№ 5 1874 4 Февраля

ГРАЖДАНИНЪ

ГАЗЕТА–ЖУРНАЛЪ ПОЛИТИЧЕСКIЙ И ЛИТЕРАТУРНЫЙ.

Журналъ «Гражданинъ” выходитъ по понедѣльникамъ.

Редакцiя (Малая Итальянская, д. № 21, кв. № 6) открыта для личныхъ объясненiй отъ 12 до 3 ч. дня ежедневно, кромѣ дней праздничныхъ.

Рукописи доставляются исключительно въ редакцiю; непринятыя статьи возвращаются только по личному требованiю и сохраняются три мѣсяца; принятыя, въ случаѣ необходимости, подлежатъ сокращенiю.

Подписка принимается: въ С.–Петербургѣ, въ главной конторѣ «Гражданина” при книжномъ магазинѣ А. Ѳ. Базунова; въ Москвѣ, въ книжномъ магазинѣ И. Г. Соловьева; въ Кiевѣ, въ книжномъ магазинѣ Гинтера и Малецкаго; въ Одессѣ у Мосягина и К°. Иногородные адресуютъ: въ Редакцiю «Гражданина”, въ С.–Петербургъ.

Подписная цѣна:

За годъ, безъ доставки ..7 р. съ доставкой и пересылк. 8 р.

« полгода « « ..4 » « « ....5 »

« треть года. « « ..3 » « « ....4 »

Духовенство, учителя, волостныя правленiя, служащiе (черезъ казначеевъ) и всѣ живущiе въ Петербургѣ, обращаясь прямо въ редакцiю, могутъ подписываться съ разсрочкою, внося: при подпискѣ 2 р., въ маѣ 2 р., въ сентябрѣ 2 р. и въ ноябрѣ 2 р.

Отдѣльные №№ продаются по 20 коп.

ГОДЪ Редакцiя: С.–Петербургъ, Малая Итальянская, 21. ТРЕТIЙ

СОДЕРЖАНIЕ: О любви къ скандалу. N. — Два слова о подаркахъ Великой Княгинѣ Марiи Александровнѣ. Н. — Петербургское обозрѣнiе. — Хроника за двѣ недѣли. — Изъ Москвы. Москвича. — Сочиненiя Стенли о восточной церкви. — Археологическiя изысканiя г. Струкова въ Крыму. И. — Женщины. Романъ изъ Петербургскаго большаго свѣта. ХХI. Сухотинъ. ХХII. Вспыхнуло и потухло. — Письма крестьянина. I. — Церковныя дѣла въ Германiи. Z.Z. — Тѣни знаменитыхъ людей въ Корфу. И. Л–съ. — Важный пробѣлъ въ программѣ по закону Божiю. (Къ свѣденiю и на судъ о.о. законоучителей — какъ среднихъ, такъ и низшихъ учебныхъ заведенiй). Св. А. Б. — Событiя въ Англiи. В. П–ча. — На берегу моря. Стихотв. В. Н.–Д. — Послѣдняя страничка. — Репертуаръ съ 4 по 10 февраля. — Отъ редакцiи. — Объявленiя. — ПРИЛОЖЕНIЕ: Уставъ о воинской повинности — стран. 9–12.

Слѣдующiй № «Гражданина”, по случаю сырной нѣдели, выйдетъ во вторникъ 12 февраля.

О ЛЮБВИ КЪ СКАНДАЛУ.

Въ «Биржевыхъ Вѣдомостяхъ” напечатанъ съ письма корреспондента изъ Пошехони, а въ «С.–Петербургскихъ Вѣдомостяхъ” перепечатанъ разсказъ о томъ какъ священникъ явился въ камеру мироваго судьи, и состоянiемъ своимъ оскорбилъ уваженiе къ своему сану. Но какъ все это разсказано! такъ и видно что жиденькiй содержанiемъ корреспондентъ съ особеннымъ вкусомъ, такъ сказать, посвятилъ этому печальному, и — прибавимъ — рѣдкому явленiю въ нашей жизни, все свое авторское многорѣчiе и всю свою корреспондентскую любознательность. Скандалъ дескать, такъ насладимся же имъ вполнѣ, и пусть же наслаждаются имъ читатели!

Грустное, признаемся, впечатлѣнiе произвело на насъ чтенiе такой неприличной и безтактной корреспонденцiи; не въ первые мы на такую попадаемъ. Сегодня пользуемся этою, чтобы посвятить ея автору нѣсколько мыслей.

Гласность прекрасная вещь; она страхомъ удерживаетъ многихъ отъ дурнаго, она въ данномъ случаѣ помогаетъ обнаруженiю дурнаго явленiя въ обществѣ, она можетъ даже служить если не къ исправленiю нѣкоторыхъ личностей, то все же opудiемъ къ улучшенiю нравственности; все это мы знаемъ и всему этому вѣримъ, и всему этому сочувствуемъ.

Но... и въ этомъ вопросѣ «но” играетъ важную роль, — гласности безъ предѣловъ и безъ изъятiй не можетъ быть. Еще за долго до введенiя печати и гласныхъ судовъ, когда Хамъ осмѣлится осмѣять своего отца Ноя, потому что засталъ его спящимъ въ нетрезвомъ видѣ, братья пристыдили его, и съ любовью и съ благоговѣнiемъ прикрыли своего отца, чтобы никто не могъ смутиться видомъ безобразнымъ дорогаго имъ существа. Прекрасный этотъ примѣръ не можетъ не быть всегда передъ нашими глазами, въ особенности когда рѣчь идетъ о правѣ пользованiя гласностью для обличенiя дурныхъ сторонъ или дурныхъ дѣлъ личностей или обществъ.

И дѣйствительно, въ каждой образованной странѣ и законы и обычаи ограждаютъ отъ гласности, какъ въ печати, такъ и въ судахъ, такiе поступки которыхъ оглашенiе, не принося никакой пользы, вредитъ тѣмъ что производитъ соблазнъ и оскорбляетъ въ массѣ лицъ извѣстное благоговѣйное представленiе о лицѣ или учрежденiи, изъ тѣхъ, кои безспорно достойны благоговѣйнаго о себѣ представленiя. Но кромѣ законовъ и обычаевъ, столь же строго обязываетъ журналистовъ въ образованныхъ обществахъ чувство такта, сознанiе долга уважать извѣстныя общественныя и народныя чувства, сознательное ощущенiе стыдливости или почтенiя, въ силу которыхъ такой журналистъ никогда не позволитъ себѣ, скандала ради, или въ угоду любви къ скандаламъ грубой части публики, напечатать то, что другую часть публики неизбѣжно оскорбить можетъ.

У насъ, къ сожалѣнiю, вь этомъ отношенiи по крайней мѣрѣ, мы не созрѣли для гласности, и чѣмъ скандалъ скандалезнѣе, тѣмъ онъ грязнѣе, чѣмъ онъ оскорбительнѣе по своимъ подробностямъ для чувства той части общества, которая еще дорожитъ святостью извѣстныхъ предметовъ, тѣмъ страстнѣе и охотнѣе иные изъ нашихъ журналистовъ эксплуатируютъ эти скандалы, не останавливаясь никакими соображенiями, даже тѣмъ что такой скандалъ самъ по себѣ, какъ фактъ, не имѣетъ никакого интереса! Нѣтъ, говорятъ они, онъ интересенъ тѣмъ что священника можно затоптать въ грязь; и давай его расписывать!

Такiя явленiя въ нашей журналистикѣ мы называемъ вдвойнѣ печальными, ибо, съ одной стороны, они доказываютъ какъ низокъ уровень образованiя нашихъ литературныхъ пiонеровъ вообще, а съ другой, какъ жалко наше читающее общество, которому нужны скандалы, скандалы и только скандалы, для удовлетворенiя его любознательности.

А между тѣмъ, намъ кажется что противъ такихъ явленiй, какъ описыванiе скандаловъ до священниковъ относящихся, люди уважающiе себя должны протестовать, и мы протестуемъ, во первыхъ, потому что мы убѣждены, что оглашенiе такихъ разсказовъ существенно предосудительно, какъ оскорбленiе народнаго чувства уваженiя къ сану священника, а во вторыхъ, потому что санъ священника есть священный санъ, есть санъ служителя у Божьяго алтаря, санъ помазанника Божiя, совершающаго таинства, которыя составляютъ сущность нашей православной церкви, и вслѣдствiе этого, если и случается иному несчастному священнику столь позорно забывать достоинство и святость своего сана, то къ такому печальному явленiю надо подходить съ тѣми же чувствами, съ которыми сыновья Ноя подходили къ своему отцу, и спасали святость его личности и его возраста отъ осмѣянiя прохожихъ! Тутъ не одинъ этотъ священникъ и не одна его личность: тутъ, кромѣ того, его санъ.

А если примѣры европейскаго журнализма, уважающаго извѣстные предметы по чувству такта для насъ не вразумительны, то обратимся мы, высокообразованные люди, мы, представители русской ителлигенцiи, мы, соль русской земли, мы, учители и руководители русскаго темнаго народа, къ этому самому темному русскому народу и научимся у него уважать то, что мы уважать должны. Чаще насъ, вѣроятно, нашъ темный мужичокъ имѣетъ случай, въ своей деревенской глуши, встрѣчаться съ такими явленiями изъ быта нашего бѣднаго сельскаго попа, которыя — именно потому что этотъ бытъ такъ истинно несчастенъ, приниженъ, безотраденъ и суровъ, — могутъ смутить христiанскую душу; но видѣли–ли вы, или встрѣчали ли вы когда нибудь мужика подходящаго къ своему священнику, какъ къ священнику, съ словомъ осужденiя, или съ насмѣшкою въ выраженiи, и забывающаго что этотъ несчастный, горемычный, сельскiй попъ есть все–таки тотъ, который его соединяетъ, посредствомъ таинства и молитвъ, съ престоломъ Божiимъ? Нѣтъ, ручаюсь вамъ, что вы не видѣли и не увидите, если только мы, учители народа, не поставимъ себѣ задачею, посредствомъ разоблаченiя путемъ гласности скандаловъ касающихся священника, ослаблять въ народѣ это инстинктивное, природное чувство уваженiя къ его сану.

И многое еще мы бы должны были знать и понять, мы, которые держимъ перо въ рукахъ и беремся за проповѣдь народу просвѣщенiя. Мы бы должны были сердцемъ войти, такъ сказать, во всю глубь этихъ мрачныхъ и печальныхъ уголковъ, именуемыхъ жилищами сельскаго попа, и тамъ прочувствовать съ нимъ что если жизнь въ такой обстановкѣ можетъ приводить къ самозабвенiю, къ забвенiю своего сана, своихъ обязанностей, то къ такимъ проявленiямъ этого забвенiя своего сана надо относиться съ безпредѣльною христiанскою снисходительностью. Мы бы должны были въ этихъ мрачныхъ и отданныхъ, иногда вполнѣ, на произволъ судьбы углахъ искать не скандаловъ, — гдѣ ихъ нѣтъ, и чья жизнь отъ нихъ застрахована, даже въ самыхъ высшихъ и свѣтлыхъ сферахъ общества? — а тѣ добрыя и прекрасныя дѣла, которыя въ этихъ углахъ творятся тѣми же сельскими попами, и творятся не такъ, какъ мы ихъ творимъ, отъ избытка дурныхъ дѣлъ, отъ избытка средствъ, въ полномъ довольствѣ жизни, нѣтъ, а при самыхъ скудныхъ средствахъ, при нищетѣ и страданiяхъ отъ этой нищеты, при гнетѣ сверху, при отсутствiи всякаго поощренiя, при полномъ равнодушiи и иногда даже презрѣнiи къ нимъ общества...

Такихъ дѣлъ творится много сельскими священниками въ пользу ближняго, въ пользу русскаго народа, но ихъ не вѣдаютъ, ихъ и вѣдать не хотятъ. Пошехонскiе и разные другiе лавочники–корреспонденты, шныряющiе по разнымъ сорнымъ мѣстамъ своихъ городовъ и селъ, чтобы за двѣ копѣйки за строку подносить своимъ купцамъ всю отысканную ими грязь, въ увѣренности что чѣмъ грязнѣе будетъ грязь, тѣмъ цѣннѣе будетъ ихъ товаръ, тѣмъ славнѣе будетъ ихъ имя провинцiальнаго корреспондента!

Если грустенъ фактъ изобилiя такихъ корреспондентовъ, то еще грустнѣе то что онъ доказываетъ: — спросъ на эту грязь!

Кто предъявляетъ этотъ спросъ: редакцiи газетъ или наше милое образованное общество?

Общество говоритъ: мы не виноваты, намъ только эту грязь и даютъ; по неволѣ свыкнешься съ нею, хоть и не полюбишь ее.

Редакцiи говорятъ: мы не виноваты, общество только скандаловъ и требуетъ.

Остается прибавить: оба лучше!

N.

_______

ДВА СЛОВА О ПОДАРКАХЪ ВЕЛИКОЙ КНЯГИНѢ МАРIИ АЛЕКСАНДРОВНѢ.

Мнѣ удалось сегодня видѣть выставленными въ Зимнемъ дворцѣ, въ комнатахъ гдѣ жила Новобрачная Великою Княжною, — предметы подаренные Ея Императорскому Высочеству по случаю Ея бракосочетанiя. Входишь въ эту комнату и не знаешь съ чего начать: все и вездѣ ослѣпляетъ и поражаетъ великолѣпiемъ; но знаете ли какая первая мысль на васъ производитъ впечатлѣнiе? все это предметы на которые пойдетъ вѣроятно смотрѣть весь Лондонъ, — а Лондонъ не малъ, говорятъ, — и посмотритъ онъ на нихъ, и полюбуется ими, и удивится на нихъ, и будутъ сдѣланы тысячи описанiй, тысячи рисунковъ. Какъ хотите, мысль эта весьма прiятна, ибо всѣ эти 30 съ чѣмъ–то выставленныхъ вещей, это такiе chefs d’oeuvres художества и отдѣлки, съ которыми трудно что нибудь сравнить въ этомъ родѣ, даже и въ Европѣ. Называютъ ихъ издѣлiями Сазикова, Овчинникова, Петергофской фабрики, но отчего не называть при этихъ именахъ и имена художниковъ, имена сдѣлавшихъ рисунки, сдѣлавшихъ серебряную и золотую работу. Вездѣ здѣсь работа художника чудо какъ хороша.

Стоятъ три большiе стола въ комнатѣ, на нихъ подарки; на одномъ столѣ подарокъ Государя: четырнадцать вещей для письменнаго стола, начиная съ пары двойныхъ канделябровъ и кончая печатью изъ самаго синяго, самаго великолѣпнаго лаписъ–лазули въ золоченой бронзовой оправѣ: приборъ этотъ поражаетъ, ибо признаюсь никогда не представлялъ себѣ чтобы можно было подобрать такого восхитительнаго цвѣта и такой удивительной чистоты камень; и къ этому прибавьте простоту и изящество рисунковъ, массивность бронзы и камня, красоту вензелей. Если не ошибаюсь, работа камня сдѣлана на петергофской гранильной фабрикѣ, а работа бронзы въ англiйскомъ магазинѣ.

Потомъ передъ вами два чайныхъ сервиза золотые съ полнымъ приборомъ на шесть персонъ; одинъ самаго простаго рисунка, съ большими синими «М” на каждомъ предметѣ — подарокъ Государыни; другой рисунка Монигетти, съ чайниками и самоваромъ въ формѣ пѣтуховъ. Посрединѣ другаго стола стоятъ приношенiя Москвы: ларецъ дворянства и бумагохранилище городскаго общества. Вы стоите передъ этими обоими, поражающими своимъ великолѣпiемъ предметами, и невольно спрашиваете себя: что лучше? первое громадно, второе меньше; но вы въ туже минуту вспоминаете французскую пословицу: соmparaison n’est pas raison, и говорите себѣ: оба хороши! Да оно въ сущности такъ и есть.

Ларецъ Московскаго дворянства, какъ я сказалъ, большая вещь; она поставлена на обитый синимъ атласомъ пьедесталъ съ тремя ступенями; приблизительная его величина ³/₄ аршина въ длину, ¹/₄ аршина въ ширину, и почти ¹/₂ аршина вышины; онъ весь изъ золота и серебра, съ разноцвѣтною сверху до низу эмалевою и мозаичною работою. На крышкѣ гербы Московскихъ уѣздовъ, кругомъ медальоны изъ золота съ изображенiемъ въ золотѣ главныхъ памятниковъ Москвы, а на вершинѣ крышки великокняжеская корона. Московская корона на мантiи; отдѣлка этой работы до такой степени изумительно хороша, что даже мѣхъ на коронѣ, сдѣланный изъ золота, видомъ своимъ кажется настоящимъ мѣхомъ; полукругомъ вдоль мантiи идетъ Екатерининская лента со звѣздою. Налюбовавшись этимъ удивительнымъ предметомъ искуства, вы бросаете взглядъ на вещь, поднесенную городомъ Москвою. Я сказалъ что она меньше по объему; она съ перваго раза менѣе производитъ эффекта, ибо на ней нѣтъ никакихь цвѣтныхъ работъ: золото, серебро и платина, и ничего больше; но вглядитесь ближе, и вы долго, долго будете стоять передъ этою вещью, любуясь ея художественностью, про которую, право, можно сказать что она доведена до совершенства. Величина ящика полъ–аршина; ширина немного больше ширины листа писчей бумаги; глубина ящика около 2¹/₂ вершковъ; вся вещь изъ массы метала (цѣнностью, если не ошибаюсь, тысячъ въ семь), окружность полированная, золотая поверхность; на ней большiе медальоны изъ платины съ изображенiемъ видовъ Москвы, о которыхъ уже было говорено въ послѣднемъ нумерѣ «Гражданина”, въ хроникѣ московскихь торжествъ. Работа этихъ большихъ медальоновъ изумительна по своей отчетливости, и въ этомъ отношенiи, если позволено сравнивать, то только вопроса объ искуствѣ ради; въ ларцѣ дворянства медальоны изъ золота; рельефа и отчетливость работы на немъ, сравнительно съ тѣми же видами на платинѣ, несравненно менѣе: это опытъ которымъ должны будутъ воспользоваться наши художники золотыхъ дѣлъ. Затѣмъ вы открываете этотъ великолѣпный ящикъ, чувствуя всю тяжесть и массивность крышки, и въ немъ лежитъ на простомъ листѣ бумаги адресъ Москвы! Если не ошибаемся, первый ларецъ стоилъ свыше двадцати, а второй около пятнадцати тысячъ. Кругомъ этихъ двухъ исполиновъ–даровъ стоятъ другiя приношенiя: они менѣе размѣрами, но и въ каждомъ изъ нихъ бросается въ глаза прелестная работа художника; блюдо Тверской губернiи напримѣръ: оно безъ всякихъ фигуръ, кромѣ надписи, герба и вензеля, но вся поверхность огромнаго блюда представляетъ самаго мелкаго узора золотой чеканъ; кубокъ Казани, кубокъ Бронницы — тотъ и другой съ чарками, что за удивительная отдѣлка малѣйшей подробности, и что за красота въ сочетанiи золота съ множествомъ цвѣтовъ эмали и собирскихъ камней! Потомъ вы стоите и любуетесь передъ блюдомъ петербургскимъ, передъ блюдами московскихъ старообрядцевъ, московскихъ купцовъ, курскаго городскаго общества; все это масса золота и серебра, гдѣ вдохновенiе художника разнообразило рисунки и формы до безконечности; здѣсь вы видите сложенное пополамъ полотенце изъ серебра, положенное на блюдо; на другомъ блюдѣ гладкую бѣлую поверхность, на которой, какъ шитье, выступаютъ гербы буквы, виды, потомъ опять сочетанiе разноцвѣтной эмали съ золотомъ и серебромъ. Осмотрѣвъ эти блюда, вы подходите къ шкафу, на которомъ стоитъ чайный сервизъ — подарокъ Императорской Фамилiи: безъ преувеличенiя можно сказать что сервизъ этотъ не имѣлъ себѣ подобнаго по изяществу и живописи рисунка въ анналахъ золотыхъ издѣлiй: каждая вещица и каждая вещь должны бы были быть предметомъ особаго художественнаго изученiя. Сервизъ этотъ былъ нѣсколько разъ описанъ въ газетахъ тѣми которые его видѣли въ магазинѣ Овчинникова; но дѣло въ томъ что описать его въ нѣсколькихъ словахъ невозможно. Самоваръ, напримѣръ: можно сказать что онъ красивой и оригинальной формы, что его поверхность представляетъ опять же сочетанiе золота съ разноцвѣтными рисунками, что стиль его, какъ стиль всего сервиза, русскiй; но затѣмъ описать самую живопись рисунка, сказать въ чемъ эта оригинальность рисунка — невозможно; чашки напримѣръ: каждая изъ нихъ изъ бѣлаго тончайшаго фарфора, поставлена въ золотую оправу; оправа эта кажется столь же легкою какъ чашка, а между тѣмъ она массивна, эта оправа, и каждая изъ нитей въ этой массѣ кажется работою художника; потомъ ложки, тоже русскiй стиль, но красота ихъ опять же оригинальная, живописная и совершенно новая по рисунку; за этими 40 предметами стоитъ большая вещь; вы на нее смотрите и улыбаетесь: какъ странно, говорите вы себѣ, это деревянный подносъ — покрытый смиренною бѣлою скатертью; вы нагибаетесь и смотрите ближе, и еще болѣе разсмѣетесь когда убѣдитесь что эта смиренная, просвѣчивающая деревянный подносъ салфетка съ вышитыми буквами есть ничто иное какъ большой, массивный серебряный подносъ; сверху салфетка серебряная, а снизу золоченая поверхность деревяннаго на видъ подноса.

Отъ этого шкафа вы переходите къ столу, на которомъ стоять иконы: самая большая икона — Смоленской Божiей Матери, принесенная смоленскими крестьянами, вмѣстѣ съ изящною книгою въ формѣ большаго бумажника, съ великолѣпною серебряною оправою и медальонами съ смоленскими видами, въ который вложенъ ихъ адресь; возлѣ этой иконы древняя икона Божiей Матери, поднесенная Великой Княгинѣ всѣми тѣми дѣвицами, которыя были подругами Ея дѣтства и юношества, потомъ иконы отъ московскаго митрополита и викарiя его, преосвященнаго Леонида, и нѣсколько другихь иконъ. Затѣмъ на окнѣ вы находите приношенiе крестьянъ Троицкой Московской Лавры: въ маленькомъ видѣ изъ дерева сдѣланная цѣлая Лавра; потомъ издѣлiя Торжковскiя, потомъ серебряный колоколъ Валдая, потомъ вещи которыя подносились въ толпѣ, какъ напримѣръ старый серебряный кубокъ, поднесенный какимъ то старикомъ въ толпѣ, со словами: «На Тебѣ даръ мой, я Твоей Матушкѣ точно такой–же подарилъ”; потомъ большое количество тарелокъ, солонокъ, одна красивѣе другой. Вотъ и все. Право, весело было въ этой комнатѣ; такъ въ нее и свѣтило, такъ въ ней и грѣло свѣтлое и теплое солнышко русской народной любви къ нашему Государю и къ Его дочери! Серебра и золота много на цѣломъ свѣтѣ, но руды производящей такое безусловно и, отчего не сказать, идеально–чистoe чувство любви народа, какъ въ Россiи, не найдешь на свѣтѣ! Объ этой истинѣ живой и прекрасной пусть постоянно говорятъ эти вещи, когда ихъ перевезутъ въ Англiю — вещи изъ которыхъ двадцатитысячный ларецъ такъ же дорогъ какъ колокольчикъ Валдая, какъ кубокъ неизвѣстнаго старика, ибо поднесены съ однимъ и тѣмъ же чувствомъ.

Но знаете, есть еще отрадная мысль, приходящая въ голову послѣ этого осмотра: какiе большiе успѣхи дѣлаетъ художество въ нашемъ мiрѣ серебряныхъ и золотыхъ издƀлiй!

Н.

_______

ПЕТЕРБУРГСКОЕ ОБОЗРѢНIЕ.

Только что Петербургъ успѣлъ облечься въ новые цвѣта своихъ домовыхъ флаговъ — въ цвѣтъ англiйскiй, какъ со вчерашняго дня вездѣ развѣваются новые флаги, — австрiйскiе желтаго цвѣта съ чернымъ. Вчера, въ два часа съ половиною, Императоръ Австрiйскiй прибылъ въ Петербургъ. Государь выѣхалъ къ Своему гостю на встрѣчу въ Гатчино, то есть сдѣлалъ то, что сдѣлалъ для Императора Германскаго. Для встрѣчи въ Гатчинѣ сопровождали Его Величество всѣ Великiе Князья и ближайшiя особы Его свиты; остальная часть свиты должна была встрѣтить Императора въ вокзалѣ Варшавской желѣзной дороги. Государь былъ въ гусарскомъ австрiйскомъ мундирѣ, весьма красивомъ, съ австрiйскою лентою черезъ плечо. Оба Государя обнялись и крѣпко пожали другъ другу руки. Для встрѣчи и отданiя чести было три почетныхъ караула: первый въ Гатчинѣ, второй отъ Измайловскаго полка въ вокзалѣ Петербургской станцiи, и третiй у подъѣзда Императора, на Дворцовой набережной. Не смотря на сильный западный вѣтеръ, погода была довольно ясная, и необъятное стеченiе народа образовалось во всю длину той длинной линiи улицъ, которая тянется отъ Варшавской станцiи желѣзной дороги до Зимняго дворца. При этомъ во многихъ мѣстахъ гдѣ стояла скучившись толпа, случилось то что называется «недоразумѣнiемъ”. Такъ какъ Императоры ѣхали въ закрытой каретѣ, съ военнымъ лакеемъ позади, то есть въ такомъ экипажѣ, въ которомъ рѣдко видятъ нашего Царя, и такъ какъ, вопреки обыкновенiю, градоначальникъ Ѳ. Ѳ. Треповъ ѣхалъ за каретой, а не впереди ея, то послѣ проѣзда Царственныхъ Гостей все еще Ихъ ожидали, не замѣтивъ что Императоры уже проѣхали.

Свита Императора Австрiйскаго весьма многочисленна: однихъ высшихъ должностныхъ лицъ показываютъ слишкомъ 30, и во главѣ великолѣпный графъ Андраши, въ своемъ венгерскомъ живописномъ костюмѣ, молодой человѣкъ, съ выразительными черными глазами и съ большимъ шикомъ во всей фигурѣ. Всѣхъ же лицъ составляющихъ свиту Императора насчитываютъ до восьмидесяти.

Императору, какъ извѣстно, около 44 лѣтъ: онъ средняго роста, бѣлокурый, съ бакенбардами и довольно длинными закручеными усами, которыя Онъ при разговорѣ имѣетъ привычку крутить. Во всей его осанкѣ есть что то легкое и грацiозное; но въ тоже самое время что–то застѣнчивое; выраженiе лица доброе и привѣтливое. Онъ былъ въ русской парадной генеральской формѣ, съ Андреевскою лентою.

Съ прибытiемъ Австрiйскаго Императора начинается рядъ парадныхъ увеселенiй, изъ которыхъ первое будетъ сегодня въ видѣ параднаго спектакля въ Большомъ театрѣ; за симъ въ его честь предположена большая Царская охота на медвѣдя и лосей, балъ на 500 персонъ въ концертномъ залѣ Зимняго Дворца; завтра парадный обѣдъ на 200 персонъ, парадъ всѣмъ войскамъ въ четвергъ на масляницѣ и балъ въ Аничковомъ дворцѣ.

По прибытiи къ Зимнему дворцу, Императоры прямо подъѣхали къ собственному Государя подъѣзду; на верху лѣстницы Императоръ былъ встрѣченъ Императрицею, со всѣми Великими Княгинями и Принцессами. За симъ послѣ пребыванiя у Государыни, Государь довелъ Своего гостя до эрмитажныхъ покоевъ, Ему отведенныхъ. Затѣмъ въ 6 часовъ у Государя былъ семейный обѣдъ въ честь Императора. Какъ слышно, пребыванiе Его продолжится въ Петербургѣ до конца масляницы, и затѣмъ Императоръ, какъ нѣкоторые говорятъ, поѣдетъ въ Москву въ сопровожденiи одного изъ Великихъ Князей, такъ какъ Онъ хочетъ осмотрѣть Москву съ полною свободою туриста.

Августѣйшимъ нашимъ Новобрачнымъ не дано здѣсь отдыхать. Балъ идетъ за баломъ. На другой день послѣ ихъ возвращенiя изъ Москвы былъ балъ у Принца Ольденбургскаго; затѣмъ, два дня спустя, былъ въ Ихъ честь балъ, поразительный по своей роскоши, у князя С. М. Воронцова, бывшаго когда–то городскимъ головою въ Одессѣ, въ его великолѣпномъ домѣ на самомъ краю Петербурга, близь Исправительнаго заведенiя. Балъ этотъ, хотя и съ весьма ограниченнымъ количествомъ приглашенныхъ, превзошелъ всѣ бывшiе до него балы красотою и щегольствомъ подробностей. Между прочимъ всѣ были поражены роскошью живыхъ цвѣтовъ: кромѣ того что весь столъ для ужина, за которымъ сидѣли Новобрачные, былъ покрытъ сверху до низу и сплошь живыми цвѣтами, и какими же: розанами, ландышами и фiалками, въ мазуркѣ подавались, для выдѣлыванiя фигуръ, цѣлые подносы съ розами и ландышами, раздававшимися дамамъ. Причемъ въ качествѣ хроникера, я долженъ прибавить что слышалъ будто эти цвѣты доставлены съ скорымъ поѣздомъ прямо изъ Ниццы, то есть съ юга Францiи!

Какъ слышно, отъѣздъ Новобрачныхъ въ Англiю послѣдуетъ на второй недѣлѣ поста. Изъ русскiхъ сопровождаютъ Великую Княгиню состоящая при ней во время путешествiя и для первыхъ дней пребыванiя въ Виндзорѣ княгиня М. А. Вяземская, за симъ секретарь Ея Высочества камергеръ Калошинъ; кромѣ того сопровождаетъ Великую Княгиню фрейлина ея, назначенная состоять при ней, Леди Осборнъ. Что касается священника при домовой церкви Великой Княгини въ Англiи, то выборъ еще, какъ слышно, не сдѣланъ, такъ какъ затрудненъ весьма особенными условiями, изъ которыхъ наиважнѣйшее — знанiе иностранныхъ языковъ. Еще и другимъ замедленъ выборъ: какъ мы достовѣрно слышали, имъ нуженъ не только совершитель службъ церковныхъ, но человѣкъ съ которымъ, по ихъ обычаю, въ Англiи они дѣлятъ извѣстную часть дня, который съ ними бесѣдуетъ, и какъ бы принадлежитъ къ семьѣ. По прибытiи въ Англiю, Новобрачные будутъ жить въ Виндзорѣ, куда къ тому времени должна переѣхать королева Викторiя изъ своего замка въ Осборнѣ; затѣмъ по возвращенiи изъ Виндзора, Новобрачные будутъ жить въ Лондонѣ, въ знаменитомъ Buckingham–Palace, отданномъ имъ Королевою на все время пока отдѣланъ будетъ собственный домъ Принца Альфреда, то есть въ теченiе всего нынѣшняго полугодiя. Какъ слышно, въ апрѣлѣ предполагается посѣщенiе Государемъ Своей дочери въ Лондонѣ, а оттуда поѣздка въ Штутгартъ на бракосочетанiе Великой Княжны Вѣры Константиновны, а затѣмъ на воды въ Эмсъ. На этихъ дняхъ, какъ мы слышали, возвратился изъ своей поѣздки въ Англiю генералъ–адъютантъ графъ Перовскiй, отправленный туда для оповѣщенiя Королевы о состоявшемся бракосочетанiи. Графъ былъ принятъ Королевою въ Осборнѣ на островѣ Вайтѣ; Осборнъ дворецъ въ разстоянiи 4–хъ часовъ отъ Лондона. По прибытiи въ Портсмутъ, въ сопровожденiи одного изъ лордовъ, графъ былъ извѣщенъ что особый пароходъ назначенъ въ его распоряженiе. Пароходъ этотъ довезъ русскаго посланника съ его доброю вѣстью до самаго Осборна. Послѣ любезнаго прiема Королевою, Графъ былъ удостоенъ приглашенiя на обѣдъ. Обѣдали Принцесса Беатриче, дочь Королевы, лордъ П., состоящiй при Королевѣ въ должности гофмаршала, и лордъ сопровождавшiй графа. За обѣдомъ Королева была въ черномъ платьѣ съ Екатерининскою лентою черезъ плечо и брильянтовою звѣздою на груди. Весь дворъ Королевы, состоящiй изъ одной статсъ–дамы, двухъ фрейлинъ, одного гофмаршала и одного шталмейстера, носятъ по сiе время полный трауръ по супругѣ Ея Величества, даже лакеи носятъ крепъ на рукавѣ. Какъ слышно, въ Лондонѣ предполагаютъ что Королева сниметъ трауръ въ день прибытiя Новобрачныхъ.

На дняхъ, среди увеселенiй и празднествъ уловилось время для собранiя Общества любителей духовнаго просвѣщенiя, подъ предсѣдательствомъ Великаго Князя генералъ–адмирала, въ честь гостя декана г. Стенли, прибывшаго въ Петербургъ изъ Москвы какъ разъ въ день засѣданiя, послѣ нѣсколькихъ дней проведенныхъ въ Москвѣ и отданныхъ исключительно сближенiю и знакомству съ мѣстами и предметами до русской исторiи и русской церкви относящимися. Засѣданiе это длилось не долго. Оно имѣло, такъ сказать, два отдѣленiя: первое посвящено было г. Стенли, второе вопросу о сношенiяхъ съ г. Шультеномъ и съ комитетомъ старокатоликовъ. При открытiи засѣданiя членъ Общества К. П. Побѣдоносцевъ сказалъ на французскомъ языкѣ привѣтствiе г. Стенли. Въ этомъ привѣтствiи онъ напомнилъ собранiю какъ почтенна и для русскихъ симпатична личность г. Стенли, посвятившаго и посвящающаго столько лѣтъ и столько трудовъ изученiю русской церкви, которое есть въ тоже время изученiе Россiи, ея исторiи и ея народной жизни, ибо русская церковь есть душа нашего государства и нашего народа. Кончая свое привѣтствiе г. Побѣдоносцевъ сказалъ: «Пусть его чувство симпатiи къ Россiи, къ ея церкви окрѣпнетъ и сдѣлается глубже при возвращенiи его (г. Стенли) въ Англiю! Пусть будетъ онъ живымъ истолкователемъ этого чувства между своими соотечественниками! Ничто такъ не дорого, какъ то чувство прiязни между людьми и народами, которое установляясь безъ задней мысли, безъ предумышленнаго плана дѣйствiй, безъ предрѣшенiй для будущаго, дышетъ простотою и прямотою, какъ чувство жизни, какъ стремленiе души къ своему Создателю. Въ отвѣтъ на привѣтствiе г. Побѣдоносцева, г. Стенли просилъ позволенiя высказать свою благодарность и свои мысли на родномъ своемъ языкѣ, чтобы онъ могъ быть увѣреннымъ, что всякая его мысль будетъ вполнѣ высказана. Въ своей рѣчи г. Стенли высказалъ и свои чувства и свои мысли: свои чувства по поводу и вслѣдствiе прiема, болѣе чѣмъ радушнаго, ему вездѣ оказаннаго, и свои мысли по вопросу которому онъ посвятилъ свои лучшiе годы и труды своей жизни, — по вопросу изученiя русской церкви въ ея духѣ и въ ея строѣ со временъ апостольскихъ. Спасенная Богомъ отъ тѣхъ двухъ страшныхъ переворотовъ, которые на Западѣ образовали папство и протестантизмъ, русская церковь, по мыслямъ г. Стенли, воспользовалась своею чистотою не во осужденiе другихъ, но напротивъ, для того, чтобы съ полною доступностью и полною простотою всякому ищущему съ нею сближенiя открывать свою внутреннюю жизнь. Вообще рѣчь г. Стенли произвела самое симпатическое впечатлѣнiе на членовъ Общества любителей духовнаго просвѣщенiя.

Теперь перейдемъ къ нашей политической жизни, о которой, среди множества впечатлѣнiй отъ иностранцевъ, мы точно позабыли. На дняхъ пронесся по городу слухъ о выходѣ въ отставку министра путей сообщенiя, гр. Бобринскаго. Слухъ этотъ носится въ самыхъ высшихъ сферахъ общества, и прибавляютъ къ нему что причиною этого слуха есть вопросъ о концессiяхъ желѣзныхъ дорогъ, по которому, будто бы, произошло коренное разногласiе съ министромъ финансовъ. Насчетъ разногласiя слухъ, какъ говорятъ, достовѣренъ, но насчетъ выхода въ отставку гр. Бобринскаго слухъ остается слухомъ. Въ Петербургѣ въ настоящее время находится прибалтiйскiй генералъ–губернаторъ; говорятъ что его присутствiе здѣсь въ связи съ важными вопросами по Остзейскому краю, имѣющими быть разрѣшенными въ государственномъ совѣтѣ и въ надлежащихъ министерствахъ. Къ числу главнѣйшихъ вопросовъ относится проектъ о введенiи мировыхъ судей и съѣздовъ мировыхъ. Выборы въ судьи будутъ производиться отдѣльно дворянскими съѣздами и отдѣльно по волостямъ; но главное отличiе тамошняго учрежденiя отъ общаго предположено ввести въ томъ, какъ слышно, чтобы съѣзды были составлены не изъ мировыхъ судей, но изъ отдѣльныхъ членовъ съѣзда постоянно засѣдающихъ, и избираемыхъ тѣмъ же порядкомъ, какъ мировые судьи. Къ числу отрадныхъ новостей по этому краю должно отнести ассигнованiе изъ государственнаго казначейства еще кредита въ 100 т. р. для продолженiя дѣла постройки православныхъ церквей въ Остзейскомъ краѣ.

Къ числу важнѣйшихъ вопросовъ, имѣющихъ быть разсмотрѣнными въ общемъ собранiи государственнаго совѣта нынѣшней сессiи, слѣдуетъ отнести вопросъ о раскольническихъ бракахъ и о правахъ съ ними сопряженныхъ. Кстати об этомъ вопросѣ. Вѣроятно на второй недѣлѣ поста будетъ послѣднее сраженiе въ Обществѣ любителей духовнаго просвѣщенiя по вопросу объ единовѣрiи: г. Филипповъ предстанетъ съ отвѣтами на всѣ сдѣланныя ему возраженiя; приэтомъ нельзя не пожалѣть о томъ что вопросъ этотъ безъ личныхъ раздраженiй со стороны его оппонентовъ не обходится: то тамъ, то здѣсь, въ отзывахъ и словесныхъ, и письменныхъ, по этому вопросу слышится съ ихъ стороны какое–то глухое нерасположенiе къ тезисамъ избраннымъ г. Филипповымъ. Объ этомъ нельзя не пожалѣть еще болѣе потому что единовѣрцы вѣдь все читаютъ что по этому вопросу пишется, и разъясненiе вопроса съ оттѣнками къ нимъ непрiязни со стороны ревнителей и учителей православiя врядъ ли можетъ способствовать къ усиленiю въ нихъ чувства довѣрiя къ нашей церкви.

Англiйскiй корреспондентъ «Times”, между многими вопросами имъ здѣсь изучаемыми на лету, касается и церковныхъ обрядовъ нашей церкви. Но о томъ, какъ мало она англичанамъ знакома можно судить потому, что, описывая свое посѣщенiе, вмѣстѣ съ г. Стенли, Невской Лавры и духовной академiи, корреспондентъ говоритъ о различiи между митрополитами и епископами: первые, говоритъ онъ, носятъ бѣлые клобуки, а вторые черные; различiе это означаетъ что митрополиты, носящiе бѣлые клобуки, могутъ жениться; а епископы носятъ черные клобуки въ знакъ того что они обязаны безбрачiемъ.

Изъ Москвы англичане вообще вынесли самыя глубокiя и восторженныя впечатлѣнiя; они нашли въ ней много оригинальнаго, много самобытно–живаго и много величественнаго; за то Петербургу они сдѣлали честь найти въ немъ приблизительно тоже что въ другихъ городахъ европейскаго континента.

На этихъ дняхъ, въ честь Принца Эдинбургскаго было два обѣда въ Петербургѣ, оба военныхъ: одинъ въ гвардейскомъ экипажѣ, по случаю закладки корвета Его имени, а другой въ Преображенскомъ полку; на первомъ были изъ нашихъ Великихъ Князей только записанные въ морскую службу, а именно: Наслѣдникъ Цесаревичъ, Великiй Князь Алексѣй Александровичъ и генералъ–адмиралъ: въ заключенiе обѣда Принца Эдинбургскаго, при громкихъ «ура”, подняли на руки всѣ офицеры и торжественнымъ шествiемъ донесли до саней стоявшихъ у подъѣзда. На второмъ обѣдѣ присутствовали Принцъ Валлiйскiй и всѣ Великiе Князья. Принцъ Артуръ выѣхалъ сегодня въ Англiю.

Но что дѣлаютъ самарцы? — мысль объ обѣдахъ невольно наводитъ и на нихъ. Какъ извѣстно, избранный отъ Общества попеченiя о раненыхъ графъ Орловъ–Давыдовъ, одинъ изъ крупнѣйшихъ землевладѣльцевъ въ Россiи, отправился въ Самарскую губернiю съ 150 т. р. приношенiй поступившихъ въ Общество. На этихъ же дняхъ вернулся изъ Самары посланный туда отъ правительства генералъ–адъютантъ Е... и, какъ слышно, привезъ извѣстiе о надеждахъ на обезпеченiе нуждающихся продовольствiемъ до слѣдующаго урожая. По послѣднимъ извѣстiямъ, сумма подаянiй въ Обществѣ попеченiя о раненыхъ до вчерашняго дня доходила до 145 т. р. Приближенiе поста идетъ рядомъ с общимъ настроенiемъ къ веселью, но жаль что общее настроенiе къ веселью не идетъ рядомъ съ усиленiемъ подаянiй въ пользу нуждающихся въ хлѣбѣ: дѣло это какъ будто остыло; такъ напримѣръ, въ одинъ изъ праздничныхъ дней нынѣшняго сезона поступило приношенiй только 2 р. въ Общество попеченiя о раненыхъ. Веселье — весельемъ казалось бы, но отчего веселящемуся не вспомнить и объ горюющемъ?

Многiе спрашиваютъ насъ: «ну что, «Складчина” какъ идетъ?” Нѣкоторые сомнѣваются въ ея успѣхѣ, а «Моск. Вѣд.” выразили опасенiе чтобы литературная сторона предпрiятiя не была торжествомъ одной партiи надъ другою. Нельзя не радоваться тому что предпрiятiе «Складчины” въ пользу голодающихъ можно назвать удавшимся дѣломъ. Не говоря уже о томъ что ни о какихъ партiяхъ въ немъ нѣтъ ни рѣчи, ни помысла, и самый составъ Сборника и веденiе его редакцiи нѣсколькими членами комитета, литераторами избраннаго, таковы что исключаютъ все даже мало–мальски тенденцiозное, но кромѣ того успѣхъ дѣла можно предвидѣть и потому что нѣкоторые изъ лучшихъ нашихъ писателей, князь Вяземскiй, Майковъ, Н. Некрасовъ, И. Тургеневъ, гр. А. Толстой, г. Салтыковъ, доставили уже свои вклады, и есть надежда что къ концу марта выйдет и самый Сборникъ.

Сегодня въ воскресенье, какъ мы слышали, Государемъ и Императоромъ Австрiйскимъ сказаны были на парадномъ обѣдѣ рѣчи. Мы слышали также что Императоръ Австрiйскiй сегодня посѣтилъ соборъ Петропавловской крѣпости и возложилъ на могилу Императора Николая вѣнокъ изъ цвѣтовъ.

_______

Въ редакцiи «Гражданина” въ пользу самарцевъ получено: 10 р. отъ священника Екимецкаго, Рязанск. губ., гор. Михайлова; 18 р. отъ воспитанниковъ Минской духовной семинарiи и 3 руб. отъ г–жи Качуры.

_______

ХРОНИКА ЗА ДВѢ НЕДѢЛИ.

Государь Императоръ, въ озноменаванiе бракосочетанiя Ея Императорскаго Высочества Великой Княжны Марiи Александровны, Всемилостивѣйше соизволилъ, 9–го января 1874 года, согласно положенiю комитета министровъ, даровать лицамъ, подвергшимся по 1–е января 1871 года обвинениямъ въ государственныхъ преступленiяхъ, если они не совершили послѣ того какихъ–либо новыхъ преступленiй и не были замѣчены ни въ чемъ предосудительномъ, нижеслѣдующiя облегченiя:

1. Состоящимъ нынѣ въ разрядѣ сосланныхъ на житье, съ лишенiемъ всѣхъ особенныхъ лично и по состоянiю присвоенныхъ правъ и преимуществъ, и находящимся какъ въ европейской Pocciи, такъ и въ Сибири, даровать прежнiя личныя права состоянiя, распространивъ оныя и на законныхъ дѣтей ихъ, прижитыхъ послѣ осужденiя родителей.

2. Тѣмъ изъ таковыхъ лицъ, кои находятся въ Сибири, дозволить, если пожелаютъ, переселиться въ одну изъ внутреннихъ губернiй, по назначенiю правительства.

3. Тѣхъ же, которые находятся въ европейской Россiи, освободить отъ надзора полицiи на основанiяхъ, какiя установлены 3–мъ пунктомъ Всемилостивѣйшаго Его Императорскаго Величества повелѣнiя 13–го мая 1871 года объ облегченiи участи нѣкоторыхъ преступниковъ.

4. Освобожденнымъ по настоящее время отъ надзора полицiи, на основанiи означенного пункта Высочайшаго повелѣнiя 13–го мая 1871 г., предоставить право поступленiя на государственную службу въ тѣхъ мѣстностяхъ, гдѣ имъ дозволено свободное проживанiе — и

5. Подобнымъ же освобожденнымъ отъ надзора лицамъ, которыя были удалены съ мѣста жительства безъ лишенiя правъ, дозволить возвратиться на родину.

— Мы находимъ въ «Правительственномъ Вѣстникѣ” слѣдующiя свѣденiя о пожарахъ въ 1873 году. Всѣхъ пожаровъ было 22,476, и убытокъ причиненный ими достигаетъ до суммы 44²/₅ миллiона рублей. Такимъ образомъ, средняя сумма убытковъ отъ пожаровъ равняется 121,700 руб. Причиною пожаровъ были: неосторожность въ 5,911 случаяхъ, поджогъ или подозрѣнiе въ немъ въ 3,141 случаѣ, молнiя въ 864 случаяхъ и неизвѣстныя обстоятельства въ 12,560 случаяхъ. Наибольшiе убытки отъ пожаровъ понесли слѣдующiя губернiи: Московская — 2³/₄ миллiона рублей, Харьковская — 2¹/₄ миллiона рублей, Ярославская — 1⁴/₅ миллiона рублей, Тамбовская — 1³/₄ миллiона рублей, Рязанская, Черниговская, Нижегородская по 1¹/₂ миллiона рублей и т. д. Наименьшая сумма убытковъ оказывается въ слѣдующихъ губернiяхъ: въ Дербентскомъ градоначальствѣ всего 112 р., въ Тифлисской губернiи — 590 р.

— О томъ какъ нелегко подчасъ устраивать епархiальные съѣзды духовенства, можно судить по нижеслѣдующему разсказу корреспондента «Церковно–Общественнаго Вѣстника” изъ Пензы. «Прежде всего, говоритъ корреспондентъ, у духовенства не было даже приличной залы, для открытiя съѣзда. Собравшись, по обыкновенiю, въ семинарiю, духовенство получило отказъ въ залѣ, «потому–де, что у семинаристовъ учебное время, которое терять нельзя”. Духовенство потянулось въ консисторiю, но и тамъ пришлось ему постоять только на крыльцѣ: «мѣста не оказалось”. Затѣмъ, нѣкоторые депутаты отправились въ епархiальное женское училище, залы котораго могли бы вмѣстить съѣздъ безъ обремененiя учащихся, но и тамъ имъ не дали мѣста, потому–де, что дѣвочки говѣютъ и что депутаты своимъ нескромнымъ разговоромъ могутъ помѣшать ихъ религiозному настроенiю (!). Что дѣлать! Опять потянулись депутаты въ семинарiю, гдѣ и болтались часовъ до двухъ по полудни. Наконецъ, кто–то сжалился надъ несчастными и далъ имъ мѣсто въ ротондѣ каѳедральнаго собора, гдѣ и собрались для выбора предсѣдателя. Ротонда, впрочемъ, оказалась весьма неудобною для засѣданiя въ акустическомъ отношенiи. Наконецъ, они открылись въ залѣ семинарiи.

— Перепечатываемъ весьма интересную статью о городскомъ хозяйствѣ изъ «Московскихъ Вѣдомостей”. Какъ извѣстно, рѣшенiя и постановленiя провинцiальныхъ думъ печатаются далеко не всегда, а разсужденiя и доводы на которыхъ они основаны и еще того рѣже. Вотъ почему столь цѣнны и кажутся намъ корреспонденцiи изъ уѣздныхъ городовъ, раскрывающiя передъ нами то что остается домашнею канцелярскою тайной между дѣятелями думъ. Такова между прочимъ корреспонденцiя изъ Ананьева (Херсонской губ.), помѣщенная въ № 15 «Одесскаго Вѣстника” и особенно любопытная тѣмъ что она указываетъ на необходимость такихъ измѣненiй въ городовомъ устройствѣ которыя до сихъ поръ остаются лишь въ области предположенiй.

Засѣданiя Ананьевской думы въ прошломъ году продолжались съ 8–го по 12–е ноября. Какъ только открылось первое засѣданiе, всталъ одинъ изь гласныхъ и заявилъ что заступающiй мѣсто городскаго головы, созывая думу, не извѣстилъ гласныхъ о предметахъ занятiй и отказалъ въ этомъ даже наканунѣ собранiя тѣмъ гласнымъ которые лично обращались къ нему за свѣдѣнiями. На это сконфуженный предсѣдатель отвѣчалъ: «Извините, господа, впредъ не буду такъ дѣлать”. Послѣдовавшее затѣмъ молчанiе думы было, вѣроятно, знакомъ прощенiя раскаявшемуся предсѣдателю. Утвердивъ налогъ съ недвижимыхъ имуществъ на 1874 годъ, собранiе перешло къ вопросу объ отдачѣ въ наемъ съ торговъ городской полевой земли. При этомъ выяснились факты на столько любопытные что мы должны войти въ нѣкоторыя подробности.

Еще въ iюлѣ прошлаго года подавляющее большинство не грамотныхъ мѣщанъ, имѣя во главѣ чиновника Каневскаго, рѣшило отдать полевую землю города мѣщанамъ по таксѣ 1 p. 50 коп. въ годъ за десятину, несмотря на то что вездѣ въ окружности земля приноситъ не менѣе 3 рублей. Вслѣдствiе протеста меньшинства гласныхъ изъ купцовъ и дворянъ постановленiе думы было отмѣнено губернскимъ по городскимъ дѣламъ присутствiемъ, о чемъ херсонскiй губернаторъ и извѣстилъ Ананьевскую думу. Въ первыхъ числахъ сентября городская управа занялась составленiемъ новыхъ кондицiй найма, въ которыхъ она предположила отдать землю съ торговъ преимущественно мѣщанамъ, а потомъ купцамъ имѣющимъ земледѣльческiя орудiя; гражданъ же другихъ сословiй кондицiи допускали къ торгамъ въ томъ лишь случаѣ если останется излишекъ земли послѣ первыхъ двухъ.

Эти «новыя” кондицiи, разумѣется, повели къ пренiямъ. Одинъ гласный изъ купцовъ заявилъ что новое городское положенiе отметаетъ сословную разность и даетъ право всякому гражданину участвовать въ торгахъ на общую городскую землю. На это вожакъ мѣщанской партiи отвѣчалъ, что есть дворяне и дворянчики которые ищутъ только поживы и готовы торговаться для эксплуатацiи. А отсюда прямо слѣдуетъ заключенiе: мѣщане поживы не ищутъ и во время торговъ на городскую землю одушевлены безкорыстiемь.

Послѣ всѣхъ пренiй собранiе большинствомъ голосовъ постановило: утвердить кондицiи управы. Меньшинство осталось при своемъ протестѣ.

Городской полевой земли въ Ананьевѣ 8,000 десятинъ. Если бы на нее установлена была общая другимъ окружнымъ мѣстамъ цѣна 3 р. за десятину, то городу пришлось бы получить 24,000 р. Это такая сумма изъ которой можно бы удѣлить и назначенные на двѣ прогимназiи 3,500 р. Теперь же деньги эти не отпускаются «за нѣименiемъ средствъ налицо”, какъ отзывается городская управа.

Подвиги Ананьевский думы этимъ еще не кончились. Разсмотрѣвъ предложенiе губернатора о принятiи мѣръ къ исправленiю въ городѣ улицъ, дорогъ, мостовъ и къ очисткѣ нечистотъ истекающихъ изъ тюремнаго замка, дума пришла къ заключенiю что исправленiе дорогъ «не поведетъ ни къ какому выгодному для города результату”, чтo улицы исправляютъ по мѣрѣ возможности и безъ напоминанiй со стороны губернатора, а очистка нечистотъ вовсе не принадлежитъ къ обязанностямъ думы. А какъ исправляются и чистятся улицы, объ этомъ свидѣтельствуетъ корреспондентъ «Одесскаго Вѣстника” въ такихъ выраженiяхъ: «кто бывалъ въ Ананьевѣ всегда изумлялся той безпорядочности и грязи которая и теперь процвѣтаетъ въ самомъ центрѣ, на церковной площади.”

Вопросъ объ очисткѣ этой площади обсуждался впрочемъ въ послѣднемъ засѣданiи думы, но какъ обсуждался? Одни изъ мѣщанъ дремлютъ, нѣкоторые спятъ, а остальные глазѣютъ на гласныхъ изъ купцовъ и дворянъ засѣдающихъ за большимъ столомъ. Вдругъ поднимается одинъ мѣщанинъ и громко заявляетъ: «мы такъ якъ Каневскiй!” Изъ–за стола слышенъ голосъ: «а вы же знаете о чемъ идетъ рѣчь?” «Ни, то мы такъ якъ Каневскiй”. Проснулись остальные, поглядѣли и опять вздремнули.

Вечеромъ, 9–го ноября, гласный протоiерей Гилявскiй потребовалъ у города суммъ на обновленiе соборнаго иконостаса. Гласный Герценштейнъ тотчасъ же поспѣшилъ заявить что общество Евреевъ нуждается въ пособiи на окончанiе поправокъ своей синогоги, и что если дума ассигнуетъ деньги на соборъ, то должна ассигновать и на синагогу.

Г. Каневскiй, о которомъ была рѣчь выше, служилъ чиновникомъ въ бывшемъ земскомъ судѣ, уволенъ по распоряженiю начальства и трижды выбранъ въ городскiе головы. Но такъ какъ утвержденiе его губернаторомъ заставило себя ждать болѣе года, то дума въ засѣданiи 10–го ноября постановила просить о разрѣшенiи произвести новые выборы. На это г. Каневскiй 11–го ноября возразилъ между прочимъ что при редакцiи вчерашняго постановленiя не было узаконеннаго числа гласныхъ. Съ этимъ согласился и предсѣдатель, который, однако, принялъ наканунѣ редакцiю безъ всякихъ возраженiй. Кончилось все это однако тѣмъ что постановленiе было принято. На другой день тотъ же г. Каневскiй обратился къ собранiю съ просьбой освободить его отъ обязанностей члена смѣтной коммисiи, потому что въ ней участвуютъ еще такiе три члена съ которыми г. Каневскiй и встрѣчаться не желаетъ. Дума уважила «антипатiю” г. гласнаго.

— Перейдемъ къ другимъ городскимъ думамъ. Тотъ же «Одесскiй Вѣстникъ" сообщаетъ что въ одномъ изъ засѣданiй керченской думы обсуждался вопросъ о пенсiи бывшему секретарю прежней думы. Встаетъ гласный, бывшiй четыре года назадъ головой, и предлагаетъ одному изъ нынѣшнихъ членовъ городской управы, какъ богатому человѣку, уступить свое мѣсто съ жалованьемъ 1.500 р. бывшему секретарю думы, обремененному семействомъ и бѣдностью. Городской голова напомнилъ добросердечному гласному всю неумѣстность такого предложенiя, но тотъ не унялся и еще разъ повторилъ его. Тогда «богатый” членъ управы, о которомъ шла рѣчь, сдѣлалъ слѣдующее замѣчанiе: «Прошу слова гласнаго записать въ протоколъ для назиданiя потомства, чтобы оно знало съ какими понятiями гласные бывали у насъ!”

— Въ Новохоперской городской думѣ слушался докладъ о приглашенiи купца Ильинскаго немедленно принять должность цѣновщика, отъ которой онъ отказывается, а иначе, «признавая поступокъ Ильинскаго противозаконнымъ бездѣйствiемъ власти”, предупредить его что онъ будетъ преданъ уголовному суду (см. «Воронежскiя Губернскiя Вѣдомости” № 3).

— »Современныя Извѣстiя” сообщаютъ что въ Уфѣ, изъ 70–ти гласныхъ 28 заявили желанiе оставить свою обязанность, и вотъ почему. Дума, въ числѣ 38–ми гласныхъ, обсуждала вопросъ подвергать–ли отвѣтственности голову и членовъ управы за безпорядки пo рекрутскому набору 1873 года; вопросъ этотъ рѣшенъ по закрытой баллотировкѣ въ пользу головы двадцатью голосами противъ осьмнадцати, о чемъ и составленъ журналъ. Вслѣдъ затѣмъ нѣкоторые изъ этихъ же 38–ми гласныхъ, не бывавшie въ засѣданiи думы ни разу во все существованiе городскаго управленiя и явившiеся только въ этотъ день, нашли что надобно подать особый голосъ противъ составленнаго журнала. Къ этому особому мнѣнiю подписались 28 человѣкъ, слѣдовательно десять голосовъ остались за голову, а двадцать восемь противъ него, тогда какъ при закрытой баллотировкѣ голова имѣлъ на своей сторонѣ двадцать, а противъ него было осьмнадцать. Эта кутерьма настолько скомпрометтировала гласныхъ въ глазахъ ихъ довѣрителей, что 28 человѣкъ заявили желанiе отказаться отъ своихъ обязанностей.

Такимъ–то образомъ дѣйствуютъ у насъ общiя собранiя думъ и отдѣльные ихъ члены. Составленныя изъ этихъ членовъ коммиссiи дѣйствуютъ не всегда удачно, а иногда и совсѣмъ не дѣйствуютъ. Такъ, изъ протоколовъ кiевской городской думы узнаемъ что назначенная еще въ 1871 году коммисiя для обсужденiя вопроса о таможнѣ прекратила свои дѣйствия, не окончивъ возложеннаго на нее порученiя. Въ той же думѣ была еще коммисiя о продажѣ участковъ земли на Университетской площади. Собралась она въ 1872 году, составила докладъ, но на торги никто не явился. Надобно было собраться вновь и составить новый докладъ; но этотъ докладъ ни однимъ изъ членовъ коммиссiи подписанъ не былъ, и вопросъ о продажѣ участковъ остался безъ разрѣшенiя (см. Протоколы № 11, стр. 256 и 257). Вообще по поводу протоколовъ думы кiевскiй городской голова заявляетъ что нѣкоторые изъ гласныхъ уклоняются, а иные и вовсе отказываются отъ подписи протоколовъ тѣхъ засѣданiй на коихъ присутствовали, такъ что постановленiя думы остаются безъ исполненiя по цѣлымъ мѣсяцамъ (см. «Протоколы Кiевской думы”, № 14, стр. 285).

— »Одесскiй Вѣстникъ” сообщаетъ что въ засѣданiи Одесской городской думы, 9–го января, было доложено заявленiе Бродскаго, что онъ слагаетъ съ себя обязанность члена финансовой при думѣ коммиссiи, ибо коммиссiя эта бездѣйствуетъ и въ теченiи четырехъ мѣсяцевъ своего существованiя собралась только одинъ разъ, для выбора предсѣдателя. Подобное же заявленiе сдѣлалъ и гласный Айзбергъ.

Не должно разумѣется думать что повсюду городскiе дѣятели дѣйствуютъ странно, бездѣйствуютъ или отдыхаютъ. Изъ Пензы, напримѣръ, пишутъ что если въ ихъ банкѣ до 1874 года дѣло шло спустя рукава, то съ января мѣсяца все поправится, ибо персоналъ въ банкѣ измѣнился къ лучшему, и неточностямъ и упущенiямъ больше мѣста не будетъ. «Пусть наши новые директоры и члены, прибавляетъ корреспондентъ, помнятъ свой долгъ и свято соблюдаютъ его; общество почтившее ихъ довѣрiемъ не требуетъ отъ нихъ многаго — ничего болѣе какъ точнаго счетоводства и солидныхъ операцiй. Пусть они выполнятъ все чѣмъ пренебрегали ихъ предшественники, и общественное спокойствiе скоро будетъ возстановлено по прежнему”. Кто были эти предшественники, мы не знаемъ; вновь же почтены довѣрiемъ общества: Н. А. Усковъ, М. П. Балашовъ и И. М. Лобановъ.

Порывшись хорошенько, мы можемъ найти и еще болѣе утѣшительные факты изъ городской жизни. Напримѣръ, кiевская дума избрала г. Ракитина для завѣдыванiя береговыми мѣстами, и мѣста эти, приносившiя до 1871 года отъ 7,000 до 8,000 р., въ 1871 году, подъ наблюденiемъ г. Ракитина (по увеличенной впрочемъ таксѣ), принесли городу свыше 15,000, а въ 1872 свыше 18,000. Вслѣдствiе этого г. Ракитину выдано въ награду 400 руб., и выражена благодарность думы (см. «Протоколы”, № 13, стр. 265–266).

— Въ управѣ той же думы городской урядникъ Юревичъ за 25 р. жалованья исполнялъ обязанности смотрителя городскаго бывшаго этапнаго дома и зданiя бывшей думы, хранителя движимыхъ городскихъ имуществъ, обязанности по наблюденiю за поручаемыми ему городскими работами и всѣ вообще порученiя управы, такъ что онъ сдѣлался «не только полезенъ, но почти необходимъ для города”. Ему выдано въ награду 60 р. (см. Протоколы Кiевской думы, № 14, стр. 285–287 и № 15, стр. 294–295).

— Инженеръ Кошкаревъ, приглашенный кiевскою думой надзирать за производствомъ городскихъ мостовыхъ работъ, заявилъ что онъ «не интересуется вознагражденiемъ за свой трудъ", а только желалъ бы получить разъѣздную сумму (см. Протоколы № 9, стр. 185–186).

— Въ полтавской городской думѣ (см. «Полт. Губ. Вѣд.” № 3), какъ извѣстно, гласному М. А. Бѣлухѣ–Кохановскому поднесена была торжественная благодарность думы за услуги г. Кохановскаго общественному дѣлу. Въ засѣданiи 29 ноября 1873 г. этотъ гласный, въ своей отвѣтной благодарственной рѣчи, высказалъ между прочимъ слѣдующее: «Смѣю увѣрить городскую думу и городскую управу что доколѣ Богъ даруетъ мнѣ сколько нибудь нравственныхъ и физическихъ силъ, я почту за особое счастiе всегда, во всякомъ случаѣ, съ самою добросовѣстною готовностью служить достопочтенному городскому обществу дорогой нашей Полтавы”. Въ отвѣтъ на это гласные думы еще разъ восторженно благодарили оратора. Затѣмъ одинъ изъ нихъ заявилъ что въ виду увеличенiя занятiй городскаго головы, ему слѣдовало бы увеличить содержанiе еще на 1,000 рублей; другiе поддержали это, и даже предлагали прибавку въ двѣ тысячи. Городской голова А. М. Абаза благодарилъ собранiе, но отъ принятiя содержанiя въ увеличенномъ размѣрѣ отказался. Послѣ нѣсколькихъ докладовъ, вопросъ этотъ однако былъ снова возбужденъ, и тогда голова (на основанiи ст. 52 Город. Полож.) оставилъ предсѣдательское мѣсто. Вслѣдъ затѣмъ собранiе единогласно постановило увеличить жалованье городскому головѣ на двѣ тысячи рублей и производить его съ 1 января 1874 года. Занявъ снова предсѣдательское мѣсто, городской голова благодарилъ собранiе за лестное вниманiе къ его посильнымъ трудамъ на пользу города.

— Въ одномъ изъ прежнихъ городскихъ обозрѣнiй («Моск. Вѣд.” № 10), мы имѣли случай упомянуть о той розни какая продолжается еще въ городскихъ обществахъ вслѣдствiе существованiя особыхъ ремесленныхъ сословiй и ихъ органовъ. Теперь сдѣлалось извѣстно что по обоюдному соглашенiю министерствъ внутреннихъ дѣлъ и финансовъ составляются окончательныя предположенiя по вопросу объ упраздненiи повсемѣстно въ городахъ нынѣ существующаго отдѣльнаго ремесленнаго сословiя”.

_______

ИЗЪ МОСКВЫ.

Рѣчь П. А Безсонова въ засѣданiи Общества любителей русской словесности. — Чтенiя тамъ же Е. В. Барсова и И. С. Аксакова. — Замѣтка о покойномъ В. И. Живокини.

Въ прошлое воскресенье, 20 января, состоялось публичное засѣданiе Московскаго Общества любителей русской словесности; воспоминанiямъ о двухъ замѣчательныхъ дѣятеляхъ въ области этой словесности оно было посвящено. Засѣданiе открылось рѣчью предсѣдателя, И. С. Аксакова, въ которой онъ выразилъ ту мысль, что Обществу въ послѣднiе годы болѣе приходится вспоминать объ исчезающихъ русскихъ литературныхъ талантахъ, нежели встрѣчать новые, народившiеся; такъ, Общество лишилось въ прошломъ году трехъ своихъ сочленовъ — Ѳ. И. Тютчева, М. А. Максимовича и И. Д. Бѣляева. Особенно близокъ былъ Обществу Максимовичъ, состоявшiй секретаремъ этого Общества при его возстановленiи. Но литературныя воспоминанiя о Максимовичѣ еще приготовляются М. П. Погодинымъ, потому засѣданiе было посвящено воспоминанiямъ только о Ѳ. И. Тютчевѣ и И. Д. Бѣляевѣ, и предварительно вниманiе публики заняла рѣчь секретаря, П. А. Безсонова; содержанiе рѣчи заключалось въ разъясненiи великаго значенiя народныхъ пѣсенъ, собранныхъ покойнымъ П. В. Кирѣевскимъ и издаваемыхъ Обществомъ. Приблизительно вотъ какiя мысли высказалъ г. Безсоновъ:

Въ скоромъ времени выйдетъ въ свѣтъ послѣднiй Х выпускъ Сборника Кирѣевскаго, содержащiй въ себѣ народныя пѣсни отъ царствованiя Екатерины Великой до нашего времени. Такимъ образомъ Общество любителей русской словесности передаетъ всему читающему русскому люду возможно полный, поэтическiй отзывъ русскаго народа о своей исторiи. Этотъ поэтическiй отзывъ, быть можетъ, часто противорѣчитъ сказанiямъ лѣтописей и другихъ оффицiальныхъ историческихъ источниковъ; но въ немъ выразилось самостоятельное умственное и нравственное отношенiе русскаго народа къ лицамъ и событiямъ вѣковаго прошлаго русской жизни. Не даромъ же въ пѣсняхъ народъ отмѣтилъ лишь тѣ, а не другiя историческiя личности; не даромъ онъ такъ, а не иначе распредѣлилъ свои сочувствiя къ этимъ лицамъ; въ ту пору, когда еще хранились во всей свѣжести старыя и творились новыя пѣсни въ народѣ, послѣднiй жилъ и дѣйствовалъ, какъ духовная активная сила въ русской исторiи; и народное пѣсенное творчество, тянувшееся столь долго, начавшее погасать съ прошлаго столѣтiя и окончательно изсякающее къ нашей порѣ, ясно свидѣтельствуетъ, что эти былевыя и историческiя народныя пѣсни составляли достоянiе всенародное, что въ нихъ выражались думы и чувства не одной какой–либо живой части изъ народной массы; пѣсни касаются всѣхъ сторонъ прошлой жизни; отъ этой жизни не отдаленъ ни одинъ классъ народа. Въ настоящее время, подъ словомъ русскiй народъ можно разумѣть одно простонародье; оно перестаетъ быть историческимъ дѣятелемъ въ русской жизни; такой дѣятель выступаетъ лишь въ лицѣ такъ называемыхъ интеллигентныхъ частей всего русскаго народонаселенiя, — частей, которыя, разъ эмансипировавшись, къ бѣдѣ своей, отъ бытовыхъ стихiй древне–русской жизни, должны были, силою историческихъ условiй, все болѣе и болѣе отдаляться отъ пpостаго народа. Но народъ, оставленный лучшими изъ своихъ людей, высшимъ своимъ сословiемъ, лишь на однѣ свои силы, не въ силахъ самъ собою теперь хранить и развивать начало своей самостоятельной духовной и бытовой жизни; мы видимъ и слышимъ что народъ нашъ болѣе и болѣе пока дичаетъ, грубѣетъ; безсознательно утрачивая лучшiе стороны своего древне–русскаго быта, онъ безсознательно болѣе увлекается дурными сторонами жизни новой; строй его вѣковой жизни расшатывается; одно изъ основныхъ началъ этого строя — община, весьма вѣроятно, разрушится подъ гнетомъ новѣйшихъ экономическихъ влiянiй, и русская жизнь, пожалуй, готова идти по пути жизни западно–европейскихъ нацiй, гдѣ собственно нацiю представляетъ лишь интеллигентная масса, а народъ, соотвѣтствующiй нашему простонародью, не есть пока сила историческая, но только толпа — отъ простаго рабочаго до послѣдняго пролетарiя. Сладитъ ли русская интеллигенцiя, сама еще весьма малосильная, поднять уровень нравственный и умственный въ народѣ, приблизить послѣднiй къ себѣ на основанiи собственнаго духовнаго перерожденiя? Это до сихъ поръ вопросъ безотвѣтный. Но вотъ когда, быть можетъ, образуются и въ Россiи массы пролетарiата, самый послѣднiй пролетарiй изъ простонародья будетъ благодаренъ московскому Обществу любителей русской словесности за то что оно сберегло и передало въ общерусское достоянiе остатки могучаго творческаго народнаго слова, въ которомъ когда–то замыкались вольная дума и глубоко–искреннее чувство всего русскаго народа; этимъ словомъ выражалась историческая и всенародная русская правда... Что касается нынѣшняго времени, то для него изданный Сборникъ пѣсенъ Кирѣевскаго будто не имѣетъ значенiя; конечно, онъ могъ бы считаться драгоцѣннымъ сокровищемъ для русской науки, для русскаго искуства, для освѣженiя творческой способности современныхъ художниковъ; и его прямое значенiе въ этомъ; но когда иностранныя литературно–ученыя общества начинаютъ вступать въ живыя сношенiя, ради изученiя памятниковъ русской народности, съ помянутымъ московскимъ Обществомъ, когда появляются столь почтенные труды о русскомъ народѣ и его словесности на западѣ Европы, какъ Рамбо, Ральстона и др., когда, напр., библiографическiе журналы англiйскiе, какъ напр., «Academy”, не пропускаютъ молчанiемъ ни одного русскаго изданiя, помогающаго знакомству съ русской народной жизнью и словесностью; мы, интеллигенцiя россiйская, въ громаднѣйшемъ большинствѣ своемъ не хотимъ обращать вниманiя на наши родныя, историческiя сокровища. Между серьозными занятiями банковыми, желѣзнодорожными и т. д. съ одной стороны и зачитываясь самомоднѣйшими журналами (гдѣ на тысячу ладовъ пережевывается большею частью невѣдомо что) съ другой, мы весьма довольны своимъ великимъ прогрессомъ, не замѣчая что народъ забытъ нами, что его нравственная жизнь тускнѣетъ и обезличивается.

Доказательство того, какъ народъ самъ инстинктивно чувствуетъ что онъ сходитъ съ историческаго поприща, почти уже столкнутый съ него своею интеллигенцiей, могутъ служить пѣсни «безъимянныя”, гдѣ дѣйствуютъ какiе–то молодцы безъ имени, гдѣ живутъ безлично; эти пѣсни порожденiе послѣднихъ временъ предъ историческимъ замолканiемъ русскаго народа, т. е. простаго народа. А какъ русскiй народъ весь вдумчиво и живо относился въ свои времена къ событiямъ и лицамъ своей исторической жизни — ясное доказательство этому въ былевыхъ и историческихъ его пѣсняхъ. Возьмите хоть цѣлую вереницу то величавыхъ, то грацiозныхъ, то возвышенно–страдальческихъ женскихъ личностей выступающихъ въ массѣ этихъ пѣсенъ, вспомните эти личности начиная съ женщинъ богатырскаго эпоса до Ксенiи Годуновой и далѣе до крестьянки Параши, будущей графини Шереметьевой, и до Нарышкиной (о ней интересныя свѣденiя читатели найдутъ въ имѣющемъ скоро выйти Х выпускѣ Сборника Кирѣевскаго), вы сознаетесь что не пустая прихоть порождала всѣ эти пѣсни, что кровное духовное участiе русскаго народа въ судьбахъ своей родины отражалось въ этихъ пѣвучихъ и поэтическихъ воспоминанiяхъ и думахъ, что нѣкоторыя пѣсни недаромъ облетали всю Россiю и становились популярными во всѣхъ слояхъ ея населенiя...

Есть одно утѣшенiе для современныхъ людей, не увлекающихся представленiями россiйскаго общественнаго прогресса, есть утѣшенiе что, быть можетъ, когда со всѣхъ сторонъ выступаютъ въ русской жизни разныя неудобства для труда мысли, тѣмъ сосредоточеннѣе наконецъ станетъ русская мысль, тѣмъ энергичнѣе будутъ русскiя творческiя силы хотя бы въ сферѣ науки, искуства и литературы; словомъ, быть можетъ, вновь наступаетъ время 40–хъ годовъ для нашего общества, когда умъ такъ хорошо творилъ и хотѣлось ему творить именно потому, что были всякiя житейскiя преграды творчества.

Мы въ весьма блѣдномъ очеркѣ и далеко не полно воспроизвели сущность рѣчи г. Безсонова; скажемъ только что она произвела на слушателей сильное впечатлѣнiе; а слушателей было весьма много: большая зала университетской библiотеки едва вмѣщала всѣхъ; слушатели были изъ разныхъ общественныхъ классовъ; изъ купеческаго класса присутствовало только три лица (мы нарочно постарались удостовѣриться, сколько именно было лицъ изъ купечества: оно вѣдь, въ Москвѣ по крайней мѣрѣ, имѣетъ претензiи считать себя интеллигентнымъ классомъ общества)!

Чтенiе Е. В. Барсова объ ученыхъ заслугахъ покойнаго профессора университета И. Д. Бѣляева заняло сравнительно немного времени; но въ своей краткой рѣчи г. Барсовъ выставилъ и беззавѣтную любовь покойнаго историка къ русскому народу, во всей его исторической и современной жизни, и трудолюбiе Бѣляева, прочитавшаго тысячи памятниковъ древнерусской письменности и написавшаго до сотни сочиненiй (и въ видѣ отдѣльныхъ книгъ и въ видѣ журнальныхъ статей), и все важное значенiе этихъ сочиненiй для русской исторической науки. Про чтенiе И. С. Аксакова о покойномъ Ѳ. И. Тютчевѣ мы пока говорить не будемъ; замѣчательная статья эта, какъ намъ извѣстно, скоро появится въ печати.

Мы начали свои замѣтки воспоминанiемъ о бывшихъ дѣятеляхъ русской науки, литературы и искуства; въ области послѣдняго Москва недавно понесла чувствительнѣйшую утрату: скончался ветеранъ московской драматической сцены, высокоталантливый артистъ–комикъ Василiй Игнатьевичь Живокини, издавна извѣстный всѣмъ классамъ московскаго народонаселенiя. О его глубокомъ и живомъ значенiи для русскаго театра мы позволимъ себѣ поговорить обстоятельнѣе въ слѣдующихъ замѣткахъ; пока укажемъ лишь интересную его автобiографiю, напечатанную въ нѣсколькихъ NN «Московскихъ Вѣдомостей” за этотъ мѣсяцъ.

Москвичъ.

_______

СОЧИНЕНIЕ СТЕНЛИ О ВОСТОЧНОЙ ЦЕРКВИ.

Нынѣшнее пребыванiе въ Петербургѣ Вестминстерскаго декана Стенли и участiе его въ совершенiи брачнаго обряда надъ нашею Великою Княжною придаютъ особенный интересъ его личности и тому сочиненiю, которымъ онъ въ 1861 году, можно сказать, породнился съ Россiей. Мы говоримъ объ извѣстной книгѣ Стенли: «Чтенiя объ исторiи восточной церкви” (Lectures on the history of Eastern Church). Полагаемъ что читателямъ нашимъ будетъ интересно ознакомиться съ духомъ и содержанiемъ этого сочиненiя.

Въ 1857 году въ Оксфордскомъ университетѣ открылъ чтенiя новый профессоръ церковной исторiи, воспитанникъ знаменитаго Арнольда, докторъ Стенли. Онъ началъ свой курсъ прямо съ чтенiй о восточной церкви, которая съ давняго уже времени составляла для него предметъ особаго изученiя. Онъ самъ разсказываетъ что встрѣтившись въ Афинахъ, лѣтъ двадцать тому назадъ, съ однимъ греческимъ епископомъ и разговорившись съ нимъ, онъ въ первый разъ увидѣлъ, какой важный интересъ представляетъ восточная церковь для западнаго, особенно для англiйскаго богослова и церковнаго историка. Потомъ, путешествуя на Востокѣ, онъ изучалъ на мѣстѣ и исторiю и нынѣшнее состоянiе церкви посреди гоненiй и враждебнаго владычества. Книга, изданная имъ въ 1861 году, представляетъ главные результаты его изслѣдованiй и наблюденiй.

Приступая къ своему курсу, Стенли хочетъ прежде всего объяснить, что онъ не случайно, не даромъ и не по пристрастiю или прихоти выбралъ для начала исторiю церкви восточной. «Мнѣ кажется, говоритъ онъ, что профессоръ церковной исторiи долженъ, готовясь двинуться впередъ, бросить, если можно, внимательный взглядъ свой назадъ. Когда мы погрузимся въ шумъ и волненiе Запада, не время уже будетъ останавливаться на томъ покоѣ, который представляетъ Востокъ, и кромѣ того, хоть и трудно входить въ подробности исторiи и устройства восточной церкви, она представляетъ немало поучительнаго... Поле восточнаго христiанства, говоря относительно, для насъ еще не тронутое поле. Оно невидимо для насъ и оттого иногда забывается нами. Одна нѣмецкая пословица совѣтуетъ намъ вспоминать иногда, что «живутъ люди и за горами”, «hinter dem Berge sind auch Leute”. Эта пословица особенно справедлива въ примѣненiи къ цѣлой отрасли христiанскаго семейства, обитающей на дальнемъ Востокѣ. За горами нашего знанiя, нашей цивилизацiи, нашей дѣятельности, — за горами, прибавимъ еще, нашего невѣжества, нашихъ предразсудковъ, нашего высокомѣрнаго презрѣнiя, находится почти цѣлая треть христiанскаго мiра, сто миллiоновъ душъ, исповѣдующихъ христiанскую вѣру... Но не одна только обширность, не одна неизвѣстность восточной церкви должны привлекать наше вниманiе. Какъ бы мы ни назвали ее: — восточною, греческою, православною, — она цѣльнѣе, полнѣе, чѣмъ какая–либо другая христiанская церковь, переноситъ насъ въ первые вѣка христiанства”.

Всю восточную церковь авторъ раздѣляетъ на три группы; къ первой относитъ онъ еретическiя церкви дальняго Востока: несторiанскую или халдейскую, армянскую, сирiйскiя церкви (Яковиты и Марониты), коптскую и абиссинскую. Ко второму отдѣлу относится греческая церковь, и авторъ приписываетъ ей великое нацiональное значенiе. «Церковь, говоритъ онъ, одна поддерживала и поддерживаетъ здѣсь народъ въ теченiе четырехъ столѣтiй рабства. Не политическiй энтузiазмъ эллинской свободы, а сѣдовласый Германъ, архiепископъ патросскiй, поднялъ знамя греческой независимости. Онъ былъ первымъ поборникомъ дѣла эллинской свободы, которому въ нашей странѣ прежнее поколѣнiе такъ сочувствовало, а нынѣшнее оказываетъ такое равнодушiе. Святилище Грецiи, и вмѣстѣ святилище и убѣжище для всей восточной церкви — гора Аѳонская. Греческая церковь напоминаетъ намъ то время, когда не римскiй, а греческiй языкъ былъ священнымъ языкомъ христiанства. Наполеонъ справедливо замѣтилъ, что самое введенiе христiанства было въ нѣкоторомъ смыслѣ торжествомъ Грецiи надъ Римомъ. Первая римская церковь была не что иное какъ колонiя греческихъ христiанъ или огреченныхъ Iудеевъ. Первые отцы западной церкви, — Климентъ, Ириней, Гермасъ, Ипполитъ — были Греки. Слово папа — не латинское, а греческое, и теперь оно служитъ въ восточной церкви общенароднымъ названiемъ каждаго священника (попъ). Правда, что этотъ греческiй колоритъ былъ отчасти случайнымъ послѣдствiемъ завоеванiй Александра, распространившихъ греческiй языкъ по всему Востоку, и потому можно считать его признакомъ не столько греческаго, сколько iудейскаго и восточнаго характера первыхъ христiанскихъ общинъ. Но все–таки онъ даетъ греческой церкви особое преимущество, котораго она никогда не забывала. Онъ непрерывно свидѣтельствуетъ, что греческая церковь в правѣ гордиться тѣмъ, что сохранила отъ начала до нынѣ непрерывное единство языка, что можетъ читать священное писанiе на томъ же нарѣчiи, на которомъ читали и проповѣдывали его апостолы. Послѣднiй поселянинъ, читая гдѣ–нибудь на беотiйскихъ холмахъ свой новый завѣтъ, можетъ похвалиться, что ему доступенъ въ оригиналѣ текстъ божественнаго ученiя, который папа и кардиналы читаютъ въ нестройномъ переводѣ; что у него самого въ рукахъ тотъ ключъ разумѣнiя, которымъ на Западѣ владѣютъ одни ученые люди”.

Къ третьей группѣ авторъ причисляетъ славянскiя церкви и въ особенности русскую.

«Если восточное христiанство связано съ прошедшимъ своими азiатскими и греческими преданiями, то нѣтъ сомнѣнiя, что звеномъ, соединяющимъ все ея прошедшее съ будущимъ, служитъ великое славянское племя, господствующее надъ всею восточною частью Европы, надъ цѣлымъ сѣверомъ Азiи и обширною полосою западной Америки. Какъ Константинополь составляетъ мѣстный центръ восточной церкви, такъ личнымъ ея представителемъ въ теченiе четырехъ вѣковъ служитъ — сначала Великiй Князь, потомъ Царь, и наконецъ Императоръ Всероссiйскiй въ Москвѣ и Петербургѣ. Не по одной близости географическаго положенiя, но по особенному свойству уподобленiя, которымъ одарено славянское племя, русская церковь стала представительницею древней византiйской церкви Константина... Русская церковь и русская имперiя въ полной мѣрѣ наслѣдовали религiю и политику новаго Рима на Босфорѣ, — гораздо въ большей степени, чѣмъ западное племя, даже при Карлѣ Великомъ, наслѣдовало духъ и формы стараго Рима на Тибрѣ”.

Исторiю восточной церкви Стенли раздѣляетъ на три перiода. Первый перiодъ — соборовъ. Первому изъ этихъ соборовъ авторъ посвящаетъ особенное вниманiе. Исторiя Никейскаго собора представлена у него въ мастерскомъ разсказѣ и занимаетъ цѣлыхъ четыре главы въ книгѣ; сверхъ того, двѣ главы заняты художественною характеристикою двухъ великихъ людей, бывшихъ главными дѣятелями перваго собора: Константина и Аѳанасiя Великаго.

Второй перiодъ въ исторiи восточной церкви авторъ обозначаетъ появленiемъ магометанства. Ученiе Магомета, по мнѣнiю его, существенно связано съ исторiей восточной церкви; онъ находитъ въ ученiи Корана столько преданiй очевидно заимствованныхъ, хотя и въ искаженномъ видѣ, изъ восточнаго христiанства и апокрифическихъ книгъ его, что рѣшается всю систему ислама причислить къ искаженнымъ ученiямъ и ересямъ восточной церкви. Есть и другая причина, по которой авторъ придаетъ магометанству существенное значенiе въ исторiи восточной церкви. Онъ видитъ въ немъ начало религiозной реакцiи, которое возникло въ предѣлахъ церкви, и съ которымъ она должна была вступить въ непримиримую историческую борьбу. При томъ съ распространенiемъ магометанства началась великая политическая борьба греческаго и славянскаго племени съ Арабами, Турками и Татарами, борьба, которая существенно связана и съ политическою и съ церковною исторiей этихъ племенъ.

Третiй перiодъ въ исторiи восточной церкви — съ принятiя греческаго вѣроученiя Русью, съ установленiя русской церкви. — Книга Стенли написана прекраснымъ языкомъ и читается съ большимъ интересомъ. Замѣчателенъ въ ней спокойный тонъ и духъ примиренiя, который такъ рѣдко можно встрѣтить въ сочиненiяхъ западныхъ писателей, когда имъ приходится говорить о нашей церкви.

«Мы поступили–бы, говоритъ онъ, несправедливо въ отношенiи къ восточнымъ своимъ братьямъ, когда–бы въ исторiи ихъ извлекли для себя уроки только изъ противорѣчiй, недостатковъ и слабостей. Есть, конечно, люди которые смотрятъ на восточную церковь какъ на помертвѣлое дерево, давно утратившее жизнь и всѣ жизненные соки, и годное только къ посѣченiю. Правда, дерево старое, но изъ подъ сѣни этого дерева возникла вся остальная христiанская церковь. Корни его такъ широко и глубоко вросли въ родную почву, что всякая другая постоянная форма религiозной жизни, если бы предполагалось прочно утвердить ее на этой почвѣ, должна непремѣнно привиться къ стволу стараго дерева...

Говорятъ о неподвижности; но мы, по человѣческому разсужденiю, должны быть благодарны и за неподвижность, которая сохранила такую обширную и почтенную часть христiанского мiра отъ господства тридентскихъ декретовъ и отъ безконечныхъ подраздѣленiй аугсбурскаго и женевскаго ученiя. Если придетъ время для возбужденiя дряхлѣющихъ церквей на дальнемъ Востокѣ, то прiятно думать что въ Константинополѣ нѣтъ непогрѣшимаго первосвященника, нѣтъ отчужденiя отъ семейнаго быта iерархiи, которая помѣшала бы религiознымъ и соцiальнымъ элементамъ слиться въ одно цѣлое. Съ благодарностью вспоминаемъ что есть въ мiрѣ богословiе, которому проповѣдникомъ служитъ Златоустъ въ духѣ любви и свободы, въ которомъ невѣдомы и ничего не значатъ авторитеты Дунса Скóта и Кальвина. Для восточной церкви есть будущее. Развѣ мы не знаемъ что иногда люди, почтенные по возрасту и званiю, неуклонно приверженные къ старымъ наслѣдственнымъ формамъ вѣры и дѣятельности, встрѣтившись съ воззрѣнiями молодаго и кипучаго поколѣнiя, способны дать ему новое направленiе, именно съ той отдаленной точки, съ которой они обращаются къ нему, и обнаруживаютъ такую способность ужиться съ молодымъ поколѣнiемъ, терпѣть его, понимать его, какой не найдешь и въ людяхъ близкихъ по роду занятiй или по нраву и расположенiю? Таково положенiе восточнаго христiанина относительно члена западной церкви. Онъ стоитъ вдалекѣ отъ нашихъ горячихъ споровъ, избѣгнулъ нашего волненiя и подходитъ къ намъ съ свободой и свѣжестью, какую трудно уже найти посреди шума и суеты на Западѣ. Онъ обладаетъ рѣдкимъ даромъ — древнею вѣрой безъ нетерпимости и безъ прозелитизма. Онъ крѣпко и съ увѣренностiю привязанъ къ своей церкви и къ своему народу, но готовъ понять и признать чужое вѣрованiе, въ духѣ сердечнаго благоволенiя къ человѣку. Отсюда родится взаимное довѣрiе, котораго между соперниками и сосѣдями почти невозможно допустить. Онъ стоитъ на границѣ Востока съ Западомъ: къ Востоку тянутъ его обычаи, происхожденiе, мѣстное положенiе; Западъ неудержимо привлекаетъ его къ себѣ духомъ своей цивилизацiи. И такъ въ немъ мы находимъ звено между двумя разобщенными сферами, котораго нигдѣ болѣе найти не можемъ. Греческое племя можетъ еще вновь сообщить изъ Европы въ Азiю свѣтъ, который въ прежнiе дни свободы сообщило изъ Азiи въ Европу. Славянское племя можетъ еще черезъ Волгу и Каспiйское море сообщить цивилизацiю, которую оно получило на берегахъ Невы и Балтiйскаго моря.

«И мы, при всей своей энергiи и полнотѣ своей жизни, можемъ съ пользою для себя вглядываться въ безпримѣрное зрѣлище: цѣлые племена проникнуты религiознымъ чувствомъ; чувство это очевидно сливается съ ихъ духомъ, хотя бы еще и слабо выражалось во внѣшней ихъ дѣятельности; если намъ и кажется, что оно произвело немного людей, которыхъ мы, съ своей точки зрѣнiя, могли бы назвать святыми или философами, мы должны однако сознаться, что въ теченiе столѣтiй угнетенiя чувство это породило цѣлые полки исповѣдниковъ и мучениковъ. Для насъ поучительно видѣть эту спокойную силу, твердо сознающую что она обладаетъ сокровищемъ наслѣдственной вѣры: довольствуясь вполнѣ сама для себя этимъ сокровищемъ, она не стремится насильно навязывать его другимъ”.

Русская церковь обращаетъ на себя особенное вниманiе Стенли: цѣлыя три главы въ книгѣ посвящены ея исторiи и описанiю нынешняго ея состоянiя и характера. Авторъ пользовался при этомъ тѣми источниками русской исторiи, какiе были ему доступны: но всего важнѣе для него были личныя наблюденiя. Для этой цѣли прiезжалъ онъ въ Москву лѣтомъ 1857 года, осматривалъ все замѣчательное по своему предмету, часто присутствовалъ при нашемъ богослуженiи и церковныхъ процессiяхъ, осматривалъ Троицкую лавру и Новый Iерусалимъ, ѣздилъ въ Новгородъ и Нижнiй. Въ Москвѣ адресовался онъ къ покойному А. Н. Бахметеву, къ которому имѣлъ рекомендацiю отъ леди Генвилль, и встрѣтилъ ученыхъ, опытныхъ и надежныхъ руководителей, о которыхъ нѣсколько разъ вспоминалъ въ своей книгѣ съ сердечною благодарностiю. Онъ сожалѣетъ что не успѣлъ лично познакомиться съ покойнымъ А. С. Хомяковымъ, о которомъ давно составилъ себѣ высокое понятiе по извѣстнымъ его брошюрамъ: «Quelques mots par un chrétien orthodoxe”.

Отдѣльное изученiе русской церкви и ея исторiи кажется автору чрезвычайно важнымъ по многимъ причинамъ. Это, по мнѣнiю его, единственная изъ всѣхъ восточныхъ церквей, которой исторiя отличается непрерывностью и цѣльностью. Она только одна представляетъ восточное вѣроисповѣданiе въ дѣйствительной организацiи.

Въ русской церкви поражаетъ Стенли прежде всего ея нацiональный характеръ. Жизненное начало цѣлой исторiи Русскаго государства было религiозное. По замѣчанiю Стенли, нацiональный элементъ въ Россiи сливается съ религiознымъ нераздѣльно: и церковная исторiя Россiи представляетъ въ этомъ отношенiи замѣчательное сходство съ исторiей древнихъ Евреевъ, до такой степени, что послѣдняя во многомъ объясняется первою. Въ краткомъ, но живо изложенномъ обзорѣ церковной исторiи, Стенли останавливается особенно на нѣкоторыхъ явленiяхъ, и въ томъ числѣ на особенномъ значенiи, которое имѣетъ икона въ бытѣ русскаго человѣка и во всей его исторiи. «Въ домашней жизни русскаго человѣка икона замѣняетъ Библiю, служитъ вмѣсто свадебнаго дара, вмѣсто дара при рожденiи, вмѣсто фамильнаго портрета. Въ нацiональной жизни она служитъ знаменемъ возбуждающимъ мужество и патрiотическое чувство. Такимъ образомъ охота, даже страсть къ картинѣ, не какъ къ произведенiю искуства, а какъ къ эмблемѣ, къ поученiю, къ наставленiю, распространена и развита у русскихъ въ житейскомъ быту до размѣровъ нигдѣ не встрѣчаемыхъ... Въ этомъ отношенiи Россiя напоминаетъ о древнемъ Египтѣ, гдѣ точно также картины и живописныя эмблемы проникали глубоко въ нацiональную жизнь и въ религiозное обученiе”. Особенностью русской исторiи Стенли признаетъ то явленiе, что христiанская вѣра водворилась у насъ не черезъ миссiонеровъ, а главнымъ образомъ — примѣромъ, личнымъ влiянiемъ и приказанiемъ Князя.

У Галловъ есть апостолъ Мартинъ, у Британцевъ Августинъ, у Германцевъ Бонифацiй; но въ Россiи не было инаго Апостола кромѣ Владимiра именуемаго Равноапостольнымъ. Притомъ весьма замѣчательно, что повсюду въ другихъ странахъ, гдѣ дѣйствовала латинская церковь, священное писанiе и литургiя введены были не на чужеземномъ языкѣ, но на латинскомъ, на языкѣ древней Римской имперiи и новой римской церкви. Понятно, какое въ этомъ одномъ было громадное препятствiе ко всеобщему воспринятiю новой вѣры, какая воздвигнута стѣна между побѣдителемъ и побѣжденнымъ, между народомъ и образованнымъ сословiемъ, между мiрянами и клиромъ. Въ восточной церкви повсюду видно совсѣмъ противоположное явленiе: и у Славянъ первымъ трудомъ миссiонеровъ Кирилла и Меѳодiя было изобрѣтенiе славянской азбуки съ переводомъ на туземное нарѣчiе всего почти Новаго Завѣта и всего Псалтиря. Переводомъ библiи русскiй языкъ сразу поднятъ былъ на высоту, въ ту пору недоступную ни для одного изъ варварскихъ нарѣчiй Западной Европы, возведенъ въ достоинство, какое несравненно позже Дантъ сообщилъ итальянскому нарѣчiю, а Лютеръ своимъ переводомъ Библiи — германскому. За то въ Россiи славянскiй языкъ, поднявшись сразу, впослѣдствiи остался далеко назади, уступая росту новаго русскаго языка...”

Обозрѣвая затѣмъ средневѣковый перiодъ, авторъ останавливается сочувственно на характерѣ iерархiи, замѣчая что церковные iерархи у насъ всегда были чужды стремленiй къ политическому преобладанiю. Въ числѣ ихъ нѣтъ ни Гильдебранда, ни Беккета, ни Ансельма. Изъ четырехъ покоящихся въ Московскомъ Успенскомъ соборѣ — Петръ, первый митрополитъ, раздѣляетъ съ Иваномъ III славу создателя Москвы. Iона первый отдѣлилъ свою каѳедру отъ Константинополя, Гермогенъ палъ жертвою Поляковъ; одинъ Филиппъ погибъ въ столкновенiи съ царскою властью, и именно съ личною страстью царя, а не съ авторитетомъ его власти. «Чту въ тебѣ образъ Божiй, говорилъ онъ царю, но какъ человѣкъ, ты прахъ и пепелъ”. И въ томъ истинная честь русской церкви и примѣръ для iерархiи всѣхъ прочихъ церквей, — что ея мученикъ–епископъ погибъ не изъ за церковнаго властолюбiя, а въ борьбѣ за вѣчныя начала правды и милости”. Останавливаясь на монастыряхъ нашихъ, авторъ указываетъ на ихъ нацiональное и хозяйственное значенiе, и замѣчаетъ что подобно монастырямъ Синая и Грецiи, наши монастыри служатъ обиталищемъ и средоточiемъ нацiональнаго духа, или памятникомъ побѣдъ угнетеннаго народа надъ врагами и завоевателями. Никону и Петру Великому посвящены въ сочиненiи Стенли отдѣльныя главы.

Авторъ заключаетъ свою книгу слѣдующими словами: «Очевидно что внутренняя жизнь русской церкви не была ни парализована ея крѣпкою приверженностью къ древнимъ формамъ, ни подавлена насильственными преобразованiями Петра. Но кто можетъ угадать въ чемъ состоитъ ея будущность? Способна ли она будетъ отвергнуть всякiя иноземныя заимствованiя какъ съ Востока, такъ и съ Запада, укрѣпить и развить въ себѣ свой генiй, свой особенный духъ?

«Удержавъ при себѣ выработанную систему своихъ обрядовъ, успѣетъ ли она воспользоваться ими какъ средствомъ для истиннаго, духовнаго и нравственнаго назиданiя народа? Сохранивъ свою религiозную силу нацiональной вѣры, обратитъ ли она эту силу на поприще практической общественной жизни для того чтобъ очищать отъ разврата и пороковъ высшiе классы, отъ привычекъ къ обману и невоздержности — среднiе и низшiе классы общества? Въ русской церкви за литургiей, когда поется символъ вѣры, служащее духовенство привѣтствуетъ другъ друга братскимъ лобзанiемъ, для того чтобы напомнить другъ другу и всему собранiю, что православную вѣру никогда не слѣдуетъ отдѣлять отъ любви апостольской. Можно ли надѣятся что въ ихъ церковномъ развитiи эта прекрасная мысль осуществится вполнѣ и совершеннѣе, чѣмъ въ нашемъ? Россiя не послужитъ примѣромъ того, что въ церкви и въ народѣ развитiе идеи, ученiе и изслѣдованiе не вмѣняется въ разрушенiе и гибель религiозному вѣрованiю и благочестiю, а почитается дѣятельнымъ ихъ исполненiемъ? Не увидятъ ли западныя церкви что въ величайшей нацiональной церкви, какая только существуетъ въ мiрѣ, есть дѣйствительное начало жизни, болѣе крѣпкая, свободная и мирная, чѣмъ тѣ начала, которыя раскрыла передъ нами римская церковь въ своемъ единствѣ и протестантская въ мнгообразiи своихъ толковъ?

«Отъ отвѣта на эти вопросы зависитъ будущая исторiя не только русской церкви и русской имперiи, но исторiя всего восточнаго и даже въ значительной степени западнаго христiанства. Послѣднее слово императора Петра, когда онъ боролся между жизнью и смертью было: «послѣ”... (hereafter). Намъ неизвѣстно какой таинственный смыслъ могло имѣть для него это слово въ минуту смерти. Но можно вообразить что и въ этотъ торжественный часъ мысль его обращена была къ неизвѣстному будущему возлюбленной Россiи. Для насъ, какъ бы интересно ни казалось намъ прошедшее Россiи, еще болѣе глубокаго интереса въ этомъ словѣ: послѣ, когда мы обращаемся съ нимъ къ будущему русской имперiи и русской церкви”.

_______

АРХЕОЛОГИЧЕСКIЯ ИЗЫСКАНIЯ Г. СТРУКОВА ВЪ КРЫМУ.

Недавно намъ пришлось разсматривать любопытный альбомъ крымскихъ древностей, составленный художникомъ Струковымъ. Онъ предпринималъ двѣ поѣздки на мѣсто своихъ изысканiй въ 1868 и 1871 г.г., и результатомъ ихъ было открытiе многихъ памятниковъ христiанства, погребенныхъ въ горахъ и ущелiяхъ южнаго Крыма. Памятники эти относятся большею частiю къ эпохѣ Византiйской, т. е. къ первымъ вѣкамъ христiанства въ этой странѣ. Преимущественно это остатки храмовъ, часто выдолбленныхъ въ самой горѣ, посреди пещерныхъ жилищъ, къ которымъ ведутъ ступени, высѣченныя по склонамъ горы. Въ этомъ отношенiи особенно замѣчательны памятники Инкермана, Мансупа и Тепе–Кермена. Такiе храмы не рѣдко заключаютъ въ себѣ усыпальницы или склепы, въ которыхъ покоились останки семействъ, принадлежавшихъ строителямъ и вкладчикамъ этихъ храмовъ. На стѣнахъ и надгробныхъ плитахъ до сихъ поръ еще кое–гдѣ сохранились надписи на греческомъ языкѣ. Эти надписи сняты г. Струковымъ, и нѣкоторыя изъ нихъ разобраны по его просьбѣ учеными: Невоструевымъ и о. архим. Агапетомъ. Кромѣ того встрѣчаются какiя–то загадочныя письмена, которыя никто еще не могъ разобрать. По мнѣнiю открывателя, это какъ бы тѣ черты и рѣзы, о которыхъ упоминаетъ Храбръ, «черноризецъ” Х или ХI вѣка, въ своемъ извѣстiи о славянскихъ письменахъ. Г. Струковъ склоняется къ тому мнѣнiю что начертанiя эти можетъ быть принадлежали тѣмъ самымъ Тавроскиѳамъ, о которыхъ говорятъ византiйскiе писатели VI–Х вѣковъ и къ которымъ они причисляли нашихъ Руссовъ. Оправдываются ли такiя предположенiя — это рѣшатъ впослѣдствiи болѣе точныя изслѣдованiя. Если оправдаются, то мы получимъ древнѣйшiе памятники русскаго православiи, котораго начало даже по нашимъ лѣтописямъ связано съ южнымъ Крымомъ. Во всякомъ случаѣ, въ интересахъ русской науки было бы очень желательно, чтобы альбомъ г. Струкова заключающiй въ себѣ до 130 снимковъ, обратилъ на себя вниманiе, и были бы дарованы средства на его изданiе. Равнымъ образомъ желательно, чтобы были приняты мѣры для сохраненiя открытыхъ имъ памятниковъ, а также и для продолженiя самыхъ изысканiй.

Приведу нѣсколько заключительныхъ строкъ изъ краткаго отчета, составленнаго г. Струковымъ, о его раскопкахъ и открытiяхъ:

«При обозрѣнiи разныхъ мѣстностей Таврической губернiи, я пришелъ къ слѣдующему мнѣнiю. Памятниковъ православнаго христiанства тамъ очень много; почти безпрерывныя слѣды древнихъ христiанскихъ поселенiй въ загорьѣ и въ горахъ, отъ Ѳеодосiи до Евпаторiи по всему берегу моря. Памятники эти состоятъ преимущественно изъ пещерныхъ жилищъ и храмовъ, а также изъ развалинъ строенныхъ (т. е. не выдолбленныхъ) храмовъ, имѣющихъ престолъ и жертвенникъ. Послѣднiй, какъ исключительная принадлежность богослуженiя православнаго, доказываетъ что люди имѣющiе другiя вѣрованiя оставили послѣ себя очень мало воспоминанiй, какъ напримѣръ Армяне въ Буюкъ–Лампатѣ, Симферополѣ, Карасубазарѣ и Ѳеодосiи; Генуэзцы, отъ которыхъ осталось нѣсколько крѣпостей, но едва ли строенныхъ ими вновь, а, предполагаю, надстроенныхъ или перестроенныхъ изъ древнихъ греческихъ или тавроскиѳскихъ; кромѣ того есть нѣсколько латинскихъ храмовъ въ Судакѣ и Карасубазарѣ; магометанскихъ зданiй очень мало и то большинство въ Бакчисараѣ; кладбищъ еврейскихъ или караимскихъ много.

«Время и люди постоянно сокрушаютъ остатки древности, и въ наслѣдiе будущей исторiи отъ древней славной исторiи Крыма, преимущественно православнаго, остается хотя еще много памятниковъ, но эти памятники требуютъ раскопокъ и изслѣдованiй.

«Результатомъ моихъ изысканiй въ первую поѣздку 1868 г., на собственный счетъ, было открытiе четырехъ храмовъ, и пять храмовъ расчищенно и провѣрено, большой усыпальницы и надписи, изъ коихъ двѣ съ годомъ начала IХ столѣтiя; а въ поѣздку 1871 года, на Всемилостивѣйше пожалованныя средства, отысканiе города Ѳеодори, бывшей резиденцiи всего южнаго побережiя и каѳедры православныхъ iерарховъ всей Готѳiи. Это открытiе имѣетъ въ особенности то значенiе, что большинство ученыхъ изслѣдователей, между своими изысканiями, городъ Ѳеодори относили въ разныя мѣстности. Дюбуа и Кеппенъ утверждали что гор. Ѳеодори есть Инкерманъ, а иные и Ай–Тодоръ считали за Ѳеодори. Профессоръ Брунъ въ концѣ 1871 года писалъ что Ѳеодори одно и то же что Мансупъ.

«А также надписи, найденныя мною, одна въ Кутюкъ–Узенѣ, а другая въ каѳедральномъ храмѣ Ѳеодори, заслуживаютъ особеннаго вниманiя г.г. ученыхъ и до сего времени остаются еще не разобраны.”

И.

_______

ЖЕНЩИНЫ.

Романъ изъ петербургскаго большаго свѣта.

ХХI.

Сухотинъ.

На другой день, какъ было сказано Сухотину княземъ Свѣтозаровымъ, явился онъ къ десяти часамъ утра въ домъ княгини Мытищевой.

— Какъ объ васъ доложить? спросилъ швейцаръ, поглядывая свысока на скромную енотовую шубенку Сухотина.

— Никакъ, голубчикъ, отвѣтилъ Сухотинъ, дорогу я самъ найду, а ты мнѣ скажи: что князю лучше?

— Вотъ прочтите! сказалъ сухо швейцаръ, указывая на бюллетень лежавшiй на столѣ.

Сухотинъ прочелъ бюллетень, и сказавъ про себя: «ему–то не вылѣзть!” пошелъ на верхъ, съ тѣмъ чтобы прежде всего увидѣть княжну. «Она, кажись, дѣвушка ничего”, думалъ онъ про себя.

Княжну онъ встрѣтилъ въ кабинетѣ князя Всеволода.

Когда дверь кабинета отворилась, княжна быстро обернулась, и по выраженiю ея лица въ тотъ мигъ, когда она увидѣла Сухотина, можно было догадаться что она ждала кого–то другаго. Но скоро оправившись, она вспомнила что означало появленiе Сухотина, съ ласковою улыбкою пошла къ нему навстрѣчу и протянула ему руку.

Сухотинъ разшаркался по обыкновенiю, и затѣмъ пожавъ руку княжнѣ, принялся крутить свои длинные усы.

— Ну что, вылѣзаетъ? сказалъ Сухотинъ.

— Слава Богу! отвѣтила княжна, спалъ отлично.

— Можно войти?

— Нѣтъ–еще: надо подождать докторовъ; они сейчасъ будутъ. — Княжна взглянула на каминные часы, и лицо ея приняло какъ будто нетерпѣливое выраженiе.

— Пожалуй и княгиня будетъ, сказалъ Сухотинъ, нахмуривъ брови. Не понравилась она мнѣ, ваша княгиня: должно быть пренепрiятная.

Княжна улыбнулась.

— Она хорошая женщина, сказала она, — это только такъ.

— Ну, ужь мы вашихъ хорошихъ великосвѣтскихъ барынь знаемъ: ужь отъ природы съ порокомъ гордости родились! Можно закурить? спросилъ Сухотинъ, вынимая толстую папироску.

— Сколько угодно, отвѣтила княжна.

— А вотъ что, началъ Сухотинъ: какъ же дѣло то сдѣлается?

— Какое? спросила княжна.

— А дѣло законнаго брака, отвѣтилъ Сухотинъ, пуская кружки густаго дыма и потомъ рукою ихъ отгоняя отъ княжны. — Гагарины черезъ недѣлю здѣсь будутъ; слово дано: тамъ просто восторгъ, а здѣсь никакъ у васъ про то и думать запрещено.

Княжна уже была глубоко погружена въ какой–то мiръ размышленiй, вызванный послѣдними словами Сухотина; потомъ она очнулась.

— Да, здѣсь и думать запрещено, сказала она тихо и серьозно.

— Ну, и чтоже? началъ допрашивать Сухотинъ, съ видимымъ неудовольствiемъ: что–то ужь начинало въ немъ кипѣть.

— Кто знаетъ? сказала княжна, одинъ Богъ можетъ отвѣтить, мало–ли что человѣкъ задумываетъ, мало–ли чего ему хочется. Княжна говорила эти слова съ какимъ–то нервнымъ внутреннимъ движенiемъ, какъ будто въ аккомпанементъ мотиву, который она пѣла про себя, и пока говорила, стоя у камина, поправляла въ немъ уголья.

— У васъ все Богъ да Богъ! сказалъ Сухотинъ съ маленькимъ раздраженiемъ въ голосѣ — неужто вы ханжа?

— Ханжа! — я? сказала княжна со всею силою вскипѣвшаго въ ней негодованiя.

Въ это время отворилась дверь.

Княжна обернулась. Глаза ея сверкнули. Въ дверяхъ показался Далматскiй, а за нимъ и Сергачевъ.

Сухотинъ успѣлъ поймать сверкавшiй взглядъ Далматскаго.

— Васъ поджидаютъ съ нетерпѣнiемъ, сказалъ онъ, разшаркиваясь передъ Далматскимъ, — вотъ кто–съ!

— Я! невольно вырвалось изъ груди княжны, на которую указалъ Сухотинъ. И она, бѣдная, не могла ничего другаго сдѣлать, какъ покраснѣть и смолкнуть, не ожидая такой странной выходки оригинала Сухотина.

— Да–съ! да и я поджидаю, — честь имѣю рекомендоваться, такой–то, сказалъ Сухотинъ, пожимая руки обоимъ медикамъ. Потомъ отойдя въ сторону онъ сказалъ про себя; «чортъ побери, какъ онъ хорошъ собою!” слова эти очевидно относились къ Далматскому. — Мнѣ къ больному нужно–съ, съ письмомъ отъ невѣсты, примолвилъ онъ вслухъ.

— Отъ невѣсты? сказалъ съ удивленiемъ Далматскiй, — да развѣ князь женихъ?

— А какъ же? по нашему женихъ, а по здѣшнему кажись нѣтъ; здѣсь у нихъ всегда какiя–то китайщины! сказалъ Сухотинъ.

— Ха, ха, ха! разразился звонкимъ смѣхомъ Далматскiй, пока Сергачевъ принималъ почтительную и жеманную физiономiю, — такъ князь женихъ, вотъ какъ! И влюбленный женихъ?

— Какъ кошка! отвѣтилъ Сухотинъ.

— Ну, я князя сто разъ больше уважаю, сказалъ Далматскiй: — быть женихомъ, да еще влюбленнымъ какъ кошка, да такъ стоять великолѣпно на дуэли, какъ онъ стоялъ, это хорошо! — Однако надо къ больному, заговорились...

Медики ушли къ больному.

Сухотинъ понялъ что онъ сконфузилъ княжну, и въ досадѣ на себя крутилъ немилосердно усы, придумывая какъ поправить дѣло; дипломатику онъ ненавидѣлъ, а потому вотъ что рѣшилъ:

— Вы на меня не извольте сердиться, обратился онъ къ княжнѣ: — я человѣкъ не свѣтскiй; дѣвушка вы скромная; со мною можете говорить не церемонясь: не выдамъ, не безспокойтесь. Все у васъ здѣсь такъ хитро, натянуто; къ чему это? Любишь кого, такъ говори что любишь, что–жь тутъ дурнаго?

Послѣднiя слова Сухотинъ говорилъ какъ бы самому себѣ, или какому–то третьему воображаемому лицу.

— Это вы для чего говорите? спросила княжна такимъ тономъ и съ такимъ взглядомъ въ которыхъ выражалось что до нея ровно ничего не касается изъ того что Сухотинъ наговорилъ.

— А такъ–съ, отвѣтилъ Сухотинъ, видимо растерявшись. Однако, позвольте, что это была за дуэль? такъ это значитъ не на охотѣ? и тутъ солгали — удивительно, право!

— Дуэль эта держится въ секретѣ, сказала княжна, и разсказала все что знала Сухотину, слушавшему ее съ особеннымъ вниманiемъ, съ поднятыми бровями и вытаращенными глазами.

— Вотъ оно что! сказалъ Сухотинъ; и видно было что въ его головѣ заварилась цѣлая исторiя.

— Можно войти, сказалъ Далматскiй у двери спальни. Пожалуйте, посланный отъ невѣсты!

Сухотинъ вынулъ изъ боковаго кармана письмо и скорымъ шагомъ направился къ дверямъ. Далматскiй и Сергачевъ вошли въ кабинетъ. Сергачевъ зашелъ къ княгинѣ, Далматскiй остался.

— Ну, что? спросила княжна.

— Да ничего, все идетъ хорошо; а было скверно. Такимъ молодцамъ не умирать, а жить надо, сказалъ Далматскiй. Женихъ, вишь какой! А эта графиня, я вамъ скажу, должно быть скверная женщина, судя по тому что я слышалъ.

— Несчастная, а не скверная, сказала княжна.

— По вашему, по ангельскому, несчастна, а по нашему, людскому, скверна.

Княжнѣ стало досадно что ее Далматскiй въ эту минуту назвалъ ангеломъ; ей что–то шепнуло что лучше быть земною.

— А кто же это — невѣста? про нее здѣсь не говорятъ.

— Мама не хочетъ еще объ этомъ говорить; она это семейство не знаетъ, и...

— Вѣрно простые люди, или еще хуже, нашь братъ? сказалъ съ усмѣшкою Далматскiй.

— Они живутъ въ провинцiи, сосѣди по имѣнiю.

— Состоянiя нѣтъ, кровь не та, сказалъ Далматскiй. А пожалуй оно и такъ, кто ихъ знаетъ: въ природѣ всякая странность есть законъ; мы ихъ не знаемъ, а законы есть.

— Есть и предразсудки, робко сказала княжна.

— И предразсудки есть, а пожалуй и предразсудки суть законы, или законы суть предразсудки, всего не угадаешь; насчетъ брака есть тоже законъ: гдѣ умъ говоритъ, а гдѣ кровь; есть раса; есть благородная, есть неблагородная кровь; только вотъ одно что не сходится: размѣщенiе расъ по сословiямъ. Благородная кровь есть и въ неблагородномъ сословiи, и неблагородная кровь есть въ благородномъ сословiи; надо чтобы личность сходилась съ личностью, а не сословiе съ сословiемъ.

— Да, отвѣтила княжна, не поднимая головы, и какъ будто боясь встрѣтить взглядъ Далматскаго, чтобы не увидѣть въ немъ то чего она не хотѣла увидѣть — равнодушiя, въ отвѣте на то что кипѣло у ней на душѣ въ эту минуту.

— Какъ вы это сухо сказали! вдругъ перемѣнивъ тонъ сказалъ Далматскiй; — точно вы не то думаете. Впрочемъ вы изъ натуръ скрытныхъ; и хорошо дѣлаете.

— Я совершенно такъ же думаю какъ вы! вырвалось у княжны, и она въ эту минуту не могла не взглянуть на Далматскаго. И нехорошо она сдѣлала что взглянула: ея душевный пожаръ усилился, ибо она встрѣтила взглядъ, въ которомъ, какъ женщина, прочла не то чего она боялась, но то чего жаждала.

Въ эту минуту дверь отворилась и вошла княгиня. Она остановилась у дверей и окинула взглядомъ комнату.

Застигнутые въ разговорѣ Далматскiй и княжна казались какъ бы накрытыми въ преступленiи. Княгининъ взглядъ не предвѣщалъ ничего добраго.

— Мое почтенiе, княгиня, сказалъ Далматскiй; князю сегодня лучше, спалъ отлично, такъ что я ужъ сегодня не буду.

— А завтра? вырвалось у княжны.

— Я полагаю что когда будетъ нужно, прервала дочь свою княгиня, мы дадимъ знать доктору; напрасно къ чему ему безпокоиться.

— Совершенно справедливо–съ, сказалъ съ иронiею во взглядѣ Далматскiй. Когда будетъ нужно, вы мнѣ пришлете сказать, и я явлюсь. — До свиданья, княжна! И подойдя къ княжнѣ, онъ протянулъ ей руку и крѣпко пожалъ ее.

Бѣдная княжна, что за боли, что за чувства она переживала въ эти минуты!

Далматскiй исчезъ.

— Дѣвицы не даютъ руки первому встрѣчному, сказала княгиня по–французски.

— Онъ спасъ моего брата, maman, какой же онъ первый встрѣчный? сказала княжна.

— Я тебѣ уже говорила что я не люблю когда именемъ спасителя называютъ людей. Что, у Всеволода никого нѣтъ?

— Сухотинъ.

— Сухотинъ?.. Кто это?

— Который вчера былъ отъ Гагариныхъ, отвѣтила княжна, и ей видимо было прiятно все это высказать.

Княгиня направилась къ двери комнаты больнаго не вымолвивъ ни одного слова.

Она вошла въ эту комнату.

— Здравствуй, Всеволодъ, сказала она съ улыбкою, и подойдя къ нему, соверщила обычный обрядъ цалованiя, пока Сухотинъ отретировывался отъ постели и хмурился, говоря себѣ: «вишь, даже головою не кивнула!”

— Мама, сказалъ неожиданно и тихимъ голосомъ князь Всеволодъ, я вамъ представляю моего прiятеля Сухотина, прошу любить и жаловать!

— Я уже вчера имѣла честь съ господиномъ Сухотинымъ познакомиться, отвѣтила княгиня. Ну что, какъ ты себя чувствуешь?

— Отлично, отвѣтилъ князь. И дѣйствительно, его исхудалое лицо точно сiяло, и чуть–чуть видный румянецъ какъ будто во что бы то ни стало порывался загорѣться на лицѣ князя совсею силою, но не могъ. На столѣ лежало открытое письмо. Княгиня вскользь взглянула на это письмо, угадала что между этимъ письмомъ и блаженствомъ, сiявшимъ на лицѣ князя, ея сына, была связь, и почувствовавъ внутри себя какъ коробилась противъ этой дѣйствительности вся ея натура, она отошла отъ больнаго и обратившись къ Сухотину съ привѣтливымъ лицомъ, сказала:

— Я имѣю съ вами поговорить; больному долго говорить не слѣдуетъ; пожалуйста зайдите ко мнѣ на верхъ.

— Слушаю–съ, сказалъ Сухотинъ, разшаркиваясь; а насчетъ князя не безпокойтесь; докторъ позволилъ сколько угодно; отъ счастья, сударыня, хуже никогда не будетъ. — Княгиню подернуло: это «сударыня” кололо княгиню всякiй разъ какъ булавка. — Когда прикажете?

— Сейчасъ если угодно, сказала княгиня уходя.

И она вышла.

— Ну, батюшка, первая экспликацiя — это ничего, а вторая будетъ почище; сегодня же все разомъ. Я имъ покажу!

— Какая вторая? спросилъ князь.

— Какая вторая? А съ графиней–то.

— Съ графиней, съ какою графиней?

— Да съ Трубечихою вашею; я такъ, братъ, не оставлю: да какъ она смѣетъ, дрянь эдакая, — замужемъ, да еще навязывается!

Князь невольно разсмѣялся при видѣ грозной фигуры Сухотина.

— Ну нѣтъ, Ѳедоръ Филимоновичъ, вы, ради Бога, ее оставьте въ покоѣ, а не то вѣдь вы меня еще впутаете.

— Васъ! Да за кого вы меня принимаете? говорить что ли не умѣю. Или нѣтъ, подожду, правда: васъ тревожить не надо. Ну, до свиданья; иду на экспликацiю. Сухотинъ пошелъ къ княгинѣ, и вообразилъ себѣ что идетъ точно такимъ же аллюромъ, какъ шелъ въ крымскую войну по направленiю къ Дунаю.

Княжна вошла къ брату. Братъ ее обнялъ какъ могъ и сказалъ: — Поздравь меня, Мери, черезъ недѣлю они будутъ.

— Поздравляю тебя, мой милый! Княжна обняла брата.

— Что это ты точно разстроена? сказалъ князь.

— Я? нѣтъ; я счастлива за тебя, отвѣтила княжна, — гдѣ мнѣ быть разстроенною!

— Знаешь что, Мери: когда я буду покрѣпче, — теперь я еще ужасно слабъ: вотъ это письмо меня до того взволновало что я чуть не упалъ въ обморокъ, — но потомъ я съ тобою долженъ поговорить серьозно.

— О тебѣ? спросила княжна.

— Нѣтъ, о тебѣ.

— Обо мнѣ серьозно не стоитъ говорить, сказала княжна; я живу здѣсь такъ, шутя. И лицо ея приняло и свѣтлое, и улыбающееся, и невыразимо грустное выраженiе.

— Ахъ, Мери, какъ ты меня сердишь когда ты говоришь свои глупости!

— Ну, что тебѣ пишутъ? спросила княжна.

— А вотъ, читай! сказалъ князь и протянулъ руку чтобы взять письмо.

Въ это время Сухотинъ, разшаркавшись въ десятый разъ съ утра, садился на кресло передъ княгиней.

— Что прикажете? сказалъ онъ, и ногу свою переложилъ на ногу.

— Хотя я очень мало имѣю удовольствiя васъ знать, сказала княгиня, но я всегда и со всѣми говорю то что думаю. Я вамъ должна сказать что я ничего еще не рѣшила насчетъ намѣренiй моего сына, и полагаю что безъ моего согласiя, — хотя впрочемъ это въ модѣ, — мой сынъ тоже ни на что не рѣшится. Я семейство Гагариныхъ вовсе не знаю.

— Да и знать нечего; не люди, а ангелы! прервалъ Сухотинъ. Вамъ вѣрно на нихъ насплетничали, больше ничего.

— Очень можетъ быть что они ангелы, но я ихъ не знаю; а до сплетенъ мнѣ нѣтъ никакого дѣла. Я желала бы только, чтобы вы, если вы пользуетесь особымъ расположенiемъ этого семейства, объяснили имъ какъ я смотрю на это дѣло.

— Нѣтъ, ужь это не угодно ли вамъ самимъ, сударыня, передать; я тутъ ни при чемъ. Да при томъ, помилуйте, вашь сынъ не ребенокъ, слава Богу, знаетъ что дѣлаетъ, какiе тутъ еще переговоры? Я бы на его мѣстѣ не женился на Елизаветѣ Николаевнѣ, потому ошибется, — не та что онъ думаетъ; а на Ольгѣ Николаевнѣ — другое дѣло: по немъ совершенно; деревенщиной то–есть такъ и пахнетъ.

Княгиню невообразимо больно коробили эти рѣчи.

— Это мнѣ все равно; но я все–таки желала бы одного: чтобы Гагарины не воображали себѣ что Всеволодъ, мой сынъ, считается уже женихомъ.

— Да трудно не считать, коль они помолвлены, возразилъ Сухотинъ.

— Я, мать его, этого не признаю и не дозволю, чтобы Гагарины безъ моего согласiя...

— Господи! да вѣдь дѣло уже рѣшено: черезъ нѣделю онѣ сюда будутъ, прiѣдутъ къ вамъ, ну вы имъ и скажете: не хочу, молъ, убирайтесь! И прекрасно! А мнѣ то что до этого, что я за коммиссiонеръ.

— Если вы прiѣзжаете въ мой домъ какимъ–то коммиссiонеромъ, съ письмами отъ Гагариныхъ, нарушаете мое спокойствiе, я вправѣ требовать чтобы этого не было. Я не хочу никакихъ сношенiй съ Гагариными, ставящихъ меня въ фальшивое положенiе и компрометтирующихъ мой домъ.

— Да–съ, коммиссiонеромъ Гагариныхъ я могу быть потому люблю ихъ, а вашимъ не буду, потому не люблю васъ! сказалъ Сухотинъ, и видимо раздраженный началъ крутить усы. Да–съ...

— Очень жалѣю что вы меня не любите, отвѣчала княгиня съ притворною улыбкою, но я васъ попрошу, какъ честнаго человѣка, къ моему сыну въ эти дни не ходить: онъ, во первыхъ, слишкомъ еще слабъ, а во вторыхъ, я не хочу чтобы онъ женился на Гагариной!

И сказавъ эти слова, княгиня встала, выпрямилась, сложила руки ниже груди, и въ этой величественной позѣ ждала того мига, когда Сухотинъ ей поклонится чтобы кивнуть ему головою.

— Нѣтъ–съ, ужъ это извините! сказалъ вставая Сухотинъ: я вашихъ приказанiй для себя обязательными не признаю; я такой же, сударыня, дворянинъ какъ вы! Мои предки–съ почище, можетъ быть, вашихъ–съ; а что вы миллiонеры, а у меня шишь дохода (княгиню покоробило), такъ изъ этого ровно ничего не слѣдуетъ; и лавочники есть богатые; вотъ что–съ. Хочу ходить къ вашему сыну и буду, а не захочу и не пойду. И при томъ позвольте, — здѣсь фигура Сухотина измѣнилась: онъ насупилъ брови, и галаза у него сверкнули, — вы что думаете: что я буду подговаривать вашего сына женится на Елизаветѣ Николаевнѣ? да что я за подлецъ? я не хочу этого брака, понимаете? я не хочу, потому отъ него будетъ чепуха, гиль, а не толкъ, несчастье будетъ...

Лицо княгини начало свѣтлеть благорасположенiемъ къ Сухотину; но не на долго.

— Да–съ, продолжалъ Сухотинъ, а вотъ съ Ольгою такъ я хочу: это дѣло; и буду хлопотать. Да для этого собственно я и прiѣхалъ. Здѣсь лицо княгини опять приняло свой строгiй видъ.

— Значитъ вы прiѣхали распоряжаться моимъ сыномъ, устраивать его счастье? насмѣшливо сказала она.

— Да–съ, устраивать его счастье, и разстраивать его несчастье.

— Очень вамъ благодарна; но я этого не хочу! отвѣтила княгиня, тономъ, въ которомъ слышался душившiй ее гнѣвъ. — Слышите?

— Слышу–съ, а тамъ что Богъ дастъ.

Сухотинъ разшаркался и вышелъ.

ХХII.

Вспыхнуло и потухло.

Но оставимъ пока нашего безстрашнаго Сухотина, и вернемся къ княжнѣ. Въ эту минуту чувствуется необходимость сказать два–три объяснительныхъ слова, чтобы не оставить читателей подъ невѣрнымъ впечатлѣнiемъ. Отсюда слышимъ какъ многiе изъ нихъ, прочитавъ послѣднiя главы, сказали себѣ: «ну, вотъ, является на сцену интересный докторъ, княжна влюбляется въ него, и въ сотый разъ повторяется старая исторiя брака великосвѣтской женщины съ докторомъ.” На это мы скажемъ читателю то, что разъ уже ему сказали: пожалуйста, любезный читатель, не дѣлайте догадокъ и заключенiй въ ущербъ автору, который, за неимѣнiемъ претензiи на талантъ, увѣренъ по крайней мѣрѣ въ томъ, что въ своемъ романѣ онъ будетъ строго избѣгать казенныхъ прiемовъ и общихъ мѣстъ.

Затѣмъ возвращаюсь къ княжнѣ. Когда въ это утро она пришла къ себѣ въ комнату — она почувствовала себя не въ духѣ и можетъ быть даже въ первый разъ своей жизни злою. Она взглянула на свой письменный столъ: тутъ были и письма бѣдныхъ, ею непрочитанныя, и журнальчикъ, ею давно нетронутый, и чернильница давно не открытая, и перья успѣвшiя засохнуть, — ей все это показалось непривѣтливымъ, она отвернулась, и взглядъ ея упалъ на ея круглый столъ, съ любимыми ея книжками, — двѣ, три были открыты; между прочими, книжка «О подражанiи Христу”. Она подошла, взяла книгу, сѣла, хотѣла читать, но точно ее что–то оттолкнуло; она встала, бросила книжку на столъ и опять подошла къ письменному столу; постояла, постояла, сѣла, взяла перо въ руки, обмакнула его въ чернильницу, взяла записную книжку, нагнулась и вотъ что начала писать: «Отчего у иныхъ все въ жизни такъ просто, а у другихъ напротивъ все непонятно, все странно, все”... Здѣсь рука остановилась, потому что нѣсколько мыслей разомъ пришли къ выходу изъ головы, и ни одна не хотѣла посторониться и дать мѣсто другой; перо выпадаетъ изъ рукъ, взглядъ княжны устремился на какую–то точку: «Мнѣ было прiятно когда я увидѣла въ его взглядѣ что–то... Это что–то, развѣ это?... «Княжна не высказала одного слова, проскользнула мимо и пошла дальше: «Онъ удивительно хорошь, это правда, но какое мнѣ до этого дѣло, развѣ я могу понравиться!”... здѣсь опять одно слово было не досказано... «Если бы могла, онъ развѣ бы ушелъ отъ насъ? вѣдь намъ негдѣ встрѣтиться. Какая однако скверная вещь гордость, — развѣ это то что онъ называетъ расою, благородною кровью? Мама съ нимъ обходилась какъ съ докторомъ мнѣ ужасно было больно и непрiятно, но мнѣ сдѣлалось вдругъ стыдно когда я сказала: «а завтра вы не придете?”, точно я сдѣлала дурное дѣло; а когда она вошла и застала насъ вдвоемъ, какъ мнѣ было стыдно! я вѣдь покраснѣла, — какъ глупо! отчего: развѣ онъ не такой человѣкъ, какъ всѣ?... Раса, благородная кровь, — что онъ хотѣлъ сказать? Не сословiя, а личности имѣютъ расу, и я могу”... Здѣсь мысль разорвалась: «Да кто же онъ, я ничего не знаю; но какъ странно: отчего же онъ пришелъ къ Всеволоду, отчего не другой кто, а именно онъ? отчего столько разъ онъ мое имя произносилъ, и говорилъ что для меня онъ?”...

— Можно войти? раздался голосъ Анастасьи Михайловны.

— Можно, отвѣтила княжна, и вдругъ лицо ея просiяло: она вспомнила что онъ и отецъ Iоаннъ въ свойствѣ, и что если узнавать подробности о немъ, то самое лучшее у отца Iоанна. Вскочивъ со стула, княжна обратилась къ Анастасьѣ Михайловнѣ съ слѣдующими словами: — Настя, одѣвайся, мы сейчасъ поѣдемъ къ отцу Iоанну и по дорогѣ надо заѣхать еще къ двумъ бѣднымъ; я ихъ совсѣмъ забыла.

— Гдѣ же не забыть, отвѣтила добродушно Анастасья Михайловна, — до нищихъ ли было все это время! И Анастасья Михайловна пошла одѣваться.

Княжна, оставшись одна, подумала про себя: «какая же я однако стала гадкая: говорю что пойду къ нищимъ, но развѣ я зайду? это только предлогъ”...

____

Въ квартирѣ отца Iоанна въ это время сидѣлъ медикъ Далматскiй, навѣщавшiй больную жену его; онъ и отецъ Iоаннъ вели тихую бесѣду.

Но прежде остановимся на Далматскомъ. Что онъ и кто онъ? Онъ кончилъ курсъ въ медико–хирургической академiи и поступилъ медикомъ въ полкъ по предложенiю одного изъ близкихъ своихъ знакомыхъ — командира этого полка. Кто были его отецъ и мать — осталось тайною; извѣстно было только что онъ и его сестра сиротами были сданы на воспитанiе одному богатому священнику въ Петербургѣ, при смерти одного изъ прихожанъ этого священника, и что священникъ этотъ, не имѣя дѣтей, воспиталъ сиротъ какъ своихъ дѣтей, да въ добавокъ, на имя каждаго изъ нихъ положилъ капиталъ въ одинъ изъ банковъ, съ тѣмъ чтобы по достиженiи совершеннолѣтiя они бы могли пользоваться процентами этого капитала, какъ вѣрнымъ доходомъ. Сестру Далматскаго старикъ священникъ выдалъ за отца Iоанна, а Далматскiй избралъ себѣ карьерою профессiю медика, къ которой почувствовалъ призванiе на второй годъ своего курса въ духовной семинарiи и вышелъ изъ нея, чтобы поступить въ медицинскую академiю. Жилъ онъ постоянно при своемъ старикѣ, котораго называлъ отцомъ, и любилъ этого старика ничуть не меньше, чѣмъ любятъ родныя дѣти своего роднаго отца; даже можетъ быть больше, ибо къ чувству привязанности присоединялось самое глубокое, самое искреннее и, вмѣстѣ съ тѣмъ, самое деликатное чувство благодарности.

Далматскiй былъ даровитая натура и умный человѣкъ; оригинальнаго въ немъ было много, и со всѣмъ этимъ главною его личною чертою было то, что такъ рѣдко встрѣчаешь въ жизни, — удивительная деликатность всѣхъ функцiй его души; ему доступны были не только оттѣнки, но оттѣнки этихъ оттѣнковъ въ чуствахъ и мысляхъ. Щеголять этою деликатностью онъ не любилъ, а напротивъ находилъ особенное удовольствiе представлять изъ себя топорное издѣлiе. Странность эта была такъ велика, что когда, напримѣръ, въ практикѣ медика, онъ кого нибудь излѣчивалъ отъ серьозной болѣзни, онъ любилъ грубо прощаться и никогда уже ногою не входилъ къ этому больному, чтобы не испытывать непрiятной тягости благодарности къ себѣ, тогда какъ самъ носилъ въ себѣ благоларность къ своему старику–воспитателю и благодѣтелю со всею утонченностью самаго богатаго чувсвами и благородствомъ сердца. Помните, читатель, какъ онъ разсказывалъ о своемъ обращенiи въ вѣрующаго въ Бога послѣ опыта предъ лѣченiемъ своего старика; но онъ не все разсказалъ; онъ упустилъ самое оригинальное: когда старикъ сталъ поправляться, онъ уговорилъ сестру свою переѣхать къ старику, а самъ уѣхалъ, чтобы не слыхать отъ старика излiянiй къ нему благодарности, и вернулся въ домъ только тогда, когда старикъ былъ уже на ногахъ, и вернувшись, при первомъ же свиданiи говоритъ старику, увидѣвъ въ его глазахъ что–то показавшееся ему похожимъ на благодарность: «Ну, старикъ, Богу слава! только чуръ, благодарности ни–ни, а не то уѣду”.

Само собой разумѣется что все это увеличивало долю его привлекательности, но всего этого не знала княжна, возмечтавшая о Далматскомъ только потому что онъ былъ спасителемъ ея брата, удивительно хорошь собою, и потому что нѣсколько разъ произнесъ ея имя, когда объяснялъ почему онъ принялся лѣчить князя Всеволода.

А онъ, Далматскiй, развѣ испытывалъ какое–нибудь особенное, личное чувство къ княжнѣ? Да, вообразите что испытывалъ, и въ этомъ то странность и заключалась, что княжна, встрѣтивъ взглядъ Далматскаго при послѣднемъ ихъ свиданiи, совсѣмъ не ошиблась когда прочитала въ этомъ взглядѣ что–то относившееся къ ней лично, и на этомъ ощущенiи стала строить цѣлое зданiе чувственныхъ грёзъ.

Читатели которые обыкновенно относятся очень легко къ идеямъ автора романа и къ его внутренней работѣ надъ своими типами, могли сказать что докторъ сочиненъ и приставленъ къ сценѣ этого романа съ тою же безцеремонностью, съ которою французы впихиваютъ въ свои мелодрамы неизвѣстно откуда и зачѣмъ являющiяся вдругъ лица въ ту минуту, когда надо устроить или разстроить какое–нибудь безвыходное драматическое положенiе. Но читатели на этотъ разъ по крайней мѣрѣ ошибаются. Романъ, по нашему разумѣнiю, долженъ быть вѣренъ, какъ вѣрна жизнь; а жизнь почти каждаго полна странностей отъ начала ея до конца; одна изъ страннѣйшихъ странностей ея заключается въ томъ что десятки личностей проходятъ мимо человѣка, не задѣвая его; одна изъ десятковъ пройдетъ, задѣнетъ, и вы замѣтите что она васъ задѣла; десятки лицъ съ вами встрѣчаются, съ вами говорятъ, — вамъ все равно; одно изъ этихъ десятковъ лицъ, попавъ самымъ случайнымъ образомъ и входя въ одну дверь чтобы выйти изъ другой, производитъ на васъ впечатлѣнiе, и дѣлается эта личность, такъ сказать, историческою въ вашей жизни, а почему, — кто можетъ это знать; почему вы слышите сто мыслей въ день, вамъ лично сказано, и всѣ сто испаряются и пропадаютъ для васъ безслѣдно; а одна, пойманная на лету и вовсе не вамъ сказанная, западаетъ въ васъ глубоко, врѣзывается, и попадая какъ зерно на хорошую почву, даетъ плоды и сѣмя? А почему это такъ, — кто можетъ отвѣтить?

Но бѣдняжка княжна угадала или прочитала — во взглядѣ неизвѣстно какъ, почему и зачѣмъ попавшаго на ея дорогу Далматскаго — очень мало, слишкомъ мало: для нея этого было достаточно, но на самомъ дѣлѣ это было невѣрное впечатлѣнiе.

Она не знала что она какъ острiемъ меча попала въ Далматскаго, назвавъ его спасителемъ; она не знала что его слова упрека княжнѣ, за то что къ нему относили спасенiе больнаго, были не фразы, а дѣйствительное выраженiе его непрiятнаго ощущенiя; она не знала и того что для тончайшаго чутья Далматскаго очутиться между княгинею Мытищевою и княжной Мытищевою, какими мы ихъ знаемъ, была невыносимая пытка, ибо если гордость княгини на Далматскаго подѣйствовала просто непрiятно, и такъ сказать, рухнула на него всего своею тяжестью, то подмѣченныя и на лету схваченныя черты обращенiя съ нимъ княжны кольнули его гораздо больнѣе своими маленькими, но острыми–преострыми оттѣнками. Княжнѣ было неловко открывать въ себѣ извѣстное, къ нему лично относившееся чувство. — Далматскiй это замѣтилъ, и это его кольнуло; княжна находилась подъ обаянiемъ, такъ сказать, чего–то необыкновеннаго въ случайной встрѣчѣ съ Далматскимъ, и сознанiе себя для княжны необыкновеннымъ — тоже, какъ оттѣнокъ, кольнуло Далматскаго: такого рода впечатлѣнiй получилъ Далматскiй нѣсколько, и кольнули–то они его потому, что ему дѣйствительно понравилась княжна, понравилась вдругъ ни съ того, ни съ сего, — это правда, но понравилась тѣмъ что онъ угадалъ въ ней горячо любящее сердце, угадалъ въ ней что–то придавленное, что–то мѣшающее ей, какъ цвѣтку, рости и распускаться прямо; угадалъ въ ней что–то благородное, оригинальное, самобытное; и такъ какъ встрѣча была случайная, непредвидѣнная, и притомъ въ такую минуту когда душа вооружена была, при опасности больнаго, всѣми, такъ сказать, орудiями чувствительности, то именно въ этой–то случайности Далматскiй получилъ впечатлѣнiе прiятное, симпатическое, и отдался этому впечатлѣнiю; оттого эти оттѣнки укололи его больше, и уколовъ его больно, они, такъ сказать, глубже вдавили слѣдъ его на томъ мѣстѣ гдѣ онъ встрѣтился съ княжною и чѣмъ непрiятнѣе были непрiятныя впечатлѣнiя, тѣмъ прiятнѣе казались ему прiятныя впечатлѣнiя. Вотъ и вся разгадка. Но главное — было то чувство тягости, съ которымъ Далматскiй уѣхалъ изъ дома Мытищевыхъ, родившееся при мысли что опять его связала съ человѣческимъ существомъ «подлая благодарность”. Такъ онъ назвалъ это чувство, садясь въ сани по выходѣ въ это утро изъ дома княгини Мытищевой.

Часа три спустя мы застаемъ Далматскаго сидящимъ у отца Iоанна и бесѣдующимъ съ нимъ.

— Что, у Мытищевыхъ какъ? спросилъ отецъ Iоаннъ.

— Ничего, идетъ какъ по маслу; связался–то съ ними напрасно.

— А что такъ?

— Да полюбилась дѣвчонка, а ногой ужь къ нимъ никогда. Жаль!

— То есть какъ это полюбилась? спросилъ какъ–то испуганно отецъ Iоаннъ.

— Да такъ, душéнка должна быть у ней хорошая, да и братъ ничего себѣ, тоже малый любительный.

— Ну ужь ты съ твоими любительными все себя зацѣпляешь.

— Нельзя не зацѣпляться; много ли такихъ кого любить–то стоитъ. Идешь, идешь, идешь, и все кругомъ одна только сорная трава и дикiя растенiя, а какъ зацѣпитъ розанъ или другой цвѣтокъ, ну и отойти не хочешь; а нашему–то брату и подавно: все рѣжешь, мучишь, да хоронишь, да самъ мучишься; по неволѣ, какъ гдѣ хорошо покажется, тамъ и застрять–то хочется.

— Такъ–то такъ, да полюбить надо, съ твоимъ характеромъ, разъ одинъ, да хорошенько; тогда и подъ вѣнецъ.

— А съ кѣмъ подъ вѣнецъ? всѣхъ растерялъ въ дорогѣ кого полюбилъ; нѣтъ, ужь видно не судьба жениться–то.

— А чѣмъ же княжна тебѣ полюбилась–то?

— Такъ, самъ не знаю чѣмъ; страдать, показалось, она мастерица.

— Да, страдать ей дѣло не чужое; душа изъ избранныхъ, сказалъ отецъ Iоаннъ.

— Да, если бы не княгиня, чего добраго — вышла бы за простаго.

— А если бы за простаго могла выйти, то и за тебя, думаешь ты? сказалъ съ тонкою улыбкою отецъ Iоаннъ.

— Могла бы, да нельзя: розанъ нравится, а сорвешь — уколешься; близко подошелъ, и то укололся!

— Не то что нельзя, — не должна! сказалъ серьозно отецъ Iоаннъ.

— Не должна? Далматскiй взглянулъ пристально на отца Iоанна, какъ бы желая заглянуть въ глубину его души. Не должна! повторилъ онъ вдумчиво; потомъ оба замолчали. Далматскiй вынулъ платокъ, высморкался, улыбнулся и сказалъ: — Да, такъ, не должна! И вѣдь какъ глупо было заговаривать. Забылъ благодарность: я «спаситель, спаситель!” вѣдь я ихъ «спаситель!” И Далматскiй разсмѣялся самымъ искреннимъ и звонкимъ смѣхомъ.

Въ эту минуту раздался звонокъ. Дѣвушка пошла отворять.

— Княжна! прибѣжала она сказать.

— Проси, сказалъ отецъ Iоаннъ.

— Княжна? вопросительно и удивленно сказалъ Далматскiй.

— Да, она насъ навѣщаетъ изрѣдка; вѣрно помолиться прiѣхала, сказалъ отецъ Iоаннъ.

Княжна вошла въ гостиную.

Но съ чѣмъ она вошла? Отдавшись первому порыву, она поспѣшно одѣлась и вышла съ Анастасьей Михайловною на улицу съ тѣмъ чтобъ предпринять знакомое ей путешествiе на Васильевскiй Островъ. Но усѣвшись въ сани, она задала себѣ вопросъ: въ сущности зачѣмъ она ѣдетъ къ отцу Iоанну; неужели потолковать съ нимъ о Далматскомъ? — «Нѣтъ”, отвѣтила она себѣ. «Неужели попытаться увидѣться тамъ съ Далматскимъ? — Ннѣ...” начала она себѣ отвѣчать, да не докончила. — «Помолиться за выздоровленiе брата”, подумала она и успокоилась; «а тамъ можетъ быть, какъ нибудь, если къ слову прiйдется, я скажу, я узнаю”. И все около этихъ недоговариваемыхъ мыслей вѣртелась главная мысль княжны, пока молча она глядѣла въ спину кучеру и не слушала разсказовъ Анастасьи Михайловны о какомъ–то бѣдномъ семействѣ пропившагося насквозь чиновника.

Итакъ, княжна вошла и тутъ же прямо глазами на Далматскаго и наткнулась. Къ сердцу ея что–то прилило, и съ быстротою молнiи взглядъ ея перешелъ съ Далматскаго на отца Iоанна, который, въ скобкахъ будетъ сказано, замѣтилъ по лицу княжны что что–то въ ея сердцѣ произошло.

— Здравствуйте, батюшка! сказала почти естественнымъ голосомъ княжна.

— Помолиться вѣрно къ намъ прiѣхали? Богъ да благословитъ вашу радость, помолимся.

— Да, сказала княжна, мы такъ счастливы... И невольно опять княжна взглянула на Далматскаго, но не смѣла ничего ему сказать.

— Такъ до свиданiя, сказалъ Далматскiй; — ваше дѣло молиться, а я поѣду лѣчить, и взялъ свою шапку.

— А съ нами не помолишься? спросилъ отецъ Iоаннъ.

Княжна только взглянула на Далматскаго и опять ничего не сказала.

— Помолиться, сказалъ какъ бы вопросительно Далматскiй, отчего не помолиться, больной врачу не чужой.

Княжнѣ эти слова прозвучали такъ же сладко, такъ же отрадно, какъ звучитъ въ душѣ пѣснь, напримѣръ, соловья въ такую минуту, когда человѣкъ говоритъ: Господи, какъ я счастливъ!

Начался молебенъ. Княжна стала на колѣна. Далматскiй сунулся за дверь другой комнаты; онъ терпѣть не могъ молиться такъ, чтобы его видѣли, или чувствовать кругомъ пространство. Княжна плакала во время молебна, ибо каждое слово отецъ Iоаннъ произносилъ такъ, какъ бы самъ благодарилъ Бога за спасенiе жизни драгоцѣннѣйшаго ему въ мiрѣ существа.

Когда онъ сказалъ; «съ умиленiемъ душь и сердецъ нашихъ, паки и паки преклоньше колѣна, Господу помолимся”, княжна услыхала что гдѣ–то, въ углу, за дверью кто–то тоже всталъ на колѣна, и ей это впечатлѣнiе было необыкновенно прiятно: никогда, чувствовала она, ей такъ хорошо не молилось, какъ въ эти минуты, и щеки ея горѣли, и глаза ея блистали; и была она просто хороша въ это время.

Послѣ молебна отецъ Iоаннъ предложилъ княжнѣ чаю. Всѣ сѣли. Далматскiй, держа шапку, сѣлъ тоже. Съ нимъ что–то случилось; это видно было, потому что, казалось, все его существо, выражавшее постоянно очень скорое кровообращенiе, въ эту минуту являлось инымъ: какъ–будто медленнѣе стало движенiе въ немъ жизни, и какъ–будто оно потому стало медленнѣе, что онъ къ чему то прислушивался и отдавалъ себя всего какому–то сильному, но не страстному впечатлѣнiю. Дѣйствительно это впечатлѣнiе было: оно овладѣло имъ потому что онъ чувствовалъ благоговѣнiе къ княжнѣ увидавъ ея молитву. — «Такъ обыкновенные люди не молятся, сказалъ себѣ Далматскiй, она должно быть необыкновенное существо”, и говоря себѣ это онъ сѣлъ, сѣлъ и самъ не отдалъ себѣ отчета въ томъ что онъ сѣлъ; но прошелъ еще мигъ, и онъ вдругъ вскочилъ, скоро поклонился, сказалъ: «а теперь пора”, и прямо въ дверь, и все это было сдѣлано такъ скоро, что не могло не показаться страннымъ. А заставила его выбѣжать такъ скоро не менѣе странная причина, Далматскому показалось что онъ куда–то и во что–то утопаетъ, и что вотъ, вотъ, еще одна минута, и онъ непремѣнно утонетъ, и въ эту–то минуту, подвинутый чѣмъ–то въ родѣ нравственной судороги, онъ вскочилъ, раскланялся и ушелъ.

— Чудакъ нашъ докторъ! сказалъ отецъ Iоаннъ, улыбаясь вслѣдъ Далматскому.

— Отчего онъ такъ вдругъ ушелъ? спросила княжна.

— Онъ все у насъ такъ дѣлаетъ, экспромтомъ, сказалъ отецъ Iоаннъ.

Вслѣдъ за тѣмъ отецъ Iоаннъ разсказалъ вкратцѣ исторiю Далматскаго. Княжна слушала съ величайшимъ вниманiемъ.

— Я вотъ все уговариваю его жениться, прибавилъ послѣ разсказа отецъ Iоаннъ.

— А онъ не хочетъ? спросила княжна не подымая ни головы, ни глазъ, съ неумѣлымъ видомъ притворяясь совершенно равнодушною къ этому вопросу.

— Не то что не хочетъ, отвѣтилъ священникъ: — хочетъ–то онъ хочетъ, да не умѣетъ на этой мысли остановиться; надумаетъ, и отскочитъ отъ этой мысли, вотъ какъ сейчасъ со стула. Ну, да и не легко ныньче женится, надо правду сказать; дѣвушекъ у насъ много, да хорошихъ мало, подъ стать ему не скоро прiищешь, онъ вѣдь не изъ дюжинныхъ. А вы то что, княжна, и васъ скоро выдать замужь надо, право надо, вамъ одиночество не годится.

— Мнѣ? спросила какимъ–то страннымъ тономъ княжна; и рой мыслей закипѣлъ въ ея головѣ, и опять послышался ей въ сердцѣ прибой чего–то: «зачѣмъ этотъ вопросъ, возможно ли въ его мысляхъ представленiе о моей любви къ Далматскому, или переходъ этотъ отъ него ко мнѣ былъ случайный?” вотъ вопросы, которые вдругъ пришли въ голову княжны, пока отецъ Iоаннъ договаривалъ свои слова, а княжна отвѣчала ему своимъ «Мнѣ?”.

— Да, по моему такъ; одиночество на мой взглядъ есть уже крестъ само по себѣ, да и не это одно: одиночество мѣшаетъ совершенствованiю.

— Да, но за кого выходить? не за кого.

— Ужь будто не за кого: свѣтъ вашъ не пустыми же все наполненъ.

— Въ нашемъ свѣтѣ! сказала княжна тономъ, въ которомъ можно было бы услыхать много драматизма, ибо это былъ первый, такъ сказать, для нея признакъ того что въ голову отца Iоанна никогда не входила мысль о какомъ бы то ни было бракѣ внѣ свѣта.

— А какъ–же, неужто же нѣтъ? что–то не вѣрится.

— Можетъ быть и есть — я не знаю, сказала грустно княжна.

Наступило молчанiе.

— А внѣ свѣта искать нельзя, сказала княжна — не вопросительно, а утвердительно, съ мыслiю заставить отца Iоанна высказаться и окончательно разсѣять томившее ее сомнѣнiе.

— Внѣ свѣта нельзя, да и не зачѣмъ, отвѣтилъ серьозно отецъ Iоаннъ; у каждой птички свое мѣсто гдѣ вить гнѣздо: ласточка къ иволгѣ, въ ея мѣсто вить гнѣздо не пойдетъ; а пойдетъ, ей неловко будетъ: встрѣтится не съ своими, а съ чужими людьми. Оно положимъ, полюбить другъ друга можно и при самыхъ разнообразныхъ положенiяхъ, — ну, хоть, скажемъ примѣрно: полюбился бы вамъ хоть, положимъ, вотъ Далматскiй; ну, женитесь вы; вдвоемъ все сидѣть не приходится. Въ гнѣздо ваше съ его стороны полѣзутъ одни, а съ вашей стороны другiе: вы–то сошлись, а тѣ не сойдутся, и какъ вы не вдвоемъ — сейчасъ и разладъ.

— Да, отвѣтила княжна, сама не зная почему она сказала «да”. Бѣдная, она не могла сыграть комедiи до конца. Какъ заговорилъ отецъ Iоаннъ о Далматскомъ и объ ней, какъ о примѣрѣ, такъ вся она вспыхнула, и чѣмъ дальше онъ говорилъ, тѣмъ болѣе было видно какъ тяжело и больно ударяли его слова о самое чувствительное мѣсто ея сердца.

— А вамъ надо твердаго, здороваго душою человѣка вашего круга, тогда къ вамъ въ гнѣздышко кто хочешь иди, всѣмъ будетъ мѣсто, да и ладъ будетъ: не такъ–ли? спросилъ отецъ Iоаннъ, самымъ добродушнымъ тономъ.

— Да, такъ! отвѣчала княжна: «отчего ты такъ поторопился безпощадно вторгнуться въ гнѣздышко моихъ грезъ?” подумала и почувствовала княжна, отвѣчая отцу Iоанну. Потомъ она встала: ей сдѣлалось вдругъ стыдно; она торопливо попрощалась съ отцомъ Iоанномъ и стала уходить. Ей показалось что отецъ Iоаннъ все понялъ, все угадывалъ, и притворялся ничего не понимавшимъ; ей въ особенности ужасною предстала мысль, что отецъ Iоаннъ понялъ что она не для молитвы прiѣхала, а для разговора о немъ, а можетъ быть и для свиданiя съ нимъ. Красная, запуганная, съ внутреннимъ отвращенiемъ къ самой себѣ, сѣла княжна въ сани, и закрывъ глаза, стала думать о своихъ нищихъ.

И не понялъ ли, и не увидѣлъ ли въ самомъ дѣлѣ отецъ Iоаннъ все что въ бѣдной душѣ княжны произошло?

(Продолженiе будетъ).

_______

ПИСЬМА КРЕСТЬЯНИНА*).

I.

Не легки вопросы, которые вы намъ задали. Пришлось многое обдумать, передумать, припомнить, кое съ кѣмъ надо было и переговорить да и посовѣтоваться, ибо, какъ говоритъ пословица, одинъ умъ хорошо, а два лучше.

И теперь хоть и принимаюсь писать, какъ будто не совсѣмъ ловко, точно еще труднѣе кажется дѣло за которое Богъ привелъ взяться. О своемъ братѣ–мужикѣ говорить мужику точно не сподручно и неспособно. Иное подмѣтишь, иное и упустишь, да и не знаешь, что важно: то ли что подмѣтилъ, или то что упустилъ. И еще другое: у насъ что изба, то бытъ, и ужь подавно деревня деревнѣ рознь: малограмотному человѣку трудно по тому самому писать вообще. Однако попробую. Деревня наша — село Н., Московской губернiи. Душъ въ немъ числится никакъ до трехъ сотъ пятидесяти. Были мы помѣщичьи, вотчины князя Д., у котораго близь нашего села помѣщичья усадьба въ полномъ благосостоянiи и посейчасъ. Князь нашъ и княгиня въ семъ ихъ имѣнiи проживаютъ лѣтнее время.

Кромѣ нашей деревни, въ другихъ губернiяхъ есть у нихъ тоже имѣнiя: примѣрно было душъ около 2000. Въ старое время жили мы у господъ на барщинѣ. Заправлялъ нами въ то время самъ князь; въ управляющихъ жилъ въ тѣ годы нѣмецъ, человѣкъ акуратный и къ дѣлу сподручный; у этого нѣмца по работамъ было два бурмистра изъ нашей деревни, о которыхъ добромъ помянуть нечего: нашего брата не жалѣли, тиранства выказывали много, да и на руку не совсѣмъ были чисты. Бывало отработаешь помѣщику сколько по положенiю слѣдовало, а тутъ глядишь — наряжаютъ на работу и къ старостѣ. А жаловаться въ ту пору на старосту не приходилось, потому завсегда послѣ жалобы тиранства было больше. Работали мы на господъ примѣрно отъ трехъ до четырехъ дней въ недѣлю. Князь нашъ обижать насъ не любилъ, развѣ въ рабочую пору особливая нужда была въ рабочихъ чтобы къ спѣху скосить или сжать, но зато бывало и угощалъ онъ насъ преизрядно водкой.

Жили мы въ спокойствiи и довольствѣ. Княгиня много намъ оказывала доброты: когда чего нужно было выпросить, у князя–ли по хозяйству или по домашнимъ какимъ либо нуждамъ, завсегда могли мы приходить къ княгинѣ; выслушивала она насъ ласково, бывало и покричитъ, но въ обиду никому не давала. Завела она у насъ школу. Былъ въ ту пору священникомъ у насъ человѣкъ молодой, къ обученiю грамотѣ премного способный. Княгиня выстроила школу, дѣтокъ нашихъ заставляла въ нее ходить, сама въ осеннюю пору ходила въ эту школу частенько, а учить грамотѣ поручила тому священнику.

Устроила она также больницу, примѣрно кроватей на двадцать; при господахъ нашихъ жилъ завсегда докторъ; а въ больницѣ сверхъ того былъ фельдшеръ. Лѣчили насъ даромъ.

Лѣсу отпускалось намъ вдоволь. Кому была нужда въ хлѣбѣ для посѣва, а въ неурожайный годъ для прокорма, тому господа наши давали хлѣбъ въ ссуду, а иной разъ по бѣдности обратно не взыскивали.

Зимою хозяева уходили на заработки въ Москву или занимались извозомъ. Примѣрно за зиму крестьянинъ могъ заработать и привезти домой рублей отъ тридцати до сорока. Платы подушныхъ и другихъ сборовъ приходилось на дворъ около семи рублей. Сколько могу запомнить, въ ту пору у крестьянина было скота всего довольно; кто былъ побогаче, у того, во дворѣ числилось отъ двухъ и болѣе паръ лошадей; побѣднѣе кто былъ, тотъ имѣлъ пару; хозяевъ безъ лошадей у насъ въ ту пору не было.

Былъ у насъ одинъ кабакъ, пили крестьяне наши не особенно много; пьяницъ такихъ, какъ нонче разводится у насъ много, въ ту пору почти вовсе не было; была острастка, да притомъ охоты такой, какъ нонче, къ гульбѣ не было; какъ–то нравъ былъ у насъ, окромя большихъ праздниковъ, потише.

За годъ до введенiя новаго положенiя поступилъ къ намъ новый управляющiй. Князь его назначилъ изъ прикащиковъ своего имѣнiя во Владимiрской губернiи. Тутъ пошла новая совсѣмъ расправа. Хотя и былъ онъ изъ крестьянъ, но не имѣлъ къ нашему брату ни жалости, ни совѣсти. Князь насъ приказалъ перевести съ барщины на оброкъ; оброку наложилъ девять рублей, самъ уѣхалъ съ княгиней за границу, а предоставилъ насъ въ руки того прикащика, который дѣлалъ съ нами всякiя насилiя и самоуправства. Свелъ онъ дружбу съ одними зажиточными мужиками, бралъ съ нихъ подарки и поборы, а они вмѣстѣ съ нимъ чинили всякiя притѣсненiя другимъ крестьянамъ. Жаловаться было не кому. Кабачникъ и тотъ сталъ прiятелемъ того прикащика и принялся также народъ обижать всякими начетами и даже спаивать его разными зельями. Примѣрно, какъ помнится, этотъ прикащикъ обходился рублей въ шесть на дворъ деньгами, да работами дня два на каждаго въ самую горячую лѣтнюю пору.

При такихъ порядкахъ пришелъ къ намъ манифестъ 19 февраля 1861 г.

Встрѣченъ онъ нами былъ съ превеликою радостью. Не за долго до того времени и князь нашъ писалъ намъ о томъ, говоря что скоро будетъ воля отъ Царя и что каждый получитъ свою землю. Мужики, прiѣхавшiе къ намъ изъ Москвы, наговорили про столько благъ, что стали мы ожидать отъ новаго положенiя такое счастье, какое потомъ вовсе не могло приключиться. Помню какъ однажды вечеромъ пришли двое парней ко мнѣ въ домъ и сказали: «Иди въ кабакъ, нонче тамъ мы сбираемся; Алексѣй Митричъ про волю будетъ разсказывать”. Алексѣй Митричъ былъ изъ отставныхъ унтеровъ; прибылъ онъ изъ Питера. Пошелъ я въ кабакъ. Сидитъ тамъ Алексѣй Митричъ; кругомъ его мужички, а онъ ведетъ свой разсказъ, примѣрно, такъ: «Воля будетъ пребольшая; земли каждому вдоволь сколько кто отработать можетъ; потомъ помѣщику, значитъ, никакого уваженiя напередъ не надоть, а нашего брата уважать отнынѣ завсегда помѣщикъ долженъ; лѣсу дадутъ и господскаго и казеннаго; кто кого обидитъ, промежь себя будемъ того судить; будетъ надъ нами командовать старшина; кого хотимъ того и изберемъ; а какъ не понравится, завсегда можемъ предоставить ему увольненiе и избрать вмѣсто его другаго. Рекрутство будемъ справлять по нашему разсмотрѣнiю, подати платить по прежнему, а оброковъ платить не надоть. Хочешь живи въ деревнѣ, а не хочешь уходи куда благоразсудится”.

Выслушавъ въ ту пору такiя рѣчи, я и говорю Алексѣю Митривичу: «Эй, врешь ты, дядя Алеха!” а онъ передъ всѣмъ какъ есть народомъ поклялся что сущая во всемъ правда. Какъ сказалъ эти слова, такъ всѣхъ на ноги и поставилъ: кто хватилъ водки, кто пошелъ домой съ плясками да съ пѣснями, кто началъ розсказни вести и пуще того, что слышалъ от дяди Алехи, пересказывать. А на другой день, какъ вчера помню, принялся нашъ прикащикъ насъ унимать, — не послушались; онъ за полицiею; — полицiя прибыла: кое кого наказали; прiутихли маленько и ждемъ.

Пришло наконецъ и Положенiе. Объявили намъ все какъ слѣдовало, въ церкви. Понять въ ту пору сразу мы не могли, но ужь апосля стали по маленьку съ тѣмъ Положенiемъ свыкаться. Въ управляющаго вѣры мы никакой не имѣли: больно жутко отъ него прежде приходилось; а посредникъ человѣкъ былъ хорошiй и терпѣливый; говорилъ съ нами много и былъ намъ во всемъ понятенъ. Лѣтомъ прiѣхали и князь и княгиня. Князь сказалъ намъ что всегда будетъ съ нами жить какъ по прежнему, въ согласiи и мирѣ; а мы, потому какъ еще приходилось жить два года при старомъ положенiи, просили его нельзя ли намъ дать новаго управляющаго, и все при этомъ разсказали княгинѣ, какiя онъ намъ причинялъ притѣсненiя. Князь нашу просьбу вскорѣ уважилъ, управляющаго того смѣнилъ, а опредѣлилъ къ намъ изъ нѣмцевъ — человѣка строгаго, но справедливаго. Прежнiй же управляющiй года полтора послѣ поступилъ въ нашемъ селѣ въ кабачники и понынѣ держитъ кабакъ, да кромѣ того сталъ заниматься и кулачествомъ, и какъ человѣкъ весьма зажиточный, сталъ обижать крестьянъ по своему.

Когда уставныя грамоты были составлены и введены, мы небольно обрадовались: сѣнокосу лишились, лѣсу лишились, водопой сталъ у насъ одинъ, выгона тоже стало у насъ гораздо поменьше противъ прежняго; земли нарѣзали намъ довольно, но безъ того чѣмъ мы прежде пользовались, земли этой мы не Богъ вѣсь какъ обрадовались.

Началось житье по новому. Помѣщикъ нашъ предложилъ намъ сообща содержать школу и больницу; сходились мы, толковали, да ничего не порѣшили; крикуны стали въ ту пору уже показываться изъ молодыхъ парней, и сбивать народъ съ толку своимъ безтолковствомъ и криками. Помѣщикъ больницу закрылъ; школу оставилъ, да дѣтей посылать перестали наши мужички почти вовсе. Въ старшины избрали мы человѣка по совѣту посредника нашего, честнаго, трезваго и смышленаго, да только не грамотнаго; грамотныхъ между нами оказалось только двое: я, да Алеха Дмитричъ; но я отказался пойти въ старшины, потому дѣловъ имѣлъ много своихъ, а Алеху не избрали, потому что былъ изъ унтеровъ, да на памяти у всѣхъ еще были его лживые толки, противъ которыхъ крестьяне такъ осерчали что хотѣли и домъ его поджечь.

Учредилось у насъ волостное правленiе, волостной судъ; въ писаря пришелъ къ намъ въ ту пору одинъ изъ грамотныхъ мѣщанъ уѣзднаго нашего города; человѣкъ оказался нетрезвый, — отказали. Взяли мы по сосѣдству писаришку изъ государственной волости, примѣтили въ немъ замашки къ плутовству, да дѣлать было нечего, по смышлености оставили. Посредникъ наѣзжалъ часто, такъ что насчетъ какихъ–либо сомнѣнiй могли тотчасъ же къ нему обращаться за разъясненiемъ. Въ судьи волостные избрали мы кого постарше, да потрезвѣе.

Теперь какъ вамъ сказать? Помнится то время очень хорошо. Поняли мы одно. Мы получили землю подъ пашню, и каждый крестьянинъ сталъ воленъ въ томъ участкѣ, который ему приходится по раздѣлу отъ общества. Потомъ стали мы свободны на третiй годъ отъ всякаго къ намъ притѣсненiя помѣщичьихъ управляющихъ. Велики были эти два блага: прочувствовалъ ихъ каждый изъ мужиковъ. Но какъ помѣщикъ собственно былъ у насъ хорошiй, новое положенiе для нашего мужика не было тоже что для крестьянъ, гдѣ помѣщики были построже да потуже. Касательно же воли собственно, если уже правду сказать, и по сiю то пору мало кто изъ крестьянъ возьметъ ее въ толкъ, какъ бы слѣдовало, а въ ту пору еще пуще; или кто ея по неразвитости не понималъ вовсе и слушался всякаго говоруна; или же, побывавъ въ Москвѣ или Питерѣ, разумѣлъ ее тоже вкривь; разумнаго ничего не было, каждый толковалъ по своему, и съ перваго же начала народъ сталъ какъ бы въ потемкахъ насчетъ собственныхъ своихъ порядковъ.

А тутъ, примѣрно, на четвертый годъ распущенности стало показываться у насъ больше; и по немногу стала она увеличиваться. Стариковъ слушать перестали вовсе, а молодежь расходилась страсти какъ. Обо всемъ этомъ, какъ это случилось и подготовлялось понемножку, напишу вамъ въ слѣдующiй разъ.

_______

ЦЕРКОВНЫЯ ДѢЛА ВЪ ГЕРМАНIИ.

Въ прусской нижней палатѣ началось обсужденiе новыхъ церковныхъ законовъ. «Не обманывайте себя, говорилъ въ засѣданiи 7 февраля Маллинкродтъ, обращаясь къ министерству, дѣло имѣетъ видъ очень серьозный. Правительство, которое, подобно вамъ, не хочетъ знать важнѣйшiе церковные каноны и въ то же время стремится увѣрить всѣхъ что оно дѣйствуетъ не противъ каноновъ, а противъ одной временной церковной партiи, — такое правительство говоритъ неправду. Ну что бы оно ни говорило, все–таки не заглушить страшнаго вопроса: куда ведетъ все это? Будущность представляется намъ совсѣмъ не отрадная. Мы видимъ очень ясно послѣдствiя. Прежде всего мы видимъ крайнее истощенiе церковнаго клира. Когда закроются, по вашему желанiю, всѣ богословскiя училища, которыми питалось и духовное обученiе и матерiальное устройство духовенства, у васъ не останется ни одного учебнаго заведенiя, гдѣ могъ себя приготовить серьозный богословъ. Въ Боннскомъ университетѣ, въ центрѣ науки старокатоликовъ, на богословскомъ факультетѣ имѣется, если не ошибаюсь, всего одинъ дѣйствительно католическiй профессоръ: едва ли, поэтому, вы признаете его училищемъ высшей науки, на которое можно было бы указать, для серьознаго приготовленiя къ духовному званiю. Вы доведете до того что молодые богословы станутъ уѣзжать за границу, многiе навсегда переселятся въ Америку, и скоро у насъ некѣмъ будетъ замѣщать епископскiя каѳедры, и общины церковныя останутся безъ пастырей. Спрашиваю, что же изъ всего этого выйдетъ для самаго государства? Въ прошлый годъ, когда тутъ былъ министръ–президентъ, одинъ изъ моихъ сотоварищей спросилъ меня: что вы думаете о черепѣ и физiономiи Бисмарка? Мы стали разсматривать его и убѣдились что у него въ головѣ самые развитые органы — органъ самовластiя и насильства. Напротивъ того, у него совсѣмъ не развитъ другой важнѣйшiй органъ, органъ правильнаго разумѣнiя и соображенiя причинъ съ послѣдствiями... Немудрено что руководимое имъ правительство обманывается такъ слѣпо въ своихъ расчетахъ на дѣйствiе новыхъ законовъ. Положимъ что вы успѣете упразднить совершенно дѣйствiя организма католической церкви — что жь дальше? Я нисколько не удивленъ буду, если вскорѣ послѣдуетъ декретъ, что старокатолическiй епископъ Райнкенсъ назначенъ для замѣщенiя каѳедры гдѣ нибудь въ Познани или въ Фульдѣ. Неужели вы думаете что католическое населенiе признаетъ такого епископа, который не дверью вошелъ въ церковь? Нѣтъ, не признаетъ, потому что епископъ будетъ незаконный. Вы надѣетесь что передъ такимъ епископомъ, на котораго надѣлъ мантiю министръ исповѣданiй, выславъ его, какъ марiонетку, на сцену, — передъ такимъ преклонится народъ и станетъ просить благословенiя? Ошибаетесь! Можетъ быть вы думаете что католическое населенiе, когда лишатъ его духовныхъ пастырей, перейдетъ мало по малу въ протестанство? Нѣтъ, по тому одному ужь не перейдетъ что стало ужасно трудно найти самую протестантскую церковь: и съ Дiогеновымъ фонаремъ не отыщешь ея. Столько протестантскихъ голосовъ кричатъ врозь: здѣсь она, тамъ она, — что не разберешь ничего. Что же остается? Остается одно — духовная путаница въ умахъ, помраченiе вѣры. Часть останется вѣрна своему убѣжденiю и станетъ оберегать вѣру свою еще тщательнѣе прежняго, а другая огромная часть — одичаетъ, и уже конечно, не достанетъ у васъ силы привесть ее къ порядку и подчинить авторитету. Смотрите, на томъ пути который вы выбрали, вы стремитесь привлечь къ себѣ огромную массу населенiя; но когда это удастся вамъ, эта масса всколыхнется и подниметъ такiя волны, въ которыхъ вы найдете себѣ погибель”.

Министръ исповѣданiй посмѣялся надъ этими словами и картину изображенную Маллинкродтомъ сравнилъ съ дѣтскими сказками о разбойникахъ. — Едва ли однако такое сравненiе умѣстно. Едва ли государственная власть можетъ забыть что всюду, гдѣ упраздняется или ослабляется самостоятельное дѣйствiе церкви, — снимается вмѣстѣ съ тѣмъ узда съ тѣхъ стихiйныхъ силъ дикой массы, которую одна только церковь въ силахъ была первоначально обуздать и собрать подъ свою руку во имя духовнаго начала, и которую донынѣ одна только церковь сдерживаетъ. Вотъ почему борьба мiрской власти съ церковною и чиновничье господство мiрскихъ властителей надъ представителями церковнаго начала соединены съ такой опасностью для государства. Представители государственнаго просвѣщенiя и государственной власти — не слишкомъ ли самоувѣренно полагаются на распространенiе въ массѣ народной началъ школьнаго просвѣщенiя и на такое же дѣйствiе этихъ началъ въ массѣ народа, какимъ пробавляются, въ своемъ духовномъ быту, высшiе и такъ называемые образованные классы общества? Что можетъ церковь, входя съ своимъ непосредственнымъ духовнымъ дѣйствiемъ во всѣ слои общественнаго состава, въ каждомъ домѣ и у каждаго очага, того не можетъ — государство. За эту задачу государство можетъ приняться не иначе какъ въ видѣ насилiя, и притомъ такого громаднаго насилiя, которое самому ему будетъ не по силамъ. Государству по силамъ внѣшнiй законъ, внѣшнее правило, съ которыми оно обращается, въ извѣстныхъ только предметахъ, къ разсужденiю подданыхъ, тамъ гдѣ есть мѣсто разсужденiю и гдѣ на него положиться можно. Но однимъ внѣшнимъ закономъ нельзя обуздать дѣйствiе инстинктовъ природныхъ, которыми преимущественно управляется масса. На этомъ полѣ государство не можетъ состязаться съ церковью. А когда это поле закроется по винѣ государственнаго закона для церкви, что станется съ самимъ государствомъ? Цивилизацiя наша сдѣлала громадные успѣхи, которые, повидимому, кружатъ намъ голову. Теорiя силъ и отношенiй достигла, особенно въ Германiи, до удивительнаго совершенства конструкцiи, до такой степени, что уже вообразила сама себя жизнью и дѣйствительностью, не полагая никакого различiя между собой и жизнью. Новѣйшая культура довела почти до крайняго пункта вѣру во всесильное свое дѣйствiе и гордое поклоненiе своей силѣ. Но за всѣмъ тѣмъ природа человѣческая не измѣнилась, и человѣкъ новаго мiра составленъ изъ тѣхъ же стихiй, стоитъ, какъ и прежде, на самомъ рубежѣ хаоса, и не выходитъ изъ кризиса, въ которомъ находилось человѣчество постоянно, съ первой минуты бытiя своего. — Одна черта, одно мгновенiе, — и можетъ открыться передъ нами и около насъ тотъ хаосъ, отъ котораго отдѣляетъ насъ тонкая, щегольская и обольстительная перегородка цивилизацiи.

Z. Z.

_______

ТѢНИ ЗНАМЕНИТЫХЪ ЛЮДЕЙ ВЪ КОРФУ.

Вамъ конечно не разъ случалось видѣть барынь, которыя всю свою жизнь посвящаютъ одной главной цѣли: неустаннымъ старанiямъ наполнять свой салонъ (обыкновенно каждую недѣлю разъ, а иногда и чаще) знаменитостями разнаго рода и всѣхъ возможныхъ сортовъ. Эти барыни, если онѣ не хотятъ испытывать терзанiя самой мучительной зависти, не должны изучать исторiю Корфу. Впрочемъ, въ утѣшенiе имъ будь сказано, надобно сознаться что не только какой нибудь салонъ, хотя бы самый интересный, но и врядъ ли въ цѣломъ мiрѣ найдется еще одинъ край, который могъ бы насчитать между своими посѣтителями столько знаменитостей, какъ Корфу; къ тому же, для совершенно вѣрнаго сравненiя слѣдовало бы свое существованiе также считать тысячелѣтiями, — а подобныя львицы и въ десяткахъ лѣтъ не слишкомъ охотно признаются...

Мнѣ кажется, что для всѣхъ, при первомъ знакомствѣ съ Корфу, рядъ тѣней, непримѣнно возникающихъ тутъ въ воображеньи, долженъ начаться Наузикой, прелестной обитательницей здѣшнихъ береговъ. Не подлежитъ сомнѣнiю что ея влiянiе и примѣръ до сихъ поръ еще здѣсь всесильны, потому что въ цѣломъ Корфу, не говоря ужь о закоулкахъ и переулкахъ, гдѣ нельзя гулять иначе какъ гуськомъ, но и на главныхъ улицахъ красуются между небомъ и землей, на протянутыхъ шнуркахъ, всѣ принадлежности женскаго и мужскаго бѣлья; у береговъ на травѣ и камняхъ тоже разложено всякое бѣлье, даже и такое, какимъ было бѣлье «бѣлорукой” Наузики и ея братьевъ, когда дочь царя Ѳеаковъ принялась за его стирку. Нынѣшнiе корфiотки, впрочемъ, напоминаютъ Наузику только безцеремоннымъ развѣшиванiемъ бѣлья, но не наружностью своею — онѣ замѣчательно некрасивы, (т. е. городскiя жительницы; между крестьянками много красавицъ), и развѣ только кто нибудь умѣющiй также превосходно лгать какъ «изобрѣтательный” Одиссей, рѣшился бы обратиться къ одной изъ нихъ съ такимъ восторженнымъ комплиментомъ, какъ онъ къ принцессѣ Наузикѣ.

Отъ «богоподобнаго” Улиса мысль естественнымъ образомъ прямо переходитъ къ другому столь же ловкому господину — Язону, который здѣсь праздновалъ свою свадьбу съ Медеей. — Извѣстно что ни одна свадьба въ мiрѣ не совершается безъ разныхъ сплетенъ и злыхъ толковъ. Въ одной хроникѣ XV вѣка сказано, по случаю пребыванiя Язона въ Корфу, что онъ тогда уже имѣлъ намѣренiе обмануть Медею, а о женитьбѣ на ней и не помышлялъ, — но посланники царя Колхиды догнали его, и отъ имени своего повелителя просили царя Ѳеакiя судить «гнуснаго” похитителя Медеи. Снарядили судъ. Царь рѣшилъ, что Язонъ обязанъ немедленно отослать въ Колхиду, если не золотое руно, то хотя Медею. Тогда Язонъ поспѣшилъ объявить что она уже недостойна быть принятой отцемъ; но эта не слишкомъ рыцарская уловка еще болѣе запутала дѣла античнаго Ловеласа — и царь Ѳеакiй оставилъ ему только одинъ исходъ: непремѣнно, безъ всякихъ отлагательствъ женится на Медеѣ. Такъ и совершился этотъ бракъ по принужденiю. — Послѣ этого стоитъ ли быть красавицей, да еще волшебницей!.. Не знаю, впрочемъ, вѣрны ли всѣ подробности этого разсказа — пожалуй тутъ вкралась какая–либо злобная свадебная сплетня... Въ этой хроникѣ вообще какъ–то особенно непочтительно говорится о Язонѣ и его сподвижникахъ, напримѣръ: «не слѣдуетъ вѣрить что золотое руно была дѣйствительно шкура барана, какъ многiе думаютъ; подъ этимъ названiемъ подразумѣваются богатыя сокровища царя Колхиды, которыя были безсовѣстно украдены Язономъ и другими Аргонавтами — этими ворами и мошенниками”.

Еще одна замѣчательная свадьба праздновалась въ Корфу, и послѣдствiя ея были столь же несчастны, хотя она совершилась при совершенно другихъ условiяхъ, и хотя между героинями не было ничего общаго. Когда римскiй сенатъ уговорилъ кесаря Августа выдать сестру за Антонiя — «для болѣе вѣрнаго упроченiя мира”, и сообщили это рѣшенiе Антонiю, находившемуся тогда въ Корфу, онъ написалъ въ Римъ «что по многимъ причинамъ, главнымъ образомъ въ видахъ безопасности, не можетъ въ настоящее время оставить Корциры, и желалъ бы чтобы его невѣста для совершенiя брака прiѣхала туда къ нему”. Прибыла Октавiя — юная, прелестная, чистая сердцемъ и мыслью. Вмѣстѣ съ женихомъ все населенiе острова встрѣтило ее у берега. Радостные крики привѣтствовали ее, сопровождали ея первые шаги. Бракосочетанiе произошло съ блескомъ и торжествомъ приличными сану сестры кесаря. Празднество слѣдовало за празднествомъ. Явилась и медаль (съ одной стороны изображенiе Антонiя и Октавiи съ ихъ именами, съ другой гербъ Корциры, оставшiйся до сихъ поръ: корабль съ поднятыми парусами и опущенными веслами) въ честь и память этого событiя. Эти овацiи не имѣли характера одной только формальности; Октавiя своею личностью съумѣла очаровать островитянъ. Каждое ея появленiе встрѣчалось ими радостно, каждая ея улыбка... тогда она еще улыбалась — счастливая, полная любви и довѣрiя; но скоро злая судьба сокрушила ея молодую жизнь. Съ оставленiемъ волшебной Корциры, и счастье оставило ее: Антонiй повезъ супругу въ Аѳины, а самъ оттуда отправился въ Египетъ, къ Клеопатрѣ, гдѣ, какъ говорится въ одномъ древнемъ сказанiи о похожденiяхъ Антонiя, «промѣнялъ чистую, кроткую голубку на коварную волчицу...”

Немного времени прошло и самъ кесарь Октавiанъ прибылъ въ Корфу, — но какъ врагъ, какъ грозный завоеватель. Когда возникла война между нимъ и Антонiемъ, жители Корциры примкнули къ партiи Антонiя; можетъ быть онъ этимъ былъ обязанъ тайнымъ старанiямъ всепрощающей Октавiи, или по крайней мѣрѣ симпатiямъ островитянъ къ ней. Кесарь неожиданно явился въ самомъ Корфу, и послѣ упорной борьбы, взялъ городъ, съ звѣрской жестокостью наказуя жителей за ихъ долгое сопротивленiе. Онъ отнялъ у нихъ всѣ ихъ давнишнiя привилегiи, уничтожилъ свободныя учрежденiя, замѣнилъ ихъ самыми строгими законами, поручивъ управленiе Корцирой президенту, снабженному сильнымъ войскомъ и почти безграничной властью. А передъ своимъ отъѣздомъ кесарь Октавiанъ велѣлъ умертвить всѣхъ дѣтей живущихъ на островѣ...

Мысль спѣшитъ отдохнуть отъ этой картины ужаса... Воображенiю представляется св. Елена, когда она на своемъ пути въ Палестину остановилась въ Корфу. Существуетъ преданiе что и императоръ Константинъ, отправляясь въ Константинополь, заѣзжалъ въ Корфу, и что именно тогда въ честь его корцирiйцы выбили извѣстную медаль: съ одной стороны изображенiе Константина, (судя по рѣзкимъ, характеристическимъ чертамъ очень вѣрное), съ другой Богородица, во весь ростъ, съ пальмовой вѣткой въ рукѣ. — Пребыванiе Св. Елены здѣсь не подлежитъ сомнѣнiю. Ее приняли съ великими почестями. Ея простая рѣчь, исполненная глубокой вѣры и христiанской любви, скорѣе покорила корцирiйцевъ, нежели грозное оружiе жестокаго кесаря Октавiана. Они предложили ей для ея путешествiя въ Палестину двадцать кораблей, превосходно снаряженныхъ, и благодаря ихъ помощи она могла счастливо совершить свой путь.

При мысли объ этомъ путешествiи, о Животворящемъ Крестѣ найденномъ святою, «одно прикосновенiе котораго исцѣляетъ всѣ скорби людскiя” — невольно просится въ воспоминанiе картина великой, глубокой, неутѣшной печали... Агрипина, послѣ смерти Германика, собравъ прахъ его, прямо изъ Антiохiи направила путь свой въ Корфу. Тутъ знали, любили Германика...

Посланный Тиберiемъ на востокъ, Германикъ былъ загнанъ страшной бурей къ берегамъ Корциры. Онъ долженъ былъ здѣсь остановиться и продлить свое пребыванiе, чтобы исправить поврежденные корабли. Вскорѣ онъ въ Корцирѣ, какъ и вездѣ, прiобрѣлъ всеобщую любовь, потому что и самъ относился къ корцирiйцамъ съ сердечной добротой, съ искреннимъ участiемъ. — По цѣлымъ днямъ онъ рылся въ ихъ древнихъ хроникахъ и перечитывалъ разсказы о ихъ прежнемъ величiи. Онъ намѣревался молить Тиберiя чтобъ онъ сжалился надъ ихъ тяжелой жизнью и возвратилъ имъ свободныя учрежденiя, такъ жестоко у нихъ отнятыя. — Корцирiйцы всячески чествовали Германика. Выбили медаль съ его изображенiемъ, воздвигнули ему статую «изъ чистѣйшаго бѣлаго мрамора”. Въ концѣ XVII вѣка еще бѣломраморная доска, прибитая къ пьедесталу памятника, съ надписью: «Городъ Корцира Кесарю Германику, сыну и племяннику высокаго Кесаря Тиберiя. Препоручаетъ его богамъ”, находилась въ Корфу; потомъ исчезла — вѣроятно по милости англичанъ, которые съ свойственнымъ имъ пристрастiемъ къ замѣчательностямъ и привычкою увозить ихъ, иногда и по секрету, увезли почти всѣ древности изъ Корфу.

Когда Агрипина вышла на берегъ Корциры, держа въ рукахъ урну съ останками Германика, ее встрѣтили плачъ и громкiя рыданiя народа. Она остановилась безмолвно, закутанная въ длинныя траурныя одежды, величественная, прекрасная въ своей неизмѣримой скорби. Слезы безустанно текли по ея лицу, и плакали тутъ же вмѣстѣ съ нею и женщины, и дѣти, и старцы, и строгiе воины... Многiе изъ корцирiйцевъ сражались въ войскахъ Рима подъ предводительствомъ обожаемаго ими Германика... Началось траурное шествiе. Народъ съ плачемъ и воплемъ кидался къ ногамъ Агрипины. Главные представители городскихъ властей взяли у нея урну, поставили на великолѣпныя носилки и, при звукахъ трубной музыки и пѣньи торжественнаго гимна, понесли въ храмъ, гдѣ жрецы уже приносили жертвы богамъ преисподней и сожигали драгоцѣнный ѳимiамъ. — Агрипина плакала и благодарила; это горячее участiе облегчило ея скорбную душу. «Болѣе великолѣпныхъ похоронъ для своего мертваго я и отъ Рима не могу ожидать!” сказала она имъ.

Тѣни не признаютъ никакихъ хронологическихъ правилъ, иногда даже пренебрегаютъ всякими законами логики — въ этомъ я могла сегодня убѣдиться по опыту: послѣ Агрипины, вдругъ, ни съ того, ни съ другаго, явились мнѣ Ѳемистокль и Гензерихъ... Понятно еще на классической землѣ появленiе Ѳемистокла, тѣмъ болѣе что именно въ эту минуту при мнѣ кто–то толковалъ о самыхъ необыкновенныхъ, почти небывалыхъ происшествiяхъ и фактахъ на землѣ, — тутъ я вспомнила что во время своего изгнанiя Ѳемистоклъ нашелъ въ Корцирѣ прiютъ, ласку, любовь, всѣ возможныя почести — потому что ея жители не могли забыть что Ѳемистоклъ, когда онъ находился на высотѣ своей власти, разъ какъ то рѣшилъ споръ между ними и коринѳянинами, заставивъ послѣднихъ заплатить имъ 20 талантовъ, и захотѣли во время его паденiя доказать ему свою благодарность... Но съ какой стати показался Гензерихъ — еще въ обществѣ Ѳемистокла!? Болѣе чѣмъ гдѣ либо его присутствiе здѣсь неумѣстно на этомъ чудномъ, волшебномъ островѣ. Красота Корфу не остановила его: безжалостно истреблялъ онъ огнемъ и мечемъ города, деревни, поля и лѣса Корциры, и въ продолженiе многихъ годовъ страшный голодъ, разныя болѣзни, ужасная нищета напоминали нашествiя варвара...

Посѣщенiе еще одного великаго завоевателя разсказывается въ хроникахъ Корфу — Александра Македонскаго; — но онъ былъ привлеченъ сюда не желанiемъ завоеванiй, а чарующей красотой Корциры. — Аристотель, послѣ исторiи (признаться нѣсколько странной для такого философа) съ красавицей Эрмiей, которую, не знаю ужь на основанiи какой именно философской системы, онъ хотѣлъ непримѣнно «обоготворить”, преслѣдуемый аѳинянами за подобное святотатство, долженъ былъ бѣжать и нашелъ убѣжище въ Корцирѣ. Тутъ онъ тотчасъ измѣнилъ очаровавшей его Эрмiи и вторично «влюбился” — но не въ женщину, а въ Корциру... Правда, по одному сказанiю, Корфу есть ни что иное какъ Нимфа Корциры. — Аристотель послалъ Александру, находившемуся тогда въ Эпирѣ, самое восторженное описанiе красотъ Корфу, звалъ его непремѣнно туда, — и Александръ поспѣшно прибылъ на зовъ своего учителя.

Можно кой о чемъ поспорить съ Аристотелемъ, особенно вспомнивъ множество скучныхъ трагедiй, появившихся собственно благодаря ему, — но его мнѣнiе о красотѣ Корфу останется вѣчной истиной. Этимъ дивнымъ краемъ развѣ тогда только перестанутъ любоваться и люди и солнце, когда недавнее предсказанiе какого–то нѣмецкаго ученаго исполнится и вся наша солнечная система погибнетъ. Но пока еще солнце не перестаетъ лелѣять и ласкать Корфу; особенно это замѣтно когда оно восходитъ и заходитъ, — съ неимовѣрной силой оно окрашиваетъ тогда весь городъ, море, окрестность и эту причудливую цѣпь горъ во всѣ цвѣта радуги, ежеминутно мѣняя ихъ, точно желая измѣрить все свое могущество...

Еще цѣлый рядъ тѣней, напоминающiй видѣнiя Макбета, представился мнѣ; но только что я стала пристально всматриваться въ нихъ, какъ вдругъ подъ моими окнами раздался страшный шумъ: оглушительные клики, духовая музыка, барабанный бой, пушечная пальба. Всѣ тѣни, конечно, испугались и разомъ исчезли — еще бы! Признаюсь и я оказалась немногимъ храбрѣе, и тогда только успокоилась, когда мнѣ сообщили что весь этотъ оглушительный, неимовѣрный шумъ означаетъ ни что иное какъ овацiю — по случаю избранiя Димархоса (мера).

Уже за всю эту недѣлю въ городѣ замѣчалось необыкновенное волненiе. Апатичные корфiоты вдругъ засуетились, забѣгали. На улицахъ толпились люди, то перешептываясь, то разговаривая и споря громогласно, то молча дѣлая до нельзя оживленные жесты, служащiе здѣсь часто для длинныхъ разговоровъ вмѣсто всякихъ словъ. — Выборы эти имѣютъ не только значенiе для городского управленiя, но и важны въ политическомъ отношенiи, такъ какъ Димархосъ здѣсь имѣетъ большое влiянiе на избранiе депутатовъ. — Вся эта политическая суматоха происходила здѣсь со всѣми извѣстными атрибутами — какъ при всякихъ выборахъ и во всѣхъ странахъ: — интриги, клевета, преувеличенныя похвалы, незаслуженная брань, блистательныя обѣщанiя и сильнѣйшiй аргументъ — деньги. Всѣхъ другихъ кандидатовъ побѣдилъ наконецъ прежнiй Димархосъ — Пиццаро, «потому что другiе еще хуже его”, наивно поясняютъ корфiоты, что впрочемъ не помѣшало имъ сдѣлать эту бѣшено–восторженную овацiю. — Думали уже что нанѣшнiе выборы прошли и окончились безъ всякихъ драматическихъ происшествiй (что считается здѣсь большой рѣдкостью), но въ послѣднюю и самую торжественную минуту (именно когда началась пушечная пальба) на главной здѣшней площади между маленькимъ банкиромъ К... и высокимъ домовладѣльцемъ П... возникъ политическiй споръ — и господинъ П... à bout de raisonnements, вдругъ, неожиданно для избирателей и всего города, нагнулся и далъ банкиру К... двѣ пощечины. Вѣсть объ этомъ политическомъ происшествiи съ быстротою электричества пронеслась по цѣлому городу и дошла до жены г. П... Она почти лишилась чувствъ, предвидя неминуемую дуэль; но вскорѣ пришла въ себя, узнавъ что банкиръ К... преспокойно и въ самомъ дружественномъ настроенiи отправился домой.

И. Л–съ.

_______

ВАЖНЫЙ ПРОБѢЛЪ ВЪ ПРОГРАММѢ ПО ЗАКОНУ БОЖIЮ.

(Къ свѣденiю и на судъ о.о. законоучителей — какъ среднихъ, такъ и низшихъ учебныхъ заведенiй).

Не говоримъ о программахъ и руководствахъ по закону Божiю, составленныхъ и предназначенныхъ для народныхъ школъ, но даже и въ «Учебныхъ Планахъ предметовъ, преподаваемыхъ въ мужскихъ гимназiяхъ министерства народнаго просвѣщенiя”, видимъ мы Изреченiя Господа нашего Iисуса Христа о блаженствѣ, или — что тоже — «заповѣди блаженствъ” исключенными изъ программы по закону Божiю. Мало того. Въ «Объяснительной запискѣ къ программѣ по закону Божiю”, помѣщенной въ означенныхъ «Планахъ” (стр. 17, изд. 1873 г.) есть даже такое замѣчанiе: «Прежнiя программы по закону Божiю страдали излишнею обширностiю, заключая въ себѣ требованiя знанiй, не относящихся прямо къ положенiю христiанина изъ мiрянъ... Подобная постановка преподаванiя закона Божiя въ гимназiяхъ отвлекала вниманiе воспитанниковъ отъ существенныхъ сторонъ этого важнаго предмета... По симъ соображенiямъ... изъ катехизиса исключены заповѣди блаженствъ, пониманiе которыхъ затруднительно для воспитанниковъ отроческаго возроста и сущность которыхъ, имѣя прямое отношенiе къ высшему нравственному совершенству, можетъ быть кратко преподана при объясненiи заповѣдей”...

Вѣренъ–ли такой взглядъ заправителей дѣла по составленiю программъ по предмету закона Божiя — на изреченiя Господни о блаженствѣ? — вотъ вопросъ который мы находимъ за нужное повергнуть на обсужденiе всѣхъ о.о. законоучителей — не только среднихъ, а даже и низшихъ учебныхъ нашихъ заведенiй, а пожалуй и всего духовенства русскаго.

Мы съ своей стороны, при всей скромности нашего положенiя (законоучителя приходской школы), находимъ что проведенный въ «Объяснительной Запискѣ” взглядъ на «заповѣди блаженствъ” никоимъ образомъ не можетъ, да и не долженъ быть принятъ о.о. законоучителями безапелляционно. Тѣмъ болѣе, что составители «Записки” сами же признаютъ что «преподаванiе закона Божiя не должно быть только учебнымъ предметомъ, а развитiемъ основъ христiанской жизни и дѣятельности въ воспитанникахъ”. — Просимъ вникнуть: «Преподаванiе закона Божiя должно быть развитiемъ основъ христiанской жизни и дѣятельности воспитанниковъ”; а между тѣмъ фундаментъ, на которомъ только и можетъ обосновываться это «развитiе”, признается «Запиской” за ненужный и лишнiй балластъ въ курсѣ закона Божiя, — и это для воспитанниковъ гимназiй! — Какъ будто «заповѣди блаженствъ” не суть сокращенiя всего новозавѣтнаго нравоученiя!...

Утверждаютъ: «изученiе «заповѣдей блаженствъ”, — относится къ числу знанiй, не относящихся прямо къ положенiю христiанина изъ мiрянъ, — какъ и вообще у насъ принято относить изреченiя Христовы о блаженствѣ — не къ числу заповѣдей, для всѣхъ обязательныхъ, а къ числу лишь «совѣтовъ” евангельскихъ... Но такой взглядъ на значенiе изреченiй Господнихъ о блаженствѣ въ области христiанскаго нравоученiя, или, что тоже, нравственнаго богословiя, — положительно невѣренъ. — На чемъ мы основываемъ наше собственное мнѣнiе?! На буквальномъ и точномъ пониманiи «Нагорной Бесѣды” нашего Спасителя. См. Евангелiе отъ Матѳея гл. V, 1–12 ст., 17–й ст., 21–й и д. — Видите что говоритъ Христосъ сейчасъ же по изреченiи 9 блаженствъ: «Не думайте, что Я пришелъ нарушить законъ. Не нарушить пришелъ Я, но исполнить”. — Какъ исполнить? — Не по фарисейски (ст. 20). А какъ же? — Такъ: «Вы слышали, что сказано древнимъ: не убiй. А Я говорю вамъ, что всякiй, гнѣвающiйся на брата своего напрасно, подлежитъ суду” и т. д. Т. е. Iисусъ Христосъ пришелъ «не уничтожить прежнiй законъ, но возвысить и восполнить”. (Злат. Бес. XVI на Мѳ.). Отсюда: на какомъ основанiи хотимъ мы уклониться отъ исполненiя этого восполненнаго закона?!... Но послушаемъ лучше, что говоритъ на этотъ счетъ св. Златоустъ. (Бес. ХV въ началѣ): «Не думай, что Онъ (I. Х.) говорилъ только къ ученикамъ Своимъ”. Нѣтъ, «чрезъ учениковъ Онъ говорилъ и ко всѣмъ.” «Но поелику толпа была необразованна, состояла изъ людей еще пресмыкавшихся долу, то Онъ, собравъ предъ Собою учениковъ, простираетъ къ нимъ рѣчь Свою, и въ бесѣдѣ къ нимъ такъ говоритъ, что ученiе мудрости дѣлается занимательнымъ и для всѣхъ прочихъ”. «Говорено было къ ученикамъ, а написано для всѣхъ, которые будутъ послѣ нихъ. Потому–то Христосъ, говоря проповѣдь, обращаетъ вниманiе на учениковъ, но «не къ нимъ” относитъ слова Свои, говоритъ о всѣхъ блаженствахъ неопредѣленно. Не сказалъ: блаженны вы, когда нищи, но — «блажени нищiи...”

Такъ смотритъ на значенiе евангельскихъ заповѣдей Вселенскiй Златоустъ. — А мы съ своей стороны скажемъ: не оттого ли у насъ и нравственность–то народная на такомъ низкомъ уровнѣ стоитъ доселѣ, что мы, «пастыри и учители” народные, обусловливаемъ ее исполненiемъ одного лишь десятословiя Моисеева и какъ въ школахъ, такъ и на исповѣди даже, кругъ нравственныхъ обязанностей ограничиваемъ десятословiемъ же однимъ, и изъ него (этого круга) не выходимъ, — непростительно забывая что мы христiане вѣдь, а не iудеи, — что для насъ поэтому, не какъ для iудеевъ, этого еще не достаточно, что мы не воры, не прелюбодѣи, не клятвопреступники и т. д., что мы, — какъ христiане, не только должны избѣгать грѣховъ, запрещенныхъ съ Синая, а благоукрашать себя всенепремѣнно соотвѣтственными христiанскому званiю добродѣтелями. Нынѣ «время заповѣдей высшихъ”, говоритъ Св. Златоустъ. (Бес. ХVI, ст. 316). Покрайней мѣрѣ, мы готовы утверждать что пока взглядъ, выше приведеный, на изреченiя Господни о блаженствѣ не будетъ нами, пастырями, исправленъ и мы не приступимъ къ устроенiю жизни своихъ пасомыхъ на началахъ — не ветхозавѣтнаго, а именно новозавѣтнаго законодательства, до тѣхъ поръ возвышенiя нравственнаго уровня въ массахъ немыслимыхъ, сколько бы мы не проповѣдывали на «надоѣвшiя” уже обществу темы объ отвлеченныхъ истинахъ... Въ изреченiяхъ Господнихъ о блаженствѣ — жизнь полная и всесторонняя. Тутъ не частные случаи: не убей, не укради, а цѣлый складъ жизни имѣется ввиду и опредѣляется, и притомъ шагъ за шагомъ возводится отъ одного совершенства къ другому, до безконечности, до точки всецѣлаго общенiя съ Христомъ — какъ въ дѣянiяхъ, такъ и душевныхъ расположенiяхъ, до того состоянiя, когда человѣку «еже жити Христосъ, и умрете прiобрѣтенiе. А между тѣмъ начало–то самое обычное: «сознай свое нравственное убожество, пожалѣй о томъ что такъ нищъ ты, а слѣдов. и смирись предъ людьми” (3 зап.) — Сталъ на путь, стремиться надо далѣе: «возжадай праведности”. Насытился ею, «спѣши и съ другими подѣлиться” (5 зап.), а затѣмъ — достигъ мощи избѣгать худыхъ дѣлъ, потщись «хранить и самое сердце въ чистотѣ”; умиривъ же такимъ образомъ свой внутреннiй мiръ — «попекись о умиротворенiи и окружающей тебя среды”, и это вмѣни себѣ въ обязанность, хоть бы «за правду и потерпѣть тебѣ пришлось”. А достигнешь въ мѣру рѣшимости «положить за Господа и самый животъ”: «тогда... радуйся и веселися... мзда твоя велика на небесѣхъ... Говорятъ: «пониманiе заповѣдей блаженствъ затруднительны для воспитанниковъ отроческаго возраста”?! Признаться, на такое возраженiе и отвѣчать совѣстно, — особенно если взять во вниманiе, что затруднительность въ пониманiи относятъ въ данномъ случаѣ (не диво, если бы къ воспитанникамъ народныхъ школъ), къ воспитанникамъ «гимназiй”! Составитель «Записки по предмету Закона Божiя” вѣроятно лицо духовное и близкое свѣтскимъ учебнымъ заведенiямъ. Не высокаго же оно мнѣнiя о развитости гг. гимназистовъ! А мы вотъ хоть имѣемъ дѣло и съ 7–10 лѣтними дѣтьми, однако держимся того мнѣнiя, что изученiе евангельскихъ блаженствъ доступно пониманiю и такихъ малолѣтковъ, — разумѣется, въ извѣстной степени, и мы поэтому настаиваемъ на необходимости обязательнаго ознакомленiя даже и воспитанниковъ народныхъ школъ съ «заповѣдями блаженствъ”. Мы находимъ что тогда даже «упростилось бы” преподаванiе и изученiе закона Божiя. Какимъ образомъ? — очень простымъ, если угодно. — Именно, тогда не было бы никакой надобности растягивать безъ нужды кругъ требованiй той или другой заповѣди ветхозавѣтной, что такъ обычно и такъ затрудняетъ нынѣ малыхъ дѣтей. Просмотрите всѣ до одного руководства по закону Божiю, а пожалуй и Катехизич. Поученiя: вы вездѣ встрѣтите въ изложенiи той или другой заповѣди и такiя требованiя, какихъ онѣ, въ прямомъ смыслѣ, совсѣмъ не заключаютъ въ себѣ. Для дѣтей, это трудъ громадный, запомнить: «что еще? еще что? — запрещаетъ эта заповѣдь?” А отъ чего такая сложнось тутъ? — Не отъ чего инаго, какъ отъ того что мы держимся привычки приурочивать все нравственное наше богословiе къ 10 лишь заповѣдямъ. Тогда какъ будь введено изученiе евангельскихъ блаженствъ во всѣхъ школахъ, тогда прибѣгать къ «натяжкамъ” при объясненiи 10 заповѣдей не будетъ ни малѣйшей надобности. То что мы нанизываемъ теперь на нити — изъясненiя той или другой заповѣди, будетъ сообщено тогда въ своемъ мѣстѣ, и тамъ оно будетъ ясно, понятно и естественно, тогда какъ постановленное не на своемъ мѣстѣ, сбиваетъ только съ толку дѣтей. Возьмемъ нѣсколько примѣровъ: «Не убей, не укради, не лжесвидѣтельствуй”; прямой смыслъ этихъ заповѣдей кому не понятенъ? — А между тѣмъ, при изъясненiи ихъ на экзаменахъ, ученики получаютъ очень часто двойки. — Отъ чего это? — Очень просто: отъ того что съ нихъ спрашиваютъ много лишняго при этомъ. Тогда какъ это лишнее «восполненiе” десятословiя отнесите на свое мѣсто, и дѣло упростится, при томъ съ выгодой для него (т. е. дѣла). Такъ: не убiй, и будетъ значить не убивай, но далѣе вы объясните: «а для насъ христiанъ этого еще мало, чтобы мы никого не смѣли лишать жизни, этого еще недостаточно, если мы не будемъ убiйцами, ворами и т. д.; нашъ христiанскiй законъ гласитъ: блаженны мы тогда лишь, когда не только взять чужое, а свое то готовы отдать другимъ; когда мы, не то что убить человѣка, а не способны равнодушно видѣть и другихъ во враждѣ между собою; не только оклеветать кого, а за правду готовы пострадать и т. д. Не правда ли, какъ это просто и естественно?...

Да, нравственность современнаго намъ человѣчества, — въ этомъ, кажется, всѣ согласны, — крайне нуждается въ обновленiи. — Къ поднятiю нравственнаго уровня принимаются и предлагаются съ разныхъ сторонъ разныя средства. Обсуждать несостоятельность тѣхъ или иныхъ средствъ изъ числа рекомендуемыхъ не входитъ въ задачу нашей статьи. — Мы на судъ общества, а особенно своихъ собратiй — по сану и профессiи, предлагаемъ лишь наше искреннее убѣжденiе въ томъ что къ поднятiю нравственнаго уровня въ народѣ нѣтъ и быть не можетъ инаго пути и средства, какъ единодушная и настойчивая проповѣдь въ школѣ и церкви блаженствъ евангельскихъ. Иначе, — чтó бы ни толковалъ кто, — аще не избудетъ правда наша паче книжникъ и фарисей, и мы, пастыри, по прежнему будемъ держаться въ опредѣленiи нравственнаго кодекса 10–ти лишь заповѣдей закона Моисеева: — всѣ наши усилiя къ обновленiю нравственнаго общественнаго строя будутъ напрасны. — Не безъ особаго удовольствiя приведемъ на этотъ счетъ сужденiе лица, надо полагать, свѣтскаго (Н. Страхова — «Граждан.” 1873 г. № 18): «Изъ исторiи мы видимъ, какiя идеи потрясали и обновляли человѣчество. Христiанство было проповѣдью блаженствъ, которыя не отъ мiра сего, —  проповѣдiю новой нравственности”. — Вѣрно! — Замѣчательно: церковь наша относится къ изреченiямъ Господнимъ о блаженствѣ съ должнымъ же вниманiемъ: постановила пѣть ихъ ежедневно за литургiей... А мы... пастыри... увы! — и не хватимся что днiе лукавые изъ–подъ рукъ похитили у насъ орудiе къ воздѣйствiю на народъ православный!

Мы кончили свое слово. Надѣемся, о.о. законоучители не отвергнутся отъ нашего заявленiя, потому только что предлагаетъ законоучитель «народной приходской школы”. Тѣмъ, кто почему либо будетъ противъ нашего мнѣнiя, предлагаемъ, прежде чѣмъ приступить къ опроверженiю оного, прочесть Трактатъ объ изреченiяхъ Господнихъ о блаженствѣ — свящ. М. Воздвиженскаго въ Православн. Обозор. за 1872 годъ, — трактатъ въ высшей степени замѣчательный, но къ прискорбiю оставшiйся, кажется, не замѣченнымъ нашей журналистикой...

Въ заключенiе не можемъ не высказать желанiя: какъ было бы хорошо, если бы кто изъ опытныхъ законоучителей принялъ на себя трудъ изданiя особаго журнала — для обмѣна мыслей и обсужденiя опытовъ преподаванiя закона Божiя — законоучителями разныхъ учебныхъ заведенiй. Время идетъ къ тому что почти каждому священнику приходится быть школьнымъ законоучителемъ. Руководитель поэтому необходимъ...

Св. А. Б.

_______

СОБЫТIЯ ВЪ АНГЛIИ.

Слѣдя за политическими событiями послѣдняго времени, можно было думать что изъ всѣхъ значительныхъ европейскихъ государствъ только одна Англiя наслаждалась внутреннимъ спокойствiемъ. Тогда какъ въ другихъ государствахъ, вслѣдствiе вѣчной борьбы партiй, безпрестанно мѣнялись такъ называемые правительственные кабинеты, парламенты и даже происходили территорiальныя приращенiя и потери — въ Англiи съ 1868 года держался кабинетъ перваго министра Гладстона и одинъ и тотъ же парламентъ — палата общинъ. Правда что и въ Англiи не прекращалась борьба партiй: въ этой родинѣ парламентаризма борьба партiй имѣетъ такое большое значенiе для страны, что все управленiе страной зависитъ отъ того или другаго исхода борьбы партiй въ данный моментъ. Какая партiя одержала въ извѣстное время перевѣсъ — за такою партiею слѣдуетъ и королевская власть, назначенная въ духѣ ея перваго министра, обязаннаго подбирать подходящихъ себѣ министровъ. Но такая борьба партiй тамъ существенно разнится отъ того чтó происходитъ въ другихъ странахъ. Англiя въ настоящее время избавлена отъ тѣхъ немалыхъ хлопотъ, которыя выпали на долю государствъ имѣющихъ заразъ по нѣскольку претендентовъ на одинъ и тотъ же вакантный, а иногда и занятый престолъ. Поэтому въ ней вся парламентская борьба вертится не около лицъ, какъ это происходитъ во Францiи, Испанiи и др., а сосредоточивается на тѣхъ или другихъ принципахъ. Были тяжелые времена и въ Англiи, когда разные претенденты на престолъ съ оружiемъ въ рукахъ, «во имя блага народа и любви къ народу”, оспаривали другъ у друга престолъ, наводняя страну полчищами наемныхъ чужеземцевъ и раззоряя ее въ конецъ. Но Англiя какъ–то счастливо опередила другiя страны: такiя времена народныхъ бѣдствiй давно миновали для Англiи... Въ настоящее время всѣ партiи въ Англiи, говоря вообще, раздѣляются на двѣ группы: на консерваторовъ и либераловъ или, какъ ихъ еще именуютъ по старинному, на торiевъ и виговъ. Первые придерживаются историческихъ преданiй, которыми такъ богата Англiя, и отстаиваютъ начала, выработанныя давно минувшею англiйскою соцiальною жизнiю. Вторые полагаютъ въ основанiи своей политики массу потребностей новаго времени и стоятъ за необходимость постоянныхъ реформъ во всемъ строѣ англiйской соцiальной жизни. Сюда же относится и неимѣющая въ Англiи особеннаго значенiя партiя республиканцевъ разныхъ оттѣнковъ. Почти сорокъ лѣтъ тому назадъ, въ Англiи началось по преимуществу преобладанiе умѣренно–либеральной партiи (виговъ). Къ такой партiи принадлежитъ глава нынѣшняго кабинета Гладстонъ и принадлежалъ послѣднiй парламентъ, низложившiй въ 1868 году консервативный кабинетъ съ главою его Дизраэли, послѣ чего управленiе страною ввѣрено было Гладстону, при которомъ Англiя и пользовалась выше упомянутымъ внутреннимъ спокойствiемъ. Но недавно случилось одно событiе, заставившее обратить на Англiю всемiрное вниманiе...

15 (27–го) января телеграфъ разнесъ извѣстiе что прокламацiею англiйской королевы парламентъ объявленъ распущеннымъ и предписано немедленно приступить къ избранiю новой палаты общинъ, открытiе которой назначено на 21 февраля (5–го марта). Извѣстiе это поразило своей неожиданностiю всѣхъ, кто такъ или иначе, съ нѣкоторымъ вниманiемъ относился къ политическимъ событiямъ. На основанiи парламентскихъ обычаевъ англiйскiй парламентъ почти всегда распускался или въ осеннее время, вслѣдъ за окончанiемъ его сессiи, въ продолженiе которой обнаружилось что правительство не пользуется особымъ парламентскимъ довѣрiемъ, или же во время самой сессiи, въ случаѣ какого нибудь министерскаго кризиса. Въ виду этого, послѣ такого неожиданнаго распущенiя парламента, недавно лишь собравшагося (въ январѣ) для занятiй, со всѣхъ сторонъ посыпались вопросы: зачемъ именно теперь понадобилось распущенiе парламента? Что значитъ это настоящее coup d’état? и т. п. Самъ Гладстонъ спѣшилъ попытаться разъяснить принятую, по его настоянiямъ, королевою необыкновенную мѣру и немедленно произнесъ къ своимъ избирателямъ речь. Министерство чувствовало, по словамъ Гладстона, что власть его ослабѣваетъ, а между тѣмъ представитель консервативной партiи, Дизраэли, еще въ прошломъ году устранилъ отъ себя возможность составить новый кабинетъ*) съ нынѣшнимъ парламентомъ. Хотя изъ такого объясненiя можно было предполагать что парламентъ распущенъ вслѣдствiе созрѣвшаго у правительства убѣжденiя, что онъ совсѣмъ не удовлетворяетъ потребностямъ страны въ данное время (такъ какъ потерялъ свою политическую физiономiю) и что дальнѣйшее его существованiе становится затрудненiемъ для правительства, но вопросы о настоящей причинѣ распущенiя парламента не перестаютъ повсюду раздаваться до сихъ поръ. Явились даже въ англiйской печати предположенiя о томъ что Гладстонъ руководствовался своими личными разсчетами при такомъ внезапномъ распущенiи. Такъ «Times” передаетъ что передъ самымъ распущенiемъ парламента, Гладстонъ получилъ изъ верховнаго суда запросъ съ требованiемъ объясненiя, подъ угрозой взысканiя, относительно того, на какомъ основанiи онъ остался въ парламентѣ не подвергаясь переизбранiю, послѣ того какъ онъ принялъ на себя должность министра финансовъ, уничтоживъ тѣмъ силу первыхъ выборовъ, — и что, будто бы, въ избѣжанiе предстоявшаго затрудненiя, онъ рѣшился немедленно распустить парламентъ.

Тѣмъ не менѣе почти вездѣ высказывалось полнѣйшее сочувствiе либеральной политикѣ Гладстона и заранѣе предсказывалась ему побѣда на выборахъ въ новый парламентъ. Въ этомъ смыслѣ высказывалась не только либеральная англiйская печать, но и почти вся наша печать. Самъ Гладстонъ повидимому нисколько не сомнѣвался въ своемъ успѣхѣ. Въ вышеупомянутой рѣчи къ своимъ гринвичскимъ избирателямъ онъ поставлялъ на видъ всѣ предполагаемыя имъ экономическiя улучшенiя, между прочимъ отмѣну непопулярнаго въ Англiи подоходнаго налога, и особенно проводимыя имъ финансовыя реформы, отъ которыхъ нужно ожидать самыхъ благотворныхъ послѣдствiй, и въ заключенiе просилъ либеральную партiю дѣйствовать единодушно на выборахъ. Печать съ своей стороны стала повсюду поддерживать англiйскаго реформиста. Началось перечисленiе (несомнѣнныхъ, впрочемъ) заслугъ его не только передъ Англiею, но и передъ другими государствами. Особенное вниманiе обращалось на экономическiя и финансовыя заслуги Гладстона. Онъ сберегъ въ государственной казнѣ пять миллiоновъ фунтовъ стерлинговъ излишка, не смотря на то что израсходованы громадныя суммы на государственныя надобности, значительно уменьшены налоги и государственный долгъ... Затѣмъ напоминалось о менѣе важныхъ заслугахъ кабинета Гладстона во внѣшней политикѣ. Мирное разрѣшенiе такихъ сложныхъ и запутанныхъ старинныхъ вопросовъ (фанатизировавшихъ англичанъ), какъ элебемскаго и сенъ–хуанскаго, по взаимнымъ претензiямъ Англiи и Америки, черноморскаго и среднеазiатскаго вопросовъ относительно Россiи, полное невмѣшательство во франко–прусскую войну — все это такiя заслуги, которыя, въ самомъ дѣлѣ, не могутъ не говорить краснорѣчиво въ пользу кабинета Гладстона... Однимъ словомъ, надежды на совершенный успѣхъ англiйской либеральной партiи изъявлялись повсемѣстно.

Между тѣмъ лишь только началось избирательное движенiе, и противная партiя, подъ предводительствомъ Дизраэли и Дерби, руководившихъ кабинетомъ до образованiя въ 1868 году кабинета Гладстона, принялась за сильнѣйшую агитацiю противъ «виновника необыкновеннаго государственнаго переворота”, нарушающаго парламентскiе обычаи... Обвиненiя сыпались за обвиненiями, не говоря уже о сильнѣйшей брани, на которую не скупились противники Гладстона. Самымъ крупнымъ обвиненiемъ оказалось именно то, въ чемъ другiе видѣли громадную заслугу; оказалось, что, будто бы, Гладстонъ, своею мирною политикою въ американскихъ вопросахъ, и политикою невмѣшательства въ восточный и среднеазiатскiй вопросы, и нейтралитета въ виду объединенiя Германiи и Италiи, способствовалъ паденiю англiйскаго международнаго могущества... Сверхъ того Гладстона обвиняли въ бесполезной войнѣ съ ашантiями*). Разумѣется что почти никто не придавалъ значенiя всѣмъ этимъ обвиненiямъ, за исключенiемъ самихъ послѣдователей Дизраэли и Дерби...

Но каково же было всеобщее удивленiе, когда на дняхъ телеграфъ сталъ разносить все болѣе и болѣе опредѣленныя извѣстiя о торжествѣ на выборахъ консерваторовъ? До сихъ поръ, впрочемъ, съ точностiю нельзя опредѣлить окончательный результатъ выборовъ, но по полученнымъ однакожь свѣденiямъ, несомнѣнно что консервативные кандидаты выбраны почти во всѣхъ избирательныхъ округахъ въ значительномъ большинствѣ, такъ что Гладстонъ рѣшился подать въ отставку до образованiя новаго парламента, или даже немедленно, и затѣмъ, какъ носятся слухи, намѣренъ совсѣмъ сойти со сцены отправиться въ путешествiе, окончательно уже оставивъ приписываемый ему планъ: просить королеву, назначить, въ случаѣ его успѣха, первымъ министромъ — нынѣшняго министра иностранныхъ дѣлъ Гренвиля, а его, Гладстона, оставить при портфелѣ министра финансовъ...

Трудно въ настоящее время уяснить причины столь неожиданнаго пораженiя сильной либеральной англiйской партiи. Наиболѣе однакоже вѣроятiя заслуживаетъ то предположенiе, что кабинетъ Гладстона уже слишкомъ много усердiя сталъ оказывать въ постоянномъ созиданiи реформъ и тѣмъ лишился поддержки британскаго народа — по своему характеру весьма консервативнаго...

В. П–чъ.

_______

НА БЕРЕГУ МОРЯ.

Пустынный берегъ... груды скалъ...

Въ ущельяхъ чуть замѣтны ели...

Внизу гремитъ и бьется валъ,

Дробясь о каменныя мели.

Бѣлѣетъ парусъ, какъ крыло,

То вверхъ взлетитъ, то внизъ спустится...

Смѣлѣй, рыбакъ! волнѣ — на зло!..

Впередъ, впередъ — пусть море злится!

Надуло вѣтромъ парусъ твой...

И руль скрепитъ и зорко око,

И легче чайки надъ волной

Твоя ладья летитъ далеко...

Завидна мнѣ судьба твоя

И счастливъ ты, пловецъ суровый,

Затѣмъ что воленъ ты — а я,

Какъ жалкiй рабъ, влачу оковы...

Къ странѣ холодной и чужой

Прикованъ злобною судьбою —

Безсиленъ я, какъ трупъ нѣмой,

Въ гробу, подъ каменной плитою...

Скрестивши руки онъ лежитъ...

Глаза закрыты... грудь не дышетъ...

Пусть жизнь надъ нимъ кипитъ, шумитъ —

Въ могилѣ онъ её не слышитъ.

О если–бъ чувство онъ имѣлъ —

Изъ смрадной тьмы на волю рвался —

Тогда–бъ изгнанника удѣлъ

Съ его страданьями сравнялся...

Прощай, рыбакъ!.. Въ послѣднiй разъ

Въ дали ладья едва мелькнула...

Блеснулъ твой парусъ и погасъ,

И все въ туманѣ потонуло...

Но мысль моя еще съ тобой,

Она надъ мачтой птицей вьется —

Гдѣ гордо флагъ распущенъ твой,

Гдѣ парусъ все впередъ несется...

В. Н.–Д.

_______

ПОСЛѢДНЯЯ СТРАНИЧКА.

Was soll das heissen? (порусски: Что это значитъ?)

Въ одной петербургской газеткѣ мы читаемъ:

Въ пятницу, 25 января, у мироваго судьи 8 участка разбиралось уголовное дѣло о гг. полковникѣ В., Р.–К., С., У. и Ф. (имена ихъ хотя и были названы, но мы ихъ не называемъ, изъ уваженiя къ тому что тѣ же имена носятъ родители этихъ героевъ), обвиняемыхъ полицiею въ безпорядкахъ во время представленiя въ театрѣ Буффъ. Къ разбирательству этого дѣла явились: въ качествѣ обвинителя околодочный надзиратель и содержатель театра Буффъ; обвиняемые–же не розысканы. Обстоятельства этого весьма интереснаго дѣла пока еще хорошо неизвѣстны, но, по словамъ нѣкоторыхъ лицъ, заключаются въ томъ что гг. В. и К°., бывши въ театрѣ Буффъ, въ одной изъ ложъ бель–этажа, изволили сдѣлать то, что невозможно передать въ печати. Послѣдствiемъ ихъ продѣлки было то что въ бенуаръ протекла невѣдомая жидкость, которая попала на голову какого–то генерала, если не ошибаемся, г. Е. Мировой судья, спросивъ содержателя театра Буффъ, не имѣетъ–ли онъ какой либо претензiи къ гг. В., К., С. и др., и получивъ отрицательный отвѣтъ, а также имѣя въ виду, что обвиненiе гг. В. и друг. не основано ни на какой статьѣ улож. о наказанiяхъ и что обвиняемые не розысканы, опредѣлилъ настоящее дѣло производствомъ прекратить.

^* _* ^*

Что сiе значитъ? 1) Если есть обвиняемые, то какъ они могли не явиться къ разбирательству въ судъ?

2) Если такiя безчинства были произведены публично, то неужели кромѣ околодочнаго надзирателя не было другихъ свидѣтелей изъ чиновъ полицiи въ залѣ театра Буффъ?

3) Если были, и все что разсказано случилось, то что же дѣлала полицiя, и почему виновные въ столь возмутительныхъ поступкахъ не арестованы?

4) Да и вообще повторяемъ: что все сiе значитъ: сонъ ли это журналиста, или фактъ?..

^* _* ^*

Мы видѣли военныхъ, прочитавшихъ этотъ разсказъ. Краска бросилась у нихъ въ лицо. — Если правда, говорятъ они, прочитавшiе эту статейку, что есть военные марающiе свой мундиръ, то отчего же ихъ не судятъ гласно?

^* _* ^*

Вотъ что мы читаемъ въ «Судебномъ Вѣстникѣ”: корреспондентъ его сообщаетъ, что въ Бѣлозерскѣ Новгор. губ. присяжные послѣдней сессiи отличились необыкновенною строгостью, и никого не оправдали; только по двумъ дѣламъ просили о смягченiи. Общество будто встревожено этою строгостью.

Намъ невольно приходятъ въ голову двѣ гипотезы:

Не принялись ли наконецъ присяжные за умъ, испугавшись своего излишняго мягкосердечiя?

Или: не есть ли это маневръ корреспондентовъ забить въ набатъ по поводу излишней будто бы строгости суда присяжныхъ съ тѣмъ, чтобы этимъ заставить общество успокоиться насчетъ непомѣрнаго количества оправдательныхъ приговоровъ?

^* _* ^*

Прелестныя показанiя двухъ свидѣтелей о пощечинѣ, данныя у мироваго судьи N участка.

Ист. Я получилъ пощечину.

Отв. Я не давалъ вамъ пощечины.

Первый свид. Далъ–ли отвѣтчикъ пощечину, не знаю: я видѣлъ только какъ его рука поднималась къ лицу истца.

Второй свид. А я только видѣлъ, какъ рука отвѣтчика отходила отъ лица истца, но состоялась ли пощечина, не знаю!

^* _* ^*

Кстати о судѣ мировомъ.

Нашь прiятель «Новое Время” (ужь именно новое время!) предлагаетъ уничтожить всякiй цензъ для выбора мировыхъ судей! Пускай–де кого хотятъ выбираютъ, и мировой судъ пойдетъ отлично.

^* _* ^*

Эта генiальная мысль родила во мнѣ рядъ другихъ, менѣе генiальныхъ, но все–таки не лишенныхъ интереса мыслей. Всѣ эти мысли суть не что иное какъ картины мироваго суда, мечтаемаго для блага Россiи органомъ евреевъ–прогрессистовъ.

Напримѣръ. Картина 1–я.

Мировой судья Габаразовъ, неокончившiй курса нигдѣ, грамотѣ незнающiй, избранный въ судъ въ ту минуту когда онъ выходилъ изъ А... окружнаго суда, въ третiй разъ оправданный по дѣлу о кражѣ со взломомъ, вслѣдствiе того что совершалъ таковыя кражи для утоленiя если не голода, то аппетита.

Мировой судья, надѣвъ цѣпь на сѣрую, не совсѣмъ чистенькую рубаху, и обращаясь къ первому истцу:

— Эй, ты, что тебѣ?

Истецъ. Я подалъ прошенiе съ жалобою: меня обокралъ Сидоръ Карповъ, совсѣмъ, все взялъ что въ кошелькѣ было, да еще вотъ, господинъ...

Судья. (прерывая) Я не господинъ, прошу меня не ругать; я просто человѣкъ, судья.

Истецъ. Человѣкъ–судья, два зуба какъ есть у меня выбилъ, вотъ они!

Судья. Сидоръ Карповъ, ты укралъ у него деньги?

Отвѣтчикъ. Не укралъ, а взялъ.

Судья. Два зуба выбилъ?

Отвѣтчикъ. Выбилъ, какъ не выбить, потому не давалъ денегъ, ну я за сопротивленiе его маленько и тронулъ.

Судья. (Къ истцу) Какже ты смѣлъ сопротивляться?

Истецъ. Да помилуйте, деньги мои были.

Отвѣтчикъ. Врешь, братъ, нонѣ не такъ; деньги тому принадлежатъ, у кого ихъ нѣтъ.

Судья. Довольно, я разобралъ. Я объявляю приговоръ: Принимая въ соображенiе что истецъ такой–то, когда у него Сидоръ Карповъ хотѣлъ взять деньги для утоленiя естественной потребности — голода, сопротивлялся такому требованiю, я, мировой судья такой–то, приговариваю истца къ трехдневному аресту и штрафу въ пользу отвѣтчика въ количествѣ 50 рублей.

Истецъ. А зубы–то!?

Судья. Молчать. Если недовольны, можете жаловаться.

Истецъ. Недоволенъ.

Отвѣтчикъ. Я тоже, чортъ возьми, недоволенъ: хочу не 50 рублей, а всѣ сто подавай!

^* _* ^*

Картина № 2–ой.

Мировой судья, случайно, человѣкъ порядочный, семейный, обходительный, сидитъ въ своей камерѣ.

Входитъ пьяный полустатскiй и полумужикъ: фамилiя его Пощекамъменябихомскiй.

Пощекамъменябихомскiй. Эй, ты, судья, вонъ отсюда!

Судья. Убрать этого пьянаго!

Пощекамъменябихомскiй. Не тронь, разнесу голову! на, читай! (показываетъ на какую–то газету): нонче хто хочетъ, тотъ и судья; я хочу быть судьей, прочь неправеднаго судью! Слышишь, я хочу быть судьей праведнымъ; мнѣ нужно полторы тысячи въ годъ жалованья, слышишь? (Къ публикѣ, наполняющей камеры) А вы–то что? ну, выбирайте меня! скорѣе, а не то я вамъ головы снесу, слышите?

Къ счастью связали кандидата въ мировые судьи.

— Ничего не значитъ, вяжите, говоритъ кандидатъ, — высплюсь а все–таки попаду въ судьи!

Неправда–ли, время въ которое это будетъ — будетъ новымъ временемъ?

^* _* ^*

Слышано въ великосвѣтской христiанской семьѣ, и записано какъ доказательство теплоты родственныхъ чувствъ:

— Вы знаете что бѣдная тетушка очень плоха? говоритъ господинъ своей кузинѣ.

— Да, знаю, говоритъ кузина съ глубокимъ вздохомъ, — объ одномъ молю Бога: протянула–бы она до поста, а тамъ...

— А тамъ?

— А тамъ да будетъ Божья воля! Вѣдь это было–бы ужасно; три еще бала, и два новыхъ бальныхъ платья, ну разсуди самъ!..

Самъ разсудилъ и нашелъ что умирать, недотянувъ до поста въ высшей степени нелюбезно.

^* _* ^*

Изъ музыкальнаго разговора двухъ современныхъ маэстро:

— Ты развѣ не вѣришь въ будущность нашей современной музыки?

— Я то не вѣрю? Да не далѣе какъ вчерашняго дня, я всего Бетговена спустилъ на толкучiй, а Моцарта всего какъ есть продалъ въ мелочную лавку на обвертку.

— То–то!

^* _* ^*

Сцена доказывающая какъ прiятно жить въ Херсонѣ, гдѣ грабятъ не на шутку.

Вечеръ. Темненько. Идетъ одинъ господинъ по улицѣ, постоянно оборачивается, оглядывается, и что–то прячетъ въ рукахъ.

Идетъ и другой господинъ ему навстрѣчу, тоже оборачивается, тоже точно крадется и тоже что–то держитъ въ рукахъ.

Поровнялись. Одинъ господинъ быстро подымаетъ руку, приставляетъ револьверъ къ груди другаго и очень удивленъ, почувствовавъ что другой револьверъ приставленъ къ его груди.

— Ахъ, Иванъ Ивановичъ, это вы!

— Павелъ Ананьевичъ, неужто? а я думалъ что вы разбойникъ.

— Да и я, признаться сказать, принялъ васъ за мазурика.

— Однакоже, какая оказiя! вѣдь вотъ какъ непрiятно что грабятъ у насъ на улицахъ: «у страха глаза велики”.

— Да, и вѣдь какъ хорошо сдѣлали что не выстрѣлили, сказалъ прiятель, а то–бы я васъ такъ и не узналъ.

— Правда.

Какое счастье что городъ Херсонъ переводится въ Одессу.

_______

РЕПЕРТУАРЪ съ 4 февраля по 10 февраля.

УТРЕННIЕ СПЕКТАКЛИ.

На Большомъ театрѣ.

Въ понедѣльникъ, 4–го февраля — «Трильби», бал. — Во вторникъ, 5–го — «Донъ–Кихотъ», бал. — Въ среду, 6–го — «Камарго», бал. — Въ четвергъ, 7–го — «Конекъ Горбунокъ», бал. — Въ пятницу, 8–го — «Донъ–Кихотъ», бал. — Въ субботу, 9–го — Бенефисъ Радиной «Бабочка», бал. — Въ воскресенье, 10–го — 2–е дѣйств. бал. «Царь Кандавлъ». — 2–е дѣйств. бал. — «Донъ–Кихотъ». — 2–е дѣйств. бал. «Камарго».

Въ Марiинскомъ театрѣ.

Въ понедѣльникъ, 4–го — «Скандалъ въ благородномъ семействѣ», ком. «Трусъ», вод. — «Макаръ Алексѣевичъ Губкинъ», вод. — Во вторникъ, 5–го — «Von Stufe zu Stufe», Gesangsposse. — «Von drüben», Lustsp. — «Eine Mutter vorgericht», scen. — Въ среду, 6–го — «Птички пѣвчiя», оп. — «Бракъ по страсти», сц. — Въ четвергъ, 7–го «Maria und Magdalena», Lustsp. — «Die buhnenmit glieder, unter sich», vaud. — Въ пятницу, 8–го — «Король и поэтъ», ком. — «Птички пѣвчiя», оп. — «Дочь русскаго актера», вод. Въ субботу, 9–го «Von Stufe zu Stufe», Gesangsposse. — «Der Rassenschlüssel», Lustsp. — Въ воскресенье, 10–го «Со ступеньки на ступеньку», ком. — «Комната съ отопленiемъ», вод.

Въ Александринскомъ театрѣ.

Въ понедѣльникъ, 4–го «Каширская старина», др. — Сцена Горбунова. Во вторникъ, 5–го «Воровка дѣтей», др. — «Нѣтъ дѣйствiя безъ причинъ», вод. Въ среду, 6–го «Старый баринъ», ком. «Незнакомые знакомцы», вод. — «Это мой маленькiй капризъ», ком. Въ четвергъ, 7–го — «Скандалъ въ благородномъ семействѣ», ком. «Легкая кавалерiя», оп. — «Жилецъ съ тромбономъ», вод. — Въ пятницу, 8–го «Гроза», др. — «Дорого обошлось», ком. — «Утро молодаго человѣка», сц. Въ субботу, 9–го «Не тотъ жидъ кто еврей», ком. — «Скрытое преступленiе», ком. — «Осеннiй вечеръ въ деревнѣ», вод. — Въ воскресенье, 10–го «Боль врача ищетъ», ком. — «Легкая кавалерiя», оп. — «Серебряная свадьба», вод.

Въ Михайловскомъ театрѣ.

Въ понедѣльникъ, 4–го — «Froufrou», com. — «La niaise de St. Tlour», com. — «Prenez l’assenseur», vaud. — Во вторникъ, 5–го — «La dame aux Camelias», com. — «L’acte de naissance», com. — «Le client de campagnol», com. — Въ середу, 6–го — «Le mariage d’Olympe», com. — «Le capitaine Boland», com. — «29 degré à l’ombre», com. — Въ четвергъ, 7–го — «La fille de M–me Angot», op. — «Etre aimé ou mourir», vaud. — «La clé de ma caisse», com. — Въ пятницу, 8–го — «Le demi monde», com. — «Le roi Candaule», vaud. — Въ субботу, 9–го — «La dame aux camelias», com. — «Les sonnette», com. — «Prenez l’assenseur», vaud. — Въ воскресенье, 10–го — «La fille de M–me Angot», op. — «Un mari trop aimé», com. — «La clé de ma caisse», com.

ВЕЧЕРНIЕ СПЕКТАКЛИ.

Въ Большомъ театрѣ:

Въ понед., 4–го февр. — «Ebrea», op. (M–mes Urban et Duval), 20–е представл. 1–го абон. — Во вторн., 5–го — «Mirella», op. (Patti et Scalchi), 20–е представл. 4–го абон. — Маскарадъ. — Въ среду, 6–го — «Ebrea», op. (M–mes Urban et Duval), 20–е представл. 2–го абон. — Въ четв., 7–го — «Marta», op. (M–lle Albani et Scalchi), 20–е представл. 5–го абон. — Въ пятн., 8–го февр. — Bénéfice de M–me Patti, «Traviata» (M–me Patti). — Маскарадъ. — Въ субб., 9–го — «Sonnambula», op. (M–lle Albani), 20–е представл. 3–го абон. — Въ воскр., 10–го — «Mirella», op. (Patti et Scalchi). Abonnement suspendu.

Въ Марiинскомъ театрѣ:

Въ понед., 4–го февр. — «Жизнь за Царя», оп. Во вторн., 5–го — «Фаустъ», оп. — Въ среду, 6–го — «Гугеноты», оп. — Въ четв., 7–го — «Русалка», оп. — Въ пятн., 8–го — «Волшебный стрѣлокъ», оп. — Въ субб., 9–го — «Нижегородцы», оп. — Въ воскр., 10–го — «Фаустъ», оп.

Въ Александринскомъ театрѣ:

Въ понед., 4–го февр. — «Опричники», др. — «Вспышка у домашняго очага», вод. — Во вторн., 5–го — «Записки демона», ком. — «Когда мужчина плачетъ», ком. — «Двѣ гончiя по одному слѣду», вод. — Въ среду, 6–го — Бенефисъ Жулевой «Раздѣлъ», ком. — 1–е и 2–е дѣйствiе опереты «Прекрасная Елена», — «Утро молодаго человѣка», сц. — Въ четв., 7–го — «Гувернеръ», ком. — «Налетѣлъ съ ковшомъ на брагу», ком. — «Игроки», ком. — Въ пятн., 8–го — «Легкая кавалерiя». — «Мужья одолѣли», ком. — «Женихъ изъ долговаго отдѣленiя», ком. — Въ субб., 9–го — «Поздняя любовь», сц. — «Тесть любитъ честь», ком. — «Живчикъ», вод. — «Утро молодаго человѣка», сц. — Въ воскрес., 10–го — «Ревизоръ», ком. — «Модный лакей», ком. — «Налетѣлъ съ ковшомъ на брагу», ком.

Въ Михайловскомъ театрѣ:

Въ понед., 4–го февр., — «Der liebe Onkel», Lustsp. — «Der Bojar», Lustsp. — «Faust und Gretchen», vaud. — Во вторн., 5–го — «Le voyage de Perichon», com. — «L’été de la St. Мartin», com. — «M–me est aux eaux», com. — Въ среду, 6–го — «Von Stufe zu Stufe», Gesangsposse. — «Der Kassenschlüssel», Lustsp. — Въ четв., 7–го — «Les patte des mouches», com. — «Le roi Candaule», vaud. — «L’acte de naissance», com. — Въ пятн., 8–го — «Comtesse Helène», Gesangsposse. — «Er hat recht», Lustsp. — Въ субб., 9–го — Bénéfice de M–lle Blanche «Fanny Lear», com. — 2 acte deu «Reveillon», com. — Въ воскр., 10–го — «Le demi–monde», com. — «Le roi Candaule», vaud.

_______

ОТЪ РЕДАКЦIИ.

ОТКРЫТА ПОДПИСКА

НА

ЕЖЕНЕДѢЛЬНЫЙ ЖУРНАЛЪ

«ГРАЖДАНИНЪ”

НА 1874 ГОДЪ.

____

Цѣна годовому изданiю журнала «ГРАЖДАНИНЪ”: За полгода: безъ пересылки и доставки. . 4 руб.

« съ пересылкою и доставкою . . 5 »

безъ пересылки и доставки. . . 7 руб. За треть года: безъ пересылки и доставки . 3 «

съ пересылкою и доставкою . . 8 « « съ пересылкою и доставкою . 4 «

Всѣ духовно и церковно–служители, всѣ учителя и учительницы, всѣ волостныя правленiя, всѣ служащiе (при предъявленiи удостовѣренiя изъ своихъ казначействъ) и всѣ живущiе въ С.–Петербургѣ (разсрочка для послѣднихъ дѣлается по соглашенiю съ редакцiею, съ обозначенiемъ мѣста жительства) пользуются правомъ подписываться на годъ съ разсрочкою годоваго платежа на слѣдующихъ условiяхъ:

При подпискѣ вносится 2 р., въ маѣ 2 р., въ сентябрѣ 2 р., въ ноябрѣ 2 р.

Подписка принимается въ С.–Петербургѣ: въ редакцiи журнала «ГРАЖДАНИНЪ” — Малая Итальянская, домъ № 21, кв. № 6, и въ книжномъ магазинѣ А. Ѳ. Базунова. Въ Москвѣ: въ книжномъ магазинѣ И. Г. Соловьева, на Страстномъ бульварѣ, и въ магазинѣ Живарева на Тверской. Въ Кiевѣ: въ книжномъ магазинѣ Гинтера и Малецкаго и въ Одессѣ: у Мосягина и К°.

Иногородные адресуются въ редакцiю «ГРАЖДАНИНА”, въ С.–Петербургъ.

_______

ВЫШЕЛЪ РОМАНЪ

«ОДИНЪ ИЗЪ НАШИХЪ БИСМАРКОВЪ”.

К. В. М.

Годовые подписчики «Гражданина” за 1873 и 1874 гг. могутъ получать его изъ редакцiи по предъявленiи билета на подписку или по письму въ редакцiю за 1 р. 50 к. вмѣсто 2 р. 50 к. (цѣны въ продажѣ). Иногородные прилагаютъ вѣсовыхъ 20 коп.

_____

Только что отпечатанъ и поступилъ въ продажу во всѣхъ книжныхъ магазинахъ романъ:

«ИДIОТЪ”.

ѲЕДОРА ДОСТОЕВСКАГО.

Четыре части, въ двухъ томахъ. Цѣна 3 р. 50 к. Пересылка за 3 фунта. Склады изданiя: въ С.–Петербургѣ: у автора, Гусевъ переулокъ, д. Сливчанскаго, кв. № 17 и при типографiи Замысловскаго, Казанская улица, д. № 33; въ Москвѣ: у книгопродавца Соловьева, Страстной Бульваръ, д. Алексѣева. Книгопродавцы пользуются уступкой. — Подписчики «Гражданина”, выписывающiе романъ черезъ редакцiю, за пересылку ничего не платятъ.

ОБЪЯВЛЕНIЯ.

Въ «Книжномъ магазинѣ для иногородныхъ» (Невскiй проспектъ, д. № 27) продается:

МIРЪ КАКЪ ЦѢЛОЕ.

ЧЕРТЫ ИЗЪ НАУКИ О ПРИРОДѢ.

Соч. Н. Страхова. (525 стр. in 8°). Цѣна 2 р.

ОБЪ ИЗДАНIИ ВЪ 1874 ГОДУ

ИЛЛЮСТРИРОВАННАГО ЖУРНАЛА

ДЛЯ ДѢТЕЙ И СЕМЕЙНАГО ЧТЕНIЯ И ЮНОШЕСТВА

«СЕМЕЙНЫЕ ВЕЧЕРА”,

ГОДЪ ОДИННАДЦАТЫЙ.

Удостоеннаго Высочайшаго покровительства ГОСУДАРЫНИ ИМПЕРАТРИЦЫ МАРIИ АЛЕКСАНДРОВНЫ; рекомендованнаго Ученымъ Комитетомъ Министерства Народнаго Просвѣщенiя для гимназiй и уѣздныхъ училищъ; состоящимъ при IV Отдѣленiи Собственной ЕГО ВЕЛИЧЕСТВА Концелярiи, Учебнымъ Комитетомъ, для чтенiя воспитанницамъ женскихъ учебныхъ заведенiй ИМПЕРАТРИЦЫ МАРIИ; Духовно–Учебнымъ Управленiемъ рекомендованнаго начальствамъ духовныхъ семинарiй и училищъ, и Главнымъ Управленiемъ Военно–Учебныхъ заведенiй рекомендованнаго для библiотекъ военныхъ гимназiй и прогимназiй, какъ изданiе, представляющее обильный матерiалъ для выбора статей, пригодныхъ для чтенiя воспитанниковъ.

«СЕМЕЙНЫЕ ВЕЧЕРА” въ будущемъ 1874 году будутъ издаваться въ томъ же направленiи, подъ тою же редакцiею, съ тѣми же сотрудниками, и будутъ выходить по–прежнему, ежемѣсячно, книжками отъ 7 до 12 листовъ для каждаго отдѣла.

Отдѣлъ для дѣтей, какъ въ прошломъ 1873 году, будетъ распадаться какъ бы на двѣ половины: одна будетъ заключать въ себѣ матерiалъ для чтенiя дѣтямъ отъ 8 до 14 лѣтъ, — а другая (въ видѣ приложенiя къ каждой книжкѣ, подъ заглавiемъ: для самыхъ маленькихъ дѣтей) — отъ 5 до 8 лѣтъ.

Что касается отдѣла для семейнаго чтенiя и юношества, то онъ будетъ наполняться, какъ и въ прошломъ году, такими статьями, которыя составили бы прiятный и полезный матерiалъ для чтенiя всему семейству.

ПОДПИСНАЯ ЦѢНА:

Полный журн. (въ 24 кн.)..безъ дост. 10 р. съ дост. 11 р.

Отд. для дѣтей (12 кн.)... « « 5 » « « 5 » 50 к.

« « сем. чтен. (12 кн.).. « « 5 » « « 5 » 50 к.

Для всѣхъ учебныхъ заведенiй, подписывающихся прямо въ редакцiи на полный журналъ, уступается 1 р. Для земскихъ школъ, подписывающихся не менѣе какъ на 25 полныхъ экземпляровъ, уступается 2 р.

Кромѣ того, плата можетъ быть разсрочена.

ПОДПИСКА ПРИНИМАЕТСЯ: Для иногородныхъ: Въ редакцiи журнала «Семейные Вечера”, Литейный просп., д. № 60, кв. № 11. Для жителей С.–Петербурга: въ редакцiи журнала «Семейные Вечера”, Литейный просп., д. № 60, кв. № 11. Въ кн. маг. А. Ѳ. Базунова и у другихъ книгопродавцевъ. Въ Москвѣ: въ магазинѣ И. Г. Соловьева, Страстной бульваръ, д. Алексѣева.

Редакторъ–Издательница СОФIЯ КАШПИРЕВА.

«ГРАМОТЕЙ”,

НАРОДНЫЙ ЖУРНАЛЪ

(принятый въ народныхъ училищахъ и школахъ), издаваемый Н. И. АЛЯБЬЕВЫМЪ.

Будетъ выходить въ 1874 г. ежемѣсячно, книжками, отъ 7 до 10 печатныхъ листовъ, съ картинами и политипажами.

Будучи журналомъ народнымъ, «ГРАМОТЕЙ” займется изображенiемъ преимущественно народной жизни въ повѣстяхъ, очеркахъ и стихотворенiяхъ. Между прочими статьями по беллетристикѣ будутъ помѣщены: «Чужой птенецъ” (изъ купеческаго быта), А. Ушакова; «Аховскiй пасадъ”, А. Левитова и друг.

Кромѣ историческихъ статей, путешествiй, бiографiй, «ГРАМОТЕЙ” обратитъ особое вниманiе на естественныя науки, сельское хозяйство и технику.

Въ теченiи всего года будетъ печататься «Народный сельско–хозяйственный Календарь”, написанный однимъ изъ знатоковъ сельскаго хозяйства, П. М. Преображенскимъ.

По физiологiи обѣщана статья однимъ изъ профессоровъ московскаго университета, г–мъ Коропчевскимъ.

По техникѣ будутъ идти переводы изъ Германа Вагнера.

Наконецъ, въ теченiе года будетъ помѣщенъ цѣлый рядъ «картинъ природы”, Ф. Татлина.

ПОДПИСНАЯ ЦѢНА: На годъ: безъ пересылки 3 р., съ пересылкою 4 р. На полгода: безъ пересылки 2 р., съ пересылкою 2 р. 50 к.

Подписка принимается: въ Москвѣ — въ конторѣ редакцiи «ГРАМОТЕЯ”, въ Леонтьевскомъ переулкѣ, № 5, и въ книжныхъ магазинахъ: Черенина, Глазунова, Вольфа, Соловьева, Васильева и друг.; въ С.–Петербургѣ — въ книжномъ магазинѣ «для иногородныхъ”; въ Одессѣ — въ конторѣ Мосягина и К°.

ОБЪ ИЗДАНIИ

ВЪ ПОЛЬЗУ

ГОЛОДАЮЩИХЪ САМАРСКОЙ ГУБЕРНIИ

ЛИТЕРАТУРНАГО СБОРНИКА

«СКЛАДЧИНА”

Нижеподписавшiеся, желая посильно участвовать въ общей помощи голодающимъ самарцамъ, согласились издать литературный сборникъ подъ названiемъ «СКЛАДЧИНА”.

Авторы статей и нѣкоторые содержатели типографiй участвуютъ даровымъ трудомъ въ этомъ изданiи. Нѣкоторые бумажные фабриканты изъявили желанiе поставлять бумагу для сборника съ значительною уступкой противъ продажной цѣны.

Объемъ сборника опредѣленъ въ размѣрѣ отъ 35 до 40 листовъ большаго формата.

Подписка на сборникъ «СКЛАДЧИНА” открыта въ С.–ПЕТЕРБУРГѢ, въ конторахъ редакцiй слѣдующихъ газетъ и журналовъ:

Газетъ: «ГОЛОСЪ”, Литейная, № 38.

«САНКТПЕТЕРБУРГСКIЯ ВѢДОМОСТИ”,

Васильевскiй Островъ, 9–я линiя, № 24, и при

книжномъ магазинѣ Черкесова.

«РУССКIЙ МIРЪ”, на углу Литейной и Симеоновской,

д. Оржевскаго.

«НЕДѢЛЯ”, на углу Ивановской и Кабинетской,

д. Матушевича.

«ГРАЖДАНИНЪ”, Малая Итальянская, № 21.

Журналовъ: «ВѢСТНИКЪ ЕВРОПЫ”, при книжномъ магазинѣ

Базунова.

«ОТЕЧЕСТВЕННЫЯ ЗАПИСКИ”, Литейная, № 38.

«ДОСУГЪ И ДѢЛО”, на Владимiрской, въ домѣ

притча Владимiрской церкви.

Въ МОСКВѢ, въ книжномъ магазинѣ СОЛОВЬЕВА, на Срастномъ Бульварѣ.

Сверхъ того, можно подписываться по особымъ книжкамъ у лицъ участвующихъ въ изданiи.

Деньги поступающiя по подпискѣ будутъ отсылаемы, по мѣрѣ поступленiя, въ Самарскую губернiю, о чемъ будетъ печатаемо въ газетахъ.

Цѣна сборнику «СКЛАДЧИНА” ТРИ рубля, съ пересылкой ЧЕТЫРЕ рубля.

Все присылаемое свыше опредѣленной цѣны будетъ принято какъ пожертвованiе въ пользу голодающихъ.

Срокъ выхода сборника полагается въ теченiи марта 1874 года.

Литераторы, желающiе участвовать въ сборникѣ, могутъ присылать свои статьи до 1–го февраля 1874 года, въ редакцiю сборника «СКЛАДЧИНА”, адресуя ихъ: ВЪ РЕДАКЦIЮ ГАЗЕТЫ «ГОЛОСЪ”, съ надписью: ДЛЯ СБОРНИКА «СКЛАДЧИНА” и съ обозначенiемъ имени, фамилiи и мѣста жительства автора.

Статьи, признанныя къ печатанiю въ сборникѣ удобными, НЕ ОПЛАЧИВАЮТСЯ, а признанныя неудобными — возвращаются авторамъ по ЛИЧНОМУ ихъ требованiю изъ редакцiи до истеченiя трехъ мѣсяцевъ со дня представленiя рукописи; по почтѣ статьи не возвращаются.

Для завѣдыванiя дѣломъ изданiя литературнаго сборника «СКЛАДЧИНА” избрана участвующими въ немъ редакцiя изъ 6–ти членовъ. Имѣющiе до нея надобность обращаются въ редакцiю газеты «Голосъ”, ежедневно, кромѣ праздниковъ отъ часа до двухъ пополудни.

В. Безобразовъ, М. Богдановичъ, князь П. Вяземскiй, В. Гаевскiй, Н. Гербель, И. Гончаровъ, А. Градовскiй, Я. Гротъ, И. Горбуновъ, Ѳ. Достоевскiй, П. Ефремовъ, В. Коршъ, Н. Кохановская, А. Краевскiй, Н. Курочкинъ, Н. Лѣсковъ, А. Майковъ, Б. Маркевичъ, князь В. Мещерскiй, Н. Михайловскiй, Н. Некрасовъ, А. Никитенко, А. Островскiй, К. Побѣдоносцевъ, А. Плещеевъ, М. Погодинъ, Я. Полонскiй, А. Погосскiй, М. Салтыковъ (Щедринъ), гр. В. Соллогубъ, М. Стасюлевичъ, Н. Страховъ, А. Суворинъ, И. Тургеневъ, Т. Филипповъ.

Типографiи: Безобразова, Котомина, Меркульева, «Общественной Пользы”, Сущинскаго и Траншеля.

Къ числу поименнованыхъ лицъ, по напечатанiи перваго объявленiя объ изданiи сборника «СКЛАДЧИНА”, изъявили желанiе присоединиться: А. Апухтинъ, В. Курочкинъ, Н. Лейкинъ, В. Лессевичъ, М. Марковичъ, (Марко Вовчокъ), Д. Минаевъ, А. Потѣхинъ, М Розенгеймъ, М. Семевскiй, К. Случевскiй и А. Струговщиковъ.

ПРИМѢЧАНIЕ. Одновременно съ мыслью объ изданiи литературнаго сборника, въ обществѣ художниковъ и музыкальныхъ авторовъ возникла мысль объ изданiи, на одинаковыхъ условiяхъ и сообща съ литераторами, особаго сборника художественно–музыкальнаго, съ тою же благотворительною цѣлью. Подробныя объ этомъ свѣденiя будутъ въ непродолжительномъ времени опубликованы.

Типографiя А. Траншеля, Стремянная ул. д. № 12. Редакторъ–Издатель Ѳ. М. Достоевскiй.

---

*) Письма эти составлены отчасти по написанному со словъ одного крестьянина, отчасти на основанiи писанной, но исправленной и дополненной словесными объясненiями рукописи.

Ред.

*) Въ прошломъ году Гладстонъ, по поводу билля объ ирландскомъ университетѣ, потерпѣлъ въ палатѣ нѣкоторое пораженiе, вслѣдствiе чего предложено было Дизраэли составить кабинетъ; но Дизраэли не рѣшился въ виду слишкомъ незначительнаго большинства (трехъ голосовъ) оказавшагося на его сторонѣ.

*) Какъ исключенiе изъ миролюбивой политики нынѣшняго кабинета представляется начатая въ прошломъ году незначительная война съ ашантiями, негрскимъ племенемъ на западномъ берегу Африки. Недавно впрочемъ получены съ театра войны извѣстiя объ удовлетворительномъ окончанiи этой войны. Лишь только послѣдовали столкновенiя англичанъ съ ашантiями, громъ англiйскихъ пушекъ до того устрашилъ полудикихъ негровъ, что ихъ черный король поспѣшилъ прислать въ англiйскiй лагерь своихъ парламентеровъ (одинъ изъ нихъ, познакомившись съ могуществомъ англичанъ, съ отчаянiя застрѣлился) съ просьбою о мiрѣ и съ предложенiемъ значительной контрибуцiи. Но главнокомандующiй англiйскими отрядами пока еще не принялъ этихъ предложенiй.