпадуровъ для изученiя мѣстныхъ нравовъ въ его краѣ, пишетъ между прочимъ, со словъ самого помпадура, посвящавшаго его въ тайны своего помпадурскаго званiя.

«Званiе помпадура”, говоритъ помпадуръ Шенапану, «почти ненужное; но именно эта–то ненужность и придаетъ ему то пикантное значенiе, которое оно имѣетъ у насъ. Оно ненужно, и, между тѣмъ, оно есть... вы меня понимаете?

«— Не совсѣмъ, monseigneur!

«— Постараюсь высказаться яснѣе. У помпадура нѣтъ никакого спецiальнаго дѣла (“лучше сказать, никакого дѣла”, поправился онъ); онъ ничего не производитъ, ничѣмъ непосредственно не управляетъ и ничего не рѣшаетъ. Но у него есть внутренняя политика и досугъ. Первая даетъ ему право вмѣшиваться въ дѣла другихъ; второй — позволяетъ разнообразить это право до безконечности. Надѣюсь, что теперь вы меня понимаете?

«— Извините, excellence; но я такъ мало посвященъ въ пружины степной политики (la politique des steppes), что многаго не могу уразумѣть. Такъ, напримѣръ, для чего вы вмѣшиваетесь въ дѣла другихъ?

«— Вы глупы, Chenapan (да, онъ сказалъ мнѣ это, не смотря на то что въ то время былъ еще очень учтивъ относительно меня)! Вы не хотите понять, что чѣмъ больше съ моей стороны вмѣшательства, тѣмъ болѣе я получаю правъ на вниманiе моего начальства. Если я усмирю въ годъ одну революцiю — это хорошо; но если я усмирю въ годъ двѣ революцiи — это ужь отлично! И вы, который находитесь на службѣ у величайшаго изъ усмирителей революцiй — вы не понимаете этого!

«— Я понимаю, я даже очень хорошо понимаю это, monseigneur! Но, признаюсь, я полагалъ что положенiе вашего отечества...

«— Всѣ отечества находятся въ одномъ положенiи для человѣка, который желаетъ обратить на себя вниманiе начальства — vous m‘entendez? Но это еще не все. Я имѣю и личное самолюбiе... sacrebleu! У меня есть внутренняя политика, у меня есть прерогативы! Я хочу проводить мой взглядъ... sapristi! Я желаю чтобъ съ этими взглядами сообразовались, а не противодѣйствовали имъ! Это мое право... это, наконецъ, мой капризъ! Вы возлагаете на меня отвѣтственность... вы требуете отъ меня et ceci et cela... позвольте же и мнѣ имѣть свой капризъ! Надѣюсь, что это не какая нибудь чудовищная претензiя съ моей стороны?”

Наконецъ выписываемъ послѣднiй разсказъ знатнаго иностранца цѣликомъ, благо онъ коротокъ.

«Какъ мы везли Ямуцки прынцъ Иззединъ–Музаферъ–Мирза въ Рассею”. Писалъ съ натуры прынцовъ воспитатель Хабибулла Науматулловичъ, бывшiй служитель въ атель Бельвю въ С.–Питимбурхи, на Невскимъ, противъ кiятра (Съ двухъ до семи часовъ обѣды по 1 и по 2 р. и по картѣ. Ужины. Завтраки). Изданiе общества покровителей животнымъ.

«Въ пятницу, на масляной, только что успѣли мы отслужить господамъ, прибѣжалъ въ нашъ атель Ахметка и говоритъ: «Хабибулла! можешь учить прынца разумъ?” Я говорю: могу! «Айдà, говоритъ, въ Касимовъ, бери плакатъ и ѣзжай въ Ямудiю!”

«Ѣзжалъ Касимовъ, биралъ плакатъ — айда въ Ямудiю!

«Ѣзжалъ тамошнiй сталица. Чуднòй городъ, весь изъ песку. Сичасъ къ прынцу.

«— Извединъ–Музаферъ–Мирза! говорю — хозяинъ атель Бельвю — на самымъ Невскимъ, противъ кiятра, обѣды по 1 и по 2 р. и по картѣ; ужины; завтраки — прислалъ мине тибѣ разумъ учить — айдà въ Питембурхъ!

«— Какой такой Питембурхъ? говоритъ.

«Смѣшно мнѣ стало.

«— Большой ты ишакъ выросъ, а Питембурхъ не знаешь!

«Согласилси.

«— Айдà, говоритъ: — тольки учи меня разумъ, Хабибулла! пажалста, учи!

«Стали сбираться. Чимаданъ — нѣтъ; сакваяжь — нѣтъ! Бида!

«— Есть–ли, говорю, по крайности, орденъ у тебя? наши господа ордена любятъ?

«— Есть, говоритъ, орденъ ишакъ. Самъ дѣлалъ.

«— Бери больше, говорю.

«Ѣхали–ѣхали; плыли–плыли. Страсть!

«Пескамъ ѣхали, полямъ ѣхали, лѣсамъ, горамъ ѣхали. Морямъ плыли, заливамъ–праливамъ плыли, рѣкамъ плыли, озерамъ не плыли...

«Одначе, прiѣхали.

«— Какой такой страна? спрашивалъ прынцъ.

«— Балшой ты ишакъ выросъ, а такой дурацкой вещь спрашиваешь. Не страна, а Рассея, говорю.

«— Учи мине разумъ, Хабибулла! пажалста учи!

«Ѣзжалъ одинъ городъ — одинъ помпадуръ стричалъ.

«— Какой такой человѣкъ? говорилъ принцъ.

«— Помпадуръ, говоритъ.

«— Бери орденъ ишакъ и термалама на халатъ!

«Ишакъ бралъ, термалама бралъ, плечомъ цѣловалъ, ружьемъ стрѣлилъ... бида!

«Другой городъ ѣзжали — другой помпадуръ стричалъ.

«— Бери орденъ ишакъ и термалама на халатъ!

«Ишакъ бралъ, термалама бралъ, плечомъ цѣловалъ, ружьемъ стрѣлилъ!

«Сто верстъ ѣзжали, тысячу верстъ ѣзжали — вездѣ помпадуръ стричали. Народъ нѣтъ, помпадуръ есть.

«— Хорошо здѣсь, говоритъ прынцъ: — народъ не видать, помпадуръ видать—чисто!

«Въ Маршанскъ на машини ѣзжали — машина какъ свиснетъ! Страсть! забоялся нашъ Иззединъ–Музаферъ–Мирза, за животъ взялси.

«— Умрешь здѣсь, говорилъ: — айдà домой, въ Ямудiю!

«Досадно мнѣ, ай–ай какъ досадно стало.

«— Балшой, говорю, ты ишакъ выросъ, а до мѣста потерпѣть не можешь!

«Слышать не хочетъ — шабашъ!

«— Айдà домой! говорилъ: — скорѣй дома риформа дѣлать хочу!

«Одну тольки станцiю на машини ѣзжали — айдà назадъ въ Ямудiю!

«Ѣхали–ѣхали; плыли–плыли.

«Одинъ городъ ѣзжали — одинъ помпадуръ стричалъ; другой городъ ѣзжали — другой помпадуръ стричалъ.

«Ишакъ давалъ, термалама не давалъ. Жалко стало.

«— Ай–ай хорошо здѣсь! говорилъ прынцъ: — народъ нѣтъ, помпадуръ есть — чисто! Айдà домой риформы дѣлать!

«Домой ѣзжалъ, риформа начиналъ.

«Народъ гонялъ, помпадуръ сажалъ; риформа кончалъ.”

______

Записки Н. В. Берга о польскихъ заговорахъ и возстанiяхъ. Москва 1873. Цѣна 2 р. 382 стр.

Изданiе это сдѣлано редакцiею «Русскаго Архива", гдѣ печатались эти записки. Въ нынѣшнее время, несмотря на то что мы всего только прожили десять лѣтъ съ печальныхъ дней послѣдняго польскаго возстанiя, намъ кажется что мы прожили столько, что польскаго этого возстанiя какъ будто никогда не было, или если было, то гдѣ–то тамъ, въ чужомъ какомъ–то государствѣ, и не съ нами все это случилось, а съ какими–то русскими, о которыхъ утратилось даже понятiе чтó это были за люди, да и были ли они люди, а не четвероногiе–лн какiе–нибудь. При этихъ условiяхъ книга г. Берга не можетъ претендовать на интересъ живой и захватывающiй, какъ говорятъ, духъ. Польскаго вопроса въ немъ и духу нѣтъ — можно сказать, говоря про то общество которому теперь редакцiя «Русск. Арх." предлагаетъ записки Н. В. Берга. Но если среди этого общества найдутся единичныя личности, интересующiяся вопросомъ послѣдняго польскаго возстанiя, представленнымъ такъ, что можно ясно видѣть его внутреннюю, историческую, такъ сказать, связь съ событiями еще 30–хъ годовъ, то эти лица найдутъ въ запискахъ Берга живой интересъ. Имъ предстанетъ ясно, какъ божiй день, та истина, что польскiй вопросъ не разрѣшается тѣмъ, что сладко засыпаешь надъ его устьями и верховьями, давая маленькому на видъ потоку полонизма все себѣ течь и все глубже прорѣзываться въ ту русскую почву въ которую онъ стремится. Въ этомъ отношенiи записки Н. Л. Беpгa весьма интересны, именно потому что онѣ полны не мудрствованiй лукавыхъ, а фактовъ, и фактовъ то мелкихъ то крупныхъ, но достовѣрныхъ, въ которыхъ pyccкiй полякъ и польскiй русскiй видны какъ на ладони съ 1830 года.

______

Сборникъ Русскаго Историческаго Общества. Т. XI и Т. ХII. Цѣнa каждому тому 3 руб.

Оба эти тома изданы къ открытiю памятника Екатерины II. Одиннадцатый томъ содержитъ въ себѣ памятники, письма и документы временъ Петра I.

Въ немъ заключаются письма, указы, резолюцiи, записки и замѣтки Императора, Высочайшiя повелѣнiя, объявленныя разными лицами при Петрѣ и за тѣмъ переписки Екатерины I, царевича Aлексѣя Петровича, и всѣхъ современниковъ Петра, начиная съ Меншикова и кончая кабинетъ–секретаремъ А. В. Макаровымъ.

Для характеристики тогдашней эпохи и отношенiи Пeтpa къ государству — чисто семейныхъ, выписываемъ два указа, объявленные имъ по случаю войны въ 1717 году.

«Объявить для настоящей войны.

1) Чтобъ вновь никакого золота и серебра пряденогo и волоченого не носили и нигдѣ не употребляли, а донашивать старые, а вновь отнюдь не дѣлали подъ великимъ штрафомъ, а носить только китайскiя изъ Сибири шелковыя матерiи и персидскiя, также изъ здѣшнихъ мануфактуръ всякiя, кроме золота и серебра...

«Чтобъ никто въ деньги не игралъ подъ тройнымъ штрафомъ обрѣтающихся денегь въ игрѣ.

«Въ 11 день декабря 1717 г.

Петръ."

Не менѣе характеристичны указы Петра о награжденiи чинами и имѣнiями за привезенiе царевича Алексѣя Петровича, въ которыхъ мотивируется это такъ: «За показанную такъ великую службу не токмо мнѣ, но паче всему отечеству, въ привизенiи по рожденiю сына моего, а по дѣлу злодѣя и губителя отца и отечества, опредѣляется и т. д".

Изъ писемъ царевича Алексѣя Петровича помѣщено только два короткихъ и незначительныхъ письма; одно, напримѣръ, слѣдующаго содержанiя: «Алексѣй Александровичъ, прошу къ вологоцкому apxiepeю бутте благопрiятны, а онъ по истиннѣ человѣкъ добрый, и отъ всякихъ случаевъ и обиды обороните отъ нападающихъ на нево напрасно"; другое объ уплатѣ дьяку Ратманову 3000 рублей занятыхъ царевичемъ у князя Василiя Долгорукова.

Томъ двѣнадцатый въ высшей степени интересенъ; онъ заключаетъ въ себѣ дипломатическую переписку врѣменъ Екатерины II англiйскихъ пословъ въ Петербургѣ съ своимъ правительствомъ, — переписку которая характеризуетъ тогдашнiе главныя личности при дворѣ Екатерины, и въ тоже время показываетъ въ какомъ отношенiи эти личности держали къ себѣ иностранныхъ дипломатовъ. Kpитики съ ихъ стороны и колкостей насчетъ Екатерининскихъ любимцевъ и дѣятелей не мало въ этой интимной перепискѣ пословъ съ своими дворами, но вездѣ проглядываетъ одна замѣчательная черта: въ каждомъ письмѣ видно, что вотъ–вотъ сейчасъ или англiйскiй или австрiйскiй посолъ достигнетъ цѣли своей тайной интриги, но вдругь, въ ту минуту, когда ему кажется успѣхъ обезпеченъ, русскiй здравый умъ екатерининскаго времени человѣка, если можно такъ выразиться, беретъ за носъ тонкаго европейскаго дипломата, и отводить его въ ту сторону гдѣ уже онъ не можеть ничего предпринять въ ущербъ достоинству и интересамъ русскаго государства. Изъ иныхъ писемъ видно что эти русскiе люди умѣли и любили прикидываться простачками; но проводить ихъ было нелèгко. Этотъ XII томъ заключаетъ въ себѣ, какъ мы сказали, одну лишь переписку англiйскихъ пословъ и посланниковъ при петербургскомъ дворѣ, въ русскомъ переводѣ. Повторяемъ, интересъ эта книга представляетъ большой.

______

Повѣсти и разсказы Н. Ф. Бажина (Холодова). 1874. Ц. 1 р. 25 к. 564 cтp. маленькаго формата.

Есть разсказы и книжицы съ разсказами въ которыхъ страсть какъ много разсказывается, но мало очень сказывается. Вы берете разсказъ, или книжицу, начинаете читать, и вдругъ вамъ кажется что гдѣ–то и когда–то вы что–то похожее на это читали… На желѣзной дорогѣ, кажется, или гдѣ–то въ приемной, въ ожиданiи нужнaгo человѣка, или въ кондитерской: а, да, помню я читалъ это въ какомъ–то фельетонѣ, говорите себѣ, и на этомъ успокоиваетесь. Къ числу такихъ разсказцевъ, на невской водицѣ, съ приправою разныхъ перцовъ и пряностей, полутенденцiозныхъ и реальныхъ, принадлежатъ повѣсти и разсказы г. Бажина. Почему Холодовъ носитъ псевдонимъ Бажина, или г. Бажинъ носитъ псевдонимъ Холодова — неизвѣстно: развѣ въ подражанiе г. Салтыкову–Щедрину; но дѣло въ томъ что познакомившись съ этою книжицею, мы не столько познакомились съ авторомъ, котораго не имѣемъ чести знать, сколько съ публикою, для которой этотъ авторъ издалъ свои повѣсти. И вѣдь знаете ли что — читатель, эта публика есть, и она очень многочисленна; она въ Петербургѣ такъ же многочисленна, какъ та для которой въ провинцiи издаются сотни тысячъ Бова–Королевичей... Кто она, эта публика, не знаемъ, но имя ей легiонъ, и одинъ книгопродавецъ, указывая намъ на книгу г. Бажина, опредѣлилъ ея качество такъ: «интересу особеннаго нѣтъ, но читаютъ съ удовольствiемъ". Покопавшись поглубже — дойдешь пожалуй до уразумѣнiя этого «ютъ”. Читаютъ такiя книжонки читатели «Петербургскаго Листка" напримѣръ, или «Петербургской Газеты", то есть тот людецъ, который не очень отчетливо знаетъ, какая разница между Макъ Магономъ и Mагъ–Ферланомъ, но за то отмѣнно хорошо знаетъ когда участковый имянинникъ, и когда у частнаго пристава родился сынъ, и когда родилась дочь — въ томъ участкѣ гдѣ этотъ людъ живетъ.

_______

Замечательныя богатства частныхъ лицъ въ Россiи Е. П. Карновича. 1874 г. Ц. 3 р. 50 к. 380 стр. средн. формата.

Помните ли вы, читатель, нашъ нелюбезный отзывъ о книгѣ г. Карновича, озаглавленной: «Наши порядки и т. д.", въ которомъ мы его упрекнули за то, что не имѣя таланта г. А. Д. Градовскаго, онъ издалъ въ одной книгѣ, въ подражанiе ему, сводъ своихъ газетныхь статей съ легкостью почти военнаго человѣка.

На этотъ разъ мы имѣемъ опять дѣло съ книгою г. Карновича; но эта книга, въ отличiе отъ той, которую разбирали мы прежде — весьма интересна, и по предмету своему составляетъ чуть–ли не единственное изданiе въ этомъ родѣ. Видно, авторъ имѣлъ кое–какiе цѣнные матерiалы подъ руками, и воспользовался ими какъ нельзя лучше. Онъ начинаетъ свое историческое изслѣдованiе со времени Московскихъ Государей, но эта часть изслѣдованiя до–петровскаго времени, заключенная въ двухъ главахъ, скopѣe набросана, чѣмъ написана: собственно изслѣдованiе начинается съ временъ Петра I–го, то есть съ той поры, когда отдѣльные представители дворянскихъ родовъ начали вдругъ, благодаря царской милости, богатѣть въ небывавшихъ дотолѣ размѣрахъ, черезъ раздачу помѣстныхъ и вотчинныхъ имѣнiй. Изслѣдованiе это кончается временемъ Павлa I. Онъ былъ послѣднiй Государь, который роздавалъ безпредѣльно щедро имѣнiя, и создавалъ крупныхъ богачей изъ самыхъ бѣдныхъ людей. — Изслѣдованiе это написано легко, живо, читается съ живѣйшимъ интересомъ, и для всякаго любителя старины можетъ имѣть положительную цѣну. Да даже и для не любителя старины оно представляетъ интересъ. Читая имена такихъ богачей какъ Меншиковъ, Суворовъ, Потемкинъ, и исторiи ихъ богатствъ, сравнивать ихъ съ меценатами нынѣшняго времени, разбогатѣвшими на желѣзнодорожныхъ парахъ — не только интересно, но даже назидательно!..

_______

ПОСЛѢДНЯЯ СТРАНИЧКА.

ИСТЕКАЮЩIЙ ГОДЪ ВЪ ПЕТЕРБУРГѢ.

Кто что напишетъ 31 декабря 1873 г.

Изъ дневника философа А. Филантропова:

«Я пишу, слѣдовательно я есмь! Но буду ли я писать въ будущемъ году — не знаю”.

* _* *

Изъ дневника филантропа графа Замарацкаго.

«Какой печальный годъ уходитъ! Кого хотѣлось хоронить, тотъ здравствуетъ; кто былъ мнѣ нуженъ, того схоронилъ”.

* _* *

Изъ дневника Петра Панталонова.

«Въ этомъ году было по счету 365 дней; и чтоже? Въ эти 365 дней, 366 разъ клялся я женѣ и матушкѣ — что не буду пить; хоть бы разъ, а то какъ есть ни разу не сдержалъ данной 366 разъ клятвы. Послѣ этого вѣрь тому кто клянется”!

* _* *

Изъ дневника генерала Штанова.

«Ну, што, будетъ ли толкъ въ будущемъ году отъ евтой новой рекрутской повинности, что прокричали про всю Европу? Сумлѣваюсь, потому совсѣмъ будетъ не по нашему.”

* _* *

Изъ дневника молодаго генерала Вертоглазова.

«Нужно ли писать что нынѣшнимъ годомъ заканчивается тяжелый перiодъ нашей военной исторiи, когда русскiй солдатъ, вырываемый изъ подъ сохи подъ палку и шпицрутенъ, — шелъ на военную службу только потому что онъ одинъ былъ податный во всемъ русскомъ государствѣ. Кричать что солдатъ этотъ былъ хорошъ, и всегда почти побѣждалъ. Пусть! но за то это время прошедшее. Начинается новая эпоха: во прахъ повергаютъ всѣ привилегiи, на высоту подъемлется крестьянинъ, всѣхъ уравнитъ военная повинность, и запахъ дегтя сольется съ эсбукетомъ въ одинъ военный ароматъ. Слава времени «громъ побѣды раздавайся”: но какой? побѣды ума надъ штыкомъ”! Теперь штыкъ дуракъ, а умъ молодецъ. Жаль только что умъ нельзя въ Тулѣ заказывать, какъ штыки.”

* _* *

Изъ дневника Исаака Авраамова.

«Мозетъ–ли статься, что въ слѣдующiй годъ будетъ общая военная повинность, и всякiй еврей будетъ долзенъ бросить свой гешефтъ, чтобъ ходить марсировать? Ой, нѣтъ! Это не мозетъ быть. Я буду дѣлать такъ: запишусь въ прусское подданство когда потребуютъ али меня, али сына; а когда въ Пруссiю потребуютъ, перепишусь опять въ подданство русское, и такъ буду перебѣгивать отъ одного подданства къ другому. Это по насему.”

* _* *

Изъ дневника Антона Карловича Битервассера.

«Ну и что будетъ въ слѣдующiй годъ? Gott allein weisst wass. Doch nichts gutes! И охотъ право билъ нѣмцу видумывать этотъ общiй военнiй повинность. Обезьяну видумалъ и совсѣмъ билъ съ него довольно!”

* _* *

Изъ дневника Павла Николаевича Даканаева, любителя поэзiи.

«Глаголъ временъ, металла звонъ”, сказалъ нѣкогда Пушкинъ, на рожденiе кого–то!

«Я скажу: временъ глаголъ, звонъ металла, что предречешь ты мнѣ новаго на сей наступающiй годъ? ужели, какъ и въ прошломъ году, ничего?”

* _* *

Изъ дневника Пульхерiи Степановны Новоржевской.

«Одолѣли меня за нонѣшнiй годъ супостатъ мой и всякiя сплетни да сплетни, и чужiя, да и свои, что грѣха таить; а вотъ что дастъ наступающiй годъ. Ужь такъ и мерещется что Анна Матвѣевна съ Мѣщанской безпремѣнно полюбовничкомъ обзаведется, потому Ларiоновъ страсть какъ къ ней ластится, а вотъ чтобъ Дарья то Карловна не взяла бы на нонѣшнiй за праздникъ взятку за своего за мужа: языкъ дамъ на отсѣченiе, что возьметъ, потому народъ такой; дочь и та какъ есть уродилась въ мать, а не въ кого другаго: какъ увидитъ гусара, али кавалегварда, такъ всю въ краску кидаетъ; такъ вся и задрожитъ, ахъ грѣховодница! Тьфу! вѣдь вотъ пойди, и нонче не удержалась, а обѣтъ дала языкомъ недруга не порочить”.

* _* *

Изъ дневника редактора газеты.

«Страхъ какъ надоѣли эти общественные интересы! Кабы не свои интересы, вотъ уже давно бы плюнулъ на общественные... А глупая публика думаетъ что... ха, ха, ха... съ новымъ годомъ!”

* _* *

Изъ дневника читателя газеты.

«Любопытно знать чтò напишетъ моя газета завтра, по случаю 1 января? То–ли что два года назадъ, или, какъ въ нонѣшнемъ году, то же что три года назадъ? А вѣдь трудно я думаю написать такъ, чтобъ совсѣмъ было новое; пожалуй и не даромъ деньги берутъ.”

* _* *

Изъ дневника оффицiальнаго педагога.

«Славный годъ былъ истекающiй годъ. Открыто 573,775 школъ; закрыто 573,797; въ итогѣ уменьшилось на нѣсколько; но за то у остающихся школъ вдвое больше карандашей, вдвое больше резинокъ и учителя получаютъ на 34¹/₂ коп. въ годъ больше жалованья! И то хлѣбъ!”

* _* *

Изъ дневника Амфилохiя Супостатова, обывателя.

«Три раза самоубiйствовалъ за сiе лѣто, но втунѣ! Руцы наложихъ на мя, но руцы же развязаху мя, и живъ понынѣ есмь! А почто сiе бысть, и камо пойду отъ искушенiя самоубiйствованiя? Педагогiи предамъ себя, и во селѣ начну учити! И пити, пити!”

* _* *

Изъ дневника словоохотливаго западника.

«Удаляющiйся годъ, имѣю честь вамъ кланяться!

Годъ наступающiй, прiймите увѣренiе въ моемъ полнѣйшемъ уваженiи!

Когда настанетъ роковая послѣдняя минута, тогда годъ вступающiй пусть скажетъ году смѣняемому: любезный братъ, мой поклонъ! Это форма я знаю, но форма учтивая, облегчающая взаимныя отношенiя столько же народовъ, сколько индивидуумовъ. Взаимная вѣжливость, это главный рычагъ европейской цивилизацiи. Евангелiе сказало: любите другъ друга; цивилизацiя сказала: улыбайтесь другъ другу. Люблю представить себѣ будущее въ формѣ привѣтствующихъ другъ друга государствъ: chapeau bas et le sourire sur les levres, quel bel emblème de la civilisation de l’avenir!

Но я увлекся. Возвращаюсь къ предмету. Годъ 1873 уходитъ. Кланяюсь тебѣ! Твои авгуры не обманули насъ, когда предвѣщали, при твоемъ рожденiи, великiя событiя во имя успѣховъ цивилизацiи. Я горжусь тѣмъ что рука моя пишетъ 31 декабря 1873 года, ибо между нею и головой я чувствую живую солидарность гражданина великой Европы, уполномочивающаго свое перо черпать свое вдохновенiе въ неисчерпаемой чернильницѣ успѣховъ человѣческаго общества!

Я беру эту чернильницу въ руки и глаза мои любуются ея содержанiемъ: каждый атомъ этого прекраснаго содержанiя — великая мысль, и каждая мысль эта лозунгъ для каждаго будущаго года. Въ присутствiи такого величественнаго зрѣлища человѣкъ образованный имѣетъ право желать безсмертiя, и я его желаю!..”

* _* *

Изъ дневника популярнаго общественнаго дѣятеля археолога.

«Сводя итоги за истекающiй годъ, я между прочимъ считаю меню тѣхъ общественныхъ обѣдовъ, которые почтили меня своимъ приглашенiемъ за этотъ годъ. Ихъ 367! Сравниваю съ коллекцiею 1863 года: ихъ было въ томъ году 167! Значитъ успѣхъ общественной жизни несомнѣнно великъ. Однако, какъ выгодно быть общественнымъ дѣятелемъ! Желаю чтобы 1874 годъ на столько подвинулъ женскiй вопросъ, чтобъ и жену мою приглашали на всѣ общественные обѣды: тогда намъ совсѣмъ не нужно ни повара, ни даже кухни!

Чтобы легче судить о значенiи этихъ обѣдовъ въ исторiи нашего прогресса, раздѣлимъ меню по группамъ; вотъ что вышло: 73 обѣда желѣзно–дорожныхъ; 85 обѣдовъ по народному образованiю; 97 обѣдовъ юбилейныхъ, лицъ и учрежденiй; 52 обѣда банковыхъ; и 60 обѣдовъ спецiально–научныхъ; 3 обѣда въ одинъ день въ честь открытiя Ливингстона! Что дастъ будущiй годъ?”

* _* *

Изъ записокъ куртизана.

«Думаю что могу быть доволенъ собою, и что хорошо прожилъ старый годъ, и хорошо начну новый. Его в–ство спросилъ меня: что мнѣ пожелать на новый годъ? Я отвѣчалъ: — О, ваше в–ство, мое желанiе безумно, но оно сильно.

— Что же такое?

— Я желаю чтобы умерли всѣ люди и исчезли всѣ событiя.

— Какъ?

— Да–съ, всѣ, кромѣ васъ, вашей супруги, вашихъ дѣтей и меня! Тогда бы вы могли вполнѣ увидѣть какъ я вамъ безконечно преданъ, тогда бы и вы жили только для меня!”

______

ОБЪЯВЛЕНIЯ.

ОБЪ ИЗДАНIИ ЖУРНАЛА

«ДУХОВНАЯ БЕСѢДА”

СЪ

«ЦЕРКОВНОЮ ЛѢТОПИСЬЮ”

ВЪ 1874 ГОДУ.

Въ 1874 году «ДУХОВНАЯ БЕСѢДА" съ «ЦЕРКОВНОЮ ЛѢТОПИСЬЮ" будетъ выходить, по прежнему, каждую недѣлю, въ объемѣ 2–3 листовъ на бѣлой бумагѣ, печатаемыхъ красивымъ и убористымъ шрифтомъ. Цѣна годоваго изданiя журнала: пять рублей, съ пересылкою во всѣ города и почтовыя конторы и доставкою на домъ — живущимъ въ С.–Петербургѣ; а безъ пересылки и доставки четыре рубля; за полгода три руб. съ пересылкою. Адресъ редакцiи; Въ С.–Петербургѣ, въ редакцiю «Духовной Бесѣды». Лиговская набережная, № 118.

Редакторъ npoтoieрeй I. Яхонтовъ.

Въ «Книжномъ магазинѣ, для иногородныхъ» (Невскiй проспектъ, д. № 27) продается:

МIРЪ КАКЪ ЦѢЛОЕ.

ЧЕРТЫ ИЗЪ НАУКИ О ПРИРОДѢ.

Соч. Н. Страхова. (525 стр. in 8°). Цѣна 2 р.

ОБЪ ИЗДАНIИ

въ 1874 году

НАУЧНАГО И КРИТИКО–БИБЛIОГРАФИЧЕСКАГО ЖУРНАЛА

«ЗНАНIЕ”

ГОДЪ ЧЕТВЕРТЫЙ.

Въ 1874 году журналъ «3HAHIE” будетъ издаваться ежемѣсячными книжками въ объемѣ отъ 15 до 20 и болѣе листовъ, по слѣдующей офицiально утвержденной программѣ:

I. Научный отдѣлъ, состоящiй: а) изъ оригинальныхъ и переводныхъ статей по новѣйшимъ вопросамъ наукъ математическихъ, физико–химическихъ и бiологическихъ, съ отдѣломъ антропологiи въ обширномъ смыслѣ слова и б) изъ сообщенiй, въ формѣ научныхъ хроникъ, о главнѣйшихъ работахъ, и открытiяхъ въ области упомянутыхъ наукъ.

II. Отдѣлъ прикладныхъ знанiй. Въ этомъ отдѣлѣ журналъ а) занимается изученiемъ явленiй жизни человѣка, какъ члена общества, на сколько эти явленiя могутъ служить, объектомъ научнаго изслѣдованiя, и б) знакомитъ читателя съ тѣми данными, которыя представляетъ наука для улучшенiя практической жизни человѣка.

III. Критика и библiографiя. Рецензiя замѣчательнѣйшихъ произведенiй, относящихся къ предыдущимъ отдѣламъ, и библiографическiй указатель.

IV. Новости. Сюда войдутъ: а) мелкiя извѣстiя и замѣтки о вопросахъ, соотвѣтствующимъ задачамъ журнала, не вошедшiя въ предыдущiе отдѣлы, и б) частныя объявленiя.

Изъ всѣхъ отдѣловъ этой программы редакцiя предполагаетъ дать преимущественное развитiе отдѣламъ антроологiи въ обширномъ смыслѣ слова и научнаго изученiя общественныхъ явленiй.

ГОДОВАЯ ПОДПИСНАЯ ЦѢНА:

Безъ доставки и пересылки.......12 р.

Съ доставкою въ С.–Петербургѣ.....13 »

Съ пересылкою въ другiе города.....13 » 50 к.

ПОДПИСКА ПРИНИМАЕТСЯ:

Для городскихъ подписчиковъ: въ С.–Петербургѣ — въ книжномъ магазинѣ Черкесова, Невскiй, № 54; въ Москвѣ въ книжномъ магазинѣ И. Г. Соловьева, Страстной бульваръ, домъ Алексѣева.

Иногородные подписчики благоволятъ обращаться исключительно въ редакцiю журнала «Знанiе”, С.–Петербургь, Литейная, 62.

Для подписавшихся въ редакцiи допускается разсрочка платежа подписной суммы по третямъ, а именно: при подпискѣ вносится 5 р. 50 к., къ 1–му мая 4 р. и къ 1–му сентября 4 р.

Редакторъ Профессоръ П. А. Хлѣбниковъ.

Издатели: Д. А. Коропчевскiй. И. А. Гольдсмитъ.

______

Во всѣхъ книжныхъ магазинахъ продаются слѣдующiя книги:

Э. Тэйлоръ. Первобытная культура. Изслѣдованiя развитiя миѳологiи, философiи, религiи, искуствъ и обычаевъ. Пер. съ англ. подъ ред. Д. А. Коропчевскаго. Изд. ред. журн. «Знанiе”. Т. I. Ц. 3 р. и Т. II. Ц. 3 р.

Ч. Дарвинъ. Происхожденiе человѣка и половой подборъ. Пер. съ англ. съ рисунк. Изд. ред. журн. «Знанiе”. Ц. 2 р. 50 к.

Объявленiе объ изданiи въ 1874 годy популярнаго естественно–историческаго сборника

«ПРИРОДА”.

Успѣхъ первыхъ двухъ книгъ Сборника, изданныхъ въ видѣ опыта, показалъ потребность въ подобномъ изданiи и побуждаетъ насъ продолжать его и въ слѣдующемъ году, придавъ ему характеръ перiодическаго журнала и значительно расширивъ его програму. Въ 1874 году Сборникъ «Природа” будеть выходить четыре раза въ годъ, книгами большаго формата, на веленевой бумагѣ, не менѣе 25–ти печатныхъ листовъ, съ 6—8 изящными таблицами, частью олеографiями и хромолитографiями и 100–200 политипажами въ текстѣ.

ПРОГРАММА ИЗДАНIЯ СЛѢДУЮЩАЯ: 1) Оригинальныя и переводныя статьи по антропологiи, зоологiи, ботаникѣ, геологiи, астрономiи, физикѣ, химiи и проч. Бiографiи замѣчательныхъ натуралистовъ и очерки изъ исторiи естествознанiя. 2) Статьи по прикладному естествознанiю — технологiи, сельскохозяйственной зоологiи и ботаникѣ, акклиматизацiи растенiй и животныхъ. Охота, звѣриный и рыбный промыселъ и т. п. 3) Землевѣдѣнiе и путешествiя. 4) Смѣсь. Рефераты по отдѣльнымъ отраслямъ естествознанiя. Отчеты о дѣятельности ученыхъ обществъ. Замѣтки и новости, 5) Критика и библiографiя. Разборъ замѣчательныхъ новѣйшихъ сочиненiй и перечень книгъ по естествовѣдѣнiю.

Годовая цѣна изданiю 12 руб., съ пересылкою 13 руб. 50 коп.

Подписка принимается, въ Москвѣ, въ редакцiи Сборника (Петровка, домъ Самариной, противъ Петровскаго монастыря) и въ книжныхъ мигазинахъ Соловьева, Глазунова, Васильева и Педагогической библiотекѣ; въ Петербургѣ — у книгопродавцевъ Базуновa и Черкесова. Иногородные благоволятъ обращаться исключительно въ редакцiю. Лица, подписавшiяся въ редакцiи до новаго года, могутъ получать первыя двѣ книги за 7 руб. cъ пересылкою.

Редакторы: проф. С. А. Усовъ, Л. П. Cабанѣевъ.

Издатель Л. П. Сабанѣевъ.

ОБЪ ИЗДАНIИ

ПРАВОСЛАВНАГО ОБОЗРѢНIЯ

въ 1874 году.

Въ слѣдующемъ 1874 году «ПРАВОСЛАВНОЕ ОБОЗРѢНIЕ" будетъ издаваться подъ редакцiей священника Г. Смирнова–Платонова, при участiи свящ. Иванцова–Платонова и П. Преображенскаго, по прежней программѣ въ томъ же духѣ и направленiи, какъ велось доселѣ.

Годовое изданiе «ПРАВОСЛАВНАГО ОБОЗРѢНIЯ" состоитъ изъ двѣнадцати книжекъ, выходящихъ ежемѣсячно, каждая въ объемѣ отъ 12 до 15 печатныхъ листовъ. Подписная цѣна 6 р. 50 к., — а съ доставкою на домъ и пересылкою въ другiе города 7 р. Подписная цѣна съ УКАЗАТЕЛЕМЪ къ «ПРАВОСЛАВНОМУ ОБОЗРѢНIЮ” на одиннадцать лѣтъ 8 руб. съ пересылкою.

Подписка принимается: въ Москвѣ, въ редакцiи журнала, Остоженка, приходъ Hоваго Воскресенiя, домъ свящ. Смирнова–Платонова и у всѣхъ извѣстныхъ книгопродавцевъ въ Москвѣ и Петербургѣ. Иногородные благоволятъ адресоваться съ своими требованiями исключительно такъ: Bъ редакцiю «ПРАВОСЛАВНАГО ОБОЗРѢНIЯ», въ Москвѣ.

Подписка на «Православное Обозрѣнiе» 1873 года продолжается.

Типографiя А. Траншеля, Стремянная ул. д. № 12. Редакторъ–Издатель Ѳ. М. Достоевскiй.