№ 10 1874 11 Марта

ГРАЖДАНИНЪ

ГАЗЕТА–ЖУРНАЛЪ ПОЛИТИЧЕСКIЙ И ЛИТЕРАТУРНЫЙ.

Журналъ «Гражданинъ” выходитъ по понедѣльникамъ.

Редакцiя (Малая Итальянская, д. № 21, кв. № 6) открыта для личныхъ объясненiй отъ 12 до 3 ч. дня ежедневно, кромѣ дней праздничныхъ.

Рукописи доставляются исключительно въ редакцiю; непринятыя статьи возвращаются только по личному требованiю и сохраняются три мѣсяца; принятыя, въ случаѣ необходимости, подлежатъ сокращенiю.

Подписка принимается: въ С.–Петербургѣ, въ главной конторѣ «Гражданина” при книжномъ магазинѣ А. Ѳ. Базунова; въ Москвѣ, въ книжномъ магазинѣ И. Г. Соловьева; въ Кiевѣ, въ книжномъ магазинѣ Гинтера и Малецкаго; въ Одессѣ у Мосягина и К°. Иногородные адресуютъ: въ Редакцiю «Гражданина”, въ С.–Петербургъ.

Подписная цѣна:

За годъ, безъ доставки ..7 р. съ доставкой и пересылк. 8 р.

« полгода « « ..4 » « « ....5 »

« треть года. « « ..3 » « « ....4 »

Духовенство, учителя, волостныя правленiя, служащiе (черезъ казначеевъ) и всѣ живущiе въ Петербургѣ, обращаясь прямо въ редакцiю, могутъ подписываться съ разсрочкою, внося: при подпискѣ 2 р., въ маѣ 2 р., въ сентябрѣ 2 р. и въ ноябрѣ 2 р.

Отдѣльные №№ продаются по 20 коп.

ГОДЪ Редакцiя: С.–Петербургъ, Малая Итальянская, 21. ТРЕТIЙ

СОДЕРЖАНIЕ: Отъ редакцiи. — Пожертвованiя. — Два слова по поводу мнѣнiя князя Бисмарка о русскихъ нѣмцахъ. Друга многихъ русскихъ нѣмцевъ. — Нѣчто о дисциплинѣ. Отвѣтъ либеральной газеткѣ. N. — Опытъ спокойнаго слова въ заключенiе полемики о лордѣ Редстокѣ. К. В. М. — Письмо Православнаго не изъ высшаго общества. — Иностранныя событiя. В. П–ча. — Нелегкiя вѣсти. (Изъ современнаго обозрѣнiя). — Изъ Москвы. — Голосъ изъ провинцiи. Ц. — Письмо Сельскаго священника Полтавской губ. — Психологическiй вопросъ изъ дѣла Непениныхъ. П. — Чтенiе Т. И. Филиппова въ засѣданiи петербургскаго Общества любителей духовнаго просвѣщенiя 26 февраля. — Женщины. Романъ изъ петербургскаго большаго свѣта. Часть вторая. VI. Первыя впечатлѣнiя. — Отвѣтъ хорошенькой женщины старичку Олицу. Вѣры N. — Замѣтки досужаго читателя. («Отечественныя Записки” за январь и февраль 1874 г.). Павла Павлова. — Послѣдняя страничка. — Объявленiя.

ОТЪ РЕДАКЦIИ.

При заявленiяхъ въ первый разъ о перемѣнѣ адресовъ изъ городскихъ (въ С.–Петербургѣ) вь иногородные и наоборотъ, годовые подписчики, — сообразно съ правиломъ, соблюдающимся на этотъ счеть во всѣхъ нашихъ перiодическихъ изданiяхъ и не наблюдавшемся до сихъ поръ лишь въ «Гражданинѣ”, — приглашаются прилагать (для уплаты почтамту) по одному рублю; а полугодовые — по 60 коп. При дальнѣйшихъ же заявленiяхь о перемѣнѣ адресовъ изъ городскихъ въ иногородные, и наоборотъ, никакой платы не взимается.

____

Въ редакцiю «Гражданина” поступило пожертвованiй въ пользу самарцевъ: отъ священника и прихожанъ с. Войтовки, Подольской губ., Ольгопольскаго у. 58 руб.; отъ неизвѣстнaro изъ Курской губ., села И... 28 руб.; отъ священника села Ельни, Нижегор. губ., Спасскаго, 5 руб.; отъ священника Варѳоломеева и прихожанъ Брестскаго у., Гродненской губ., Ошеленцской церкви, 20 руб. 10 к.; отъ священника села Яковлевки, Сердобск. у., Саратовск. губ., 9 руб.; отъ смотрит. архангельскаго духовнаго училища Варѳоломеева 11 руб., — всего 131 p. 10 к. Деньги въ пользу нуждающагося духовенства и крестьянъ посланы будутъ въ Самарскiй Дамскiй Комитетъ.

_______

ДВА СЛОВА ПО ПОВОДУ МНѢНIЯ КНЯЗЯ БИСМАРКА О РУССКИХЪ НѢМЦАХЪ.

Черезъ всю Европу, почтенный князь, прошли слова вашей бесѣды съ венгерцемъ–писателемъ о дѣлахъ европейской политики съ вашей точки зрѣнiя; дошли они и до насъ, россiянъ. Booбще она читается съ удовольствiемъ, эта исповѣдь еn tРte–à–tРte cъ венгерскимъ протестантомъ, которую не только стѣны вашей палаты, но миллiоны ушей, отъ простыхъ смертныхъ, до папы и владыкъ земныхъ, должны были выслушать. Впрочемъ, полагаю что вамъ все равно, съ удовольствiемъ или безъ удовольствiя выслушивали васъ эти миллiоны ушей: я подозрѣваю даже что венгерецъ этотъ только для того и прiѣхалъ къ вамъ, чтобы вы, спросивши его: «вы католикъ?” и узнавъ что «нѣтъ”, имѣли–бы прекрасный случай отрекомендовать бѣдное его святѣйшество, папу, Европѣ какъ единственнаго человѣка, или, вѣрнѣе, единственнаго монарха, грозящаго постоянно нарушенiемъ европейскаго мира.

Но намъ чтó до папы; намъ, русскимъ не мало удовольствiя доставило то что вы такъ убѣдительно–ясно доказали наши миролюбивыя отношенiя ко всему мiру и австрiйско–венгерскому въ особенности, и отрекомендовали насъ вашему собесѣднику какъ добрыхъ дѣтей, которыя нетолько ведутъ себя спокойно, чисто и благонравно, въ настоящее время, но и будутъ себя вести такожде. Dixite, magnus vir, et pax fit et fiat.

Но вотъ что для насъ, русскихъ, въ вашей бесѣдѣ не совсѣмъ понятно. О какихъ это 3 милл. нѣмцевъ вы изволили говорить, увѣряя венгерца, а черезъ него и насъ, что лучше эти 3 милл. нѣмцевъ обрусѣнiю не подвергать, а оставлять ихъ въ нѣмецкой неприкосновенности, такъ какъ нѣмецъ обрусѣвшiй никуда не годенъ, лишаясь добродѣтелей нѣмца и заражаясь всѣми пороками русскихъ?

Не есть–ли это lapsus linguaе — эти 3 миллiона, и не слѣдуетъ–ли читать 300 тысячъ, хотя и 300 тысячъ нѣмцевъ не насчитаешь въ остзейскихъ губернiяхъ? ибо кто лучше васъ можетъ знать: что миллiоны–то населенiй балтiйскихъ провинцiй суть латыши и эсты, но никакь не нѣмцы.

Или, не имѣли–ли вы въ виду 3 милл. нѣмцевъ вообще въ Россiи живущихъ? Но и тогда не вѣрно; да и можемъ васъ увѣрить что половина всѣхъ живущихъ въ Pocciи нѣмцевъ почти совсѣмъ обрусѣла, и притомъ, обрусѣвъ, вовсе не испортилась.

Вотъ по этому–то поводу дозвольте посвятить вамъ нѣсколько мыслей. Можетъ быть нѣкоторыя изъ нихъ вы найдете правильными, и тогда, кто знаетъ, когда–нибудь этому, или другому венгерскому собесѣднику вы дополните ваши замѣчанiя насчетъ Россiи вторымъ изданiемъ, слегка исправленнымъ. Я знаю что такъ думать въ высшей степени самонадѣянно; но развѣ можно говорить съ княземъ Бисмаркомъ, съ надеждою на успѣхъ иначе, какъ пытаясь украситься лучшею изъ его политическихъ добродѣтелей — самоувѣренностью? а самоувѣренность вѣдь есть ничто иное какъ самонадѣянность, достигшая совершеннолѣтiя.

Сколько мнѣ кажется, князь, вы изволите немного ошибаться, полагая что oбрусѣнie нѣмца и для него и для русскаго невыгодно; смѣю думать также что вы напрасно признаете нѣмца субъектомъ неспособнымъ воспринимать обрусѣнiе. Напротивъ, вообразите себѣ что исторiя Россiи доказала что никто такъ легко не обрусѣвается, какъ нѣмецъ; я могу вамъ назвать сотни нѣмецкихъ фамилiй, въ которыхъ нѣмецкаго осталось имя и нѣкоторыя качества нѣмецкой натуры, весьма–похвальныя и полезныя, какъ–то: аккуратность, строгая честность, извѣстное рыцарство, умѣнье жить малыми средствами, и т. д. Поляка труднѣе обрусить чѣмъ нѣмца, татарина; еврея тоже труднѣе, даже малоросса труднѣе сдѣлать великороссомъ, чѣмъ обрусить нѣмца.

Но все дѣло въ томъ: какого нѣмца. У насъ на Руси нѣмецъ нѣмцу рознь: есть балтiйскiй нѣмецъ, и есть не балтiйскiй нѣмецъ, нѣмецъ вообще; перваго нельзя обрусить пока Вольдемаръ–Эрикское ленное право живетъ въ краѣ, wo die Baronen blühen; втораго обрусить очень легко. Вы спросите: «почему–же такая разница?” На это я вамъ скажу: вся причина въ томъ что у балтiйскаго нѣмца есть die Ostzeе–Provinzien, а у нѣмца небалтiйскаго есть только Германiя; у нѣмца остзейскаго Германiя есть только предлогь быть нѣмцемъ, а причина оставаться нѣмцемъ заключается въ страстномъ желанiи отстаивать дѣвственность своихъ привиллегiй въ остзейскихъ губернiяхъ. Тутъ препятствiе къ обрусѣнiю — характера политическаго, а не этнографическаго: если–бы этихъ привиллегiй не существовало, всѣ–бы эти остзейскiе нѣмцы или переѣхали въ Россiю, или въ Германiю, и увидавъ что въ сущности въ Германiи не рай, вернулись–бы черезъ нее въ Россiю же обратно, и мало–по–малу обрусѣли–бы какъ ихъ братья, небалтiйскiе нѣмцы. Въ Дерптѣ есть университетъ; въ этомъ университетѣ есть профессора изъ Германiи, и профессора изъ остзейскихъ литтератовъ, и что–же? подумаешь что это представители двухъ разных нацiй: профессоры германскiе заняты своею наукою, довольны всѣмъ, въ отношенiяхъ къ русскимъ, безусловно–правильны; остзейскiе профессора пьютъ охотнѣе за ваше, князь, здоровье, чѣмъ за любаго русскаго, и хотя (между нами будь сказано) они бы очень не хотѣли имѣть васъ генералъ–губернаторомъ остзейскаго края, но молятся вамъ и клянутся вами только потому что хотятъ сохранить свой остзейскiй край чистымъ отъ всякаго русскаго прогресса и русскаго народа. А нѣмцы германскiе въ Дерптѣ не только за васъ не пьютъ, но даже васъ никогда и во снѣ не видятъ.

Русскiй нѣмецъ! кто не знаетъ какой личности вызываетъ это слово представленiе? кто, начиная съ мужика и кончая вельможнѣйшимъ бояриномъ, не знаетъ русскаго нѣмца? Мало ли сколько пословицъ изобрѣлъ русскiй на счетъ этого русскаго нѣмца, но ни одна изъ этихъ пословицъ не дышетъ ненавистью; pyccкiй издавна, еще раньше Петра, началъ уживаться съ русскимъ нѣмцемъ, а оттуда и всѣ тѣ пословицы гдѣ видная роль принадлежитъ нѣмцу. А спросите–ка любаго севастопольца, какъ pyccкiй нѣмецъ въ офицерскомъ чинѣ умиралъ на бастiонѣ: «право не хуже нашего брата”, скажетъ вамъ русскiй солдатъ. И не было причины такому нѣмцу мало по малу не обрусѣть: прiемъ радушный, непрiязни подпольной, затаенной нѣтъ; довѣрiе къ нему полное, уваженiя къ его качествамъ хватаетъ на столько что уважишь и больше нѣмцевъ чѣмъ у насъ ихъ есть (а есть ихъ у насъ много), — съ чего же, спрашивается, такому нѣмцу щетиниться противъ русскаго добродушiя, и умирать съ запретомъ сыну и съ передачей и внуку, чтобы они не смѣли сдѣлаться русскими? Напротивъ, сколько нѣмцевъ поумирало въ Россiи, въ эти 200 лѣтъ, съ благословенiями на устахъ и къ Pocciи и къ русскимъ за тѣ счастливые дни, которые имъ удалось прожить! А сознанiе дѣтьми счастья родителей вѣдь есть тоже cвoего рода рычагъ, и довольно могучiй, къ обрусѣнiю нѣмца.

Увы, совсѣмъ не то съ балтiйскими нѣмцами. Здѣсь мать или кормилица кормитъ барона–малютку молокомъ, съ примѣсью архивной пыли разныхъ коллегiй и магистратовъ, и ребенокъ, вмѣстѣ съ Богомъ, папа и мама и жизнью, начинаетъ любить, наглотавшись ихъ пыли, и эти архивы, и прикрытыя ими привиллегiи. Десяти лѣтъ этотъ барончикъ уже знаетъ всѣ статуты и всѣ xapтiи наизусть, бесѣдуеть съ литератами и ландратами, видитъ во снѣ рыцарей ордена Ливонскаго и Меченосцевъ, и порывами сердца вызываетъ тѣни Эриковъ и Сигизмундовъ на борьбу съ русскими газетами, русскими обычаями, нарушающими его дѣтскiй сонъ въ видѣ ужаснѣйшихъ кошмаровъ. Потомъ закалившись въ гимназiи Цицерономъ, на подкладкѣ какого нибудь Ширрена или Бока, 17 лѣтнiй баронъ прiѣзжаетъ въ Дерптъ, и здѣсь получаетъ полное посвященiе въ великiй санъ рыцаря остзейскаго края, отрубаетъ два или три носа шпагами и кровью этихъ обрубленныхъ носовъ подписываетъ договоръ съ тѣнями великихъ своихъ преемниковъ — умереть, но остаться балтiйскимъ нѣмцемъ. Потомъ начинается жизнь совершеннолѣтняго барона, съ двумя фигурами, съ двумя языками, съ двумя даже душами: одна фигура кисла, это для русскихъ; одинъ языкъ непрiятенъ, сдержанъ, несговорчивъ, это для русскихъ; одна душа, подозрительная, недовѣрчивая, угрюмая, какъ бы надутая, сухая и xолодная, и это тоже для русскихъ: а для остзейской своей братьи фигура свѣтлая и сладкая, языкъ привѣливый, многорѣчивый, сговорчивый (и даже черезъ–чуръ), душа ясная какъ майскiй солнечный день, довѣрчивая, открытая, веселая, мягкая и даже теплая. Вы легко поймете что съ такими фигурою, языкомъ и душою остзейскiе бароны не влюбляютъ въ себя русскихъ, и съ своей стороны если надѣваютъ эту маску, то именно для того чтобы русскому было даже непрiятно не только толковать съ нимъ объ обрусѣнiи, но даже просто сказать: gut Morgen, Неrr Ваrон, — и вотъ одно изъ средствъ беречь свои привиллегiи до сего дня, когда вездѣ въ Европѣ привиллегiи до того устарѣли что даже древнѣйшая изъ нихъ — папская, объявлена вами же, князь, никуда уже негодною!

О другихъ средствахъ сказалъ бы, если бы не вспомнилъ что статья носитъ заглавiе «Два слова”; а два слова давно уже сказаны.

Другъ многихъ русскихъ нѣмцевъ.

_______

НѢЧТО О ДИСЦИПЛИНѢ.

Отвѣтъ либеральной газеткѣ.

Газетка «Новое Время” выкинула вчера штучку, на которую я не могъ не обратить вниманiя, ибо она расчитана на эффектъ, и обличаетъ новый маневръ нашей псевдолиберальной прессы. Прикрываясь патрiотизмомъ, или, вѣрнѣе, руссоманiею, сей органъ прогpecca весьма сомнительнаго качества, съ яростью нападаетъ на «Петербургскую Нѣмецкую Газету” за то что она доказываетъ пользу для Россiи, отъ введенiя новымъ порядкомъ отправленiя военной повинности, — бóльшей дисциплины.

Вотъ въ чемъ дѣло: газетѣ «Новое Время” не нравится дисциплина вводимая новымъ закономъ для всѣхъ, даже для либерально–образованныхъ людей, когда они будутъ солдатами! Это ясно изъ того что за нѣсколько дней предъ тѣмъ, таже газета, разбирая новый военный уставъ, сказалa, между прочимъ, слѣдующее:

«Безусловное повиновенiе младшаго старшимъ во фронтѣ, въ караулѣ, короче, вездѣ, гдѣ они находятся при исполненiи какихъ либо обязанностей, — есть долгъ службы, и за нарушенiе этого долга слѣдуетъ, дѣйствительно, строго преслѣдовать; но едва ли такая же дисциплина можетъ имѣть мѣсто — внѣ службы, вь частномъ быту, и вотъ почему. Со введенiемъ новой повинности, найдется не мало офицеровъ и солдатъ, принадлежащихъ къ одному слою общества, и они будутъ ежедневно встрѣчаться въ родительскихъ домахъ, у общихъ знакомыхъ; каково же покажется родителямъ образованнаго солдата, или самому солдату, если офицеръ вдругъ скажетъ ему, какъ солдату, «ты”, возвыситъ на него голосъ, либо въ казармѣ велитъ ему подать себѣ шинель^*) и т. п. Вѣдь названными и имъ подобными поступками офицеръ выкажетъ къ солдату явное пренебреженiе, унизитъ его нравственное достоинство. Молодость пылка, неосторожна, и солдатъ не преминетъ, пожалуй, рѣзко возразить; дерзко отказаться исполнить приказанiе, а отсюда, при жалобѣ старшаго и чрезвычайно эластичномъ понятiи о дисциплинѣ, — прямое преступленiе, за которымъ слѣдуетъ неминуемо и взысканiе, наказaнie!..”

Начнемъ съ того что скажемъ: ну, такъ что–же, наказанiе и будетъ да еще строгое; что–же тутъ дурнаго?

Вышеприведенныя строки были написаны дней пять назадъ.

Теперь таже газета, выступаетъ на туже тему еще cмѣлѣe, съ мыслью прикрыть свой маневръ кваснымъ патрiотизмомъ, нападками на нѣмцевъ, и этимъ расположить въ свою пользу русскихъ читателей, расчитывая, какъ всѣ наши либеральныя газеты извѣстнаго разряда, на тупоумiе этихъ читателей.

Нѣтъ, почтеннѣйшiй органъ либераловъ, тутъ нѣмцы и нѣмецкая газета ни при чемъ; оставимъ ихъ въ покоѣ, и обратимся прямо къ вопросу, къ которому вы подходите по лисьему, издалека, осторожно, на видъ равнодушно и даже съ маскою наивнаго добродушiя.

Эхъ, господа «либералы”, какъ вы плохо маскируете вашу игру! Пока не было военной повинности, тогда вопросъ о «впечатлѣнiи въ родительскихъ домахъ” для васъ и не существовалъ: сыновья могли застрѣливаться, дочери убѣгать съ любымъ студентомъ любой академiи, — вамъ рѣшительно было все равно какое впечатлѣнiе производили эти факты на родителей этихъ несчастныхъ дѣтей; иногда даже вы подсмѣивались сквозь строки надъ этими родителями, и любили ихъ рисовать смѣшными.

Является новый уставъ всесословной военной повинности, и вдругъ вы до того дѣлаетесь чуткими и деликатными къ впечатлѣнiямъ родителeй что кручинитесь даже надъ тѣмъ, какое непрiятное впечатлѣнiе произведетъ на папа и мама, когда офицеръ скажетъ молодому, образованному, даже либерально–образованному солдату «ты», возвыситъ на него голосъ, или въ казармѣ велитъ ему подать себѣ шинель.

Какъ это наивно, а въ особенности какъ явно сквозитъ то что вы этими словами хотите сказать! Куда, увы, дѣвалась ваша любовь къ меньшей братьи, ваше не совсѣмъ благосклонное расположенiе къ высшей братьѣ? Изволите видѣть: либеральная газета вступается за деликатное чувство маменькина сыночка, и хочетъ оградить его отъ оскорбленiй словомъ «ты”. Полноте играть въ недомолвки, «либеральнѣйшая” газета! скажите прямо что уставъ военной повинности вамъ непрiятенъ потому что онъ подчиняетъ дисциплинѣ (и какой еще — военной!), тѣхъ за кого вы ратуете (а вовсе не маменькиныхъ сынковъ), ту семью молодежи, которая ни до какой дисциплины не охотница, ни умственной, ни физической, которая съ раннихъ поръ любитъ неряшество мысли и неряшество одежды, любить, съ руками въ карманѣ, говорить кому попало все что приходитъ въ голову, любить, въ особенности, поменьше учиться, и побольше учить... Вотъ этихъ–то господъ, наплодившихся у насъ теперь безъ числа, и наполняющихъ собою всѣ аудиторiи и всѣ редакцiи газетъ и журналовъ, ихъ–то вы хотите отстоять отъ офицерскаго «ты” и отъ подаванiя офицеру шинели!

Напрасно! Вѣдь ничто не спасаетъ нашу молодежь отъ процесса обращенiя въ какую–то дряблую, безжизненную, мягкую массу изъ которой ничего другаго не выходитъ кромѣ безпорядочныхъ отношенiй къ жизни, во всѣхъ ея сферахъ, семейныхъ и общественныхь; такъ авось строгая военная дисциплина передѣлаетъ нашу всесословную, и въ особенности въ средѣ школьной интеллигенцiи, дряблость.

И дай Богъ чтобы дисциплина эта была не просто строгая, а наистрожайшая: чѣмъ строже, тѣмъ лучше, тѣмъ благодѣтельнѣе будетъ влiянiе ея на улучшенiе нашихъ нравовъ. Вы сокрушаетесь что офицеръ скажетъ какому–нибудь образованному критику–литератору «ты”; успокойтесь: не только офицеръ, но и солдатъ–унтеръ–офицеръ, какой–нибудь Илья Ткаченко, читающiй по складамъ, съ запахомъ махорки, скажетъ судьѣ Пушкина и Шекспира «ты”, и велитъ этому солдату подать себѣ шинель, — (въ случаѣ служебной надобности разумѣется, въ родительскомъ домѣ ему подавать не придется; да и «ты” выслушивать въ родительскомъ домѣ ни отъ кого не придется) — и критикъ Пушкина подастъ шинель, а если не подастъ, его оштрафуютъ!

Вы говорите: «такими поступками офицеръ выкажетъ къ солдату явное пренебреженiе, унизитъ его нравственное достоинство”. Ну можно ли такъ дурачить читателей! ну гдѣ тутъ пренебреженiе, гдѣ тутъ, въ дисциплинѣ, униженiе нравственнаго достоинства? Быть нигилистомъ, быть самоубiйцею, быть дурнымъ сыномъ, быть дурнымъ студентомъ, — это, по вашему, не унижаетъ нравственнаго достоинства человека, а вотъ когда этому нигилисту скажеть офицеръ: «ты”, — не ему какъ лицу, а ему какъ солдату, потому что такъ полагается говорить съ солдатомъ — такъ это унизитъ нравственное достоинство этого молодого человѣка!

Угрозы шпицрутенами и палками въ вашей второй статьѣ здѣсь не къ мѣсту, — вы напрасно ими хотите возбуждать общество противъ дисциплины новаго военнаго положенiя, — а поговорим лучше о томъ что прямо идетъ къ дѣлу.

Ваши сужденiя о влiянiи строгой дисциплины на нравственное достоинство личности доказываютъ что или вы не имѣетe понятiя о дисциплинѣ, или вы не знаете что такое нравственное достоинство человѣка.

Слушаться власти, подчиняться закону, до послѣднихъ предѣловъ строгости, никогда не унизительно и не оскорбительно: законъ есть, приказано, и я cлушаюсь; тутъ даже нравственная личность мало прикасается, а если и прикасается то она скорѣе получаетъ хорошее, а не дурное впечатлѣнiе, нераздѣльное отъ всякаго исполненiя своего долга. Въ военномъ мiрѣ это хорошее ощущенiе еще сильнѣе и ощутительнѣе, ибо я вижу, чувствую и сознаю что эти строгiя обязанности подчиненiя связываютъ меня со всѣми моими товарищами; эта связь облагораживаетъ меня, облагораживаетъ мои обязанности; и въ этомъ состоянiи нравственномъ, я, дворянинь, я, образованный въ самомъ высшемъ учебномъ заведенiи, знаете–ли въ чемъ я испыталъ бы себѣ оскорбленiе и униженiе своего нравственнаго достоинства? въ томъ, если бы меня, какъ дворянина и какъ образованнаго молодого человѣка, избавили бы отъ обязанностей строгой воинской дисциплины или сдѣлали бы ихъ легче, въ отличiе отъ другихъ.

Унижаетъ нравственное достоинство человѣка зло, сознательно причиняемый вредъ другимъ, безнравственность, пороки; унижаетъ его также неисполненiе обязанностей нравственныхъ, общественныхъ, семейныхъ; неисполненiе закона, и т. д., все это унижаетъ нравственное достоинство человѣка, но къ осуждениiю этого рода униженiя нравственнаго достоинства мы, къ сожалѣнiю, не всегда словоохотливы; а воть находить униженiе нравственнаго достоинства въ военной дисциплинѣ, на это мы мастера; къ счастью, мастера–то плоxie.

Вы cъ презрѣнiемъ говорите о прусской военной дисциплинѣ. Напрасно! если намъ что–либо брать изъ Пруссiи, то именно и только ее, военную дисциплину. Въ послѣднее время у насъ ложные и кривые толки о прогрессѣ повлiяли на ослабленiе въ войскѣ дисциплины: уродливыя понятия о томъ что «ты” оскорбительно, а «вы” либерально проникли даже и въ войско; и эти бездѣлицы, вмѣстѣ взятыя, въ связи съ разными либеральными нововведенiями (напримѣръ, ограниченie правъ офицера взыскивать съ солдатъ) во многихъ частяхъ войскъ увеличили число преступленiй противъ дисциплины.

Въ Пpycciи, какъ въ школахъ, такъ и въ войскѣ, всѣхъ этихъ модныхъ нововведенiй, съ запахомъ либерализма, нѣтъ, и этимъ–то они и достигли крѣпко–организованной и отличной по духу армiи. Вы ссылаетесь на Англiю, какъ на государство, которое съумѣло обойтись безъ строгой дисциплины. Какая наивность, какое незнанiе Англiи! Да знаете–ли вы что нигдѣ дисциплина школы, армiи и флота такъ не строга, какъ въ Англiи; не говоря уже о томъ что въ. школахъ сѣкутъ, и преисправно, что въ войскахъ тѣлесныя наказанiя играютъ весьма видную роль, — знаете–ли вы что изъ Англiи перешелъ во всѣ флоты мipa уставъ дисциплины, въ силу которого всякаго неповинующагося капитану на кораблѣ онъ можетъ предать смертной казни. Неужели вы всего этого не знали? а если не знали, то узнайте.

И вы думаете что эти cтрогie законы когда–либо унизили чье–либо достоинство? Напротивъ, никто так не благороденъ, такъ не деликатенъ въ пониманiи каждаго оттѣнка нравственнаго достоинства человѣка, какъ морякъ: и знаете–ли что развиваетъ и облагораживаетъ въ немъ его нравственную личность? Именно эта школа строжайшаго дисциплинарнаго повиновенiя: это постоянное прислушиванье умомъ и волей къ командѣ, къ намекамъ на команду, къ каждому выраженiю лица въ начальникѣ, производитъ, рефлективнымъ процессомъ, дѣйствiе на весь нравственный организмъ подчиненнаго этой дисциплинѣ человѣка. Тутъ совсѣмъ не рабство, совсѣмъ не подленькая личная угодливость человѣка, желающаго что нибудь выпросить, что нибудь выиграть: тутъ лишь законъ, лишь дисциплина, т. е. самопожертвование для общаго дѣла. Дѣлаясь чуткимъ къ пониманiю своихъ дисциплинарныхъ обязанностей, молодой человѣкъ, въ тоже время, дѣлается чуткимъ къ пониманiю порядка, всякой обязанности, всякаго чувства долга, да и просто всякаго явленiя въ нравственной жизни своего и чужаго внутренняго мiра. Воспринимая пониманiе обязанностей, онъ усвоиваетъ себѣ пониманiе и того что отъ исполненiя имъ этихъ обязанностей, происходитъ благо для другихъ, и онъ все болѣе и болѣе перестаетъ жить для себя, и все болѣе и болѣе роднится съ потребностью жить для другихъ.

Въ этомъ прекрасная, свѣтлая сторона строгой дисциплины. Повторяю: чѣмъ она будетъ у насъ строже, тѣмъ лучше, тѣмъ скорѣе перемѣнитъ она нашу нравственную разслабленность, происходящую главнымъ образомъ отъ того что мы живемъ для себя и въ себѣ, а не для другихъ! Объ общей пользѣ, о гражданскихъ обязанностяхъ, объ общемъ дѣлѣ мы давно позабыли!

N.

_______

ОПЫТЪ СПОКОЙНАГО СЛОВА ВЪ ЗАКЛЮЧЕНIЕ ПОЛЕМИКИ О ЛОРДѢ РЕДСТОКѢ.

Почтенный редакторъ печатаетъ сегодня еще одно письмо присланное въ редакцiю «Гражданина” въ опроверженiе словъ нашего товарища г. N, чтобы сохранить за изданiемъ характеръ, которому оно доселѣ не измѣняло — безпристрастiя въ обсужденiи вопросовъ.

Надо надѣяться что письмо это будетъ послѣднее, хотя, какъ видно изъ печатаемаго ниже письма, между нѣкоторыми почитательницами лорда Редстока и большинствомъ общества большаго свѣта — цѣлая бездна относительно пониманiя его ученiя, и слѣдовательно многое можетъ быть еще сказано съ цѣлью сблизить эти два другъ друга непонимающiе лагеря.

Письмо это очевидно писано женщиною, и хотя оно подписано мужскимъ анонимомъ, объявляющимъ себя не изъ большаго свѣта, оно какъ бы носитъ печать подлаживанья себя подъ тонъ и дiапазонъ почитательницъ лорда Редстока, который, какъ онъ самъ говоритъ, прiѣхалъ сюда заниматься исключительно большимъ свѣтомъ.

Большой свѣтъ — обдумывали ли когда нибудь почтенныя русскiя дамы смыслъ этихъ двухъ словъ, не въ комическомъ, а въ серьозномъ значенiи этого слова? Не споримъ, принадлежать къ большому свѣту есть честь, но эта честь не налагаетъ ли на большой свѣтъ обязанности, прямо истекающiя изъ того предположенiя что быть сливками общества значитъ быть лучше другихъ, образованнѣе другихъ, заботливѣе къ охраненiю достоинства своего положенiя, и т. д.? Иначе это слово «большой свѣтъ” не обращается ли просто не только въ пустой звукъ, но и въ смѣшную кличку? Когда человѣкъ положенiемъ своимъ выше массы, онъ виденъ всей этой массѣ и слѣдовательно ни одно его движенiе не можетъ ускользнуть отъ вниманiя этой массы людей, и съ одной стороны его судятъ, а съ другой онъ легче другихъ можетъ смущать массу, ибо все что онъ дѣлаетъ открыто, все это выходитъ публично!

Съ этой точки зрѣнiя, каждый фактъ, необыкновенный въ большомъ свѣтѣ, не прiобрѣтаетъ–ли двойнаго значенiя: значенiя простаго явленiя, и значенiя дѣйствiя влiяющаго на массу общества? Tо что присходило и происходитъ въ большомъ свѣтѣ, или въ высшемъ обществѣ, по поводу лорда Редстока не есть обыкновенный фактъ, какъ стараются это доказать ревнительницы его апостольства. Эти дамы (a ихъ не мало) забываютъ что все это происходитъ въ нашей столицѣ, а не гдѣ либо въ швейцарскомъ городкѣ, происходитъ съ извѣстною публичностью, съ долею аффектацiи, съ разсужденiями высказываемыми громко при дѣтяхъ съ одной стороны, и при множествѣ слугъ съ другой стороны, словомъ происходитъ такъ, что всѣ объ этомъ знаютъ, всѣ объ этомъ говорятъ, причемъ само собою разумѣется каждое слово и каждый фактъ, по мѣрѣ передачи отъ одного къ другому, получаютъ все большiе и большie размѣры, и производятъ смущенiе въ соотвѣтствiи увеличивающемуся размѣрами факту.

Если бы лордъ Редстокъ прiѣхалъ въ Петербургъ, и снабженный письмами отъ двухъ–трехъ русскихъ за границею, посѣщалъ своихъ новыхъ знакомыхъ безъ шуму, безъ остентацiй, безъ кличей, печатныхъ приглашенiй и сборовъ, безъ общественныхъ собранiй съ молитвами и пѣснями — кому было бы дѣло до лорда Редстока и его слушательницъ большаго свѣта?

Но почтенныя дамы большаго свѣта очень хорошо знаютъ что лордъ Редстокъ появился въ Петербургѣ и сталъ дѣйствовать, то есть знакомить себя съ высшимъ обществомъ, въ совершенно иной обстановкѣ. Что бы ни говорили его почитательницы, фактъ передъ глазами у всѣхъ: лордъ Редстокъ явился публичнымъ проповѣдникомъ новаго ученiя въ христiанской церкви.

Фактъ этотъ обнаружился съ слишкомъ большою, какъ мы сказали, остентацiею, чтобы можно было его не замѣтить и оставаться къ нему равнодушнымъ. Все что иныя изъ почитательницъ лорда Редстока позволили ему сдѣлать въ нарушенiе уваженiя къ нашей церкви, скажемъ болѣе, къ законамъ гостепрiимствa, и позволили потому что они сами воспользовались привиллегiею своего положенiя высшаго общества и потому что онъ лордъ Редстокъ, а не бездомный пришлецъ, все то въ другой части большаго свѣта, произвело соблазнъ, смущенiе, вызвало толки, осужденiе; и въ концѣ концовъ сдѣлало гораздо больше вреда чѣмъ пользы; ибо люди — люди: чѣмъ сильнѣе стала одна часть общества смущаться и возмущаться демонстративнымъ почитанiемъ ученiя лорда Редстока; тѣмъ болѣе другая часть, какъ бы въ пику первой, поставляла себѣ за гоноръ проявлять свое сочувствiе лорду Редстоку виднѣе, публичнѣе и осязательнѣе — и дошло наконецъ до публичнаго пѣнiя въ американской киркѣ псалмовъ и колѣнопреклоненiй, то есть до такихъ дѣйствiй, которыя признано называть обрядами исповѣданiя вѣры.

Спрашивается: къ чему было приводить гостепрiимство лорда Редстока въ высшемъ обществѣ столицы Россiи къ такимъ манифестацiямъ, которыя, повторяемъ, не могли не быть оскорбительны для достоинства нашей церкви, и потому самому не могли не смутить и не огорчить много душъ?

Развѣ полезное влiянiе словъ лорда Редстока на души тѣхъ лицъ которыя его ищутъ отъ этого увеличилось?

Нѣтъ, напротивъ: ибо къ сладкой заботѣ сроднить душу съ этимъ ученiемъ присоединилась и горькая забота сердиться на неодобряющихъ это сочувствiе къ лорду Редстоку, и иногда говорить въ свое оправданiе слова, прямо оскорбительныя для нашихъ священниковъ и для нашей церкви (ссылаемся на второе письмо къ № 9 «Гражданина”).

А между тѣмъ всего бы этого не было, если бы дамы большаго свѣта, понявъ какъ высоко ихъ положенiе и какъ каждое изъ дѣйствiй должно быть осторожно и обдуманно, и вспомнивъ что у нихъ дѣти есть и слуги есть, которые тонкостей въ этомъ почитанiи лорда Редстока, неисключающемъ–де пребыванiя въ своей православной церкви, не понимаютъ, — не только обязали бы себя публично къ лорду Редстоку не ѣздить, но приняли бы на себя эту публичность отстранить, и затѣмъ приглашали бы къ себѣ почтеннаго лорда Редстока въ домашнюю жизнь, суду общества не подлежащую.

Смѣемъ думать что многiе въ этомъ согласятся съ нами, и не найдутъ въ нашихъ словахъ повода продолжать полемику.

На этомъ мы бы и кончили, если бы неизвѣстный въ письмѣ къ г. N, не высказалъ слишкомъ крупной вещи въ обличенiе своего непониманiя нашей церкви.

Особа эта, не обинуясь, прямо говоритъ: одно слушать проповѣдь о Христѣ, другое слушать ученiе о нашей церкви, и въ этомъ отношенiи, какъ видно изъ ея словъ, а въ особенности изъ тона этихъ словъ (c’est le ton qui fait la musique) проповѣдь лорда Редстока получаетъ больше прелести всякой проповѣди того нашего священника, который вздумалъ бы говорить о живительныхъ свойствахъ нашей церкви.

Вотъ гдѣ эта особа, сама того не вѣдая, договорилась до признанiя въ лордѣ Редстокѣ учителя чего–то новаго, съ нашею церковью не имѣющаго ничего общаго, и обличила, такъ сказать, какъ мало она съ живою стороною нашей церкви знакома. Ученiе о Христѣ есть живая сущность нашей церкви, — а не что либо другое, отличное отъ ученiя о Христѣ: этимъ мы отличаемся отъ западной церкви, которая ученiе о Христѣ связала съ ученiемъ о папѣ. Но дѣло въ томъ что ученiе о Христѣ не только у насъ, но даже въ лютеранской церкви, не можетъ проповѣдывать всякiй, кому это вздумалось, ибо тогда произвольное ученiе можетъ незамѣтно вывести изъ церкви, и не только не приблизить насъ ко Христу, но отдалить отъ Него.

Чувствовать себя неудовлетвореннымъ въ пониманiи живой стороны Христовой благодати будучи въ нашей церкви, и искать удовлетворенiя этой жажды къ пониманiю Христа публично внѣ церкви, есть дѣйствiе столько же съ духомъ церкви не согласное, сколько весьма опасное, и во всякомъ случаѣ изобличаетъ самымъ положительнымъ образомъ поверхностное знанiе тайнъ и ученiя нашей цeркви. Тотъ кто всецѣло въ нашей церкви, того очевидно удовлетворить какой нибудь проповѣдникъ о Христѣ, въ родѣ лорда Редстока, не можетъ, ибо въ церкви нашей онъ гораздо болѣе получаетъ въ утоленiе своей жажды, чѣмъ можетъ дать лордъ Редстокъ.

А опасность этого дѣйствiя не заключается–ли въ томъ что отдавая себя, такъ сказать, чувствомъ ученiю лорда Редстока, вы не можете разумомъ уже опредѣлить гдѣ долженъ быть предѣлъ, далѣе котораго ваше сочувствiе къ его ученiю не должно идти, изъ опасенiя быть въ противорѣчiи съ вашею церковью.

И это–то съ многими изъ дамъ большаго свѣта и случилось. Онѣ отдали себя самому понятному и даже невинному сношенiю съ лордомъ Редстокомъ, съ цѣлью услыхать ученiе о Христѣ: глядь, иныя изъ нихъ воспрiяли этого ученiя на столько что уже сочувствiе свое перенесли не къ проповѣди о Христѣ, но къ толкованiю ея; а толкованiе ея, какъ, напримѣръ, ученiе о вѣрѣ какъ объ единственномъ способѣ спасенiя, безъ дѣлъ и внѣ дѣлъ, вышло въ прямомъ противорѣчiи съ ученiемъ нашей церкви, независимо отъ колѣнопреклоненiй и пенiя псалмовъ въ американской церкви, которыя прямо ввели въ соблазнъ много и очень много живыхъ и простыхъ душъ.

Нѣтъ, почтенный неизвѣстный, съ предметами вѣры надо обращаться осторожно, келейно, во избѣжанiе толковъ, смущенiя и соблазна, въ особенности въ настоящее время, когда уже безъ того мы такъ склонны разшатывать все что прежде стояло прочною основою общества, и когда вслѣдствiе этого на высшемъ обществѣ лежатъ двѣ обязанности: противодѣйствовать разшатыванiю основъ нашего общества, изъ коихъ главная — церковь, а во вторыхъ избѣгать всего что многочисленную меньшую братью можетъ вводить въ соблазнъ насчетъ щекотливѣйшаго изъ вопросовъ — вопроса религiознаго.

К. В. М.

____

Вотъ письмо «Православнаго не изъ высшаго общества”.

М. Г.

Когда въ первыя времена христiанства, апостолы проповѣдывали въ Iерусалимѣ Христа, воскресшаго изъ мертвыхъ, еврейскiй синедрiонъ возмутился, желая подавить проповѣдь. Но въ средѣ его нашелся разумный и всѣми уважаемый фарисей, Гамалiилъ, котораго осторожный совѣтъ остановилъ, хотя на время, преслѣдованiе. «Если это дѣло отъ Бога”, сказалъ онъ, «то вы не можете его разрушить; берегитесь чтобы вам не оказаться противниками Бога”.

Не мѣшало бы автору передовой статьи 8 № «Гражданина” послѣдовать прекрасному примѣру Гамалiила, и поразмыслить поглубже о своемъ нападенiи. Не желая брать въ руки его же оружiе, оружiе легкомысленнаго остроумiя и невѣрнаго приведенiя и толкованiя чужихъ словъ, скажемъ только что обвиняя другихъ в какой–то мнимой измѣнѣ православiю, авторъ оказывается весьма слабымъ защитникомъ, какъ самаго православiя, такъ и всѣми уважаемаго, священническаго сана. Начнемъ съ перваго: авторъ, сопоставляя проповѣдь лорда Редстока съ проповѣдью, изъ захолустья прiѣхавшаго, русскаго священника, говоритъ — что первый открываетъ Христа, и его слушаютъ съ жаждою; второй говоритъ «о животворной силѣ православной церкви”, и его не только не слушаютъ, но даже не принимаютъ. Не повторяя здѣсь никогда не встрѣчавшагося намъ факта, чтобы «священнику выслали въ переднюю рубль на пропитанiе”, скажемъ только что едва ли православный священникъ, проникнутый евангельской истиной, начнетъ свою проповѣдь словами автора. Зная прекрасно что Христосъ есть камень краеугольный на которомъ зиждется церковь, и что «нѣтъ другаго имени подъ небомъ, даннаго человѣкамъ для спасенiя”, православный пастырь, вмѣстѣ съ апостоломъ Павломъ, станетъ прежде всего проповѣдывать Христа распятаго, Божiю силу и Божiю премудрость, а не животворную силу церкви; потому и проповѣдь его не такъ далеко разойдется съ проповѣдью лорда Редстока, какъ это кажется автору статьи, очевидно болѣе знакомому съ церковью, чѣмь съ ея вѣковымъ основанiемъ. Какъ ни прочны стѣны, сила зданiя лежитъ въ его фундаментѣ. Основанная на краеугольномъ камнѣ, — Христѣ, всю силу свою почерпающая изъ Него, православная церковь не можетъ потерпеть ни малѣйшаго ущерба отъ слова, проповѣдующаго Христа, и опасенiя автора, кажется, напрасны. Обвиненiя же слушательницъ очевидно взяты не изъ первыхъ рукъ, и потому не заслуживаютъ опроверженiя. Переходя къ защитѣ священниковъ, авторъ также рисуетъ картину и употребляетъ выраженiя, по всей вѣроятности, перенесенныя изъ какого нибудь другаго круга въ высшiй. Въ настоящее время, когда въ Петербургѣ у насъ такъ много образованныхъ и достойныхъ священниковъ, находящихся въ частыхъ сношенiяхъ со всѣми слоями общества, уваженiе къ нимъ выражается весьма естественно и охотно. Что же касается типа изъ захолустья, представленнаго авторомъ, то ему и самому не придетъ въ голову толкнуться въ незнакомую гостиную, непрошеннымъ гостемъ, — еще менѣе обратиться туда за рублемъ для пропитанiя. Это картина неудачная, также какъ и сопоставленiе христiанской проповѣди и иностранныхъ Царственныхъ Гостей съ Юмомъ. Напрасно защитникъ православiя не держался въ своей статьѣ одного серьознаго тона, болѣе приличнаго его цѣли, а прибѣгъ къ свѣтскимъ сплетнямъ и насмѣшкамъ унижающимъ истину.

Оканчиваемъ вопросомъ: Отчего это случается что настоящiе враги православiя, — невѣpie, матерiализмъ, рацiонализмъ и свѣтское легкомыслiе, дѣйствительно угрожающiе намъ печальною будущностью, оставляютъ насъ равнодушными и спокойными въ сонномъ бездѣйствiи и безсилiи; а проповѣдь лорда Редстока, близкая каждому верующему сердцу, возбудила осужденiе, опасенie, даже клевету? «Берегитесь чтобы вамъ не оказаться противниками Бога”. Имя Христа — великая сила! На какомъ бы языкѣ Оно ни проповѣдывалось, Оно ни останется безразличнымъ, а возбуждаетъ любовь или противодѣйствiе. Это Имя тоже во всѣхъ христiанскихъ вѣроисповѣданiяхъ и не умретъ съ послѣднимъ издыханiемъ лорда Редстока. Про свою вселенскую церковь, собранную изо всѣхъ племенъ и народовъ, Христосъ сказалъ что она «нескончаема и неодолима”; и сказалъ въ то время, когда не существовало еще раздѣленiя, побуждающаго нынѣ брата говорить противъ брата.

Православный не изъ высшаго общества.

_______

ИНОСТРАННЫЯ СОБЫТIЯ.

Происходившiе въ серединѣ февраля дополнительные выборы въ депутаты французскаго нацiональнаго собранiя произвели повсюду сильное впечатлѣнiе и на нѣкоторое время какъ будто отвлекли общественное мнѣнiе Францiи отъ роковаго въ этой странѣ вопроса: «такъ дальше оставаться невозможно”, на которомъ въ послѣднее время сосредоточивалась вся французская политическая жизнь. Побѣда осталась и на этотъ разъ за республиканскими кандидатами. Избраны извѣстный народный трибунъ–радикалъ Ледрю–Ролленъ и консервативный республиканецъ Лепети. Выборъ перваго, правда, сначала устрашилъ нетолько монархистовъ, но и умѣренныхъ республиканцевъ. Но незначительное большинство голосовъ, которое получилъ этотъ радикалъ въ воклюзскомъ департаментѣ, считающемся «краснымъ”, скоро произвело успокаивающее дѣйствiе. Избранiе втораго республиканскаго кандидата, такъ торжественно рекомендованнаго странѣ передъ выборами самимъ Тьеромъ, безъ сомнѣнiя, произвело благопрiятное впечатлѣнiе повсюду и воскресило надежды консервативно республиканской партiи. Но зато чуть–ли не болѣе смутило монархистовъ, низвергнувшихъ Тьера и радовавшихся что этотъ въ нѣкоторомъ родѣ французскiй Вашингтонъ не вмѣшивался открыто въ политику послѣ оставленiя своего поста.

Монархисты такъ далеко зашли въ борьбѣ изъ–за своихъ претендентовъ, что пока еще ничего не предприняли для противодѣйствiя такой повсемѣстной и упорной наклонности къ республикѣ со стороны департаментскаго населенiя. Мало того: даже возобновились открытые толки по поводу того, что, будто бы, правительство рѣшилось, наконецъ, приступить къ пресловутому «слiянiю центровъ” (праваго и лѣваго) съ цѣлью упрочить существующiй порядокъ вещей и семилѣтнее правленiе маршала Макъ–Магона. Этимъ толкамъ и надеждамъ на близкое «слiянiе центровъ” особенно способствовало то обстоятельство что къ обѣду у маршала Макъ–Магона были приглашены влiятельные члены и лѣваго центра. Но на такое «слiянiе” достойная сожалѣнiя Францiя едвали не столько–же можетъ разчитывать (для упроченiя своего спокойствiя), какъ и на злополучное «слiянiе старшей и младшей линiи Бурбоновъ”... Тотъ–же маршалъ, на котораго такъ поспѣшно разсчитываютъ сторонники новаго «слiянiя”, на балѣ данномъ буржуазiею въ коммерческомъ судѣ, въ честь маршала и для оживленiя пришедшей въ крайнiй застой французской промышленности, высказывалъ ужь слишкомъ особенную предупредительность принцамъ Орлеанскимъ. По разсказамъ очевидцевъ–корреспондентовъ, маршалъ на этомъ балѣ какъ бы изображалъ собою свиту всего семейства Орлеанскихъ принцевъ... И опять поднялись всевозможные старые толки о герцогѣ Омальскомъ, какъ о преемникѣ маршалу Макъ–Магону или какъ о вице–президентѣ... Особенно же оживились надежды орлеанистовъ вслѣдъ за случившимся недавно легкимъ припадкомъ удара съ графомъ Шамборомъ, къ немалой досадѣ легитимистовъ относительно такихъ коварныхъ замысловъ ихъ соперниковъ. Бонапартисты, въ свою очередь, сдѣлали необыкновенные успѣхи въ пользу своего претендента. 4 (16) марта въ Чизельгёрстъ съѣхалось болѣе 6,200 болѣе или менѣе влiятельныхъ бонапартистовъ, несмотря на строгiя, будто–бы, мѣры, принятыя противъ этой демонстрацiи французскимъ правительствомъ, для принесенiя поздравленiй созрѣвшему императорскому принцу. Въ отвѣтъ на поздравленiя и адресъ, представленный герцогомъ Падуанскимъ, этотъ принцъ благодарилъ всѣхъ за искреннюю преданность и сказалъ что, несмотря на внушенное Макъ–Магономъ довѣрiе, непреоборимая сила народнаго мнѣнiя требуетъ обращенiя къ народу и что онъ, принцъ, готовъ принять рѣшенiе всенароднаго голосованiя. «Шпага герцога Маджентскаго, стараго товарища славы и несчастiй моего отца, сказалъ принцъ, охраняетъ общественный порядокъ. Его прямодушная честность можетъ служить намъ надежнѣйшимъ ручательствомъ въ томъ, что онъ не позволитъ партiям захватить врасплохъ ввѣренный емy залогъ. Но внѣшнiй порядокъ не есть безопасность. Будущность остается неизвѣстною; всѣ чувствуютъ неувѣренность въ будущемъ, и страсти могутъ злоупотребить этой неувѣренностiю. Отсюда возникло чувство, отголосокъ котораго вы принесли ко мнѣ — чувство влекущее общественное мнѣнiе съ непреоборимою силою прибѣгнуть непосредственно къ нацiи, чтобы положить основы окончательному правителству”. Такимъ образомъ созрелъ сильный претендентъ, серьозно угрожающiй продленiю «семилѣтняго порядка и благосостоянiя”, о которомъ такъ усердно и столь скромно хлопочетъ могущественная нацiя...

Если ко всему этому прибавить еще то враждебное положенiе, которое должна занять радикальная партiя собранiя, послѣ происшествiй случившихся на дняхъ съ главнымъ и неменѣе влiятельнымъ, чѣмъ любой изъ претендентовъ на престолъ, вождемь ея г. Гамбеттою, державшимся сравнительно умѣренной политики въ послѣднее время, то тѣмъ менѣе останется надеждъ на это желанное семилѣтнее cпокойствie во Францiи. Теперь извѣстно что слѣдственная коммиссiя для изслѣдованiя дѣйствiй сентябрьскаго правительства составила докладъ далеко не въ пользу патрiотическихъ дѣйствiй Гамбетты. Сорокъ пять бретонскихъ депутатовъ подписали заявленiе, въ которомъ высказывается порицанiе Гамбеттѣ за то что онъ, будто бы, при организацiи лагеря Конли, во время прусской войны, поставилъ свои политическiе (республиканскiе) разсчеты выше интересовъ нацiональной обороны и не хотѣлъ вооружать мобилизированныхъ бретонцевъ. Въ этомъ же смыслѣ изготовилъ для предложенiя нацiональному собранiю проектъ резолюцiи собранiя и Кератри, завѣдывавшiй упомянутымъ лагеремъ бретонцевъ.

Хотя телеграфъ принесъ извѣстiе что запросъ Гамбетты относительно потворства со стороны правительства Макъ–Магона нарушителямъ «существующаго порядка” потерпѣлъ пораженiе большинствомъ 62 голосовъ, оказавшимся на сторонѣ правительства; но не доказываетъ ли это голосованiе въ какомъ безнадежномъ положенiи находятся «прочность семилѣтнихъ полномочiй”?.. Даже лѣвый центръ требовалъ порицанiя министерству за его двуличное поведенiе при монархистскихъ проискахъ. Однако тотъ же самый маршалъ, на котораго различныя партiи возлагаютъ такiя разнообразныя надежды въ «Оффицiальномъ Журналѣ” обнародовалъ письмо къ министру внутреннихъ дѣлъ, въ которомъ опять говоритъ что съумѣетъ «заставить уважать въ продолженiи семи лѣтъ порядокъ вещей, законнымъ образомъ установленный”. И тѣмъ самымъ привелъ въ замѣшательство всѣ партiи.

Такимъ образомъ, снова наступаетъ преобладнiе враждебнoй между собою коалицiи монархистскаго большинства, съ такими усилiями ухватившагося за постоянно ускользающую изъ его рукъ власть, и опять наступаетъ время, когда французы то и дѣло говорятъ: «такъ долѣе оставаться невозможно”...

Постоянные неуспѣхи главнокомандующаго испанскою aрмiею генерала Морiонеса и чувствительное пораженiе, которое онь, наконецъ, понесъ при нападенiи на главный сборный пунктъ силъ карлистовъ, произвели въ Испанiи достойное вниманiя патрiотическое возбужденiе и движенiе. Дѣло уже дошло до того что «король Kapлъ II” сталъ посылать европейскимъ правительствамъ ноты съ ходатайствомъ о признанiи его партiи воюющею стороною и объявилъ что со взятiемъ крѣпости Бильбао (которое со дня на день имъ ожидается и которому до сих поръ мѣшаетъ лишь необыкновенный патрiотизмъ осажденныхъ, не рѣшающихся сдаться, не смотря на сильное бомбардированiе), немедленно коронуется Карломъ VII. Тутъ произошло весьма знаменательное явленiе. Самъ маршалъ Серрано, президентъ pecпублики, отправляется на театръ военныхъ дѣйствiй и принимаетъ отъ малоспособнаго генерала Mopioнеса главное начальство надъ армiей. Враждовавшiя до сихъ поръ разныя политическiя партiи, въ томъ числѣ и монархическiя, вступаютъ между собою въ союзъ «противъ общаго врага” карлистовъ. Явились массы волонтеровъ и офицеровъ разныхъ партiй съ предложенiемъ правительству услугъ. Были собраны и значительныя денежныя пожертвованiя и пожертвованiя военнымъ провiантомъ... Однимъ словомъ, въ Испанiи явилось патрiотическое и единящее всѣ партiи движенiе, которое бываетъ лишь въ минуты серьозныхъ народныхъ бѣдствiй...

Но несмотря на такое патрiотическое движенiе «противъ oбщаго врага”, правительство маршала Серрано, повидимому, не можетъ paзчитывать на свою прочность. Еще ничего повидимому оно не совершило такого что могло бы поколебать у массъ населенiя и въ армiи тo довѣрiе, которымъ оно стало пользоваться. А между тѣмъ, въ нѣкоторыхъ иностранныхъ газетахъ печатаются получаемыя изъ Мадрида, будто бы, вполнѣ достовѣрныя свѣденiя что маршалъ Серрано предложилъ Донъ–Карлосу условiя: 1) чтобы онъ призналъ (въ качествѣ короля) все чины и титулы, пожалованные разными правительствами Испанiи со времени смерти Фердинанда II; 2) чтобы всѣ декреты и конфискацiи имуществъ были отложены и т. п.

Въ то время какъ Пруссiя обращаетъ на себя бдительное вниманiе всей Европы по поводу ожесточенной борьбы государственной власти съ церковною, — особенно католическою, католическая Австрiя неожиданно начинаетъ слѣдовать примѣру своей протестантской сосѣдки. Въ началѣ марта (нов. ст.) въ австрiйскомъ рейхсратѣ происходили горячiя пренiя по поводу проекта церковныхъ законовъ, имѣющихъ цѣлiю установить новыя отношенiя между государствомъ и церковью. Эти пренiя, безъ сомнѣнiя, послужатъ началомъ борьбы между двумя властями, которыя въ этой странѣ до сихъ поръ, въ новѣйшее время, еще не имѣли значительных столкновенiй. Не говоря уже о сильной партiи въ австрiйскомъ парламентѣ, такъ называемыхъ клерикаловъ, энергически противящихся неожиданнымъ нововведенiямъ, борьба государства съ церковью и въ этой странѣ приметъ значительные размѣры вслѣдствiе столь рѣшительнаго на дняхъ вмѣшательства Пiя IX. Римскiй первосвященникъ поспѣшилъ прислать въ Вѣну наставленiе епископату, въ которомъ призываетъ его энергически противиться церковнымъ гоненiямъ (т. е. реформамъ) и, сверхъ того, письмо къ императору Францу–Iосифу, гдѣ заклинаетъ его не допускать гибели католической религiи, помня католическiя преданiя Габсбургскаго дома и могущество Австрiи, созданное католическою же религiею...

Послѣднею важною политическою новостью, безъ сомнѣнiя, должно считать послѣдовавшее, какъ извѣстилъ телеграфъ, 7 (19) марта, открытiе новаго консервативнаго англiйскаго парламента и тронную рѣчь королевы Викторiи. Какъ извѣстно, въ конституцiонныхъ государствахъ въ тронныхъ рѣчахъ монархи обыкновенно представляютъ какъ бы отчетъ о минувшихъ событiяхъ и общую программу будущей политики. Если такъ смотрѣть на рѣчь королевы Викторiи, то нельзя не видѣть изъ такой рѣчи весьма отраднаго направленiя aнглiйской политики вообще и относительно насъ въ особенности.

Говоря о самомъ дружественномъ характерѣ иностранныхъ отношений, королева заявляетъ что будетъ пользоваться этими дружественными отношенiями въ интересѣ сохраненiя европейскаго мира и вѣрнаго соблюденiя международныхъ обязательствъ. «Бракъ Герцога Эдинбургскаго, говоритъ королева, есть для меня источникъ счастья, а для двухъ имперiй залогъ дружбы”. Затѣмъ королева хвалитъ отрядъ, совершившiй походъ противъ ашантiевъ, оплакиваетъ бѣдствiя, причиненныя голодомъ въ Индiи, говоритъ что мѣры къ смягченiю бѣдствiй правительство принимаетъ не стѣсняясь расходами, и наконецъ упоминаетъ о внесенiи въ парламентъ двухъ проектовъ закона о переходѣ недвижимой собственности въ Англiи и Шотландiи и о реформѣ cудоустройства въ Ирландiи и Шотландiи, а также объ учрежденiи коммисiи для изслѣдованiя законовъ о взаимныхъ отношенiяхъ хозяевъ и рабочихъ.

Обѣ палаты приступили къ составленiю сочувственнѣйшихъ адресовъ на такую рѣчь, причемъ главною темою адреса послужилъ бракъ Герцога Эдинбургскагo съ Великою Княгинею Mapiею Александровною. Члены палаты лордовъ, внесшie въ этy палату проектъ адреса и тронную рѣчь, особенно поддерживали поздравленiя, выраженныя въ aдpесѣ по случаю брака. Министръ же иностранныхъ дѣлъ, графъ Дерби, выставилъ на видъ политическое и соцiальное значенiе этого союза. Какъ утверждаеть «Times”, и сама королева въ тронной рѣчи намекала на то что союзъ царственныхъ домовъ Востока и Запада не можетъ не имѣть политическаго значенiя. Подобнымъ же образомъ обсуждался бракъ Герцога Эдинбургскаго и въ палатѣ общинъ при обсужденiи проекта адреса на тронную рѣчь. Г. Гладстонъ, который не оставилъ своего поста въ качествѣ предводителя либеральной партiи, краснорѣчиво выразилъ въ своей рѣчи надежду что Великая Княгиня Марiя Александровна найдетъ въ отечествѣ новомъ замѣну той семьи, которую Она оставилa въ Своемъ.

В–ръ П–чъ.

_______

НЕЛЕГКIЯ ВѢСТИ.

(ИЗЪ СОВРЕМЕННАГО ОБОЗРѢНIЯ).

Иной разъ, перебирая газетные листы, находишь въ нихъ много серьозныхъ рѣчей о предметахъ важныхъ: о принимаемыхъ мѣрахъ, о задуманныхъ предпрiятiяхъ или о результатахъ уже совершенныхъ трудовъ на общую пользу; читаешь и смиренно проникаешься уваженiемъ къ работающей мысли, къ пoдвизающимся на благo ближнихъ согражданамъ; но вдругъ — наткнешься на какое–нибудь совершенно–невидное десяти–строчiе, касающееся совсѣмъ невиднаго, одиночнаго существованiя, и споткнешься на него какъ на попавшуюся подъ ноги щепку, и эта щепка уколетъ васъ такъ больно своимъ острымъ изломомъ, что серьозныя рѣчи и важные предметы отодвинутся всею массою на нѣкоторое разстоянiе, вслѣдствiе мгновеннаго представленiя что на нихъ обратятъ заботливое вниманiе если не всѣ, то очень многiе, a это колющее десяти–строчiе обойдутъ, и oстанется оно на столбцѣ брошеннаго газетнаго листа, всѣми забытое, какъ валяющаяся на пыльной дорогѣ щепка... Прочтите, наприм., слѣдующiя малыя строчки:

«Въ Юрьевцѣ–Поволжскомъ, во вторникъ на масляницѣ, на фабрикѣ купца Брюханова работавшiй при станкѣ мальчик присѣлъ и моментально умеръ. При освидѣтельствованiи тpyпa оказалось, что смерть послѣдовала отъ истощенiя, вслѣдствiе дурнаго питанiя. Мальчикъ получалъ вь мѣсяцъ 5 рублей съ копѣйками. Изъ нихъ 75 коп. платилъ за свою квартирy, 2 р. 50 к. отдавалъ своему семейству и слѣдовательно на пропитанiе ему въ мѣсяцъ оставалось около 2–хъ рублей”.

Ну, что–же? Умеръ мальчикъ; присѣлъ и умеръ, —

«Убыль его никому не больна,

Память о немъ никому не нужна”!..

Однако почему–бы не задуматься объ этомъ маленькомъ человѣкѣ? Сколько же лѣтъ прожилъ онъ на бѣломъ свѣтѣ, пока не присѣлъ и не умеръ? Съ какихъ лѣтъ трудился онъ на фабрикѣ купца Брюханова, съ какихъ лѣтъ началось его истощенiе? Какому это своему семейству отдавалъ онъ трудовые два съ полтиной, т. е. кто такъ усердно истощалъ его? И никто, до его послѣдней минуты не замѣтилъ смертельнаго истощенiя?.. Подумайте, какое явленiе: мальчикъ трудится и кому–то, близкому, родному, отдаетъ свою трудовую жизнь по капелькѣ, пока она не вышла у него вся, до послѣдней капли; испарилась послѣдняя капля, не стало жизни, — онъ присѣлъ и «моментально” умеръ. Опредѣлите же этого мальчика и его отношенiя къ его дѣтской жизни, — не выростетъ–ли онъ въ вашемъ воображенiи во что–то большее, нежели простой и бѣдный, работающiй при станкѣ фабричный мальчикъ?

Жить бы этому мальчику, и вѣсть его смерти — нелегкая вѣсть. Но не легче, если не тяжелѣе eщe слѣдующiй разсказъ, который почерпаемъ изъ «Московскихъ Вѣдомостей” дословно. «Въ селѣ Андреевкѣ, Бахмутскаго уѣзда (Екатеринославской губ.), одна крестьянка, терпѣвшая постоянно отъ побоевъ мужа и свекрови, убѣжала изъ дома къ своей матери; та подъ опасенiемъ отвѣтственности за прiемъ дочери, не пустилa ея къ себѣ, и молодая женщина, переночевавъ на гумнѣ своего oтцa, раннимъ утромъ ушла въ чужое село, вepcтъ за 15, къ своей подругѣ, вышедшей туда замужъ. Жила она тамъ съ недѣлю, зарабатывая свой хлѣбъ пряденiемъ и всякою дpyгою работой; но сельское начальство потребовало отъ нея видъ и, за неимѣнiемъ его, написало въ село Андреевку съ запросомъ, дѣйствительно ли такая–то крестьянка отпущена начальствомъ. Bмѣсто отвѣта, прибылъ изъ Андреевки мужъ этой крестьянки, съ двумя своими товарищами, взять ее домой. Прибыли они въ село Богоявленское вечеромъ и въ ночь уѣхали обратно. Отъѣхали отъ села съ полверсты, двое изъ нихъ (мужъ этой женщины и другой) перепоясали женщину веревкой и, привязавъ ее къ оглоблѣ, начали шибко погонять лошадей и бабу, которая должна была бѣжать вмѣсто другой пристяжной, подвергаясь все время ударамъ нагайки съ узломъ на концѣ. Проѣхавъ такъ верстъ пять, компанiя остановилась ночевать, заставивъ бабу угрозами молчать; а утромъ поѣхали дальше и опять привязали бабу вмѣсто пристяжной. У шинка, бывшаго на дорогѣ, они остановились выпить, оставивъ бабу привязанною къ оглоблѣ. Содержатель шинка, увидѣвъ это, отвязалъ женщину и предложилъ ей поѣсть, но она отъ боли упала на сани, а между тѣмъ вышли изъ кабака ея мужъ съ товарищами и повезли ее дальше; отъѣхавъ немного, опять привязали ее къ оглоблѣ и такъ въѣхали въ село. Народъ окружилъ ихъ и повелъ мужиковъ и женщину къ волости. Мужъ требовалъ отъ старосты, чтобъ его жену высѣкли за побѣгъ; но староста не допустилъ этого, а отвязавъ ее, уговаривалъ ихъ помириться и отправиться домой. Нѣсколько дней провела баба въ домѣ мужа, подвергаясь еще большимъ побоямъ; но, наконецъ кое–какъ выкарабкалась изъ дому къ своему отцу, который уже рѣшился принять ее и подалъ волости жалобу на зятя. Потащили больную вновь въ волость, и при освидѣтельствованiи ея, все тѣло ея — спина, руки и ноги — оказались въ синякахъ. Послали дѣло къ слѣдователю. Онъ вытребовалъ доктора и хотѣлъ требовать къ себѣ и больную; но волость отвѣтила что она такъ слаба, что не можетъ быть доставлена къ нему. Поѣхалъ онъ съ докторомъ въ село Андреевку. Состоянiе здоровья избитой женщины оказалось очень плохимъ и выздоровленiе сомнительнымъ”.

Мы привели этотъ разсказъ, не подчеркивая въ немъ ни одного слова, какъ обвинительный актъ о мужѣ, обличенномъ въ преступномъ истязанiи жены, послѣдствiемъ коего будетъ тяжкое увѣчье, или, — что вѣроятнѣе, — смерть. Восклицанiя о грубости нравовъ, безчеловѣчiи и пp., здѣсь, конечно, лишнiя: они ничего не прибавятъ, ничего не усилятъ. Дѣло вотъ въ чемъ: если–бы этотъ мужъ, напутствуемый совѣтами старосты помириться, воротясь съ женою домой, прiостановился дальнѣйшими побоями, то жена, конечно, не стала бы «выкарабкиваться” изъ дому къ своему отцу, все стихло бы, и тогда чудовищная поѣздка изъ села Богоявленскаго въ Андреевку не возъимѣла–бы для него, мужа, непрiятныхъ послѣдствiй и онъ остался–бы безнаказаннымъ, не смотря на то что этой чудовищности были свидѣтелями весь «народъ” и «волость” въ лицѣ старосты. Впрочемъ тоже было–бы и въ томъ случаѣ, если–бы побои продолжались, но женѣ не удалось–бы выкарабкаться изъ дому: тогдa она была бы вдосталь добита, лежала–бы нѣкоторое время на одрѣ болѣзни и, бывъ благовременно напутствована отцемъ духовнымъ, представилась–бы и была–бы погребена, какъ умершая волею Божiею. Теперь дѣло попало къ слѣдователю потому только что, во 1–хъ, женщина выкарабкалась къ родному отцу, а во 2–хъ, волость, безъ сомнѣнiя, замѣтила «сомнительность выздоровленiя” женщины. Такимъ образомъ ясно что всѣ поступки, подобные описанной поѣздкѣ изъ Богоявленскаго, въ глазахъ волостнаго начальства, не заключаютъ въ себѣ ничего преступнаго и могутъ быть свободно повторяемы каждымъ членомъ волости, лишь–бы только не дошло до смертнаго случая. Значитъ, на всѣ эти случаи въ «волости” нѣтъ суда и расправы, нѣтъ защиты истязуемымъ. Въ чемь–же ихъ yтѣшенie? въ ожиданiи смягченiя нравовъ подъ теплыми лучами распространяющагося народнаго образованiя? Это хорошо; только пока этo смягченiе совершаетъ свой медленный процессъ, нагайка–то съ узломъ на концѣ знай себѣ гуляетъ... Мы, конечно, не сунемся съ какимъ–нибудь проектомъ мѣры, но уже если волостной судъ, въ его настоящемъ безапелляцiонномъ, безконтрольномъ и бездѣйственномъ состоянiи, сталъ предметомъ вопроса, то эти нагайки съ узлами и ѣзда на женахъ, должны же, кажется, напомнить о настоятельной необходимости скорѣй измѣнить существующiй порядокъ сельской судебной расправы. Есть мировой институтъ; какъ имъ воспользоваться въ этомъ случаѣ, какъ его приблизить къ народу — это дѣло людей компетентныхъ, но близкая, на всякъ часъ готовая и разумная защита гонимыхъ въ сельской семьѣ и истязуемыхъ слабыхъ — это нужда вопiющая! А какъ вы думаете: сколько такихъ же точно, какъ эта пристяжная–женщина и такъ же точно истязуемыхъ, ждущихъ, не скажемъ «праваго суда”, но хоть какой нибудь острастки надъ злодѣями? Ну, сколько, какъ вы думаете, по всей–то Руси?

Какъ многое еще ждетъ и требуетъ суда на обширномъ пространствѣ русской земли, о томъ гласятъ вѣсти что на этомъ пpocтopѣ еще возможно составленiе шаекъ для разбоя и грабежа; что возможны еще грабители, нагло смѣющiеся надъ преслѣдующими ихъ властями и наводящiе паническiй страхъ на цѣлые уѣзды. Говорятъ что недавно въ Зарайскѣ засѣдало уголовное отдѣленiе рязанскаго окружнаго суда, разбиравшее дѣло о девяти крестьянахъ, обвинявшихся въ составленiи разбойничей шайки. Корреспондентъ разсказываетъ что всѣ эти крестьяне — уроженцы села Пирочь, «издревле знаменитаго героями подобнаго рода”, и что эти шайки «образовались изъ остатковъ шайки уничтоженной въ началѣ шестидесятыхъ годовъ, когда атаманомъ ея была знаменитая, въ свое время, крестьянка Аксинья Звонарева, а главными помощниками были три ея сына, въ честь которыхъ и шайка была извѣстна подъ названiемъ «звонаревской”. И вотъ — изъ уничтоженной звонаревской шайки нарождается новая шайка, и хотя эта послѣдняя въ свою очередь теперь уничтожена уголовнымъ отдѣленiемъ рязанскаго окружнаго суда, приговорившимъ атамана къ каторжнымъ работамъ на 6 лѣтъ, а всѣхъ прочихъ къ ссылкѣ въ Сибирь на поселенье, — но кто поручится что изъ вновь–уничтоженной шайки не народится еще третья шайка, которую вновь надо будетъ уничтожить? Вѣдь не даромъ село Пирочь «издревле знаменито”...

А въ Одессѣ, какъ разсказываетъ «Одесскiй Вѣстникъ”, ожидается даже нѣчто необычайное по уголовной части. Газета передаетъ слухъ что представляется на утвержденiе огромный обвинительный актъ о членахъ правильно организованной и систематически дѣйствовавшей въ Херсонской, Кiевской и Подольской губернiяхъ шайкѣ конокрадовъ; по слухамъ, въ этомъ дѣлѣ будетъ больше 80 подсудимыхъ и 200 человѣкъ свидѣтелей. При этомъ замѣчается: «надо полагать что это дѣло нанесетъ чувствительный ударъ конокрадству, принявшему въ Новороссiйскомъ краѣ грандiозные размѣры”.

Съ грабителями и ворами, хоть по временамъ, да справляется уголовный судъ; но есть другаго рода нелегкiя вѣсти, которыя особенно тяжелы тѣмъ что не знаешь, можетъ ли быть, будетъ ли искоренено и получитъ ли достойное возмездiе вопiющее зло; что не увѣренъ, не останутся ли въ сторонѣ, посмѣиваясь, истинно виновные, и не поплатятся–ли за нихъ другiе своимъ благосостоянiемъ. Всѣ вѣроятно уже слышали о прибывшей въ Петербургъ депутацiи изъ Воронежа «ходатайствовать передъ высшимъ правительствомъ объ устраненiи на козловско–воронежско–ростовской желѣзной дорогѣ тѣхъ безпорядковъ по отправкѣ хлѣбныхъ товаровъ, которые неизбѣжно влекутъ за собою раззоренiе торговаго сословiя, а съ нимъ и подрывъ мѣстныхъ банковъ. Говорятъ что къ ходатайству депутацiи сочувственно отнеслись министры путей сообщенiя и финансовъ, и что первый обѣщалъ сдѣлать распоряженiе объ усиленiи перевозочныхъ средствъ злополучной желѣзной дороги. Между тѣмь обстоятельства, которыми вызвано было снаряженiе депутацiи въ Петербургъ, описываются такъ: «Благодаря порядкамъ на козловско–воронежско–ростовской желѣзной дорогѣ, въ послѣднiе два мѣсяца въ воронежской хлѣбной торговлѣ произошли такiя страшныя замѣшательства что воронежскому краю угрожаетъ самый плачевный экономическiй кризисъ. Воронежскiе хлѣбные торговцы вывезли на станцiи желѣзной дороги громадныя массы хлѣба, но хлѣбъ этотъ, вмѣсто отправки по назначенiю, лежитъ безъ движенiя и, въ буквальномъ смыслѣ, гнiетъ. Недостатокъ крытыхъ и всякаго рода другихъ товарныхъ платформъ заставилъ сваливать хлѣбъ подъ открытымъ небомъ и даже во многихъ случаяхъ прямо на снѣгъ, такъ что при малѣйшемъ таянiи снѣга хлѣбъ очутится среди лужъ и грязи. Сверхъ того, отъ локомотивовъ, проходящихъ мимо бунтовъ хлѣба, начались пожары... Воронежское купечество цѣлые два мѣсяца протестуетъ на мѣстѣ противъ такихъ небывалыхъ безпорядковъ; но этотъ протестъ оставляется желѣзно–дорожнымъ управленiемъ рѣшительно безъ всякаго (ну, то есть, вполнѣ безъ всякаго) вниманiя, и хлѣбъ, такимъ образомъ, въ громадныхъ массахъ гнiетъ и горитъ”...

А тутъ еще съ другой стороны: говорятъ, и на московско–курской дорогѣ, на станцiи Лопаснь, cъ 16 января до сихъ поръ лежитъ на открытомъ мѣстѣ и на голой землѣ до 130,000 пудовъ хлѣба; хлѣбъ начинаетъ уже гнить отъ подмочки, а правленiе дороги не отпускаетъ должнаго числа вагоновъ, хотя часть гнiющаго хлѣба была предназначена для крестьянъ Самарской губернiи...

Да! свѣтъ не безъ добрыхъ людей, но и не безъ злыхъ!

_______

ИЗЪ МОСКВЫ.

Около тридцати лѣтъ назадъ. — Качественный прогрессъ. — Заботы о народномъ образованiи въ сороковыхъ годахъ въ Москвѣ. — Новыя вѣянiя. — Заботы московскаго уѣзднаго земствa о народномъ образованiи. — Николо–Угрѣшская монастырская школa. — Плохо! — и какъ помочь? — Отзывъ изъ прошлаго времени. — Чувство педагогическаго самоуслажденiя, и, къ примѣру, курьозный новомодный педагогъ. — Общiя требованiя. — О народныхъ чтенiяхъ. — Новая ремесленная школа. — Исправительный прiютъ для дѣвочекъ. — Народныя кухни.

Въ ту пору когда одинъ русскiй поэтъ восклицалъ въ отчаянiи: «разсѣйтесь всѣ кто были дружны во имя правды и добра!” — когда можно было повторять слова другаго, позднѣе обращенныя имъ къ своимъ, постоянно бодрствовавшимъ душою, друзьямъ: «а кругомъ–то поглядите, какъ отраденъ мирный сонъ,” — въ эту пору вотъ что представляло изъ себя русское общество: были въ немъ люди такого направленiя, во имя котораго они энергически вызывали русскую мысль и чувство къ освобожденiю отъ всякихъ нравственныхъ оковъ, вредящихъ и вредившихъ самостоятельному развитiю общественной жизни; эти люди требовали, такимъ образомъ, серьознаго критическаго отношенiя русской мысли къ исторiи и современной жизни мipa западно–европейскаго; они горячо протестовали противъ русскаго рабскаго увлеченiя иноземными идеалами, противъ возможности ломать русскую жизнь по иноземнымъ бытовымъ рамкамъ; съ другой стороны, были люди противуположнаго направленiя, безпредѣльнаго вѣрованiя въ жизненность идеаловъ и бытовыхъ началъ лишь западно–европейской жизни, въ ихъ спасительную силу для жизни русской, въ ихъ какое–то космополитическое значенiе; эти люди, повидимому, отрицали существованiе русскихъ самостоятельныхъ началъ, бытовыхъ и духовныхъ. То и другое направленiя имѣли жизненное значенiе, ибо «подвигали впередъ общественное сознанiе”; намъ излишне здѣсь опредѣлять, какое изъ этихъ направленiй глубже захватывало русскiе интересы и было, такъ сказать, истинно народнымъ; довольно помнить то положенiе что истина вырабатывается столкновенiемъ и борьбой противуположностей въ области мысли и чувства... Теперь, по глубинѣ, искренности и энергiи отношенiя деятелей помянутой поры къ своимъ направленiямъ, пора эта представляется намъ самымъ лучшимъ, свѣтлымъ промежуткомъ въ исторiи качественнаго прогреcca умственной жизни русскаго общества; въ указанныхъ отношенiяхъ помянутая пора поучительна и для настоящаго времени, когда столь широко распространяется образованiе по всѣмъ слоямъ русской нацiи, когда возникло такъ много разнообразныхъ интересовъ, и т. д. Прогрессъ количественный въ помянутую прошлую пору выказывался въ русскомъ обществѣ весьма жалко, чуть не нищенски. Лучшихъ людей, т. е. деятелей, о которыхъ сказано выше, было сравнительно весьма немного и они пока вращались въ какомъ–то заколдованномъ кругу, почти отрѣшенные отъ громаднаго большинства общества, которое, благодаря и преданiямъ прошлаго и соцiальнымъ условiямъ, жило себѣ интересами призрачными да самодовольно покоилось на почвѣ странныхъ житейскихъ порядковъ, безпощадно осмѣянныхъ Грибоѣдовымъ, Пушкинымъ и Гоголемъ. Какое въ такой средѣ могло быть вниманiе, напр., къ народному образованiю? Ничтожное меньшинство указанныхъ лучшихъ людей естественно вращалось въ разъясненiи высшихъ, общихъ вопросовъ; а кому же изъ остальнаго большинства было дѣйствовать въ практической жизни во имя этого разъясненiя, т. е. оправдывать теоретическiя указанiя частными и многообразными практическими приложенiями? Подобныхъ пракическихъ общественныхъ дѣятелей въ ту пору быть не могло, помимо слишкомъ и слишкомъ рѣдкихъ, одиночныхъ исключенiй. И потому печальны и курьозны воспоминанiя объ отношенiи русскаго общества къ народному образованiю въ помянутую пору; укажемъ, напр., что послѣ Карамзина, такъ горячо возвеличившаго въ 1803 г. значенiе сельскихъ школъ («учрежденiе сельскихъ школъ несравненно полезнѣe всѣхъ лицеевъ, будучи истиннымъ народнымъ учрежденiемъ, истиннымъ основанiемъ государственнаго просвѣщенiя. Предметъ ихъ ученiя ecть важнѣйшiй въ глазахъ философа. Между людьми которые умѣютъ только читать и писать и совершенно безграмотными гораздо болѣе разстоянiя, чѣмъ между неучеными и первыми метафизиками въ свѣтѣ... Чтенiе и письмо открывають человѣку новый мiръ, особливо въ наше время при нынѣшнихъ успѣхахъ разума”... и т. д.) — послѣ Карамзина «мысль о пользѣ нравственнаго воспитанiя и образованiя народа впервые высказалась въ «Журналѣ Сельскаго Хозяйства” въ 1835 г. (Книжка г. Маслова «О всенародномъ распространенiи грамотности”) въ примѣчанiи къ yрокамъ, преподаваемымъ въ школѣ пчеловодства г. Прокоповича”. Но мысль эта не прививалась къ русскому обществу — въ теченiи болѣе 10 лѣтъ! Черезъ 10 лѣтъ послѣ заявленiя указанной мысли, д. членъ московскаго Общества сельскаго хозяйства, Н. С. Стремоуховъ, сообщилъ ему что у него уже 20 лѣтъ въ имѣнiи, Лебедянскаго уѣзда, Харьковской губернiи, въ селѣ Миловидовѣ, существуетъ школа грамотности для крестьянскихъ дѣвушекъ. Онъ прислалъ лѣтъ за 10 и ихъ прописи, подъ которыми записаны ученицами и мѣсяцъ и число и имя святаго въ тотъ день, когда писано, съ замѣчанiями и о томъ какая была погода. Въ донесенiи своемъ г. Стремоуховъ ясно высказалъ что для основательнаго образованiя народа надо начать его съ матерей: мать есть душа семейства. Мысль эта была такъ нова (!!!) что въ обществѣ образовалась сильная борьба (!) противъ награды г. Стремоухова золотою медалью за его мысль, осуществленную на самомъ дѣлѣ; борьба продолжалась болѣе года (!)”... Наконецъ черезъ годъ былъ основанъ при московскомъ Обществѣ сельскаго хозяйства комитетъ для всенароднаго распространенiя грамотности. Что дѣлалъ комитетъ? Да вскорѣ онъ самъ собою закрылся, а вновь открытъ лишь въ началѣ 60–хъ годовъ. Со времени же награжденiя г. Стремоухова золотою медалью въ Москвѣ, зa его показавшуюся спорною и новою мысль, слышно было о весьма немногихъ сельскихъ школахъ, открывавшихся въ разныхъ мѣстахъ Pоссiи; такъ кромѣ помянутыхъ школъ Прокоповича и Стремоухова, были вновь открыты до 1847 г. школы въ имѣнiяхъ кн. Львова, въ Клинскомъ Уѣздѣ, въ Золотоношскомъ уѣздѣ княземъ Барятинскимъ, у гг. Клепацкаго и Шабельскагo въ Харьковской губ., у г. Лисевича въ Калужской губ., г–жи Шиповой въ Тверской губ., Репнинской въ Херсонской губ., Курбатовой въ Рязанской губ., у графини Комаровской въ Полтавской губ. и въ Пензенской губернiи у баронессы К–ъ, и еще не можемъ сообщить гдѣ — у князей Ширинскихъ–Шихматовыхъ. Наконецъ, помянувъ что единственная школа, устроенная купцами, существовала на фабрикѣ Прохоровыхъ въ Mосквѣ съ 1835 г., мы укажемъ заявленiе, высказанное въ «Журналѣ Министерства Народнаго Просвѣщенiя” въ 1846 году (январ. №): «теперь не только образованiе дѣтей поселянъ по вѣдомству государственныхъ имуществъ преимущественно ввѣряется сельскимъ священникамъ но, сверхъ того, положено по всему пространству Имперiи учреждать при церквахъ и монастыряхъ вообще для крестьянскихъ дѣтей школы, которыхъ открыто уже болѣе 4000”... Намъ извѣстно что школы эти почти всѣ существовали лишь на бумагѣ... Да если бы они и впрямь существовали, то вотъ послушаемъ справедливыя слова: «русская начальная школа... находится... въ положенiи недостойномъ великой державы. Пo оффицiальнымъ свѣденiямъ, въ Россiи насчитывается на 80 миллiоновъ населенiя всего около 19,208 народныхъ училищъ съ 729,289 учащихся (изъ нихъ на однѣ западныя окраины 6,467 училищъ съ 299,134 учащимися). Дабы сравниться съ Пруссiей, намъ слѣдовало бы имѣть болѣe 100,000 училищъ съ 12.000,000 учащихся обоего пола!” («Московскiя Вѣдомости” 1871 г. № 227). Насколько же недостойнѣе положенiе народнаго образованiя въ Россiи было въ 1846 году! Единственно вѣрное объясненiе подобнаго недостойнаго положенiя народнаго образованiя можно выводить хотя изъ слѣдующаго историческаго факта: въ 1846 году, «Журналъ Министерства Hapoднагo Просвѣщенiя” (январь), разбирая сочиненie г. Маслова о распространенiи грамотности, говоритъ что въ этомъ сочиненiи, между прочимъ, слѣдуетъ исполненный отраднаго интереса разсказъ о томъ какъ князья Ширинскiе даровали крестьянамъ своимъ актъ увольненiя въ свободные хлѣбопашцы, что было слѣдствiемъ существованiя въ ихъ имѣнiи всенародной школы...

Изъ этого заявленiя можно сдѣлать обратное заключенiе: только послѣ 19 февраля 1861 г. могло успѣшнѣе пойти дѣло народнаго образованiя; для этoгo успѣxa нужны были новыя вѣянiя при реформахъ настоящаго царствованiя. Не осуждайте же «дѣятелей сороковыхъ годовъ” за ихъ будто–бы равнодушiе къ народному образованiю. Но какъ идетъ послѣднее въ наше время, богатое реформами? Общiй взглядъ на него приведенъ немного выше; оглядимъ подробнѣе частичку общей картины.

Bотъ очеркъ положенiя народнаго образованiя въ Московскомъ уѣздѣ за 1872–73 учебный годъ: во всемъ уѣздѣ находилось 48 начальныхъ народныхъ училищъ; изъ нихъ учрежденныхъ и существующихъ на частныя средства 9 смѣшанныхъ, т. е. съ учениками обоего пола. Земская школa, съ пособiемъ отъ крестьянъ, одна; школъ получающихъ пособiе отъ земства 38. Во всѣхъ 48 школахъ обучалось 1832 дѣтей отъ 7 до 13 лѣтъ (мальчиковъ 1523, дѣвочекъ 309); по народонаселенiю уѣзда въ 52,942 души приходится одинъ учащiйся на 34 человѣка, женскаго пола 56,564 души; одна учащаяся дѣвочка приходится на 183 женщины. Считая учебный возрастъ отъ 8 до 12 лѣтъ, по таблицамъ академика Буняковскаго, приходится 9,10% мальчиковъ изъ населенiя мужскаго и 8,82% дѣвочекъ изъ женскаго населенiя, а на общее число жителей мужскаго и женскаго пола въ уѣздѣ дѣтей этого возраста можно предположить 4,817 мальчиковъ и 4,988 дѣвочекъ; при этомъ одинъ yчащiйся мальчикъ приходится на 3 мальчика и одна учащаяся дѣвочка — на 16 дѣвочекъ, а на весь наличный составъ yчебнаго возраста 1 учащiйся приходится на 5 дѣтей учебнаго возраста. По пространству уѣзда въ 2,341 квадратн. верстъ 1 школа приходится на 48,7 квадр. верстъ и 1 учащiйся приходится на 1,28 квадр. версты. По числу 455 селенiй одна школа приходится на 9¹/₂ селенiй; въ тѣхъ же 455 селенiяхъ находится 9 pесторановъ, 244 трактира, 13 харчевень, 15 peнсковыхъ погребовъ и штофныхъ лавокъ и 164 питейныхъ дома, а всего 445 мѣстъ для раздробительной продажи вина, такъ что на одну школу приходится кабаковъ слишкомъ девять. Судите сами, читатель, насколько должно задерживаться хорошее влiянiе на народную массу среди такой paзгульной обстановки! Но кончимъ статистическiя указанiя на школьное дѣло въ Московскомъ уѣздѣ.

По смѣтѣ на 1873 г. ассигновано было на учебное дѣло 10,500 р., въ томъ числѣ на устройство и первоначальное заведенiе пяти земскихъ школъ: четырехъ съ пособiемъ отъ крестьянскихъ обществъ и частныхъ лицъ и одной безъ всякаго пособiя. Объ этихъ школахъ (хотя онѣ и недавно устроены) мы сказать пока ничего не можемъ; о состоянiи ихъ не успѣлъ еще ничего заключить и училищный совѣтъ Московскаго уѣзда; потому ограничимся нѣкоторыми свѣденiями относительно помянутыхъ 48 школъ. Такъ, въ 9 частныхъ школахъ преподаютъ 7 законоучителей и 9 особыхъ учителей и 1 учительница. Въ земской школѣ 1 законоучитель и 1 земскiй учитель; въ 38 прочихъ училищахъ преподаютъ 26 священниковъ, 8 дiаконовъ, 2 монаха, 1 послушникъ, 4 учителя и 2 учительницы; изъ школъ получающихъ поcoбie въ 27 преподаватели получаютъ по 115 р., при количествѣ учащихся отъ 26 и болѣе; въ 11 остальныхъ по 90 р., при количествѣ учащихся отъ 10 до 25. Замѣтимъ что учителя въ значительномъ большинствѣ — изъ духовныхъ лицъ; опытъ до сихъ поръ не доказалъ, чтобы всѣ эти учителя изъ духовных были дурными учителями, какъ привычно думать въ извѣстной части россiйской псевдо–либеральничающей интеллигенцiи... Здѣсь намъ прiятно указать на образецъ монастырской школы, свидѣтельствующiй насколько православные монастыри могли бы повсюду въ Россiи, при доброй волѣ и истинно христiанскомъ отношенiи къ народу, помогать развитiю образованiя въ послѣднемъ... Указываемъ на Николо–Угрѣшское училище, помѣщаемое въ монастырскомъ домѣ, содержимое на средства монастыря, при ежегодномъ, впрочемъ, пособiи отъ земства въ 115 р. Въ прошломъ учебномъ курсѣ было въ училищѣ этомъ 166 учениковъ (училище въ 1869 г. открыто собственно на 200 человѣкъ). Учителями главный преподаватель iеромонахъ Досифей, и у него помощниками — рясофорный монахъ и послушникъ; ученье идетъ круглый годъ и учащiеся раздѣлены на 3 группы — старшую, среднюю и младшую, обучаются (по свидѣтельству члена училищнаго совѣта, кн. П. П. Трубецкаго, обозрѣвавшаго это училище) очень хорошо Закону Божiю (тутъ же объясненiе богослуженiя), чтенiю, письму и счету; кромѣ того, ученики изъ старшей группы имѣютъ много свѣденiй по отчизновѣденiю, географiи, исторiи, и пo своимъ познанiямъ соотвѣтствуютъ лучшимъ ученикамъ, кончившимъ курсъ yѣзднaгo училища. Въ 1869 г. выстроенъ особый большой домъ для школы о. архимандритомъ Пименомъ, ибо прежняя школа, основанная при монастырѣ съ 1866 г., оказалась тѣсна; школа имѣетъ и благотворительный характеръ; ученики по содержанiю раздѣляются на 4 отдѣла: 1) монастырскiе пенсiонеры пользуются безплатно всѣмъ содержанiемъ и кромѣ того одеждою, обувью и бѣльемъ; число ихъ можетъ быть доводимо до 40; 2) монастырскiе полупенсiонеры: они также безплатно пользуются всѣмъ содержанiемъ, но одежду и обувь имѣютъ свою; ихъ можетъ быть не болѣе 50; 3) своекоштные живутъ въ училищѣ и пользуются, наравнѣ съ монастырскими пенсiонерами и полупенсiонерами, трапезой, за что ежемѣсячно вносятъ пo 2 р. сер.; одежду и обувь имѣютъ свою; такихъ въ настоящее время на лицо 60 человѣкъ; 4) остальные 50 чел. вольноприходящiе — дѣти крестьянъ сосѣднихъ селенiй, ежедневно приходящiе утромъ, наравнѣ со всѣми прочими пользуются преподаванiемъ, во время тpaпезы безплатно получаютъ хлѣбъ и квасъ; по окончанiи классовъ расходятся по домамъ. — Всѣхъ учащихся съ 1866 года по 1873 годъ въ Николо–Угрѣшскомъ училищѣ находилось 670 человѣкъ, изъ которыхъ 200 окончили полный курсъ ученья, 300 вышло въ разное время, а 178 (изъ коихъ осталось теперь 166) перешли въ новоотстроенное училище. По увѣренiю помянутаго члена училищнаго совѣта, «нравственное значенiе Николо–Угрѣшскаго народнаго училища, вполнѣ обезпеченнаго навсегда въ существованiи своемъ, съ лучшею обстановкой, какой только можно желать, будетъ рости съ каждымъ годомъ, и самый полезный мiрской подвигъ, осуществленный о. Пименомъ, останется навсегда свѣтлымъ воспоминанiемъ въ памяти народа, какъ многочисленныхъ воспитанниковъ этой школы, пользующихся непосредственно благами этого yчpежденiя, такъ и всѣхъ сочувствующихъ дѣлу народнаго образованiя и воспитанiя”. Пока не удалось лично ознакомиться съ этою монастырской школой, мы отъ души желаемъ вѣрить въ справедливость заявленiя кн. Трубецкаго. Замѣтимъ что теперь ученики вновь принимаются въ эту школу съ письменнымъ обязательствомъ отъ родителей не брать дѣтей paнѣe четырехъ лѣтъ. Кн. Трубецкой говоритъ: «выдача такихъ обязательствъ со стороны крестьянъ представляетъ собою знаменательный и отрадный фактъ, который говоритъ въ пользу довѣрiя ихъ (крестьянъ) къ училищу и противъ тѣхъ предубѣжденiй ихъ, которыми часто объясняютъ полное равнодушiе крестьянъ къ учебному дѣлу”...

Предубѣжденiя! Вотъ о причинахъ и самомъ разнообразiи этихъ предубѣжденiй мало да и какъ–то неоткровенно говорилось и говорится въ спецiальныхъ и всякихъ статьяхъ и книгахъ русской печати, трактующихъ о народномъ образованiи. Между тѣмъ, равнодушiе крестьянъ къ обученiю дѣтей есть еще вопросъ совсѣмъ не рѣшенный: что, напр., означаетъ эта категорiя дѣтей, учащихся у такъ называемыхъ грамотниковъ и грамотницъ (отставныхъ солдатъ, отставныхъ чиновниковъ, дѣвушекъ–начетчицъ, также убогихъ дѣвушекъ, причетниковъ), въ пользу которой земство не считаетъ нужнымъ опредѣлять никакого пособiя? Taкie учителя берутся научить грамотѣ въ два года, иногда учатъ до 5 лѣтъ; плата погодно и съ выученика — отъ 5 до 10 р. въ годъ, а съ выучки отъ 15 до 25 р. въ годъ. Мы слышимъ отъ членовъ же училищнаго совѣта отзывъ о полной непроизводительности этого обученiя, объ отсутствiи воспитательнаго значенiя этихъ школъ; все ученiе ограничивается чтенiемъ преимущественно славянской печати и кой–какъ писаньемъ «каракулями”; къ толковому обученiю подобные учителя относятся враждебно; самый механизмъ чтенiя, вслѣдствiе неразвитости учителей, усвоивается дѣтьми неправильно... и т. д., и т. п. И однако въ одномъ Московскомъ уѣздѣ насчитываются сотнями дѣти, учащiяся у подобныхъ учителей! Справедливо замѣчаютъ что точныя статистическiя данныя о подобныхъ дѣтяхъ были–бы особенно важны для оцѣнки стремленiя крестьянъ къ обученiю дѣтей грамотѣ... Можно, конечно, сѣтовать на непроизводительность ученiя въ помянутыхъ отсталыхъ школахъ. Но вотъ какой откровенный отзывъ московскаго уѣзднаго училищнаго совѣта мы читаемъ о школахъ неотсталыхъ, пользующихся пособiемъ и вниманiемъ отъ земства: «московскiй уѣздный училищный совѣтъ, имѣя въ своемъ вѣденiи до 50 начальныхъ народныхъ школъ и принимая во вниманiе тѣ средства на которыя существуютъ эти училища, доставляемыя частью земствомъ, частными лицами, крестьянскими обществами, а также и самими преподавателями изъ священнослужащихъ — пришелъ къ заключенiю что лишь въ небольшой части количества школъ первоначальное обученiе идетъ успѣшно, въ остальной–же, большей части школъ ycпѣxa мало(!), и во всякомъ случаѣ, успѣхъ этотъ далеко не соотвѣтствуетъ трудамъ и капиталу, затрачиваемымъ на нихъ самими учащими”. Вотъ гдѣ печальная правда, и которой нельзя не вѣрить.

Училищный совѣтъ замѣчаетъ что въ иныхъ (немногихъ) школахъ, получающихъ лишь по 115 руб. ежегоднаго пособiя отъ земства и помѣщающихся въ домахъ священнослужителей или въ церковныхъ сторожкахъ, обученiе идетъ успѣшно; а иногда въ школѣ, при гораздо лучшей обстановкѣ, обученiе неуспѣшно, «дѣти выглядываютъ дико и въ 2 года едва выучиваются читать безъ интонацiи и не въ силахъ объяснить прочитанное”. Устроивало земство учительскiй съѣздъ лѣтомъ въ Москвѣ въ 1871 г.; на этомъ съѣздѣ съѣхались 43 учителя Московскаго уѣзда, въ томъ числѣ 33 священника и 5 дiаконовъ: но, дѣлая общiй выводъ о пользѣ этого съѣзда, «нельзя не замѣтить что въ большей части школъ всего Московскаго уѣзда она незамѣтна. Хотя звуковое обученiе принято въ нѣсколькихъ школахъ, прочiе способы были приложены въ весьма немногихъ, такъ что обученiе идетъ прежнимъ рутиннымъ порядкомъ”. Тогда земство рѣшило: 1) устроивать, мало–по–малу, образцовыя школы; и первая подобная, устроенная въ Мытищахъ, начинаетъ отличаться успѣхомъ; 2) составить возможно–лучшую программу обученiя и заручиться согласiемъ каждаго учителя (съ августа прошлаго года): а) продолжать обученiе въ школѣ, придерживаясь, по возможности, указанiй (т. е. главнымъ образомъ программы) совѣта; б) каждому учителю сдѣлать относительно программы замѣчанiя, какiя онъ найдетъ нужнымъ, в) указать тѣ учебныя книги и принадлежности, какiя, за исключенiемъ имѣющихся въ настоящее время въ школѣ, потребуются.

Таковы послѣднiя мѣры принятыя училищнымъ совѣтомъ въ пользу народнаго образованiя, доселѣ еще далеко не въ утѣшительномъ свѣтѣ выступающаго въ Московскомъ уѣздѣ. Въ своей программѣ сельскимъ учителямъ, училищный совѣтъ перечисляетъ чтó должно быть пройдено въ сельской школѣ въ три года ученья, а между прочимъ, въ руководство учителямъ сочиняетъ изреченiя что школа должна совершать разумное обученiе, цѣль коего въ сознательномъ отношенiи ученика ко всему окружающему, что дисциплина школьная (нѣкоторыя общеизвѣстныя правила коей указываются) должна прiучить ученика къ порядку, что школа, кромѣ сообщенiя свѣденiй, должна повлiять хорошо на всю нравственную сторону ученика, что, наконецъ, и учебная и нравственная задачи школы достигаются весьма не трудно (!!!) при добросовѣстномъ отношенiи преподавателя къ своей школѣ. Хорошiя изреченiя. Если–бы только они сами собой были сильны созидать прочный успѣхъ русскихъ сельскихъ школъ!

Но можно–ли помочь дѣлу только подобными изреченiями? Положимъ что ученiе у отставныхъ солдатъ, причетниковъ, убогихъ дѣвушекъ и т. д., неудовлетворительно. Въ этомъ отношенiи, въ назиданiе инымъ ревнителямъ подобнаго обученiя по часослову, и т. п., мы приведемъ отзывъ покойнаго глубокомысленнаго русскаго ученаго, профессора московской духовной академiи, пpoтoiepeя Голубинскаго: «хорошо облегченiе ученiя, чтобы не томить дитя по пяти часовъ надъ часословомъ; этимъ для многихъ можно предотвратить скуку и даже отвращенiе отъ науки. Вотъ еще забота! Какъ оживлять, хоть сколько–нибудь, это ученiе, чтобы оно не оставалась сухимъ, холоднымъ, подневольнымъ, какъ это бывало и бываетъ съ премногими дѣтьми, учащимися грамотѣ, безъ разумѣнiя читаемого и безъ чувства?”

Этотъ послѣднiй вопросъ относится и къ нашимъ новомоднымъ педагогамъ, которые, въ своемъ педагогическомъ самоуслажденiи новыми методами обученiя забываютъ живую душу своихъ учащихся. Сколько разъ мы были свидѣтелями, какъ такой педагогъ моритъ, напр., дѣтей надъ счетомъ по методѣ Грубе. И нашъ отзывъ вовсе не противъ этой прекрасной методы, не требующей себѣ рабскаго подчиненiя педагога. Kaкъ мучаются дѣти при такъ называемомъ урокѣ толковагo чтенiя, когда учитель въ теченiи часа осыпаетъ ихъ градомъ вопросовъ на тему: «собака замахала хвостомъ!” А еще моднѣйшiе педагоги, учителя надъ учителями: вотъ, напр., въ прошлое лѣто въ одинъ подмосковный городъ (не Московской губернiи), былъ приглашенъ на педагогичеcкie курсы подобный высшiй учитель, прогремѣвшiй за знаменитость даже въ сѣверной Пальмирѣ: является онъ къ учителямъ и кричитъ имъ: «я прiѣхалъ исправить ваши недостатки!” Вечеромъ въ день же прiѣзда онъ рыскаетъ по городу, отыскивая въ copy улицъ и площадей лошадиную или собачью голову для наглядныхъ уроковъ и тѣмъ сразу ставитъ себя какимъ–то шутомъ гороховымъ въ мнѣнiи своихъ будущихъ слушателей... На лекцiяхъ учителя его постоянно переспориваютъ въ спорахъ о самомъ дѣлѣ; онъ кидается проповѣдывать имъ то о воспитанiи грудныхъ младенцевъ, то о пробужденiи поэтическаго настроенiя въ учащихся дѣтяхъ: «Вотъ, господа, кричитъ селадонообразный старичокъ–педагогъ: Пушкинъ увидалъ пустую, глупую барыню, но ослѣпительно хорошенькую, а восхитился ея красотой и сочинилъ: «я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты!” Такъ–то и вы старайтесь, чтобы малютки возбуждались красотой природы къ поэзiи”... Кончилось тѣмъ что учителя черезъ двѣ недѣли разъѣхались по домамъ, бросивъ курсы, а педагогъ, не кончивъ ихъ, тоже удалился изъ города, не смущаясь что обманулъ довѣрiе добрыхъ людей, выписывавшихъ его на свои деньги для пользы народнаго образованiя... По нашему, подобные педагоги если не хуже, то ничѣмъ не лучше простыхъ деревенскихъ учителей–грамотниковъ и начетчиковъ.

Если при старыхъ методахъ ученье шло плохо, то оно идетъ большею частью плохо въ русскихъ сельскихъ школахъ и при новыхъ методахъ, тамъ гдѣ учителя не имѣютъ ни малѣйшаго общаго образованiя гдѣ они не хотятъ и не умѣютъ снизойти къ разумѣнiю и вообще нравственной природѣ дѣтей, словомъ, гдѣ нѣтъ сколько нибудь разумныхъ общихъ требованiй относительно сущности и предѣловъ дѣтскаго крестьянскаго обученiя. Считаемъ уже излишнимъ распространяться здѣсь также о добросовѣстности учителей.

Кончаю свои замѣтки указанiемъ на нѣсколько фактовъ. Въ Москвѣ основывается большое Общество для устройства народныхъ читалень и публичныхъ народныхъ чтенiй. Проектъ Общества уже посланъ на правительственное разсмотрѣнiе. Желаемъ отъ души чтобы проектъ былъ утвержденъ. Общество распространенiя полезныхъ книгъ хлопочетъ у правительства о дозволенiи устроить праздничныя народныя чтенiя по утрамъ въ народной кухнѣ, устроенной на Варварской площади. Политехническiй музей собирается устраивать народныя чтенiя съ картинами, какiя существуютъ въ Петербургѣ. Городская дума рѣшила открыть ремесленную школу на 50 дѣвочекъ и 50 мальчиковъ въ память Петра Великаго; школу для дѣвочекъ она уже довѣрила устроивать московскому Обществу поощренiя трудолюбiя, о которомъ я нѣсколько разъ говорилъ; на первоначальное обзаведенiе каждой дѣвочки дума ассигнуетъ 50 руб., и на свои средства нанимаетъ помѣщенiе для школы. То же самое Общество трудолюбiя на дняхъ получило утвержденный уставъ устраиваемаго имъ исправительнаго прiюта для малолѣтнихъ дѣвочекъ–преступницъ, осужденныхъ судомъ, и нищихъ. Прiютъ будетъ на подобiе устроеннаго для мальчиковъ Обществомъ распространенiя полезныхъ книгъ; я уже говорилъ читателямъ «Гражданина” объ этомъ прiютѣ; онъ въ недавнее время получилъ отъ Государя Императора право именоваться Рукавишниковскимъ, по имени директора, нещадящаго для прiюта ни силъ, ни времени, ни средствъ (напр., за прошлый только годъ г. Рукавишниковъ пожертвовалъ для него 7,000 руб., да сколько за прошлые!). У Общества прiобрѣтенъ для прiюта дѣвочекъ домъ. Въ народныхь кухняхъ — двѣ ихъ отъ Общества трудолюбiя въ Москвѣ — замѣчательна раздача даровыхъ обѣдовь бѣднымъ отъ благотворителей, покупающихъ эти обѣды: въ теченiи безъ малаго трехъ мѣсяцевъ такихъ обѣдовъ куплено и роздано безплатно бѣднымъ на 1,000 р.; каждый обѣдъ стоитъ 10 коп.

_______

ГОЛОСЪ ИЗЪ ПРОВИНЦIИ.

Со введенiемъ новаго духовно–учебнаго устава, предоставившаго содержанiе духовныхъ училищъ средствамъ и заботамъ епархiальнаго духовенства, духовенству Владимiрской губернiи выпала трудная задача — найти нужныя средства для пяти находящихся въ губернiи духовныхъ училищъ, къ разрѣшенiю которой оно — надо отдать ему справедливость — приступило съ должнымъ вниманiемъ и рвенiемъ. Духовенство сделало ее предметомъ частныхъ бесѣдъ, благочинническихъ и уѣздныхъ съѣздовь и мѣстнаго печатнаго органа — «Епархiальныхъ Вѣдомостей”, гдѣ заявило — не жалѣть всѣхъ находящихся въ его распоряженiи средствъ, лишь–бы поддержать свои училища въ надлежащемъ порядкѣ и не позволить закрыть ни одного изъ нихъ — что было предлагалось ему. Вскорѣ оно обложило церкви и себя самымъ высокимъ сборомъ, отъ чего нѣкоторымъ сельскимъ церквамъ пришлось остаться безъ всякихъ наличныхъ средствъ для своихъ расходовъ. Но какъ ни хлопотало духовенство, все–же оно не достигло желанной цѣли. Доставивъ нужное обезпеченiе училищнымъ наставникамъ, оно увидало что тутъ еще только начало тратъ: ихъ требуется много болѣе, и притомъ въ самомъ непродолжительномъ времени, на перестройку училищныхъ зданiй, пополненiе и поправку библiотекъ и на заведенiе домовъ для общежитiй. Обойти эти потребности невозможно. Училища — тѣсны и ветхи, библiотеки недостаточны, а настоящiя квартиры учениковъ... да что и говорить о нихъ! Онѣ, исключая развѣ губернскихъ, негодны ни въ какомъ отношенiи. Ученики уѣздныхъ училищъ живутъ въ кухняхъ городскаго духовенства и мѣщанъ; но какiя удобства въ такихъ квартирахъ, гдѣ чуть не четверть мѣста занимаетъ русская печь, гдѣ палати и полъ служатъ кроватью, а простыя скамьи и длинные столы — мебелью?! У священниковъ и дьяконовъ еще немного лучше — здѣсь, покрайней мѣрѣ, наблюдается нѣкоторая чистота и въ большинствѣ не такъ многолюдно; въ кухняхъ–же причетниковъ и мѣщанъ — чистое наказанье. На полу широкiя щели и толстый слой грязи, на стѣнахъ красно–желтыя пятна отъ погибшихъ на мѣстѣ сраженiя насѣкомыхъ, въ углахъ плѣсень, испорченный влажный воздухъ — непремѣнныя украшенiя почти каждой такой квартиры. Къ этому присоединяются еще тѣснота, когда въ кухню, съ 7–8 саженями воздуха, домовладѣльцы пускаютъ до 15 и болѣе человѣкъ, плохо–приготовленная пища и отсутствiе почти всякаго разумнаго надзора и руководства въ домашнихъ занятiяxъ учениковъ. Училищной инспекцiи нѣтъ никакой физической возможности наблюдать вдругъ на всѣхь квартирахъ, разсѣянныхъ по разнымъ мѣстамъ города, а потому ей поневолѣ приходится поручать надзоръ надъ каждой квартирой особому ученику; ему–же поручаютъ своихъ дѣтей и отцы. Но какой надзиратель и руководитель–мальчикъ лѣтъ 14–16, и что можетъ выйти отъ его надзора, кромѣ прямаго нравственнаго вреда какъ для него самого, такъ и для его младшихъ подчиненныхъ ему товарищей? Еще ненормальнѣе надзоръ надъ учениками самихъ хозяевъ, которымъ отцы тоже имѣютъ обыкновенiе поручать своихъ дѣтей. Правда, нѣкоторые священники–хозяева бываютъ настолько честны что, безъ всякой надежды на какую–нибудь матерiальную награду, почти каждый день просиживаютъ по нѣскольку часовъ въ кухняхъ среди своихъ квартирантовъ–учениковъ, и своими толкованiями пособляютъ нѣкоторымъ изъ нихъ сознательнѣе усвоять ихъ уроки; дѣятельность такихъ лицъ заслуживаетъ полнаго сочувствiя; но бѣда въ томъ что большинство учениковъ стоятъ у хозяевъ не отличающихся ни знанiями, ни честностью, какъ эти священники. Оттого–то зачастую встрѣчаются очень печальные факты, въ родѣ слѣдующихъ: хозяева посылаютъ своихъ учениковъ за дровами, водой, на базаръ, въ питейные дома или еще куда–нибудь, грозя, въ случаѣ отказа, нажаловаться отцу, когда тоть прiѣдетъ, или безъ всякой церемонiи присоединяя нѣсколько полновѣсныхъ ударовъ. Духовенство ясно сознаетъ важность всѣхъ этихъ неудобствъ и спѣшитъ остававшимися отъ раздачи жалованья наставникамъ суммами устранить ихъ. Оно пополняетъ теперь училищныя библiотеки и строитъ новое училищное зданiе во Владимiрѣ, въ которомъ будутъ отведены классныя комнаты и помѣщенiя для нѣкоторыхъ учениковъ. Но вотъ бѣда: остаются еще четыре училища, помѣщенныя въ гг. Шуѣ, Переяславлѣ, Суздалѣ, Муромѣ, а средствъ уже нѣтъ: гдѣ найти ихъ? Послѣднiй съѣздъ уполномоченныхъ духовно–училищнаго округа, бывшiй въ Шуѣ 9 января настоящаго года, нашелъ что несмотря на крайнiя свои мѣры и усиленный заемъ, у округа недостаетъ 4.000 p. даже на одну только перестройку училищнаго зданiя, а на заведенiе общежительскаго дома нѣтъ ни копейки — «хоть продавай церковныя облаченiя или колокола”, какъ выражались полушутя–полугрустно между собою отцы съѣзда. И таковъ результатъ первой попытки поправить дѣла уѣзднаго училища, нужно замѣтить, въ Шуйскомъ округѣ, гдѣ церкви, особенно городскiя, сравнительно съ церквами другихъ уѣздовъ, говоря вообще, обезпеченнѣе; что–же сбудется съ округами переяславскаго, суздальскаго и муромскаго училищъ? Не останется–ли имъ одно средство — разослать своихъ депутатовъ по мipy, какъ то предложилъ орловскому училищному съѣзду одинъ изъ высокоумныхъ настоятелей зажиточнаго монастыря этой губернiи? Но духовенство, несмотря на всю любовь къ своимъ училищамъ, никакъ, до самыхъ крайнихъ обстоятельствъ, не рѣшится на такой унизительный для него и государства поступокъ. Неужели–же такъ и оставить начатое разумное дѣло? Неужели предоставить училищнымъ зданiямъ разрушаться, а ученикамъ — жить въ тѣсныхъ и гадкихъ комнатахъ, не имѣя ни достаточно книгъ, ни способныхъ руководителей, ни хорошей пищи? Неужели уже больше нѣтъ никакихъ средствъ поправить дѣло? Духовенство oфицiaльнo дало отвѣтъ, положительный; но... но то же–ли говоритъ оно неоффицiально? На сколько намъ извѣстно, къ счастiю, нѣтъ. Въ свойхъ частныхъ бесѣдахъ оно указывало на монастыри... И въ самомъ дѣлѣ, не пора–ли посерьознѣе приняться за это послѣднее средство, а особенно по Владимiрской губернiи, гдѣ въ настоящее время находится болѣе двухъ десятковъ монастырей? Нельзя–ли помѣстить духовныя училища въ многочисленныхъ монастырских зданiяхъ? Здѣсь не представится никакого неудобства. Въ самой чертѣ городовъ Суздаля, Переяславля и Мурома находится по нѣскольку монастырей (въ одномъ Суздалѣ ихъ 4) — отчего бы начальству, жалѣя бѣдное бѣлое духовенство и преслѣдуя интересы образованiя, не отвести нужное количество комнатъ отъ этихъ монастырей въ пользу мѣстныхъ духовныхъ училищъ? Отъ этого училища получатъ нужныя удобства, сохранившiяся суммы отъ построекъ могутъ поступить на улучшенiе содержанiя учениковъ и ихъ библiотекъ, а сами монастыри, уступкою нѣкоторыхъ изъ своихъ комнатъ, не только не потерпятъ ощутительнаго для себя убытка, но пpiобрѣтутъ еще уваженiе въ обществѣ. Такимъ образомъ три училища можно бы устроить, не тратя на нихъ послѣднихъ суммъ; осталось бы одно — шуйское. Въ Шуѣ нѣтъ монастырей, и слѣдовательно нѣтъ въ виду свободныхъ помѣщенiй; но за то верстахъ въ 10 отъ города лежитъ Н. Ш–скiй монастырь, обладающiй просторными корпусами: почему бы не перевести туда духовное училище? Могущее встрѣтиться возраженiе, что въ ученомъ отношенiи неудобно помѣщать училище въ глуши, внѣ города, едва–ли заслуживаетъ и опроверженiя. Если у насъ московскую духовную академiю держатъ за 40 верстъ отъ города — что уже дѣйствительно неудобно, то почему же не помѣстить духовнаго училища за 10 верстъ отъ Шуи, особенно когда будетъ принято во вниманiе что ученикамъ училища, все одно, не велятъ же пользоваться книгами городской библiотеки? Что скажетъ на это общество? Не одобритъ–ли и оно пожертвованiя монастырями помѣщенiя подъ духовныя училища? Не отнесется ли сочувственно и оно къ предоставленiю попеченiй объ училищныхъ зданiяхъ монастырямъ, а бѣлому духовенству — о другихъ сторонахъ училища — обогащенiи библiотекъ, исправномъ содержанiи учениковъ, приличномъ вознагражденiи наставникамъ? Не увидитъ–ли оно въ этомъ — задатокъ желаннаго улучшенiя экономическаго положенiя и умственнаго и нравственнаго состоянiя нашихъ духовныхъ учениковъ?.. Съ своей стороны, мы только прибавимъ что бѣлому духовенству и зa то можно было бы быть благодарнымъ, если оно съ должнымъ усердiемъ — въ чемъ не сомнѣваемся — отнесется къ поставленнымъ нами для него обязанностямъ, особенно если вспомнимъ что у него, при всѣмъ извѣстной его бѣдности, есть еще другiя важныя дѣла — содержанiе женскихъ духовныхъ училищъ, попечительствъ и т. п.

Ц.

_______

ПИСЬМО СЕЛЬСКАГО СВЯЩЕННИКА.

Часто, и очень часто намъ, сельскимъ священникамъ, приходится выслушивать просьбы своихъ прихожанъ о лѣченiи разныхъ болѣзней въ ихъ семействахъ; и большею частiю, если не всегда, священники не могутъ подать требуемаго совѣта. Правда, по нѣкоторымъ селамъ есть фельдшера, но объ нихъ я скажу ниже; а теперь сообщу нѣсколько случаевъ бывшихъ со мною.

На дняхъ приходитъ ко мнѣ мой прихожанинъ, и проситъ прiобщить его больную жену. «Чѣмъ же больна твоя жена?”

— Вся распухла: грудь, животъ, ноги, а ночью и все лицо. На прошлой недѣлѣ я просилъ фельдшера, но его лѣкарство еще больше раздражило болѣзнь; не знаете ли вы, батюшка, какого лѣкарства отъ этой болѣзни? — Hа просьбу прихожанина я остался безотвѣтнымъ... взялъ ключи и отправился со Св. Дарами напутствовать больную въ загробную жизнь.

Въ небольшой хатѣ, на лавкѣ, лежала больная женщина покрытая дерюгою; опухоль до того охватила все ея тѣло что она съ трудомъ могла поднимать отяжелѣвшiя вѣки. Избенка тѣсная, съ грязнымъ поломъ, издавала вонючiй запахъ. Три дѣвочки постарше прiютились у печки, а маленькое, годовое дитя, въ грязненькой рубашенкѣ, ползало по липкому полу. Чистая рубаха была надѣта на больной. У образовъ горѣлa восковая свѣчка. Угаръ натопленной, и не во–время закрытой печи носился по комнатѣ голубоватымъ газомъ; я велѣлъ открыть трубу, и не много повременивъ, приступилъ къ совершенiю Таинства. Больная съ большимъ трудомъ произносила слова, и послѣ большихъ остановокъ, наконецъ прiобщилась Св. Тайнъ.

Много мнѣ пришлось выстрадать у одра страждущей!.. Философiя, математика, греческiй и латинскiй языки и прочая ученость пронеслись въ моей забитой головѣ; но къ моему огорченiю, ни одна пройденная мною наука не оказалась годною для лежащей предо мною больной женщины... Ей нужна была еще помощь опытнаго священника–врача, и быть можетъ въ непродолжительное время она была бы здорова, и дѣти не лишились бы своей любящей матери.

Окончивъ свое дѣло, я съ грустными мыслями пошелъ домой, и дорогой вспомнилъ о своихъ замѣткахъ — отъ водяной болѣзни. У меня были и медицинскiя книги, но ужь очень мудреныя, и я остановился на одномъ простомъ средствѣ, которое когда–то было мною испытано и оказало прекрасный результатъ. Того–же дня я поѣхалъ въ городъ, и къ вечеру лѣкарство было готово; но къ моему горю, трудъ мой былъ напрасенъ: больная не выдержала, и къ 7 часамъ вечера не нуждалась уже ни въ какой помощи.

Есть болѣзни новыя для нашихъ селъ, о которыхъ простой народъ и не скажетъ врачу, по своей застѣнчивости или просто изъ ложнаго стыда (сифилисъ). Въ прошломъ году мнѣ пришлось напутствовать женщину, при воспоминанiи о которой и теперь пробѣгаетъ дрожь... Все лицо больной было покрыто одною сплошной раной, зловонная матерiя сочилась пo paнѣ; нижней губы не было, и зубы бѣлѣли ничѣмъ не закрытыя... И тутъ — таже просьба, и грустный отказъ. Черезъ недѣлю больная умерла отъ родовъ, — и право я порадовался ея смерти: въ одинъ разъ бѣдняжка покончила и съ болѣзнiю, и съ жизнiю. Осталась дѣвочка, и что съ нею будетъ — покажетъ будущее.

У насъ, какь я сказалъ, есть и фельдшера, но господа эти большею частiю неглижируютъ своею обязанностiю. Окончивъ свое плохенькое воспитанiе, и не поступивъ сначала на практику въ какое–либо заведенiе или къ врачу, они прямо посылаются на мѣста — не лѣчить, а мучить свою братiю. Получаютъ жалованье, пользуются доходами, и черезъ годъ, одѣвшись джентльменомъ, начинаютъ уже смотрѣть свысока на бѣднаго простолюдина; пренебрегаютъ своимъ же собратомъ, и окончательно теряютъ къ себѣ довѣрiе.

Примѣръ этому у пишущаго на глазахъ. Сельское общество отдало въ фельдшерскую школу двѣнадцатилѣтняго мальчика, казеннаго крестьянина N. Мальчикъ пробылъ въ школѣ положенное время, и былъ выпущенъ въ тоже село, на пользу облагодѣтельствовавшаго его общества. Годъ кое–какъ онъ исполнялъ свое дѣло; потомъ, разжившись и напяливъ на себя суконный сюртукъ и бѣлую фуражку, пошелъ гулять по городскимъ гостинницамъ. Съ народомъ началъ обращаться грубо и невнимательно; на волостныхъ урядниковъ смотрѣлъ съ пренебреженiемъ, старшину въ глаза называлъ дуракомъ, и общество, при всемъ своемъ миролюбiи и терпѣнiи, вынуждено было удалить его. Къ этому еще вышелъ съ этимъ фельдшеромъ такой случай: Фельдшеръ N, съ другимъ молодымъ парнемъ, былъ въ кабакѣ. Подгулявши порядкомъ, молодой парень прилегъ отдохнуть; во время его сна фельдшеръ досталъ изъ своего кармана стклянку съ ляписомъ, и началъ татуировать лицо лежащаго товарища этимъ составомъ, и сдѣлалъ изъ него такого красавца что и родная мать не вдругъ узнала своего сынка... Пошли жалобы, и кончилось тѣмъ что фельдшера лишили мѣста. Года два тому назадъ у этого фельдшера умеръ скоропостижно трехълѣтнiй сынъ; священникъ не хотѣлъ его погребать, и фельдшеръ досталъ докторское свидѣтельство о дозволенiи хоронить дитя; а между прочимъ дитя отравилось какимъ–то ядомъ, который стоялъ на открытомъ мѣстѣ. Дитя ходило по комнатѣ, и вѣрно замѣтивши что его отецъ угощаетъ приходящихъ изъ своихъ стклянокъ попробовало и — умерло!.. Нa мѣсто удаленнаго фельдшера прислали другую личность, еще худшую, по отзыву волостныхъ урядниковъ.

А бѣдный народъ все страдаетъ да страдаетъ, и нѣтъ помогающаго ему!..

Оспопрививатели тоже имѣются; но боюсь впасть въ крайность, если скажу что послѣднiе нисколько не лучше первыхъ!.. Ежемѣсячно священники даютъ выписку изъ метрическихъ книгъ о родившихся младенцахъ; оспопрививателю остается взять эту выписку и ѣхать въ дома, гдѣ есть новорожденные; но посѣщая приходъ, священнику часто приходится слышать, — что или не привилась оспа, которая уже никогда не повторится; или же и вовсе не была привита. Мнѣ разъ пришлось замѣтить оспопрививателю о его недобросовѣстности, но получивъ отвѣтъ что попамъ нѣтъ до нихъ дѣла, я и оставилъ свое гуманное вмѣшательство, да негорше что будетъ.

А кому–бы ближе всего, какъ не священнику, сдѣлаться для народа врачемъ тѣлесныхъ его недуговъ? Обязанности духовнаго и тѣлеснаго врачеванiя такъ родственны между собою что ни въ какомъ случаѣ не слѣдовало бы ихъ разъединять.

Спаситель, изцѣляя душу, не пропускалъ случая вспомоществовать и тѣлеснымъ недугамъ, и Апостолы слѣдовали примѣру Своего Божественнаго Учителя; а мы задались ученостiю, да и забыли что болѣзнь физическая также присуща человѣчеству, какъ и болѣзнь нравственная — безсмертной душѣ. Врачуя душу, священникъ долженъ пользовать немощь больнаго тѣла; причемъ прилипчивость нѣкоторыхъ болѣзней не должна устрашать священника, который обязанъ и душу свою полагать за други своя.

Пишутъ, и всѣми это чувствуется, что мало врачей, т. е. «жатва многа, а дѣлателей мало”; но если–бы въ семинарскую программу прибавили медицину, какъ науку обязательную, чрезъ всѣ классы семинарiи, хотя бы и на фельдшерскихъ, но на болѣе обширныхъ началахъ; то это прибавленiе много бы принесло пользы простому люду. Простой народъ охотнѣе прибѣгаетъ за помощью къ своему священнику, чѣмъ къ врачу; священника же никогда не стѣснитъ просьба простаго человѣка, съ которымъ онъ привыкъ дѣлить печаль и радость, и отъ трудовъ котораго онъ имѣетъ пропитанiе.

Правъ ли нашъ взглядъ, или нѣтъ, это дѣло право–правящихъ; во всякомъ случаѣ, мы думаемъ что не следовало–бы священнику проходить мимо избитаго разбойниками и лежащаго при дорогѣ — бѣдняка, а быть самаряниномъ, — и возливая бальзамъ на больную душу, не забывать и страждущаго тѣла, которое находится въ тѣсной связи съ душою.

Сельскiй священникъ Полтавской губ.

_______

ПСИХОЛОГИЧЕСКIЙ ВОПРОСЪ ИЗЪ ДѢЛА НЕПЕНИНЫХЪ.

(Письмо къ редактору).

Прослушавъ шестнадцати–часовое судебное разбирательство по дѣлу супруговъ Непениныхъ, я хочу подѣлиться съ вами нѣкоторымъ вынесеннымъ изъ этихъ часовъ впечатлѣнiемъ. Стенографическiй отчетъ о засѣданiи суда начался и продолжается въ газетахъ, и потому мнѣ нѣтъ надобности вдаваться въ подробности дѣла; я изложу въ немногихъ словахъ только сущность его. Назадъ тому шесть лѣтъ Непенинъ женился на дѣвицѣ Дьяконовой. У ней лежала на душѣ тайна: тайна бывшей не за долго до того кратковременной, продолжавшейся менѣе двухъ мѣсяцевъ, связи ея съ Чихачевымъ. Эту тайну она утаила отъ жениха и таила потомъ отъ мужа въ теченiе пяти лѣтъ. Пять лѣтъ провели супруги Непенины въ согласiи и любви. Въ какой степени Непенинъ любилъ свою жену  — неизвѣстно; а что Непенина любила мужа сильно, объ этомъ можно догадываться по ея дневнику, изъ котораго отрывокъ (горькiй и тяжелый отрывокъ) былъ прочитанъ на судѣ. Черезъ пять лѣтъ она открыла мужу свою тайну. Зачѣмъ и по какому случаю открыла — это дѣло темное. Она говоритъ: совѣсть мучила. Судя по другимъ признакамъ, это произошло... нечаянно, или по нѣкоторому постороннему поводу, но вообще случайно. Какъ бы то ни было, но съ минуты открытiя тайны Непенинъ выступаетъ въ полномъ развитiи своихъ душевныхъ свойствъ. Всѣ эти свойства, совокупивъ, можно, мнѣ кажется, выразить однимъ эпитетомъ: злой человѣкъ. Пожалуй можно еще прибавить и другой эпитетъ, метко употребленный въ превосходной рѣчи прокурора: безсердечный. Злость и безсердечiе Непенина выразились въ слѣдующихъ дѣйствiяхъ: онъ долго, инквизиторски–неотступно выпытываетъ отъ жены всѣ мельчайшiя подробности ея давняго паденiя; онъ сводитъ ее на очную ставку съ Чихачевымъ, какъ бы изъ желанiя еще разъ усладить свой слухъ этими мелкими подробностями и упиться зрѣлищемъ, какъ два человѣка, пойманные въ старомъ грѣхѣ, смущенные, при немъ будутъ другъ друга разоблачать и терзать поминками этого грѣха; онъ, таща за собою жену, мчится въ погоню за Чихачевымъ съ цѣлiю настичь его гдѣ бы то ни было и вынудить еще на какiя–то и не знаю для чего нужныя разъясненiя; онъ подвергаетъ за тѣмъ жену, въ продолженiе двухъ–трехъ недѣль, нравственнымъ и физическимъ терзанiямъ — злымъ, подозрительнымъ упрекамъ и тяжкимъ побоямъ, и, наконецъ, доходитъ до послѣдней уголовной катастрофы. Обвинявшiй его прокуроръ суда значительную часть своей превосходно построенной рѣчи посвятилъ изображенiю постепеннаго накипанья въ душѣ Непенина ненависти и гнѣва — двухъ чувствъ, которымъ беззавѣтно отдалось все существо его, такъ что предшествовавшiя пять лѣтъ супружескаго счастья для него совсѣмъ исчезли, какъ будто ихъ и не было въ его жизни; передъ нимъ стояли только два момента: моментъ паденiя дѣвицы Дьяконовой и моментъ самообличенiя г–жи Непениной; эти два момента постепенно налили ядомъ его совершенно неспособное прощать сердце, и вотъ — настало 26 ноября 1873 года. Въ этотъ день Непенинъ, по прежнему таща за собою жену, прiѣхалъ въ Петербургъ и, вмѣстѣ съ нею, явился въ квартиру Чихачева. Началось опять требованiемъ объясненiй; Чихачевъ подалъ запечатанный, приготовленный имъ отвѣтъ на письмо г–жи Непениной, говоря что до прочтенiя этого отвѣта считаетъ словесныя объясненiя лишними; Непепинъ пожелалъ тутъ же прочитать отвѣтъ и за тѣмъ вступить въ словесныя объясненiя; Чихачевъ отклонилъ это предложенiе и просилъ посѣтителей удалиться изъ его квартиры. Тогда Непенинъ вызываетъ его на дуэль; Чихачевъ отвергаетъ вызовъ; Непенинъ наноситъ ему ударъ по лицу; отъ этого удара Чихачевъ пошатнулся назадъ, но, оправившись, бросается на оскорбителя съ кулаками; Непенинъ встрѣчаетъ его также ударами и, вслѣдъ за тѣмъ, правая рука его оказывается вооруженною дорожнымъ складнымъ ножемъ, который, какъ говорятъ, всегда бывалъ у него въ карманѣ, точно также какъ маленькiй револьверъ, переданный имъ, при входѣ въ квартиру Чихачева, женѣ. Когда онъ успѣлъ вынуть и раскрыть ножъ — никто не знаетъ, и самъ онъ не можетъ опредѣлить эту минуту, хотя помнитъ что раскрывалъ ножъ. Чрезъ несколько секундъ послѣ начала борьбы, выбѣгаетъ изъ сосѣдней комнаты родственникъ Чихачева, полковникъ фонъ–Раабенъ, и хватаетъ Непенина за лѣвую руку, стараясь оттащить его отъ Чихачева; но бойцы продолжаютъ наносить другъ другу удары, и правая рукa Непенина дѣйствуетъ свободно. Г–жу Непенину, порывавшуюся было къ борющимся, удержалъ прибѣжавшiй на шумъ дворникъ, и, находясь уже въ его рукахъ, она выстрѣлила два раза изъ револьвера... Въ кого она мѣтила и мѣтила–ли въ кого нибудь — неизвѣстно; предъ ней была тѣсная группа, состоявшая изъ ея мужа, Чихачева и фонъ–Раабена, — ни въ кого изъ нихъ не попали пули, и послѣдняя ударила въ полъ. Пораженный звукомъ выстрѣловъ, дворникъ поспѣшилъ вывести г–жу Непенину вонъ изъ комнаты. Между тѣмъ фонъ–Раабенъ успѣлъ притянуть Непенина къ бывшему шагахъ въ четырехъ дивану и, поваливъ, обхватилъ его сзади чрезъ обѣ руки. Борьба кончилась. Чихачевъ, сказавъ: «теперь полицiю”, успѣлъ перейдти въ сосѣднюю квартиру своей сестры и тамъ уже почувствовалъ себя сильно раненымъ: у него въ верхней части груди оказались двѣ глубокiя раны, отъ которыхъ онъ умеръ на другой день. Такъ разъясненъ на судѣ процессъ совершенiя убiйства.

По окончанiи судебныхъ пренiй, которыя предоставляю и совѣтую вамъ прочесть вполнѣ, когда они будутъ напечатаны въ газетахъ, — судъ поставилъ присяжнымъ засѣдателямъ три вопроса. Они уже напечатаны, но я приведу ихъ здѣсь слово въ слово. Вотъ они:

1. Виновенъ ли подсудимый Непенинъ въ томъ что 26 ноября 1873 г., войдя въ квартиру проживающаго въ Петербургѣ коллежскаго ассессора Чихачева, и обмѣнявшись съ послѣднимъ объясненiями, пришелъ послѣ того въ состоянiе раздраженiя и подъ влiянiемъ этого чувства, въ запальчивости нанесъ Чихачеву не случайно, а съ умысломъ, нѣсколько ранъ, послѣдствiемъ которыхъ была смерть Чихачева?

2. Если Непенинъ виновенъ по первому вопросу, то, нанося Чихачеву ножомъ удары, имѣлъ ли желанiе лишить Чихачева жизни?

3. Виновна ли подсудимая Непенина въ томъ что въ означенное въ первомъ вопросѣ время, войдя въ квартиру Чихачева, послѣ объясненiй съ Чихачевымъ, пришла въ состоянiе раздраженiя и въ этомъ состоянiи, имѣя намѣренiе лишить его жизни, два раза выстрѣлила въ него изъ револьвера, но выстрѣлы ея не попали въ Чихачева по причинамъ, отъ воли ея не зависѣвшимъ?

Присяжные на первый вопросъ отвѣтили yтвердительно и даже съ нѣкоторымъ ударенiемъ: «Да, виновенъ, и раны наносилъ съ умысломъ”. На 2–й и 3–й вопросы даны отвѣты отрицательные: «Нѣтъ, не имѣлъ”; «нѣтъ, не виновна”.

Я имѣю нѣкоторое основанiе думать что вынесенный присяжными приговоръ большею частiю присутствовавшихъ въ залѣ суда былъ принятъ одобрительно; всѣ или почти всѣ нашли его справедливымъ, съ чѣмъ и я готовъ согласиться. Правда, на другой день я слышалъ, какъ многiе удивлялись что г–жа Непенина оправдана; но удивлялись все люди сами въ судѣ не бывшiе, а прочесть ycпѣвшie только обвинительный актъ да показанie oдного свидѣтеля... Впрочемъ, я совсѣмъ не думаю касаться оцѣнки приговора; мнѣ xoчется только вотъ о чемъ спросить васъ: какъ вы думаете, найдется ли на свѣтѣ такой человѣкъ, такой вдохновенный серцевѣдецъ, такой ясновидящiй, который могъ бы, положа руку на сердце, съ полною увѣренностью отвѣтить на второй изъ вышеприведенныхъ вопросовъ: нанося ножомъ удары, имѣлъ–ли (т. е. въ минуту нанесенiя ударовъ) желанiе лишить жизни?

«Кто снидетъ въ глубину морскую,

Покрытую недвижно льдомъ?

Кто испытующимъ умомъ

Проникнетъ бездну роковую

Души?»...

Когда человѣкъ, долго томившiйся жаждою, дорвется, наконецъ, до кружки съ водою и начнетъ съ жадностью глотать эту воду, — то, глотая, имѣетъ ли онъ желанiе не чувствовать впредь жажды, или не имѣетъ? Попробуйте разрѣшить этотъ вопросъ. Если бы вы задали его самому глотающему воду, въ минуту самаго глотанья, онъ, можетъ быть, заслышавъ вопросъ, не отнимая губъ отъ кружки, кивнулъ бы головою утвердительно; но дайте ему окончательно напиться и спросите потомъ, — онъ вѣроятно отвѣтитъ что помнитъ только что чувствовалъ наслажденiе, а больше ничего не помнитъ и не знаетъ. Если бы кто нибудь имѣлъ возможность cпросить Непенина въ ту самую минуту, когда онъ наносилъ удары Чихачеву, желаетъ ли онъ, чтобъ Чихачевъ сейчасъ же упалъ къ его ногамъ мертвый, — онъ можетъ быть закричалъ бы задыхающимся отъ злобы голосомъ: «да, желаю!” Но тогда его никто не спросилъ; никто не навелъ его на сознанiе желанiя; минута неистовой злобы прошла, и тайна происходившaгo въ душѣ его въ ту минуту закрылась навсегда даже отъ него самого.

И эту тайну души предлагаютъ разгадать не знавшимъ его и не бывшимъ при немъ въ роковую минуту людямъ! Задача, по моему, совсѣмъ невозможная!

П.

_______

ЧТЕНIЕ Т. И. ФИЛИППОВА ВЪ ЗАСѢДАНIИ ПЕТЕРБУРГСКАГО ОБЩЕСТВА ЛЮБИТЕЛЕЙ ДУХОВНАГО ПРОСВѢЩЕНIЯ 26 ФЕВРАЛЯ.

Помѣщая этотъ новый трудъ нашего уважаемаго сотрудника, замѣтимъ что онъ вызванъ сильнѣйшей опозицiей извѣстному нашимъ читателямъ мнѣнiю г. Филиппова по вопросамъ о «единовѣрiи”, изложенному имъ, въ прошломъ году, въ «Обществѣ любителей духовнаго просвѣщенiя”. Опозицiя явилась въ томъ же «Обществѣ”. Г. Филипповъ, которому — (мы прямо можемъ высказать наше убѣжденiе) — гораздо дороже успѣхъ самаго дѣла, чѣмъ верхъ въ спорѣ, обратилъ особенное вниманiе на мнѣнiя своихъ опонентовъ и составилъ свой отвѣтъ, помѣщаемый ниже. Мы сами были на чтенiи этого отвѣта г. Филипповымъ въ «Общ. люб. дух. просв.”. Чтобы не оставлять ничего неразъясненнымъ и никакихъ сомнѣнiй, авторъ, ссылаясь въ своемъ отвѣтѣ своимъ противникамъ на источники, изъ которыхъ извлекалъ целыя цитаты, тутъ же, послѣ каждой ссылки, обращался къ двумъ членамъ «Общ. люб. дух. просв.” (гг. Осинину и Бычкову), и тѣ во время самаго чтенiя, въ туже минуту, провѣряли, по лежавшимъ передъ ними книгамъ: правильно ли сдѣлана цитата, и заявляли о томъ во всеуслышанiе, благосклонно принявъ этотъ трудъ на себя. Такимъ образомъ никакая неправильность, никакая хитрость или умышленная невѣрность въ ссылкахъ (столь свойственная, и даже весьма часто, самымъ серьознымъ ученымъ въ обращенiи съ источниками и документами, для одержанiя верху въ спорѣ) — не могли произойти. Однимъ словомъ споръ велся окончательно и для достиженiя конца его. Не знаемъ достигнетъ ли этого столь вожделѣннаго конца уважаемый нашъ сотрудникъ, но вотъ однако–же трудъ его. Пусть судятъ о немъ всѣ интересующiеся вопросомъ о судьбахъ нашего «единовѣрiя” — вопросомъ глубокимъ и имѣющимъ чрезвычайную и, главное, современную, важность.

Ред.

____

Ваше Императорское Высочество,

Милостивые Государи.

При составленiи настоящаго моего отвѣта на чтенiя о. Iосифа (27 ноября) и г. Нильскаго (4 декабря) мнѣ пришлось преодолѣвать значительныя трудности.

Во 1–хъ, въ этихъ чтенiяхъ, изъ коихъ первое продолжалось около полутора часа, а второе цѣлыхъ три часа, содержится такая груда полемическаго матерiала, для разбора которой, при всѣхъ усилiяхъ моихъ къ сокращенiю размѣра моихъ объясненiй и при всемъ желанiи избавить васъ отъ утомленiя, одного засѣданiя оказалось все–таки недостаточно, такъ что я противъ воли вынужденъ былъ просить Совѣтъ нашего Общества о предоставленiи мнѣ права раздѣлить мое чтенiе на двѣ части и сегодня предложить вашему вниманiю только одну изъ нихъ.

Во 2–хъ, многiя изъ моихъ мнѣнiй, противъ которыхъ предлагались возраженiя, были представлены вамъ не въ подлинномъ ихъ видѣ, а съ примѣсью посторонняго и вовсе не свойственнаго имъ смысла, при чемъ былъ очевидный расчетъ на явную для меня невозможность каждое изъ моихъ мнѣнiй, облѣпленныхъ такою клейкою обмазкою, отмывать въ вашемъ присутствiи.

Въ 3–хъ, наконецъ, г. Нильскiй обвинялъ меня передъ вами въ искаженiи и извращенiи тѣхъ историческихъ памятниковъ, на которые я ссылался при защитѣ своихъ положенiй, при чемъ вамъ, не имѣя передъ собою книгъ, приводимыхъ во свидѣтельство нами обоими, было весьма естественно обратить въ вопросъ мою ученую добросовѣстность.

При такомъ положенiи дѣла, мнѣ предстояло изыскать для изложенiя моего нынѣшняго отвѣта такой способъ, при которомъ я могъ бы возстановить истинный образъ моихъ понятiй «о нуждахъ единовѣрiя”, заслоненный отъ вашихъ взоровъ безпорядочно набросаннымъ ворохомъ полемическаго сору.

Съ этою цѣлiю я предполагаю въ нынѣшнемъ засѣданiи, подъ вашимъ наблюденiемъ, сдѣлать повѣрку каждаго изъ моихъ основныхъ положенiй по очереди, слѣдуя тому порядку, въ какомъ они изложены въ моемъ первоначальномъ чтенiи 18 января минувшаго года. Для того же, чтобы вы могли принять въ этой повѣркѣ прямое участiе, я счелъ необходимымъ принести съ собою въ засѣданiе лежащiя предъ вами книги, по которымъ можно будетъ строго прослѣдить за правильностiю приводимыхъ г. Нильскимъ и мною ссылокъ, и такимъ образомъ опредѣлить, на основанiи уже не нашихъ увѣренiй, а вашего самостоятельнаго убѣжденiя, истинное достоинство ученыхъ прiемовъ обѣихъ состязающихся передъ вами сторонъ.

Ближайшiй трудъ этой провѣрки благосклонно приняли на себя наши достоуважаемые сочлены, А. Ѳ. Бычковъ и И. Т. Осининъ.

Основныя положенiя моего разсужденiя «о нуждахъ единовѣрiя”, числомъ шесть, напечатаны въ сборникѣ протоколовъ нашего Общества за первый годъ его существованiя (1872–1873)^*), въ слѣдующемъ видѣ:

а) По буквальному смыслу соборнаго опредѣленiя 13 мая 1667 г., употребленiе до–никоновскаго обряда воспрещено было на будущее время безусловно. Отлученiе отъ церкви и клятва собора, не касаясь лицъ, употреблявшихъ эти обряды до соборнаго о нихъ рѣшенiя, изречено было на всякаго, кто послѣ сего рѣшенiя отказывался принять новоисправленный церковный обрядъ.

б) Этому опредѣленiю вполнѣ соотвѣтствуютъ приведенныя въ моемъ разсужденiи послѣдующiя постановленiя духовной и мирской власти до временъ Екатерины II, равно какъ и полемическiе прiемы обличителей раскола.

в) Разрѣшенiе употреблять до–никоновскiй обрядъ, данное обратившимся къ церкви старообрядцамъ сперва при Екатеринѣ II, безъ опредѣленныхъ условiй, а потомъ при Павлѣ I, на условiяхъ, изложенныхъ въ 16 правилахъ 1800 г., съ точнымъ смысломъ соборнаго опредѣленiя 1667 г. не согласно.

г) Ограниченiе церковныхъ правъ единовѣрцевъ, изложенное въ 11 и нѣкоторыхъ другихъ пунктахъ правилъ митрополита Платона, ставитъ ихъ въ такое положенiе, которому въ православной церкви нѣтъ никакого подобiя и которое во всякомъ случаѣ не согласуется съ постояннымъ и всеобщимъ православнымъ началомъ свободы обряда.

д) Для устраненiя этихъ противорѣчiй, которыя связываютъ не только единовѣрцевъ, но и насъ самихъ, необходимъ пересмотръ соборнаго опредѣленiя 1667 г., въ которомъ не было предвидѣно случаевъ искренняго обращенiя къ церкви на условiи сохраненiя прежняго обряда.

е) Наиболѣе удовлетворительнымъ способомъ для пересмотра этого опредѣленiя было бы созванiе новаго собора, который необходимъ православной церкви и по другимъ не менѣе важнымъ причинамъ.

Въ первомъ моемъ положенiи, какъ вы изволите видѣть, опредѣляется смыслъ соборнаго постановленiя 13 мая 1667 года на основанiи собственно его текста, который напечатанъ въ томѣ V «Дополненiй къ актамъ историческимъ”, въ ряду другихъ дѣянiй собора 1666–1667 г.г., подъ цифрою V, на стран. 483–488.

Прошу васъ, мм. гг., замѣтить, что г. Нильскiй оба раза — какъ 25 февраля, такъ и 4 декабря 1873 г. — на текстѣ этого опредѣленiя вовсе не останавливался и вопросъ о его значенiи рѣшалъ, мимо его, на основанiи другихъ историческихъ документовъ и данныхъ, которые хотя и имѣютъ къ нему болѣе или менѣе близкое отношенiе, но замѣнить собою его собственное о самомъ себѣ свидѣтельство ни въ какомъ случаѣ не могутъ. Такой неслыханный въ ученыхъ изысканiяхъ прiемъ — объяснять содержанiе историческаго памятника, вовсе не справляясь съ нимъ самимъ, — былъ бы недозволителенъ даже и тогда, если бы въ текстѣ изъясняемаго памятника встрѣчались дѣйствительно затруднительныя для уразумѣнiя и обоюдныя по смыслу мѣста. И въ такомъ случаѣ исходною точкою и средоточiемъ истолкованiя и ученаго спора долженъ бы былъ оставаться самый текстъ документа, а всѣ другiя данныя только пособiемъ къ болѣе точному разумѣнiю его неясныхъ мѣстъ. Тѣмъ менѣе извинителенъ такой экзегетическiй прiемъ въ настоящемъ случаѣ, когда дѣло идетъ о текстѣ совершенно точномъ и ясномъ, который какъ требованiя соборнаго опредѣленiя 13 мая 1667 г., такъ и характеръ налагаемой имъ кары и область его будущаго примѣненiя, выражаетъ, какъ вы изволите увидѣть, самымъ опредѣленнымъ и категорическимъ способомъ.

Дѣянiе, гдѣ содержится опредѣленiе 13 мая 1667 года, состоитъ изъ двухъ частей: въ первой (стр. 483–485), имѣющей характеръ объяснительнаго вступленiя, излагаются отъ имени отцевъ собора 1666 г. тѣ причины, по которымъ въ 1666 г., межъ патрiаршества, созванъ былъ въ Москвѣ соборъ изъ предстоятелей русской церкви. Причины эти, по указанiю разсматриваемаго нами памятника, заключались въ томъ, что многiя люди, какъ изъ простыхъ, такъ и изъ священныхъ и монаховъ, иные по суемудренному невѣжеству, иные же по ложно понимаемой ревности, смутили души неутвержденныхъ своими устными и письменными хулами на новоисправленныя и новопереведенныя при патрiархѣ Никонѣ книги, на исправленные при немъ же церковные чины, на церкви, архiереевъ и священниковъ, вслѣдствiе чего многiе священники стали гнушаться исправленными книгами и не употребляли ихъ въ богослуженiи, не употребляя и просфоръ съ четыреконечнымъ крестомъ; а изъ христiанъ многiе отлучились церковнаго входа и молитвы и вообще лишили себя общенiя таинствъ, «зане во многихъ отъ народа мнѣнiе вниде, яко ересми многими и антихристовою скверною осквернены церкви, и чины, и таинства, и послѣдованiя церковная”.

Соблазнялись и объ исправленiи святаго символа, и о трегубой аллилуiи и знаменiи честнаго и животворящаго креста, о сложенiи трiехъ первыхъ перстовъ, и о Iисусовѣ молитвѣ и прочихъ.

Сихъ ради винъ сошедшiеся со всего великороссiйскаго государства архiереи, митрополиты, архiепископы и епископы, и отъ прочихъ духовныхъ чиновъ нарочитые мужи, по внимательномъ изслѣдованiи дѣла убѣдившись, что исправленiе книгъ и церковныхъ чиновъ, бывшее при Никонѣ, совершено, во первыхъ, согласно съ древними славяно–русскими харатейными книгами, вовторыхъ, повелѣнiемъ царя, «благословенiемъ же и совѣтомъ, и произволенiемъ святѣйшихъ вселенскихъ патрiарховъ и согласiемъ архiереевъ всероссiйскаго государства и всего освященнаго собора”, засвидѣтельствовали, что въ новоисправленныхъ и въ новопреведенныхъ печатныхъ книгахъ они не обрѣли ничего стропотнаго или развращеннаго, или вѣрѣ нашей православной противнаго.

Затѣмъ отцы собора 1666 года объясняютъ, что когда въ Москву прибыли патрiархи александрiйскiй и антiохiйскiй, то сперва имъ, а потомъ, когда ими на московскiй патрiаршiй престолъ поставленъ былъ Iоасафъ II, то и ему, они представили свои соборы и дѣла, и что они, святѣйшiе патрiархи Паисiй и Макарiй, глаголали: яко тако есть, истинно и право разсудисте и съ нами во всемъ согласно, якоже мы держимъ свыше и изначала, тако и вы соборовали есте и мудрствовали, зане сiе преданiе есть святыхъ апостоловъ и св. отецъ и св. церкве чинъ древнiй и книги новопреводныя и исправленныя печатныя суть правы и согласны съ нашими греческими книгами”.

Все это изложено въ первой части разсматриваемаго нами историческаго документа, въ видѣ, какъ я уже сказалъ, объяснительнаго вступленiя.

Вторая часть сего документа (стр. 485–488), въ которой содержится самое опредѣленiе 18 мая 1667 года, т. е., предметъ нашего обсужденiя, начинается такъ:

«Къ симъ убо нынѣ обще мы милостiю Божiею православнiи вселенстiи патрiарси, Паисiй папа и патрiархъ великаго града Александрiи и судiя вселеннѣй и Макарiй, патрiархъ Божiя града великiя Антiохiи и всего востока, вкупѣ со братомъ и сослужителемъ нашимъ святѣйшимъ киръ Iоасафомъ, патрiархомъ московскимъ и всея Россiи, съ преосвященными митрополиты, архiепископы, епископы и т. д., соборнѣ заповѣдуемъ”.

Кому же и что заповѣдуется?

На первый изъ этихъ вопросовъ отвѣтъ содержится въ слѣдующихъ словахъ постановленiя:

«Всѣмъ вамъ архимандритомъ и игуменомъ, и всѣмъ монахомъ, протопопомъ и старостамъ поповскимъ и всѣмъ священникамъ мѣстнымъ и немѣстнымъ, клирикомъ же и всякому чину православнымъ христiаномъ, великимъ и малымъ, мужемъ и женамъ”, однимъ словомъ, всѣмъ членамъ русской церкви, въ которой возникли сомнѣнiя относительно совершеннаго при Никонѣ исправленiя, безъ всякаго изъятiя и безъ всякаго между ними въ какомъ–либо смыслѣ различенiя, о чемъ еще разъ свидѣтельствуетъ соборъ, говоря нѣсколько ниже: «Сiе наше соборное повелѣнiе и завѣщанiе ко всѣмъ выше реченнымъ чиномъ православнымъ предаемъ и повелѣваемъ всѣмъ неизмѣнно хранити”.

Что же повелѣваетъ соборъ и что онъ завѣщаетъ неизмѣнно хранити?

Во первыхъ, повелѣваетъ покарятися во всемъ безъ всякаго сумнѣнiя и прекословiя святѣй восточной и апостольстѣй церкви Христовѣ.

Во вторыхъ, завѣщеваетъ неизмѣнно хранити слѣдующiя весьма опредѣлительныя его повелѣнiя:

а) принимать новоисправленныя книги и по нимъ править все церковное Божiе славословiе;

б) святый символъ глаголати безъ прилога «истиннаго”;

в) аллилуiя въ учиненныхъ мѣстахъ, т. е. гдѣ она читается или поется съ присовокупленiемъ: «слава Тебѣ, Боже!” — троить, а не сугубить;

г) знаменiе честнаго креста изображать на себѣ тремя первыми перстами десной руки;

д) Iисусову молитву въ церковномъ пѣнiи и въ общемъ собранiи говорить такъ: «Господи Iисусе Христе Боже нашъ (а не «Сыне Божiй”), помилуй насъ (а наединѣ, якоже кто хощетъ).

е) просфоры печатать печатiю четвероконечнаго креста.

ж) въ архiерейскомъ и священническомъ благословенiи употреблять перстосложенiе именословное.

Непосредственно за исчисленiемъ этихъ семи пунктовъ соборнаго повелѣнiя и завѣщанiя слѣдуютъ вышеприведенныя уже нами слова:

«Сiе (т. е. въ этихъ именно семи пунктахъ состоящее) наше соборное повелѣнiе и завѣщанiе ко всѣмъ выше реченнымъ чиномъ православнымъ предаемъ и повелѣваемъ всѣмъ неизмѣнно хранити и покарятися святѣй восточной церкви”.

А непосредственно за этими словами слѣдуетъ:

«Аще ли же кто не послушаетъ повелѣваемыхъ отъ насъ и не покорится святой восточной церкви и сему освященному собору, или начнетъ прекословити и противлятися намъ, и мы таковаго противника, данною намъ властiю отъ всесвятаго и животворящаго Духа, аще будетъ отъ освященнаго чина, извергаемъ и обнажаемъ его всякаго священнодѣйствiя и благодати и проклятiю предаемъ; аще же отъ мирскаго чина, отлучаемъ и чужда сотворяемъ отъ Отца и Сына и Святаго Духа и проклятiю и анаѳемѣ предаемъ, яко еретика и непокорника, и отъ православнаго всесочлененiя и стада и отъ церкве Божiя отсѣкаемъ, яко гнилъ и непотребенъ удъ, дондеже вразумится и возвратится въ правду покаянiемъ. Аще ли кто не вразумится и не возвратится въ правду покаянiемъ и пребудетъ во упрямствѣ своемъ до скончанiя своего: да будетъ и по смерти отлученъ и непрощенъ, и часть его и душа съ Iудою предателемъ, и съ распеншими Христа жидовы, и со Арiемъ и съ прочими проклятыми еретиками. Желѣзо каменiе и древеса да разрушатся и да растлятся, а той да будетъ не разрѣшенъ и не разрушенъ и яко тѵмпанъ, во вѣки вѣковъ. Аминь”.

«Сiе соборное наше узаконенiе и изреченiе подписахомъ и утвердихомъ нашими руками и положихомъ въ дому Пресвятыя Богородицы честнаго и славнаго Ея Успенiя въ патрiархiи богохранимаго царствующаго великаго града Москвы и всея Россiи, въ вѣчное утверженiе и въ присное воспоминанiе, въ лѣто отъ сотворенiя мiра 7175, индикта 5, мѣсяца мая въ 13 день”.

Изложивъ со всевозможною точностiю содержанiе соборнаго опредѣленiя 13 мая 1667 г., я предлагаю вамъ, милостивые государи, остановиться вмѣстѣ со мною исключительно на его текстѣ и, не сопоставляя его пока ни съ предыдущими ни съ послѣдующими опредѣленiями церковной власти, ни вообще съ какими бы то ни было данными, къ вопросу о клятвахъ собора 1667 года относящимися, извлечь всѣ истекающiе изъ него самого выводы о его характерѣ и смыслѣ.

Прежде всего вы видите что опредѣленiе 13 мая 1667 г. есть постановленiе свойства законодательнаго, какъ это явствуетъ изъ самыхъ названiй, которыя, даны ему соборомъ: повелѣнiе, заповѣдь, завѣщанiе и, прямо, узаконенiе.

Согласно съ своимъ законодательнымъ характеромъ, постановленiе это не имѣло и не могло имѣть въ виду никакихъ опредѣленныхъ лицъ, виновныхъ въ его нарушенiи (по той весьма простой причинѣ, что нельзя было нарушить законъ прежде его изданiя), — но было обращено безлично ко всякому, кто, подлежа власти собора, не подчинился бы его опредѣленiю послѣ его изданiя.

Потому оно и не налагаетъ ни на кого никакихъ наказанiй въ прошедшемъ (что свойственно только судебному приговору), а грозитъ лишь всѣмъ будущимъ его преслушникамъ, кто бы они ни были, карою, имъ въ законодательномъ порядкѣ установляемою.

Въ этомъ законѣ, послѣ общаго приглашенiя къ покорности святѣй восточной церкви, во всемъ выражено безусловное и — прошу васъ замѣтить — единственное требованiе: чтобы всѣ непремѣнно и исключительно употребляли новоисправленные обряды и книги.

Сообразно съ симъ, въ немъ предвидѣлась и единственная вина — непринятiе новоисправленныхъ обрядовъ и книгъ (при которомъ уже нельзя было соблюсти покорности собору), — безъ всякаго указанiя на какiе либо виды, или оттѣнки, или степени этой вины.

При единственномъ преступленiи, которое предусматривалось опредѣленiемъ 13 мая 1667 г., въ немъ установлялось и единственное наказанiе, именно: прочитанныя мною передъ вами клятвы, которыя налагались на всѣхъ будущихъ нарушителей закона, также безъ степеней, безъ оттѣнковъ и безъ всякихъ въ какомъ бы то ни было смыслѣ оговорокъ.

Клятвы собора налагались на всякаго нарушителя закона 13 мая 1667 г., «дондеже вразумится и возвратится въ правду покаянiемъ”, т. е. до тѣхъ поръ, пока онъ «не послушаетъ повелѣваемыхъ” отъ собора, т. е. не подчинится выше указанному единственному требованiю соборнаго опредѣленiя (не приметъ новоисправленныхъ обрядовъ и книгъ).

«Сiе соборное узаконенiе и изреченiе”, подписанное и утвержденное руками отцевъ собора, было положено ими въ дому Пресвятыя Богородицы честнаго Ея успенiя, «въ вѣчное утверженiе и присное воспоминанiе”: такъ что не подлежитъ сомнѣнiю, что самъ соборъ считалъ свое опредѣленiе постановленнымъ на все будущее время.

Вотъ что говоритъ опредѣленiе 13 мая 1667 года, взятое само въ себѣ, безъ связи и соотношенiя съ другими данными! И вотъ въ чемъ разгадка тому, что г. Нильскiй не пожелалъ взглянуть ему прямо въ лицо и два раза уклонялся отъ встрѣчи съ нимъ въ вашемъ присутствiи, предпочитая опредѣлить смыслъ узаконенiя 13–го мая 1667 года на основанiи другихъ соприкосновенныхъ съ нимъ постановленiй и историческихъ данныхъ и тщательно избѣгая всякой попытки подвергнуть текстъ этого узаконенiя критическому анализу.

(Продолженiе будетъ).

_______

ЖЕНЩИНЫ.

Романъ изъ петербургскаго большаго cвѣтa.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

VI.

Первыя впечатлѣнiя.

Семейство Гагариныхъ начало садиться въ карету. Оказалось что Сухотинъ нанялъ только одну; понадобились двѣ. Елизавета Николаевна бросила взглядъ на подававшуюся имъ карету.

— Могли бы получше намъ нанять карету, сказала она мимоходомъ Сухотинy, неужели мы въ такихъ будемъ ѣздить?

— Ужь не прикажете ли вамъ рысаковъ? спросилъ Сухотинъ, нахмуренный и взбѣшенный тѣмъ что ему только навалили мѣшки, не обращали на его букетъ никакого вниманiя, а только и занимались что княземъ Свѣтозаровымъ. Здѣсь не Симаково, прибавилъ онъ, и безъ того семьдесятъ пять рублей дерутъ за кареты въ мѣсяцъ.

— Э, да у васъ не хватитъ мѣста, сказалъ Свѣтозаровъ.

— Параша, a, Пapaшa, а подушки наши гдѣ? звонкимъ голосомъ закричала Ольга Николаевна; и показалась дѣвушка Параша навьюченная подушками.

— Не кричи такъ громко, сказала сестрѣ Лиза, ты видишь всѣ оборачиваются.

— Да, пожалуй и не хватитъ мѣста, сказала Анна Александровна, осматривая поданную карету и кругомъ ея нанесенные уже мѣшки, да подушки, да вещицы.

— Я предлагаю свою карету. Елизавета Николаевна, хотите я васъ довезу? сказалъ князь Свѣтозаровъ. Иванъ, подавай! Тронулась съ мѣста и подъѣхала щегольская карета, съ толстымъ кучеромъ и съ парою вороныхъ рысаковъ, на которыхъ бѣлая сбруя блистала какъ самое чистое серебро. Надо было видѣть какъ разгорѣлись глаза бѣдной Лизы, когда она взглянула на карету князя Свѣтозарова, и какъ потомъ тѣже глаза страдальчески взглянули на ту простую, извощичью карету, съ двумя полутощими лошаденками, въ которую влѣзали съ подушками, да съ мѣшками, да съ узлами, да съ маленькими и большими криками то Ольги, то дѣвушки Параши, то Фiоны Трофимовны, Анна Александровна, ея дочь, Фiона Трофимовна и двѣ дѣвушки.

— Поѣдемте, сказала Лиза князю.

— Не уложите все въ одну карету, сказалъ князь Свѣтозаровъ, взялъ двѣ–три вещи изъ рукъ одной изъ горничныхъ и перенесъ къ себѣ въ карету.

Легкiй румянецъ пробѣжалъ по щекамъ Елизаветы Николаевны; ей какъ будто было стыдно за то что такъ много появлялось со всѣхъ сторонъ вещей, и что все это сопровождалось такою безцеремонною обстановкою.

— Мама! вдругъ раздался громкiй голосъ Сережи, показавшагося на подъѣздѣ, — нѣсколько лицъ оглянулось, — вы забыли ваши крендельки.

— Давай сюда! отвѣтила Анна Александровна.

— Ахъ, Боже! а канареечку, канареечку! закричала Фiона Трофимовна, и бросилась по ступенямъ вверхъ; кое–кто изъ досужихъ поглядывалъ на всю эту сцену. Бѣдная Лиза вспыхнула; она страдала ужасно; всѣ ей близкiе, казалось ей, были осмѣяны толпою и быть можетъ самимъ княземъ Свѣтозаровымъ. Ольгa Николаевна хохотала громко и звучно, глядя на отчаянiе Фiоны Трофимовны по поводу канарейки.

— Поѣдемте! сказала еще разъ Лиза.

— Какъ поѣхать, а канарейка, а Фiона Трофимовна? замѣтилъ спокойно князь Свѣтозаровъ.

— А я съ кѣмъ поѣду, сказалъ Сережа: нѣтъ ли мѣстечкa на козлахъ?

— Милости просимъ, ко мнѣ на козла, сказалъ князь Свѣтозаровъ, обратившись къ Сережѣ.

— Развѣ можно? сказала Лиза, вѣроятно выражая этимъ сомнѣнiе чтобы въ такой великолѣпной каретѣ можно было сѣсть на козла.

— Сколько угодно, отвѣтилъ князь.

— На силу–то нашла, не хотѣли отдавать, мошенники, заговорила вся сiяющая Фiона Трофимовна, показывая на спрятанную у ней подъ шубою клѣтку съ канарейкою.

— Все готово? сказалъ Сережа.

— Кажись все, отвѣтила Фiона Трофимовна.

— Tакъ позволите сѣсть? спросилъ почтительно Сережа, приблизившись къ каретѣ князя.

— Сдѣлайте милость.

Усѣлись, наконецъ, всѣ по каретамъ. Тронулась извощичья. За нею тронулась карета князя; князь выглянулъ изъ окна, увидѣлъ фигуру Сухотина, и невольно разсмѣялся. Сухотинъ стоялъ неподвижно, скрестивши руки на груди, и изъ подъ насупленныхъ бровей мерцалъ какой–то злостный взглядъ. Что выражалъ этотъ взглядъ, знаетъ одинъ Богъ, но вѣроятно онъ выражалъ то что еще разъ Сухотинъ былъ взбѣшенъ и обиженъ, видя какъ всѣ разсаживаются, хлопочутъ, а между тѣмъ никто объ немъ не вспоминаетъ, никто ни разу не назвалъ его по имени.

Карета князя межь тѣмъ стрѣлою пролетѣла мимо извощичьей кареты Гагариныхъ, и черезъ нѣсколько минутъ сворачивала на Литейную, гдѣ была нанята квартира для Гагариныхъ.

— Ну что вы довольны что прiѣхали? спросилъ князь Святозаровъ Лизу.

— Еще бы! отвѣтила Лиза. Бѣдный Всеволодъ, сказала она естественнымъ голосомъ, что онъ былъ очень боленъ?

— Да, очень, но теперь слава Богу, до свадьбы заживетъ.

Глаза у Лизы заблистали. — Я была увѣрена что онъ выздоровѣетъ, сказала она: мы всѣ за него такъ горячо молились. Ну, а когда же мы его увидимъ? сегодня мы поѣдемъ къ княгинѣ? спросила Лиза: мнѣ ужасно хотѣлось бы съ нею познакомиться.

— Ну, сегодня вы устали, гдѣ вамъ! отвѣтилъ князь.

— Какъ? Мы сегодня не поѣдемъ совсѣмъ и я Всеволода не увижу? спросила съ оттѣнкомъ грусти и съ отголоскомъ страсти въ звукѣ голоса Елизавета Николаевна.

— Какая вы нетерпѣливая! не сегодня такъ завтра, отвѣтилъ съ притворнымъ спокойствiемъ князь Cвѣтозаровъ.

— А можетъ быть княгиня прiѣдетъ къ намъ? спросила вдругъ Елизавета Николаевна. А ея дочь, сестра Всеволода? — мнѣ такъ хотѣлось бы съ нею поскорѣе увидѣться; Всеволодъ ее такъ любитъ!

Князь слушалъ этотъ голосъ и эти рѣчи, какъ слушаютъ прiятную, съ сердцемъ пропѣтую мелодiю; звуки были прiятны; голосъ былъ такъ чистъ и твердъ, и мягокъ; выраженiе было такъ искренне и вѣрно. Онъ взглянулъ на Елизавету Николаевну, и всѣ его прiятныя впечатлѣнiя cдѣлались во сто разъ еще прiятнѣе: Лиза была очаровательно хороша; слѣдовъ путешествiя нe было видно; лицо ея было свѣжо, какъ свѣжа роза въ часъ утренней зари, и все въ ней было такъ живо, такъ очаровательно игриво, такъ проникнуто чувствомъ, такъ правдиво.

— А вы Всеволода моего очень любите? спросилъ князь, взглянувъ еще разъ въ лицо Елизаветы Николаевны.

— Я? спросила Елизавета Николаевна, и послѣ мгновеннаго молчанiя, — взглянувъ прямо въ глаза князю, сказала: да вѣдь я его невѣста.

— Такъ что же что вы невѣста, замѣтилъ шутливымъ тономъ князь: можно быть невѣстою и не любить очень своего жениха.

— По моему нельзя, отвѣтила съ какою–то торжественностью Лиза.

— И хорошо дѣлаете, проговорилъ князь. Всеволодъ мой такая душа что его нельзя не полюбить — именно очень.

Въ эту минуту карета остановилась у подъѣзда. Сережа ловко вскочилъ съ козелъ, отворилъ дверцы и съ багровыми oтъ мороза щеками, съ горѣвшими подъ инеемъ глазами, вскричалъ съ какимъ–то упоенiемъ восторга: — Ну ужь, князь, у васъ лошади!

— А что? спросилъ выходя изъ кареты князь.

— Да что, страсть какъ хороши! ужасъ какъ бѣгутъ, въ особенности правая: какой у нее задъ, пятилѣтняя должно быть. И Сережа отправился смотрѣть зубы коню.

— А баринъ въ лошадяхъ толкъ знаютъ, даромъ что молоденькiй, сказалъ кучеръ князю, — ей Богу!

Князь разсмѣялся. У Сережи лицо было сiявшее. Лиза смотрѣла съ любовью на лицо Сережи, и знаете что она про себя сказала: «когда я буду замужемъ, сказала она, я тебѣ такую пapу подарю, мой милый Сережа!”

— Дожидаться прикажете? спросилъ кучеръ.

— Постой, братецъ; вотъ что, у насъ пара еще вороныхъ есть? спросилъ князь у кучера.

— Какъ не быть, отвѣтилъ кучеръ, княгинина пара есть, да у вашего сiятельства одиночка–то.

— Ну да, Летунъ.

— Такъ точно, Летунъ.

— Такъ вотъ, Сережа, — ужь извините, что я васъ безцеремонно зову Сережей...

— Пожалуйста, отвѣтилъ Сережа, и большими своими глазами взглянулъ на князя.

— Тебѣ нравятся эти лошади?

— Еще бы, диво что за лошади!

— Taкъ извольте ихъ принять отъ меня въ даръ, сказалъ князь, на новоселье, а объ санкахъ да сбруѣ жена похлопочетъ.

Сережа остолбенѣлъ.

Лиза вся такъ и просiяла отъ радости за брата.

— Вотъ это такъ, сказалъ съ козелъ кучеръ: такому барину не жаль и такiя лошади отдавать.

Сережа былъ yже въ объятiяхъ князя Свѣтозарова. Онъ весь сiялъ улыбкою невыразимаго счастья.

Тѣмъ временемъ подъѣхала карета Гагариныхъ, за нею на ванькѣ Сухотинъ, съ мѣшками и узлами, а за ними еще сани, тоже навьюченныя кладью.

Князь Свѣтозаровъ открылъ дверцы кареты, высадилъ дамъ, и затѣмъ все общество поднялось по лѣстницѣ на верхъ, послѣ краткаго привѣтствiя сдѣланнаго имъ швейцаромъ по случаю новоселья и прибытiя въ Петербургъ. Квартира Гагариныхъ была въ бель–этажѣ; двери были отперты; у дверей встрѣтилъ ихъ камердинеръ князя Всеволода съ чернымъ хлѣбомъ и прелестною, съ солью, солонкою Сазиковской работы.

— Князь приказали кланяться, поздравить съ прiѣздомъ, сказалъ камердинеръ. Они, слава Богy, поправляются, а вотъ–съ съ новосельемъ приказали поднести–съ; да еще вотъ, двѣ записки — одну вамъ приказали передать (записку онъ отдалъ Аннѣ Александровнѣ), — а другую вамъ, прибавилъ онъ отдавая вторую записку Елизаветѣ Николаевнѣ.

— Мама, мама! кричалъ вслѣдъ Сережа, вообрази, князь подарилъ мнѣ свою пару лошадей! и лицо Сережи, всего запыхавшагося отъ радости, продолжало сiять.

— На первое знакомство, сказалъ князь Свѣтозаровъ.

— Вы начинаете баловать моего сына, проговорила Анна Александровна съ доброю улыбкою, и подавая руку князю прибавила: Благодарю васъ за него, это такой подарокъ что, право, совѣстно и принимать.

— Свои люди сочтемся, отвѣтилъ князь. А теперь пожалуйте осматривать вашу квартиру: здѣсь вы увидите дѣло двухъ паръ рукъ: нашего прiятеля Ѳедора Филимоновича — и моего племянника.

— Обо мнѣ и говорить не стоитъ, сказалъ Сухотинъ, очутившись сзади, съ лицомъ еще болѣе нахмуреннымъ, потому что подарокъ лошадей Сережѣ опять таки его взбѣсилъ, — здѣсь все отъ князя, и цвѣты, и картины.

Всѣ вошли въ столовую, гдѣ застали сервированный чай, и за чайнымъ столомъ нашу знакомую Анастасью Михайловну, стоявшую у самовара. Весь столъ былъ покрытъ хлѣбными и другими яствами.

— А вотъ позвольте васъ прежде всего познакомить съ прiятельницею княжны, моей племянницы, Анастасьею Михайловною, сказалъ князь Свѣтозаровъ; ей княжна поручила похлопотать о сегоднешнемъ вашемъ чаѣ.

— Княжна приказала вамъ кланяться, сказала Анастасья Михайловна, и поздравить васъ съ новосельемъ; мамаша ихъ не совсѣмь здорова, а все–таки онѣ надѣятся сегодня быть у васъ.

Анна Александровна поздоровалась съ Анастасьей Михайловною, и поцаловала ее два раза. Сухотина появленiе этой новой фигуры, опять отвлекшей внимaнie всѣхъ отъ него, заставило нахмурить брови.

— Пожалуйте дальше, сказалъ онъ, вотъ гостиная. Гостиная была проста, обширна, и почти вся заставлена цвѣтами; солнце въ ней играло всѣмъ своимъ зимнимъ блескомъ и придавало ей веселый видъ; запахъ отъ гiацинтовъ былъ восхитительный; камелiи стояли въ цвѣту въ двухъ углахъ залы и пocpeдинѣ между двумя окнами.

— Какая прелесть! сказала Анна Александровна, и взглядъ ея упалъ на картину висѣвшую на стѣнѣ, Симаково! крикнула Анна Александровна, вглядываясь въ пейзажъ масляными красками, висѣвшiй въ золотой рамкѣ на стѣнѣ. Всѣ Гагарины принялись глядѣть съ какимъ то глубоко–симпатическимъ вниманiемъ.

— Это маленькiй сюрпризъ отъ Всеволода, сказалъ князь.

Надо было видѣть въ эту минуту Сухотина: если бы князь Всеволодъ былъ въ комнатѣ, онъ бы навѣрное въ эту минуту его застрѣлилъ.

— Деньгами все можно сдѣлать! вырвалось у него со злости. Оказалось что онъ этой картины не видалъ, такъ какъ она была принесена за полчаса до прiѣзда Гагариных.

Лицо Лизы сiяло счастьемъ; она видимо наслаждалась тѣмъ что на каждомъ шагу встрѣчала проявленiе любви къ ней князя Всеволода. Ольга же, — та по обыкновенiю была вся внѣ себя отъ удовольствiя, и красная пре–красная, такъ и давала глазамъ своимъ бѣгать по всѣмъ направленiямъ.

— Какой онъ милый, Всеволод! сказала Ольга Николаевна: то есть я вамъ скажу, это ужасно мило съ его стороны! и затѣмъ громкимъ голосомъ Ольга стала звать Фiону Трофимовну любоваться видомъ Симакова.

Изъ гостиной всѣ перешли въ кабинетъ Анны Александровны; оттуда князь просилъ позволенiя повести ихъ въ комнату Елизаветы Ннколаевны.

Здѣсь всѣ ахнули. Комната эта была убрана заочными заботами князя; отъ первой до послѣдней вещи все было сдѣлано по заказу князя Всеволода; обита она была сверху до низу прелестнѣйшею кретоновою матерiею; на полу подъ кретонъ настланъ былъ великолепный коверъ; по стѣнамъ висѣли маленькiя картины акварелей любимыхъ видовъ Симакова, въ opѣхoвыхъ рамкахъ; письменный столъ прелестной орѣховой работы былъ покрытъ великолѣпными вещами письменнаго несессера изъ бронзы и лаписъ–лазули; диваны, кресла, трюмо, туалетный столъ, все это было щегольской и вмѣстѣ съ тѣмъ прочной отдѣлки; а вдоль той стороны гдѣ были окна, стояли цвѣты, ароматъ которыхъ наполнялъ всю комнату.

— Какая прелесть! сказала съ восторгомъ Елизавета Николаевна, и тотчасъ–же сѣла за столъ чтобы прочитать нá скоро записку князя Всеволода. 3аписка была не длинна. Елизавета Николаевна прочитала ее вслухъ. «Вы можете cебѣ вообразить какъ мнѣ больно что я не могу встрѣтить васъ сегодня съ хлѣбомъ–солью, дорогая моя невѣста! О, если бы вы знали какъ я счастливъ что наконецъ–то вы пpiѣхали. Да благословитъ Богъ вашъ прiѣздъ и ваше пребыванiе въ Петербургѣ. Сегодня будетъ у васъ нашъ семейный другъ, про котораго я вамъ говорилъ не разъ, отецъ Iоаннъ. Сестра хочетъ чтобь онъ а не кто другой отслужилъ бы для прiѣздa вашего молебенъ. Христосъ съ вами и нами! Вашъ счастливый женихъ Всеволодъ”. Потомъ прибавлено: «Забылъ прибавить что цалую ваши ручки, ручки мама вашей и Ольги Николаевны. Обнимаю Сережу. Мама несовсѣмъ здорова; вашъ прiѣздъ ее радуетъ”.

— »Бѣдный Всеволодъ, воображаю какъ она–то радуется! подумалъ про себя князь Свѣтозаровъ”.

Тотчасъ же Елизавета Николаевна принялась писать князю Всеволоду отвѣтъ, пока всѣ отправились въ столовую чай пить. Вотъ что написала Елизавета Николаевна подъ живымъ впечатлѣнiемъ самаго искренняго чувства: «Мой милый женихъ, благодарю, благодарю васъ! Вы насъ осыпали цвѣтами и доказательствами того что, хотя и больной, вы были въ каждомъ углу нашей квартиры и вездѣ думали о насъ. Я счастлива не менѣе васъ, если не болѣе, при мысли что мы опять дышемъ однимъ воздухомъ. Поскорѣе выздоравливайте! Когда же и какъ увидимся? Горю нетерпѣнiемъ это узнать. Моя комната не по мнѣ: она предназначена какому–то слишкомъ прелестному существу. Еще разъ спасибо. Симаковскiе виды всѣхъ насъ тронули болѣе чѣмъ могли бы выразить. Всѣ вамъ кланяются сердечно. Будемъ ждать отца Iоанна. Передайте мой почтительный поклонъ княгинѣ, и если ваша сестра не обидится, поцалуйте ее отъ меня. Ваша счастливая невѣста Лиза”.

Написавъ записку, Елизавета Николаевна отправила ее немедленно.

Bъ столовой всѣ уже сидѣли за большимъ чайнымъ столомъ, и по множеству голосовъ раздававшихся въ одно время громко и весело, по взрывамъ смѣха, по струямъ пара кипѣвшаго самовара, по лицамъ свѣтлымъ и оживленнымъ, по всему, словомъ, было видно что всѣ были довольны и счастливы.

Князь Свѣтозаровъ казался веселѣе другихъ; но у него на душѣ было тревожно; онъ съ перваго раза почувствовалъ себя отъ всего сердца уже влюбленнымъ во всю семью, начиная отъ невѣсты его плeмянника и кончая Фiоной Трофимовной, и даже къ ея канарейкѣ князь Свѣтозаровъ почувствовалъ любовь. Какъ цвѣтокъ, долго, долго ждавшiй солнца въ теченiе нѣсколькихъ пасмурныхъ дней, вдругъ пробуждается и распускается отъ перваго теплаго и свѣтлагo луча солнца, такъ было и съ душой князя Свѣтозарова: при первомъ, такъ сказать, прикосновенiи къ семейству Гагариныхъ, бѣдный князь почувствовалъ приливъ въ душу чего–то роднаго, знакомаго, симпатическаго. Чтo это было, князь Свѣтозаровъ самъ не могъ дать себѣ ясный отчетъ: было ли это какое то таинственное воспоминанiе про что то, когда–то и гдѣ–то имъ уже испытанное, было ли это внезапный удовлетворительный отвѣтъ на то представленiе которое онъ нашелъ въ себѣ о Гагариныхъ, или же было все это просто осушествленiемъ того о чемъ онъ мечталъ, и не разъ мечталъ, въ душной атмосферѣ великосвѣтской жизни, какъ объ идеалѣ, какъ о томъ блаженствѣ, которое его бы сдѣлало счастливымъ, — трудно сказать что именно составляло сущность впечатлѣнiй князя Свѣтозарова. Одно только было несомнѣнно: онъ былъ очарованъ Гагариными съ первой минуты знакомства съ ними — съ кѣмъ этого въ жизни не бывало. А между тѣмъ передъ нимъ являлась, въ то же время, ледоносная фигура его сестры княгини Mытищевой, въ yшахъ его звучали ея накрахмаленныя рѣчи, и счастье которое онъ видѣлъ кругомъ себя столь близкимъ, столь возможнымъ, столь легкимъ къ осуществленiю, какъ будто уносилось за тучи, и тучи эти надо было разсѣять, надо было вооружаться терпѣнiемъ, браться за маневры, приступать къ убiйственно скучнымъ разговорамъ, чтобы вновь заставить счастье блеснуть изъ–за тучъ, прiйти и отдать себя въ обладанiе племянника его Всеволода, и его самого, князя Свѣтозарова, — ибо съ минуты встрѣчи съ Гагариными князь Свѣтозаровъ какъ будто чувствовалъ себя тоже взятымъ и посаженнымъ въ сѣти, полныя прелестей, Гагаринской семьи, и предъявлялъ даже претензiю получить долю счастья выпадавшаго на судьбу его племянника. Ему просто казалось что и онъ вотъ–вотъ, скоро, очень скоро женится на Гагариныхъ, на всѣхъ, или на одной изъ нихъ.

(Продолженiе слѣдуетъ).

_______

ОТВѢТЪ ХОРОШЕНЬКОЙ ЖЕНЩИНЫ СТАРИЧКУ ОЛИЦУ.

Знаете–ли что, почтенный старичокъ — (а что вы старичокъ, въ этомъ я не сомнѣваюсь: ваша сладенькая рѣчь о поцалуяхъ васъ обличила) — вы совершенно напрасно не дали мнѣ высказаться до концa, и съ нетерпѣнiемъ горячаго старичка прервали меня на половинѣ моихъ размышленiй только для того чтобы поговорить о поцалуяхъ, высказать мнѣ нѣсколько беззубыхъ колкостей, сравнить меня, хорошенькую женщину, съ давно умершимъ Магницкимъ, и все это для чего же, — не для того ли чтобы доказать несостоятельность нашего молодаго поколѣнiя гораздо мрачнѣе чѣмъ я?

Признаюсь, письмецо ваше напомнило мнѣ ту старушку нянюшку, которая, угощая свою гостью разными небылицами про необыкновенныя, будто, чудеса и качества своего ребенка, не сознаетъ что она его плохо рекомендуетъ, или того мужика, который, показывая народу свою панораму, прибавляетъ къ своимъ разсказамъ, для краснаго словца, много такого чтò эти картины до нельзя уродуетъ.

Hо къ дѣлу. По пунктамъ разбирать ваше посланiе не стану; схвачу въ немъ только самыя больныя мѣстa. Скажу вамъ прямо за нихъ спасибо, ибо вы требуете отъ меня фактовъ, а я, въ отвѣтъ вамъ, пригоднѣйшаго факта, какъ ваши собственныя слова, врядъ–ли могла бы найти.

Вы говорите:

«Нѣть вашихь идеаловъ, — это возможно; но чтобы не было никакихъ, это едва–ли. Не будь ни у кого изъ числа поступающихъ на поприще жизни ровно никакихъ идеаловъ, не было бы для иныхъ такъ страшно, такъ мучительно тяжело принаравливаться къ ней, или принижать поэтическiя мечты свои до уровня современныхь намъ жизненныхъ потребностей”.

«Школы также стоятъ на ypовнѣ нашего времени и даютъ намъ то, что оно — это время — требуетъ: даютъ прокуроровь, адвокатовъ, медиковъ, инженеровъ, механиковъ, химиковъ и проч. и проч. — дають (какъ всегда и вездѣ) и дурныхъ и хорошихъ, и бездарныхъ и даровитыхъ, и честныхъ, и всякихъ.

Вы такъ еще мало знакомы съ дѣствительной жизнью что воображаете, будто она стоитъ какъ сторожъ при дверяхъ зоологическаго сада (!) или какъ духовникъ (!). И какъ будто–бы ко всѣмъ входящимъ обращается эта жизнь съ вопросами религiознаго свойства, спрашиваетъ одну молодежь: во что она вѣритъ? — увы! вы жестоко ошибаетесь; не то спрашиваетъ жизнь. Она спрашиваетъ всякаго, кто хочетъ воспользоваться ея благами: учился–ли ты прикладной математикѣ, выдержалъ ли экзамен? можешь–ли устроить мостъ? есть–ли у тебя способность цѣлый часъ говорить въ осужденiе или въ оправданiе мошенника? Можешь–ли ты, наконецъ, не задаваться никакими отвлеченными вопросами и ни о чемъ не думать, кромѣ своего кармана? Если можешь, — приходи, милости просимъ!”

Вы все это сказали, почтенный старичокъ; перечтите эти ваши строки, и вдумайтесь въ нихъ — что можнo сказать сильнѣе въ доказательство безсодержательности и несостоятельности нашего времени?

Я знала старичка, вашего антипода, который говорилъ: «я бы одного желалъ — умереть, чтобы не видѣть какъ теперешнее время, — время моихъ сыновей, передѣлываетъ человѣка въ инженера и механика!” Васъ же, вѣроятно, не смотря на то что вы старичокъ, успѣлъ какой нибудь студентикъ передѣлать изъ чтителя идеаловъ вашего стараго времени въ почитателя математики и зоологiи, какъ идеаловъ нынѣшняго вѣкa: вотъ что характерно!

Вы говорите: «нѣтъ вашихъ идеаловъ, это возможно, но чтобы не было никакихъ, это едва–ли”! Спрашиваю васъ: неужели вы допускаете что въ обществѣ есть столько родовъ идеаловъ, сколько есть душъ народонаселенiя, или неужели вы допускаете что идеалы мѣняются какъ платье, кареты, шляпы, сообразно требованiямъ не только вѣка, но и всякаго поколѣнiя? О, это ужасно смѣшно, если такова ваша мысль, ибо тогда съ вами нельзя спорить; вы слѣпой разсуждающiй о цвѣтахъ! Ужь не причисляете ли вы и ботинки Королёва къ числу человѣческихъ идеаловъ?

Да неужели вы не знаете, мой старичокъ, что какъ только въ обществѣ настаетъ такое время, когда человеку надо приноравливаться къ жизни, и когда онъ долженъ «принижать свои поэтическiя мечты”, (идеалы вы называете поэтическими мечтами, ай, ай, ай, какъ современно!) до уровня современныхъ намъ жизненныхъ потребностей”, тогда говорятъ про это общество: оно падаетъ, оно разлагается, оно разрушается; человѣкъ дѣлается нулемъ! И такъ какъ вы сами говорите что теперь въ русскомъ обществѣ «школы наши существуютъ для того только, чтобы «давать намъ прокуроровъ, адвокатовъ, медиковъ, инженеровъ, механиковъ, и т. д. (а людей не нужно?), потому–де что жизнь только этого и требуетъ отъ входящихъ въ нее (опять ваши слова), и прибавляете что эта жизнь отвела–бы даже насъ съ вами въ полицiю, «если–бы мы вздумали проповѣдывать открыто царствiе Божiе» (ваши слова, слова ужасныя, мой циническiй старичокъ,) то, — спрашиваю васъ, неужели нынѣшнее поколѣнiе, соглашающееся, по вашему, входить въ жизнь при тaкихъ условiяхъ — не нуль, и неужели обществу не грозитъ опасность разложенiя нравственнаго? И неужели вы, старичокъ, думаете что общество можетъ жить и имѣть будущность, когда его члены суть не люди, a только отличные спецiалисты по разнымъ отраслямъ промышленности! Вѣрьте, вѣрьте, мой промышленный старичокъ, что я хоть и назвала, сгоряча, молодое поколѣнiе нулемъ, но сама не вѣрю что оно все такое, хотя бы только на томъ основанiи что не стоитъ городъ безъ семи праведниковъ. Вы же, радуясь тому что молодое поколѣнiе все такое, т. е. промышленное въ вашемъ смыслѣ, только вызываете меня опять настаивать на нулѣ! Я ужасно сожалѣю что вы такъ мало поэтъ; поэзiя согрѣвала бы вашу душу даже и въ старости и предохранила—бы ваше старчество отъ цинизма.

Вы говорите: «если–бы жизнь или общество потребовали лучшихъ проповѣдниковъ, учителей нравственности, великихъ поэтовъ, ораторовъ, и т. д., то, конечно, наши высшiя школы измѣнили–бы свой характеръ, и молодые люди съ идеалами знали–бы для чего они учатся”...

Hу, сознайтесь, что это просто изъ рукъ вонъ какъ печально! По вашему, значитъ, школа измѣняется по эпохамъ: однa эпоха — и она должна воспитывать учителей нравственности, другая эпоха — и она должна создавать сахароваровъ, третья эпоха — земледѣльцевъ, четвертая — трубочистовъ, и т. д.; а общество будетъ преспокойно двигаться впередъ къ идеалу своей славы и силы, мирясь съ тѣмъ что ⁹⁹/₁₀₀ его состава будутъ безъ нравственности, безъ религiи, безъ идеаловъ и безъ знанiй, но за то трубочисты или механики? Помилосердуйте, гдѣ вы нашли такiя эпохи, такiя обществa, такой порядокъ въ pacпpедѣленiи судебъ человѣчества? Вѣдь вы признате это все нормальнымъ и совершенно спокойны, не правда–ли?

Изъ всего что вы сказали, ясно одно: по вашимъ понятiямъ человѣкъ делится на двѣ личности — на матерiальнаго и на нравственнаго человѣка; совсѣмъ не нужно чтобъ эти двѣ личности слиты были въ одно — въ личность человѣка–христiанина, а сообразно потребностямъ времени, личность человѣка нравственнаго можетъ быть принесена въ жертву личности человѣка матерiальнаго, и тогда школы должны заниматься воспитанiемъ этого матерiальнаго человѣка исключительно, а того кто станетъ говорить про необходимость воспитанiя нравственнаго человѣка, того надо сажать въ тюрьму. Милое выходитъ, по вашимъ словамъ, времячко, нечего сказать.

Да, къ несчастiю, оно такъ и есть. Школа воспитываетъ правовѣда — выходитъ правовѣдъ, говорящiй въ роли предсѣдателя суда: «теперь такое время что надо всѣхъ оправдывать; нравственность — Богъ съ нею!” (Это фактъ). Школа воспитываетъ инженера путей сообщенiя, и если ему не даютъ тотчасъ же мѣста съ 3000 руб. жалованья, этотъ инженеръ застрѣливается (да не спорьте, это все такъ!) Школа воспитываетъ механика–машиниста, и этотъ механикъ–машинистъ напивается пьянъ и весь поѣздъ подвергаетъ смертной опасности а на упрекъ ему въ этомъ — отвѣчаетъ: «чортъ побери, мнѣ чтó до жизни цѣлаго поѣзда!”. Школа воспитываетъ врача, и этотъ врачъ 3 раза въ недѣлю объявляетъ себя во всѣхъ газетахъ безплатнымъ для бѣдныхъ, а къ не–бѣдному не пойдетъ даже тогда, когда онъ умираетъ, подъ предлогомъ что тотъ богатъ, можетъ самъ придти. Школа воспитываетъ педагоговъ, и этимъ педагогамъ все равно чтó въ душѣ у учащихся; они учатъ ихъ наукѣ и издаютъ чуть ли не ежедневно книги для обученiя юношества, а что толку нѣтъ oтъ ихъ книгъ, — какое имъ дѣло, былъ бы современный методъ соблюденъ. И такъ до безконечности.

И все это оттого что въ созданныхъ вашими современными школами людяхъ школа воспитала спецiалиста, матерiальнаго человѣка, а о человѣкѣ, о нравственной его личности забыла, и совсѣмъ забыла. И вотъ вашъ современный человѣкъ называетъ идеалы поэтическими мечтами (т. е. просто ругается), а поэтическiя мечты принижаетъ до уровня водопровода или газовой трубы, смотря по потребности.

Когда–то было не совсѣмъ такъ. Знаете ли вы, старичокъ, что былъ на свѣтѣ великiй человѣкъ, американецъ Франклинъ; полагаю что вы егo признаете по меньшей мѣрѣ хорошимъ механикомъ. Этотъ Франклинъ говорилъ про себя что онъ только тогда cталъ счастливымъ, когда сдѣлалъ величайшее изъ открытiй въ мiрѣ — уразумѣвъ что онъ ничего, а что Богъ все. И съ той поры Франклинъ утромъ и вечеромъ молился, между прочимъ, слѣдующими словами: «Прiйми отъ меня, Всевѣдущiй Путеводитель, тѣ посильныя услуги, которыя могу оказывать человѣчеству, какъ знакъ благодарности зa тѣ милости которыя Ты непрестанно мнѣ грѣшному оказываешь”. Слова эти давали ему, какъ онъ самъ говорилъ, и силу и вдохновенiе къ paботѣ для науки.

Что–же значили эти слова? Не были ли они ничѣмъ инымъ, какъ признанiемъ вь себѣ нравственнаго духовнаго человѣка выше, неизмѣримо выше матерiальнаго, и въ тоже время не были–ли они выраженiемъ того, что идеалъ, вѣчный, всемiрный идеалъ вошелъ въ его душу, и къ этому идеалу устремились всѣ проявленiя, всѣ минуты его жизни? Да неужели же въ самомъ дѣлѣ вы всего этого никогда не знали? Вѣдь на этомъ прожилъ весь мiръ; вѣдь на этомъ существовали Грецiя, Римъ; вѣдь на этомъ основался великiй христiанскiй мiръ. Вѣдь отсутствiе или изгнанiе идеаловъ всегда совпадало съ эпохою паденiя обществъ или великихъ переворотовъ; вѣдь провозглашенie Нерона себя богомъ было эпохою паденiя Римской Имперiи и началомъ другаго Царства; вѣдь провозглашенiе Французской Республики 1793 года совпадало же съ сокрушенiемъ религiи, какъ идеала; вѣдь нынѣшнее жалкое состоянie Францiи есть именно эпоха совершенства всѣхъ матерiальныхъ спецiальностей, но полнаго отсутствiя идеаловъ и, — удивительное дѣлo, — спокойствiя. Ничего нѣтъ безпокойнѣе теперешней Францiи и я вовсе не про политику одну говорю. Они тамъ потеряны, эти старые идеалы и замѣнить ихъ новыми, — вашими, старичокъ, идеалами нельзя, ибо ихъ нѣтъ, новыхъ идеаловъ, ибо потерянные идеалы были единственными идеалами въ мipѣ... А вы–то радуетесь что ихъ и у насъ теряютъ! О, легкомысленный мотылекъ!

Нѣтъ, неужели вы этого не знаете? вотъ уже можно сказать какое странное знаменiе времени: старичокъ берется отстаивать молодое поколѣнiе, и самъ объявляетъ, что тотъ, кто теперь будетъ проповѣдывать о религiи, какь о вѣчномъ и главномъ идеалѣ, того возьмутъ въ полицiю, какъ нарушителя общественнаго порядка!

Нѣтъ, старичокъ, не я, а вы, что называется, зарапортовались, и не обдумали того о чемъ вы говорите такъ краснорѣчиво и развязно, ибо если бы сегодня или завтра вы мнѣ сказали что Россiя дошла до такого состоянiя, которое вы описываете въ похвалу вашему новому поколѣнiю (слышите вашему, а не моему!), то это значило бы что разрушенiе Росciи неминуемо.

Но благодаря Богу, до такого состоянiя еще она не дошла, пока есть еще и чувствуются сверху силы нѣсколькихъ людей съ идеалами, а снизу, то есть въ народѣ, еще крѣпки идеалы религiи, семейныхъ основъ, вмѣстѣ съ сознанiемъ добра и зла, нравственнаго и безнравственнаго, вреднаго для души и полезнаго, — чтó вовсе, вовсе, вовсе, не мѣшаетъ ни ученiю, ни просвѣщенiю, ни реформамъ, ни наукѣ, ни развитiю, а напротивъ все созидаетъ и всему даетъ смыслъ!

Гдѣ всего этого не чувствуется, такъ это именно въ той части нашего молодаго поколѣнiя, которую вы такъ превозносите. Здѣсь именно то царство, которое вы такъ характеристично называете «хуже чѣмъ нулемъ”, отрицательною величиною, говоря что оно обратило идеалы въ поэтическiя мечты, а эти поэтическiя мечты принизило до уровня матерiальныхъ потребностей времени. Цицеронъ не могъ бы въ улику и обвиненiе своего времени придумать что–либо сильнѣе вашихъ словъ! Здѣсь отрицанiе полное всего, начиная съ Бога и кончая честью! Здѣсь прямо говорится: если потребность вѣка требуетъ отъ тебя чтобы ты укралъ — украдь; если вѣкъ требуетъ чтобы ты не только человѣка произвелъ отъ обезьяны, но обратился–бы и самъ въ обезьяну — обратись; — если вѣкъ требуетъ чтобы ты при первой неудачѣ хватилъ себя пулею въ лобъ — хватай, и так далѣе!

Hо я не такъ безнадежно смотрю на эту часть нашего поколѣнiя, какъ вы: я не называю его отрицательною величиною, я его называю пока, какъ человѣка, нулемъ, и слѣдовательно допускаю возможность ему сдѣлаться или положительною, или отрицатeльнoю величиною. Я допускаю спасенiе этихъ молодыхъ людей, а вы обрекли ихъ на гибель неизбѣжную.

Какъ видите, разница между нами большая, но, увы, не въ вашу пользу, а въ мою.

Вы требуете oтъ меня фактовъ въ доказательство моего нуля. Какая наивность! Во первыхъ, вы забываете что если бы я должна была приводить факты въ обвиненiе лицеиста, правовѣда, механика, технолога, меня бы назвали доносчицею — вы бы первые, ибо каждый фактъ пришлось бы связывать съ личностью, а во вторыхъ, всѣ эти факты, чтó бы они значили въ сравненiи съ тѣми которые вы сами привели? Я съ вами вѣдь спорю, и беру ваши факты, (для васъ они вѣдь справедливы), и находя ихъ во сто разъ, въ тысячу разъ громаднѣе моихъ фактовъ, какъ доказательство моего тезиса, я ограничиваюсь ими.

Что еще вамъ сказать? Научить ли васъ тому (какъ унизительно старичку учиться у хорошенькихъ женщинъ!) что школа, всякая школа, высшая или низшая, все равно, и притомъ всегда, всегда и всегда, до скончанiя вѣка должна исключительно воспитывать человѣка, и начинать это воспитанiе со вложенiя въ него, то есть въ душу его, идеаловъ: первый идеалъ, какъ источникъ идеаловъ, есть религiя, Богъ; а затѣмъ слѣдуетъ и вся семья идеаловъ, которые вмѣстѣ развиваютъ и украшаютъ человѣческую духовную жизнь. Тогда вы легко сродните эту душу съ идеаломъ любви къ ближнему, съ идеаломъ стремленiй къ правдѣ, съ идеаломъ любви къ своей родинѣ и къ своему народу, съ идеаломъ красоты въ искуствѣ, съ идеаломъ гражданскаго совершенства, и такъ далѣе.

И затѣмъ, когда вы сдѣлали изъ юноши человѣка, дѣлайте его спецiалистомъ по какой угодно спецiальности: тогда онъ будетъ во сто разъ лучше и какъ спецiалистъ, потому что вы изъ него прежде сдѣлали человѣка, и потому что этотъ человѣкъ будетъ не принижать свои идеалы до уровня локомотива, а будетъ, подобно Франклину, любить Бoгa и людей въ услугахъ которыя онъ будетъ оказывать человѣчеству. Вашему машинисту будетъ тогда страшно напиться и подвергнуть поѣздъ oпасности и крушенiю, изъ любви къ человѣчеству и къ Богу. Вашему предсѣдателю окружнаго суда будетъ страшно задавать умышленно неправильные вопросы присяжнымъ, съ цѣлью оправдать виновныхъ, — и будетъ страшно изъ любви къ ближнему...

Посмотрите на Англiю: чѣмъ, какою силою отстаиваетъ она напоръ на ея вѣковой организмъ мильярда разрушительныхъ идей, ежегодно смѣняющихся подъ однимъ общимъ названiемъ потребностей новаго вѣка? сила эта въ отстаиванiи, во чтобы–то ни стало, во всей неприкосновенности ея, вѣковой задачи ея школы, высшей и низшей, — воспитывать человѣка, прежде всѣхъ спецiальностей — человѣка! А каковы тамъ спецiальности–то?

На дняхъ въ Петербургѣ застрѣлились двое молодыхъ людей. Смерть обоихъ глубоко поучительна и краснорѣчивѣе тысячи примѣровъ, тысячи фактовъ доказываетъ что значитъ воспитанiе принижающее идеалы до уровня вашихъ мостовъ и локомотивовъ. Одинъ въ цвѣтѣ юношескихъ лѣтъ за нѣсколько минутъ до выстрѣла самодовольно рисовалъ себя, свою грубую матерiальную натуру въ писанiи двухъ строкъ: «къ чему спрашивать зачѣмъ человѣкъ умираетъ, когда вѣрнѣе спрашивать: зачѣмъ онъ живетъ?” Дpугой застрѣливаетъ себя въ полномъ довольствѣ жизни матерiальной, во время приготовленiя себя къ карьерѣ спецiалиста, отъ скуки пресыщенiя, и послѣ ночи проведенной въ развратѣ; у него отецъ, мать, братья, сестры...

Знаете–ли что сказали нѣкоторые изъ его товарищей, послѣ его самоубiйства? Имъ не представилась ужасная картина семьи этого несчастнаго, — о Богѣ и говорить нечего, о Немъ и не помянули, — они упрекнули его за то только что застрѣлился у нихъ на квартирѣ, а не гдѣ либо въ другомъ мѣстѣ. Этотъ несчастный былъ сумасшедшiй — я согласна, но горе тому обществу, гдѣ молодой человѣкъ сходитъ съ ума, потому что окржающiе его люди — не твердыя на хорошемъ цементѣ построенныя стѣны, а какая–то мягкая, упругая масса въ родѣ студеня, посреди которой нѣтъ ни противодѣйствiя, ни удержу самымъ дикимъ проявленiямъ безпорядочной воли.

Тамъ, гдѣ школы воспитываютъ машинистовъ и кочегаровъ, а не людей, — тамъ жизнь безъ идеаловъ знаете–ли во что обращается? Въ безобразную массу лицъ, ничѣмъ не объединенныхъ, гдѣ каждый сомкнутъ въ узкiй и мрачный мiрокъ своего «я”, и гдѣ стало быть нѣтъ ни друзей, ни братьевъ, ни даже товарищей, а напротивъ очень способны всѣ стать врагами другъ дpyгy при первомъ оборотѣ судьбы. Прощайте старичокъ, доброй ночи. Вамъ давно пopа спать!

Bѣpa N.

_______

ЗАМѢТКИ ДОСУЖАГО ЧИТАТЕЛЯ.

«Отечественныя Записки” январь и февраль.

Кому на Руси жить хорошо. Н. Некрасова.

Поздняя любовь. Сцены А. Островскаго.

Крестъянская реформа. Грыцько.

Изъ деревни. А. Энгельгардта.

Очень маленькiй человѣкъ. Глѣба Успенскаго.

Благонамѣренныя pѣчи. Щедрина.

Прежде всего два слова объ «Отечественныхъ Запискахъ” вообще. Читатели знаютъ вѣроятно что «Отеч. Записки” — это семья, которой папенька Н. А. Некрасовъ держитъ въ извѣстномъ порядкѣ, внутреннемъ и внѣшнемъ, во имя преданiй блаженной памяти «Современника”. Этимъ семейнымъ характеромъ «Отечественныя Записки” отличаются отъ другихъ нашихъ журналовъ. Здѣсь у каждаго члена семьи своя роль, своя задача, свой отдѣлъ, и вы очень рѣдко встрѣтите въ этомь журналѣ появленie чего либо случайнаго, или чего либо новаго, выходящаго изъ преданiй этой почтенной семьи. Папаша этой семьи Н. A. Hекрасовъ, дядя ея Щедринъ, крестный отецъ, являющiйся съ визитомъ на новый годъ, А. Н. Островскiй, и затѣмъ обильная cемья сыновей и племянниковъ, составляющихъ группу сателлитовъ вышеназванныхъ мною свѣтилъ. Другая черта этого журнала та, что трудно опредѣлить къ какой принадлежитъ онъ «партiи”; къ либеральной — это само собою разумѣется: семья хранящая преданiя «Современника” можетъ ли не быть либеральною? Но какой именно либеральной партiи, опредѣлить трудно. Судя, напримѣръ, по двумъ нумерамъ сегодня мною разбираемымъ, я бы назвалъ этотъ либерализмъ сатирико–обличительнымъ, съ весьма пессимистическими воззрѣнiями на жизнь и на людей, взятыхъ немного ужь слишкомъ въ отвлеченномъ смыслѣ слова, но не ручаюсь чтобы, на основанiи предыдущихъ или будущихъ книгъ этого изданiя, можно было это опредѣленiе считать неизмѣннымъ.

Этотъ семейный характеръ изданiя имѣетъ свою выгодную и невыгодную стороны. Выгода заключается въ томъ что всѣ поютъ въ трогательномъ единомыслiи, а можетъ быть и единодушiи, подъ волшебнымъ жезломъ тятеньки иди дяденьки. Но за то неудобство заключается въ томъ что, въ сущности, такой журналъ какъ «Отечественныя Записки” обращается ни во что иное какъ въ мѣняльную лавку для такихъ крупныхъ талантовъ какъ Некрасовъ и Щедринъ. Одинъ изъ нихъ долженъ быть непремѣнно размѣненъ въ выходящемъ на свѣтъ нумерѣ то въ видѣ «благонамѣренныхъ рѣчей”, то въ видѣ главы изъ безконечнаго вопроса: «кому на Руси жить хорошо”; безъ себя ни тятенька Некрасовъ, ни дяденька Щедринъ книжки не выпускаютъ ни въ мартѣ, ни въ ноябрѣ, ни весною, ни осенью, ни лѣтомъ, ни зимою; а отъ этого постояннаго обмѣна на мелкую монету теряетъ талантъ, и полнаго роста врядъ–ли ему достигнуть.

При такой точкѣ зрѣнiя главнѣшiй недостатокъ «Отечественныхъ Записокъ” заключается въ томъ что онѣ существуютъ. Не будь ихъ, — не только Петербургъ, но даже и Россiя ничего бы не проиграли, ибо племяннички благовѣрной семьи этого журнала размѣстились бы по другимъ изданiямъ, а таланты какъ Щедринъ и Некрасовъ могли бы вырости и дойти до крупныхъ и весьма крупныхъ размѣровъ.

Впрочемъ это мое собственное мнѣнie, и можетъ быть ношу въ себѣ я его одинъ... а пока пора и начать.

* _* *

Оригинальную тему избрала себѣ муза Н. А. Некрасова, настроивъ свою лиру на тотъ мотивъ что дескать на Руси хорошо жить никому не приходится. Вопросъ этотъ — чисто реальный — задали себѣ въ одинъ прекрасный день любознательные мужички, и вотъ странствуютъ они вездѣ, и ко всякому встрѣчному обращаются съ этимъ вопросомъ. На этоть разъ сказали они себѣ:

Не все между мужчинами

Отыскивать счастливаго,

Послушаемъ–ка бабъ!

Пройдя черезъ какое–то, въ развалинах, в опустошенiи, и грустью насквозь проникнутое барское имѣньице, идутъ они въ поле, и

.....послѣ дворни ноющей,

Красива показалася

Здоровая, поющая

Толпа жнецовъ и жницъ...

Здѣсь обрѣтаютъ они нѣкую Матрену Тимофеевну:

Осанистая женщина,

Широкая и плотная,

Лѣтъ тридцати осьми.

Красива; волосъ съ просѣдью,

Глаза большiе, строгiе;

Рѣсницы богатѣйшiя,

Сурова и смугла.

На ней рубаха бѣлая,

Да сарафанъ коротенькой

Да серпъ черезъ плечо.

Вотъ эта–то Матрена и повѣствуетъ мужичкамъ пpo свое житье–бытье. Грустною прегрустною выходитъ эта повѣсть, но есть мѣста гдѣ поэтъ является въ восхитительной красѣ образовъ; ecть и мѣста гдѣ, видно, муза чѣмъ–то развлечена, и поэтъ поетъ безъ нея въ тотъ же размѣръ, но, увы, безъ того же вдохновенiя. Полюбила Матрена парня Филиппа, и Филиппъ ее полюбилъ.

Пригожъ–румянъ, широкъ–могучъ,

Русъ волосомъ, тихъ говоромъ,

Палъ на сердце Филиппъ!

И говоритъ она ему:

Ты стань–ка, добрый молодецъ,

Противъ меня прямехонько,

Стань на одной доскѣ:

Гляди мнѣ въ очи ясныя

Гляди въ лицо румяное,

Подумывай, смѣкай:

Чтобъ жить со мной — нe каяться,

А мнѣ съ тобой не плакаться...

Я вся тутъ такова!

А тамъ и свадьба. Послѣ медоваго мѣсяца да счастья, побилъ Филиппъ свою Матрену:

Плетка свиснула

Кровь пробрызнула,

Ахъ, лели! лели!

Кровь пробрызнула!

Потомъ Филиппъ ушелъ на заработки; она родила сына. Прелесть, какъ хорошо она его описываетъ:

Краса взята у солнышка,

У снѣга бѣлизна,

У маку губы алыя,

Бровь черная у соболя,

У соболя сибирскаго,

У сокола глаза!

Весь гнѣвъ съ души красавецъ мой

Согналъ улыбкой ангельской,

Какъ солнышко весеннее

Сгоняетъ снѣгъ съ полей.

Но скоро на paдости пришла бѣда. Въ рабочую пору поручила она Демушку своего дѣдушкѣ Савелiю — богатырю, прощенному каторжнику, когда–то участвовавшему въ убiйствѣ управляющаго имѣнiемъ, гдѣ Савелiй былъ крѣпостнымъ. Этотъ Савелiй является у поэта чѣмъ–то въ родѣ героя того царства, которое Савелiй зоветъ «богатырствомъ русскимъ” и которое pисуетъ такъ:

Цѣпями руки кручены,

Желѣзомъ ноги скованы,

Спина... лѣса дремучiе

Прошли по ней — сломалися.

А грудь! Илья Пророкъ

На ней гремитъ–катается

На колесницѣ огненной...

Все терпитъ богатырь...

Нечаянно–негаданно этотъ Савелiй попустилъ смерть Демушки, пока Матрена была на работѣ.

Прiѣзжаетъ полицiя: ребенка рѣжутъ для осмотра; допрашиваютъ несчастную, горемъ убитую Матрену, терзаютъ ее и рѣзнею, и допросами; ребенка, наконецъ, положили въ гробикъ, а старикъ Савелiй, столѣтнiй богатырь, читаетъ надъ гробикомъ молитвы и крестится. А Матрена бѣдная, увидѣвъ его, гнѣвная и грозная кричитъ ему:

Уйди! убилъ ты Демушку!

Будь проклятъ ты... уйди!...

Тутъ поэтъ влагаетъ въ уста Савелiю чудную исповѣдь. Напомнивъ свое мрачное прошлое въ нѣсколькихъ словахъ, Савелiй доказываетъ Матренѣ то что не открывалъ ей:

Окаменѣлъ я, внученька,

Лютѣе звѣря былъ.

Сто лѣтъ зима безсмѣнная

Стояла. Растопилъ ее

Твой Дема — богатырь!

Однажды я качалъ его,

Вдругъ улыбнулся Демушка...

И я ему въ отвѣтъ.

Со мною чудо сталося:

Третьево дня прицѣлился

Я въ бѣлку: на суку

Качалась бѣлка... лапочкой

Какъ кошка умывалася...

Не выпалилъ: живи!

Брожу по рощамъ, по лугу

Любуюсь каждымъ цвѣтикомъ.

Иду домой, опять

Cмѣюсь, играю съ Демушкой...

Богъ видитъ, какъ я милаго

Младенца полюбилъ!

И я же, по грѣхамъ моимъ,

Сгубилъ дитя невинное.

Кори, казни меня!

А съ Богомъ спорить нечего...

............

Теперь въ раю твой Демушка.

Легко ему, свѣтло ему...

Заплакалъ старый дѣдъ.

На могилкѣ Демушки простила Матрена дѣдушку.

И долго у креста

Сидѣли мы и плакали.

Тутъ–то и дать Савелiю богатырю тихiй конецъ. Нѣтъ, муза на мигъ отошла отъ поэта, и какъ будто въ этотъ мигъ поэтъ даетъ умирающему старику сказать, до замыканья глазъ на вѣки, прескверныя и препошлыя слова, которыя оставляютъ въ душѣ читателя самый безотрадный образъ Савелiя:

Мужчинамъ три дороженьки:

Кабакъ, ocтрогъ, да каторгa.

А бабамъ на Руси

Три петли: шелку бѣлагo,

Bторая — шелку краснаго,

А третья шелку чернаго,

Любую выбирай!..

Bъ любую полѣзай...

Такъ засмѣялся дедушка

Что всѣ въ коморкѣ вздрогнули, —

И къ ночи умеръ онъ.

Къ чему это?

У Матрены родился сынъ Ѳедотъ. Росъ онъ и крѣпъ. Казалось жизнь поправилась. Да нѣтъ, неправдою берутъ ея мужа Филиппа въ солдаты, и бѣда пуще всѣхъ бѣдъ разражается надъ бѣдною Матреною.

Но любовь даетъ ей и силы, и крылья. Беременная третьимъ ребенкомъ идетъ она въ городъ гдѣ губернаторъ живетъ, подавать жалобу и спасать себя да мужа. Пришла къ губернатору; одарила швейцаpa; швейцаръ смилостивился: впустилъ ее; она сидитъ и ждетъ. Съ лѣстницы идетъ губернаторша.

Въ собольей шубѣ барыня,

Чиновничекъ при ней.

Не знала я, что дѣлала,

(Да видно надоумила

Владычица!)... Какъ брошусь я

Ей въ ноги: «Заступись!

Обманомъ, нe побожески

Кормильца и родителя

У дѣточекъ беруть!”

— Откуда ты, голубушка?

Впопадь ли я отвѣтила —

Не знаю... Мукa смертная

Подъ сердце подошла...

Очнулась я, молодчики,

Въ богатой, свѣтлой горницѣ,

Подъ пологомъ лежу;

Противъ меня — кормилица.

Нарядная, въ кокошникѣ,

Съ ребеночкомъ сидитъ:

— Чье дитятко, красавица?

«Твое!” — Поцаловала я

Рожоное дитя...

Какъ въ ноги губернаторшѣ

Я палa, какъ заплакала,

Какъ сталa говорить,

Cказалась усталь долгая,

Истома непомѣрная,

Упередилось времячко —

Пришла моя пора!

Спасибо губернаторшѣ

Еленѣ Александровнѣ,

Я столько благодарна ей,

Какъ матери родной!

Сама крестила мальчика

И имя: Лiодорушкa

Младенцу избрала...

— А что же съ мужемъ сталося?

— Послали въ Клинъ нарочнаго,

Всю истину довѣдали —

Филипушку спасли.

Елена Александровна

Ко мнѣ его, голубчика,

Сама, — дай Богъ ей счастiе! —

За ручку подвела.

Добра была, умна была,

Красивая, здоровая,

А дѣтокъ не далъ Богъ!

Пока у ней гостила я

Все время съ Лiодорушкой

Носилась какъ съ роднымъ.

Весна ужь начиналася,

Березка paспускалася,

Какъ мы домой пошли...

— »Что скажешь намъ еще?” спрашиваютъ мужики.

— А то, что вы затѣяли

He дѣлo между бабами

Счастливую искать!..

отвѣчаетъ Матрена.

— »Да все–ли разсказала ты?” спрашиваютъ мужички.

Чего–же вамъ еще?

Не тo–ли вамъ разсказывать

Что дважды погорѣли мы,

Чтo Богь сибирской язвою

Насъ трижды посѣтилъ?

Потуги лошадиныя

Несли мы: погуляла я

Какъ меринъ въ боронѣ...

Ногами я не топтана,

Веревками не вязана,

Иголками не колота?

Чего же вамъ еще!..

Но довольно кажется, читатель, привелъ я вамъ стиховъ изъ этой поэмы. Желалъ бы я знать что вы объ ней подумали: хороша или дурна? Что я думаю про нее, скажу вамъ въ двухъ словахъ. Не могу понять чѣмъ доля Матренушки есть та именно доля которая должна доказать мужичкамъ что и бабѣ на Руси не хорошо жить: вышла она по любви, ну, побивалъ ее муженекъ, и ужь конечно это совсѣмъ непригожее дѣло, — общая русская бѣда и когда–то еще выведется, да вѣдь и любилъ же ее, и крѣпко любилъ; а коль не любилъ–бы, развѣ побѣжала бы беременная Матрена просить къ губернатору спасенiя отъ рекрутства, развѣ наслаждалась бы она такъ минутами послѣ спасенiя, когда вдвоемъ съ мужемъ, да съ новорожденнымъ возвращались они домой? А любовь есть, такъ значитъ счастья много, да такъ много что хватитъ его и такое горе, какъ смерть Демушки пережить, и пожары, и сибирскую язву перенесть, ибо любитъ она мужика трезваго, работающаго, хорошаго парня, а полнаго счастья — и баринъ, и мужикъ знаютъ, — нѣтъ на этомъ свѣтѣ.

Я нарочно привелъ много мѣстъ изъ поэмы, во первыхъ, чтобы познакомить съ нею читателя, а во вторыхъ, чтобы, такъ сказать, собственными словами автора показать что въ сущности не такъ горько живется Матренѣ, какъ поэту это доказать хочется. Онъ плачетъ, этотъ поэтъ, но къ нему смѣло можно подойти, и спросить:

— Чего ты плачешь, поэтъ?

— Да какъ не плакать, отвѣтитъ поэтъ плаксивымъ тономъ, погляди–ка что съ Матреною приключается!

И плеть по мнѣ прошла:

Я только не отвѣдала, —

Слышите что говоритъ она, а старица–то убогая, аѳонская богомолка, такъ говорила Матренѣ тàкъ:

Ключи oтъ счастья женскаго,

Отъ нашей вольной волюшки

Заброшены, потеряны

У Бoгa самого.

И опять расплакался поэтъ!

Нѣтъ, не того я мнѣнья, воля твоя, поэтъ: или ты не такъ описалъ Матрену, не такъ ее поставилъ, не съумѣлъ докопаться до глубины ея сердца, и изъ этой глубины вырвать тѣ звуки, которые заставили бы меня прострадать такъ, какъ ты хотѣлъ чтобы пострадалъ я, твой читатель, или ты съумѣлъ, но и при всемъ своемъ умѣньи, все–таки не могъ доказать что «ключи отъ счастья женскаго потеряны”.

Это наводитъ меня на мысль, поэтъ, что у тебя въ этой поэмѣ, возлѣ чудныхъ картинъ, возлѣ дивныхъ стиховъ, возлѣ прелестныхъ образовъ, мѣстами введена сентиментальная фальшь, этотъ врагь поэзiи, правды, силы, жизни, творчества, и введена Богъ вѣсть для чего, — развѣ только для того, чтобы между тобою, какъ папенькою твоей семьи, и статьями всѣхъ дѣтенышей твоихъ было искуственное согласiе: и чтобы ты стихами доказывалъ то что они, статейками о деревнѣ, о крестьянскомъ вопросѣ и т. п., то есть что все уже такъ скверно въ мужицкомъ и русскомъ быту что хуже и быть не можетъ.

Читая твои поэмы, я мѣстами воображаю себѣ что ты справляешься то съ положенiемъ 19 февраля то съ XIV томомъ свода законовъ; неужели? это страшно непоэтично. А что это возможно, то доказалъ мнѣ слѣдующiй у тебя стихъ:

Да лекаря увидѣла:

Ножи, ланцеты, ножницы

Натягивалъ онъ тутъ.

Тотъ кто можетъ такiе 3 стиха вставить въ свою поэму, тотъ можетъ и съ положенiемъ 19 февраля и даже съ XV томомъ свода законовъ справляться въ минуту самого сильнаго поэтическаго вдохновенiя.

* _* *

О «Поздней Любви” «Гражданинъ” свое мнѣнiе высказалъ въ прошедшемъ году (№ 49), когда эта пьеса въ первый разъ была играна на сценѣ Александрiйскаго театра. Пьеса эта вызвала престранное явленiе въ нашей quasi–критикѣ. Одни ее назвали лучшею пьесою Островскаго, другiе худшею. Обыкновенно это бываетъ съ произведенiями замѣчательно–оригинальными, вводящими что–либо новое въ литературный мiръ, какъ мысль или какъ форму; съ пьесою Островскаго, которая ни по формѣ ни по содержанiю не вводила ровно ничего нoвaгo, почему это случилось — трудно объяснить. Мало ли чего необъяснимаго бываетъ въ нашемъ журнальномъ мiрѣ! Съ воззрѣнiемъ моего товарища, писавшаго въ прошломъ году въ «Гражданинѣ” объ этой пьесѣ г. Островскаго, я ни въ чемъ не расхожусь, а потому прибавлять къ оцѣнкѣ этого произведенiя ничего не имѣю. Французская газета «Journal de S.–Pétersbourg”, у которой литературный критикъ подчасъ пишетъ довольно плавно о злобѣ дня нашей журнальной беллетристики, попытался объяснить себѣ значенiе этой пьесы Островскаго, и причины почему она такъ рѣзко отличается отъ прежнихъ высоко–художественныхъ произведенiй этого крупнаго писателя. Мнѣ нравится его объясненiе, а потому приведу его сущность. Г. Островскiй, пo мнѣнiю рецензента французской газеты, вѣроятно сдѣлалъ въ этой пьесѣ смѣлый шагъ съ цѣлью попытаться придать своимъ пьесамъ тотъ эффектъ неожиданныхъ приключенiй и драматическихъ положенiй, непредвидѣнныхъ, но въ тоже время интересныхъ, которыя въ нашей драматической литературѣ отсутствуютъ, а французской, напротивъ, нетолько присущи, но иногда даже изобилуютъ въ ней черезъ–чуръ уже много. Г. Островскiй всѣ свои произведенiя писалъ какъ–бы въ школѣ у Гоголя, у котораго, какъ извѣстно, интрига пьесы и веденiе ея отъ завязки до развязки, были доведены до послѣдней простоты. У Островскаго тоже самое. Въ «Поздней Любви” авторъ, какъ–будто съ намѣренiемъ оживить свою пьесу эффектными минутами берется за это дѣло неопытною и неумѣлою рукою, и вотъ являются у него патетическiя развязки безъ борьбы, сюрпризы безъ всякой къ нимъ подготовки, гдѣ читатель или зритель не знаетъ чему удивляться: цинизму–ли героевъ и героинь, глупости–ли ихъ, или неумѣнью автора справляться съ задачами, которыя онъ на себя принялъ?

* _* *

Чтó нашъ почтенный поэтъ доказываетъ въ стихахъ, и иногда въ чудныхъ стихахъ, тó въ статеечкахъ своихъ г.г. Энгельгардтъ и г. Грыцько доказываютъ въ прозѣ: не хорошо–де мужичку жить на Руси. Г. Грыцько пишетъ 2 статьи о крестьянской реформѣ. Прочитавъ эти статьи, я на полѣ 2–ой статьи, въ самомъ концѣ ея написалъ: «кабинетъ, теорiя, теорiя, кабинетъ, кабинетъ, теорiя”, и приставилъ къ этимъ статьямъ четыре восклицательныхъ знака. Я никогда не видѣлъ г. Грицько, и не знаю кто онъ; но не могу сказать почему, а такъ онъ передъ глазами у меня все и торчитъ: маленькiй, тощенькiй, блѣдненькiй, длинныя свѣтлорусыя кудри, cѣрыe глаза и блѣдныя губы; передъ нимъ необъятные томы Скребницкаго, заключающiе въ себѣ сводъ всѣхъ мнѣнiй губернскихъ комитетовъ о крестьянской реформѣ, за ними его такъ и не видать, но онъ самъ воображаетъ себѣ что все, все, рѣшительно все онъ видитъ: видитъ необъятную Русь, какъ на ладони у него всякая губернiя, всякiй уѣздъ, всякое село, всякiй крестьянскiй полевой надѣлъ, и вотъ строчитъ онъ и много, и длинно, и скучно, о томъ–де что крестьянское экономическое положенiе изъ рукъ вонъ какъ плохо. Разсужденiя почтеннаго теоретика не лишены той оригинальности, которая составляетъ отличительную черту всѣхъ нашихъ кабинетныхъ, идеологовъ. Основныя мысли этого труда, уже совершенно попусту потраченнаго, заключаются въ слѣдующихъ положенiяхъ:

1) Положенiе 19 февраля сдѣлало большую ошибку допустивъ вообще принципъ надѣла крестьянскихъ усадебъ слишкомъ маленькими полевыми надѣлами.

2) Положенiе 19 февраля слишкомъ дорого оцѣнило крестьянскiе надѣлы.

3) Положенiе 19 февраля сдѣлало ошибку прикрѣпивъ крестьянина къ своему надѣлу.

Доказывать эти темы кто не возьмется? Любой ученикъ гимназiй! Но дѣло въ томъ что, давъ себѣ трудъ прочитать все что почтеннѣйшiй идеологъ написалъ, я надѣялся что буду вознагражденъ за это тѣмъ что узнаю отъ г. Грыцько способъ выйти изъ критическаго положенiя, будто бы произведеннаго этими ошибками составителей Положенiя 19 февраля. Ничуть не бывало: еще разъ пришлось подосадовать на идеологовъ, и больше ничего. «Отечественныя Записки” до страсти любятъ тему крестьянскаго вопроса, и въ стихахъ, и въ сатирахъ и въ серьозныхъ статьяхъ, но толку — толку все не выходитъ никакого.

Г. Грыцько говоритъ что надѣлы крестьянскiе слишкомъ малы; по его мнѣнiю было бы лучше даже дать половинѣ крестьянъ вдвое большiе надѣлы, а другой половинѣ ничего кромѣ братскаго поцѣлуя, чѣмъ всѣмъ крестьянамъ дать столь незначительные надѣлы. Крестьянскiй надѣлъ не можетъ прокормить крестьянина: вотъ, по мнѣнiю г. Грыцько, капитальный порокъ всей крестьянской реформы.

Право, не знаешь чему удивляться: наивности г. Грыцько, или незнанiю элементарныхъ историческихъ свѣденiй о крестьянскомъ вопросѣ?

Кто станетъ спорить съ г. Грыцько о томъ что если бы каждому крестьянину дали 10 десятинъ надѣла въ плодородныхъ губернiяхъ, да 20 въ неплодородныхъ, да оцѣнили бы эти десятины — въ первыхъ по 1 р., а во вторыхъ по 10 коп., если бы къ этимъ 10 десятинамъ прибавили бы ему по 5 р. въ годъ на десятину, для облегченiя ему обработки земли, да на каждаго помѣщика возложили бы еще обязанность, при подписанiи уставной грамоты, подарить крестьянину по одной лошади, да по парѣ воловъ, то положенiе крестьянина, въ экономическомъ отношенiи, стало бы лучше чѣмъ теперь, подъ условiемъ чтобы онъ лошадь и коровъ не пропилъ, а земли не отдалъ какому нибудь купцу на изнуренiе!

Но знаете что, г. Грыцько: и то нельзя было бы поручиться за полное счастье; ибо вообразите что крестьянину которому вы дали 10 десятинъ надѣла, Богъ въ свою очередь дастъ 10 человѣкъ сыновей: что онъ будетъ дѣлать съ своими 10–ью десятинами? Вотъ вопросъ котораго вѣрно вы не разрѣшите.

Но дальше. Не знаю помните ли вы, но я отлично помню, что когда возбужденъ былъ крестьянскiй вопросъ, онъ явился теоретически разрѣшаемымъ на тысячи ладовъ, но практически ни на одинъ, — да, ни на одинъ! Освободить съ землею десятки миллiоновъ лицъ — это задача свыше всякихъ силъ человѣческихъ: по практической сущности своей она неразрѣшима, если только вы задаетесь ею какъ законодательною задачею, и вотъ почему: въ Россiи розенъ бытъ не по уѣздамъ, а по деревнямъ; что помѣшикъ, что деревня, то особое положенiе; прошу покорно, задайтесь–ка задачею установить правила для каждаго имѣнiя особенно!

Въ виду этой невозможности, нѣкоторые практическiе люди предлагали, въ то время, предоставить каждому помѣщику устроиться съ крестьянами полюбовно — съ соблюденiемъ извѣстныхъ главныхъ началъ и въ теченiе извѣстнаго срока. Проектъ этотъ практически былъ самый благоразумный; но нѣкоторымъ теоретикамъ эмансипаторамъ, не столько любившимъ крестьянъ, сколько ненавидѣвшимъ помѣщиковъ, онъ сильно не понравился, и большинство перешло на сторону проекта освобожденiя крестьянъ путемъ законодательнымъ.

Когдa это было рѣшено въ принципѣ, могли ли эмансипаторы что либо другое сдѣлать какъ то, что они сдѣлали? Нѣтъ, не могли. Пришлось раздѣлить Россiю на главные районы, и сообразно имъ распредѣлять надѣлы и оцѣнивать ихъ, безъ всякой мысли о томъ справедливо ли оцѣнивать надѣлъ А наравнѣ съ надѣломъ АѢъ и такъ до безконечности. Разъ этотъ способъ разрѣшенiя вопроса былъ принятъ, вопросъ о равномѣрности, о достаточности, объ излишкѣ надѣловъ, de facto исчезалъ; ибо сущность этого способа обезпеченiя крестьянскаго быта заключалась въ рѣшенiи вопроса en masse, а не отдѣльно, по каждому имѣнiю. И если даже при этомъ способѣ рѣшенiя вопроса, двѣ трети помѣщиковъ потеряли среднимъ числомъ одну треть своего состоянiя, то при всей моей филантропiи, я никакъ не могу себѣ представить чего же еще хотѣлъ бы г. Грыцько отъ г.г. помѣщиковъ: чтобы они половину или ²/₃ своего состоянiя пожертвовали для блага меньшей братiи? Согласенъ, это было бы трогательно, человѣколюбиво и удивительно безпримѣрно, но полагаю что ни одинъ самый ярый врагъ помѣщиковъ, въ то время, не рѣшился бы такое пожертвованiе сдѣлать для помѣщиковъ обязательнымъ.

Вообще ставить вопросъ крестьянскiй на ту же почву, на которой онъ стоялъ при рѣшенiи его посредствомъ Положенiя 19 февраля, то есть разсуждать о немь вообще, въ высшей степени безполезно. Факты намъ говорятъ это ежедневно: въ каждой деревнѣ, при каждомъ надѣлѣ, при тѣхъ же условiяхъ вы видите крестьянъ богатѣющихъ и даже въ работѣ не нуждающихся; а рядомъ съ этимъ крестьянъ принужденныхъ продавать свой скотъ при самыхъ выгодныхъ условiяхъ надѣла. Никогда, ни Положенiя 19 февраля, да и ни одно правительство въ мiрѣ не могло бы имѣть въ виду каждому крестьянину дать столько земли сколько ему нужно для безбѣднаго существованiя. Эта мысль есть или абсурдъ идеолога, или бредни коммуниста. Крестьянину нуженъ надѣлъ какъ одна изъ силъ обезпечивающая его отъ бродяжничества и пролетарiата, а не какъ вся сила; другiя силы составляютъ степень его труда, степень его образованiя, нравственнаго развитiя, степень его трезвой жизни, степень его бережливости, степень его умѣнья жить. Въ связи со всѣми этими силами надѣлъ даже minimum ему и полезенъ и необходимъ; безъ этихъ силъ, давайте ему 100 десятинъ, онѣ въ прокъ не пойдутъ. Поживите, г. Грыцько, въ деревнѣ, да не въ одной, а въ нѣсколькихъ, и вы увидите что всѣ ваши трактаты разлетятся какъ дымъ. Когда говорятъ что у насъ крестьянинъ, при своей усадьбѣ да при своемъ полевомъ надѣлѣ, можетъ заработать до 150 и 300 р. въ годъ работою гдѣ ему угодно, — а это несомнѣнно, — тогда этo значитъ что состоянiе нашего крестьянскаго быта далеко не такъ мрачно, какъ оно кажется идеологамъ. Возможность для каждаго крестьянина пропивать — и какъ пропивать деньги, — десятками рублей, ужe доказываетъ что Положенiе 19 февраля подвергать критикѣ и дѣлать отвѣтственнымъ за ухудшенiе крестьянскаго быта — трудъ не совсѣмъ благоразумный, а въ особенности непроизводительный.

* _* *

Г. Энгельгардтъ, авторъ статей, озаглавленныхъ «Изъ деревни”, несравненно интереснѣе во всѣхъ отношенiяхъ г. Грыцько; во–первыхъ, уже тѣмъ онъ интереснѣе, что пишетъ изъ деревни, а не изъ Петербурга, а затѣмъ у него есть положительныя достоинства писателя: онъ остроуменъ, бойко владѣетъ перомъ, и не лишенъ оригинальности. Въ тоже время онъ весьма, самъ того не замѣчая, поучителенъ. При всѣхъ этихъ качествах онъ еще и наивенъ, но наивность его другаго рода, чѣмъ наивность идеолога: это скорѣе наивность сильнаго и крѣпкаго умомъ матерiалиста, который не знаетъ какъ ему достаточно насладиться и надивиться торжествомъ своей личности, развитой на химическихъ анализахъ, надъ непреодолимыми трудностями деревенской жизни. Это самообожанiе себя какъ царя, какъ князя матерiи, владычествующей надъ всѣмъ духовнымъ мiромъ, проникаетъ всякую строку автора, какъ проникаетъ, вѣроятно, всю его личность. Изъ Петербурга прiѣхалъ ученый химикъ, и давай изъ себя, посредствомъ ума исключительно матерiалистически воспитаннаго, развитaгo и начитаннаго, покорять себѣ и трудности агрономическiя, затрудненiя доступа къ крестьянину, и все что составляетъ для недавняго теоретика мiръ затрудненiй деревенской жизни. Читаются эти разсказы съ большимъ интересомъ, и были–бы они веселы, если–бы не звучала въ нихъ тоска безсилiя внутренняго, пустоты духовнаго мipa автора, отсутствiе поэзiи, чувствительной стороны жизни: духовнаго мipа людей тутъ нѣтъ и атома; это нѣчто въ родѣ маленькаго доморощеннаго Литре, переѣзжающаго жить въ деревню, съ тѣмъ чтобы жить тамъ и добывать себѣ доходы своимъ умомъ! Съ первой–же строки вы слышите что авторъ себя считаетъ умнѣе всѣхъ вообще, а можетъ быть и всѣхъ въ особенности, и затѣмъ онъ вамъ это доказываетъ прелестнымъ языкомъ и до известной степени логически. До всего, начиная отъ тулупа вмѣсто европейскаго костюма — до крестьянина, авторъ доходитъ собсвеннымъ умомъ, вездѣ онъ открываетъ Америку: у всѣхъ, напримѣръ, рабочiе работаютъ кое–какъ, у него великолѣпно; у всѣхъ надо быть на–сторожѣ, чтобы не обокралъ васъ дурной человѣкъ; у него всѣ двери настежь, дескать всѣ крестьяне знаютъ что онъ способности къ воровству въ нихъ не допускаетъ, и никто воровать у него и не подумаетъ; у всѣхъ хозяйства хромаютъ по множеству весьма–сложныхъ причинъ, у него всѣ эти причины исчезли, какъ таетъ воскъ отъ лица огня, и хозяйство у него идетъ отлично; всѣ живутъ въ своихъ домахъ, имѣютъ свою прислугу, живущую отдѣльно; онъ закрываетъ весь домъ и помѣщается въ одной комнатѣ, и эту одну комнату раздѣляетъ онъ съ своимъ прикащикомъ. Словомъ, если можно такъ выразиться, статьи г. Энгельгардта изъ деревни имѣютъ ту прелесть что онъ вамъ самымъ аппетитнымъ образомъ доказываетъ что онъ маленькiй Петръ Великiй. Но затѣмъ, шутки въ сторону, если въ этих расказахъ слышится полное, такъ сказать, отрицанiе духовнаго мiра отношенiй къ тѣмъ–же крестьянамъ, которыхъ aвтopъ хочетъ прiучить и природнить къ себѣ, и химическими познанiями и полюбовными платежными сдѣлками, то, въ тоже время, нельзя отрицать того что умный человѣкъ остается умнымъ при всѣхъ своихъ недостаткахъ, и во многомъ, гдѣ умъ у автора проявляется въ связи съ энергiею, настойчивостью, презрѣнiемъ къ эпикурейcтвy деревенской жизни, нельзя не отдать полную справедливость его здравымъ и практическимъ мыслямъ. Авторъ обѣщаетъ когда–нибудь сообщить подробную исторiю своего сельскаго хозяйства и отрадныхъ результатовъ, имъ добытыхъ; осуществленiя такого обѣщанiя нельзя не желать поскорѣе, ибо нѣтъ сомнѣнiя, многое изъ добытаго имъ путемъ собственнаго опыта будетъ весьма интересно и практически полезно.

* _* *

«Очень маленькiй человѣкъ” — какое странное заглавiе, скажетъ читатель; я прибавлю: какое странное содержанiе! Если бы я написалъ эти «страницы изъ однѣхъ записокъ”, какъ называетъ ихъ авторъ, г. Глѣбъ Успенскiй, я бы, ни малѣйшимъ образомъ нe колеблясь, озаглавилъ–бы ихъ такъ: «Непонятное” и подъ заглавiемъ непремѣнно въ видѣ эпиграфа, написалъ–бы знаменитое изреченiе Кузьмы Пруткова: «плюнь тому въ глаза, кто тебѣ скажетъ что можетъ понять (вмѣсто обнять) непонятное (вмѣсто необъятное)”!

Впечатлѣнiе производитъ на васъ этотъ «Очень маленькiй человѣкъ” кошмарическое и тяжелое, въ родѣ тѣхъ впечатлѣнiй, которыя вы испытываете при разговорѣ съ душевнымъ больнымъ; вамъ такъ и кажется что вотъ–вотъ, сейчасъ, «очень маленькiй человѣкъ” или на васъ бросится въ припадкѣ умоизступленiя, или застрѣлится. Передать вамъ содержанiе этой вещи свыше силъ моихъ: это бредъ, положительно бредъ, и почему этотъ бредъ безъ всякой мысли появился на страницахъ «Отечественныхъ Записокъ” — это тайна извѣстная одному Богу и редакцiи. Напримѣръ: «Mнѣ стало приходить въ голову”, говорить «маленькiй человѣкъ” послѣ присутствiя на Купрiяновскомъ судебномъ процессѣ, «что обилiе и превосходное качество идей, исповѣдуемыхъ мною, ничуть, однакожь, не мѣшало быть мнѣ самому вовсе не тѣмъ, чего бы требовали эти идеи”... Далѣе: «Умереть!” вотъ что сидѣло у меня въ головѣ, когда я выходилъ изъ залы нашего окружнаго суда послѣ того какъ она огласилась рукоплесканiями по случаю полнаго оправданiя подсудимыхъ по Купрiяновскому дѣлу. «3ачѣмъ жить, зная что ничего не можешь, что даже ничего не хочешь?” твердилъ я себѣ въ какомъ–то столбнякѣ, шлепая по грязи, среди темной августовской ночи”. А замѣтьте — этотъ человѣкъ семейный и повидимому счастливый человѣкъ! Но вотъ еще мѣста:

«Вотъ семья, попробовавшая устроиться на такъ называемыхъ новыхъ началахъ, — что же происходитъ въ ней? Происходятъ въ ней не веселыя вещи, о которыхъ общество узнаетъ по какому нибудь крупному и неожиданному происшествiю, — выстрѣлу, яду и т. д. И если есть у васъ желанiя добиться сущей правды, то въ концѣ концовъ, разбирая подробности этой исторiи, вы увидите что идея, во имя которой устроилась эта семья, пожрана, такъ сказать, совершенно простыми аппетитами очень маленъкаго человѣкa, — пробужденнымъ временемъ”.

«То же самое случается и въ другой семьѣ, гдѣ есть глубокiй aппетитъ къ канкану, и гдѣ пытаются устроить все на основанiи основъ завѣщанныхъ предками. Здѣсь, быть можетъ, не будетъ яду, но отсутствiе вѣры въ эти основы будетъ непремѣнно, иначе зачѣмъ бы сюда попалъ канканъ, и потомъ разыгрался скандалъ, о которомъ «даже писали въ газетах”?

«А бываетъ и такъ что вó время узнавъ себя, примутся люди дѣлать какое нибудь очень простое дѣло, — наживать, «нравиться” и все пошло какъ по маслу!”

«А учрежденiя общественныя, не пускающiя пуль въ лобъ, и не принимающiя яду, живутъ ли они тѣмъ, во имя чего устроены, во имя чего требуютъ хорошаго продовольствiя?”

Или вотъ еще:

«Если бы мнѣ пришло въ голову подумать о томъ что мысль, не пользующаяся правомъ жизни, должна неизбѣжно сгнить въ умѣ обладающемъ ею, должна пройти всѣ фазисы paзложенiя, то мнѣ навѣрное стали бы понятны всѣ явленiя Купрiяновскаго процесса, нe относящiяся исключительно къ желудку и карману. Мнѣ бы стали понятны и злость, наполняющая воздухъ, злость на себя и на другихъ, и желанiе на все плюнуть, пустить въ лобъ пулю и проч.”.

Одно объясненiе всего этого непонятнаго — не есть ли это подражающая Щедрину сатира? Но если такъ, то это сатира на современнаго человѣка изъ школы такихъ людей которыхъ гоноръ такого coвременнаго журнала какъ «Отечественныя Записки” не позволяетъ ему осмѣивать, сатира надъ единицами той публики которая рукоплещетъ всякимъ оправдательнымъ приговорамъ, всякимъ непонятнымъ статьямъ, гдѣ пахнетъ нигилизмомъ, и т. д. Невѣроятно чтобъ такую сатиру дозволили тятенька Некрасовъ и дяденька Щедринъ помѣстить въ своей семейной хроникѣ. А если это не сатира, то что же это такое?

* _* *

«Благонамѣренныя рѣчи” дяденьки Щедрина за № 7, хотя и составляютъ «продолженiе той же матерiи", какъ говоритъ авторъ, но между нами будь сказано, онѣ далеко не такъ удачны какъ первыя, и... что же, tranchons le mot, какъ говорятъ французы, просто за просто надоѣли; тянуть можно романъ, но тянуть, подъ тѣмъ же заглавiемъ, «благонамѣренныя рѣчи”, т. е. сатирическое произведенiе, гдѣ все–таки умъ въ гимнастическомъ, а не въ нормальномъ состоянiи, право невозможно; и вотъ почему я не удивляюсь тому что иные, даже ревностные читатели и почитатели Щедрина, говорили мнѣ что эти «Благонамеренныя рѣчи” немного начинаютъ надоѣдать!

«Благонамеренныя рѣчи” — это связанныя вь одно разсужденiе летучiя мысли, афоризмы, сцены, разговоры, и все что хотите; но дiапазонъ всего этого подчасъ утомителенъ, да и отсутствiе рѣзкаго разнообразiя не менѣе утомительно тоже; это все варiанты на тѣ же темы, все признаки что авторъ сидитъ все въ томъ же заключенiи своего умственнаго мipa, откуда не вѣетъ ничѣмъ свѣжимъ и не блеснетъ какой нибудь новый и яркiй лучъ этого крупнаго таланта. А отчего это? Именно оттого что существуютъ гостепрiимныя страницы «Отечественныхъ Записокъ”, куда непремѣнно — хоть убей, а подай, — нужно автору доставить главку изъ его «благонамѣренныхъ рѣчей”. Hѣтъ свободы, нѣтъ и могучаго, прямаго наитiя вдохновенiя; все это маленькiя созданьица маленькагo талантика, отъ которыхъ иногда досадно, потому что знаешь на какiя крупныя вещи такой крупный талантъ способенъ. И притомъ, я слышу какъ люди кругомъ меня говорятъ: неужели же Щедринъ не можетъ хотя что нибудь написать менѣе безотрадно–сатирическое? Слово «безотрадно–сатирическое” я записалъ какъ меткое. И действительно, читая г. Щедрина, чувствуешь себя точно въ плѣну въ его сатирическомъ мiрѣ, изъ котораго нельзя ужь выйти, въ которомъ нельзя вздохнуть свободно, нельзя увидѣть что–либо ясное, иначе какъ переставъ читать.

Вообще черезъ обѣ книги «Отечественныхъ Записокъ” нынѣшняго года проходитъ что–то невыразимо сплиническое! Такъ и хочется сказать: да подбавьте же хоть чего–нибудь, хоть веселенькаго!

_______

ПОСЛѢДНЯЯ СТРАНИЧКА.

Въ одной газетѣ, въ Петербургѣ, я прочиталъ слѣдующiя строки въ характеристикѣ лекцiй г. Быстрова о дѣтской гигiенѣ:

«Г. Быстровъ доказалъ рядомъ осязательныхъ фактовъ что судьба дѣтей, или, правильнѣе, ихъ нормальнаго развитiя, находится въ рукахъ самихъ матерей, и что дѣти, въ большинствѣ случаевъ, гибнутъ преждевременно вслѣдствiе неразумнаго съ ними обращенiя”.

* _* *

Спрашиваю: неужели только это доказалъ г. Быстровъ? Если только это, то признаюсь, такое открытiе далеко не новость. Вотъ если–бы г. Быстровъ показалъ какъ сдѣлать чтобы матери могли разумно обращаться съ своими дѣтьми (въ подвалахъ, напримѣръ, или въ деревняхъ) — тогда–бы услуга имъ оказанная была истинно велика!

* _* *

Мнѣ разсказывали слѣдующее (не ручаюсь за достовѣрность факта): Кто–то сказалъ кн. Бисмарку: «Ваше сiятельство, вотъ уже пятаго епископа сажаютъ вь тюрьму; такъ пожалуй Германiя останется безъ епископовъ; что вы тогда cдѣлаетe?”

«— Что? Очень просто что! Я провозглашу себя папою и поставлю столько епископовъ сколько мнѣ будетъ нужно!”

* _* *

Прелестная сцена изъ жизни петербургскаго большаго свѣта, вызванная обожанiемъ къ лорду Редстоку.

На большомъ столѣ стоитъ большая лахань съ водою; вь этой лахани съ ожесточенiемъ полоскаетъ свое лицо, и дѣлаетъ разныя упражненiя губами среднихъ лѣтъ дама.

— Что это вы дѣлаете? спрашиваетъ входящiй господинъ.

— Не мѣшайтe, не мѣшайте, я умываюсь отъ грѣховъ. Редстокъ велѣлъ. Ахъ, если–бы вы знали, какъ онъ хорошо, какъ онъ чудесно хорошо это сказалъ: «мойте, мойте ваши грѣхи!”

* _* *

Какъ извѣстно, вышла 1–я книга журнала «Природа”, изданiе роскошное и отлично–изданное.

Но курьозно то что ²/₃ книги посвящены обезьянѣ, причемъ особенно тщательными въ выполненiи показались мнѣ портреты обезьянъ похожихъ на человѣка.

О tеmpora, о mores! Давно–ли привлекали къ книгѣ читателей рисунками красивыхъ женскихъ головокъ. А теперь русскую публику должны соблазнять отвратительныя рожи обезьянъ!!! и вѣдь соблазняютъ, это несомнѣнно.

* _* *

Въ версальскомъ Нацiональномъ Собранiи на–дняхъ разсматривался проектъ налога на соль. Послѣ пренiй, онъ былъ отвергнутъ, а дефицитъ все–таки oстался непокрытымъ.

Тогда одинъ изъ членовъ предложилъ снова обратиться къ сахару, и уже обложенные пошлинами рафинадные заводы обложить снова.

— Я предлагаю сказалъ ораторъ, вернуться къ сахару: оно все–таки слаще!

Причина убѣдительная!

* _* *

Въ одномъ земскомъ собранiи (чуть–ли не въ Гороховецкомъ, Владимiрской губ.) читается, при всеобщемъ вниманiи и умилительномъ настроенiи, проектъ увеличенiя жалованья сельскимъ учителямъ.

Прочитали до половины.

— Помилуйте, да у насъ нѣтъ школъ! прерываетъ одинъ гласный, на что тутъ увеличивать жалованье?

— Какъ нѣтъ? говоритъ докладчикъ, а вотъ! при чемъ онъ указываетъ на книгу отчета.

— Да это на бумагѣ, а на дѣлѣ ихъ нѣтъ.

Удивленiе на лицахъ всѣхъ гласныхъ.

— Такъ какже? робко спрашиваетъ предсѣдатель.

— Да полагаю, сказалъ не менѣе робко одинъ изъ гласныхъ, — отложить разсмотрѣнiе проекта объ увеличенiи жалованья учителямъ до времени учрежденiя школъ.

Баллотировано предложенiе: принято!

* _* *

Въ другомъ земскомъ собранiи (чуть–ли не въ саратовскомъ).

Идетъ рѣчь о необходимости ревизiи денежной части, коей завѣдуетъ предсѣдатель управы.

— Извольте, господа, говоритъ предсѣдатель, но да будетъ вамъ извѣстно что я смотрю на это предложенiе какъ на заявленiе личнаго къ моей чести недовѣрiя, а потому всякiй кто это предложенiе принимаетъ, будетъ послѣ имѣть дѣло лично со мной!

Это «лично со мной” навело блѣдность, страхъ и ужасъ на лица многихъ изъ гласныхъ.

Говорятъ что одинъ гласный тогда заявилъ: — Ну Богъ съ вами, чего тутъ ссориться!

Предложенiе нессориться принято. Вмѣсто ревизiи приняли–де предложенiе объ обѣдѣ г. предсѣдателю.

* _* *

«Отечественныя Записки”, въ январской книжкѣ, критикуя статью «Гражданина” о дворянствѣ по поводу военной повинности говорятъ, между прочимъ, что у насъ нѣтъ консерваторовъ, да и не можетъ быть, а ретрограды есть. Разумѣется къ этому лику они причисляютъ и «Гражданина”.

Какая странная мысль! правда, у насъ нѣтъ консерваторовъ парламентскихъ, ибо у насъ нѣтъ парламента, но консерваторы журналистики, земства, даже чиновническiе консерваторы есть!!

* _* *

Напримѣръ: Нѣкто г. Грыцько доказываетъ, въ «Отечественных Запискахъ”, что помѣщики, по реформѣ 19 февраля, слишкомъ мало отдали земли въ пользу крестьянъ.

Я–же нахожу что достаточно; развѣ я не консерваторъ?

Второй примѣръ: Чиновникъ говоритъ: «плюю я на ваше дворянство!”

Я говорю: «напрасно, ваше в–ство, изволите плевать на дворянство, оно много, много добраго сдѣлало для Россiи даже безъ всякаго за то жалованья и вознагражденiя”. Развѣ я не заявилъ себя этими словами консерваторомъ?

Третiй примѣръ: Земскiй гласный по вопросу о народномъ образованiи говоритъ, говоритъ, и все говоритъ.

Встаетъ другой гласный, и говоритъ ему: «Да вѣдь этo все, Иванъ Петровичъ, слова, а на дѣлѣ ничего этого нѣтъ.”

Развѣ этотъ второй гласный не консерваторъ?

_______

ОБЪЯВЛЕНIЯ.

Поступила въ продажу во всѣхъ книжныхъ магазинахъ новая книга:

УРОКИ РУССКАГО ПРАВОПИСАНIЯ.

(Опытъ приложенiя изыскательнаго метода къ обученiю правописаниiя). Руководство для учителей народныхъ и др. элементарныхъ школъ и для домашняго обученiя. Сост. Ѳ. Пуциковичъ. Цѣна 40 к., съ перес. 50 к. ОДОБРЕНО УЧЕНЫМЪ КОМИТЕТОМЪ МИНИСТЕРСТВА НАРОДНАГО ПРОСВѢЩЕНIЯ какъ «прекрасное пособiе для учителей элементарныхъ училищъ”.

ОТЪ КОМИТЕТА ПО ИЗДАНIЮ

«ХУДОЖЕСТВЕННОЙ СКЛАДЧИНЫ”

ВЪ ПОЛЬЗУ

ПОСТРАДАВШИХЪ ОТЪ НЕУРОЖАЯ.

Одновременно съ изданiемъ «СКЛАДЧИНЫ”, предпринятымъ литераторами, возникла между художниками и музыкантами мысль принести, съ своей стороны, посильную пользу пострадавшимъ отъ неурожая. Объ изданiи литературной и музыкальной «СКЛАДЧИНЫ” было уже объявлено; въ настоящее время комитетъ находитъ возможнымъ объявить и объ изданiи «ХУДОЖЕСТВЕННОЙ СКЛАДЧИНЫ”.

Альбомъ «ХУДОЖЕСТВЕННОЙ СКЛАДЧИНЫ” будетъ состоять изъ двухъ частей. Въ одной изъ нихъ будутъ помѣщены рисунки художниковъ, нарочно для альбома писанные; во второй рисунки съ текстами, музыкальными и литературными, автографически (fac simile) воспроизведенными.

Въ изданiи этомъ обѣщали принять участiе слѣдующiе художники: П. Борель, В. Васнецовъ, Н. Ге, М. Зичи, Н. Каразинъ, И. Кёллеръ, Л. Лагорiо, А. Мещерскiй, М. Микѣшинъ, И. Пановъ, К. Савицкiй, П. Соколовъ, К. Трутовскiй, В. Якоби, П. Шамшинъ, И. Шишкинъ, А. Шарлемань; художественное исполненiе представленныхъ работъ для печати приняли на себя: Н. Брезе, К. Вейерманъ, Е. Гогенфельденъ, О. Герасимовъ, Э. Даммюллеръ, А. Даугель, Э. Ивансонъ, О. Май, И. Матюшинъ, А. Мюнстеръ и Л. Сѣряковъ. При этомъ комитетъ считаетъ долгомъ присовокупить что имена тѣхъ художнковъ, отъ которыхъ до сихъ поръ нѣтъ положительнаго согласiя на участiе въ изданiи, въ случаѣ изъявленiя таковаго, будутъ внесены въ только–что приведенный списокъ.

Рисунки, изъ которыхъ будетъ состоять альбомъ, будутъ воспроизведены разными способами, какъ–то: ксило, хромо– и литографiею, а также аквафортою. Число рисунковъ не меньше ПЯТНАДЦАТИ.

Альбомъ будетъ изданъ въ форматѣ обыкновенной нотной бумаги и появится въ свѣтъ по возможности скоро, о чемъ комитетомъ будетъ объявлено своевременно.

ЦѢНА: безъ пересылки......5 рублей.

съ пересылкою......6 »

ПОДПИСКА ПРИНИМАЕТСЯ: въ С.–Петербургѣ: въ магазинахъ: эстампныхъ — Аванца, Беггрова, Дацiаро, Фельтена, въ музыкальныхъ — Бернарда и Iогансова, въ книжныхъ — Исакова, Базунова, Гоппе и Черкесова; въ Москвѣ: въ эстампныхъ магазинахъ Дацiаро и Аванца.

Члены комитета: Н. Ге. М. Зичи. Н. Каразинъ. Л. Лагорiо.

А. Мещерскiй. М. Микѣшинъ (предсѣдатель).

П. Шамшинъ.

ВЫШЕЛЪ РОМАНЪ.

«ОДИНЪ ИЗЪ НАШИХЪ БИСМАРКОВЪ”.

К. В. М.

Годовые подписчики «Гражданина” за 1873 и 1874 гг. могутъ получать его изъ редакцiи по предъявленiи билета на подписку или по письму въ редакцiю за 1 p. 50 к. вмѣсто 2 р. 50 к. (цѣны въ продажѣ). Иногородные прилагаютъ вѣсовыхъ 20 коп.

Общество для пocoбiя нуждающимся литераторамъ и ученымъ.

КОНЦЕРТЪ

ВЪ ЗАЛѢ ДВОРЯНСКАГО СОБРАНIЯ

18 марта, въ понедѣльникъ на вербной недѣлѣ, въ 8 часовъ вечера,

съ участiемъ гг. Ауэра, Давыдова, Мельникова, Антона Рубинштейна и оркестра русской оперы, подъ управленiемъ г. Направника.

Билеты: нумерованные: въ 1 ряду по 8 р., во 2–мъ по 5 р., въ 3, 4, 5 и 6 рядахъ по 4 р. въ остальныхъ и боковыя мѣста по 3 р., балконъ по 6 р. и не нумерованные: галерея за колоннами пo 2 р. и на хоры по 1 р., продаются въ магазинахъ, на Невскомъ проспектѣ, музыкальныхъ: Бютнера (домъ Петропавловской церкви, 22), Iогансена (противъ Гостиннаго двора, д. Лонгиновой, 44), Бесселя (противъ Аничкова дворца, д. Лихачева, 58), и книжныхъ: Базунова (y Казанскаго моста, д. Ольхиной, 30) и Черкесова (противъ Публичной библiотеки, д. Демидова, 54).

Типографiя А. Траншеля, Стремянная ул. д. № 12. Редакторъ–Издатель Ѳ. М. Достоевскiй.

---

^*) Недавно юнкеръ, изъ самосохраненiя, принужденъ былъ надѣть на полковника пальто, по его приказанiю. (Отмѣтка «Новаго Времени»).

^*) Стр. 227 и 228.