№№ 13–14 1874 8 Апрѣля

ГРАЖДАНИНЪ

ГАЗЕТА–ЖУРНАЛЪ ПОЛИТИЧЕСКIЙ И ЛИТЕРАТУРНЫЙ.

Журналъ «Гражданинъ” выходитъ по понедѣльникамъ.

Редакцiя (Малая Итальянская, д. № 21, кв. № 6) открыта для личныхъ объясненiй отъ 12 до 3 ч. дня ежедневно, кромѣ дней праздничныхъ.

Рукописи доставляются исключительно въ редакцiю; непринятыя статьи возвращаются только по личному требованiю и сохраняются три мѣсяца; принятыя, въ случаѣ необходимости, подлежатъ сокращенiю.

Подписка принимается: въ С.–Петербургѣ, въ главной конторѣ «Гражданина” при книжномъ магазинѣ А. Ѳ. Базунова; въ Москвѣ, въ книжномъ магазинѣ И. Г. Соловьева; въ Кiевѣ, въ книжномъ магазинѣ Гинтера и Малецкаго; въ Одессѣ у Мосягина и К°. Иногородные адресуютъ: въ Редакцiю «Гражданина”, въ С.–Петербургъ.

Подписная цѣна:

За годъ, безъ доставки ..7 р. съ доставкой и пересылк. 8 р.

« полгода « « ..4 » « « ....5 »

« треть года. « « ..3 » « « ....4 »

Духовенство, учителя, волостныя правленiя, служащiе (черезъ казначеевъ) и всѣ живущiе въ Петербургѣ, обращаясь прямо въ редакцiю, могутъ подписываться съ разсрочкою, внося: при подпискѣ 2 р., въ маѣ 2 р., въ сентябрѣ 2 р. и въ ноябрѣ 2 р.

Отдѣльные №№ продаются по 20 коп.

ГОДЪ Редакцiя: С.–Петербургъ, Малая Итальянская, 21. ТРЕТIЙ

СОДЕРЖАНIЕ: Отъ редакцiи. — Еще слово о дворянствѣ. М... — Петербургское обозрѣнiе. — Матерiалы по крестьянскому дѣлу въ Костромской губернiи. К... — Нѣчто о терпѣньѣ и терпѣливости. (Изъ современнаго обозрѣнiя). — Чтенiе Т. И. Филиппова въ засѣданiи петербургскаго Общества любителей духовнаго просвѣщенiя 26 февраля. (Продолженiе). — Приходскiя попечительства и новое положенiе о приходахъ. П–ва. — Изъ путевыхъ замѣтокъ по Черноморскому округу. V. А. Верещагина. — Данъ горшокъ — хоть объ уголъ! Драматическiй очеркъ изъ народнаго быта въ 4–хъ дѣйствiяхъ. Дѣйствiя 3–е и 4–е. С. Соколовскаго. — Голодная изба. Идиллiя. С. Калугина. — Новыя русскiя книги за три мѣсяца. В. — Письма хорошенькой женщины. IV. Вѣры N. — Замѣтки досужаго читателя. «Русскiй Вѣстникъ” за февраль и мартъ и «Отечественныя Записки” за мартъ. Павла Павлова. — Послѣдняя страничка. Пасхальныя замѣтки изъ Москвы и Петербурга. — Объявленiя.

ОТЪ РЕДАКЦIИ.

Многiе изъ присылающихъ статьи въ редакцiю обыкновенно прилагаютъ марки или деньги на обратную пересылку статей, въ случаѣ признанiя ихъ неудобными къ напечатанiю. Редакцiя считаетъ долгомъ напомнить, что, по первоначальнымъ правиламъ редакцiи, непринятыя рукописи хранятся три мѣсяца и возвращаются только по личному востребованию; пересылки же рукописей редакцiя принять на себя не можетъ, хотя бы на пересылку и были прилагаемы марки или деньги.

Кромѣ того, редакцiя проситъ авторовъ мелкихъ рукописей, какъ–то: небольшихъ стихотворенiй, замѣтокъ, сообщенiй и т. п. оставлять у себя копiи, такъ какъ подобныя рукописи вовсе не сохраняются.

_______

ЕЩЕ СЛОВО О ДВОРЯНСТВѢ.

Ни одинъ вопросъ изъ русскихъ политическихъ вопросовъ не вызываетъ, при обсужденiи его, столько грустныхъ размышленiй какъ вопросъ о дворянствѣ. Грусть эта входитъ въ душу потому, что, съ одной стороны, всякiй здравомыслящiй русскiй сознаетъ необходимость въ настоящее время какого либо передоваго, но въ то же время нравственно спокойнаго, убѣжденнаго и тѣсно объединеннаго сословiя, которое, независимо отъ правительства, могло бы стоять на высотѣ вѣрнаго пониманiя задачъ и нуждъ внутренней жизни Pоссiи, а съ другой, всякiй въ то же время почему–то предчувствуетъ какъ далеко наше pyсскoe дворянство отъ этой исторической роли в настоящее именно время.

Всякiй изъ нась прочиталъ недавнiе адресы разныхъ дворянствъ по губернiямъ. Отъ кого были эти адресы, заключавшiе въ себѣ завѣренiя въ томъ, что дворянство приметъ на себя заботу о народномъ образованiи; развѣ не отъ цѣлаго дворянства такой–то губернiи, и т д.? Но затѣмъ что же дальше? Гдѣ признаки того, что это дворянство дѣйствительно соединилось и дѣйствительно озабочено вопросомъ о наилучшемъ устройствѣ народнаго образованiя? Къ сожалѣнiю, нигдѣ никакихъ такихъ признаковъ еще не видать. Дворянство заявило себя личностью подписывая адресъ, но затѣмъ оно опять какъ бы исчезло, и его снова нѣтъ!

А между тѣмъ вопросъ не замеръ: онъ разработывается, и рѣчь продолжаетъ идти о предоставленiи дворянству заботъ о народномь образованiи. Положимъ онъ разрѣшится въ законодательномъ порядкѣ, послѣдуютъ тѣ или другiя распоряженiя, и затѣмъ что же?

Предводители дворянства сядутъ въ предсѣдательскiя кресла въ училищныхъ совѣтахъ, — и только? А школы — кто ихъ–то будетъ осматривать, кто ихъ будетъ открывать и закрывать, кто будетъ наблюдать за тѣмъ чтобы дурные и неспособные люди не могли быть учителями, кто будетъ узнавать: хорошъ ли учитель или вреденъ кто будетъ пробуждать любовь къ школѣ въ крестьянахъ, кто будетъ поощрять ученiе въ дѣтяхъ, кто будетъ облагораживать (а это главное) проявленiями участiя, сочувствiя и уваженiя сельскихъ учителей, кто будетъ отличную школу ставить въ образецъ всѣмъ остальнымъ, кто будетъ способнымъ и даровитымъ дѣтямъ облегчать путь къ дальнѣйшему образованiю, кто будетъ руководить въ распознаванiи даровитыхъ дѣтей, кто будетъ распространять въ школахъ и въ народѣ хорошiя книги и изгонять дурныя, кто будетъ протягивать руку духовенству и помогать ему въ дѣлѣ религiозно–нравственнаго обученiя дѣтей въ школахъ, кто будетъ заботиться о томъ чтобы участiе духовенства въ народномъ образованiи было обезпечено, — словомъ кто же будетъ душою всего этого дѣла?

Намъ скажутъ: Предводитель дворянства и члены училищнаго совѣта: Что же, и только? Если намъ отвѣтятъ: «и только», то впередъ можно предвѣщать полную несостоятельность дѣла народнаго образованiя въ рукахъ дворянства.

Минута для дворянства, русскаго, помѣстнаго, въ родословныя книги по губернiямъ вписаннаго, настала весьма важная. Теперь не въ фразахъ и не въ завѣренiяхъ дѣло, а въ дѣлѣ. Оно должно или доказать что оно есть живое тѣло съ умомъ и сердцемъ, или доказать что правы тѣ, которые его не признаютъ. Средины нѣтъ!

И вотъ въ этомъ–то, то есть въ томъ что средины нѣтъ, что нельзя отдѣлываться завѣренiями и фразами, въ этомъ–то, и заключается важность настоящей минуты для русскаго дворянства.

Оно, такъ сказать, прижато къ стѣнѣ. Отъ него зависитъ его нравственное быть или не быть, и отъ него зависитъ политическая будущность Россiи.

До сихъ пopъ мы видимъ въ нашей исторiи русское дворянство игравшимъ сознательную сословную роль въ трехъ случаяхъ: въ большiя войны оно становилось во главѣ народныхъ ополченiй; затѣмъ въ 1861 году оно составило изъ себя политическое цѣлое для освобожденiя крестьянъ, и наконецъ каждые 3 года дворянство собирается для выбора своихъ предводителей. При этомъ замѣчательно различiе характера, которое русское дворянство пpoявляло въ томъ или другомъ случаѣ. Исторiя 12–го года и крымской войны сохранила преданiе о горячемъ патрiотизмѣ русскаго дворянства; исторiя освобожденiя крестьянъ сберегла воспоминанiе о живомъ и самоотверженнномъ участiи дворянства въ обсужденiи вопроса объ улучшенiи крестьянскаго быта; исторiя дворянскихъ выборовъ, къ сожалѣнiю, не оставила въ лѣтописяхъ ничего другаго какъ анекдоты и печальнѣйшiя воспоминанiя о томъ, какъ все болѣе и болѣе дворянскiе выборы обращались въ комедiи и нерѣдко даже въ пародiи сословныхъ собранiй. Во всякомъ случаѣ никакая серьозная политическая мысль не руководила дворянскими выборами, ни прежде, когда выборы эти были необыкновенно важны, ибо все, отъ народнаго образованiя до судебнаго управленiя, входило въ область дворянскихъ выборовъ, ни теперь, когда осталось за дворянствомъ право выбора однихъ предводителей.

Обсуждая это различiе въ характерѣ отношенiй дворянства къ тремъ главнымъ моментамъ его политическаго значенiя, приходишь къ мысли, что — или дворянство нуждалось въ какомъ нибудь всенародномъ потрясенiи, чтобы заявить себя сословiемъ живымъ, или нуждалось въ какомъ либо толчкѣ сверху, чтобы заняться in corpore какимъ нибудь государственнымъ вопросомъ; тамъ же, гдѣ дворянство призывается къ заявленiю себя передъ Россiею какъ общественная сила, сама способная къ самостоятельному и свободному почину и дѣятельности для нормальнаго и ежедневнаго, такъ сказать, участiя въ жизни своего государства и своего народа, тамъ оно отсутствуетъ и заявляетъ себя несостоятельнымъ. Другими словами, о нравственной своей силѣ, какъ сословiя, русское дворянство доселѣ не заботилось вовсе. А между тѣмъ вся сила дворянства, какъ сословiя, заключается теперь единственно въ его нравственной силѣ. Эта нравственная сила далеко не пустая фраза! Изъ этого могли бы выйти великiя дѣла. Дворянское собранiе, на которое съѣхались бы всѣ дворяне губернiи съ тѣмъ чтобы избрать изъ своей среды въ губернскiе предводители лучшаго изъ дворянъ всей губернiи, и избрало бы таковаго, уже этимъ однимъ прiобрѣло бы громадную нравственную силу въ своей губернiи. И вотъ былъ бы сдѣланъ первый шагъ къ великимъ дѣламъ.

Это былъ бы первый шагъ, послѣ котораго всѣ остальные шаги дѣлались бы гораздо легче: какъ въ каждомъ дѣлѣ живомъ и общественномъ, и въ этомъ прежде всего надо поставить надъ всѣми и надъ всѣмъ нравственный идеалъ, для того чтобы всѣхъ объединить и вдохновить одною благородною и безличною, такъ сказать, мыслью. Съ этого момента самое разнохарактерное собранiе дѣлается сильнымъ единствомъ собранiемъ: идеалъ у всѣхъ одинъ — выбрать лучшаго изъ людей; таковъ идеалъ, таковъ лозунгъ; во имя его всѣ члены собранiя становятся благороднѣе, лучше, самостоятельнѣе, нравственно крѣпче, и можно быть увѣреннымъ что выборъ этого собранiя падетъ дѣйствительно на лучшаго изъ людей губернiи.

Но для этого надо чтобы всѣ русскiе дворяне, какiе бы они ни были, и гдѣ бы они ни были, по возможности съѣзжались на свои губернскiе выборы, и съѣзжаясь на губернскiе выборы, обезпечивали бы этимъ самымъ нравственную состоятельность и уѣздныхъ выборовъ. Безъ этого условiя ничего не сдѣлается къ лучшему, и правительство не найдетъ въ русскомъ дворянствѣ той опоры нравственной, на которую оно разсчитываетъ.

Въ этомъ–то все рѣшенiе вопроса: дворянство русское мечта или нѣтъ? Россiя, Россiя провинцiи, какъ для народнаго образованiя, такъ и для всѣхъ другихъ своихъ нуждъ, нуждается безусловно въ лучшихъ людяхъ земли Русской, и въ этомъ отношенiи нужда ея теперь такъ же велика и настоятельна, какъ велика и настоятельна была нужда Россiи въ ополченiяхъ во время 12 года и въ дворянскихъ комитетахъ по крестьянскому вопросу въ 1859 году. Слѣдовательно, долгъ патрiотизма для русскаго дворянства встать подъ знамена своей губернiи, въ цѣломъ своемъ составѣ для того, чтобы изъ своей среды выбрать для каждой губернiи лучшихъ людей, — неизмѣримо великъ, и чуть–ли не больше чѣмъ въ годину военныхъ бѣдствiй, когда Россiя призывала своихъ сыновъ только быть грудью противъ внѣшняго врага и умирать за отечество.

Теперь она зоветъ русскихъ людей жить за отечество, думать за отечество, дѣйствовать ко благу и для развитiя отечества. Дѣло это труднѣе, и опасность отъ неотклика дворянства на призывъ правительства и народа несравненно больше, чѣмъ опасность отъ вторженiя Наполеона.

Вотъ почему въ минуту, когда рѣчь идетъ объ участiи дворянства въ дѣлѣ народной школы, по призыву сверху, и когда дворянство завѣряетъ правительство въ своей готовности помочь этому дѣлу, смѣемъ думать что прежде всякаго другаго дѣла, оно должно, по каждой губернiи отдѣльно, воззвать ко всѣмъ своимъ дворянамъ, и указавъ имъ всю важность Царскаго слова довѣрiя — потребовать чтобы на первомъ–же дворянскомъ собранiи отсутствующихъ дворянъ не было, ибо рѣчь будетъ идти о выборѣ лучшихъ людей въ званiе губернскаго и уѣздныхъ предводителей.

Если это случится, тогда необъятное поприще служенiя дворянства Россiи откроется разомъ, ибо тогда всякiй изъ дворянъ увидитъ сколько ему дѣла предстоитъ во внутренней жизни Россiи...

О дальнѣйшемъ поговоримъ.

М...

_______

ПЕТЕРБУРГСКОЕ ОБОЗРѢНIЕ.

Пародiя на весну царствуетъ въ Петербургѣ въ продолженiе всей свѣтлой недѣли: то холодъ съ пылью, то холодъ съ грязью, то вѣтеръ съ дождемъ, то вѣтеръ со снѣгомъ.

На этотъ разъ Пасха показалась инымъ петербуржцамъ менѣе пасхальною и потому еще, что будто не было особенныхъ какихъ нибудь наградъ; забота о чужихъ наградахъ составляетъ для петербуржцевъ также своего рода жизненный интересъ. Назначенiй и перемѣщенiй также никакихъ не послѣдовало, слѣдовательно Пасха прошла, по выраженiю одного сытаго петербуржца, «какъ–то безцвѣтно”.

Главнымъ событiемъ страстной недѣли было появленiе въ свѣтъ знаменитой «Складчины”. Появленiе этого левiаѳана–книги произвело впечатлѣнiе. Во первыхъ, книга эта появилась, тогда какъ многiе предсказывали что она никогда не явится; во вторыхъ, на перекоръ лже и злопророкамъ она появилась именно съ тѣмъ характеромъ, какой хотѣли ей дать литераторы, то есть съ отсутствiемъ въ ней слѣда всякой тенденцiозности и мало–мальски чего нибудь похожаго на духъ какой либо партiи; в третьихъ, а это самое важное, по содержанiю своему «Складчина” далеко не есть то, что предвидѣли нѣкоторые скептики: сборникъ–де всего что у каждаго литератора было худшаго; напротивъ, въ составъ «Сборника Складчины” вошли отъ разныхъ авторовъ прелестныя вещи: такъ напримѣръ И. Гончаровъ, А. Майковъ, Н. Некрасовъ, А. Островскiй, И. Тургеневъ, графъ А. Толстой, М. Салтыковъ и нѣкоторые другiе дали прелестныя вещи.

Появленiе «Складчины” встрѣчено было петербургскою печатью, какъ слѣдовало ожидать, съ живѣйшимъ сочувствiемъ; нѣкоторые даже привѣтствовали въ этомъ фактѣ слiянiя въ одномъ благотворительно–патрiотическомъ дѣлѣ писателей разныхъ лагерей доказательство, что и въ будущемъ такое слiянiе возможно: Газета «Русскiй Мiръ” высказала по этому поводу мысль о томъ что возможно было–бы для какой нибудь благотворительной цѣли повторить такое предпрiятiе. Дѣло въ томъ, что дѣйствительно успѣхъ «Складчины”, какъ предпрiятiя благополучно осуществившагося на такой почвѣ гдѣ не разъ попытки къ слiянiю оказывались неудачными (послѣдняя попытка былъ знаменитый проектъ литературно–художественнаго клуба), доказываетъ что есть извѣстныя цѣли и извѣстныя струны, которыя могутъ дѣйствовать къ сближенiю между собою всѣхъ литераторовъ, безъ различiя такъ называемыхъ партiй. А если это такъ, то мы, литераторы, можемъ себя поздравить съ тѣмъ что мы не такъ удалены отъ русской жизни, какъ это каждому изъ насъ, въ минуты розни и распрей, можетъ казаться.

Любопытна весьма исторiя «Складчины”. Кто–то сказалъ изъ литераторовъ другому литератору: «а чтó бы всѣмъ русскимъ литераторамъ собраться и что нибудь сдѣлать въ пользу самарцевъ”? Едва этотъ кто–то эту фразу окончилъ, какъ тотъ кому слова эти были сказаны, поѣхалъ къ третьему литератору, и сообщилъ ему мысль: мысль горячо понравилась; третiй передалъ четвертому, четвертый пятому, и черезъ 3 дня было уже первое собранiе литераторовъ въ квартирѣ В. П. Гаевскаго, на которомъ положено было приступить къ дѣлу. На второмъ собранiи присутствовало уже 20 представителей литературы, и тутъ же къ нимъ присоединились представители 10 типографiй въ Петербургѣ, изъявившiе желанiе даромъ набрать и напечатать, каждому, отъ 4–5 листовъ. Это второе собранiе было характеристично, ибо положительно на немъ присутствовали представители всѣхъ оттѣнковъ нашихъ журнальныхъ и литературныхъ направленiй; и вчерашнiе враги были сегоднишними союзниками, и отлично другъ друга поняли въ каждой малѣйшей подробности предпринимаемаго дѣла. Все нецензурное въ строжайшемъ смыслѣ, все личное, все полемическое, тенденцiозное — единогласно было признано исключить изъ программы изданiя. Затѣмъ тотъ же духъ полнаго нейтралитета руководилъ выборами членовъ въ составъ редакцiоннаго комитета. Задача комитета была нелегка. Надо было каждаго просить дать что либо; обѣщавшему — напоминать; надо было всякую вещь подвергать двоякой критикѣ, — цензуры общей и цензуры «Складчины”; надо было статьи признавать годными и негодными; надо было въ три мѣсяца издать книгу во что бы то ни стало. Какъ бы то ни было, но дѣло начато было комитетомъ съ рвенiемъ, и съ рвенiемъ доведено до конца, благодаря авторамъ вкладчикамъ и благодаря типографiямъ, принявшимъ какъ разъ въ самую горячую пору передъ праздниками трудъ дароваго печатанiя своихъ четырехъ листовъ. Къ сожалѣнiю, всего количества листовъ нѣкоторыя изъ типографiй не успѣли отпечатать; выпустили на страстной до 2,000 экземпляровъ; черезъ 3 дня ни въ Петербургѣ ни въ Москвѣ не осталось ни одного экземпляра, и только 12 апрѣля поступитъ въ продажу новое количество экземпляров. Приблизительно расходовъ на изданiе 47 большихъ печатныхъ листовъ было сдѣлано до 4,500 рублей; всѣ эти деньги уже покрыты сборами по подпискѣ; а затѣмъ все вырученное отъ продажи идетъ прямо уже въ Самару, въ пользу голодающихъ.

Въ томъ же «Русскомъ Мiрѣ”, нѣсколько дней спустя послѣ привѣтствiя «Складчинѣ”, появилась пространная статья въ видѣ литературнаго разбора содержанiя «Складчины”. Статейка эта странна тѣмъ что она взводитъ довольно прозрачныя обвиненiя на составителей «Складчины” въ томъ, что они будто бы неосновательно признаютъ это изданiе дѣломъ всѣхъ литературныхъ партiй. Между прочимъ авторъ статейки прямо указываетъ на отсутствiе въ Сборникѣ нѣкоторыхъ сотрудниковъ «Русскаго Вѣстника”, и этимъ хочетъ доказать что въ сущности «Складчина” есть изданiе одной какой либо партiи? Признаемся, выходка не совсѣмъ добраго фельетониста «Русскаго Мiра”, идущаго даже въ разладъ съ своею собственною газетою, насъ слегка озадачила: или это злонамѣренная мистификацiя, или это проявленiе странной наивности? На второмъ собранiи литераторовъ были и подписались участниками «Складчины”, напримѣръ, гг. Маркевичъ и Лѣсковъ–Стебницкiй. Развѣ они не сотрудники «Русскаго Вѣстника”? Правда что они не дали своихъ вкладовъ въ «Складчину”, но что–же изъ этого слѣдуетъ? Изъ этого слѣдуетъ, вѣроятно, только то, о чемъ они и писали уже въ редакцiонный комитетъ: что при всемъ желанiи принять участiе въ добромъ дѣлѣ, они не имѣютъ ничего готоваго, и къ сроку приготовить не успѣли. А затѣмъ мы удивляемся тому что фельетонистъ «Русскаго Мiра” такъ мало знакомъ съ «Русскимъ Вѣстникомъ”, и не знаетъ что въ немъ печатали свои произведенiя А. Майковъ, кн. В. Мещерскiй, Я. Полонскiй, К. Побѣдоносцевъ, Ѳ. Достоевскiй, гр. А. Толстой, и что каждый изъ нихъ участвовалъ вкладомъ въ изданiи «Складчины”. А что не всѣ сотрудники «Русскаго Вѣстника” участвовали въ «Складчинѣ”, то, полагаемъ, виноваты не издатели «Складчины”, а тѣ которые не хотѣли въ ней участвовать, по причинамъ имъ лично извѣстнымъ.

Кстати о самарцахъ. В Петербургѣ продолжаютъ ходить самые разнообразные толки о самарскомъ неурожаѣ. Какъ извѣстно, почти одновременно съ разными слухами о томъ что большаго голода въ Самарской губернiи нѣтъ, посланный, по Высочайшему повелѣнiю, для раздачи пособiй отъ Общества попеченiя о раненыхъ, граф Орловъ–Давыдовъ сообщилъ общему собранiю что онъ исполнилъ возложенное на него порученiе, и что пособiями ему ввѣренными обезпечены до 90,000 человѣкъ; но что за тѣмъ этихъ средствъ все–таки не вполнѣ достаточно, чтобы удовлетворить потребностямъ всего нуждающагося въ продовольствiи населенiя въ Самарской губернiи. Затѣмъ газета «Русскiй Мiръ”, со словъ своего нарочно въ Самарскую губернiю отправленнаго корреспондента, извѣщаетъ, что все въ оной губернiи благополучно. Какъ согласить эти разнорѣчiя? Намъ кажется, что въ сущности согласить всѣ эти разнорѣчивые толки совсѣмъ не такъ мудрено: стоитъ только, какъ говорятъ французы — s’entendre sur la question, то есть объясниться. Вѣроятно слѣдователь «Русскаго Мiра” принадлежитъ къ числу многихъ петербуржцевъ–блаженныхъ кабинетныхъ людей, которые представляютъ себѣ голодъ въ видѣ сотенъ людей повально умирающихъ отъ него, точь въ точь какъ мухи послѣ еды истребительнаго противъ нихъ вещества; а такъ какъ этой картины онъ не видѣлъ, а видѣлъ что въ сущности люди живутъ какъ всѣ, мертвые на улицахъ не валяются, на улицахъ и на площадяхъ никто не кричитъ и не стонетъ, въ клубѣ о голодающихъ и не разговариваютъ–де, и вообще голодающихъ и не видно, то весьма естественно ему могло показаться, что, въ сущности, ужасовъ голода никакихъ и нѣтъ.

Дѣло въ томъ что ужасовъ свирѣпаго голода, истребляющаго цѣлыя деревни, никто въ Самарской губернiи и не подозрѣвалъ, а говорили только что въ трехъ уѣздахъ есть деревни, гдѣ крестьяне и даже духовенство крайне бѣдствуютъ отъ недостатка хлѣба, и отъ дорогихъ цѣнъ на хлѣбъ, и что положенiе этихъ крестьянъ потому безвыходно и тяжело, что они не имѣютъ ни денегъ для покупки хлѣба, ни заработковъ для прiобрѣтенiя денегъ. Въ 1868 году, въ мѣстностяхъ гдѣ былъ неурожай, въ Новгородской, Тверской, Смоленской и другихъ губернiяхъ, тоже были люди, которые говорили что голода нѣтъ, и что толки про голодъ преувеличены, а между тѣмъ это нисколько не мѣшало многимъ тысячамъ людей страдать отъ этого неурожая. Могутъ быть преувеличены размѣры бѣдствiя, могутъ быть краски на картинѣ наложены слишкомъ мрачныя, можетъ быть есть мѣстности гдѣ неурожай слабѣе, чѣмъ въ другихъ, и т. д., но изъ этого вовсе не слѣдуетъ чтобы среди жителей, пострадавшихъ отъ неурожая уѣздовъ, не нуждались бы многiе въ чрезвычайной и скорой помощи какъ для прокормленiя себя до лѣта, такъ и для сѣмянъ, ибо тотъ фактъ, что во многихъ мѣстахъ этихъ трехъ уѣздовъ Самарской губернiи недостаетъ хлѣба для обсѣменѣнiя полей — фактъ несомнѣнный. А потому помощь правительственная и общественная была и благодѣтельною и полезною.

Читатели помнятъ что въ послѣднемъ нашемъ обозрѣнiи мы подробно говорили о Верещагинской выставкѣ. Толпы народа продолжаютъ посѣщать эту выставку, но на выставкѣ этой недостаетъ трехъ картинъ, и почти трехъ лучшихъ картинъ. По этому поводу ходятъ по городу самые разнорѣчивые толки. Всего болѣе вѣроятiя заслуживаетъ разсказъ о томъ, что г. Верещагинъ снялъ эти картины, потому что вдругъ почувствовалъ будто онѣ недостаточно удались; другiе прибавляютъ, что онъ сжегъ эти картины собственноручно. Не менѣе разнорѣчивы толки о судьбѣ этой галлереи: одни говорятъ что картины куплены правительствомъ, другiе увѣряютъ что вся коллекцiя куплена московскими купцами Третьяковымъ и Боткинымъ за 90 тысячъ; послѣднiй слухъ вѣроятенъ.

Увы, менѣе удачна, и гораздо менѣе удачна выстака моделей памятника Пушкину въ академiи художествъ. Не везетъ этому дѣлу, точно будто судьбѣ хочется чтобы памятникомъ Пушкину осталось то, что онъ самъ называетъ «памятникомъ нерукотворнымъ” — преданiе о его генiѣ.

Въ прошломъ году, какъ извѣстно, въ домѣ опекунскаго совѣта выставлены были модели на памятникъ Пушкину, представленныя на конкурсъ 14–ю художниками. Результатъ этой выставки былъ тотъ что всѣ 14 моделей были признаны недостойными нашего великаго поэта, и что назначенъ былъ второй конкурсъ. Второй конкурсъ доставилъ 20 моделей, но эти 20 моделей оказываются хуже еще первыхъ 14 моделей. Бездарность и неспособность художниковъ вдохновиться Пушкинымъ такъ и бьютъ въ глаза. «Видно не время еще ставить Пушкину памятникъ”, сказалъ кто–то глядя на эти уродливыя произведенiя бѣдной фантазiи; пожалуй, оно и такъ: вѣдь еще очень недавно «въ высшихъ сферахъ” нашей интеллигенцiи ходили мнѣнiя о томъ что Пушкинъ не генiй, и кто знаетъ, не оставили ли эти ходившiе нелѣпые толки слѣдъ въ воздухѣ, и не помѣшали ли они художникамъ, народу впечатлительному, боязливому и весьма еще мало самостоятельному, вдохновиться Пушкинымъ на столько чтобы возвыситься до него, а не его генiй опошлить до пониженiя къ нашему уровню?

А между тѣмъ что требуется отъ памятника Пушкину? Полагаемъ, прежде всего — простота. И вотъ отъ этой–то простоты господа художники, представившiе на конкурсъ свои модели до такой степени далеки, что нѣкоторые изъ нихъ не могли иначе пояснить свою сложную и искуственную мысль при выполненiи задачи какъ длинною объяснительною надписью подъ памятникомъ. Любимою позою Пушкина, когда онъ сидѣлъ или стоялъ, когда онъ говорилъ и когда онъ слушалъ, было складывать на груди руки. Не знаемъ почему, но намъ кажется, что тотъ художникъ, который съумѣлъ бы изобразить просто и живо Пушкина въ его любимой позѣ, стоящимъ или сидящимъ, тотъ бы сдѣлалъ лучшiй памятникъ Пушкину.

Чуть–ли не еженедѣльно къ печальной лѣтописи самоубiйствъ въ Петербургѣ приходится причислять по одному самоубiйству юношей. Но повидимому это ужасное знаменiе времени никого у насъ не поражаетъ. А между тѣмъ оно страшно, это знаменiе; на сколько въ немъ много ужаснаго, мы поняли увидѣвъ случайно одну сцену въ Москвѣ, на дебаркадерѣ Николаевской желѣзной дороги, гдѣ отецъ, старикъ, встрѣчалъ привезенное изъ Петербурга тѣло застрѣлившагося 19–ти лѣтняго сына. Что въ эту минуту читалось на лицѣ этого отца — не дай Богъ никому увидѣть, не только что испытать. Девятнадцатилѣтнiй этотъ юноша былъ камеръ–пажъ пажескаго корпуса. Онъ не разъ уже позволялъ себѣ въ пьяномъ видѣ безчинства въ стѣнахъ корпуса; послѣ одного изъ такихъ безчинствъ его должны были исключить; грустно прибавить что за безчинства исключено было уже нѣсколько юношей изъ этого корпуса въ минувшую зиму. Юноша прехладнокровно принялъ объявленное ему рѣшенiе и поселился на частной квартирѣ; тамъ онъ получилъ письмо отъ отца, изъ Москвы, въ которомъ, повидимому, послѣднiй рѣзко порицалъ поведенiе сына. Но въ этотъ день молодой человѣкъ продолжалъ быть и въ духѣ и хладнокровнымъ; сѣлъ подъ вечеръ чай пить, а лакея послалъ купить къ чаю булку. Когда лакей воротился юноша уже лежалъ мертвый, съ прострѣленнымъ сердцемъ. Почти вѣроятно что онъ просто разсердился на отца, и отъ досады покончилъ разсчетъ съ жизнью. Вотъ это–то малодушiе и есть самая страшная черта нынѣшняго поколѣнiя; оно–то и есть источникъ и причина столькихъ золъ.

Но довольно о грустномъ. Что вамъ сказать, читатели, новаго?

Говорятъ о назначенiяхъ въ высшемъ духовенствѣ: о томъ, будто, что московскiй митрополитъ удаляется по болѣзни на отдыхъ, и что на его мѣсто, по окончанiи ревизiи кiевской академiи, назначенъ будетъ архiепископъ литовскiй Макарiй, а на мѣсто Макарiя архiепископъ харьковскiй Нектарiй. Мы слышали также что въ нынѣшнемъ году, въ отличiе отъ прежнихъ лѣтъ, лагерь въ Красномъ Селѣ окончится къ 24–му iюля. Какъ слышно, отъѣздъ Государя, въ сопровожденiи Великаго Князя Алексiя Александровича, послѣдуетъ 19–го, 22–го Путешественники прибудутъ въ Штутгартъ, пробудутъ тамъ три дня, в теченiе которыхъ послѣдуетъ бракосочетанiе Великой Княжны Вѣры Константиновны; затѣмъ Государь поѣдетъ прямо въ Лондонъ, гдѣ пробудетъ около 10 дней, и оттуда изволитъ вернуться въ Германiю, въ Эмсъ, для лѣченiя водами. Англiя готовитъ восторженный прiемъ нашему Императору, не смотря на то что, говорятъ, Онъ будетъ ея гостемъ при соблюденiи по возможности условiй частнаго человѣка. Какъ слышно, наша Великая Княгиня наслаждается полнымъ счастьемъ въ своей новой жизни, и отъ внѣ, начиная съ Королевы, встрѣчаетъ самый необыкновенный радушный прiемъ. Королева, какъ говорятъ, вернулась къ прежней свѣтлой жизни съ прiѣзда своей русской Невѣстки, и нашла въ Ней все чего желала и надѣялась найти.

_______

МАТЕРIАЛЫ ПО КРЕСТЬЯНСКОМУ ДѢЛУ ВЪ КОСТРОМСКОЙ ГУБЕРНIИ.

(Продолженiе).

Единственный двигатель всего крестьянскаго самоуправленiя, какъ видно изъ отчета, есть взысканiе податей и повинностей. Но любопытно то, что вся забота объ этомъ взысканiи сосредоточивается не въ общинѣ, какъ бы слѣдовало ожидать, въ силу связывающей ея членовъ круговой поруки, а въ старостахъ и волостныхъ старшинахъ. Черта эта объясняетъ отчасти всю неурядицу крестьянскаго мiра. Возьмите какую–нибудь нѣмецкую колонiю: тамъ община есть главный представитель заботы о своемъ благосостоянiи и объ исправности къ отбыванiю той или другой обязанности; избранныя же общиною власти суть не что иное какъ исполнительные и отвѣтственные за порядки полицейскiе чиновники, считающие себя въ полномъ подчиненiи у общины. Оттого замѣтьте, что въ колонiи нѣтъ бѣдныхъ, нѣтъ вовсе или, по крайней мѣрѣ, весьма мало неисправныхъ хозяевъ; каждый долженъ заботиться о другомъ; и эта–то забота каждаго о другомъ и есть главное условiе, при которомъ онъ имѣетъ право быть членомъ общины. У насъ совсѣмъ наоборотъ: не смотря на то, что община есть историческая форма сожитiя для крестьянъ Великой Pocciи, несмотря на то что Положенiе 19 февраля усугубило, такъ сказать, общинную силу, связавъ всѣхъ членовъ круговою порукою въ отбыванiи податей, повинностей, оброковъ и выкупныхъ платежей, крестьянинъ все–таки знать не знаетъ своего сосѣда, и очень даже радъ когда можетъ воспользоваться общиною для того, чтобы одного сосѣда лишить обработаннаго имъ участка, другаго обсчитать, на третьяго сосѣда навалить лишняго рекрута, и такъ далѣе; словомъ, общинѣ, или каждому изъ ея членовъ никогда въ голову не приходила еще мысль, что обѣднѣнiе поодиночкѣ хозяевъ посредствомъ неправилъныхъ поступковъ общины имѣетъ послѣдствiемъ вредъ для всей общины, и слѣдовательно для каждаго изъ членовъ ея отдѣльно.

При такомъ, повидимому, неизлечимомъ въ своей неправильности взглядѣ на общину, крестьяне всю свою общинную власть отдали въ руки сельскаго своего старосты, какъ первой инстанцiи, волостнаго старшины, какъ второй, и волостнаго суда, какъ третьей. Отсюда по вопросу о взысканiи платежей и принятiи мѣръ противъ неисправныхъ плательщиковъ — цѣлый порядокъ вещей, не только нелѣпый, не только противообщинный, но даже противорѣчащiй Положенiю 19 февраля. Напримѣръ, ст. 127 Полож. — О выкупѣ — предоставляетъ общинѣ право на извѣстныя принудительныя мѣры въ случаѣ неисправности въ платежѣ отдѣльныхъ ея членовъ; и что же? община, какъ видно изъ костромскаго отчета, правомъ на эти мѣры не пользуется, но за то изъ того же отчета видно, что волостные суды въ теченiе 1872 года и 1–й половины 1873 года подвергли 4318 человѣкъ тѣлесному наказанiю за недоимки и нераченiе къ домохозяйству; цифра эта составляетъ около половины всѣхъ лицъ, судившихся въ этотъ перiодъ времени въ волостныхъ судахъ по какимъ бы то ни было дѣламъ. А между тѣмъ, замѣтьте, что всѣ эти 4318 человѣкъ, или, по крайней мѣрѣ, большая ихъ часть, судимы были волостнымъ судомь и наказаны имъ по требованiямъ старшинъ и старостъ неправильно!

Не разъ намъ приходилось, въ разговорахъ съ крестьянами въ разныхъ гyбepнiяxъ, съ судьями ихъ и съ старшинами, обращать вниманiе на такую важную неправильность въ ихъ самоуправленiи; и почти повсюду мы слышали приблизительно одинъ и тотъ же отвѣтъ: «иначе ничего не подѣлаешь", «только розгами еще и возмешь", «другаго средствiя не придумаешь", и т. д.; а на вопросъ: почему же это волостной судъ вмѣшивается въ вопросъ о недоимкахъ, а не община, крестьяне отвѣчаютъ слѣдующимъ простымъ разсужденiемъ: кто не платитъ, значитъ тотъ нерачителенъ къ хозяйству, а коль нерачителенъ къ хозяйству, значитъ или пьяница или негодяй, а коль пьяница или негодяй, значитъ подлежитъ волостному суду.

Весьма интересно то, что составитель костромскаго oтчета говоритъ о перiодическихъ учетахъ для общины обязательныхъ, или вѣрнѣе объ отсутствiи этихъ учетовъ. «В какой мѣрѣ еще какъ–то апатично относится сельское населенiе вообще къ своему самоуправленiю, лучше всего уясняется почти повсемѣстнымъ отсутствiемъ nepiодическихъ учетовъ. Весьма немного волостей, гдѣ учеты производились бы ранѣе истеченiя срока службы выборнаго должностнаго лица, а чрезъ такой продолжительный перiодъ учетъ не только затруднителенъ, но большею частiю безполезенъ. Едва ли впрочемъ будетъ справедливо винить исключительно сельскую общину въ безучастномъ отношенiи къ своимъ собственнымъ интересамъ: во первыхъ это черта вообще русскаго характера въ вопросахъ матерiальныхъ; каждый изъ насъ, взятый въ отдѣльности, не любитъ брать на себя почина. Во вторыхъ, волостному сходу для осуществленiя своего права, необходимо всякiй разъ согласiе мироваго посредника. Къ сожалѣнiю весьма немногiе изъ гг. посредниковъ отнеслись вполнѣ участливо къ охранѣ интересовъ ввѣренныхъ имъ волостей и положили предѣлъ хищничеству подчиненныхъ имъ должностныхъ лицъ установленiемъ болѣе частыхъ перiодическихъ учетовъ и личнымъ наблюденiемъ. Двѣнадцать протекшихъ лѣтъ реформы не такой перiодъ времени, въ который можно бы было ожидать сознательного усвоенiя вновь организованнымъ обществомъ своихъ правъ и обязанностей; этому обществу, почти поголовно неграмотному, нуженъ еще и теперь руководитель. Тамъ, гдѣ мировой посредникъ отнесся сочувственно и сердечно къ такому высокому призванiю, налагаемому на него если не буквой, то общимъ смысломъ, внутреннимъ содержанiемъ законоположенiя 19 февраля 1861 г., тамъ и волости дошли до большаго уразумѣнiя своихъ правъ. Въ большинствѣ же отсутствiе общественнаго контроля имѣло слѣдствiемъ значительныя растраты мiрскихъ суммъ; общая сумма такихъ растратъ по губернiи (см. въ прилож. вѣдомость) простирается до 148,212 р. 74 к.

Изъ этой суммы на долю волостныхъ должностныхъ лицъ падаетъ 91,536 руб. 5 к. и сельскихъ 56,676 р. 69 коп. Въ пополненiе этихъ растратъ взыскано съ самихъ виновныхъ 46,180 руб. 25 коп., вторично уплочено крестьянами 24,539 р., остальную сумму, 77,493 руб. 27 к., едва ли не придется опять таки внести крестьянамъ.

По многимъ отзывамъ, мною слышаннымъ, лица, виновныя въ растратѣ мiрскихъ суммъ, тотчасъ по обнаруженiи растраты стараются продать или передать кому либо свое имущество и обыкновенно успѣваютъ въ этомъ, такъ какъ отъ времени перваго обнаруженiя недостатка мiрской кассы учетомъ волостнаго схода, до установленiя факта преступленiя чрѣзъ предварительное слѣдствiе лицомъ судебнаго вѣдомства, неминуемо проходитъ много времени потому, что послѣднiй не можетъ и приступить къ слѣдствiю покуда обвиненiе не будетъ передано ему начальствомъ растратившаго; между тѣмъ крестьяне, не будучи знакомы съ правиломъ, установляющимъ таковой порядокъ, весьма настойчиво домогаются, чтобы были тотчасъ же, не выжидая судебнаго слѣдствiя, принимаемы способы, по крайней мѣрѣ, къ аресту имущества обвиняемаго, и при отказѣ въ томъ ропщутъ, подозрѣвая въ потворствѣ растратившему. Какъ ни знаменательна приведенная выше цифра растратъ, еще знаменательнѣе то, что растраты мiрскихъ денегь есть явленiе положительно повсемѣстное и ежедневное.

Во 2–мъ участкѣ Костромскаго уѣзда большинство начетовъ объясняется совершенно противоположными причинами: «здѣсь только въ послѣднее время начались учеты, по настоянiю новаго посредника, г. Мягкова, и потому разомъ вскрылись всѣ старые грѣхи”.

Мимоходомъ почтенный авторъ отчета по Костромской губернiи коснулся мысли, на которую стоитъ обратить вниманiе. Теоретики по крестьянскому вопросу, то есть люди ничего не знающiе о крестьянскомъ мiрѣ на практикѣ, не только, но и прежде твердили про мировыхъ посредниковъ одну только стереотипную фразу: они не нужны, ихъ надо похерить.

На практикѣ фраза эта оказывается совершенною фальшью. Практика говоритъ иначе: да, правда, мировые посредники стали теперь дурны, слѣдовательно учрежденiе это можно упразднить, ибо врядъ ли найдутся хорошiе мировые посредники. А такая мысль вовсе не то, что говорятъ наши теоретики. Практика крестьянскаго дѣла и до сего времени показываетъ что, напротивъ, учрежденiе мироваго посредника для крестьянскаго самоуправленiя нужно, безусловно нужно; но такъ такъ хорошихъ посредниковъ уже мало, то для предотвращенiя вреда, который дурные посредники могутъ дѣлать, пользуясь правами и льготами первоначальнаго ихъ учрежденiя, слѣдовало бы, сохранивъ въ принципѣ учрежденiя руководителя надъ крестьянскимъ самоуправленiемъ, непосредственно поставить ихъ въ зависимость отъ министра внутреннихъ дѣлъ напримѣръ, съ правомъ назначенiя увольненiя и преданiя отвѣтственности передъ судомъ. Какiя бы теорiи ни изобрѣтали наши кабинетные мыслители о крестьянскомъ дѣлѣ, тотъ кто видѣлъ крестьянское дѣло съ первой минуты его начала на мѣстѣ, въ губернiи, тотъ не могъ не вынести убѣжденiя, что въ сущности все крестьянское дѣло вынесли на плечахъ своихъ мировые посредники перваго призыва; и если въ первыя два трехлѣтiя дѣло освобожденiя крестьянъ шло сравнительно хорошо, и крестьянское самоуправленiе было въ лучшемъ видѣ, чѣмъ оно теперь, то единственною главною тому причиною то, что мировые посредники вводили уставныя грамоты, переговаривались съ крестьянами и помѣщиками, наблюдали за крестьянскими властями и порядкомъ дѣлопроизводства, de facto сами назначали волостныхъ старшинъ и сельскихъ старостъ, держали въ страхѣ волостныхъ писарей, прiѣзжали на волостные сходы и руководили ими, ревизовали волостныя книги и кассы, словомъ были полными хозяевами крестьянскаго самоупраленiя. Какъ только этотъ первый перiодъ горячей поры крестьянскаго дѣла кончился, и хорошiе мировые посредники стали уходить, крестьянскiй бытъ началъ мало по малу ослабѣвать, и крестьянское самоуправленiе начало представлять любопытное и грустное зрѣлище общинъ и волостей въ полномъ порабощенiи съ одной стороны, съ административной, — у волостнаго писаря, а съ другой, со стороны хозяйственно–общественной — у нѣсколькихъ крикуновъ на сходкахъ и кулаковъ изъ самыхъ дурныхъ по нравственности людей. Да и теперь еще, тотъ, кому приходится странствовать по Руси, наталкивается на поразительное явленiе: явленiе это есть огромное различiе между состоянiемъ крестьянскаго быта и крестьянскаго самоуправленiя тамъ гдѣ какимъ–то чудомъ остался до сихъ поръ на своемъ мѣстѣ хорошiй мировой посредникъ, и состоянiемъ того же самоупраленiя и того же быта крестьянина въ тѣхъ участкахъ, гдѣ мировые посредники существуютъ только для того, чтобы получать свое жалованье. Просто бездна раздѣляетъ оба мiра: въ первомъ вы находите общiй уровень нравственности весьма удовлетворительнымъ, отсутствiе недоимокъ, малые размѣры пьянства, быстрые упѣхи грамотности и вообще образованiя въ школѣ, весьма наглядные слѣды улучшенiя крестьянскаго быта въ матерiальномъ отношенiи, при чемъ вы узнаете, что ни крикуны, ни кулаки не смѣютъ пытаться завладѣвать властью на сходахъ, а кабачники въ селахъ, изъ страха мироваго посредника держать себя прилично; затѣмъ войдите въ волостное правленiе: старшина порядочный, грамотный, толковый и честный крестьянинъ (опять таки выбранъ изъ таковскихъ по влiянiю мироваго посредника), писарь смирный и почтительный къ старшинѣ — грамотникъ, мѣсто свое знаетъ, и дальше забираться не смѣетъ, опять–таки изъ страха мироваго посредника; волостныя книги въ порядкѣ; учеты бываютъ ежемѣсячные; страхъ ревизiи постоянный; о растратахъ помину нѣтъ; суды волостные ведутъ свое дѣло чисто и по совѣсти; спаиванiе на сходкахъ не существуетъ, и такъ далѣе. Все это вы видите наглядно въ каждой волости участка хорошаго мироваго посредника, и именно тотъ фактъ, что одинаковый порядокъ вы находите въ каждой волости этого участка, а не случайно, гдѣ–либо въ одной, и доказываетъ что причиною этого порядка — хорошiй мировой посредникъ. Лѣтъ шесть назадъ можно было почти въ каждой губернiи находить по 2 или по 3 участка съ такими мировыми посредниками; лѣтъ 12 назадъ, половина волостей въ каждой губернiи представляла этотъ порядокъ; теперь же на 2 губернiи едва отыщется одинъ такой счастливый мировой участокъ: громадная масса волостей отдана на произволъ судьбы, подъ вѣденiе дурныхъ мировыхъ посредниковъ; а такъ какъ крестьяне инстинктивно и естественно нуждаются все–таки въ какой нибудь власти, быть въ зависимости отъ кого–либо, то власть мироваго посредника замѣнена для нихъ страшными проявленiями самаго дикаго и грубаго произвола союза — изъ старшины, писаря и сельскаго старосты. Никакой, самый злѣйшiй и звѣрскiй помѣщикъ крепостнаго перiода не могъ бы сравниться, иной разъ, по власти и по безобразiямъ съ этимъ трiумвиратомъ.

(Продолженiе въ слѣд. №).

К...

_______

НѢЧТО О ТЕРПѢНЬѢ И ТЕРПѢЛИВОСТИ.

(Изъ современнаго обозрѣнiя).

Говорятъ, что иная добродѣтель, въ извѣстныхъ случаяхъ и при извѣстныхъ обстоятельствахъ, можетъ перейти въ порокъ, — также какъ и иной человѣческiй недостатокъ, тоже въ извѣстныхъ случаяхъ и при извѣстныхъ обстоятельствахъ, можетъ получить значенiе добродѣтели. Конечно это такъ! Возьмите напримѣръ: терпѣнiе — развѣ не святая дѣятельность души? терпѣливость — развѣ не доброе, не многоплодно–доброе свойство въ человѣкѣ? Терпѣнiемъ вырабатывается вся сила души и характера; силою терпѣливости выковывается всякiй трудный человѣческiй подвигъ. А вѣдь бываютъ такiя времена и такiя обстоятельства, гдѣ и эта святая сила, и это доброе свойство кажутся достойными сожалѣнiя и презрительной усмѣшки... Кстати: успѣли–ли вы прочесть въ Складчинѣ разсказъ И. С. Тургенева «Живыя Мощи”?.. Впрочемъ, и прочитавши этотъ разсказъ, иной можетъ впечатлиться имъ совсѣмъ не такъ и не въ томъ смыслѣ, какъ–бы слѣдовало; прочтетъ, наприм., человѣкъ и, въ качествѣ критика, отзовется такъ: «разсказъ крайне талантливъ; языкъ, пожалуй, не имѣетъ того изящества, того поэтическаго оттѣнка, которымъ отличаются всѣ позднѣйшiя произведенiя г. Тургенева, но за то грацiозная простота его не менѣе привлекательна”... «тутъ все освѣщено, все рельефно; ни одного штриха лишняго”. Вотъ и все, весь полный отзывъ, и все въ немъ справедливо, до тонкости вѣрно относительно поверхности: замѣчена художественность отдѣлки, почувствованы особенности и оттѣнки языка, — не замѣчено только нѣчто внутреннее, углубленное въ душу чистую, совсѣмъ простую, но имѣющую свои глубокiя тайны; не замѣчено то, что только и производитъ впечатлѣнiе и, не смотря на отсутствiе «поэтическаго оттѣнка” въ языкѣ, все–таки уноситъ въ поэтическую даль; не замѣчено, наконецъ, то, на что ткнулъ самъ И. С. Тургеневъ въ письмѣ къ Я. П. Полонскому, намекнувъ, что въ разсказѣ есть «указанiе на долготерпѣнiе нашего народа”. Это указанiе — не первое у г. Тургенева; оно есть и въ другихъ разсказахъ Записокъ Охотника: вспомните, наприм., «Смерть”.

Что–же — это «долготерпѣнiе”? Какъ къ нему относиться? Бываютъ перiоды въ жизни и человѣка, и народа, — перiоды искуса, перiоды тяготѣнiя неодолимой гнетущей силы; терпѣнiемъ переносятся такiе перiоды; безъ него — или гибнетъ, или невозвратно портится и человѣкъ и народъ: слабый и мягкiй гибнетъ, пылкiй и порывистый предается безплоднымъ волненiямъ, рвется въ мучительную, неравную борьбу съ временно–несокрушимой силой, падаетъ и снова рвется, пока не потратитъ даромъ всѣ свои собственныя силы и не искалечится весь физически и нравственно. Есть такiе примѣры!.. А будь терпѣливость — она спасетъ. Терпитъ народъ, страдаетъ и, въ то же время, можетъ быть и самъ того не вѣдая, бережетъ главный запасъ своихъ силъ, до той поры, когда бывшая несокрушимая сила — или сама истощится и ослабѣетъ, или изъ грубой силы перейдетъ въ разумную, изъ гнетущей — въ благотворную. Наступаетъ тогда другой перiодъ, въ который бывшая великая добродѣтель начинаетъ терять свое спасительное значенiе: народъ, привыкший терпѣть законно, въ силу необходимости, не можетъ сообразить и усвоить свое измѣнившееся положенiе и продолжаетъ терпѣть все, и даже такое, что не имѣетъ права и не должно–бы смѣть искушать его, такое, противъ чего законна и необходима разумная борьба, чему надлежитъ пасть и сокрушиться въ этой борьбѣ, какъ началу, самому въ себѣ мелкому и ничтожному. Вотъ тутъ–то эта запоздалая терпѣливость и взываетъ сожалѣнiе и презрительною усмешку. — Нашъ «долготерпѣливый” народъ еще не изъятъ до поры до времени отъ этихъ сожалѣнiя и усмѣшки.

До поры до времени, говорю. Да какъ же иначе? Неужели–же не будетъ, или долго не будетъ той поры–времени, когда мiръ–народъ перестанетъ сносить терпѣливо такую, наприм., чужеядность, какъ разные кулаки, эксплуататоры, мiроѣды и пр., сосущiе его жадно и неустанно? Не можетъ быть!.. Не мы, конечно, первые, да и мы не въ первый разъ вопiемъ объ этомъ злѣ, источникѣ многой и по многимъ народнымъ массамъ разлитой бѣдности и нищеты; а разъ замѣченное и гласно названное зло не можетъ ужъ очень–то долго цвѣсти и благоденствовать. И есть, какъ извѣстно, уже давно кой–какiя попытки на борьбу, но только попытки, и не только не повсемѣстныя, но очень рѣдкiя относительно области, на пространствѣ которой царитъ зло, — такъ что его должно считать еще далеко не потрясеннымъ. За то всякое проявленiе этихъ рѣдкихъ попытокъ радуетъ и веселитъ, какъ веселитъ въ войнѣ удачная стычка, войны не рѣшающая, но духу и бодрости придающая. Къ такимъ проявленiямъ должно отнести выставку металлическихъ издѣлiй, открытую 23–го марта въ зданiи Солянаго Городка артелью мастеровъ села Павловки (Нижегородской губ.) и окружающихъ его селенiй. Это, говорятъ газеты, «попытка кустарныхъ промышленниковъ освободиться отъ эксплуатацiи кулачества”. И должно быть попытка сильная и рѣшительная, потому что рѣзко заявляетъ себя замѣчательной дешевизной выставленныхъ издѣлiй. Цѣны, напр., начинаются: замковъ висячихъ отъ 5 к. за шт., ножницы отъ 8 к. шт., ножей перочинныхъ отъ 18 к. шт., ножей столовыхъ отъ 2 р. 35 к. за дюжину и пр. Перочинный ножикъ въ 28 коп. — очень приличный и вполнѣ удовлетворительный для канцелярскихъ потребностей.

Вообще нигдѣ не представляется такой обильной пищи долготерпѣнiю русскаго человѣка, какъ въ этихъ крестьянскихъ промыслахъ. Мы уже говорили какъ–то о положенiи сѣвернаго смолокуренiя, снабжающаго нужнымъ продуктомъ Англiю и питающаго скудною, нищенскою яствою населенiе Шенкурскаго уѣзда Архангелькой и близлежащихъ уѣздовъ Вологодской губернiи. Теперь еще разъ заходитъ объ этомъ рѣчь. Пишутъ изъ Шенкурска о бывшей тамъ срѣтенской ярмаркѣ и съ унынiемъ говорятъ о томъ, что цѣны на съѣстное были очень высоки, а цѣна на смолу «до нельзя низка”. В Англiи, говорятъ, цѣна ей стояла 7 р. 81 к. за бочку, а извѣстныя «архангельскiя конторы” назначили смолокурамъ 3 р. 50 к., по такому разсчету, чтобы имъ, конторамъ, досталось съ каждой бочки 2 р. 50 к... Да хорошо еще, что архангельскимъ конторамъ явилась нѣкоторая конкурренцiя в образѣ какой–то особенной «конторы Пенкали”, а не будь конторы Пенкали, цѣна была бы еще ниже. Тотъ–же пишущiй изъ Шенкурска прибавляетъ: «еще безотраднѣе положенiе смолокуреннаго производства въ Вельскомъ уѣздѣ Вологодской губернiи. Не смотря на то, что тамъ введены уже земскiя учрежденiя, въ уѣздѣ нѣтъ ни одного ссуднаго крестьянскаго товарищества (которыя, по общему мнѣнiю, только и могли–бы помочь горю и выручить населенiе изъ крайности); в Вельскомъ уѣздѣ нѣтъ на это ни гроша, и дѣло тормозятъ скупщики. Смола тамъ покупается извѣстными скупщиками, — даже чуть–ли не стоящими въ земствѣ, — теперь по 2 р. 40 к., а осенью по 1 р. 72 к... Слишкомъ дешевая покупка смолы въ Вельскомъ уѣздѣ понижаетъ цѣны и у насъ, и бѣдность одной мѣстности влечетъ за собою обѣдненiе другой.” — Замѣтьте–же всю крѣпость и все безобразiе этого затянутаго узла! Скупщики, чуть–ли не стоящiе въ земствѣ! — Да какъ–же они попали въ земство? И какъ тутъ не тормозиться дѣлу ссудныхъ товариществъ? И какъ тутъ выступить массѣ задавленныхъ нуждой тружениковъ на борьбу съ опутавшей и сосущей ихъ денежной силой?.. Тутъ, видимо, не скоро придетъ желанное пора–время.

Впрочемъ, это не относится до Шенкурскаго уѣзда, гдѣ зачатки товариществъ уже существуютъ. Въ Архангельскѣ даже появился отчетъ одного изъ этихъ товариществъ за прошлый годъ, именно — товарищества, основаннаго крестьянами села Благовѣщенскаго; а село Благовѣщенское имѣетъ въ Шенкурскомъ уѣздѣ значенiе биржи, гдѣ между прочимъ опредѣляются и цѣны на смолу. Самое появленiе отчета уже свидѣтельствуетъ отчасти о процвѣтанiи товарищества; въ отчетѣ показанъ и годовой оборотъ — въ приходѣ 13,496 р. 62 к., въ расходѣ 12,466 р. 65¹/₂ к.; годовая прибыль, размѣры взимаемыхъ процентовъ; но всего любопытнѣе слѣдующiя строки: «на сколько экономно обставлено управленiе товариществомъ, видно изъ того, что за весь прошлый годъ на него (т. е. на управленiе) израсходовано семь рублей пять коп... Да поучаются изъ сего (прибавляетъ сообщающiй) наши акцiонерныя товарищества и компанiи, гдѣ директоры получаютъ министерское жалованье, котораго хватило–бы на устройство множества такихъ ссудныхъ товариществъ, какъ благовѣщенское!”

Гм! акцiонерныя компанiи! Ужь пусть бы ихъ директоры получали министерское жалованiе, — но лишь бы не истощали «долготерпѣнiя”; а то вѣдь истощаютъ, странно, непостижимо истощаютъ. Вы уже знаете, какъ порвалось долготерпѣнiе воронежскаго земства, приславшаго наконецъ депутацiю въ Петербургъ искать защиты и спасенiя отъ порядковъ на ихъ козловско–воронежско–ростовской желѣзной дорогѣ. Теперь возопило другое, харьковское земство: въ одномъ изъ послѣднихъ засѣданiй его губернскаго собранiя читалась, говорятъ, записка, исполненная «жалобъ на безпорядки по линiи курско–харьковско–азовской желѣзной дороги”, и земцы узнали изъ записки, между прочимъ, слѣдующее. Эта дорога «не только не содѣйствуетъ промышленному развитiю края, но напротивъ — задерживаеть его”. «Извѣстно, что на четыре харьковскiя ярмарки привозится въ годъ товаровъ на сумму до 100 милл. руб.; но купцы нерѣдко получаютъ свои товары по закрытiи ярмарки”. «Въ текущемъ году, напр., до 1000 бочекъ разной рыбы, т. е. около 40,000 пуд., не были доставлены своевременно на крещенскую ярмарку изъ Ростова–на–Дону”. «Въ прошломъ году цѣлыя горы пшеницы и льна сложены были на станцiяхъ Алексѣевской, Лозовской, Славянской и другихь, ничѣмъ не прикрытыя, по нѣскольку мѣсяцевъ; хлѣбъ гнилъ или проросталъ”. Землевладѣльцамъ приходится жалѣть стараго извоза на воловыхъ подводахъ”. Далѣе слѣдуетъ — донецкое каменноугольное производство и задачи по отношенiю къ нему азовской желѣзной дороги. «Учредитель дороги г. Поляковъ имѣетъ свои копи, и добываемый каменный уголь поставляетъ брать его, Я. Поляковъ, для дорожныхъ надобностей. Угля недостаетъ для этой цѣли, и азовская дорога до сихъ поръ много истребляетъ у насъ лѣсовъ. Помимо Полякова, другiя лица устроили шахты и теперь не имѣютъ возможности сбыть свой уголь: желѣзнодорожное управленiе всѣмъ имъ отказываетъ, подъ предлогомъ значительнаго накопленiя кладей. Владѣльцы копей должны или отказаться отъ сбыта угля, или — продавать его за полцѣны самому Полякову”... «Не видя исхода, нѣкоторые владѣльцы копей отправляютъ свой уголь на фурахъ въ Таганрогъ, чтобъ продать его обществу черноморскаго пароходства”. Далѣе оказалось еще, что и для развитiя желѣзнаго производства въ томъ краѣ, богатомъ желѣзною рудою, надлежало сдѣлать нѣчто управленiю азовской желѣзной дороги: г. Поляковъ въ договорѣ на эту линiю обязался построить въ теченiе двухъ лѣтъ, по открытiи дороги, рельсовый заводъ, на которомъ бы вырабатывалось до 500,000 рельсовъ въ годъ; но — заводъ до сихъ поръ не существуетъ. Послѣ всего этого, харьковскiе земцы пришли, въ своей запискѣ, къ таким размышленiямъ: «Казалось бы одна перевозка сельскихъ продуктовъ и топлива (по азовской дорогѣ), еслибъ она велась правильно, могла бы покрыть всѣ издержки и доставить компанiи значительный доходъ; но распорядители дороги, по непонятному разсчету, отказываются отъ заработка, не принимаютъ грузовъ, не заботятся о распространенiи своего дѣла. Все дорожное устройство и подвижной составъ держатся ими въ черномъ видѣ, сокращаются самыя необходимыя издержки по эксплуатацiи, избѣгается ремонтъ и пр. Трудно объяснить причину, почему правленiе компанiи не держитъ товарныхъ вагоновъ въ достаточномъ числѣ и въ исправномъ видѣ, когда представляется ему вѣрный заработокъ!” Дѣйствительно трудно понять причину; но она существуетъ, потому что это дикое... фатальное явленiе не на одной азовской, но на большей части русскихъ желѣзныхъ дорогъ. И вотъ — харьковскiе земцы единогласно положили: «избрать депутатовъ, которыхъ уполномочить: отправиться въ Петербургъ, съ цѣлью ходатайствовать предъ правительствомъ, о разслѣдованiи дѣйствiй управленiя курско–азовской желѣзной дороги, согласно § 16 и 17 договора на эту линiю, при участiи депутатовъ отъ земства, какъ свидѣтелей, которые имѣютъ представить всѣ необходимыя объясненiя и указанiя на мѣстѣ разслѣдованiя”. Желаемъ благополучнаго пути предположенной депутацiи и смиренно ожидаемъ результатовъ ея подвига, вызваннаго истощившимся долготерпѣнiемъ.

Куда только ни посмотришь, вездѣ встрѣтишь болѣе или менѣе видные слѣды нашего долготерпѣнiя, которое въ иныхъ случаяхъ принимаетъ даже истинно–комическiе размѣры. Не слыхали–ли вы, наприм., объ одесско–днѣстровскомъ водопроводѣ? Исторiя его проста: пожелали жаждующiе одесситы постоянно наслаждаться вкусною днѣстровскою водою и подрядили искусныхъ чужестранцевъ сотворить имъ водопроводъ, по которому лилась бы въ городъ Одессу непрестанная струя изъ самаго Днѣстра и поила бы нѣвозбранно всѣхъ одесситовъ. Долго ждали они исполненiя своего желанiя, наконецъ — въ одно прекрасное утро городъ взволновался: пронесся слухъ, что въ какомъ–то водоемѣ показалась днѣстровская вода. Стеклись ликующiе граждане, и многiе, имѣвшiе случай пить воду изъ Днѣстра, стали отвѣдывать наполнявшую водоемъ влагу, чтобы по вкусу убѣдиться, дѣйствительно–ли это влага днѣстровская. Отвѣдали и убѣдились, что точно днѣстровская. Радость была общая, несказанная, но... непродолжительная: скоро теченiе струи прекратилось; вода перестала идти по назначенiю, а направилась туда, гдѣ ея совсѣмъ не спрашивали: она стала разрывать трубы и злобно устремилась затоплять мирные домы гражданъ, столь пламенно, съ такой любовiю ее ожидавшихъ. Радость превратилась въ скорбь, ликование — въ плачъ великiй; заметались неповинные, гонимые изъ жилищъ бурными волнами. «Одесскiй Вѣстникъ” (по счастiю, избѣжавшiй потопленiя) долго возвѣщалъ о ходѣ бѣдствiя, но сколько именно времени длилось оно — опредѣлить не могу. Только на сихъ дняхъ является вдругъ такое краткое извѣстiе: «Дума (одесская) теперь занята одесско–днѣстровскимъ водопроводомъ, дирекцiя котораго, не смотря на всѣ льготные сроки, еще не окончила сооруженiй. Одесситы благодарятъ администрацiю водопровода пока за то, что прекратились разрывы трубъ и наводненiя". Если это не злая шутка, то... Господи! какая трогательная картина: подмоченные и едва обсохшiе уже благодарятъ подмочившую ихъ администрацiю за то, что позволила имъ обсохнуть... Слава долготерпѣнiю!

Заглянемте въ другую область, изъ которой, кажется, еще мало было слуховъ объ искушаемомъ терпѣнiи. «Голосу” пишутъ изъ Любани слѣдующее: «Въ октябрѣ 1872 года къ мировому судьѣ 1–го участка новгородскаго мироваго округа поступило два прошенiя о взысканiи г. Корниловичемъ съ г–жи Федоровской денегъ по двумъ условiямъ: письменному въ 491 рубль и словесному въ 447 руб. Дѣла эти не разрѣшены по настоящее время (въ теченiе почти полутора года) вслѣдствiе препирательства между мировымъ судьею и мировымъ съѣздомъ о подсудности; при чемъ и судья, и съѣздъ затягиваютъ дѣло слѣдующимъ оригинальнымъ образомъ. Чрезь три мѣсяца послѣ подачи прошенiя судья назначаетъ разбирательство и признаетъ искъ неподсуднымъ. Истецъ жалуется въ съѣздъ; съѣздъ признаетъ жалобу основательною, но сообщаетъ свое постановленiе мировому судьѣ лишь спустя три мѣсяца, предписывая разсмотрѣть исковое прошенiе по существу. Проходитъ мѣсяцъ, назначается разбирательство, и вновь, не смотря на предписанiе съѣзда, судья признаетъ дѣло неподсуднымъ; при чемъ это частное постановленiе, которое можетъ быть обжаловано въ семидневный срокъ, называеть рѣшительнымь, для обжалованiя котораго опредѣленъ мѣсячный срокъ. Проходитъ мѣсяцъ, подается снова жалоба въ съѣздъ; лежитъ она въ съѣздѣ нѣсколько мѣсяцевь, вновь разсматривается, и судьѣ посылается опять предписанiе «разсмотрѣть дѣло по существу”. Судья получаетъ предписанiе, спустя два мѣсяца назначаетъ разбирательство и снова признаетъ дѣло «неподсуднымъ”; при чемъ снова называетъ свое частное опредѣленiе рѣшительнымъ, не смотря даже на разъясненiе съѣзда, что по неподсудности постановляются рѣшенiя частныя. Опять жалоба въ съѣздъ и т. д.” Ну–съ, какъ вамъ нравится эта «сказка про бѣлаго бычка”? Вѣдь это уже и не смѣшно; вѣдь за это даже и одесситы не поблагодарили–бы господъ судей. «Насъ, мѣстныхъ жителей (такь заключаетъ любанскiй корреспондентъ), эта процедура невольно возстанавляетъ противъ разбирательства у мировыхъ судей, способныхъ простое дѣло тянуть такимь образомь пожалуй и безъ конца”... Еще–бы не возстановлять такой процедурѣ! Только она, — замѣтимь въ утѣшенiе мѣстному жителю Любани, — ни въ какомъ случаѣ не можетъ быть тянута безъ конца; потому что все имѣетъ свой конецъ: и терпѣнью есть конецъ, и даже самимъ тянущимъ положенъ предѣлъ, его–же не прейдутъ.

Кстати о судахъ. Но что я теперь хочу сказать кстати — это нѣчто совсѣмь въ другомъ родѣ. Въ № 77 «С.–Петерб. Вѣдомостей” напечатано письмо изъ Саратова, излагающее недавно происходившее въ уголовномъ отдѣленiи саратовскаго окружнаго суда, съ участiемъ присяжныхъ засѣдателей, разбирательство дѣла о нанесенiи тяжкихъ побоевъ. Оно производитъ впечатлѣнiе, — какое именно, скажу послѣ. Замѣчу напередъ, что разбирательство это было вторичное: первое происходило въ концѣ 1872 г., кончилось оправдательнымъ приговоромъ, но то рѣшенiе отмѣнено кассацiоннымъ департаментомъ сената, по протесту прокурора за несоблюденiемъ двухъ статей закона. Дѣло имѣетъ нѣкоторый драматизмъ. Главныя дѣйствующiя лица драмы: вольскiй 1–й гильдiи купеческiй сынъ и бывшiй городской голова Ѳедоръ Григорьевичъ Ѳоминъ; кучеръ его, мѣщанинъ Бычковъ; братъ Ѳедора Ѳомина, Василiй Григорьевичъ Ѳоминъ, и вольская мѣщанка Прасковья Всеволодова Кутепова. Первые двое — подсудимые, третiй — свидѣтель, четвертая — потерпѣвшая. Характеристика: Ѳедоръ Ѳоминъ — 35–ти лѣтнiй высокiй, очень плотнаго сложенiя «шатэнъ”, съ пропорцiонально–большой головой и густой окладистой бородой; съ напряженнымъ вниманiемъ слѣдитъ за ходомъ судебнаго слѣдствiя; на повальномъ обыскѣ 12 лицъ назвали его «человѣкомъ характера весьма вспыльчиваго и буйнаго”, а одинъ — «человѣкомъ характера весьма безпокойнаго”. О личностяхъ Бычкова и Василья Ѳомина ничего не сказано. Относительно Прасковьи Кутеповой упомянуто только о ея «цвѣтущемъ здоровьи и крѣпкомъ сложенiи”. Эта цвѣтущая Прасковья, бывшая не за долго в нянькахъ у Василья Ѳомина, а за тѣмъ проживавшая у сестры, въ зданiи военной прогимназiи, 14 iюня 1870 г. (по ея показанiю, получаетъ, чрезъ дважды являвшагося посланца) отъ бывшаго своего хозяина приглашенiе выйти за городъ на свиданiе с нимъ; послѣ нѣкотораго колебанiя, она соглашается и, не кончивъ начатого обѣда, захвативъ с собой кусокъ пирога съ рыбой, отправляется къ назначеному мѣсту; за городомъ догоняетъ ее на лошади Василiй Ѳоминъ, сажаетъ къ себѣ на дрожки, везетъ дальше, и верстахъ в трехъ отъ города, близь лѣса, располагаются подъ кустами всѣ трое, т. е. Кутепова, Ѳоминъ и его кучеръ. Чрезъ полчаса подъѣзжаютъ къ тому же мѣсту на двухъ дрожкахъ Ѳедоръ Ѳоминъ съ кучерами и служащими у него людьми — крестьяниномъ Чекалинымъ и мѣщаниномъ Трофимовымъ; Ѳедоръ Ѳоминъ и кучеръ его Бычковъ тотчасъ бросаются на Кутепову, начинаютъ бить ее сначала кулаками, потомъ толстыми прутьями, вырываютъ у ней пряди волосъ изъ головы, бьютъ съ часъ времени, при чемъ Ѳедоръ Ѳоминъ ругаетъ ее и коритъ, зачѣмъ не согласилась имѣть съ нимъ любовную связь, а поѣхала на такую связь въ лѣсъ съ его братомъ. Избивъ почти до безчувствiя, заставляютъ ее угрозами выпить стаканъ водки и велятъ идти в городъ другой дорогой; съ трудомъ дотащилась она до большой дороги, гдѣ какой–то проѣзжавший мужичокъ согласился довезти ее и довезъ до дому. Здѣсь она разсказала все роднымъ и попросила позвать полицiю, врача и священника. Явился врачъ и нашелъ: «на тѣлѣ слѣды десятковъ жестокихъ ударовъ, нанесенныхъ прутомъ значительной толщины, покрывающiе ²/₃ ея тѣла; лицо, спина и проч. покрыты подтеками, съ опухолью въ нѣкоторыхъ мѣстахъ; на головѣ слѣды вырыванья волосъ; при выслушиванiи груди — признаки воспаления грудной плевы и легкихъ”. Это свидѣтельство подтверждено потомъ еще двумя врачами, а врачебное отдѣленiе губернскаго правлениiя признало побои тяжкими и опасными для жизни. При осмотрѣ мѣста происшествiя найдены: примятая трава, толстый прутъ и разбросанные остатки пирога съ рыбой. Подсудимые не признали себя виновными; Ѳедор Ѳомин показалъ что онъ 14–го iюня былъ за городомъ на прогулкѣ съ братомъ и съ названными выше людьми, но Прасковьи Кутеповой тамъ совсѣмъ не видалъ. Всѣ названные свидѣтели–очевидцы показали во всемъ согласно съ нимъ. Но нашлись двое крестьянъ, которые, проѣзжая по дорогѣ мимо мѣста происшествiя, слышали отчаянный женскiй голосъ, кричавшiй: «батюшки! батюшки!”; видѣли трое дрожекъ, изъ которыхъ одни — принадлежащiе городскому головѣ Ѳомину; видѣли группу людей въ кустахъ, гдѣ кого–то били; видѣли, наконецъ, самого Ѳедора Ѳомина, отдѣлившагося отъ группы; но кого именно тамъ били, они не могли замѣтить. Затѣмъ показанiе кухарки Василiя Ѳомина (говорившаго что онъ не посылалъ приглашать Кутепову) и родныхъ Кутеповой во многомъ противорѣчатъ показанiямъ подсудимыхъ и свидѣтелей–очевидцевъ. Наконецъ, вскорѣ послѣ первоначальнаго слѣдствiя, именно в февралѣ и мартѣ 1871 года, являлись къ слѣдователю Василiй Ѳоминъ и мѣщанинъ Трофимовъ, заявляя, что они желаютъ, — первый подъ влiянiемъ чувствуемой имъ болѣзни, а второй по случаю оставленiя имъ службы у Ѳедора Ѳомина — въ отмѣну ихъ первыхъ показанiй, дать другiя, чистосердечныя, по сущей правдѣ, и показали все совершенно согласно съ показанiемъ Кутеповой; при этомъ Василiй Ѳоминъ еще прибавилъ, что когда били Кутепеву, то и ему самому досталось отъ брата, такъ что онъ долженъ былъ на нѣсколько недѣль скрыться на своихъ хуторахъ, пока не зажили знаки побоевъ.

Вотъ сущность всего (если вѣрить письму изъ Саратова) выясненнаго на судѣ. Можно еще, пожалуй, прибавить, что Прасковья Кутепова выздоровѣла, благодаря, какъ сказано во врачебномъ заключенiи, «своему цвѣтущему здоровью и крѣпкому сложенiю, а также рацiональной помощи и тщательному больничному уходу”.

По окончанiи судебныхъ пренiй, присяжные, «послѣ довольно продолжительнаго совѣщанiя, вынесли безусловно оправдательный вердиктъ для всѣхъ подсудимыхъ, которые и были объявлены оть суда свободными”.

Тяжело прочитать о такомъ приговорѣ: знаю что выслушать неспосредственно, лично все разбирательство на судѣ, да еще на судѣ той мѣстности, къ которой самъ принадлежишь, — совсѣмъ не то что прочесть издалека присланный и въ газетѣ отпечатанный отчетъ; но все же не могу и не хочу скрыть, что прочтя это письмо изъ Саратова и его заключительныя строчки о «безусловно–оправдательномъ вердиктѣ”, получаешь впечатлѣнiе тяжелое, болѣзненное. Не знаю, испытаете ли его вы, читатель. Если испытаете, — не волнуйтесь и стерпите...

_______

ЧТЕНIЕ Т. И. ФИЛИППОВА ВЪ ЗАСѢДАНIИ ПЕТЕРБУРГСКАГО ОБЩЕСТВА ЛЮБИТЕЛЕЙ ДУХОВНАГО ПРОСВѢЩЕНIЯ 26 ФЕВРАЛЯ.

(Продолженiе).

Перехожу теперь къ постановленiямъ церковной власти времени послѣдующаго и прежде всего остановлюсь на томъ постановленiи, которое въ нашихъ состязанiяхъ съ г. Нильскимъ постоянно называлось Чиномъ 1720 г., при чемъ позволю себѣ небольшое объяснительное вступленiе.

Книги, въ которой напечатанъ этотъ чинъ, какъ составляющей библiографическую рѣдкость, мнѣ до послѣдняго времени видѣть самому не случилось. По прискорбному недоразумѣнiю я полагалъ, что ея нѣтъ въ Публичной библiотекѣ, въ которой я находилъ всѣ другiя нужныя для меня пособiя, и потому всякiй разъ, когда о Чинѣ 1720 г. возникала рѣчь в вашемъ присутствiи, я вынужденъ былъ по необходимости въ сужденiяхъ моихъ о значенiи этого историческаго памятника для настоящаго вопроса основываться только на тѣхъ извлеченiяхъ, которыя приводились изъ него въ статьяхъ г. Нильскаго и въ его рѣчи 25 февраля 1873 г. Но затѣмъ я имѣлъ случай получить копiю этой книги только втораго изданiя, именно 1742 года, которая, въ числѣ другихъ книгъ лежитъ теперь передъ вами на столѣ и которая, по сличенiи съ изданiемъ 1720 года, сдѣланномъ въ присутствiи и при помощи многоуважаемаго сочлена нашего Аѳанасiя Ѳедоровича Бычкова, во всѣхъ нужныхъ для насъ пунктахъ оказалась съ первоначальнымъ изданiемъ 1720 года вполнѣ сходною.

Теперь попрошу васъ припомнить, что г. Нильскiй постоянно приводилъ изъ этого изданiя только такого рода клятвенныя формулы, изъ которыхъ еще нельзя было заключить, что ими требовалось проклятiе двуперстiя и другихъ обрядовъ безъ всякихъ условий, и которымъ можно было придавать смыслъ обоюдный; а именно:

«Проклинаю (долженъ былъ говорить тотъ, отъ котораго требовалось проклятiе) сложенiе трехъ первыхъ перстовъ въ знаменiи крестномъ ересiю и печатiю антихристовою нарицающихъ и не знаменующихся тремя персты, но двѣма, указательнымъ и среднимъ”.

Тоже самое о сугубой аллилуiя и о другихъ особенностяхъ прежняго обряда.

Но г. Нильский ни разу не проговорился передъ вами: а) что эта изданная в 1720 году книга, которая въ свое время называлась обыкновенно «новопечатною Присягою”, состоитъ изъ двухъ частей, изъ коихъ первая называется: «Чинъ, како прiимати отъ раскольниковъ и отступниковъ къ православной вѣрѣ приходящихъ”, а другая носитъ названiе: «Исповѣданiе клятвенное раскольщикомъ въ познанiе ихъ укрывательства”*), и б) что въ этой второй части клятвенныя формулы изложены въ такомъ видѣ:

а) Проклинаю всѣхъ, иже не крестятся тремя персты, но крестятся двѣма персты, указательнымъ и среднимъ, и прочiихъ учатъ творити тако, да будутъ прокляти и анафема.

б) Проклинаю всѣхъ таковыхъ, иже нынѣ глаголютъ по псалмѣхъ аллилуiя по дважды, а не по трижды, и прочiихъ учатъ творити тако, да будуть прокляти и анафема.

И такъ, милостивые государи, сомнѣнiй нѣтъ: новопечатанною Присягою 1720 г. требовалось произнесенiе клятвы на всѣхъ тѣхъ, которые крестились двуперстно и сугубили (по псалмѣхъ) аллилуiя, и учили такъ поступать другихъ, т. е., на всѣхъ тѣхъ, которые были бы уличены въ дѣйствiяхъ, нынѣ съ благословенiя св. синода, разрѣшенныхъ каждому единовѣрцу.

Если же во второй части изданiя 1720 года требовалось проклятiе двуперстника вообще, безъ разбора его оттѣнковъ, то и двойственный смыслъ клятвенныхъ формулъ, изложенныхъ въ первой части, нѣтъ уже основанiя толковать иначе, какъ сообразно съ яснымъ и не подлежащимъ двоякому толкованiю смысломъ формулъ второй части. Если отъ человѣка, подозрѣваемаго вь расколѣ, несомнѣнно требовали, чтобы онъ проклиналъ всякаго двуперстника безъ разбора, то отчего же записному раскольнику могло бы быть позволено проклинать ихъ по выбору? Въ этомъ не было бы смыслу.

Какъ бы то ни было, но то вполнѣ вѣрно, что, на основанiи Присяги 1720 г., всякiй человѣкъ, опредѣленный для наблюденiя надъ раскольниками, непремѣнно долженъ былъ встрѣтиться съ такими людьми, от коихъ онъ обязанъ былъ требовать, чтобы они проклинали всѣхъ крестящихся двѣма персты.

Такъ и случилось съ златоустовскимъ архимандритомъ Антонiемъ, который, какъ вы изволите припомнить, писалъ въ 1721 г. въ св. синодъ слѣдующаго содержанiя донесенiе:

«Многiе люди, живущiе въ Москвѣ, въ Калугѣ, въ Вязникахъ и уѣздахъ, какъ записные раскольники (которые должны были произносить клятвы по Чину), такъ и незаписные (которые должны были читать клятвы по «Исповѣданiю клятвенному”), новопечатную присягу по указу исполнить и св. причащенiя сподобитися желаютъ и означенныя въ той присягѣ ихъ раскольничьи прелести, кромѣ двуперстнаго сложенiя, проклинаютъ, а оное двуперстное сложенiе не проклинаютъ. И съ оными что чинить? И до св. причащенiя ихъ допускать, или не допускать?”

Желая исполнить требованiя новопечатной присяги во всемъ ихъ объемѣ, Антонiй не могъ, по собственному усмотрѣнiю, уступить ни одного пункта изложенныхъ въ ней клятвъ; а между тѣмъ передъ нимъ возникалъ вопросъ: справедливо–ли будетъ такихъ лицъ, которыя всѣ остальныя раскольничьи прелести проклинаютъ, а въ одномъ только перстосложенiи уступить его настоянiямъ не могутъ, зачислять въ расколъ? И вотъ о такомъ своемъ недоумѣнiи и о затрудненiи, которое встрѣтилось ему при безусловномъ исполненiи требованiй новопечатной Присяги, онъ доноситъ св. синоду, который, какъ вамъ извѣстно, рѣшаетъ вопросъ въ пользу безусловнаго исполненiя всѣхъ статей Присяги и не разрѣшилъ принять въ общенiе св. церкви никого изъ тѣхъ лицъ, о которыхъ писалъ ему Антонiй, по той единственно причинѣ, что они не согласились изречь проклятiе на двуперстiе. Этотъ случай, замѣтилъ я еще въ чтенiи 28 марта 1873 г., тѣмъ особенно дорогъ для изслѣдователя возбужденнаго мною вопроса, что онъ выражаетъ воззрѣнiе св. синода (вполнѣ согласное съ воззрѣнiемъ Присяги) на предметъ во всей его отвлеченной чистотѣ. Въ настоящемъ случаѣ рѣшалась духовная участь многихъ людей изъ Москвы, Калуги, Вязниковъ и изъ уѣздовъ, изъ которыхъ св. синодъ лично не зналъ никого и о внутреннемъ настроенiи коихъ Антонiй не сообщалъ ничего, кромѣ того, что приведено выше. И что же дѣлаеть св. синодъ? Нашелъ–ли онъ нужнымъ сдѣлать между ними сколько–нибудь внимательный разборъ, чтобы, по точномъ изслѣдованiи ихъ внутренняго расположенiя, рѣшить, кто изъ нихъ достоинъ войти въ общенiе съ церковiю, и кто того не заслуживаетъ? Нѣтъ! Всякое дальнѣйшее изслѣдованiе почитая совершенно напраснымь, онъ прямо и заочно рѣшаетъ судьбу этихъ «многихъ людей” одинаковымъ образомъ, т. е., не допускаетъ ихъ до церковнаго соединенiя изъ–за содержимаго ими двоеперстiя, которое въ его глазахъ есть явный знакъ ихъ непокорной и гордо–еретичествующей совѣсти.

Антонiй на этомъ не остановился и вопросъ о двуперстникахъ возбудилъ снова, въ представленiи своемъ св. синоду отъ 9 февраля слѣдующаго 1722 года, изложенномъ въ 34–хъ пунктахъ. Въ 15–мъ пунктѣ сего представленiя онъ пишетъ:

«Отъ простыхъ и грубыхъ мнози обращаются ко св. церкви общенiю и вся таинства прiемлютъ, токмо за неразумiе свое, предпрiятiемъ обычая боязнiю одержими, тремя первыми персты не крестятся, а мудрованiя въ противномъ сложенiи перстномъ никакого не показуютъ; а другiе такожде вся таинства церковная прiмлютъ же, а противное сложенiе перстовъ мнятъ быти за нѣкiй главный свой мнимый ихъ великiй догматъ, по церкви же православной обычаемъ содержимый”.

«Аще, заключаетъ Антонiй, яко сущихъ раскольщиковь отъ церкви отлучити, то отлучатся чрезъ сiе Богомъ преподанныхъ спасительныхъ пресвятыхъ седми церковныхъ таинствъ”.

Здѣсь вопросъ о двуперстiи и двуперстникахъ раскрывается еще яснѣе. Изъ предыдущей переписки Антонiя съ св. синодомъ не было еще видно вполнѣ внутренняго настроенiя и расположенiя тѣхъ двуперстниковъ, которые къ этой перепискѣ подали поводъ, и мы видѣли только, что св. синодъ не находилъ и нужнымъ о немъ освѣдомляться. А теперь внутреннее расположенiе и настроенiе двуперстниковъ изслѣдовано и со всевозможною точностiю опредѣлено самимъ Антонiемъ, близко этихъ людей изучившимъ, при чемъ оказалось, что всѣ они безъ исключенiя прiемлютъ церковныя таинства и причащенiя ихъ сподобиться желаютъ, и что часть ихъ не соединяетъ съ образомъ своего перстосложенiя никакого неправильнаго мудрованiя и проситъ оставить его имъ за привычку (предпрiятiемъ обычая боязнiю одержими).

Какъ же поступилъ въ настоящемъ случаѣ св. синодъ? Отличилъ–ли онъ по крайней мѣрѣ теперь тѣхъ людей, которые принадлежали къ первой изъ двухъ указанныхъ категорiй и коихъ двуперстiе вовсе не было знакомъ ихъ непокорной и гордо–еретичествующей совѣсти, отъ тѣхъ, которые ставили двуперстiе въ догматъ и подходили подъ осужденiе его «увѣщательныхъ пунктовъ”.

Нѣтъ! согласно съ требованiемъ Присяги 1720 г., св. синодъ одинаково отвергъ тѣхъ и другихъ отъ общенiя церкви и въ опредѣленiи своемъ отъ 28 февраля 1722 г. велѣлъ писать ихъ безъ различiя в расколъ.

«Которые хотя св. церкви и повинуются, сказано въ этомъ опредѣленiи, и вся церковная таинства прiемлютъ, но крестъ на себѣ изображаютъ двѣма персты, а не треперстнымъ сложенiемъ, — техъ, кои съ противнымъ мудрованiемъ, и которые хотя и по невѣжеству, но отъ упорства то творятъ, обѣихъ писать въ расколъ, не взирая ни на что*).

За симъ въ концѣ сего опредѣленiя постановлено:

«И о томъ выше означенномъ (т. е. о рѣшенiяхъ св. синода по вопроснымъ пунктамъ архимандрита Антонiя) изъ св. правительствующаго синода въ приказъ церковныхъ дѣлъ и во всѣ епархiи ко архiереямъ послать Его Императорскаго Величества указы немедленно, а въ правительствующiй сенатъ сообщить вѣдѣнiемъ. А понеже оное опредѣленiе зѣло важное, того ради помянутые указы отправить, напечатавъ въ московской типографiи въ скорости, и о томъ печатанiи изъ св. правительствующаго синода послать къ синодальному совѣтнику архимандриту Гаврiилу указъ немедленно.

На основанiи сего опредѣленiя и сообразно съ содержанiемъ онаго, и напечатанъ былъ въ московской типографiи и отправленъ какъ въ приказъ церковныхъ дѣлъ, такъ и ко всѣмъ епархiальнымъ архiереямъ, тотъ самый состоявшiйся по св. синоду отъ 15 мая 1722 г. указъ Его Императорскаго Величества, который напечатань въ т. 1 изданiя министерства внутреннихъ дѣлъ и въ которомъ мы читаемъ:

во–1–хъ, п. 11–й, совершенно тожественный съ опредѣленiемъ св. синода 28 февраля того же года по п. 15–му представленiя архимандрита Антонiя:

«Которые хотя св. церкви и повинуются и всѣ церковныя таинства прiемлютъ, а крестъ на себѣ изображаютъ двѣма персты, а не треперстнымъ сложенiемъ: тѣхъ, кои съ противнымъ мудрованiемъ, и которые хотя и по невѣжеству и отъ упорства то творятъ, обѣихъ писать въ расколъ, не взирая ни на что”.

во–2–хъ, п. 28–й: «Архiереямъ и духовнымъ управителямъ, по сему Его Императорскаго Величества указу (15 мая 1722 г.), оное синодальное опредѣленiе (28 февраля 1722 г.) въ своемъ вѣдомствѣ дѣйствительно исполнять непремѣнно”.

Въ совершенную сообразность съ симъ опредѣленiемъ св. синода и съ симъ указомъ Его Императорскаго Величества, по синоду же состоявшимся, и съ ссылкою на то и на другое, данъ разъяснительный указъ св. синода от 21 октября 1724 г., на имя митрополита тобольскаго Антонiя, въ коемъ постановлено:

«Которые епархiи его христiане троеперстнаго къ воображенiю сложенiя не прiемлютъ, а двойнаго оклада платить не хотятъ, хотя они церкви святой и придерживаются (знатно подъ видомъ, понеже въ перстосложенiи противятся), такихъ по содержанiю Его Императорскаго Величества указу и синодальнаго 722 году февраля 28 дня опредѣленiя, по 11 пункту, писать въ расколъ, не взирая ни на что”.

Прошу васъ, милостивые государи, замѣтить:

а) что в этомъ указѣ сдѣлана ссылка вовсе не на именный указъ Государя, а просто на указъ Его Имераторскаго Величества, каковымъ называетъ себя, какъ вы выше видѣли, и указъ 15 мая 1722 г.

б) что указъ 15 мая 1722 г. есть именно тотъ указъ Его Императорскаго Величества, который изданъ на основанiи опредѣленiя 28 февраля и по коему оное опредѣленiе св. синода (28 февраля) всѣмъ архiереямъ и другимъ св. синоду подчиненнымъ мѣстамъ повелѣно в своемъ вѣдомствѣ исполнять непремѣнно, наконецъ, тотъ самый, на который въ указѣ 21 октября 1724 г. была сдѣлана ссылка, безъ указанiя числа и года его изданiя.

в) что въ указѣ 21 октября 1724 г. была сдѣлана ссылка именно на указъ 15 мая 1722 г., это видно даже изъ указанiя на п. 11–й: такъ какъ, выше приведенное постановленiе «писать обоихъ въ расколъ, не взирая ни на что” составляетъ п. 11 именно сего указа Его Императорскаго Величества, а не опредѣленiе 28 февраля 1722 г., въ которомъ собственно пунктовъ (цифрами обозначенныхъ) вовсе нѣтъ, а если считать его статьи по порядку, такъ этотъ пунктъ выйдетъ 12–й*).

Что же значатъ послѣ этого упорные поиски г. Нильскаго, не прекращающiеся и понынѣ, и его погоня за какимъ–то особымъ и непремѣнно именнымъ Государевымъ указомъ, безъ котораго онъ не находитъ возможнымъ объяснить страннаго въ его глазахъ требованiя синодальнаго указа (Его Императорскаго Величества) 15 мая 1722 г., и въ которомъ, какъ вы изволили видѣть, для этой цѣли нѣтъ ни малѣйшей нужды: ибо и безъ него все ясно, если только нарочно не напускать туману, и все оказывается въ полномъ согласiи съ разъ опредѣленнымъ и неоднократно, въ одномъ и томъ же смыслѣ разъясненнымъ, взглядомъ церковной власти на двуперстiе.

Чего бы еще искать съ толикими трудами и съ немалою тщетою не только своего покоя, но и ученой славы, и въ покиванiе главы въ людехъ?

И чего добивается г. Нильскiй? Онъ хочетъ доказать, что св. синодъ временъ Петра, по принужденiю Государя, сдѣлалъ такое постановленiе, по которому за двоеперстiе писались въ расколъ люди, самимъ синодомъ признаваемые за православныхъ, и писались собственно для того, чтобы въ казну Императора, нуждавшагося въ деньгахъ для своихъ преобразованiй, шло больше подушной подати**). Но вѣдь если–бы г. Нильскому удалось это доказать, то тѣмъ самымъ Русской церкви былъ бы подписанъ окончательный приговоръ, который, по строгости своей, превзошелъ бы всѣ извѣстные намъ отзывы о ней нынѣ клевещущихъ на насъ западноевропейскихъ еретиковъ.

Съ Петра и Ѳеофана будетъ и дѣйствительно лежащихъ на нихъ тяжкихъ грѣховъ противъ церкви; намъ въ пору подумать и о томъ, какъ быть съ ними. Къ чему же еще обременять ихъ память усвоенiемъ имъ такихъ вопiющихъ на небо преступленiй, въ коихъ они, къ нашему счастiю, ни мало не повинны. Указъ 15 мая 1722 г. совершенно согласенъ съ требованiемъ Присяги 1720 г., а присяга вполнѣ сообразна съ требованiемъ въ единомъ духѣ постановленныхъ соборныхъ опредѣленiй 23–го апрѣля 1656 г. и 13–го мая 1667 г.

Считаю долгомъ упомянуть о собственныхъ моихъ ошибкахъ, въ которыя я впалъ при разсмотрѣнiи указа 15 мая 1722 г. въ засѣданiи 28 марта 1873 г. Объясняя отношенiе этого указа къ опредѣленiю св. синода 28 февраля, я выразился такъ:

«Имъ, то есть указомъ 15 мая 1722 г., только скрѣплено и высочайше утверждено предварительно (именно 28 февраля того же года) состоявшееся совершенно тожественное опредѣленiе св. синода, вслѣдствiе чего это опредѣленiе и упоминается постоянно совмѣстно съ указомъ Его Императорскаго Величества 15 мая 1722 г.”

Въ этихъ немногихъ словахъ двѣ ошибки и одна неточность. Неточность состоитъ въ томъ, что опредѣленiе 28 февраля и указъ 15 мая 1722 г. тожественны не во всемъ, какъ можно заключить изъ моего изложенiя, а собственно въ томъ пунктѣ, о которомъ у меня была рѣчь*).

Затѣмъ первая ошибка въ томъ, что опредѣленiе 28 февраля и указъ 15 мая 1722 г., упомянутые совмѣстно въ указѣ 21 октября 1724 г., упоминались вмѣстѣ не постоянно какъ сказано у меня, а случалось, какъ удостовѣряетъ г. Нильскiй, что они упоминались и отдѣльно одинъ отъ другаго.

Вторая ошибка въ томъ, что указъ 15 мая не былъ, какъ сказано у меня, высочайшимъ утвержденiемъ синодскаго опредѣленiя 28 февраля, а былъ указомъ Его Императорскаго Величества, состоявшимся по св. синоду въ обычномъ и въ настоящее время соблюдаемомъ порядкѣ, согласно съ содержанiемъ предварительнаго опредѣленiя св. синода 28 февраля.

Ошибки эти, не измѣняя ни въ одной iотѣ моихъ выводовъ, несомнѣнно обличаютъ недостаточность моихъ познанiй въ канцелярскомъ дѣлопроизводствѣ св. синода, не совсѣмъ извинительную для бывшаго чиновника духовнаго вѣдомства.

По долгу совѣсти, я признаю г. Нильскаго въ этомъ собственно пунктѣ своимъ побѣдителемъ.

Я разсмотрѣлъ передъ вами, милостивые государи, и подъ наблюденiемъ изъ васъ же избранныхъ посредниковъ, важнѣйшiя законодательныя постановленiя и распоряженiя церковной власти отъ 1656 года по 1763 г. съ достаточною подробностiю, въ которой можетъ быть и не было бы и крайней нужды, если бы я имѣлъ дѣло съ другимъ соперникомъ. Всѣ разсмотрѣнные мною акты, за исключенiемъ наставленiя 2 iюля 1666 г. и 26–го правила соборнаго свитка, содержать въ себѣ согласное и весьма выразительное требованiе, чтобы лица, употребляющiя воспрещаемые сими постановленiями обряды, были предаваемы проклятiю и отлучаемы отъ церкви, безъ малѣйшаго разбора тѣхъ побужденiй, по коимъ то или другое лице желало остаться при прежнихъ обрядахъ.

Не распространяюсь о другихъ менѣе важныхъ распоряженiяхъ, ради ихъ множества и второстепеннаго значенiя и въ надеждѣ на то, что нѣкоторыя изъ нихъ, приведенныя мною въ чтенiяхъ 18 января и 28 марта 1873 г., у васъ въ памяти (въ противномъ случаѣ попрошу васъ взглянуть въ протоколы нашихъ засѣданiй).

Переходя за симъ къ разсмотрѣнiю прiемовъ нашихъ полемическихъ писателей за тотъ–же перiодъ времени, я воздержусь отъ излишнихъ подробностей и ограничусь лишь немногими необходимыми замѣчанiями.

Во 1–хъ, корень этихъ порицанiй въ тѣхъ отзывахъ о еретическомъ происхожденiи и неправославномъ знаменованiи нѣкоторыхъ изъ сихъ обрядовъ, которые встрѣчаются въ постановленiяхъ соборовъ 1656 и 1667 гг. и съ которыми мы имѣли уже дѣло въ нынѣшнемъ чтенiи. Какъ на соборахъ этимъ обрядамъ приписаны признаки несторiанскiе, армянскiе, арiанскiе, духоборческiе, аполинарiанскiе и т. п., такъ и въ полемическихъ произведенiяхъ нашихъ писателей означеннаго перiода (1656–1763) имъ присвоиваются сообразныя съ сими признаками именованiя. Такъ, на примѣръ, двоеперстiе обзывается: арiанствомъ, македонiанствомъ, несторiанствомъ, арменствомъ, латинствомъ, еретичествомъ, арiевою пропастiю злобожнаго раздѣленiя, вратами, во адъ низводящими, демоновымъ сѣданiемъ, армянскимъ кукишемъ, волшебнымъ знаменiемъ, хиромантiею.

2. Возлагать всю отвѣтственность за эти порицанiя только на однихъ писателей, ихъ произносившихъ, отстраняя отъ нея церковную власть, было–бы несправедливо: такъ какъ, во 1–хъ, произведенiя нашихъ полемическихъ писателей по повелѣнiю государей и по благословенiю духовной власти, которая не пропустила–бы въ печать ни одного изъ сихъ ругательствъ, если бы они не соотвѣтствовали ея собственнымъ воззрѣнiямъ на предметъ (основаннымъ на рѣшенiи собора 1667 г.); во 2–хъ, эти ругательства печатались, какъ извѣстно, и въ богослужебныхъ книгахъ, исходившихъ уже прямо отъ лица нашей церковной власти.

3. Желанiемъ подтвердить мнѣнiе собора о мнимо еретическомъ происхожденiи до–никоновскихъ обрядовъ только и можно объяснить появленiе въ печати въ мартѣ 1718 года подложнаго дѣянiя небывалаго собора на небывалаго еретика Мартина Армянина, въ которомъ этому еретику, прiуроченному къ 12–му вѣку, присвоивается, вмѣстѣ съ еретическими заблужденiями преимущественно монофизитскаго свойства, и введенiе въ Россiю воспрещенныхъ на соборѣ 1667 г. обрядовыхъ особенностей (двуперстнаго сложенiя, сугубой аллилуiи, посолонья, печатанiя просвиръ крестомъ съ распятiемъ, изображенiя имени Iсусъ) и которое, не смотря на очевидные признаки грубѣйшей поддѣлки, долгое время служило опорою нашей полемики съ расколомъ и упоминается, безъ отрицанiя его подлинности, даже въ «Исторiи русскаго раскола” преосв. Макарiя, (изд. 1855 г.)

4. Единственная попытка дать дѣлу такой оборотъ, что проклятiе и отлученiе положено на раскольниковъ не за употребленiе двуеперстiя и т. п., а за хулы на церковь и отчужденiе отъ нея, замѣчается въ «Обличенiи” Ѳеофилакта, который, между прочимъ, говоритъ:

«Речеши: аще сложенiе перстовъ не есть догматъ вѣры весьма всякому потребенъ ко спасенiю, то почто на знаменающихся двѣма персты, а не хотящихъ тремя персты знаменатися, клятва положена? Почто же и гоненiе терпятъ и раскольщиками нарицаются сицевiи?”

Отвѣтъ. «Того ради, что сицевiи въ догматъ ставятъ свое двоперстное сложенiе и отметающую безумiе ихъ церковь православную безмѣрно хулятъ и всякiя святыни лишену быти сея ради виды пустословятъ. Аще бы сицевiи подъ сложенiемъ своихъ двухъ перстовъ не имѣли сего смертоноснаго яда, но отъ простоты и невѣжества тако знаменались, не были бы клятвы достойны и раскольническаго имени”*).

Вамъ извѣстно однако, милостивые государи, изъ выше изложеннаго, что св. синодъ не раздѣлялъ такого воззрѣнiя на предметъ, и когда златоустовскiй архимандритъ Антонiй, товарищъ Ѳеофилакта по завѣдыванiю московскими раскольными дѣлами, представилъ св. синоду о томъ, какъ ему быть съ такими двуперстниками, которые св. церкви во всемъ (кромѣ перстосложенiя) повинуются и вся таинства ея прiемлютъ и свое перстосложенiе въ догматъ вовсе не ставятъ, а держатся онаго только «предпрiятiемъ обычая”: «аще, писалъ Антонiй, яко сущихъ раскольщиковъ, отъ церкве отлучити, то отлучатся чрезъ сiе Богомъ преподанныхъ спасительныхъ пресвятыхъ седми церковныхъ таинствъ”, — св. синодъ велѣлъ и такихъ лицъ, подъ выше приведенное опредѣленiе Ѳеофилакта отнюдь не подходящихъ и, по его мнѣнiю, ни клятвы, ни раскольническаго имени не заслуживавшихъ, — все таки писать въ расколъ, а слѣдовательно и оставлять подъ клятвою, не взирая ни на что.

Этотъ случай показываетъ только то, что наложенная соборомъ 1667 г. и вошедшая въ присягу 1720 г. клятва издавна ставила, какъ ставятъ весьма часто и нынѣ, апологетовъ опредѣленiя 13 мая 1667 г. въ очень затруднительное передъ старообрядцами положенiе и побуждаетъ ихъ изъяснять эти рѣшенiя не въ томъ смыслѣ, въ какомъ они дѣйствительно состоялись, а въ томъ, въ какомъ имъ слѣдовало бы состояться. У иныхъ это исходитъ, по всей вѣроятности, отъ нелицемѣрнаго желанiя уничтожить всѣми средствами преграды ко вступленiю раскольниковъ въ общенiе церкви; но дѣло, во 1–хъ, въ томъ, что какъ–бы ни была возвышенна и свята цѣль, къ достиженiю ея нельзя употреблять средствъ недостойныхъ; во 2–хъ, въ томъ, что на этомъ пути не можетъ быть надлежащаго успѣха: ибо старообрядцамъ слишкомъ хорошо извѣстна и ясна исторiя ихъ вопроса, и всѣ наши попытки дать общеизвѣстнымъ фактамъ этой исторiи искуственный оборотъ только роняютъ въ ихъ глазахъ достоинство и наводятъ подозрѣнiе на искренность нашей проповѣди.

Согласно со смысломъ вышеизложенныхъ постановленiй за время отъ 1656 г. до 1763 г. и съ воззрѣнiемъ православныхъ писателей того времени, понимали значенiе клятвъ и тѣ изъ старообрядцевъ, которые, по прекращенiи воздвигнутыхъ на нихъ гоненiй, получили возможность, безъ опасенiя за свою свободу и жизнь, предстать съ своими недоуменiями предъ лице власти и съ любовiю отвѣтили на ея призывъ къ соединенiю съ церковiю, на условiи сохраненiя свободы въ употребленiи до–никоновскихъ обрядовъ.

Знаменитый родоначальникъ единовѣрiя, инокъ Никодимъ, въ первомъ пунктѣ своего прошенiя писалъ:

«Произнесенныя бывшими въ царствующемъ градѣ Москвѣ, въ царство великаго государя царя и великаго князя Алексѣя Михайловича всея Россiи самодержца, въ патрiаршество Никона и Iоасафа патрiарховъ, въ 1656 г. и 1667 г., соборами, тоже и въ 1720 г. чинопрiятiемъ, клятвы и пореченiя на двуперстное сложенiе и на прочiя нѣкоторыя древнiя грекороссiйской церкви содержанiя — сношенiемъ святѣйшихъ четверопрестольныхъ вселенскихъ патрiарховъ разрѣшить”.

Въ 1799 г., въ просьбѣ старообрядцевъ 1799 г., положенной въ основу правилъ 27 октября 1800 г., написано:

«Дабы св. синодъ разрѣшилъ прежде положенныя клятвы на двоеперстное сложенiе”.

Большинство представителей московскаго духовенства на вопросъ митрополита Платона о возможности удовлетворить этой просьбѣ старообрядцевъ отвѣчало:

«Нельзя будетъ сказать, что именующiеся старообрядцами соединились съ православною церковiю: ибо они, какъ значитъ въ поданномъ отъ нихъ прошенiи, отъ своего суемудрiя, противленiя св. истинѣ и упорства ни на шагъ не отступаютъ, но на тѣхъ своихъ любимыхъ правилахъ, кои отъ православной церкви въ неправильности ясно изобличены, доказаны и проклятiю преданы, основать новую церковь усиливаются”.

Протопресвитеръ Дмитрiй къ тому добавилъ:

«А безъ того (безъ проклятiя ересей и отступства по чину, изданному въ 1766 г.) допустить въ церковь и противные православной нашей церкви ихь обряды не должно. Ибо отъ того, за что положена на них клятва и анаѳема, не отрекаются”.

Только меньшинство представителей московскаго духовенства нашло возможнымъ исполнить прошенiе старообрядцевъ, сославшись при этомъ на вышеприведенное мѣсто изъ «Обличенiя” Ѳеофилакта, которое, какъ я уже объяснилъ, съ мнѣнiемъ церковной власти вовсе не сходилось.

Мое мнѣнiе, что клятвы собора 1667 г. наложены были на лицъ, не соглашавшихся измѣнить старому обряду и принять новоисправленный, раздѣляютъ и многiе изъ ученыхъ писателей новѣйшаго времени, въ томъ числѣ:

а) Преосвященный Игнатiй Олонецкiй, который на стр. 201 своей исторiи о расколѣ (изд. 2) пишетъ: «Соборъ патрiарховъ и всего освященнаго чина въ Россiи со стороны духовной въ опредѣленiяхъ своихь вообще положилъ, что если кто не послушаетъ повѣленiя его и завѣщанiя во всемъ томъ, что онъ постановилъ и о новоисправленныхъ книгахъ, и о крестномъ знаменiи, и объ аллилуiи, и о прочемъ, что нынѣ содержитъ русская церковь и чего не прiмлютъ мнимые старообрядцы, мы таковаго противника данною намъ властiю” и т. д. (слѣдують клятвы)*).

б) Преосвященный Макарiй Литовскiй, предлагая для умиротворенiя церкви созванiе новаго собора, говоритъ между прочимъ:

«И съ тѣмъ вмѣстѣ церковь снимаеть съ этихъ старообрядцевъ всѣ тѣ клятвы, какiя положены были на нихъ московскимъ соборомъ 1667 г. за двоеперстiе и другiе подобные обряды и особенно за противленiе Церкви”.

в) Наконецъ, самъ г. Нильскiй, который не далѣе, какъ въ маѣ, въ 1870 г., говорилъ о необходимости сложенiя и уничтоженiя клятвъ собора 1667 г. въ слѣдующiхъ выраженiяхъ:

а) »Разрѣшенiе клятвы собора 1667 г. необходимо и по существу дѣла — (ибо) разногласiе съ церковiю въ обрядахъ, съ которыми, какъ дознано за многолѣтнимъ опытомъ, не соединяется никакого неправославнаго мудрованiя, — не такой грѣхъ, который бы заслуживалъ анаѳемы”.

б) »Въ виду (въ видахъ?) отнятiя у раскола предлога удаляться, отъ церкви, дозволившей въ единовѣрiи употребленiе тѣхъ самыхъ книгъ и обрядовъ изъ–за которыхъ онъ отдѣляется отъ нея, и съ цѣлiю успокоить самихъ единовѣрцевъ, необходимо клятву собора 1667 года, скажемъ словами этого же собора, «разрѣшить и разрушить”.

в) Тогда (т. е. по сложенiи клятвъ) и, по нашему искреннему убѣжденiю, только тогда единовѣрiе сдѣлается силой, которая разрушитъ расколъ въ самомъ его основанiи”.

г) »Тогда и только тогда расколъ, искренно, глубоко преданный своимъ обрядамъ и не желающiй, а быть можетъ и не могущiй до поры до времени принять обрядовъ православiя, станеть безотвѣтенъ предъ своею совѣстiю въ своемъ отдѣленiи.

Вы можетъ быть думаете, м. г., что я привелъ вамъ отрывокъ изъ какой–нибудь своей статьи и издѣваюсь надъ вами, приписывая эти строки г. Нильскому. Смѣю васъ увѣрить, что нѣтъ, и что въ лежащей передъ вами майской книжкѣ «Христiанскаго Чтенiя” за 1870 г. вы найдете статью г. Нильскаго «О единовѣрiи”, въ которой выше приведенныя строки обрѣтаются на стр. 781–784.

Въ отвѣтъ на это, я позволяю себѣ вновь привести тѣ соображенiя, на которыя я наведенъ былъ этими отрывками изъ статьи г. Нильскаго въ чтенiи 28 марта 1873 года.

Если, говорилъ я, г. Нильскiй находитъ необходимымъ клятву 1667 г. разрѣшить и разрушить, то очевидно, что она, по его мнѣнiю, еще не разрѣшена и не разрушена. Разрѣшать и разрушать то, чтó уже и безъ того разрѣшено и разрушено, было бы занятiемъ бездѣльнымъ, къ которому г. Нильскiй не рѣшился бы приглашать церковную власть.

Но я позволяю себѣ спросить: кого онъ хочетъ избавить отъ этой клятвы посредствомъ ея разрѣшенiя и разрушенiя: раскольниковъ ли, остающихся внѣ союза съ Церковiю, или же единовѣрцевъ?

Если раскольниковъ, то это вещь невозможная. Тотъ же г. Нильскiй, только въ другой своей статьѣ, говоритъ, и совершенно справедливо, что «церковь, вѣрная слову Основателя своего, не можетъ исполнить ихъ (раскольниковъ) желанiя, доколѣ они не оставятъ своего преслушанiя ей, не можетъ признать дѣтьми тѣхъ, кто не хочетъ признать ее своею матерью”.

И такъ нужно бы полагать, что г. Нильскiй заботится о снятiи клятвъ съ единовѣрцевъ. Оказывается, что и не съ нихъ.

«Что же касается единовѣрцевъ, говоритъ далѣе г. Нильскiй, то да не смущается совѣсть ихъ грознымъ опредѣленiемъ собора 1667 г. Они, какъ уразумившiеся въ правду, что св. православная церковь истинствуетъ, и благодать рукоположенiя, преемственно отъ апостоловь прiемлемая и сохраняемая, въ ней пребываетъ, и общенiя въ сей истинѣ и благодати искренно возжелавшiе, свободны отъ клятвы, изреченной соборомъ на противниковъ св. церкви, и по силѣ самаго опредѣленiя собора 1667 г., разрѣшены св. синодомъ”*).

Правда, въ этой послѣдней статьѣ, изъ которой приведены послѣднiя цитаты и которая писана ровно чрезъ два года послѣ первой, г. Нильскiй уже не требуетъ разрѣшенiя и разрушенiя соборныхъ клятвъ даже какъ будто удивляется, что есть такiе люди, которые считаютъ это нужнымъ.

«Что же, говоритъ онъ**), послѣ этого сказать о разсужденiяхъ старообрядцевъ и нѣкоторыхъ свѣтскiхъ писателей относительно необходимости снятiя или уничтоженiя клятвы собора 1667 г., разсужденiяхъ, которыми смущаются многiе изъ единовѣрцевъ?”

На это я позволю себѣ отвѣтить, что для такого рода разсужденiй есть очень много основанiй, часть которыхъ приведена имъ самимъ въ статьѣ 1870 г. Но за симъ я спрошу въ свою очередь г. Нильскаго: что же сказать о разсужденiяхъ тѣхъ писателей, которые одинъ разъ говорятъ, и по искреннему будто бы убѣжденiю, что клятвы собора необходимо разрѣшить и разрушить по самому существу дѣла, а въ друой разъ говорятъ (не объясняя уже, искренно, или нѣтъ), что этижъ клятвъ уничтожать съ одной стороны нельзя, а съ другой — не нужно?

Я смѣю увѣрить г. Нильскаго, что такого рода разсужденiя не устранятъ, а только усилятъ смущенiе единовѣрцевъ, совѣсть коихъ онъ ищетъ успокоить. Они и безъ того утомлены тѣми двусмысленными отвѣтами, которые мы даемъ на ихъ запросы вопреки Апостолу, заповѣдавшему: «да не будетъ ваше слово ей и ни”, и ожидаютъ отъ насъ прямаго, откровеннаго, вполнѣ искренняго слова, и не за тѣмъ, чтобы насъ ловить на этомъ словѣ и предъявлять намъ какой–нибудь искъ, а единственно за тѣмъ, чтобы въ союзѣ съ нами изыскать какое–либо вѣрное средство къ устраненiю противорѣчий и обоюдностей, выхода изъ которыхъ требуютъ ихъ и наше достоинство и честь св. церкви.

Т. Филипповъ.

_______

ПРИХОДСКIЯ ПОПЕЧИТЕЛЬСТВА И НОВОЕ ПОЛОЖЕНIЕ О ПРИХОДАХЪ.

Высочайше утвержденное новое положенiе о приходахъ начинаетъ переходить въ практику, осуществляться на самомь дѣлѣ.

Приходская реформа, какъ и всякая общественная реформа, основанная на введенiи штатовъ, какими бы льготными мѣрами ни обставляли ее, тяжело отзовется на тѣхъ, которые должны будуть отдать дань старому порядку, — должны будутъ остаться за штатомъ. Для духовенства введенiе штатовъ должно быть тяжелѣе, нежели для всякаго другаго вѣдомства, гдѣ государство, вводя штаты, беретъ на себя обезпеченiе, или, по крайней мѣрѣ, возможное облегченiе участи заштатныхъ. Остающiйся за штатомъ чиновникъ получаеть отъ правительства пенсiю и, кромѣ того, годовой окладъ жалованья, имѣя при томъ возможность найти себѣ другой родъ занятiй, изыскивать новыя средства къ жизни. Ни что подобное не примѣняется къ заштатному духовенству. Здѣсь (за немногими исключенiями) нѣтъ ни жалованья, ни пенсiй, а по условiямъ сана, затруднителенъ и другой какой–либо родъ общественной дѣятельности. Регламентируя содержанiе приходскаго духовенства новыми положенiями о приходахъ, государство отказывается брать на себя примѣненiе на практикѣ этихъ положенiй, предоставляя послѣднее мѣстнымъ приходскимъ обществамъ, полагаясь на ихъ усердiе и матерiальныя средства.

Нельзя не признать того, вовсе нелестнаго для нашей церковно–общественной жизни, факта, что наши церковные приходы (за исключенiемъ отдѣльныхъ явленiй позднѣйшаго времени) доселѣ не могли выработать изъ себя опредѣленныхъ, самостоятельныхъ приходскихъ общинъ, объединенныхъ, спецiально–приходскими интересами, въ которыхъ–бы общины принимали непосредственное и дѣятельно участiе. Единственнымъ представителемъ прихожанъ (и то часто номинальнымъ только) является въ нашихъ приходахъ церковный староста, который, оставаясь одинъ, рѣдко можетъ что либо предпринимать въ интересахъ прихода. Поэтому дѣятельность церковныхъ старостъ, по большей части, ограничивалась попеченiемъ собственно о церкви: объ охраненiи и увеличенiи церковнаго имущества, о ремонтѣ и украшенiи церковныхъ зданiй и т. п. Простодушные прихожане выражали свое участiе въ интересахъ прихода тоже преимущественно посильными подаянiями на церковь, будучи увѣрены, что именно жертвуя на церковь, на ея нужды и благолѣпiе, они жертвуютъ Богу. Что же касается другихъ нуждъ и интересовь прихода, напр., обезпеченiя быта приходскаго духовенства, содержанiя церковно–приходскихъ школъ, попеченiя о бѣдныхъ прихожанахъ и т. п., то все это считается въ народѣ тоже, пожалуй, добрымъ дѣломъ, но вовсе не дѣломъ въ собственномь смыслѣ богоугоднымъ. Этихъ другихъ интересовъ приходской жизни, этой другаго рода богоугодной дѣятельности народъ еще не понимаетъ, а не понимаетъ, конечно, потому что не призванъ къ непосредственному обсужденiю дѣйствительно–священной важности этихъ интересовъ, и участвуетъ въ нихъ только своими, часто очень неохотными пожертвованiями, короче — потому что de facto нѣтъ еще у насъ приходской общины.

Вводимая теперь церковная реформа подаетъ ближайшiй поводъ къ образованiю при нашихъ приходахъ правильно–организованныхъ приходскихъ общинъ, тѣмъ болѣе, что подобныя общины во многихъ епархiяхъ уже существуютъ, подъ именемъ приходскихъ попечительствъ, совѣтовъ и т. п., и своею энергическою дѣятельностiю уже успѣли отчасти доказать важное значенiе подобнаго рода института. Но успѣху дѣятельности приходскихъ попечительствъ много препятствовала съ одной стороны неравномѣрность въ распредѣленiи приходовъ, а съ другой — широта и разнообразiе самой дѣятельности попечительствъ, не допускавшая концентрировать силы на чемъ нибудь одномъ, какъ главномъ, и вынуждавшая ихъ раздроблять свои нерѣдко и безъ того скудныя матерiальныя средства. Нѣкоторые, особенно сельскiе, приходы уже черезчуръ обширны, раскинуты на огромныя пространства, состоятъ изъ множества отдѣльныхъ селенiй, тоже, въ свою очередь, отстоящихъ другъ отъ друга на весьма значительныя разстоянiя; это затрудняло сближенiе между прихожанами и образованiе изъ нихъ одной приходской общины. Другiе приходы, напротивъ, слишкомъ бѣдные численностiю прихожанъ, не въ силахъ образовать изъ себя, одними собственными средствами, подобнаго рода благодѣтельное учрежденiе. Новое положенiе о приходахъ устраняетъ эти затрудненiя. Болѣе точнымъ и равномѣрнымь распредѣленiемъ приходовъ по численности прихожанъ и по относительной достаточности матерiальнаго обезпеченiя приходской церкви и духовенства, это положенiе даетъ возможность болѣе тѣснаго общенiя, какъ между отдѣльными частями одного и того–же прихода, такъ и вообще между прихожанами одной приходской общины. Съ другой стороны, обусловливая самое существованiе прихода потребностями и усердiемъ прихожанъ, приходская реформа тѣмъ самымъ уже указываетъ на обезпеченiе церкви и духовенства, какъ на первый и главный предметъ попечительскихъ заботъ прихода, значительно при томъ облегчая эти заботы введенiемъ штатовъ въ приходскомъ духовенствѣ.

Приходскiя попечительства возникли сами собою, и именно въ связи съ рѣшенiемъ, въ высшихъ правительственныхъ сферахъ вопроса объ обезпеченiи духовенства мѣстно–епархiальными, приходскими средствами; причемъ правительство нашло нужнымъ и возможнымъ только по нѣкоторымъ епархiямъ, или, по мѣрѣ надобности, только по нѣкоторымъ приходамъ выдавать особое денежное пособiе изъ казны. Подъ разными наименованiями: приходскихъ попечительскихъ совѣтовъ, попечительствъ, братствъ и т. п., открывались, такимъ образомъ, въ видахъ удовлетворенiя насущнымъ интересамъ прихода, по разнымъ епархiямъ попечительскiя приходскiя общины, и открывались съ такимъ успѣхомъ, что уже въ 1864 году правительство, синодальнымъ указомъ отъ 22 августа, поспѣшило облечь эти общины въ законную форму. Утверждая и поощряя учрежденiе попечительствъ, правительство однако воздерживается отъ подробностей регламентацiи ихъ, предоставляя приходскимъ общинамъ полную свободу дѣятельности. Положенiе о приходскихъ попечительствахъ опредѣляетъ впрочемъ — открывать ихъ не одновременно, а постепенно, по мѣрѣ удобствъ и возможности, безъ всякихъ начальственныхъ мѣръ, а по сознанiю потребности въ нихъ со стороны самихъ приходскихъ обществъ. Правила о приходскихъ попечительствахъ говорятъ, что приходскiя попечительства должны составляться изъ лицъ, отличающихся благочестiемъ и преданностiю вѣрѣ православной; предсѣдательствуетъ въ попечительствѣ особо избранный попечитель прихода, а въ случаѣ его отсутствiя, мѣстный священникъ, настоятель приходской церкви, который долженъ быть непремѣннымъ членомъ приходскаго попечительства. Въ настоящее время подобныя учрежденiя распространены въ большей части епархiй, повсюду находя себѣ сочувственную и весьма энергическую общественную поддержку. По отпечатанному недавно отчету г. синодальнаго оберъ–прокурора за 1872 г., всѣхъ приходскихъ попечительствъ по разнымъ епархiямъ состояло около 8,000. Бòльшую сумму доброхотныхъ пожертвованiй на разныя приходскiя нужды имѣли въ своемъ распоряженiи попечительства самарской епархiи (до 290,625 р.), и вятской (до 110,702 р.).

Имѣя въ основанiи своего института возвышенiе религiозно–нравственной жнзни приходской общины, совокупною дѣятельностiю духовенства и прихожанъ, и удовлетворенiе различныхъ потребностей прихода, церковно–приходскiя попечительства чрезвычайно разнообразятъ свою дѣятельпость, и это разнообразiе лишаетъ ихъ того серьознаго значенiя, какое они могли бы прiобрѣсти, сложившись въ одинъ правильно и прочно организованный дѣйствительный институтъ. На одномъ только объединяется интересъ приходскихъ попечительствъ, именно — на благоустройствѣ и украшенiи приходскихъ храмовъ. Приношенiя на этотъ предметъ, по замѣчанiю отчета синодальнаго оберъ–прокурора, достигали широкихъ размѣровъ. Попечительствами собрано на этотъ предметъ въ 1872 г.: самарской епархiи — 148,076 руб., вятской — 106,164 р., казанской — 50,665 руб., таврической — 38,788 р. Но не широко — говоритъ тотъ же отчетъ оберъ–прокурора — развилась дѣятельность попечительствъ по отношенiю къ улучшенiю матерiальнаго быта духовенства, такъ что попечительства самарской епархiи, собравшiя на этоть предметъ 65,639 руб., и смоленской — собравшiя 14,809 р., представляютъ собою выдающееся исключенiе.

Но какъ ни случайна, какъ ни разнообразна, какъ ни разъединенна была доселѣ дѣятельность приходскихъ попечителствъ, мы не сомнѣваемся, что приходская реформа утвердитъ въ народномъ сознанiи понятiе о приходѣ, какъ объ особой самостоятельной общинѣ и вызоветъ сочувствие къ общимъ приходскимъ интересамъ. Для поддержки, развитiя и объединенiя этихъ интересовъ, необходимо при каждой приходской общинѣ имѣть свое особое попечительство, которое бы направляло свои заботы прежде всего на первые и главные интересы и нужды прихода, а по мѣрѣ удовлетворенiя этихъ насущныхъ потребностей, распротраняло свою дѣятельность и на другiе предметы церковной попечительности. Отдѣльныя приходскiя попечительства могли бы объединять свои силы и интересы, или въ какомъ–либо постоянномъ центральномъ учрежденiи приходскихъ попечительствъ цѣлой епархiи, или же посредствомъ перiодическихъ окружныхъ съѣздовъ, на которыхъ сообщались бы результаты дѣятельности отдѣльныхъ попечительствъ, намѣчались бы предметы дальнѣйшей ихъ дѣятельности, указывались и опредѣлялись и средства для этой дѣятельности, — словомъ: гдѣ отдѣльныя приходскiя попечительства могли бы находить себѣ и нравственную и даже матерiальную поддержку.

О бѣдномъ, совершенно необезпеченномъ положенiи нашихъ церквей (особенно сельскихъ и особенно въ такихъ епархiяхъ, какъ, напр., въ бѣлорусскомъ краѣ) нечего и говорить. Матерiальный бытъ нашего духовенства однимъ ограниченiемъ числа приходовъ вовсе не улучшится, по крайней мѣрѣ въ первое время реформы; потому что штатное духовенство тѣ крохи, которыя оно собираетъ теперь съ прихода, должно будетъ дѣлить еще съ духовенствомъ сверхштатнымъ. Приходскiя попечительства могли бы взять на себя заботу объ изысканiи средствъ для дѣйствительно–достаточнаго, приличнаго содержанiя своего причта, и опредѣлить по крайней мѣрѣ minimum этого содержанiя точною цифрою; могли бы принять на себя и завѣдыванiе приходскими сборами, придавъ имъ большую опредѣленность и не допуская духовенство до унизительнаго выпрашиванiя грошей. Пусть вновь поступающiе на должности приходскихъ священниковъ и псаломщиковъ молодые люди напередъ знаютъ, какая жизнь ждетъ ихъ въ приходѣ, и насколько ихъ духовная дѣятельность въ приходѣ будетъ свободна отъ мелочныхъ, но чрезвычайно тяжелыхъ заботъ объ изысканiи средствъ къ жизни, — заботъ, которыя парализуютъ часто всякiя попытки нравственнаго влiянiя нашего духовенства на своихъ прихожанъ. Тогда наши приходскiя общины вправѣ будутъ не довольствоваться такимъ духовенствомъ, которое принимаетъ на себя священныя обязанности высокаго пастырскаго служенiя изъ–за того только чтобы хоть какъ нибудь добыть хоть черствый кусокъ хлѣба, заранѣе примиряясь со всяческимъ нравственнымъ униженiемъ, — такими руководителями религiозно–нравственной жизни народа, которые поступаютъ вь духовное званiе потому только, что больше некуда дѣваться, людьми, не приспособившими себя ни къ какой опредѣленной общественной дѣятельности, которые, по своему невѣжеству и неразвитiю, смотрятъ на дѣятельность приходскаго духовенства, какъ на самую простую и легкую, не требующую ни особеннаго умственнаго напряженiя, ни особенно здоровыхъ и крѣпкихъ нравственныхъ силь, чѣмъ, конечно, сами глубоко унижаютъ свое общественное положенiе. Лучшiе воспитанники духовно–учебныхъ заведенiй, которые теперь часто съ упорствомъ продолжаютъ отказываться отъ должностей приходскаго (особенно сельскаго) духовенства, предоставляя эти должности менѣе способнымъ своимъ товарищамъ, тогда, можно надѣяться, не будутъ съ такимъ предубѣжденiемъ смотрѣть на матерiальный бытъ и нравственное положенiе приходскаго духовенства.

Мы, впрочемъ, своимъ указанiемъ на попеченiе о духовенствѣ, какъ на дѣло, которое должно быть главнѣйшимъ дѣломъ церковно–приходскихъ попечительствъ, вовсе не имѣли въ виду отклонять дѣятельность попечительствъ отъ другихъ предметовъ попечительскихъ заботъ: отъ заботъ объ устройствѣ и содержанiи церковныхъ школъ, прiютовъ, богадѣленъ, больницъ, вообще о положенiи бѣдныхъ прихожанъ и т. п. Все это прекрасно, и святое дѣло благотворительности всегда останется лучшимъ выраженiемъ религiозно–нравственной жизни прихода. Но не нужно при этомъ забывать, что подобные предметы благотворительности имѣютъ для себя также и другiя правительственныя или общественныя учрежденiя, между тѣмъ какъ матерiальный бытъ духовенства находится въ единственной и прямой зависимости отъ прихода. Не нужно, съ другой стороны, опускать изъ вида и того обстоятельства, что успѣхи подобнаго рода благотворительныхъ церковно–приходскихъ заведенiй, въ свою очередь, весьма тѣсно связаны и во многомъ зависятъ отъ положенiя приходскаго духовенства.

И такъ — что же должно быть прежде? Что должно представлять собою первый и главный предметъ заботъ приходскихъ попечительствъ?

Церковно–приходскiя попечительства, по нашему убѣжденiю, независимо оть своей благотворительной дѣятельности, могутъ и должны принять на себя болѣе высокую миссiю, именно — посредничество въ нравственномъ сближенiи приходскаго духовенства съ обществомъ. И прежде всего они могли бы уничтожить, или по крайней мѣрѣ значительно ослабить то взаимное недовѣрiе и антагонизмъ между духовенствомъ и обществомъ, который такъ замѣтенъ въ сельскихъ приходахъ, т. е. именно тамъ, гдѣ преимущественно и требуется нравственное влiянiе духовенства.

Интересы и потребности общественной жизни измѣнились и расширились; жизнь вздорожала, потребовала увеличенiя государственныхъ и общественныхъ налоговъ, которые по прежнему ложатся бременемъ преимущественно на наше сельское населенiе. Между тѣмъ духовенство нашего времени, какъ болѣе образованное сравнительно съ минувшимъ временемъ и поставленное въ другiя условiя жизни, съ другими, болѣе широкими и въ тоже время насущными потребностями, — совершенно законно потребовало и большаго матерiальнаго обезпеченiя. Средства обезпеченiя указываются ему въ увеличенiи доходовъ отъ доброхотныхь подаянiй прихожанъ; причемъ поставляется въ обязанность духовенству нравственное влiянiе среди того общества, отъ котораго само оно зависитъ и съ которымъ находится иногда въ отношенiяхъ антагонизма. Народъ не понимаеть этихъ новыхъ условiй и требованiй жизни, но онъ понимаеть, конечно, что отъ него требуютъ большихъ расходовъ на содержанiе духовенства. «Жили–же вѣдь прежде, да никогда не бѣдствовали, какъ мы”, рѣшаетъ народъ по своему вопросъ о содержанiи духовенства: «чего еще имъ надо?” — и въ народномь сознанiи хлопоты духовенства объ улучшенiи своего быта мало чѣмъ отличаются отъ хлопотъ администрацiи при собиранiи недоимокъ. Понимаеть народъ, конечно, и то фальшивое положенiе, въ которое становится духовенство къ своему приходу, требуя улучшенiя своего матерiальнаго быта посредствомъ увеличенiя доброхотныхъ подаянiй. Воть чѣмь объясняется тоть грустный фактъ, что разъединенность, недовѣрiе и непрiязнь господствуютъ въ отношенiяхъ народа къ духовенству и въ наше время. Вотъ почему обидныя, до цинизма грубыя прозвища (въ родѣ долгогривый и т. п.), горькiе упреки въ жадности (попы–де и съ живаго и съ мертваго дерутъ), нелестные для духовенства предразсудки (встрѣча съ попомъ на дорогѣ — знакъ неудачи затѣяннаго предпрiятiя) — далеко нерѣдкое и никого не удивляющее явленiе и въ наши дни. Духовенство, съ своей стороны, продолжаетъ горько жаловаться на несочувствiе къ себѣ народа, на то, что народь пропиваетъ деньги, вмѣсто того, чтобы жертвовать на церковь и духовенство, что народъ не хочетъ учиться и не даетъ на школы, что волостное начальство, волостные старшины и писаря не уважаютъ приходскаго духовенства и наносятъ ему грубыя оскорбленiя, и подобнаго рода жалобы духовенства подтверждаютъ только безсилiе его нравственнаго влiянiя на своихъ прихожанъ.

Какъ бы то ни было, но приходское духовенство должно въ наше время измѣнить свои нравственно–ненормальныя отношенiя къ приходамъ, должно тѣснѣе сблизиться съ приходскими общинами, и путемъ энергическаго и добросовѣстнаго служенiя приходскимъ интересамъ, поднять и оправдать на самомъ дѣлѣ принадлежащiя ему, но подавленныя права религiозно–нравственнаго влiянiя на прихожанъ. Но однѣми собственными силами духовенство не можетъ сдѣлать этого уже потому только, что само находится въ положенiи матерiальной, а слѣдовательно и нравственной, зависимости отъ своихъ прихожанъ, и должно искать содѣйствiя своей же приходской общины въ лицѣ лучшихъ ея представителей, т. е. людей влiятельныхъ или по своему внѣшнему положенiю въ обществѣ, или по своимъ матерiальнымъ средствамъ и особенному сочувствiю интересамъ приходской жизни; изъ подобныхъ лицъ преимущественно и должны организоваться приходския попечительскiя совѣты.

И такъ, вотъ та важная миссiя, которую могли бы и, какъ мы думаемъ, нравственно обязаны, въ интересахъ реформы приходскаго духовенства, принять на себя приходскiя попечительства. Институтъ церковно–приходскихъ попечительствъ долженъ образовать изъ себя звѣно, скрѣпляющее ослабѣвшую нравственную связь между духовенствомъ и обществомъ. Онъ долженъ поднять уровень общственнаго положенiя духовенства, предоставивъ свободу и просторъ его пастырскому влiянiю и служенiю его на пользу величайшаго въ наше время дѣла — нравственнаго народнаго образованiя, и вызвавъ духовенство къ новой лучшей жизни, къ болѣе энергической общественной дѣятельности, оживить его силы и дать ему средства сколько–нибудь приблизиться къ идеалу своего высокаго призванiя. Тогда реформа приходскаго духовенства явится не простымъ измѣненiемъ нѣкоторыхъ условiй внѣшняго положенiя и матерiальнаго быта духовенства, а дѣйствительно кореннымъ преобразованiемъ исторически–сложившихся неправильныхъ отношенiй между духовенствомъ и обществомъ — преобразованiемъ, которое осуществляется самимъ–же обществомъ. Оставаясь вѣрнымъ своему консервативному принципу, духовенство не могло, конечно, слѣдовать за случайными измѣненiями въ направленiи русской мысли и жизни. Но когда реформа вызвана дѣйствительными потребностями жизни, когда обветшалая форма общественныхъ отношенiй, не отвѣчающихъ и даже противорѣчащихъ измѣнившимся условiямъ жизни, сознана самимъ русскимь обществомъ, когда преобразованiя охватили собою всѣ стороны нашей общественной жизни, тогда и духовенство не остается назади, но съ полнымъ сочувствiемъ относится къ великимъ реформамъ настоящаго царствованiя. И если наше время реформъ вообще должно составить эпоху въ исторiи нашего интеллектуальнаго и общественнаго развитiя, то, въ частности, реформа приходскаго духовенства, совершенная при содѣйствiи самаго общества русскаго, осталась бы навсегда великимъ памятникомъ обновленiя внутренней жизни русской церкви, тѣсно связаннаго при томъ съ этой эпохой.

П–въ.

_______

ИЗЪ ПУТЕВЫХЪ ЗАМѢТОКЪ ПО ЧЕРНОМОРСКОМУ ОКРУГУ.

V.

Порядокъ прiобрѣтенiя участковъ покупкою. — Отводъ купленныхъ участковъ въ натурѣ. — Значенiе лѣснаго вѣдомства для прiобрѣтателей участковъ. — Выборочная эксплуатацiя лѣса. — Истребленiе лѣса на просѣкахъ англо–индiйскаго телеграфа.

Прiобрѣтенiе земель для участковъ въ Черноморскомъ округѣ весьма не сложно. На основанiи пун. 1–го правилъ, опубликованныхъ главнымъ управленiемъ намѣстника кавказскаго, — участки должны быть избираемы, по соглашенiю покупателей съ мѣстнымъ начальствомъ, непремѣнно въ границахъ живыхъ естественныхъ урочищъ. Вслѣдствiе сего, по выборѣ даннаго участка, покупатель подаетъ прошенiе начальнику округа о выдачѣ на этотъ участокъ выкопировочнаго плана и удостовѣренiя о неимѣнiи съ его стороны препятствiй къ продажѣ онаго. Съ полученными отъ начальника округа упомянутыми документами покупатель входитъ съ прошенiемъ въ главное управленiе намѣстника кавказскаго, по управленiю государственными имуществами, при чемъ, на основанiи пун. 7 правилъ, представляетъ залогъ въ размѣрѣ 10–й части стоимости покупаемаго участка, — а на основанiи пун. 5 правилъ, если находитъ для себя необходимымъ, испрашиваетъ разсрочку въ уплатѣ денегъ за участокъ на 10 лѣтъ, съ обязательствомъ ежегодной уплаты по равнымъ частямъ. Какъ самая продажа участка, такъ равно и разсрочка уплаты за него денегъ, окончательно разрѣшается Его Императорскимъ Высочествомъ намѣстникомъ кавказскимъ. Послѣдовавшее разрѣшенiе о продажѣ сообщается начальнику округа, который увѣдомляетъ о томъ покупателя, по мѣсту его жительства, причемъ предлагаетъ ему явиться въ округъ лично или прислать довѣреннаго, для отвода участка въ натурѣ и заключенiя продажнаго договора.

Отводъ купленныхъ участковъ въ натурѣ производится землемѣромъ только временными признаками*), на основанiи военно–топографической съемки Черноморскаго округа; при чемъ, на тѣхъ–же основанiяхъ, составляется землемѣромъ и проектный планъ. Такъ какъ проектный планъ землемѣра, естественно, не можетъ выражать собою точнаго количества земли въ отведенномъ имъ участкѣ, а съ другой стороны — разсчетъ количества десятинъ, — который обозначается какъ на выдаваемомъ выкопировочномъ планѣ, такъ равно и въ договорѣ, — также основанъ лишь на упомянутой военно–топографической съемкѣ; то, въ виду этихъ обстоятельствъ, смыслъ и значенiе 4 и 5 пунктовъ договора съ начальникомъ округа для прiобрѣтателей земли становятся немаловажными. По смыслу пункта 4–го, въ томъ случаѣ, если, по окончанiи хозяйственной съемки земель въ округѣ, въ участкѣ окажется земли болѣе, то покупатели обязаны доплатить за излишекъ по той–же цѣнѣ; при чемъ, если допущена разсрочка въ платежѣ, доплата эта распредѣляется по–ровну на остающееся число платежныхъ лѣтъ. Въ тоже время, то есть по окончанiи хозяйственной съемки земель округа, проектный планъ, составленный изъ военно–топографической съемки, замѣняется новымъ планомъ въ масштабѣ хозяйственной съемки. Подлинный же текстъ пун. 5 договора слѣдующiй: Если же, по окончанiи хозяйственной съемки округа, въ продаваемомъ участкѣ окажется земли менѣе количества обозначеннаго въ семъ договорѣ, то покупатель противу этого претендовать не будетъ, такъ какъ онъ обязанъ будетъ уплатить деньги только за такое количество земли, какое окажется въ дѣйствительности по окончанiи хозяйственной съемки.

Изъ обоихъ упомянутыхъ пунктовъ договора видно, что окончательный разсчетъ количества десятинъ въ прiобрѣтенномъ участкѣ можно сдѣлать только по окончанiи хозяйственной съемки въ округѣ; но когда именно эта съемка будетъ окончена — въ обоихъ пунктахъ договора не указано. Точно также не пояснено, что слѣдуетъ разумѣть подъ названiемъ хозяйственной съемки.

Хозяйственная съемка, какъ извѣстно, производится, въ масштабѣ 50 саж. въ дюймѣ, въ томъ случаѣ, если требуется нанести на планъ точную ситуацiю всей внутренности даннаго участка, съ подробнымъ указанiемъ количества и размѣра въ участкѣ разныхъ земельныхъ угодiй, что въ особенности необходимо при таксацiонныхъ работахъ. Такая съемка земель въ Черноморскомъ округѣ въ настоящее время, когда еще въ большей части участковъ невозможно пройти по множеству колючихъ кустарниковъ и вьющихся растенiй, какъ мнѣ кажется, едва–ли можетъ быть признана своевременною. Нѣтъ сомнѣнiя, что она можетъ быть полезною впослѣдствiи, когда будутъ въ полномъ ходу хозяйства на участкахъ и когда главное кавказское начальство признаетъ необходимымъ: на прiобрѣтенныя земли въ Черноморскомъ округѣ по ихъ качествамъ, а равно и на хозяйственные на нихъ промыслы наложить, соотвѣтственно доходности, пошлины.

При отводѣ участковъ въ натурѣ главное значенiе имѣютъ — окружная межа и формальные признаки, а это вполнѣ совпадаетъ съ правилами генеральнаго или спецiальнаго межеванiя, которое производится въ масштабѣ 100 саженъ въ дюймѣ. Если вѣрно сдѣланъ обходъ межи, то количество десятинъ въ обойденномъ участкѣ вычисляется и легко и точно. Въ настоящее время въ Черноморскомъ округѣ отводъ земли дѣлается по выкопировочнымъ планамъ, въ масштабѣ 1 версты въ дюймъ; въ этомъ же масштабѣ составляется и проектный планъ, который не имѣетъ значенiя, такъ какъ по пункту 4–му договора онъ будетъ замѣненъ новымъ.

Вотъ почему, какъ мнѣ кажется, не ожидая какой–либо общей съемки по всему округу, слѣдовало бы увеличить число межевыхъ спецiалистовъ, съ тою цѣлью, чтобы они занялись формальнымъ обходомъ границъ купленныхъ участковъ, съ постановкою гдѣ слѣдуетъ формальныхъ межевыхъ признаковъ. При этомъ, само собою разумѣется, должны быть составлены и формальные планы, для представленiя ихъ куда слѣдуетъ на утвержденiе. По такимъ планамъ своевременно можетъ быть составленъ правильный разсчетъ количества уплаты за прiобрѣтенный участокъ*), что можетъ быть выгоднымъ какъ для казны, такъ и для покупателя, который, не стѣсняясь ничѣмъ, можетъ свободно взносить всю стоимость за участокъ и, на основанiи пун. 11 договора, просить объ окончательномъ вводѣ во владѣнiе установленнымъ въ законѣ порядкомъ.

Значенiе лѣснаго вѣдомства для прiобрѣтателей участковъ вытекаетъ изъ слѣдующихъ данныхъ. По пункту 10–му правилъ, опубликованныхъ главнымъ управленiемъ намѣстника кавказскаго, правильная эксплуатацiя лѣса ставится въ прямое обязательство покупателей участковъ. Упомянутый пунктъ говоритъ: Покупатели могутъ пользоваться лѣсомъ не иначе какъ съ соблюденiемъ правилъ рацiональнаго лѣснаго хозяйства. Такъ какъ покупатели участковъ, если не положительно всѣ, то наибольшая ихъ часть, вовсе незнакомы съ правилами рацiональнаго лѣснаго хозяйства, — то пунктъ 10–й, естественно, обязываетъ ихъ изучить эти правила; но изученiе упомянутыхъ правилъ, для лицъ не подготовленныхъ къ подобному изученiю, не можетъ быть такъ легко, какъ оно кажется съ перваго взгляда. Притомъ же примѣненiе знанiй рацiональнаго лѣснаго хозяйства въ прiобрѣтенныхъ покупкою участкахъ, по пункту 9–му правилъ, ограничивается относительно небольшими пространствами лѣсныхъ площадей, такъ какъ сплошные строевые лѣса въ прибрежной полосѣ вырѣзаны въ казну. По пункту 9–му, въ продаваемые участки включаются только тѣ лѣсныя угодья, которыя необходимы для хозяйственныхъ нуждъ, или не составляютъ значительныхъ сплошныхъ дачъ строеваго лѣса. Въ виду изложеннаго, живые примѣры правильной эксплуатации лѣса чинами лѣснаго вѣдомства будутъ весьма полезны для прiобрѣтателей участковъ и служить для нихъ руководящею нитью въ дѣлѣ рацiональнаго лѣснаго хозяйства.

Къ сожалѣнiю, выборочное лѣсное хозяйство, съ исключительною цѣлiю разработки дуба на клепку, которое уже полтора года производится между рѣками Мзымта и Хошупсе, не можетъ быть названо правильнымъ. Оно не можетъ представить собою поучительнаго примѣра въ дѣлѣ рацiональнаго лѣснаго хозяйства, которое, какъ извѣстно, требуетъ предварительнаго и подробнаго изученiя лѣсонасажденiй на данной лѣсной площади, опредѣленiя оборота рубки и назначенiя въ натурѣ лѣсосѣкъ, для ежегоднаго ими пользованiя, въ указанномъ порядкѣ. Не думаю, чтобы выборочная эксплуатацiя, въ особенности дуба, какъ необходимаго во многихъ отношенiяхъ матерiала, была и выгодною для казны, при той низкой цѣнѣ, какую уплачиваетъ за дубъ казнѣ эксплуататоръ. Мнѣ сказывали, что попенная плата, или плата за стоящiй на корню дубъ, ограничивается только однимъ рублемъ. Если это справедливо, то продажа дуба по такой низкой цѣнѣ скорѣе принесетъ казнѣ убытокъ, нежели пользу, — тѣмъ болѣе что каждый дубъ, при валкѣ его, напрасно губитъ много деревъ, цѣнность которыхъ не можетъ быть не принята въ разсчетъ, особенно въ лѣсныхъ дачахъ, расположенныхъ на берегу моря. Съ развитiемъ въ краѣ винодѣлiя клепка потребуется въ немаломъ размѣрѣ, но, кромѣ этого, и теперь развивается потребность на дубовую дранку для крышъ, цѣна которой, смотря по качеству дранки, существуетъ отъ 5 до 8 рублей за 100 штукъ*). Сколько же тысячъ дранки можетъ выдти изъ одного хорошаго дуба, если изъ него получается не одна тысяча клепки? За тѣмъ, ничего не можетъ быть затруднительнѣе какъ при выборочномъ хозяйствѣ производить правильный и точный попенный учетъ, особенно въ томъ случаѣ, если рубка дѣлалась на большомъ лѣсномъ пространствѣ.

Укажу еще на одинъ фактъ. При осмотрѣ участка, прiобрѣтеннаго моими довѣрителями, я нашелъ въ немъ нѣсколько круговъ въ видѣ полянъ, на которыхъ существовавшiя строевыя деревья срублены на дрова. Такъ какъ вся лѣсная площадь въ участкѣ не превышаетъ 50 десятинъ и должна удовлетворять хозяйственнымъ нуждамъ трехъ прiобрѣтателей, то, чтобы прекратить рубку, которая дѣлалась солдатами нестроевой команды, находящейся при военномъ госпиталѣ въ Сочи, я обратился къ мѣстному попечителю съ просьбою отнестись по этому предмету къ командиру баталiона. Послѣднiй въ отвѣтѣ своемъ попечителю сообщилъ, что произведенную порубку онъ признаетъ правильною, такъ какъ она разрѣшена лѣснымъ вѣдомствомъ, отъ котораго и имѣется билетъ на вырубку 300 саженъ дровъ. Къ сожалѣнiю, по причинѣ экстреннаго отъѣзда попечителя по дѣламъ службы, онъ не успѣлъ предъявить мнѣ подлиннаго отвѣта командира, а потому я остаюсь въ сомнѣнiи и не могу допустить мысли, чтобы лѣсное вѣдомство выдавало билеты на рубку лѣса въ прiобрѣтенныхъ покупкою участкахъ. Правда, мнѣ высказывалось убѣжденiе, что лѣсное вѣдомство до отвода участковъ въ натурѣ, для пользы казны, имѣетъ полное право эксплоатировать находящiеся въ нихъ лѣса, чтó, будто бы, имъ и дѣлалось на нѣкоторыхъ участкахъ; но такое убѣжденiе едва ли будетъ справедливымъ, если принять во вниманiе пун. 7–й правилъ, опубликов. главн. управл. намѣстника кавказскаго. Главное управленiе, обязывая прiобрѣтателей участковъ, при заявленiяхъ о покупкѣ, взносить залогъ въ размѣрѣ 10–й части стоимости участковъ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, предупреждая, что этотъ залогъ обращается въ казну, въ случаѣ отказа заявителей или невзноса перваго платежа при отводѣ участковъ, — естественно не имѣло въ виду и не предполагало, чтобы въ перiодъ времени между заявленiемъ и отводомъ участковъ въ натурѣ могла произойти какая либо разница въ стоимости ихъ, которая послужила бы законною причиною къ отказу заявителей. Нельзя, поэтому, не остаться при убѣжденiи, что, если не со времени выдачи начальникомъ округа выкопировочнаго плана и свидѣтельства, то съ того дня, когда получится въ округѣ разрѣшенiе Его Императорскаго Высочества намѣстника кавказского о продажѣ даннаго участка, этотъ участокъ долженъ оставаться неприкосновеннымъ.

Весьма неотрадный фактъ представляютъ просѣки англо–индiйскаго телеграфа. Въ 1870 году я проѣзжалъ просѣкою по Гагринскому хребту, гдѣ, на протяженiи около 15–ти верстъ, постоянно встрѣчалъ крупныя строевыя деревья, валяющiяся безъ всякой пользы. Въ 1873 году, во все время моего пребыванiя въ Сочи, между рѣками Сочи и Псаха, на протяженiи около 5 верстъ, разработывалась просѣка упомянутаго телеграфа. Нужно замѣтить, что все пространство между Сочи и Псаха изрѣзано нѣсколькими балками и сплошь покрыто высокорослымъ кустарникомъ и довольно хорошаго качества турлукомъ*), по которому ростетъ строевой лѣсъ. И вотъ здѣсь–то гг. инженеры, не стѣсняясь ничѣмъ, прорубили просѣку, какъ и на Гагринскомъ хребтѣ, шириною не менѣе 20 саженъ. Срубленный ими турлукъ и кустарникъ большею частiю сожжены, а строевыя деревья, многiя толщиною не меньше аршина, брошены на произволъ судьбы. Я не разъ проходилъ этою полосою и не могъ понять цѣли, съ которою сдѣлана такая широкая просѣка. Между тѣмъ эта полоса сдѣлана по нѣсколькимъ небольшимъ участкамъ, поступившимъ въ отводъ на основанiи Устава о город. и сельск. хоз.; владѣльцы участковъ, естественно, порубкою строевыхъ деревъ лишились весьма цѣннаго и необходимаго для нихъ матерiала. Если въ дѣйствительности не предоставлено англо–индiйской компанiи права дѣлать такiя, если можно такъ выразиться, безобразныя просѣки, — то поступокъ инженеровъ есть произволъ, и произволъ весьма грустный, который требуетъ запрещенiя дальнѣйшаго истребленiя лѣса проложенiемъ такихъ просѣкъ.

А. Верещагинъ.

_______

ДАНЪ ГОРШОКЪ — ХОТЬ ОБЪ УГОЛЪ!

Драматическiй очеркъ изъ народнаго быта, въ четырехъ дѣйствiяхъ.

ДѢЙСТВIЕ ТРЕТЬЕ.

Къ мировому!...

Дѣйствующiя лица 2–го дѣйствiя и Матрешка, 7–ми лѣтняя дочь Анны.

Декорацiя перваго дѣйствiя.

ЯВЛЕНIЕ I.

АННА и МАТРЕШКА.

Анна (надѣваетъ на плечи кузовъ). Мотряй, дочинька, никуды не уходи... я вотъ только одинъ порядокъ обойду и ворочусь назадъ... да посматривай на Паньку–ту, кабы ево не обидили робяты...

Матрешка. Ну, ну...

Анна. А дверь–та я запру — неравно Ихимка придетъ — буянить станетъ; а дверь–та запру, — такъ онъ подумаетъ — дома никао нѣтъ, и уйдетъ...

Матрешка. Ну, запри, а то я боюсь ево.

Анна. Ну, сиди, я пойду... (уходитъ; за дверью слышны звуки запора).

ЯВЛЕНIЕ II.

Матрешка (одна). Вотъ опять одну оставила... всѣ на улицѣ играютъ, а я вотъ дома сиди — словно въ остроги... (плачетъ). Вылѣзу въ окошко и буду играть — право–ну... (вылѣзаетъ въ окно; на сценѣ нѣтъ никого).

ЯВЛЕНIЕ III (за сценой).

Ихимъ (стучитъ въ дверь). Ишь, проклятыя, заперли и ушли, чортъ ихъ возьми!.. (стучитъ; отворяется дверь и входятъ Ихимъ, староста и сотскiй).

ЯВЛЕНIЕ IV.

ИХИМЪ, СТАРОСТА и СОТСКIЙ.

Ихимъ. Никао нѣтъ...

Староста. Да кто будетъ, коли заперта?

Ихимъ. Они дѣлаютъ и это: возьмутъ да и запрутъ, быдта нѣтъ никао, а отопрешъ — ихъ полна изба...

Сотскiй. Ну, таперь пока въ кабакъ пойдемтя, — что безъ ихъ дѣлать–та?

Ихимъ. Да что мнѣ въ ихъ? Мнѣ нарядъ бы только взять... Вы посидите тутъ, а я найду въ клети нарядъ и шабашъ!... (уходитъ).

ЯВЛЕНIЕ V.

Тѣже безъ ИХИМА.

Староста. А что, Максимъ Васильичь, я думаю нарядъ–атъ не давать ему брать; пускай прежи четверть вина поставитъ, а?

Сотскiй. И то дѣло... эдакъ лучше будетъ, а то пожалуй и обманетъ...

Староста. А!... нѣтъ... не обманетъ... еще вѣдь онъ въ нашихъ рукахъ... Ты думаешь — въ послѣднiй разъ у нихъ эта кутерьма–та идетъ? — нетъ, братъ! еще разъ пять–десять подерутца...

Сотскiй. Мотряй, нонѣ не будетъ намъ ни отколь вина; такъ ты ево нонѣ же тащи въ кабакъ–атъ...

Староста. Знамо дѣло нонѣ... (за сценой слышенъ стукъ). А... (вздрагиваетъ). Что это онъ тамъ? ужь ни жану ли колотитъ?..

Сотскiй. Чай плакала бы... (идетъ къ двери). Пойти поглядѣть, что онъ тамъ... (уходитъ).

ЯВЛЕНIЕ VI.

Староста (одинъ). Экъ, разбойникъ какой, право! Выпороть бы нады ево, да больно гоже угощаитъ... (Вбѣгаетъ съ плачемъ Матрешка).

ЯВЛЕНIЕ VII.

СТАРОСТА и МАТРЕШКА.

Матрешка (вбѣгая). Дядя Антонъ, заступись, родимый: меня Ихимка избилъ!... (плачетъ).

Староста. Зà что?

Матрешка. Я–было не дала ему Варюшкинъ нарядъ, а онъ меня и давай колотить...

Староста. Ахъ, ты негодная дѣвчонка! рай ты можешь не давать ему женинъ нарядъ?...

Матрешка. Я... я... Дядя Антонъ, мнѣ мама караулить велѣла; она меня побранитъ... (быстро выбѣгаетъ; за сценой слышенъ голосъ ея: «Мама, мама!»).

ЯВЛЕНIЕ VIII.

СТАРОСТА, ИХИМЪ, СОТСКIЙ.

Ихимъ (входя съ сотскимъ и неся разную одежду). Вотъ таперь, дядя Антонъ, будетъ съ насъ погулять. (Кладетъ одежду на полъ и связываетъ въ большую бѣлую простыню).

Сотскiй. Да ты богачъ, Ихимъ, — право...

Староста. Пожалуй до дому–та не дотащишь...

Сотскiй. Зачѣмъ до дому — въ кабакъ понесемъ...

Ихимъ. Нѣтъ, Максимъ Василичь, не все вдругъ; нады и на другой разъ оставить...

Староста. Что дѣло, то дѣло... (вбѣгаетъ Анна съ кузовомъ и Матрешка).

ЯВЛЕНIЕ IX.

Тѣже, АННА и МАТРЕШКА.

Анна (вбѣгаетъ и ставитъ къ стѣнѣ кузовъ). Что это вы дѣлаете? разбойники вы эдакiе!... (отнимаетъ у Ихима одежду). Отдай! отдай!..

Ихимъ (вырывая у ней узелъ). Уйди поколь цѣла!.. Отойди! всю харю расшибу!..

Анна (продолжая отнимать). Ни за что не отдамъ, хоть убей, а не отдамъ, — это нарядъ маей дочери, это я нашила... Стараста! сотскiй! что–же вы? чао глядите? рай это законное дѣло?.. а?..

Ихимъ (вырывая узелъ). Врешь!.. не отдамъ!..

Староста. По нашему, вот что: «свои собаки грызутца — чужая не приставай”!

Анна (сильно дернувъ узелъ, вырываетъ его у Ихима). Такъ зачѣмъ же вы пришли сюды? за чѣмъ же пристали къ намъ? а? Какiе вы начальники? ужъ ежели вы не хотити приставать къ намъ, такъ — вонъ изъ моей избы! вонъ! чтобъ я не видала васъ! хоть разъ въ жизни будетъ на моей улицѣ праздникъ: вонъ, пьяницы каторжные!.. (истерически сквозь слезы смѣется). Господи! Судья праведный! порази Ты этихъ судей кабацкихъ!..

Ихимъ. Ну, за это тiя и въ острогъ можно упрятать!..

Староста (со злобой). Ахъ, ты обрыва эдакая! ты смѣешь начальника ругать? Ихимъ! Бери нарядъ, тащи домой! (Ихимъ вырываетъ у Анны узелъ).

Анна (кладетъ узелъ на полъ и ложится на него). Нѣтъ! скорѣ вы убьете меня, а одёжу не возьмете... — Караулъ! Караулъ! Матреша, бѣги за свидѣтелями скорѣя!..

Староста. Озорница эдакая... страмница скверная... Ихимъ, брось ее: мы ей дакажемъ дружбу–ту...

Анна. А! струсили видно!... нѣтъ, ужъ я много терпѣла — будетъ ужь...

Сотскiй. Ну, мы объ одёжи послѣ побаимъ... а гдѣ у тiя Варюшка? — выдавай её мужу!..

Анна. Ну, таперь съ меня ея не требуйтя; ея нѣтъ у меня, я не знаю куды она ушла!..

Ихимъ и Сотскiй (вмѣстѣ). Врешь, врешь!..

Староста. Подавай, баю, дочь сюды! Въ ней одинъ мужъ властенъ, а болѣ никто не смѣетъ ей распоряжатца!..

Анна. Послѣ все узнатца: може она въ Сибирь пойдетъ, а може и Ихимъ, — только таперь вы кричите, не кричите, а Варюшки не увидитя: ея нѣтъ таперь во всемъ Майдани.

Староста. Мы се–часъ обыскъ сдѣламъ...

Сотскiй. Да! обыскъ, обыскъ... идите по двору искать.

Ихимъ и Староста (вмѣстѣ). Идите, идите... (Всѣ трое уходятъ).

ЯВЛЕНIЕ Х.

АННА и МАТРЕШКА.

Анна (къ Матрешкѣ). Давно они пришли?..

Матрешка (плачетъ). Давно... Я баила старостѣ: это, молъ, Варюшкинъ нарядъ–атъ, а онъ меня изругалъ только, я и побѣгла къ тiѣ.

Анна. Поди–ка вскричи тетку Кулину...

Матрешка (выпрыгиваетъ въ окно и за сценой). Тетка Кулина!..

ЯВЛЕНIЕ ХI.

Анна (одна). Ищутъ тiя, мою голубушку сизую!.. гдѣ ты таперь летаишь, гдѣ свои крылья расправляишь? Господи! Заступница Пресвятая! Заступись за её беззащитную, помоги ей найти правды...

Матрешка (за сценой подъ окномъ). Мамка! тетка–та хвораетъ! Она спрашиватъ что тiѣ нужна её?..

Анна (развязываетъ узелъ и половину его отдаетъ въ окно Матрешкѣ). На! скорѣ неси къ теткѣ, вели ей спрятать, а сама опять скорѣ бѣги сюды...

Матрешка. Ну, ну!..

Анна. Еще Кулина захворала! Господи! всё на насъ грѣшныхъ рушитца, — ужъ никакъ Ты на насъ больно много напалъ!.. (со слезами) Что мнѣ дѣлать?..

Матрешка (за сценой). Давай, мама!..

Анна (подаетъ ей остальную одежду). На! (Вбѣгаетъ Варюшка).

ЯВЛЕНIЕ ХII.

АННА и ВАРЮШКА.

Варюшка (съ плачемъ). Мамынька!.. (бросается къ ней не шею).

Анна (обнимая её и горько заплакавъ). Доченька моя!.. что съ тобой сталося?.. что тiѣ судья сказалъ?

Варюшка (выпустивъ её изъ объятiй). Что судья сказалъ... знамо, баринъ — баринъ и есть... Отъ–того ихъ и зовутъ–ту блаародными... Ужь такъ онъ меня ласково принялъ, что я инда не опомнилась... Только мы съ тобой, мама, плохо сдѣлали...

Анна. А что?

Варюшка. Что... мировой–та баитъ, что онъ насъ не можетъ судить: нады, баитъ, чтобы свидѣтели были, да прошенье, баитъ, нады написать; ну, а кто у насъ будетъ свидѣтелемъ–ти, кто намъ прошенье–та напишетъ?..

Анна. Какъ же таперь быть–та?..

Варюшка. Мировой баить, что нады въ волостное идти. Ежели, баить, старшина не разсудитъ, то къ посреднику идите... (съ шумомъ и бранью идутъ староста, сотскiй и Ихимъ). Ахъ! Кто это? Ихимъ?..

Анна. Да, доченька, онъ тутъ такое буянство сдѣлалъ, что просто бѣда... (входятъ).

ЯВЛЕНIЕ ХIII.

ТѢЖЕ, СТАРОСТА, СОТСКIЙ и ИХИМЪ.

Староста. А!.. И Варюшка нашлась...

Сотскiй. Какъ же ты, Анна, сказала, что Варюшки въ Майдани нѣтъ?..

Анна. Не было, да пришла–вотъ таперь...

Варюшка. Таперь я въ васъ, начальники, не нуждаюсь... я была у мировова...

Анна (толкая её). Что ты?..

Ихимъ (подходя къ Варварѣ). А кто тiѣ приказывалъ идти къ мировому?.. рай на мужа жалаваютца?.. а?.. что ты не баишь?.. я тiя изорву, какъ собаку!.. (хочетъ её бить).

Анна (становясь между ними). Стой!.. я таперь не дамъ её бить!.. Нѣтъ! таперь я безъ тово не разстанусь, чтобы васъ не развели!..

Староста. Развели?.. Это ты что еще выдумала? Да рай это можно?.. Господи! Какiя времена пришли: жоны отъ мужей стали бѣжать. Да рай это возможная вещь? Какъ это? Попы обвѣнчали, а люди развести могутъ? Да вы, никакъ, бѣлены объѣлись обѣ, право...

Сотскiй. Вотъ тiѣ разъ!.. это пожалуй всѣ бабы отъ насъ убѣгутъ!..

Варюшка. Небось, кому жить съ мужемъ гоже, та не побежитъ отъ ево. Я–ли не любила мужа, я–ли не ласкала ево, я–ли за имъ не ухаживала?.. Меня отдали силой за ево, я ево прежи не любила: противень онъ мнѣ былъ, какъ собака, а коли ужь я вышла за ево, ʁ стала стараться полюбить ево. И полюбила: Сама Богородица дала мнѣ любовь къ ему; я завсегда думала, что насъ Богъ благословилъ съ имъ на житье вмѣстѣ. Стала я въ домѣ работать, свекрови угождать. Ину пору да тово заработывалась, что падала, какъ мертвая. Кажинную суботу я насилу доползала до дому изъ бани, потому что чуть не до полночи парила, да гладила, да мыла свекровь свою, — этово ей всё было мало. Она всячески старалась извести меня: по цѣлымъ днямъ ѣсть не давала, работой мучила такъ что я ужь таперь думаю — не воскресла ли я? не умирала–ли я разъ десять? А тiя, Ихимъ, рази я не ласкала, рази я не лелѣяла? вспомни–ка все... (плачетъ). А чѣмъ ты мнѣ за это заплатилъ? колотками, да веревками? Куды ты дѣлъ мово ребенка?.. а?.. у меня есть свидѣтели что я ево родила, а попъ скажетъ хоть таперь что онъ николи ни крестилъ, ни хоронилъ мово робенка... (сильно зарыдавъ). Господи!.. Ты видишь все!.. накажи–же тово, кто бросилъ мово робенка на съѣденье собакамъ!.. (плачетъ).

Анна (въ слезахъ). И вы еще хотитя, чтобы она жила съ нимъ?.. Нѣтъ! Таперь мы знаемъ дорогу къ мировому!..

Сотскiй (смущенно). Это, знамо дѣло, не гоже. Какъ можно робенка собакамъ...

Ихимъ. Ну, прости меня, Варюшка; я николи не буду тебя бить... будемъ жить согласно, мирно: я таперь не буду слухатца матери: это я всё дѣлалъ отъ ея наговоровъ, она всё грозила что проклянетъ меня...

Варюшка (громко заплакавъ... и бросаясь къ нему на шею). Ихимушка! голубчикъ мой! прости меня... (быстро вбѣгаетъ Марья и разнимаетъ ихъ).

ЯВЛЕНIЕ ХIV.

ТѢЖЕ и МАРЬЯ.

Марья. Стой, подлецъ!.. я и таперь прокляну тiя!.. Ты забылъ что у тiя мать на свѣтѣ есть?.. Ты захотѣлъ промѣнять её на «Раманиху”?..

Ихимъ (раздраженно). Э–эхъ!.. Опять «Раманиха”!.. опять я слышу это поганое прозвище!.. Варюшка! иди, суди меня! Веди меня къ мировому!..

Варюшка. Таперь еще не за чѣмъ идти къ мировому — мировой супрёжи велѣлъ къ волостному старшинѣ идти...

Староста и Сотскiй (вмѣстѣ). Къ старшинѣ?! — О, такъ это дѣло другое... (къ Ихиму). Пойдемъ, Ихимъ; дѣло–то поправится... идите–же, Анна, Варюха...

Сотскiй. Таперь–же въ волостную...

Марья. Знамо, таперь–же!.. Хорошень ихъ, страмницъ непутныхъ!..

Ихимъ. Идемте, куда хотите! Господи! скоро–ль я развяжусь съ этой подлой «Раманихой”?!.

Анна. Идите, жаловайтесь... Мы придемъ, какъ позовутъ...

Варюшка (плачетъ). Мнѣ всё равно, хоть се–часъ...

Староста (беретъ Анну подъ руки). Иди, иди! что тутъ растолковывать–та... (уводитъ её, Варюшка идетъ за ними).

Сотскiй. Вотъ мы вамъ дадимъ къ мировому!.. (всѣ уходятъ, кромѣ Матрешки).

ЗанавѢсъ.

ДѢЙСТВIЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

Данъ горшокъ — хоть объ уголъ, или волостной судъ.

ДѢЙСТВУЮЩIЯ ЛИЦА:

Анна.

Варвара.

Марья.

Ихимъ.

Корнилiй Иванычъ, волостной старшина.

Михайло Данилычъ, волостной писарь.

Староста.

Сотскiй.

Ѳедька ü

Семка ý десятскiе

Андрей, возвратившiйся изъ Ниж. Новгорода, одѣтый въ сюртукъ, брюки и жилетъ; говоритъ въ перемѣсь — и по городски, и по крестьянски.

Свидѣтели; за сценой толпа крестьянъ.

Комната волостнаго правленiя, бревенчатая съ русскою печью; въ переднемъ углу некрашенный длинный письменный столъ; на немъ бумаги, чернилица, песочница, печать и книги; по сторонамъ нѣсколько стульевъ.

ЯВЛЕНIЕ I.

ПИСАРЬ и ѲЕДЬКА.

Ѳедька (писарю, который сидитъ за столомъ и перебираетъ бумаги). Неужто, Михайло Данилычъ, это въ недѣлю наприсылали эстолько бумагъ–ти? (закуриваетъ трубку).

Писарь. Да. Вотъ поди и разбирай ихъ теперь... Ночи хоть не спи; чортъ знаетъ что это такое!.. Завелись тутъ разныя училища, вспомоществованiя различныя — чортъ бы ихъ побралъ проклятыхъ!..

Ѳедька (подходитъ весьма равнодушно къ столу, беретъ бумагу и смотритъ на нее, повертывая съ боку на бокъ). Ишь–ты!.. поди–коси... Это, Михайло Данилычъ, зачѣмъ прислали бумажку–ту?.. (Михаилъ Данилычъ пишетъ, не обращая на него вниманiя). Кажись отъ посредственника прислали... аль отъ исправника...

Писарь. Что–ты мелешь тутъ?..

Ѳедька. Зачѣмъ молоть?.. я баю — отъ посредственника принесли... (смотритъ на бумагу). Эка, подумаешь, ученость–ти что значитъ... вотъ прочиталъ–бы таперь и узналъ–бы, чао хочетъ посредственникъ? Всѣ бумаги–бы прочиталъ, — ну, ужь тогда я задалъ бы Карнилаю–ту Иванычу; онъ у меня острогу не миновалъ–бы... А то вотъ — поди, уличи ево! Ни одново грамотнова во всемъ селѣ нѣтъ. Чуть что скажитъ хрестьянинъ — тотчасъ къ посредственнику; тотъ прiѣдитъ, начнетъ ругаться — съ старшиной все за одно; — ругатца, ругатца, да и велитъ выпороть.

Писарь. Да что ты тутъ всё ворчишь? Мѣшаешь все мнѣ... (пишетъ).

Ѳедька. Вотъ и этова подлеца–та ужь такъ–бы я взъерошилъ, что онъ у меня и своихъ–та не узналъ–бы. Воры оба, разбойники!.. ну, а поди какой мужикъ сунься — въ Сибирь ни за что, ни про что упрячутъ, право упрячутъ...

ЯВЛЕНIЕ II.

ТѢЖЕ и СТАРОСТА.

Староста (входя). Карнилая Иваныча, видно, нѣтъ?..

Писарь (встаетъ и идетъ къ нему). А, староста! что новенькаго?.. здравствуй!.. (подаетъ ему руку).

Староста. Здравствовайте... новенькова–та?.. да вотъ... (кладетъ шляпу на скамью) привели Анну «Раманиху” съ дочерью... бунтуютъ больно: безъ вашева спросу къ мировому ходютъ жаловаться...

Писарь. Къ мировому? на кого?

Ѳедька (про себя). Вотъ такъ молодецъ–баба!..

Староста. На ково? на мужа... на Ихимку... да дѣло–та не въ томъ что на Ихимку, — Ихимка чортъ съ нимъ!.. А то вѣдь онѣ жаловаются на васъ, что вы ихъ не разсудили...

Писарь. Ну, что–же мировой сказалъ!..

Староста. Ничао... дѣло гоже идетъ... послалъ въ волостную...

Писарь. Къ намъ?.. славно...

Староста. Гòже, гòже — нéчево сказать — таперь ихъ нады взбутетенить хорошенько, что–бы впередъ къ мировымъ–та не шатались...

Писарь. Веди ихъ сюда, да за Корнилiемъ Ивановичемъ сходи — онъ дома, вѣроятно, или у Дмитрiя въ кабакѣ...

Ѳедька. Вѣрно въ кабакѣ... чао тутъ дома? будетъ онъ дома сидѣть... я схожу за имъ... (уходитъ).

Староста (отворивъ дверь). Максимъ Василичъ, види судильщицъ–та сюды!.. (входитъ сотскiй, за нимъ Анна, Варвара и Марья).

ЯВЛЕНIЕ III.

ПИСАРЬ, СТАРОСТА, СОТСКIЙ, АННА, ВАРЮШКА и МАРЬЯ.

Сотскiй. Здравствовайте, Михайло Данилычъ. (къ Аннѣ и Варварѣ). Стойте тутъ, страмницы!..

Писарь. Здравствуй, Максимъ Василичъ, — звѣрей поймалъ? (указываетъ на Анну и Варвару).

Сотскiй. Да, судильщицъ привелъ.

Писарь. Вотъ мы разсудимъ... Староста, что–же — ты за Корнилiемъ–то Ивановичемъ не посылаешь?..

Староста. Ѳедька за имъ побѣгъ... (входитъ, качаясь, старшина и Ѳедька).

ЯВЛЕНIЕ IV.

ТѢЖЕ, СТАРШИНА и ѲЕДЬКА.

Старшина (въ новомъ кафтанѣ, въ сборныхъ сапогахъ; отъ кушака висятъ по обѣимъ сторонамъ красные концы; брюнетъ, съ сверкающими глазами и густой черной бородой). Чао за мной пасылать?.. раи я самъ не знаю своё дѣло?.. (писарю). Что, съ Кутенковыхъ штрафъ взыскалъ?..

Писарь. Взыскалъ, Карнилiй Ивановичъ; вотъ еще староста (указываетъ на Анну и Варюшку). Онѣ къ мировому ходили...

Старшина. Къ мировому!?!?.

Староста. Да, Карнилай Иванычъ, безъ вашева спросу...

Старшина. Безъ мово?!!. Вамъ кто приказалъ?!..

Анна. Мы вашей милости...

Старшина. Молчи!!!. запорю подлую!.. (идетъ и садится за столъ). Вы на као жаловались мировому...

Анна. На Ихима...

Старшина. А почаму ты ко мнѣ не обратилась? а?!

Анна. Да, вѣдь, я вашей милости баила три...

Старшина. Молчи!!.. подлая эдакая... что вамъ сдѣлалъ Ихимъ?... Я вотъ прежи самъ разсужу, а то–такъ и волостные судьи разсудютъ... Поди сюды, Варюха... (Варвара подходитъ къ столу). Разсказывай: тiя Ихимъ бьётъ?...

Варюшка. Бьетъ...

Старшина. За что? а? ай таво... ха, ха, ха... (всѣ стѣсненно смѣются). Ишь ты, скверная!... еще на мужа жаловаться вздумала... за что–же онъ тiя бьетъ? видно нады такъ? а?...

Варюшка. Богъ ево знаетъ — за что онъ бьетъ. Онъ самъ–атъ бы ничаво, да, вотъ мать ево все научаетъ, проклятьемъ грозитъ...

Марья. Вишь какая озорница... и на судѣ–та все вретъ... (подходитъ къ столу). Вотъ что, Карнилай Иванычъ...

Старшина. Не суйся, гдѣ тiя не спрашиваютъ!... (Варюшкѣ). За что–же она ему проклятьемъ–та грозитъ?...

Варюшка. Коли Ихимъ былъ ласковый, такъ онъ баилъ мнѣ что ему жаль меня, да нельзя, баитъ, не бить–та: мать проклянетъ...

Старшина. А онъ боитца проклятья–та?...

Варюшка. Кто ево знаетъ? — видно боитца: раи кому хочетца жить съ русалками да съ лѣшими?...

Марья. Вретъ страмница, вретъ — не вѣрьте ей!...

Старшина. Молчи!... безъ тiя доберемся, кто правъ, кто виноватъ. Ай не знаешь что я вашъ царь?... Ай не знаешь что я вашъ отецъ и судья?...

Марья. Знаемъ, Карнилай Иванычъ, на тiя и надѣемся...

Старшина. То–то надѣемся... (Входитъ Ихимъ; одинъ изъ кармановъ его кафтана оттопырился отъ лежащаго въ немъ штофа).

ЯВЛЕНIЕ V.

ТѢЖЕ и ИХИМЪ.

Старшина. А!.. Добро пожаловать, разбойникъ!... Поди–ка сюды... (Ихимъ подходитъ и шепчетъ старшинѣ на ухо. Старшина тихо, кивая головой). Ладно... ладно... (Ихимъ продолжаетъ шептаться). Ладно... исправимъ (вслухъ). Ты бы могъ мнѣ и вслухъ сказать... ишь онъ тутъ балясы–та точитъ!... (Ихимъ тихо толкаетъ его, старшина мигаетъ ему). Пошолъ къ двери, сволочь эдакая... я вотъ разсужу васъ: узнаемъ, кто правъ, кто виноватъ... (Ихимъ отходитъ къ двери). Ну, Варюха, бай при мужѣ, чѣмъ онъ тiя обиждаетъ?...

Варюшка. Мужъ, Карнилай Иванычъ, всё самъ знаетъ...

Старшина. Ихимъ! (Ихимъ выступаетъ впередъ). За что ты бьешь жану?...

Ихимъ. Не слухатца, Карнилай Иванычъ...

Старшина. Не слухатца? ты что же, Варюха, не слухасся? а? Раи можно мужа не слухаться?

Варюшка. Въ чемъ же я ево не слухаюсь?.. Я и такъ ужь всѣ руки вывихала; спина моя до того онѣмѣла что и ничаво ужь не чувствоватъ... Я отъ роду не видала такой работы, какую работала замужемъ... Я не знай, есть ли на свѣтѣ такiе люди, чтобы супротивъ меня сработали...

Старшина. Ихимъ! слышишь?

Ихимъ. Слышу...

Марья. Вретъ все, Карнилай Иванычъ, вретъ — не слухайте её, она озарница страшная...

Старшина. А чѣмъ тiя бьетъ, Варюха, мужъ–атъ?

Варюшка. Чѣмъ попала: полѣно — такъ полѣномъ, оглобля — такъ оглоблей...

Старшина. Ха–ха–ха!.. Молодецъ! ха–ха–ха... (всѣ смѣются). А что, у тiя есть свидѣтели, что тiя мужъ бьетъ?

Варюшка. Есть. Тетка Акулина, сватъ...

Старшина. Сватьевъ не принимаемъ въ расчетъ...

Варюшка. Назаръ Евдокимовъ, Иванъ Прохоровъ, Тимофей Никитинъ, Марья Фролова... да много свидѣтелей. Всѣ скажутъ, что онъ колотитъ меня, какъ скотину какую...

Марья. Вретъ! Вотъ опять вретъ... онъ усейка убилъ двухъ лошадей изъ её, а она баитъ что бьетъ её, какъ скотину; небось, она вотъ жива осталась, а лошадей–та падъ оврагъ стащили...

Старшина. Слышь, Варюха?...

Варюшка. Я не знай за что онъ убилъ лошадей. Это вѣрно что я жива осталась, а вотъ этова она не баитъ, что онъ меня билъ до того, что я инда робенка выкинула. Носить ево не долго оставалось: я слышала даже, какъ онъ закричалъ, коли я выкинула ево, а и таперь не знаю, гдѣ онъ. Спрашивала у попа, — попъ баитъ, что мово робенка онъ и въ глазъ не видалъ; куды же они дѣли ево, а всѣ свидѣтели скажутъ, что я ево выкинула... (плачетъ). Съѣли мово дитятку собаки подъ мостомъ: мнѣ сказывали, что робятишки видѣли какъ ево собаки терзали!... (плачетъ, Анна тоже плачетъ).

Старшина. А!... да тутъ до убивства дѣло–та доходитъ...

Староста. Вретъ поди, Карнилай Иванычъ...

Сотскiй. Знамо, вретъ...

Варюшка. Вретъ!... Аль вы не чувствовате, какъ материнское–то сердце бьется во мнѣ?.. сколько я ждала ево; дни и ночи считала, коли онъ родится; думала, что и не дождусь родовъ–то, — анъ добрые люди помогли скорѣ родить и не дали мнѣ взглянуть на ево... (плачетъ).

Старшина. И свидѣтели скажутъ это?...

Варюшка. Ежели Бога побоятся, такъ скажутъ...

Старшина. Ѳедька!... поди, бѣги за свидѣтелями, а судильщицъ–та засади въ холодную поколь...

Ѳедька. Назара Евдокимова позвать, да Ивана Прохорова, да Тимофея Никитина?..

Старшина. Тамъ Варюху спроси: ково она ставитъ въ свидѣтели, за тѣмъ и бѣги; да пошли другихъ десяцкихъ, а то ты одинъ–атъ долго проходишь...

Ѳедька. Хорошо... Я наряжу челэкъ десять... (уводитъ Анну и Варюшку).

ЯВЛЕНIЕ VI.

ТѢЖЕ безъ АННЫ, ВАРВАРЫ и ѲЕДЬКИ.

Старшина. Марья! Иди–ка домой, — тiя тутъ не больно нужно...

Марья. Вы ужь, Карнилай Иванычъ, не забудьте мово–та Ихимушку, я тiя не забуду, а то пропадетъ мой сыночекъ... (отходитъ къ двери).

Старшина. Староста! Ты хошь быть старостой?

Староста. Ничао бы, Карнилай Иванычъ, послужилъ бы...

Старшина. Соцкiй! А ты хошь быть соцкимъ?

Сотскiй. Плохо ли соцкимъ быть!... желаю.

Старшина. Такъ если хотите быть начальниками, слухайтесь во всемъ меня!...

Сотскiй. Какъ можно не слухатца... рады вамъ услужить... а вы насъ не забудьте... (кланяется).

Старшина. Садитесь за столъ. Ихимъ! Давай–ка поди водку–ту, да закуски принесь!..

Ихимъ (торопясь бѣжитъ къ двери, за нимъ Марья). Духомъ скатаю!..

ЯВЛЕНIЕ VII

ТѢЖЕ безъ ИХИМА и МАРЬИ.

Старшина. Ну, а ты, Михайло Данилычъ, пиши такъ, чтобы мы были правы. Не пиши тово что баютъ эти паскуды, а что въ голову влѣзетъ, только чтобы правы мы были. — Староста, соцкiй! я хочу отпороть этихъ бабёнокъ. Ихимъ обѣщалъ два ведра вина поставить... (староста самодовольно третъ руки).

Писарь. Не впервый разъ, Карнилiй Ивановичъ, знаю всѣ порядки и на бумагѣ тó напишу, что васъ медалью наградятъ еще за судопроизводство.

Старшина. Молодецъ! Садитесь всѣ за столъ.

(Всѣ садятся вкруговую; входитъ Ихимъ; онъ несетъ штофъ водки, два стакана, чернаго хлѣба и луку).

ЯВЛЕНIЕ VIII.

ТѢЖЕ и ИХИМЪ.

Ихимъ. Всево добился... (кладетъ все на столъ).

Старшина. Молодецъ, Ихимъ, молодецъ! Небось! заступимся, оправдаемъ... Садись... (Ихимъ садится). Староста, наливай!

Староста. А–ахъ!... выпить таперь отъ трудовъ праведныхъ гоже...

Старшина. Правда, что отъ трудовъ праведныхъ... ха–ха–ха... (всѣ смѣются). Трудился...

Староста. Еще бы не трудился!.. поди–ка съ ими, съ озорницами!... страму–та было да и... не приведи Богъ!.. (наливаетъ стаканъ и даетъ старшинѣ).

Старшина (взявъ стаканъ). Вотъ мы ихъ взъерепенимъ!.. Мы имъ зададимъ перцу, мы ихъ накормимъ лапшицей–ту, такъ онѣ не будутъ у насъ по мировымъ шататься... Ты вотъ что, Ихимъ, ничао болѣ не бай, — знай, валяй: не слухатца, молъ, да и полно! я, молъ, училъ её... А я скажу, что мужъ властенъ въ жанѣ: что хочетъ, то и дѣлаетъ надъ ёй; пословица не даромъ баитъ: «данъ горшокъ — хоть объ уголъ”!.. (пьетъ). К–ха!.. гоже!.. (закусываетъ).

Староста. Это правда... (наливаетъ и даетъ Ихиму).

Ихимъ. Спасибо, Карнилай Иванычъ, спасибо! Вѣкъ тiя не забуду!.. по правдѣ сказать, мнѣ такъ она надоѣла, что просто хуже горькой рѣдьки стала. Какъ вспомню что она «Раманихина” роду, такъ и закипитъ у меня сердце кипнемъ, такъ и защемитъ ево, какъ клещами — эхъ!.. (пьетъ).

Староста (наливая стаканъ и подавая писарю). Только вотъ свидѣтели–то проклятые чтò скажутъ еще...

Писарь (выпивъ стаканъ). Да! это скверно...

Старшина. Ничао сквернова нѣтъ... Ты, Михайло Данилычъ, только знай пиши что въ голову влѣзетъ: пиши что свидѣтели баили что ничао ни знаютъ, ни вѣдаютъ. А я такъ ихъ застращаю, что они у меня и ни пикнутъ...

Ихимъ (радостно). Гоже! гоже!.. (встаетъ и кланяется старшинѣ въ ноги, цалуя ихъ). Спасибо, Карнилай Иванычъ! Вѣкъ не забуду!..

Старшина. То–то!.. я вѣдь добрый, я васъ жалѣю: на меня ни одна скотина не пожаловатца!..

Ихимъ (стоя на колѣняхъ). Отецъ родной!.. кормилецъ ты нашъ!.. (цалуетъ его ноги и встаетъ).

Староста. Еще–бы не отецъ!.. да кто насъ и хранитъ, кто насъ на путь наставляетъ, уму разуму учитъ!..

Писарь. Правду пословица говоритъ: «лучше быть въ деревнѣ первымъ, чѣмъ въ столицѣ послѣднимъ...”

Старшина. Еще–бы! вотъ хоть–бы таперь въ губернiи — кто набольшой? — Губернаторъ, онъ, значитъ, царь надъ губерней. Въ нашемъ Лукояновѣ кто набольшой? — Исправникъ! Онъ царь всево уѣзда: всѣ ему должны покоряться, почитать ево. А надъ волостью нашей — кто начальникъ? кто вашъ царь? — я?

Всѣ (кромѣ писаря). Ты, Карнилай Иванычъ, ты!

Писарь. Вы нашъ благодѣтель, Корнилiй Иванычъ!

Староста. Ты нашъ кормилецъ! (наливаетъ водки).

Старшина. Ха–ха–ха! Я вижу, вы меня и взаправду любите?.. ха–ха–ха!.. ай, молодцы!..

Староста (подавая стаканъ старшинѣ). Выпей–ка, кормилецъ ты нашъ, болезный ты нашъ!..

Старшина (взявъ стаканъ). Ну, здравствовайтя!..

Всѣ. Кушай, Карнилай Иванычъ!..

Старшина (выпивъ). К–х... гоже!.. таперь я веселъ!.. таперь Анка съ Варюхой даржись!.. Ну, допивайтя вино, а я покурю трубочки... (набиваетъ трубку табакомъ и, подойдя къ окну, закуриваетъ. Всѣ распиваютъ вино). Я вотъ погляжу въ окошко... (садится у окна). Э!.. да народу–ту сколько собралось!..

Сотскiй. Глазѣтъ пришли...

Староста. Да! это глазуны все собрались...

Ихимъ. Прогнать–бы ихъ!..

Старшина. И то дѣло... А то еще, пожалуй, посреднику скажутъ... народъ–атъ добрый... (отворивъ окно). Вы что тутъ торчите? а? Пошли–те прочь!..

(Женскiй голосъ за сценой: «Мы поглядѣть пришли»...)

Старшина. Подите прочь, баю вамъ! чао не видали?!.. Ишь вы тутъ лопаете глазищами–ти!.. (за сценой громкiй, но несвязный разговоръ и смѣхъ).

Мужской голосъ (за сценой). Чай–бы не съѣли, — поглядѣли–бы только!.. (громкiй хохотъ за сценой).

Старшина. Прочь, прочь! подлецы эдакiе! Староста! поди–ка ихъ палкой хорошенько отдубачь!... (за сценой голоса и смехъ).

Староста. Вотъ я ихъ... (выходитъ).

ЯВЛЕНIЕ IX.

ТѢЖЕ, безъ старосты.

Писарь. Экiй народъ необразованный...

Старшина. Деревня! Что съ ей разговаривать? Ихъ лупить нады!.. необразованность! чурбаны!.. (за сценой слышенъ голосъ старосты: «Ихъ, вы черти болотные». Смехъ и шумъ; потомъ все тихо). Такъ, такъ ихъ!.. вонъ эту дѣвчонку–ту, дѣвчонку–ту хорошень!.. ха–ха–ха! вотъ эдакъ–ту лутче будетъ, ха–ха–ха!.. А!.. вотъ и Ѳедька свидѣтелей ведетъ... (оборачивается къ Ихиму). Ихимъ! убери все со стола!.. А то пожалуй скажутъ — подпоилъ ты меня: народъ безтолковый, ему хоть что бай — все равно: подпоилъ, да подпоилъ... (Ихимъ собираетъ все со стола и бросаетъ подъ печку).

Писарь. Безтолочь! необразованность...

Сотскiй. Разумѣется, деревня... (Входятъ Ѳедька и староста).

ЯВЛЕНIЕ Х.

ТѢЖЕ, ѲЕДЬКА и СТАРОСТА.

Ѳедька. Привелъ свидѣтелевъ, Карнилай Иванычъ!

Старшина. Као да као?..

Ѳедька. Почти всѣхъ, као приказывали, а за тѣми Семка пошолъ.

ЯВЛЕНIЕ ХI.

ТѢЖЕ и СЕМКА.

Семка (входя). Свидѣтелевъ привелъ...

Старшина. Ведите сюды всѣхъ!.. (Ѳедька и Семка поспѣшно выходятъ). Вотъ я имъ задамъ!

ЯВЛЕНIЕ ХII.

ТѢЖЕ, безъ ѲЕДЬКИ и СЕМКИ.

Старшина. Припугни ихъ!..

Ихимъ. Хорошень ихъ, Карнилай Иванычъ... (входятъ Ѳедька, Семка и свидѣтели).

ЯВЛЕНIЕ ХIII.

ТѢЖЕ, ѲЕДЬКА, СЕМКА и свидѣтели обоего пола.

Старшина. А! васъ–та мнѣ и нады!.. (подходя къ нимъ ближе). Всѣ собрàлись?!.

1–й свидѣтель. Не знай, всѣ что–ль...

Писарь. Ихъ–бы перекликать надо: они у меня записаны.

Старшина. Не нады! и этихъ будетъ... (обращаясь къ свидѣтелямъ). Ну!.. вы что пришли?..

2–й свидѣтель. Вы звали насъ, Карнилай Иванычъ...

Старшина. Вы захотѣли свидѣтелями быть! Вы сплетнями занимаетесь! Вотъ я вамъ укажу дорогу–ту: вы у меня потопаете вдоль по столбовой, погремите цѣпями–та!..

Староста. Не принесть–ли кандалы?..

Старшина. Принесь!.. придется ихъ сковать вѣдь!..

Староста. Се–часъ, принесу... (уходитъ).

ЯВЛЕНIЕ XIV.

ТѢЖЕ, безъ старосты.

Старшина (обращаясь къ свидѣтелямъ). Вы знаете что я васъ се–часъ–же въ Нижнiй отправлю? а? я васъ въ кандалы закую: я не люблю, кто въ моей волости сплетнями заниматца; я люблю, что–бы у меня все было тихо, да смирно!.. Я за это и мидаль получилъ!.. А знаете что значитъ — мидаль? — это значитъ, что Царь меня съ собой равняетъ, потому — на мидали самъ Царь отчеканенъ — вотъ что!..

Сотскiй. Знамо, такъ не дадутъ... заслужишь, такъ дадутъ...

Старшина. Да! Вотъ и значитъ, что я заслужилъ! Ну, вы свидѣтели?!.. (всѣ молчатъ). Ежели кто хочетъ быть свидѣтелемъ, тово се–часъ въ кандалы да въ Нижнiй! — живи тамъ на своихъ харчахъ въ аристамскихъ ротахъ, поколь дойдетъ чередъ разбирать Ихимкино дѣло, — ну, кто хочетъ быть свидѣтелемъ?.. (Входитъ съ кандалами староста). Вотъ и кандалы готовы!...

ЯВЛЕНIЕ XV.

ТѢЖЕ и СТАРОСТА.

Староста. Вотъ и кандалы...

Старшина. Ну, свидѣтели!.. кто хочетъ въ кандалы?.. (Всѣ переминаются и смотрятъ другъ на друга).

1–я свидѣтельница. Такъ чтó, что въ кандалы?.. И въ кандалы можно!.. за правду можно не то–что въ Нижнiй, можно и въ Сибирь идти. А ужь правду скажу всегда!.. Ихимъ разбойникъ, — я это всегда скажу: жану чуть въ гробъ не заколотилъ, робенка собакамъ на съѣденье бросилъ — я это всегда скажу! ну!..

Старшина. Ладно!.. значитъ одна птица есть въ кандалахъ — еще кто?..

1–й свидѣтель. Нѣтъ, моё дѣло сторона... я ничао не знаю... Шутка — въ Нижнiй на свои харчи...

Всѣ свидѣтели (одинъ за другимъ). И я въ сторонѣ! и я въ сторонѣ!..

1–я свидѣтельница. Ну, я одна докажу! идите всѣ къ чорту! вы безстыжiе, всѣ зайцы!.. Куйте меня въ кандалы, а я правду всегда скажу! А что на свои харчи, такъ этова нельзя: — у меня ихъ нѣтъ, а съ голоду морить ни станутъ!...

Староста. Экая паскуда!..

Старшина. Вотъ это хорошо, свидѣтели!... Такихъ я люблю!... Вы, значитъ, ничао ни знаети?...

Всѣ. Ничао, ничао!...

Старшина. Михайло Данилычъ! запиши–ка, что баютъ свидѣтели!...

Писарь. Давно ужь готово.

Старшина (обращаясь къ 1–й свидѣтельницѣ). Ну, а ты, голубушка, иди–ка домой: «одинъ въ полѣ ни воинъ”, баитъ пословица; такъ ты тутъ хоть разхрипись — толку мало будетъ...

1–я свидѣтельница. Что же это за судъ? Гдѣ же правда–та?

Старшина. Молчи! (съ сердцемъ). На–ко, что она выдумала еще? — Семка! засади её на недѣлю въ холодную!...

1–я свидѣтельница. Это за что? (Семка хватаетъ её за плечи; она его отталкиваетъ). Я–та чѣмъ провинилась?...

Семка (таща её). Иди а ты!.. (сильно потащивъ). Э! да что тутъ толковать–та съ тобой...

1–я свидѣтельница. Не пойду! ни за что!... Караулъ!... (Семка тащитъ её за дверь; она кричитъ за дверью). Ну, я докажу вамъ и послѣ!...

ЯВЛЕНIЕ XVI.

ТѢЖЕ безъ СЕМКИ и 1–й СВИДѢТЕЛЬНИЦЫ.

Старшина. Вотъ поди и сладь съ ими — деревня! Трудно жить начальникомъ!.. начальникъ отецъ своихъ подданныхъ; а эти подданные, дѣти–то мои, — плуты всѣ, мошенники!.. Всякова калибиру на выборъ, всякой твари по парѣ!...

ЯВЛЕНIЕ XVII.

ТѢЖЕ и СЕМКА.

Семка (входя). Посадилъ.

Старшина. Поди, веди сюды судильщицъ–та!

Семка. Се–часъ (уходитъ).

ЯВЛЕНIЕ XIХ.

ТѢЖЕ, СЕМКА, АННА и ВАРЮШКА.

Семка. Вотъ и судильщицы... (толкаетъ ихъ на сцену).

Старшина. Вотъ, страмницы вы эдакiя! всѣ свидѣтели баютъ, что ничао не знаютъ...

Анна (удивленно и испуганно). Какъ–же это?.. (обращаясь къ свидѣтелямъ). Что же это вы отказываетесь?..

(Всѣ свидѣтели переминаются).

1–й свидѣтель. Да вотъ, баютъ, — въ губернской потащутъ...

2–й свидѣтель. Да еще въ кандалахъ...

Анна. За что же?.. Рай ужь нòнѣ правду–ту не велятъ баить? Господи! Заступись Ты за насъ! Заступница!.. пошли Ты намъ милость съ неба!.. (въ слезахъ). Таперь что хотите надъ нами дѣлайте: — мы ужь беззащитныя!..

Старшина. Вотъ, страмницы вы эдакiя! не я–ли вамъ баилъ, что у одново меня можно найти судъ! Одинъ я могу васъ и наказать и помиловать!.. Семка! розогъ!.. (Садится; Ихимъ вздрогнулъ. Семка уходитъ).

ЯВЛЕНIЕ XХ.

ТѢЖЕ безъ СЕМКИ.

Варюшка. Неужто ужь вы такъ насъ и осуждаете?.. Неужто вы думаете, что мы и взаправду виноваты?.. Карнилай Иванычъ, помилуйте... (плачетъ; Ихимъ въ волненiи отвертывается въ сторону).

Анна. Хоть дочь–ту вы не тронь–те, хоть одну меня сѣките; я одна хоть буду терпѣть... (Ихимъ вздыхаетъ и силится скрыть слезы).

Старшина. Обѣмъ па полтараста!.. Вы не слухатесь начальства. Дочь твоя не слухатца мужа; а раи она забыла, что мужъ властёнъ въ своёй жанѣ; раи она не знаетъ пословицу: «данъ горшокъ — хоть объ уголъ?!”

Ихимъ. Господи! что мнѣ дѣлать? мать грозитъ проклять, а жану жаль что–та стало!.. Нѣтъ! мнѣ не жить болѣ на свѣтѣ!... (уходитъ).

ЯВЛЕНIЕ XХI.

ТѢЖЕ безъ ИХИМА.

Старшина. Что это онъ еще бѣсится?.. Всѣ они черти, — на чертей и похожи! Экъ, жалость припала!..

Варюшка. Да, и ево видно совѣсть мучитъ, и ему стало горько, когда увидалъ, что не онъ ужь будетъ бить жану, а будутъ сѣчь въ волостной: — вѣдь отъ одново страму будетъ горько... Ну, пускай ево помучится... Авось узнаетъ, что погубилъ свою жану; я тоже ужь не жилица на свѣтѣ!.. (Она и Анна плачутъ).

Старшина. Издыхайте всѣ — чортъ съ вами! — Семка! что ты тамъ еще капаешься?... (входитъ Семка съ лозами).

ЯВЛЕНIЕ XХII.

ТѢЖЕ и СЕМКА.

Семка (входя). Иду, Карнилай Иванычъ!..

Старшина. Разложить перва мать! пускай первая попробаватъ, какову лапшицу она сама сiѣ сварила!...

Варюшка (становясь на колѣни). Карнилай Иванычъ! сдѣлай ты для меня Божеску милость: не сѣки ты мать мою, старуху, бѣдную женщину; у ней пятеро дѣтей. Она не перенесетъ полтараста розогъ — куды же дѣти–та пойдутъ безъ её. Меня мужъ не любитъ — я ему не нужна; свекровь меня изживаетъ, — она будетъ рада моей смерти — дайти мнѣ всѣ триста розогъ; отъ нихъ я завтра же умру, и — поминайте, что звали меня Варюшкой «Раманихой”. Дана я была Ихиму какъ горшокъ, такъ объ уголъ меня!.. (Сильно зарыдавъ падаетъ къ ногамъ старшины. Вбѣгаетъ Андрей).

ЯВЛЕНIЕ XХIII.

ТѢЖЕ и АНДРЕЙ.

Андрей. Горшокъ объ уголъ — можно, а женщину нельзя!..

Варюшка (быстро вставъ). Ахъ!..

Старшина. Что? — Ахъ?.. Ишь обрадывалась!.. Любовникъ, знать?..

Анна. Андрюша!..

Андрей. Да, господинъ старшина, я любовникъ ея. Только я любовникъ не такой, какiе бываютъ здѣсь въ деревнѣ. Ты вотъ имѣешь ихъ штукъ 30 и всѣми, какъ скотъ, какъ гадина какая, наслаждаешься; а я люблю Варвару честно, люблю такъ, какъ любятъ честные люди; вы еше этой любовито не знаете...

Старшина. Ха, ха, ха!.. не знаемъ... (Все смѣются). Да ты зачѣмъ сюды пришолъ?.. а?.. (приходя въ азарть и подходя къ Андрею). Тiя кто звалъ сюды? Вонъ!

Андрей. Я не уйду до тѣхъ поръ, пока не возьму отсель Варвару!

Старшина. Хе, хе, хе!.. Да тiѣ нà–что её?..

Андрей. Это моё дѣло... (толкая отъ себя старшину). Прочь отъ меня, лютый звѣрь! тебѣ не видать этой добычи; — я ея заступникъ и не дамъ её тебѣ въ обиду!.. (быстро подходитъ къ Варварѣ) Здравствуй, Варюша!

Варюшка. Андрюша!.. (бросается къ нему на шею; всѣ смѣются). Голубчикъ ты мой! Откуда ты прилетѣлъ, голубчикъ мой!..

Старшина. Посмотрите, добрые люди: еще она идетъ жаловаться на мужа, а сама при всемъ честномъ народѣ съ любовникомъ цалуется и со слезами милуется.. ха, ха, ха! (подходя и отталкивая Андрея). Прочь, скотина!.. Ѳедька! Семка! разложить её!..

(Ѳедька и Семка бросаются къ Варварѣ, Андрей ихъ отталкиваетъ; тѣ падаютъ и вставъ почесываются).

Андрей. Какъ?!.. Ты и теперь хочешь сѣчь её? развѣ ты не вѣришь, что я пришелъ за неё заступиться? Ты думаешь, что я такой же Андрей, что былъ четыре года назадъ? Нѣтъ, я теперь тебѣ покажу, кто я!.. Я теперь не разстанусь, что–бы не упрятать тѣбя въ острогъ! я тебя выведу на свѣжую воду! (Староста и сотскiй удивленно смотрятъ; писарь кусаетъ перо; свидѣтели, разинувъ рты, стоятъ въ изумленiи).

Старшина. Ѳедька, Семка! Выгнать ево! Вонъ, вонъ, разбойникъ!.. (Ѳедька и Семка берутъ Андрея подъ руки, онъ ихъ отталкиваетъ). Выгнать, выгнать ево!..

Андрей. Постойте малость. Я вамъ прежде разскажу свое житье–бытье... Слушайте! Ушелъ я изъ Майдану въ Нижнiй и работалъ тамъ, какъ быкъ, три мѣсяца, а тутъ Богъ мнѣ помогъ: пристроился я въ слуги къ одному адвокату...

Старшина. Къ аблакату?!.. ü

Староста. Вонъ куды залѣзь... ý (Вмѣстѣ).

Сотскiй. А–го!. ÷

Писарь. Вонъ что! (про себя) Дѣло–то гадко... þ

Андрей. Что–жь вы? Постойте, я еще не все разсказалъ. У этого адвоката я выучился читать и писать. Когда баринъ уходилъ изъ дому, — оставались бумаги и книги; я ихъ читалъ, читалъ по цѣлымъ днямъ, а иногда и ночь цѣлую читалъ... Теперь, выходитъ, я знаю законы и тебя, старшина, выведу на свѣжую воду!..

Старшина. Ну, да что ты раскричался?.. Я никому зла не жалаю: коль хошь, бери Варюху, — мнѣ что? Хоть на край свѣта заведи ее — мнѣ все равно...

Семка. Розги та отнесть?

Старшина. Пошолъ!.. (Семка уходитъ; старшина обращается къ свидѣтелямъ). Идите ко дворамъ!... (Свидѣтели уходятъ).

ЯВЛЕНIЕ XXIV.

ТѢЖЕ безъ СЕМКИ и СВИДѢТЕЛЕЙ.

Андрей. Ну, Варюша, теперь ужъ ты моя!

Варюшка. Андрюша!.. (падаетъ къ нему на грудь). Рада–бы я была твоя, да вѣдь у меня мужъ; онъ меня не отпуститъ.

Писарь. Да, отъ мужа нельзя никуда... это законъ...

Андрей. Знаю я законы–то! Ужь не учите... Пойдемъ, Варюша; мы сейчасъ съ тобой въ Лукояновъ: я теперь тамъ живу у исправника...

Старшина и писарь (вмѣстѣ). У исправника?!..

(Старшина отворачиваетя къ окну; писарь, наклонивъ голову, перебираетъ бумаги).

Андрей. Да, у исправника... Вамъ это не любо?.. А! да что съ вами говорить–та! — Иди, Варюша, — ѣдемъ въ Лукояновъ!.. (хочетъ идти, Варвара въ раздумьи стоитъ).

Анна. Нельзя вѣдь, Андрюша: какъ же это она — полюбовкой чтоль будетъ жить у тiя?.. (входитъ торопливо Семка).

ЯВЛЕНIЕ XXV.

ТѢЖЕ и СЕМКА.

Семка. Корнилай Иванычъ, Ихимка–та опился...

Всѣ. Опился?!! (Ѳедька, староста и сотскiй бросаются въ дверь; за сценой голоса: «Здохъ, подлецъ!» — «Така ему дорога!»).

Андрей. Ну, Варюша! Теперь–вотъ ты будешь моя жена!..

Варюшка. Дай мнѣ, Андрюша, отправить похороны... мужъ вѣдь умеръ... дай мнѣ поплакать о своей судьбѣ, о своей кручинѣ, дай мнѣ выплакать всѣ слезы, — а тамъ ужь и владѣй мной!..

Андрей. Ладно! все–же теперь — моя Варюша! моя невѣста! (обнимаетъ ее; Анна, Варвара и Андрей уходятъ).

ЯВЛЕНIЕ XXVI.

СТАРШИНА и ПИСАРЬ

Старшина. Что, Михайла Данилычъ? вѣдь этотъ подлецъ — насъ въ дуракахъ оставилъ?..

Писарь. Обезволосилъ, шельма...

Старшина. Ну, чортъ съ нимъ!

Писарь. Чортъ–бы съ нимъ, да... Варюшкинъ ребенокъ... Коли сболтнетъ она... исправникъ...

Старшина (въ страхѣ). Ой, Михайла Данилычъ! Что ты баишь!.. Вѣдь тутъ убивство... поди бѣда?

Писарь (вставая). Бѣда, коли чтò...

Старшина. Коли чтó — бѣда?..

ЗАНАВѢСЪ.

С. Соколовскiй.

_______

ГОЛОДНАЯ ИЗБА.

(идилiя).

Вотъ уже три года, какъ мирные обитатели небольшой деревеньки Медвѣдковой бѣдствуютъ. Бѣдствуютъ они потому, что четыре года сряду былъ такой урожай, что колосъ отъ колоса не слыхать дѣвичьяго голоса. Вслѣдствiе такого урожая, въ этой деревнѣ (назовемъ прилагательнымъ горькой) поселился страшный гость: голодомъ его называютъ. Широко гуляетъ по опустѣлымъ, полураскрытымъ избамъ свирѣпая январьская вьюга. Заметаетъ она по задворкамъ снѣжною мятелью не скирды съ соломой и сѣномъ, а голые остовы овиновъ, соломенныя крыши которыхъ — также какъ и избъ — употреблены почти всѣ на кормъ скоту. Да и того уже почти не стало. Во всей деревнѣ остались двѣ лошади, корова и овца, едва влачащiя свое жалкое существованiе. Даже вороны и галки, завсегдашнiе зимнiе жители деревни Медвѣдковой, на этотъ разъ были въ отсутствiи. Впрочемъ, кой–гдѣ поодиночкѣ порхали воробушки, за которыми ловко слѣдили и ловили ихъ исхудалыя, но весьма ловкiя кошки. Для нихъ подобная дичь составляла все ихъ существованiе, такъ какъ два обыкновенныхъ вида изъ семейства грызуновъ, по недостатку корма, откочевали въ страны хлѣбныя...

Отчаянiе было полное; съ плачемъ голодныхъ дѣтей, воплемъ изнуренныхъ матерей, тяжкими, но сдержанными вздохами отцовъ, сливался раздирающiй душу вой голоднаго, единственнаго оставшагося въ живыхъ — во всей деревнѣ — пса, изъ породы овчарокъ. Такъ весело шло время въ деревнѣ Медвѣдковой.

Войдемъ, читатель, въ первую попавшуюся избу, и посмотримъ на житье–бытье.

Отворивъ калитку, вы увидите, что на дворѣ цѣлыя сугробы снѣгу. Къ вамъ на встрѣчу, едва переступая ногами, плетется исхудалая сѣрая собака «Волчокъ", но не съ сердитымъ лаемъ, а виляя хвостомъ и ласково смотря на васъ, какъ будто бы спрашивая: «не принесли–ли вы, голубчики, хлѣбца?"

Вы гладите эту прежнюю злую собаку, которая не разъ кусала людей; теперь она не та, она покорно лижетъ вамъ руки, и, по меткому выраженiю простонародiя, скулитъ. Ясно, что она жалуется вамъ на свою горькую участь и всѣмъ приходящимъ рада, своимъ и чужимъ, званымъ и незванымъ, потому что украсть со двора болѣе нечего, а стало быть и сторожить также. Эту истину она хорошо понимаетъ инстинктомъ.

Но вотъ мы въ избѣ, ставни которой нá глухо закрыты, несмотря на то что солнце склоняется уже къ западу. Въ избѣ холодно и голодно. Мать, укутавъ въ тряпье своихъ трехъ голодныхъ дѣтишекъ, въ повалку съ ними лежитъ на печкѣ. Старый дѣдъ забрался на полати и по временамъ тяжко и продолжительно вздыхаетъ.

Сквозь закрытые ставни пробиваются солнечные лучи и свѣтлыми, длинными полосами ложатся на полъ и печку.

Старшiй и восьмилѣтнiй мальчикъ высунулъ изъ подъ покрывала голову и посмотрѣлъ на окна.

Отъ этого движенiя проснулся пятилѣтнiй его братишка.

— Татка, а татка! закричалъ онъ хриплымъ голосомъ.

Мать его притворяется спящей.

— Татка, та–а–атка! громче и съ плачемъ повторяетъ ребенокъ.

— Нишкни, сестренку Машутку разбудишь. Татки дома нѣтъ, ёнъ ушелъ, шепотомъ замѣчаетъ ему дѣдъ.

— Куды ушелъ?

— По мiру, хлѣбушка просить. Дай срокъ принесетъ папушничка, на цѣлый годъ наѣдимся...

Настала минута молчанiя.

— Мама! кричитъ рыдая бѣдный мальчикъ.

— О што–бъ тебя... непутящiй! Ни свѣтъ ни заря горло дерешь, отвѣчаетъ ему мать.

— Ѣсть хотца, блюхонько болитъ...

— Хошь капустки съ водицей?

— Не хоцу, дай хлѣбуска...

— А лепешечки?

— Хлѣбуска...

— Помѣшкай маненичко, дамъ. Таперича еще рано... Вишъ темь какая на улицѣ. Вотъ солнушко взойдетъ и позавтракаемъ...

— Да, ночь, какъ не такъ, полно тебѣ баить, бѣльмы–то у меня не отсохли, началъ старшiй сынъ, едва сдерживая слезы: — два дня опричь капусты да лепешекъ дубовыхъ синя пороха во–рту не было, животъ подвело, — ажно смерть! Ужъ эту ночь мы знаемъ, не въ первой, больно длинна ужь она...

Пятилѣтнiй сынъ захлебывается въ судорожныхъ рыданiяхъ, отъ которыхъ просыпается двухлѣтняя сестренка и начинаетъ ему вторить. Къ этому дуэту присоединяется старшiй сынъ, наконецъ и мать начинаетъ всхлипывать, а потомъ голосить.

— Согрѣшили мы грѣшные, попустилъ Господь, Миколай угодникъ! сказалъ дѣдъ и тоже глухо зарыдалъ.

Квинтетъ этотъ по блестящему исполненiю достоинъ безчисленныхъ букетовъ г–жи Патти, и такихъ же овацiй.

— Што–же мнѣ съ вами дѣлать, родненькiе мои, — разорваться што–ль? Охъ! издохла бы я лучше, што–бъ только слезъ–то вашихъ не видать. Кажись послѣднюю кровинку бы отдала вамъ, мои родненькiе. Охъ! бѣда наша бѣда! Божинька мой милостивый! чѣмъ крохотки–то мои виноваты?.. Родненькiе мои, желанные мои, повремените крохотку, авось Царица Небесная принесетъ татку, съ хлѣбушкомъ. Онъ баилъ, што скорехонько придетъ, — причитывала мать заливаясь слезами и укачивая маленькую Машутку.

Наступилъ моментъ полнѣйшаго отчаянiя. Даже самъ котъ «Васька”, до сихъ поръ смиренно лежавшiй на опрокинутомъ рѣшетѣ и глубоко о чемъ–то думавшiй, — не выдержалъ и, поднявшись, сперва вытянулся, зѣвнулъ, лизнулъ нѣсколько разъ правую лапу и быстро спрыгнувъ на полъ, подошелъ къ двери и началъ мяучить, прося выпустить его вонъ, — вѣроятно наскучивъ концертомъ.

— А што, невѣстка, не сходить ли мнѣ къ теткѣ Агафьѣ, ась? Ужь за одно слѣзать съ полатей, кота Ваську выпускать надоть, слышь проситъ... Право схожу, попрошу–ко я у яё маненичко молочка робяткамъ... Корова–то у яё цѣла... авось дастъ, ась? просилъ дѣдъ, утирая слезы.

— Ахъ, родненькiй! дай Богъ тебѣ здоровья, сходи, понатужься, пожалься ей хорошенько... посули што нибудь, — кады, молъ, получимъ, Богъ дастъ, отдадимъ съ поклономъ. Авось Ягорiй преподобный смилуется надъ крохотками моими...

— Ну такъ нишкните, робята, цыцъ! сичасъ приволоку вамъ всякой всячины. Цыцъ! баютъ вамъ. А ты, Павлунька, постарше всѣхъ, унимай братишку... Я духомъ слетаю... всяво принесу, нажремся на цѣлый годъ, вó какъ! говорилъ дѣдъ, слѣзая съ полатей.

Прежде всего онъ выпустилъ кота, напутствуя его увѣренiемъ, что и самимъ ѣсть нечего и совѣтуя промышлять самому.

Затѣмъ, надѣвъ лапти, подошелъ къ лаханкѣ, надъ которой висѣлъ глиняный рукомойникъ, и, совершивъ обрядъ умыванiя и утиранiя, — отошелъ въ переднiй уголъ къ иконамъ и началъ молиться, кладя земные поклоны, — одувая пальцы правой руки передъ каждымъ крестнымъ знаменiемъ и шепча отъ всего своего пламенно вѣрующаго сердца нѣсколько странныя молитвы въ родѣ: — «Неопалимый купина угодникъ” или: «спасопреображенiе Богородицы, помилуй насъ” и проч. и проч.

Помолившись, онъ оболокся въ старый–старый зипунишка, подпоясался старымъ, какъ и самъ, ремешкомъ, крякнулъ, отряхнулъ волосы, взялся за шапку и снялъ съ полки пустую кринку.

— Ну, робята, нишкни, молитесь Богу, сичасъ всяво приволоку, и ставни отворю сичасъ, сказалъ онъ и, надѣвъ шапку, вышелъ.

— Ну, дай Богъ счастливо, помоги святой угодникъ! напутствовала его невѣстка.

Дѣти, за исключенiемъ маленькой Машутки, унялись.

Черезъ минуту заскрипѣла калитка, затѣмъ на улицѣ послышались человѣческiе шаги, подъ которыми захрустѣлъ снѣгъ, потомъ одна за другой со скрипомъ отворились ставни. Дневной свѣтъ влетѣлъ въ избу и осiялъ блѣдныя, изнуренныя продолжительнымъ голодомъ, четыре человѣческiя существа, про которыхъ можно было сказать, что еле–еле душа въ тѣлѣ.

Плачу двухлѣтней Машутки вторилъ на разные металлическiе звуки — вѣтеръ въ трубѣ.

— Мама, спросилъ маленькiй мальчикъ.

— Што родненькiй?

— Татка придетъ?

— Придетъ, родимый.

— Куды онъ пошелъ?

— Христа ради просить...

— Хлѣбуска?

— Вѣстимо, родимый...

— А волки его не съѣдятъ?

— Што ты, Господь съ тобой! Наше мѣсто свято! Вѣдь не одинъ пошелъ, а цѣлымъ мiромъ...

— Хлѣбуска ёнъ плинесетъ?

— Принесетъ, родимый...

Мальчикъ успокоивается.

— А дѣдуска плинесетъ молоцка?

— Принесетъ бизпримѣнно.

Мальчикъ даже повеселѣлъ.

— Масутка, не плаць, нискни, молоцка дадутъ, обратился онъ къ своей сестренкѣ и, охвативъ ее своими худенькими рученками, продолжалъ: — Не плаць, волкъ плидетъ, тебя унесетъ въ лѣсъ.

Такой доводъ подѣйствовалъ на Машутку, она смолкла и черезъ минуты три уже игриво теребила за волосы своего братишку, а онъ щекоталъ ее.

— Мама! началъ старшiй сынъ: — за моремъ–океяномъ, сказываютъ, хлѣбъ на деревьяхъ ростетъ, ковриги висятъ. Снимай прямо, да ѣшь. А народъ не пашетъ и не сѣетъ. И молоко не коровье, а тоже съ дерева, будто, льется, доить не надо–ть.

— Кто–те сказывалъ?

— Коробейникъ, помнишъ лѣтось проходилъ, я у яво тады картинку — мыши кота хоронили — купилъ.

— Помню, родненькiй...

— Вотъ бы туды убѣжать?!..

— На чемъ убѣжишь–то, родненькiй. На ногах далеко будетъ, а савраску давнымъ–давно продали.

Мальчикъ задумался; воспоминанiя о савраскѣ, с которой провелъ всѣ свои лучшiе годы — на которой катался верхомъ, пасъ ее въ полѣ — тронули его в самую чувствительную струну.

— А гдѣ–то наша буренушка? спросилъ онъ, долго помолчавъ, со вздохомъ.

— Вѣстимо въ городѣ, у купца...

Мальчикъ отвернулся.

— Што дѣлать, тихо прошептала мать, за грѣхи видно наши попустилъ Господь.

Между тѣмъ Машутка уже смѣялась, да и самъ щекотавшiй ее братишка тоже.

— Поиграйте, родненькiя, а тѣмъ времемъ я печку растоплю, водицы согрѣю, варево сварю, капустки, лучку кину туды, авось Христосъ–Создатель пошлетъ дѣдушку съ молочкомъ, забѣлимъ... скусно будетъ, говорила мать слѣзая съ печки.

Старшiй мальчикъ не могъ слышать этихъ словъ, потому что весь отдался милому прошедшему. Вотъ ему кажется что онъ въ пестрядинной рубахѣ, съ вѣнкомъ изъ васильковъ въ рукѣ, гонитъ съ поля любимую савраску: «ну, ну пошелъ, иди домой”, шепчутъ его губы. Вотъ онъ видитъ что савраска уже на дворѣ, отецъ даетъ ей сѣна, овса, поитъ ее, а въ другомъ углу мать доитъ милую буренушку, на молокѣ которой онъ воспитался и на свѣтъ Божiй сознаючи взглянулъ. Въ противоположной сторонѣ, скучившись расположились овечки... Барашки такiе славненькiе... А по всему двору съ молодыми цыплятами гуляютъ куры, расчищая ногами все что на землѣ попадется... А какой хохолъ у одной курочки, а у пѣтуха таково ярко краснѣетъ гребень. Вотъ и «Волчокъ” — собака в вертится вокругъ него, за рубашку дергаетъ, играть ему хочется. Картина смѣняется: бѣжитъ онъ домой, мама даетъ ему ватрушку, таково вкусна она, съ творогомъ. Спечена на сметанѣ и маслѣ. Воображенiе летитъ далѣе: ему кажется что вотъ онъ въ праздникъ сидитъ за столомъ, ѣстъ пирогъ съ морковью и яйцами, баранину по кусочкамъ проглатываетъ, безъ вилки, такъ просто, пальцами беретъ, и облизываетъ ихъ, потому что очень ужь вкусно... А похлебка–то съ потрохами, а яичница–то! Вотъ онъ выбѣжалъ на улицу и присталъ къ ребятишкамъ, своимъ товарищамъ. Въ рукѣ у него бабка–свинчатка, — битка, за пазухой цѣлый десятокъ паръ простыхъ бабокъ. Начинаетъ онъ играть въ бабки, въ пристѣнки и ѣстъ лепешку. «Ничка, жохъ, плоцка!” раздается въ ушахъ его... Онъ проигралъ всѣ бабки, за исключенiемъ битки; она для него святыня, почему и окрашена сандаломъ. Грустный онъ возвращается домой. Но мать утѣшаетъ его, даетъ ему въ волю говяжьяго студеню со сметаной, изъ котораго онъ добываетъ новыя бабки... Молочная каша клонитъ его ко сну, а пѣсни мамы окончательно его убаюкиваютъ и онъ безпечно засыпаетъ. На другой день, еще до восхода солнца просыпается онъ веселый какъ утро майское, бодро вскакиваетъ съ своего несовсѣмъ мягкаго ложа. Мать кормить его жаренными сочнями, сытый и веселый бѣжитъ онъ къ своимъ товарищамъ по бабкамъ, — и счастливъ, счастливъ безъ конца...

Изъ этого забытья вывелъ его крикъ маленькаго братишки: — Павлуха! вставай, глянько, дѣдуська приселъ, молоцка плинесъ...

— Ну што, съ чѣмъ Богъ послалъ, родименькiй? трепетно спрашиваетъ невѣстка дѣда.

— Слава тѣ, Господи! молочка приволокъ и трошки картошки, отвѣчаеть дѣдъ, поставивъ кринку на столъ.

— Ахъ, дай Богъ те здоровья, батюшка! крикнула невѣстка, и принялась дѣлить молоко дѣтямъ по–ровну.

— А вотъ вамъ, робята, двѣ кисточки рябинки, на огородѣ у дяди Власа нашелъ. Птицы не всю ощипали, на вашу долю оставили. Погрѣйте яё въ печи, скусно будетъ, продолжалъ дѣдъ, раздѣляя двѣ вѣтки замороженной рябины.

Маленькая Машутка чуть не подралась съ братишкомъ изъ–за ягодъ, всякому хотѣлось завладѣть всей рябиной. Но дѣдъ раздѣлилъ ее по–ровну, чуть не считая ягодки. Съ неописаннымъ наслажденiемъ дѣти принялись ѣсть рябину съ молокомъ. Блюдо это совѣтую гг. Борелю, Дюссо и Танти включить въ общее меню, такъ какъ предлагаемое мною блюдо вкуснѣе даже клубники со сливками, — разумѣется лишь при извѣстныхъ обстоятельствахъ.

— Вѣдь молочко–то я не выпросилъ, а самъ надоилъ, промолвилъ дѣдъ, хитро хихикая.

— Неужто?

— Яй Богу.... Прихожу къ теткѣ Агафьѣ, лежитъ она на полатяхъ, охаетъ, хворь напала. Опричь яё ни души въ избѣ. Егорка–то съ мiромъ ушелъ за кусочками, а Варюху–то на толчею услала, мучной пыли пошукатъ. Ну, вотъ, взмолился я ей, такая–сякая, сахарная немазанная, помоги, будь Богъ, приходитъ смертный часъ, съ голодухи мремъ. Дай трошки молочка, хошъ съ наперстокъ, робяткамъ, языки у нихъ присохли!... Куды тутъ, начала ругаться: «сами, баитъ, однимъ молочишкомъ живемъ”. Ну хлѣбца дай ломтикъ, вѣдь домъ–отъ твой богатѣющiй. «И хлѣбца не мá: лепешки ѣдимъ”. Ну, картошки дай. «И картошки, баитъ, не дамъ”. Взвылъ я сѣрымъ волкомъ: ну, баю, издыхать приходится; вылъ, вылъ, сжалилась: «ну, возьми, баитъ, въ ларѣ, только трошечку”. Самой–то ей недужится, встать на ноги мочи нѣтъ. Ну, знамо дѣло, своя рука владыка, набилъ цѣлую пазуху яво.... Спасибо, баю, тетка Агафья, вотъ дай срокъ, вернется сынъ, хлѣбца принесу табѣ... Вышелъ я на дворъ, гляжу, коровушка стоить на помостѣ, шагахъ во трехъ. Эхъ! думаю, чаво тутъ зѣвать, давакось самъ надою, потому робятишкамъ этто плохое дѣло безъ молока быть. Ну, взялъ, хлопнулъ калиткой, дескать ушелъ, а самъ кь коровѣ; ничаво, подпустила слободно. Полкринки и нацѣдилъ, видно корова–то у нихъ съ вечеру не доена, — да и давай Богъ ноги. Што–жъ, вѣдь не грѣхъ... робятишкамъ! заключилъ дѣдъ, продолжая хихикать.

Во время этого разсказа, невѣстка очистила картофель, положила его въ небольшой котелокъ–чугунчикъ, прибавила кислой сѣрой капустки, бросила лучку да свеклы, и скоро этотъ супъ закипѣлъ. Черезъ часокъ все семейство, сидя за столомъ, съ большим аппетитомъ его кушало. Дѣдъ разрубилъ на части твердую какъ камень лепешку изъ лебеды и роздалъ невѣсткѣ и внучаткамъ. Но дѣти до нея и не дотронулись, да и дѣду она была не по зубамъ. Всѣ предпочитали картошку, вылавливая ее изъ большой деревянной чашки таковыми же ложками. Къ обѣду явился котъ «Васька”, и вспрыгнувъ на лавку, началъ ластиться, т. е. жаться головою о плечи и руки пятилѣтняго ребенка, заходя то справа, то слѣва и мурлыча; за что удостоился получить отъ щедротъ мальчика пол–картофелинки.

Не была при этомъ забыта и собака. Старшiй сынъ, собравъ оставшiяся отъ обѣда части лепешки, помочилъ ихъ въ супѣ и отдалъ «Волчку”, къ которому онъ отправился въ сопровожденiи меньшаго брата. Между братьями завязалась игра въ снѣжки, въ однѣхъ рубашенкахъ и босикомъ....

Послѣ похлебки дѣдъ забрался съ Машуткой на теплую печку и началъ разсказывать воротившимся ребятишкамъ про Еруслана Лазаревича и про Бову Королевича, изображая разныя ужасти и страсти. Невѣстка–же начала прибирать посуду, вытерла столъ, закрыла печку и взялась за прялку. «Слава Богу, накормила дѣтей. Охъ, что–то завтра будетъ!” Такъ шла жизнь въ этомъ семействѣ, которое со дня на день ждетъ своего поильца–кормильца, татку. Но вотъ прошелъ день, другой, третiй, цѣлая недѣля, а татки ихъ нѣтъ, какъ нѣтъ. Между тѣмъ голодъ свирѣпствуеть въ его избенкѣ и своими костлявыми руками навѣки закрылъ глазенки маленькой Машуткѣ.

Гдѣ же ихъ татка? Больно ужь онъ запоздалъ, не погибъ–ли и самъ гдѣ нибудь на дорогѣ, съ голоду да съ холоду.

С. Калугинъ.

_______

НОВЫЯ РУССКIЯ КНИГИ ЗА ТРИ МѢСЯЦА.

Для любителя книги въ высшей степени интересно библiографическое изданiе, въ которомъ могъ бы он находить свѣжiя, полныя и точныя извѣстiя обо всѣхъ вновь выходящихъ книгахъ. Видно любителей книги мало еще у насъ въ Россiи: у насъ до сихъ поръ не могъ утвердиться прочно ни одинъ библiографическiй журналъ. Всѣ бывшiя въ этомъ родѣ изданiя продержались недолго и не имѣли солидной редакцiи и систематическаго плана, и свѣденiя о книгахъ представляли не полныя. Дольше прочихъ изданiй держался Книжный Вѣстникь, и то въ качествѣ представителя тенденцiозной и поверхностной критики, обличавшей руку бѣсноватыхъ юношей несравненно чаще нежели твердую руку разумнаго критическаго писателя. Наконецъ, съ половины 1872 г. началось при главномъ управленiи по дѣламъ печати изданiе «Указателя по дѣламъ печати” со спискомъ книгъ выпущенныхъ въ свѣтъ за каждыя двѣ недѣли. Къ сожалѣнiю и на это изданiе приходится смотрѣть какъ на попытку. И оно не даетъ нам полной русской библiографiи, ведется же покуда съ небрежностью, огорчающею, съ появленiемъ каждаго листка, всѣхъ любителей библiографiи и книжнаго дѣла. Бумага въ немъ плохая, печать въ немъ безобразная, сверстка такъ плохо размѣренная что иные листы не знаешь какъ и сложить по страницамъ; опечатокъ множество — даже въ названiяхъ книгъ и въ именахъ авторовъ; наконецъ — нерѣдко въ спискѣ книгъ «Указателя” случается напрасно отыскивать заглавiя иныхъ изданiй (особливо провинцiальныхъ), болѣе полугода находящихся уже въ продажѣ. Въ концѣ года редакцiя не заботится о составленiи какого бы то ни было алфавитнаго или предметнаго «Указателя” къ годовому списку, — что для подобнаго изданiя совершенно необходимо. Видно что все изданiе покуда еще въ рукахъ равнодушнаго оффицiала, а не любителя библiографiи. Надобно надѣяться, что современемъ эти недостатки будутъ по немногу исправляться, а до тѣхъ поръ «Указатель” все–таки служить для насъ единственнымъ вѣстникомъ о русскихъ книгахъ, появляющихся въ свѣтъ, немедленно по выходѣ ихъ изъ подъ печатнаго станка.

Передъ нами листки «Указателя по дѣламъ печати” за три мѣсяца, съ 1 января. Оставляя въ сторонѣ множество эфемерныхъ заглавiй которыми наполнены еженедѣльные списки, и изданiй имѣющихъ только спецiальный интересъ, остановимся на нѣкоторыхъ, наиболѣе примѣчательныхъ книгахъ и изданiяхъ, по которымъ можно составить себѣ приблизительное понятiе о прiобрѣтенiяхъ русской литературы въ трехмѣсячный перiодъ.

Вышло Полное собранiе сочинененiй Н. Ѳ. Щербины (С.–П–бургъ).

Изданъ отдѣльно, напечатанный въ газетѣ «Русскiй Мiръ", новый разсказъ Лѣскова: Очарованный странникъ (ц. 1 р.).

Вышелъ новый томъ стихотворенiй Некрасова.

Въ Москвѣ Салаевы выпускаютъ новое изданiе сочиненiй Тургенева, въ 7 томахъ, съ прибавленiемъ нѣкоторыхъ новыхъ еще не напечатанныхъ статей.

Вышелъ отдѣльнымъ изданiемъ «Идiотъ", Ѳ. Достоевскаго, въ 2 томахъ (3 р. 50 к.).

Вышелъ IV томъ «Полнаго собранiя сочиненiй” Марко–Вовчка, и сверхъ того изданы отдѣльно новые, помѣщенные уже въ журналахъ разсказы того же автора, подъ заглавiемъ Сказки и быль (1 р. 50 к.).

Въ Москвѣ изданъ (Солдатенковымъ) первый томъ Собранiя сочиненiй Рѣшетникова. (Ц. 2 р. 75 к.).

Въ Москвѣ же вышло новое изданiе Полнаго собранiя сочиненiй Гоголя, въ 4 томахъ (ц. 5 р.).

Вышелъ шестой томъ Сочиненiй Островскаго. Онъ содержитъ въ себѣ: Не все коту масляница, Лѣсъ, Бѣшеныя деньги и Горячее сердце. Стоитъ 2 руб.

Въ Москвѣ вышли: Драмы, комедiи и трагедiи Писемскаго, въ 2 небольшiхъ томахъ, содержащихъ вь себѣ полное собранiе. (Ц. 3 руб.).

Г. Левитовъ, извѣстный своими мрачными картинами народной жизни — въ «Отеч. Запискахъ”, «Дѣлѣ”, «Недѣлѣ” и т. под. журналахъ, — выпустилъ собранiе всѣхъ прежде напечатанныхъ своихъ повѣстей и очерковъ, подъ выразительнымъ названiемъ «Горе селъ, дорогъ и городовъ”. Цѣна книгѣ въ 752 стр. 3 р. 50 к.

Вышли отдѣльною книгою Записки еврея, соч. Г. Богрова, печатавшiяся въ теченiе двухъ или трехъ лѣтъ въ «Отечеств. Запискахъ”. (Ц. 3 руб.).

Кригопродавецъ Базуновъ издалъ извѣстный «Дневникъ Храповицкаго”, секретаря Императрицы Екатерины II, въ первый разъ вполнѣ, съ подлинной рукописи, съ бiографiей и съ пояснительными примѣчанiями Барсукова (Ц. 3 р. 50 к.).

Вышла любопытная книга г. Кропотова, изъ которой отрывки, крайне заинтересовавшiе публику, помѣщены были въ 1 № «Русскаго Вѣстника” за нынѣшнiй годъ (см. «Гражд.” № 9): Жизнь графа М. Н. Муравьева въ связи съ событiями его времени и до назначенiя его губернаторомъ въ Гродно. Прекрасно изданный томъ стоитъ 3 руб.

Вышелъ III выпускъ сочиненiя Костомарова: «Русская исторiя въ жизнеописанiяхъ ея главнѣйшихъ дѣятелей”. Онъ заключаетъ въ себѣ событiя XV—XVI стол. (Ц. 1 р. 25 к.).

Въ Москвѣ изданъ сборникъ статей по естественнымъ наукамъ, подъ названiемъ Природа. Статьи писаны спецiалистами и представляютъ интересное чтенiе для образованнаго человѣка. Здѣсь есть статьи: Страхова — о развитiи организмовъ, Петтенкофера — о мясномъ экстрактѣ, Сабанѣева — о Зауральскихъ озерахъ, Анучина — объ обезьянахъ и низшихъ типахъ человѣчества, Сѣверцова — о природѣ Тянь–Шаня, и т. под.

Г. Авдѣевъ, авторъ когда–то прославленныхъ, а нынѣ позабытыхъ романовъ и повѣстей («Подводный камень” и пр.), издалъ маленькую книжку подъ названiемъ: Наше общество въ герояхъ и героиняхъ литературы. Здѣсь, въ коротенькихъ статейкахъ, помѣщены quasi–психическiе очерки главныхъ литературныхъ типовъ изъ Грибоѣдова, Тургенева, Гончарова и т. под. За книжку очень плохо напечатанную положена цѣна 1 р. 30 к., и въ объявленiяхъ о ней упоминается, что она, будто бы, можетъ служить пособiемъ при преподаванiи литературы.

Въ Одессѣ изданъ 1–й выпускъ лекцiй по торговому праву, талантливаго профессора Цитовича. За нимъ должны послѣдовать еще 3 выпуска. Это изданiе назначено было, кажется, преимущественно для студентовъ, и самъ авторъ въ своемъ предисловiи не придаетъ ему значенiя курса вполнѣ обработаннаго. Первый выпускъ содержитъ въ себѣ историческiй очеркъ и общiе признаки торговыхъ дѣйствiй. Цѣна за всѣ 4 выпуска назначена 3 р. 50 к., — очень высокая цѣна, если слѣдующiе 4 выпуска будутъ такiе же тоненькiе каковъ первый.

Для пособiя студентамъ же назначенъ изданный М. Н. Капустинымъ въ Ярославлѣ конспектъ его лекцiй по международному праву. Онъ содержитъ въ себѣ лишь основныя положенiя науки, указанiя на примѣры и на источники. (Яросл. 86 стран., ц. 75 к.).

Изъ Ярославля же полученъ 2–й выпускъ полезнаго изданiя предпринятаго въ прошломъ году профессоромъ Владимiрскимъ–Будановымъ, подъ названiемъ «Христоматiя по исторiи русскаго права”. Онъ содержитъ въ себѣ юридическiе акты XIV—XVI стол. и статьи Судебника (211 стр., ц. 1 р. 25 к.).

Въ Москвѣ вышелъ 3–й томъ Исторiи политическихъ ученiй, Б. Н. Чичерина (ц. 3 руб.). Онъ заключаетъ въ себѣ продолженiе изложенiя начатаго въ предыдущемъ томѣ, изложенiя ученiй новаго времени, ученiй рацiонализма. Во 2–мъ томѣ авторъ говорилъ о проповѣдникахъ общежительныхъ и нравственныхъ ученiй, и перейдя къ ученiю индивидуализма, останавливался на Локкѣ и Монтескьё. Теперь, продолжая ту же матерiю, онъ излагаетъ ученiе Гучисона, Фергюсона, Гельвецiя и Гольбаха, Том. Пена, Руссо и Мабли. Затѣмъ переходитъ къ представителямъ утилитаризма — Юму, Борку и Бентаму, и останавливается на представителяхъ субъективнаго идеализма въ Германiи — на Кантѣ, Вильг. Гумбольдтѣ и Фихте.

По кончинѣ сенатора Н. И. Буцковскаго издано, приготовленное еще имъ самимъ къ печати, собранiе юридическихъ статей его, прежде въ разное время напечатанныхъ, подъ заглавiемъ: Очерки судебныхъ порядковъ по уставамь 20 ноября 1864 г. (С.–Петерб., цѣна 3 р. 50 к ). Къ книгѣ приложенъ литографированный портретъ автора. Помѣщенныя въ этой книгѣ статьи относятся большею частiю къ уголовному судопроизводству и отчасти дополнены и исправлены авторомъ для новаго изданiя. Въ числѣ ихъ есть и статьи совсѣмъ новыя: О возобновленiи уголовныхъ дѣлъ.

Г. Левонди издалъ составленный имъ полный хронологическiй сборникъ законовъ и положенiй, касающихся до евреевъ, съ уложенiя 1649 г. до нашего времени. (Ц. 4 руб.).

Къ наиболѣе замѣчательнымъ явленiямъ этого трехмѣсячнаго перiода слѣдуетъ отнесть:

Во 1–хъ, историческiй романъ «Пугачевцы”, новаго, молодаго писателя — гр. Сальяса, въ 4 томахъ (Москва, ц. 5 руб.). Первыя двѣ части этого романа были напечатаны въ «Русскомъ Вѣстникѣ” прошлаго года. Онъ обращаетъ на себя общее вниманiе живостью разсказа выказывающаго основательное изученiе описываемой авторомъ эпохи. Въ гр. Сальясѣ русская литература несомнѣнно прiобрѣтаетъ новый талантъ, много обѣщающий.

Во 2–хъ, первый томъ Исторiи Бѣлокриницкой iерархiи, Г. Субботина (Москва, ц. 3 р. 50 к.). Книга эта не обманетъ серьознаго читателя, интересующагося исторiей русскаго раскола и изученiемъ русскаго характера. Онъ найдетъ въ ней не сухое изложенiе, а живую исторiю одного изъ самыхъ важныхъ явленiй въ расколѣ, изложенную по источникамъ, къ которымъ авторъ первый получилъ доступъ, вполнѣ достовѣрную и безпристрастную, написанную прекраснымъ русскимъ языкомъ, въ спокойномъ и достойномъ тонѣ, безъ полемическихъ увлеченiй. Въ этой исторiи читатель встрѣтить характеры дѣятелей одушевленныхъ, энергическихъ, которые привлекутъ его вниманiе и заставятъ призадуматься надъ многими вопросами нашей церковной жизни.

Русская литература нуждается въ переводѣ многихъ капитальнѣйшихъ сочиненiй по всѣмъ отраслямъ знанiй; но такiя сочиненiя рѣдко являются въ переводѣ. Чаще являются переводы книгъ прiобрѣтшихъ себѣ на рынкѣ временную извѣстность, вслѣдствiе существующей моды на ту или другую теорiю, на то или другое направленiе, наконецъ — на то или другое имя. Этого рода книги, если изданы въ благопрiятную минуту, быстро расходятся, слѣдовательно вознаграждаютъ съ избыткомъ трудъ и издержки издателя. Въ такомъ случаѣ, конечно, достоинство перевода является дѣломъ второстепеннымъ: лишь бы горячо подано было кушанье, съ пылу, — а о вкусѣ не спрашивай. Такъ, съ самаго пылу явилась у насъ автобiографiя Милля (съ выпусками) въ переводѣ сдѣланномъ, какъ принято выражаться, подъ редакцiей Благосвѣтлова (1 р. 50 к.).

Такъ появился, въ одно время съ изданiемъ въ Парижѣ подлинника, русскiй переводъ «Девяносто третьяго года” Виктора Гюго. Такъ продолжаютъ появляться въ нѣсколькихъ переводахъ, пресловутые романы Самарова: Эпигоны въ Рёмерѣ, Двѣ короны и пр.

Вышло 3–е изданiе «Исторiи цивилизацiи” Бокля, въ перев. Бестужева–Рюмина; 2–е изданiе «Исторiи умственнаго развитiя Европы”, Дрепера. Видно что книги эти продолжаютъ быть въ модѣ.

Вотъ, казалось бы, какъ не радоваться, что въ русской литературѣ появляются сочиненiя Бакона. Вышелъ первый томъ собранiя его сочиненiй, заключающiй въ себѣ классическое творенiе Бакона «О достоинствѣ и усовершенствованiи наукъ”, со статьей Рiо, профессора Ренскаго (?) университета, о жизни Бакона и о значенiи его философiи, въ переводѣ П. А. Бибикова. Предполагается еще второй томъ, и за оба назначена цѣна 6 рублей. Недорого за хорошiй переводъ, — крайне дорого за плохой. Но первая радость о появленiи такой книги смѣняется грустью у разсудительнаго читателя.

Позволительно усумниться, серьозно ли смотрѣль на трудъ свой самъ переводчикъ, такъ какъ ни въ заглавiи книги, ни въ текстѣ, не объяснено: съ какого текста переводъ сдѣланъ, съ латинскаго–ли оригинала, съ англiйскаго–ли текста, или съ одного изъ многочисленныхъ нѣмецкихъ или французскихъ переводовъ. Латинскiй языкъ Бакона классическiй, изящный, сжатый, выразительный: ни одно слово не поставлено въ немъ даромъ, ни одно не отзывается фразою. Къ такому тексту необходимо имѣть уваженiе; его нельзя переводить фельетоннымъ языкомъ нынѣшней распущенной литературной рѣчи; хорошiй переводъ съ такого текста много требуетъ отъ переводчика и въ рукѣ художника сталъ бы художественнымъ дѣломъ и прiобрѣтенiемъ для русскаго языка. Къ сожалѣнiю переводчикъ нашъ иначе посмотрѣлъ на это дѣло: едва–ли переводилъ онъ съ латинскаго. Латинская рѣчь непремѣнно сдержала бы его стремленiе къ распущенности, помѣшала бы ему уснащивать свой слогъ фразами легкаго издѣлiя, несвойственными ни духу писателя, ни духу того вѣка, ни слогу Бакона. Примѣрами такой распущенности изобилуетъ каждая страница. Приведемъ, съ первыхъ же страницъ, хотя слѣдующую фразу: Jpse certe (ut ingenue fateor) soleo aestimare hoc Opus magis pro partu temporis quam Ingenii. А у нашего переводчика: Что касается до меня, то простосердечно признаюсь, что если я осмѣливаюсь придавать цѣну этому труду, то скорѣе какъ продукту данной эпохи чѣмъ какъ генiальному произведенiю. Не удивительны–ли, у Бакона, въ XVII столѣтiи, эти продукты данной эпохи и генiальныя произведенiя? Баконъ говоритъ обращаясь къ королю: quando Salomonem in plurimis referas, а нашъ переводчикъ не устыдился употребить въ своей фразѣ самое анти–логическое совокупленiе двухъ разнородныхъ понятiй, свойственное только ученику, а не мастеру рѣчи: «вы, который столькими сторонами напоминаете Соломона”... Читателя фельетоновъ не удивитъ такая противуестественная фраза, но она деретъ слухъ сколько нибудь очищенный: напоминать — сторонами! Такiя фигуры встрѣчаются на каждой страницѣ и заставляютъ трепетать за второй томъ изданiя, въ которомъ должны появиться перлы изящной рѣчи и глубокой мысли Бакона — его философскiе опыты... Увы! пусть бы лучше издатель переводилъ Бокля и тому подобныхъ стилистовъ: сокровище Баконовой рѣчи не будетъ имъ открыто для русской литературы.

Но вотъ еще книга, появленiе коей въ переводѣ объясняется только возбужденнымъ въ публикѣ интересомъ къ ученiю Дарвина. Это изданное въ прошломъ году сочиненiе Беджхота: «Естествознанiе и политика. Мысли о примѣненiи началъ естественнаго подбора и наслѣдственности къ политическому обществу”. (Спб., Ц. 1 р. 50 к.). Сочиненiе Беджхота написано въ оригиналѣ очень умно и живо. Въ немъ, по выраженiю автора, объясняются «политическiя предварительныя условiя (prerequisites) прогресса, и особенно ранняго прогресса”, примѣнительно къ началамъ подбора и наслѣдственности, которыя, по мнѣнiю автора, дѣйствують на происхожденiе видовъ. Изъ этого, равно какъ и изъ самаго заглавiя книги, видно тенденцiозное ея направленiе, въ смыслѣ ученiя, полагающаго въ основу всякаго знанiя начала физическаго бытiя и наукъ естественныхъ. За всѣмъ тѣмъ, въ сочиненiи Беджхота не мало остроумныхъ сближенiй и предположенiй.

Въ Кiевѣ напечатанъ переводъ сочиненiя Тиндаля, «О водѣ”, которое было уже напечатано въ прошломъ году въ «Русскомъ Вѣстникѣ” и потомъ вышло отдѣльно. Новый переводъ сдѣланъ г. Фрейденбергомъ (ц. 1 р. 25 к.). Московский переводъ лучше кiевскаго и стоитъ 1 р.

Появились переводы: «Путешествiя Уолласа по Малайскому архипелагу” (Спб., Ч. I. Ц. 1 р. 50 к.). «Путешествiя Г. Стенли по внутренней Африкѣ”. (Какъ я отыскивалъ Ливингстона. Спб., Ц. 3 р.), и «Популярныхъ бесѣдъ о природѣ и человѣкѣ”, Отто Улэ (Москва).

Лучшимъ изь выпущенныхъ въ послѣднее время переводовъ можно назвать сдѣланный въ Москвѣ Евг. Коршемъ переводъ извѣстной книги Морица Карьера: «Искуство въ связи съ общимъ развитiемъ культуры”. Вышелъ IV томъ, содержащiй въ себѣ: «Возрожденiе и реформацiя въ образованiи, искуствѣ и литературѣ. (Москва. Ц. 3 р.).

Остается еще сказать объ оффицiальныхъ изданiяхъ, имѣющихъ значительную важность.

Въ числѣ ихъ первое мѣсто занимаютъ: «Труды коммисiи по преобразованiю волостныхъ судовъ”. Вышло до сихъ поръ четыре огромныхъ тома (въ 2 колонны компактной печати стр. 851+670+458+701). Они заключаютъ въ себѣ громадное количество матерiала собраннаго членами коммисiи въ теченiе трехмѣсячной (въ 1873 г.) поѣздки по Россiи. Цѣлью поѣздки было собрать статистическiя свѣденiя о дѣятельности волостнаго суда, по общей программѣ вопросовъ, и изслѣдовать на мѣстѣ внутреннюю и внѣшнюю обстановку, положенiе и дѣятельность волостныхъ судовъ. Средствомъ для этой послѣдней цѣли былъ также рядъ вопросовъ (въ числѣ 28), съ которыми члены коммисiи должны были обращаться на мѣстѣ къ лицамъ крестьянскаго населенiя. Нельзя не остановиться съ нѣкоторымъ изумленiемъ на слѣдующемъ вопросѣ: какъ возможно было пяти членамъ коммисiи, въ теченiе трехъ только мѣсяцевъ, успѣшно изслѣдовать всю эту обстановку внутренняго быта въ 15 губернiяхъ совершенно разнороднаго характера и произвесть удовлетворительное и неспѣшное изысканiе въ 485 волостяхъ? Въ иныхъ губернiяхъ осмотрѣно значительное число волостныхъ судовъ (напр. въ Тамбовской 82), а въ другихъ по три и по одному (Нижегородская и Рязанская). Во всякомъ случаѣ нельзя не пожалѣть что поѣздка коммисiи ограничилась только краткимъ, 3–хъ–мѣсячнымъ срокомъ, причемъ значительную долю времени надлежало употребить на одни переѣзды въ отдаленные концы Россiи. Еслибъ возможно было ей продолжить свою дѣятельность и еслибъ члены ея могли останавливаться по долгу въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ и присматриваться досужно и спокойно къ многообразнымъ явленiямъ быта, составляющаго обстановку волостнаго суда, — нельзя сомнѣваться что результаты ея дѣятельности прiобрѣли бы несравненно болѣе цѣны и добытыя ею данныя много болѣе достовѣрности. Она объѣхала слѣдующiя губернiи: Новгородскую, Вологодскую, Ярославскую, Костромскую, Владимiрскую, Нижегородскую, Самарскую, Саратовкую, Тамбовскую, Рязанскую, Харьковскую, Полтавскую, Екатеринославскую, Кiевскую и Московскую. Вышедшiе четыре тома матерiаловъ обнимаютъ: Тамбовскую и Рязанскую губернiи (1), Владимiрскую и Московскую (2), Ярославскую, Костромскую и Нижегородскую (3), Харьковскую и Полтавскую (4). Въ каждой губернiи они распредѣлены по уѣздамъ и волостямъ. Въ началѣ идутъ словесные опросы крестьянъ записанные членомъ; затѣмъ — записанное членомъ разбирательство волостнаго суда, и наконецъ, составляющiя главную массу — выписки рѣшенiй, сдѣланныя очевидно механически по книгамъ волостныхъ судовъ. Въ концѣ каждой губернiи помѣщены выписки изъ дѣлъ губернскихъ присутствiй и съѣздовъ мировыхъ посредниковъ.

Безъ сомнѣнiя, самостоятельная работа членовъ не могла быть одинакова, и изъ числа сдѣланныхъ каждымъ записокъ и замѣчанiй иныя представляютъ болѣе, другiя менѣе интереса, одни отзываются формальностью и бѣглостью, другiя выказываютъ болѣе основательности и вдумчивости. Всего интереснѣе третiй томъ относящiйся къ Ярославской и Костромской губернiямъ.

И такъ, собранные матерiалы въ настоящем своемъ видѣ представляются неразработанною массою, содержащею въ себѣ множество любопытнѣйшихъ свѣденiй о мѣстном бытѣ, мѣстныхъ обычаяхъ и объ отношенiи мѣстнаго населенiя къ формальному закону. Коммисiя обѣщаетъ издать систематическiй сводъ всѣхъ этихъ матерiаловъ; но очевидно что вся масса ихъ будетъ еще ждать, и можетъ быть не скоро еще дождется руки вольнаго художника, которая, прикоснувшись къ ней, вызвала бы изъ нея жизнь и разумъ; при томъ надобно еще замѣтить, что прежде разработки всѣхъ собранныхъ свѣденiй необходимо произвесть имъ строгiй разборъ, съ осмотрительною критическою повѣркой. Въ ожиданiи такой художественной работы, трудно быть читателемъ всей этой rudis indigestaque moles, но не трудно извлекать изъ нея, какъ изъ кладовой, тѣ или другiя отрывочныя данныя въ подтвержденiе того или другаго, заранѣе составленнаго взгляда.

Кромѣ вышеозначенныхъ четырехъ, коммисiя издала еще особый томъ (стр. 640), заключающiй въ себѣ отзывы должностныхъ мѣстъ и лицъ мѣстнаго управленiя, какъ–то: губернаторовъ, предводителей, предсѣдателей управъ, мировыхъ посредниковъ, судебныхь слѣдователей и проч. — о мировомъ судѣ. Всѣхъ этихъ отзывовъ 614, и многiе изъ нихъ ограничиваются, конечно, формальнымъ мнѣнiемъ или отвѣтомъ, но есть и мнѣнiя обработанныя болѣе или менѣе тщательно; изъ послѣдняго разряда примѣчательны особенно отзывы члена полтавскаго губернскаго присутствiя Бѣлухи–Кохановскаго и мнѣнiя двухъ мировыхъ посредниковъ Динабургскаго и Радомысльскаго уѣздовъ.

Укажемъ на другое, не менѣе важное, но тщательнѣе обработанное оффицiальное изданiе: «Труды Высочайше утвержденной при министерствѣ юстицiи ипотечной коммисiи”, въ двухъ большихъ томахъ (Спб. 1,132 стр.). Оно заключаеть въ себѣ всѣ работы коммисiи, начиная съ 1867 года, т. е. со времени передачи дѣла въ министерство юстицiи, — доклады, записки, журналы коммисiи, замѣчанiя отдѣльныхъ министерствъ и т. п., — до составленiя окончательнаго проекта внесеннаго на разсмотрѣнiе государственнаго совѣта. Третiй томъ, состоящiй изъ приложенiй (313 стр.), содержитъ въ себѣ собранiе законовъ объ ипотечной системѣ въ русскомъ переводѣ. Здѣсь помѣщены уставы: баварскiй, саксонскiй, мекленбургскiй, прусскiй, итальянскiй, Царства Польскаго и прибалтiйскихъ губернiй.

Въ заключенiе необходимо упомянуть о небольшой, но весьма полезной книжкѣ, второй годъ уже издаваемой при петербургскомъ коммерческомъ судѣ подъ заглавiемъ: «Практика С.–Петербургскаго коммерческаго суда за 1873 годъ” (Спб. 1874 г. Ц. 1 р. 25 к.). Вышедшая недавно вторая книжка содержитъ въ себѣ текстъ наиболѣе важныхъ рѣшенiй коммерческаго суда и указовъ сената по дѣламъ его, расположенныхъ въ систематическомъ порядкѣ по предметамъ. Рѣшенiя эти относятся къ важнымь практическимъ вопросамъ торговаго быта; главною новостью въ нихъ являются вопросы объ артеляхъ. Для юриста книжка эта представляетъ много любопытнаго, а пользованiе ею облегчаетъ помѣщенный въ концѣ книги, тщательно составленный алфавитный указатель: приложенiе, которое, къ сожалѣнiю, рѣдко встрѣчаемъ въ подобныхъ изданiяхъ.

В.

_______

ПИСЬМА ХОРОШЕНЬКОЙ ЖЕНЩИНЫ.

IV.

Очередь за мною. Мнѣ очень жаль, любезный старичокъ, что у васъ не хватило терпѣнiя продолжать со мною споръ о нашемъ молодомъ поколѣнiи, и что вслѣдствiе этого письмо, на которое приходится мнѣ отвѣчать, — ваше послѣднее! Скажите вы, который все знаете, отчего это мы русскiе люди не умѣемъ уважать гласность на столько, чтобы не выходить изъ предѣловъ подобающаго ей уваженiя, и не извлекать изъ нея существенную для тысячей вопросовъ жизни пользу? Отчего когда мы начинаемъ со спора, кончаемъ всегда дракою, и отходимъ другъ отъ друга со злобою на сердцѣ, съ синяками на лбу, а главное, съ вопросомъ неразъясненнымъ потому, что отъ сущности вопроса перешли къ личностямъ; отчего это, старичокъ?

И вѣдь воть что курьозно. Посмотришь, тѣже люди, которые не умѣютъ спорить, когда выступаютъ на публичную арену словопренiй, внѣ области спора просто ягнята и овцы: и добры, и кротки, и милы, и терпѣливы, и уважаютъ другъ друга; вдругъ выступаютъ въ публику, всходятъ какъ бы на возвышенное мѣсто, берутъ перо въ руки, и, скорѣе чѣмъ мигнетъ вашъ глазъ, въ нихъ совершилась роковая перемѣна: они теряютъ какъ бы подъ собою равновѣсiе, увлекаются своимъ положенiемъ въ публикѣ до такой степени, что при малѣйшемъ противорѣчiи оппонента, сперва начинаютъ браниться, а потом готовы на него броситься и растерзать его въ клочки? Казалось бы, наоборотъ: мысль что мы находимся на публичной аренѣ, что на насъ смотрятъ тысячи глазъ, что насъ слышатъ тысячи ушей, должна умѣрить нашу необузданность, и наполнять насъ взаимнымъ уваженiемъ.

Отчего, старичокъ, въ вашемъ послѣднемъ письмецѣ точно прозвучала ваша личная ко мнѣ злоба, и вы, предавшись ей, написали ваше послѣднее слово, — написали и отошли, какъ отходятъ отъ публичнаго спора не люди, а тѣ которыхъ Бюффонъ называлъ друзьями человѣка, ворча и поджавши хвостъ? А между тѣмъ, какъ это часто бываетъ, въ послѣднемъ вашемъ письмѣ заключалась вся суть вашихъ мыслей, изъ–за которой поводъ съ вами спорить обнаружился гораздо явственнѣе, чѣмъ въ предыдущемъ.

Въ этомъ послѣднемъ письмецѣ, гдѣ вы упрекаете меня въ томъ, что я будто васъ не поняла и переиначила ваши мысли, вы говорите что вы не одобряете то молодое поколѣнiе которое принижаетъ уровень своей жизни до удовлетворенiя однимъ матерiальнымъ потребностямъ, но вы съ глубокою грустью объ этомъ фактѣ говорите, потому что молодое поколѣнiе, по вашему, волею или неволею поставлено въ необходимость промѣнивать идеалы на локомотивы, ибо того–де требуетъ жизнь, окружающая это молодое поколѣнiе; и вы прибавляете что еслибы условiя жизни были другiя, болѣе благопрiятныя для идеаловъ, то молодое поколѣнiе не преминуло бы сдѣлаться болѣе идеальнымъ, чѣмъ теперь. Вообще ваша мысль та, что надъ признаками отсутствiя духовной жизни въ нынѣшнемъ молодомъ поколѣнiи нечего сокрушаться, потому что неизвестно при какихъ условiяхъ одинъ изъ этого молодаго поколѣнiя сдѣлается хорошимъ человѣкомъ, а другой дурнымъ! Словомъ, у васъ, какъ я вижу, и какъ всѣ наши читатели могли видѣть, главное заключается въ тѣхъ условiяхь, которыя жизнь предъявляетъ молодому поколѣнiю при его входѣ въ нее: если эти условiя печальны, надо горевать, и, проливая надъ нимъ слезы, прощать молодому поколѣнiю что оно по необходимости предпочло меркантильное направленiе идеальному; если условiя предъявляемыя жизнью прекрасны, тогда и молодое поколѣнiе выйдетъ прекраснымъ, и вы и я, и всѣ мы возьмемъ другъ друга за руки и станемъ водить круги вокругъ этого молодаго поколѣнiя, привѣтствуя его криками радости и восторга!

Такъ ли вы сказали, или нѣтъ? такъ ли я васъ поняла? боюсь что вы скажете что я передѣлываю ваши слова, и отвѣчаю не на ваши, а на приписываемыя вамъ мысли. Опять–таки, какъ и въ предыдущемь моемъ письмѣ скажу вамъ, почтенный старичокъ: я очень рада что вы все это высказали, ибо рѣдко приходилось мнѣ имѣть дѣло съ противникомъ, такъ услужливо подставляющимъ бока въ ту минуту боя, когда онъ считаетъ себя побѣдителемъ. Скажу больше: дай Богъ чтобы это молодое поколѣнiе, о которомъ мы съ вами ведемъ споръ, никогда бы не доходило до того цинизма въ пониманiи себя, своихъ жизненныхъ задачъ и жизни вообще, до какого вы дошли, его защищая. Повторяю, то что вы про него говорите, сто разъ хуже сущности моего обвиненiя молодаго поколѣнiя въ томъ что оно нуль; вы положительно признаете молодое поколѣнiе отрицательною величиною, и на этой отрицательной величинѣ хотите строить все зданiе будущности нашего общества! Хорошо будетъ это зданiе, спасибо вамъ за то что намъ сулите, признавая за собою даръ прозорливости и дальновидности.

По вашему выходитъ что молодое поколѣнiе страдаетъ, плача и рыдая, отъ сознанiя что оно дѣлаетъ дурно, противъ своей воли и совѣсти вступая въ жизнь тѣмъ, во что жизнь хочетъ чтобы они передѣлывались: не оно, это молодое поколѣнiе, и не вы, старичокъ, принижаете–де уровень идеальныхъ требованiй до призванiй кочегара и машиниста, но жизнь, безпощадная, неумолимая жизнь!

Прекрасно, нечего сказать! Такъ, по вашему, значитъ, вопросъ о томъ чтó изъ человѣка выйдетъ: мошенникъ или честный человѣкъ, рѣшаетъ не человѣкъ самъ, а жизнь, или, какъ вы говорите, условiя при которыхъ складывается его жизнь. Договорились же вы! Только на бѣду вашу, то что вы сказали не ново: мысль ваша — это апоѳеозъ давно опошлившейся у насъ мысли, ходящей по новымъ судамъ, по разнымъ романамъ, по разнымъ журнальнымъ статейкамъ, которая говоритъ: «не онъ виноватъ, а виновато общество; не онъ укралъ, а среда украла, и т. д.”. Эта извѣстная мысль есть одна изъ коренныхъ и фундаментальныхъ основъ теперешняго соцiальнаго броженiя въ западной Европѣ и именно тамъ, гдѣ, при отсутствiи истинно понимаемаго христiанства, принижена утопистами человѣческая личность до того, что съ нея уже снята всякая отвѣтственность за поступки ея, да и сама личность какъ бы радуется своей безотвѣтственности, — въ сущности своему обезличенiю; доказательствомъ же тó что всѣ тамъ кладутъ эту мысль въ основу будущаго перерожденiя общества. Мы русскiе взяли изъ этой идеи (на Западѣ органически развившейся, а для насъ пустой и порожней) лишь то, что соотвѣтствовало нашей грубости, нашему разврату и безчеловѣчiю, т. е. одно только право на безчестье. Это все что мы съумѣли выжать изъ современныхъ западно–европейскихъ идей и движенiй. Оттого адвокатъ, оправдывающiй кассира, растратившаго 100,000 общественныхъ денегъ, прибѣгаетъ именно къ «праву на безчестье" въ своемъ оправданiи. «Всякiй, если только бѣденъ и честенъ, непремѣнно бы на его мѣстѣ укралъ”; говоритъ адвокатъ. Публика, аплодирующая адвокату, а потомъ оправданiю мошенника — конечно аплодируетъ своему «праву на безчестье”. Аплодируете и вы, старичокъ, (я согласна что по незнанiю) принимая это позорное и ретрограднѣйшее ученiе за верхъ прогресса и либерализма; только вы даете этой мысли приложенiе черезъ–чуръ уже широкое: вы примѣняете ее ко всему сплошь молодому поколѣнiю.

И что же выходитъ? Если сегодня вы допускаете что молодое поколѣнiе, вслѣдствiе условiй внѣшнихъ, давящихъ на него при вступленiи въ жизнь, можетъ изъ идеальнаго обратиться въ матерiальное, то вы должны будете допустить, что слѣдующее затѣмъ молодое поколѣнiе, вслѣдствiе того уровня которое предъявитъ ему жизнь, устроенная прежнимъ молодымъ поколѣнiемъ — матерiальнымъ, должно будетъ передѣлать себя въ поколѣнiе грубо–матерiальное, а третье поколѣнiе — въ звѣрски матерiальное, и т. д., до послѣдней степени уничтоженiя духовнаго человѣка.

Затѣмъ, если вы допускаете что цѣлое поколѣнiе можетъ, сообразно внѣшнимъ жизненнымъ условiямъ передѣлывать себя во что жизнь велитъ, то совершенно логично допустить тотъ же принципъ и по отношенiю къ каждой отдѣльной личности, составляющей это поколѣнiе: отсюда ясно что если жизнь по современнымъ взглядамъ россiйскаго соцiализма потребуетъ отъ человѣка чтобы онъ укралъ, он можетъ украсть; если условiя сложатся такъ, что онъ долженъ осмѣивать свою мать, онъ можетъ и долженъ ее осмѣивать; если жизнь такъ складывается что прославленiе божественнаго мiра дѣлается смѣшнымъ (для большинства лицъ), то человѣкъ можетъ смѣяться надъ всѣмъ божественнымъ; однимъ словомъ выйдетъ совершенно тоже самое, что проповѣдуютъ аблакаты защищая своихъ мошенниковъ.

Вотъ, старичокъ, ваша теорiя условiй, разложенная на ея составныя части. Согласитесь что вы не хотите всего этого сказать, и сами пугаетесь настоящаго смысла идей пущенныхъ вами на вѣтеръ такъ легкомысленно. Согласитесь что не нужно быть Магницкимъ, чтобы имѣть право находить ваши мысли черезъ–чуръ уже странными, и совсѣмъ не туда ударяющими, куда вы бьете!

Бога ради, добрый старичокъ, не будьте такъ легкомысленны въ обращенiи съ этими вопросами: вдумайтесь только хорошенько въ ваши слова, и вы скажете: «ах Боже, а вѣдь правда: разсуждая такъ, я вѣдь разрушаю все зданiе настоящаго христiанскаго воспитанiя”.

И вѣдь такъ оно и есть. По вашему, если допустить что поколѣнiе, вступая въ жизнь, должно волею или неволею, и даже скрѣпя сердце, подчинять свою духовную жизнь требованiямъ вѣка, выходитъ что и воспитанiе должно поступать также, то есть и воспитанiе должно сообразоваться съ какою–то роковою силою обстоятельствъ и условiй отъ воли воспитателей независящихъ, и приносить этому богу свою жертву обожанiя; а жертва эта должна заключаться въ отреченiи отъ извѣстныхъ принциповъ, въ послабленiи извѣстныхъ требованiй. Воспитатель долженъ говорить: «милыя дѣти, хотя религiя, нравственность и исторiя всемiрнаго образованiя требуютъ того–то и того–то, но, принимая въ соображенiе что когда вы изъ школы вступите въ жизнь, отъ васъ потребуютъ чтобы вы отрѣшились отъ многаго что составляетъ сущность и основу религiи, нравственности и серьознаго образованiя, дѣлать нечего, я ужь и буду васъ воспитывать такъ, чтобы вы могли съ перваго же шага удовлетворять требованiямъ вашего вѣка”. И вѣдь знаете ли что теперь, во многихъ учебныхъ заведенiяхъ, воспитатели нашего юношества такъ именно и разсуждаютъ. Только я еще слишкомъ смягчила эти разсужденiя. Это противно всѣмъ преданiямъ о христiанскомъ воспитанiи, но тѣмъ не менѣе это говорится и это дѣлается, и плодъ этого разсужденiя мы можетъ быть уже и видимъ въ томъ поколѣнiи, изъ за котораго мы съ вами споримъ. У меня есть братъ воспитывавшiйся въ одномъ изъ учебныхъ заведенiй въ Петербургѣ. Директоръ этого заведенiя былъ назначенъ туда въ ту эпоху, лѣтъ двадцать пять назадъ, когда признано было необходимымъ исправить духъ заведенiя военною дисциплиною, и тогда онъ, во исполненiе этой программы, сѣкъ семнадцатилѣтнихъ молодыхъ людей публично. Вообразите что лѣтъ 18 спустя, тотъ–же директоръ, въ томъ–же заведенiи, отмѣняетъ утреннiя и вечернiя молитвы, находя что заставлять публично молиться — несовременно и антилиберально! Пожалуй и онъ того былъ мнѣнiя, что настало время когда проповѣдующихъ о славѣ Божiей надо отводить въ полицейскую часть, а пожалуй и сѣчь, какъ онъ прежде сѣкъ, отъ такихъ вѣдь станется. И вы думаете что такой директоръ не выпустилъ въ жизнь цѣлое поколѣнiе людей, сознательно обращенныхъ имъ въ нули, относительно религiи, твердыхъ началъ нравственности, гражданскаго долга, любви къ ближнему, патрiотизма, и всего идеальнаго мiра? Могу васъ увѣрить что «да”!

Сколько мнѣ извѣстно, въ образованномъ мiрѣ Европы воспитатели говорятъ воспитанникамъ иначе, и говорятъ иначе потому, что иначе понимаютъ воспитанiе. Вотъ приблизительно что они говорятъ: «Дѣти, жизнь ожидающая васъ очень трудна; она полна искушенiй, препятствiй къ достиженiю самыхъ иногда хорошихъ цѣлей; препятствiя эти происходятъ отъ людей, которые захотятъ чтобы вы дѣлали дурное для ихъ выгоды, — или отъ васъ самихъ, то есть отъ вашихъ страстей, дурныхъ привычекъ, отъ вашего эгоизма, словомъ отъ всего, что будетъ происходить въ васъ и съ вами дурнаго какъ только вы перестанете прислушиваться къ голосу вашей совѣсти. Чтобы быть въ состоянiи бороться съ людьми, съ обстоятельствами и съ собою, чтобы получить ту силу съ которою вы будете въ состоянiи всю вашу жизнь быть самостоятельными и честными, не взирая ни на какiя условiя жизни, ни на какiя искушенiя, вы должны съ раннихъ лѣтъ наполнять ваши сердца любовью къ Богу, любовью къ ближнему; а чтобы любовь эта входила и оставалась въ вашихъ сердцахъ на всю вашу жизнь, я буду особенно заботиться о томъ чтобы на каждомъ шагу вамъ показывать понятно и наглядно, что значитъ любить Бога и ближняго, и въ тоже время буду объяснять вамъ мало по малу какiя на васъ лично лежатъ обязанности и какъ, съ исполненiемъ ихъ, вамъ возможно будетъ преодолѣть можетъ быть всѣ ожидающiя васъ тягости и трудности жизни”.

Нѣчто въ этомъ родѣ говоритъ воспитатель своимъ воспитанникамъ тамъ, гдѣ о воспитанiи люди, вѣка и поколѣнiя создали науку началъ незыблемыхъ и неизмѣняемыхъ. Наука этого воспитанiя, всѣхъ временъ и у всѣхъ народовъ христанскаго мiра, имѣетъ цѣлью воспитывать изъ дѣтей людей для какихъ бы то ни было условiй жизни; и чѣмъ воспитанiе лучше, то есть, чѣмъ болѣе оно проникнуто духомъ христiанскихъ началъ, тѣмъ болѣе оно имѣетъ въ виду въ своей задачѣ тѣ невыгодныя и тяжелыя условiя жизни, о которыхъ вы говорите какъ объ обстоятельствахъ не только смягчающихъ, но даже уничтожающихъ отвѣтственность молодаго поколѣнiя за то что оно нуль. Воспитанiе, которое говорило бы юношамъ что ихъ ждетъ жизнь въ видѣ пути усѣяннаго розами, — было бы нелѣпое воспитанiе. Да и укажите мнѣ когда было на землѣ то золотое время, когда человѣкъ, при вступленiи въ жизнь, не встрѣчалъ именно тѣхъ тяжелыхъ условiй, о которыхъ вы говорите въ защиту нынѣшняго поколѣнiя? Съ тѣхъ, поръ какъ человѣчество сѣбя можетъ запомнить жизнь человѣка — не есть ли все таже борьба между идеалами въ немъ и между матерiальными обольщенiями вокругъ него, просящимися занять въ немъ мѣсто идеаловъ? жизнь есть не что иное какъ эта именно борьба.

И вотъ когда воспитанiе задается вѣрною и справедливою задачею, то есть подготовленiемъ юношества къ тому чтобы духомъ по возможности владычествовать надъ матерiальными условiями жизни; тогда образуется въ каждом воспитываемомъ поколѣнiи горсть людей, нѣчто въ родѣ ядра поколѣнiя, которое, для всѣхъ незамѣтно, составляетъ главную силу своего поколѣнiя и своего времени; кругомъ люди того же поколѣнiя падаютъ, обольщаются, низко падаютъ, развращаются сотнями и тысячами, но ядро этого поколѣнiя крѣпко и здорово; оно двигаетъ впередъ свое общество, и двигая свое общество, подвигаетъ впередь и свое государство, и въ критическiя минуты для общества или государства, къ ядру этому, какъ къ знамени, примыкаютъ массы, и подчиняются его нравственной силѣ. Таково, напримѣръ, воспитанiе въ Англiи, въ Германiи; таковымъ оно было, независимо отъ всякихъ системъ и внѣшнихъ условiй, у насъ когда–то! Всѣ чувствовали и сознавали что гдѣ–то есть какая то сила руководящая въ людяхъ; кто именно были эти крѣпкiе и здоровые люди, назвать ихъ было трудно, но они были, и представленiе о нихъ создавало что–то въ родѣ представленiя о какой–то общественной совѣсти.

Ваше понятiе о воспитанiи, старичокъ, совсѣмъ повидимому иное. Чтобы быть логичнымъ и послѣдовательнымъ, и вмѣстѣ съ вами оправдать наше нынѣшнее поколѣнiе, мѣняющее идеалы на локомотивы, надо создать себѣ представленiе о воспитанiи подлаживающемся подъ требованiя и условiя жизни въ данную эпоху, а изъ этого уже воспитанiя черпать тѣ чувства, или, вѣрнѣе, то равнодушiе, съ помощью котораго можно было бы одновременно и слезы лить надъ этимъ безъидеальнымъ поколѣнiемъ, и выражать къ нему свое неодобренiе!

Это–то и невозможно! Со дня когда вы впустите въ воспитанiе мысль о возможности условiямъ жизни всецѣло и неминуемо влiять на человѣка, и эту мысль поставите взамѣнъ той, которая, наоборотъ, воспитываетъ человѣка съ цѣлью чтобы онъ самъ влiялъ на событiя своей жизни, — вы впустите ядъ въ организмъ цѣлаго воспитываемаго поколѣнiя; и ядъ этотъ прежде всего разлагаетъ жизненную силу того ядра, о которомъ я говорила выше. Пусть я пессимистка, но ядра крѣпкихъ людей, мнѣ кажется, уже нѣтъ для воспитываемаго поколѣнiя: оно представляетъ изъ себя стадо, идущее туда, куда его гонятъ, и характеристическою чертою такого поколѣнiя является именно тотъ сумбуръ мыслей и то отсутствiе положительнаго направленiя въ обществѣ, которые вы такъ метко охарактеризовали, сказавъ что мы съ вами попадемъ въ тюрьму, если примемся говорить о Богѣ. Нѣтъ, вы не случайно, не нечаянно это сказали: вы взяли эту мысль или, вѣрнѣе, это впечатлѣнiе изъ окружающаго насъ съ вами духовнаго мiра. Люди, которые у насъ теперь говорятъ положительно и твердо о необходимости религiи и ея идеаловъ, — считаются въ обществѣ сумасшедшими; а тѣ, которые съ равнодушiемъ и отрицательно говорятъ обо всемъ что идеально, и вѣруютъ только въ дѣло рукъ человѣческихъ, тѣ составляютъ общество здравыхъ людей, — и ихъ цѣлая масса. Вашъ голосъ, слѣдовательно, vox populi!

Но дѣло въ томъ, что при такихъ условiяхъ существовать общество не можетъ: ибо, мало по малу, это равнодушiе общества къ его основамъ, которыя, замѣтьте, всѣ до одной идеальны, и никогда иными быть не могутъ, разложитъ и подточитъ эти основы, до такой уже степени, что при самыхъ цивилизированныхъ формахъ и либеральнѣйшихъ учрежденiяхъ, мы можемъ сдѣлаться обществомъ растлѣнныхъ до глубины мозга.

Полагаю что вы бы этого не желали; и я тоже этого не желала бы, любя свое государство и свое общество, любя въ особенности всѣмъ сердцемъ наше молодое поколѣнiе.

Вѣра N.

_______

ЗАМѢТКИ ДОСУЖАГО ЧИТАТЕЛЯ.

«Русскiй Вѣстникъ”. Февраль и Мартъ.

Двѣ силы. Романъ Вс. Крестовскаго. Продолженiе.

Исторiя блѣднаго молодаго человѣка. Аверкiева. Продолженiе.

Los Novios. Разсказъ изъ современныхъ испанских нравовъ. Гр. Е. А. Саллiаса.

«Отечественныя Записки” Мартъ.

Докторъ Цыбулька. Романъ г. Боборыкина.

Въ февральской книжкѣ «Русскаго Вѣстника” есть маленькiй перлъ, крошечное стихотворенiе А. Фета, изъ тѣхъ, которыя ему нашептываетъ какая–то несовременная, своеобразная и высоко поэтическая муза. Полагаю что редакцiя «Русскаго Вѣстника” не почтетъ меня за вора если я приведу это стихотворенiе цѣликомъ; прелестные стихи въ наше время такая рѣдкость, что, право, впечатлѣнiями этими надо дѣлиться съ наибольшимъ кругомъ читателей.

И такъ начну со стихотворенiя:

«Въ дымкѣ–невидимкѣ

Выплылъ мѣсяцъ вешнiй;

Цвѣтъ садовый дышетъ

Яблонью, черешней.

Такъ и льнетъ, цѣлуя

Тайно и нескромно.

И тебѣ не грустно?

И тебѣ не томно?

Истерзался пѣсней

Соловей безъ розы;

Плачетъ старый камень,

Въ прудъ роняя слезы.

Уронила косы

Голова невольно.

И тебѣ не томно?

И тебѣ не больно?»

Стихотворенiе это прочелъ я не разъ, а нѣсколько разъ; имъ я началъ чтенiе журналовъ, о которыхъ собираюсь бесѣдовать съ читателями, имъ я и кончилъ чтенiе. Не знаю какъ вы, читатель, но когда я читаю прелестное стихотворенiе, я сохраняю въ себѣ два впечатлѣнiя: у меня остается въ душѣ свѣжая, поэтическая прелесть образовъ и мыслей; это впечатлѣнiе внутреннее, такъ сказать; но есть и впечатлѣнiе внѣшнее: въ памяти остается слѣдъ музыки этого стихотворенiя, такъ мысли подъ эту музыку и складываются, и часа два послѣ оконченной пѣсни, съ карандашемъ въ рукахъ (я всегда читаю съ карандашемъ въ рукахъ, и на поляхъ предаюсь разнымъ восклицательнымъ и вопросительнымъ упражненiямъ), я вдругъ на одной страницѣ замѣчаю что–то мною набросанное, похожее на стихи по внѣшнему виду. Смотрю, оказывается вотъ что:

Цѣлыхъ три романа

Въ двухъ журналахъ разомъ

Прочиталъ душой я,

Прочиталъ я глазомъ.

Утомились очи

Дремлетъ умъ невольно.

И тебѣ не скучно?

И тебѣ не больно?

Прочитавъ это подобiе стиховъ, я отвѣтилъ себѣ:

И скучно и больно, и некому руку подать,

Когда я читаю романы,

Героевъ тамъ много, но хочется всѣмъ имъ сказать:

Какiе вы всѣ истуканы!

Вотъ приблизительно то что французы называють, «le gros des impressions”, т. е. сущность впечатлѣнiй испытанныхъ мною, любезные читатели, послѣ чтенiя тѣхъ трехъ романовъ, которые я назвалъ въ заглавiи моихъ нынѣшнiхъ замѣтокъ. О первыхъ двухъ романахъ «Русскаго Вѣстника”, «Двѣ силы” и «Исторiя блѣднаго молодаго человѣка”, я началъ было говорить читателямъ довольно подробно въ № 9 «Гражданина”, даже слишкомъ подробно, какъ сказывали мнѣ нѣкоторые изъ читателей.

Въ февральской и мартовской книжкахъ «Русскаго Вѣстн.” печатается продолженiе этихъ двухъ романовъ; конецъ еще впереди. Третiй романъ г. Боборыкина «Докторъ Цыбулька”, только начинается въ мартовской книжкѣ «Отечественныхъ Записокъ”. На этотъ разъ наученный горькимъ опытомъ, обѣщаю читателямъ быть гораздо скупѣе на объемъ замѣтокъ, хотя то о чемъ долженъ говорить занимаетъ въ журналахъ выше мною названныхъ необъятное количество страницъ и даже печатныхь листовъ.

Читая эти романы, я не разъ думалъ надъ тѣмъ, чтó если бы въ редакцiяхъ журналовъ былъ заведенъ такой порядокъ: платить не по листамъ, а наоборотъ, то есть по качеству произведенiя, и увеличивая цѣну его по мѣрѣ уменьшенiя объема произведенiя; напримѣръ такъ: за романъ въ 3 печатныхь листа отъ 300 р. до 500 р. за листъ; за романъ отъ 3 до 6 листовъ отъ 150 р. до 300 р. за листъ; за романъ отъ 6 до 10 листовъ, отъ 75 р. до 150 р. за листъ, свыше 10 листовъ отъ 10 до 30 р. за листъ; — не знаю почему, но мнѣ кажется что многiе наши романы выиграли бы въ качествѣ отъ такого измѣненiя тарифовъ, ибо очевидно писателю выгоднѣе было бы получить 1500 р. за 3 листа, чѣмъ 200 р. за 20 листовъ.

Но извините, читатель, это было такъ, разсужденiе вырвавшееся мимоходомъ, да и вѣрное лишь съ одной стороны; ибо что бы было если–бъ этотъ методъ оплачиванiя приложить къ Диккенсу, къ Вальтеръ–Скотту, у которыхъ форма ихъ сорокалистныхъ романовъ родилась органически, произошла на свѣтъ вмѣстѣ съ ними, вмѣстѣ съ ихъ талантомъ? А потому, оставивъ пока въ сторонѣ вопросъ объ облегченiи участи издателей журналовъ, приступимъ прямо къ нашему дѣлу.

* _* *

Теперь, когда я проглотилъ двѣ части романа «Двѣ силы” Вс. Крестовскаго, и думаю что остается еще одна третья, я начинаю понимать что въ сущности это произведенiе вовсе не романъ, а просто хроника кое–какихъ событiй въ сѣверо–западномъ краѣ въ 1861–1863 годахъ, событiй предшествовавшихъ мятежу и войнѣ съ инсургентами. Г. Крестовскiй часто мастеръ своего дѣла; но дѣло это, судя по нѣкоторымъ его вещамъ, не творчество романа; въ этомъ произведенiи своемъ, напримѣръ, авторъ разъ только, и то вскользь, ставитъ своего гѣроя г. Хвалынцева въ соприкосновенiе съ героинею, но не съ нею даже, а съ воспоминанiями объ ея образѣ, а затѣмъ въ двухъ длинныхъ частяхъ проводитъ передъ героемъ рядъ событiй, свершающихся то въ имѣнiи того помѣщика–пана, гдѣ, читатели помнятъ, Хвалынцевъ гостилъ вмѣстѣ съ спутникомъ своимъ Свиткою, то въ Гроднѣ, куда судьба забросила Хвалынцева по предложенiю того же Свитки. Въ описанiи этихъ событiй г. Крестовскiй является художникомъ–фотографомъ, и доводитъ свое искуство до значительной удачи въ выполненiи. Отвратительная сцена пьяныхъ польскихъ пановъ, напускающихъ на бѣднаго русскаго священника, отца Сильвестра, и гайдуковъ и своры борзыхъ собакъ, прелестная комизмомъ сцѣна политическаго заговора у помѣщика–пана Катырла, гдѣ подстрекаемые хитрымъ и коварнымъ Свиткою, всѣ помѣщики, вкупѣ съ становымъ и судьей, полагаютъ первыя основы администрацiи будущаго Жонда Народова, и увлекаясь своими мечтами и грезами, разгораются по мѣрѣ опоражниванья бутылокъ и поддаванья жара въ головы разными ложными увѣренiями и сообщенiями Свитки; затѣмъ наскоро состряпанный помѣщикомъ, вкупѣ съ исправникомъ и становымъ, крестьянскiй бунтъ, подъ предлогомъ что мужики не хотятъ подписывать уставной Царской грамоты, и наконець сцены въ Гроднѣ, начиная съ евреевъ осаждающiхъ Хвалынцева въ гостинницѣ и кончая погребенiемъ съ трiумфомъ какого–то мастероваго поляка въ католическомъ костелѣ, для того чтобы изъ этихъ похоронъ сдѣлать причину траурной манифестацiи полонизма, и въ народѣ вызвать фанатическую ненависть католицизма противъ русскихъ — всѣ эти сцены весьма живо схвачены и завлекательно срисованы прямо съ натуры.

Но затѣмъ, внѣ чисто историческаго интереса мѣстной хроники, въ этомъ псевдо–романѣ ничего нѣтъ: ни интриги, ни связи событiй, ни прямыхъ отношенiй событiй къ героямъ романа, изъ которыхъ главнымъ все–таки остается Хвалынцевъ. Хвалынцевъ продолжаетъ быть, по моему, весьма неудачнымъ типомъ русскаго безголоваго заговорщика, и эта безтипность его, такъ сказать, все болѣе и болѣе обрисовывается.

Какъ я прежде говорилъ, чувствуется что Хвалынцевъ глупъ, и эта глупость сердитъ читателя; и все что говоритъ Хвалынцевъ, и все что чувствуетъ онъ, и та передѣлка которую событiя имъ зримыя въ немъ производятъ, все выходитъ пошлымъ. Мнѣ все время казалось что автору понадобился такой человѣкъ, какъ Хвалынцевъ, чтобы какъ нибудь въ порядкѣ представить читателямъ рядъ фогографическихъ картинъ, художественно имъ снятыхъ въ разныя минуты этой грустной жизни сѣверозападнаго края. А между тѣмъ идея представить русскаго заговорщика изъ Петербурга, ѣдущаго осуществлять замыслы Огрызки въ западныя губернiи, съ цѣлью быть двигателемъ и агентомъ великой всероссiйской революцiи, получающаго на свѣжемъ воздухѣ, внѣ Петербурга и на мѣстѣ преступленiя, такiе толчки умственные и нравственные, которые прошибають его недурную и неиспорченную еще натуру, такъ сказать, насквозь, и мало по малу передѣлываютъ его изъ агента Жонда въ благороднаго русскаго человѣка, понимающаго, что въ этомъ уголкѣ Россiи, какъ и вездѣ на Руси, любовь къ отечеству, любовь къ русскому народу должна строить, а не разрушать, — идея эта, говорю я, очень благодарная тема для романа; но, повторяю, мнѣ сдается что г. Крестовскiй ею не воспользовался, и слишкомъ мало поработалъ надъ строительною частью произведенiя, которое онъ назвалъ романомъ. Оттого вездѣ гдѣ Хвалынцевъ является, героемъ, то есть дѣйствующiмъ лицомъ, онъ собою, такъ сказать, изобличаетъ это отсутствiе романа въ романѣ г. Крестовскаго.

Такъ напримѣръ, в теченiи романа есть три момента когда Хвалынцеву пришлось высказать и выказать свою личность: въ моментъ когда онъ былъ свидѣтелемъ руганiй надъ отцомъ Сильвестромь, затѣмъ при свиданiи съ нимъ у него въ домѣ, и наконецъ въ Гродненскомъ костелѣ, когда Хвалынцевъ, во время церемонiи отпѣванiя, наталкивается на двухъ чиновниковъ губернатора изъ агентовъ Жонда Народова. Вь первомъ случаѣ Хвалынцевъ стоитъ и смотритъ на сцену какъ будто хладнокровно, и только подъ конецъ сцены приходитъ къ рѣшенiю что въ сущности это подло, и хладнокровiе замѣняется негодованiемъ противъ пановъ, и рѣшимостью помочь бѣдному русскому попу; но кáкъ и почему произошелъ въ Хвалынцевѣ этотъ переворотъ, читатель не понимаетъ. Не понимаетъ онъ и того, почему все это движенiе внутренней жизни въ Хвалынцевѣ такъ вяло, такь дрябло, такъ пошло и такъ не молодо. У священника въ домѣ происходитъ сцена еще болѣе безжизненная. Отецъ Сильвестръ читаетъ Хвалынцеву лекцiю о тайной силѣ полонизма въ краѣ, а Хвалынцевъ похожъ на человѣка, который на все отвѣчаетъ, что ему ни говори: «не можетъ быть”. Въ Гродненскомъ костелѣ, когда Хвалынцевъ выдаетъ себя за иностранца, чтобы выслушивать революцiонныя рѣчи губернаторскихъ чиновниковъ, и потомъ поразить их открытiемъ, что он русскiй, авторъ даеть глазамъ Хвалынцева играть ту молнiеносную роль (Хвалынцевъ поражаетъ взглядомъ двухъ испугавшихся его чиновниковъ), въ которой онъ въ теченiе двухъ частей своего романа отказывалъ всей личности Хвалынцева.

И замѣтьте что здѣсь, какъ и вездѣ, Хвалынцевъ, только робко высказывается, и нигдѣ не даетъ даже искрѣ молодости пробиться сквозь броню пошлости, составляющей сущность его характера.

* _* *

Помнится мнѣ что я въ наивномъ ожиданiи интереснаго приключенiями романа разсказалъ вамъ, читатель, подробно начало романа г. Аверкiева: «Исторiя блѣднаго молодаго человѣка”. Представьте себѣ что вся эта исторiя почти не подвинулась послѣ двухъ цѣлыхъ книгъ, напечатанныхъ въ февральской и мартовской книжкахъ; остается еще одна, послѣдняя часть; можетъ быть «Блѣдный молодой человѣкъ”, сирѣчь г. Кононовъ, женится на Людмилѣ Тимоѳеевнѣ, съ которою сошелся довольно близко, а можетъ быть и не женится: вотъ все что могу себѣ сказать въ заключенiе необъятнаго количества листовъ прочитанныхъ мною двухъ частей романа.

«Исторiя блѣднаго молодаго человѣка”, какъ бы въ контрастъ роману «Двѣ силы”, вся должна, по мысли автора сосредоточиваться не столько во внѣшнихъ событiяхъ, происходящихъ вокругъ героя романа, г. Кононова, сколько въ событiяхь и явленiяхъ его внутренней жизни. Такая задача — одна изъ труднѣйшихъ задачъ для романиста, ибо для этого надо прозрѣвать душу человѣческую очами необыкновеннаго таланта. Этого необыкновеннаго таланта въ г. Аверкiевѣ не оказалось, и вотъ почему «исторiя” его «блѣднаго молодаго человѣка” утомляетъ читателя отсутствiемъ живаго интереса и претензiями на длинные, нескончаемые психологическiе этюды. Мнѣ казалось что г. Аверкiевъ въ своемъ романъ старался подражать мѣстами юмору Диккенса; но, къ сожалѣнiю, неудачно, ибо юмора Диккенса, заставляющаго хохотать, я не нашелъ въ романѣ г. Аверкiева даже слѣда; читаешь и спрашиваешь себя: да когда же будетъ смѣшно? а о томъ чтобы долгiя высиживанiя надъ скучною работою мозга г. Кононова, даже тогда, когда онъ ничѣмъ другимъ не занятъ, какъ засыпаньемъ, напоминали громадный интересъ психическихъ этюдовъ того же хоть, напримѣръ, Диккенса — и говорить нечего.

Двѣ эти длинныя части романа бѣдны интересомъ драматическимъ и романическимъ; въ нихъ авторъ хочетъ искупить отсутствiе этого рода интереса — интересомъ описываемыхъ имъ мiровъ; тутъ является, во первыхъ, мiръ вялый и скучный какой–то Амалiи, смазливой и легкой дѣвушки–нѣмки на квартирѣ того хозяина, у котораго Кононовъ нанимаеть комнату. Дѣвица эта будто бы влюбляется въ Кононова, не переставая быть любовницею сожителя его, пьяницы–художника Петра Петровича. Затѣмъ васъ переноситъ авторъ въ тотъ мiръ, гдѣ влюбляется вторично г. Кононовъ, въ мiръ дѣвицъ Воробьевыхъ, живущихъ при тетушкѣ, изъ которыхъ старшая Паулина, прескучная и преглупая передовая женщина изъ «развитыхъ”, а Людмила ни то ни сё, кажется симпатическая (въ двухъ третяхъ своего романа авторъ еще не успѣлъ ее обрисовать достаточно наглядно) дѣвица, къ которой могло бы идти названiе: «блѣдная молодая дѣвица”, потому что въ сущности она не ярче того «блѣднаго молодаго человѣка”, котораго она любитъ и который можеть быть тоже ее любитъ. Въ этомъ мiркѣ есть симпатическiй старикъ–дядя Мина Ивановичъ, который является союзникомъ и прiятелемъ Кононова и его друга Чулкова; есть нѣсколько фигуръ весьма пошлыхъ либераловъ изъ красныхъ, какъ женскаго, такъ и мужскаго половъ, которые сходятся на вечерѣ, и говорятъ иногда смѣшныя, а иногда и скучныя нелѣпости, которымъ въ pendant Мина Инановичъ, Людмила, Кононовъ и Чулковъ говорятъ довольно умненькiя вещицы, но не особенно веселыя, и гдѣ, кромѣ того, сколько можно догадываться, богатенькiй либералъ безъ всякихъ принциповъ, нѣкто г. Гамазовъ, хочетъ отбить у Кононова Людмилу, но чѣмъ — неизвѣстно? Затѣмъ васъ знакомитъ авторъ съ мiромъ эксплуататоровъ, журналистовъ и книгопродавцевъ, которые являются вь романѣ эксплуатирующими бѣдность Кононова и Чулкова; здѣсь есть нѣсколько живыхъ страницъ. Потомъ опять Амальхенъ, потомъ какой–то чиновный господинъ, отъ котораго, приходя рекомендоваться для службы, Кононовъ узнаетъ что онъ не благоволитъ вообще къ литературѣ, и такъ далѣе: словомъ — вы проходите чрезъ длинный рядъ сценъ съ дiалогами, монологами и разговорами, гдѣ отъ времени до времени есть удачныя фразы, слегка смѣшныя сцены, но гдѣ, какъ я сказалъ, нѣтъ ни одного сильнаго розмаха кисти художника, который бы свидѣтельствовалъ о томъ, что авторъ пережилъ или переживаетъ то, что онъ создаетъ. Авторъ какъ будто стоитъ въ сторонкѣ и показываетъ вамъ панораму съ разными перемѣнами, причемъ объясняетъ вамъ каждую сцену, и заставляетъ говорить своихъ дѣйствуюшихъ лицъ, такъ что въ сущности въ романѣ этомъ можно было бы переменить заглавiе и назвать его «Блѣдная исторiя одного молодаго человѣка”. Блѣдность есть главный недостатокъ романа. А рядомъ съ этимъ — пол–романа съ разсужденiями автора, съ его опытами психологической работы надъ героями, съ его претензiями на оригинальность и юморъ въ этюдахъ и въ разсужденiяхъ, гдѣ недостаетъ порою знанiя предмета и, главное, художественности. Все это заставляетъ желать, чтобы г. Аверкiевъ, который, aprés tout, уже заявилъ еще прежде свое несомнѣнное литературное дарованiе, былъ бы проще въ своихъ литературныхъ произведенiяхъ.

* _* *

За то какая прелесть въ мартовской книжкѣ «Русскаго Вѣстника” разсказъ изъ современныхъ испанскихъ нравовъ, Los Novios, графа Саллiаса. Какой прiятный отдыхъ для ума въ этомъ простомъ, дышащемъ свѣжестью и безъискуственнымъ комизмомъ повѣствованiи о томъ какъ одинъ русскiй, попавъ въ Испанiю, и притомъ въ Андалузiю, въ страну любви, любви романтической, любви наивной, любви безпредѣльно страстной, посвященъ былъ совершенно для него неожиданно и случайно во всѣ тайны андалузскаго Novios, то есть влюбленнаго. Этотъ Novios, или какъ называетъ его авторъ по русски, «новiй”, есть необходимая повидимому принадлежность уважающей себя молодой испанки, во все время пока она не выйдетъ за–мужъ за послѣдняго по счету изъ своихъ Novios. Вы гуляете по улицѣ, съ балкона на васъ глядитъ дѣвушка, четырнадцати или пятнадцати лѣтъ; взглядъ ея сошелся съ вашимъ; въ этомъ взглядѣ андалузки сказалось что вы ей понравились, и если вы своимъ взглядомъ даете ей почувствовать что и она вамъ приглянулась, вы уже половину пути сдѣлали, чтобы достичь почетнаго званiя ея любовника, или новiя. При второмъ свиданiи она роняетъ съ балкона розанъ, вы его подымаете и цалуете; при третьемъ она вамъ дѣлаетъ знакъ вѣеромъ, при четвертомъ она высылаетъ къ вамь горничную и назначаетъ вамъ или свиданiе въ церкви, или въ два часа ночи на улицѣ, и вы должны надѣть плащъ, и съ лицомъ спрятаннымъ въ плащъ подкрадываться къ дому, хлопнуть въ ладоши: дверь балкона отворяется, и закрытая мантильей, является ваша возлюбленная, является и начинается разговоръ любви. Наивность этого разговора выражается уже въ названiи которое испанцы даютъ этому свиданiю и этому разговору: pelar la pava, говорятъ они, а въ переводѣ: ощипывать индѣйку. Разговоръ самый наивный самый чистый и нерѣдко самый глупый, но всегда страстный: то это вопросы бiографическiе, то любовникъ даетъ своей андалузкѣ урокъ географiи, то онъ говоритъ ей приторно сладкiя вещи, которыя она принимаетъ какъ нѣчто умное, серьозное и дажѣ святое, то наконецъ любовники стоятъ другь передъ другомъ и въ молчанiи любуются другъ другомъ и андалузскою ночью; при этомъ, кромѣ сердца, страдаетъ у новiя спина и шея, ибо — не забудьте позу: дѣва на балконѣ, а новiй на улицѣ, съ головою поднятою къ балкону. Бесѣда длится около двухъ часовъ; иногда на иной улицѣ бываетъ такъ что передъ каждымъ балкономъ по одному новiю; при этомъ, замѣтьте, весь городъ, или все общество, къ которому принадлежитъ дѣвица, знаетъ что у нея новiй такой–то; это ея слава, честь и гордость; дѣвушка безъ новiя считается жалкою дѣвушкою.

Но гдѣ–же конецъ этихъ свиданiй? спроситъ читатель.

Конецъ бываетъ троякiй: или новiй переходитъ отъ ночныхъ свиданiй подъ балкономъ къ знакомству съ домомъ его возлюбленной, и затѣмъ дѣлаетъ предложенiе и женится; или просто, въ одинъ прекрасный день новiй получаетъ отставку, замѣняется другимъ, или самъ бросаетъ свою идеальную возлюбленную, измученный безсонницами и скукою все той–же невинной ночной бесѣды: или же, — что бываетъ очень рѣдко, дѣвушка сходитъ съ балкона, спускается внизъ, и отворяетъ своему возлюбленному рѣшетку сада, для ночнаго свиданiя менѣе невиннаго; тогда новiй перестаетъ быть новiемъ, онъ дѣлается обладателемъ своей возлюбленной; на другой день онъ–же разсказываетъ обь этой побѣдѣ своимъ товарищамъ, и не только бѣдная дѣвушка навсегда обезчещена, но ея вчерашнiй новiй ее бросаетъ, и въ отплату жертвы любви платитъ ей презрѣнiемъ.

* _* *

— Да сколько же это наконецъ Боборыкиныхъ пишутъ романы? спрашивала при мнѣ одна наивная дама, непосвященная въ тайну таланта г. Боборыкина, заключающуюся въ томъ что онъ можетъ, повидимому, писать не только два романа сряду, т. е. одинъ за другимъ, но даже три романа разомъ.

И дѣйствительно, нѣтъ кажется мiра въ Россiи, которому г. Боборыкинъ не посвятилъ бы романа: начиная съ высшихъ мiровъ большаго свѣта и кончая падшими созданiями подземелья, г. Боборыкинъ все описалъ; но само собою разумѣется что не все удавалось ему описывать одинаково хорошо. Напримѣръ высшiй свѣтъ петербургскаго общества не дается г. Боборыкину, вѣроятно по той простой причинѣ, что онъ его не знаетъ; за то мiръ такъ называемыхъ содержанокъ выходитъ у него почти живымъ и живописнымъ: грубая, неполированная, безцеремонная, подчасъ циничная рѣчь Боборыкинскаго стиля приходится въ тонъ этому обществу; но когда съ тѣмъ же описательнымъ и разговорнымъ языкомъ онъ вступаетъ на мягкiе ковры княжескихъ и графскихъ будуаровъ, тогда г. Боборыкинъ значительно блѣднѣетъ, и читатель чувствуетъ что авторъ подносить ему невѣрныя картины, невѣрные типы и что вездѣ звучатъ фальшивыя ноты.

Не смотря на то, г. Боборыкинъ, какъ всегда почти бываетъ сь небольшими, по дарованiямъ, писателями, особенно упорно держится на той почвѣ гдѣ онъ слабъ, и въ послѣднее время, каждые три мѣсяца, даритъ публикѣ по роману изъ высшихъ сферъ петербургскаго общества.

Изъ этого мiра взятъ начинающiйся печатанiемъ романъ въ мартовской книжкѣ «Отечественныхъ Записокъ» подъ названiемъ «Докторъ Цыбулька». Вѣроятно, подумалъ г. Боборыкинъ, я уже всѣхъ описалъ на Руси, давай–ка прiймусь за братьевъ–славянъ, и вотъ является у него героемъ романа какой–то чехъ, знатокъ и науки и искуствъ, докторъ философiи Венедиктъ Венедиктовичъ Цыбулька. Является он въ высшемъ петербургскомъ обществѣ, является у какой–то Раисы Сергѣевны Кауровой, — которую авторъ описываетъ точь въ точь какъ описываетъ онъ какую–нибудь живущую на покоѣ ростовщичествомъ камелiю; является и въ домъ нѣкоей Вассы Андреевны и супруга ея, гдѣ повидимому (романъ только еще начинается), долженъ, какъ говорятъ французы, supplanter, какого–то русскаго художника–философа–политика, съ длинными волосами, именующагося Парменомъ Лукичемъ Мычковымъ, и влюбить въ себя дочь Вассы Андреевны Агнiю, съ помощью Арсенiя Павловича, супруга Вассы Андреевны, благопрiятствующаго славянамъ вообще, и доктору Цыбулькѣ въ особенности. Что дальше будетъ, не знаю, но знаю только, что въ этихъ первыхъ главахъ романа г. Боборыкинъ, въ отличiе отъ обыкновенныхъ своихъ романовъ, которые читаются съ интересомъ, ибо сложены по французски, изъ разныхъ эпизодовъ, болѣе или менѣе непредвидѣнныхъ, удачно сшиваемыхъ вмѣстѣ, гонится на этотъ разъ не столько за веденiемъ интриги, сколько опять же за психическою разработкою внутренней жизни своихъ героевъ, и въ особенности г. Цыбульки. А такъ какъ по этой части авторъ не совсѣмъ мастеръ своего дѣла, и слишкомъ грубъ, такъ сказать, въ обращенiи съ такими тонкими предметами, какъ складки души человѣка, да еще такого малоизвѣданнаго человѣка, какъ собратъ нашъ по крови, чехъ, то читатель испытываетъ по временамъ скуку, и съ нетерпѣнiемъ ждетъ перехода отъ души доктора Цыбульки къ интересу его похожденiй чисто–внѣшнихъ. Вообще появленiе этого доктора Цыбульки въ мiръ Раисы Сергѣевны и Вассы Андреевны — само по себѣ довольно странное, ибо оказывается, что къ первой онъ является подъ предлогомъ устройства живыхъ картинъ, а ко второй съ знанiями генералъ–баса; самая личность доктора не совсѣмъ еще обрисовалась: то онъ приходитъ въ восторгъ отъ вальса Штрауса, «An der schönen blauen Donau”, то онъ глубоко задумывается надъ судьбами своей милой Чехiи, и задумывается подъ влiянiемъ самаго чистаго патрiотизма, который прежде всего исключаетъ для всякаго чеха возможность встрѣчаться съ аккордами напоминающими Вѣну. Впрочемъ, надо воздержаться отъ суда, пока имѣешь передъ собою одно лишь начало романа. Можетъ быть дальше личность Цыбульки разъяснится и обрисуется больше; можетъ быть судьба поставитъ его въ соприкосновенiе съ дамами болѣе интересными, чѣмъ расплывающаяся Раиса Сергѣевна (г. Боборыкинъ очень любитъ расплывать своихъ дамъ, когда хочетъ представить дамъ высшаго общества) и съ пухлымъ, кубическимъ тѣломъ Вассы Адреевны. Что же касается кавалеровъ, то–есть супруговъ этихъ дамъ, то они пока еще безцвѣтнѣе своихъ женъ.

Павелъ Павловъ.

_______

ПОСЛѢДНЯЯ СТРАНИЧКА.

Пасхальныя замѣтки.

Изъ Москвы.

Изъ записной книжки Льва Львова.

Собрался на заутреню въ Кремль; ѣхалъ до ограды Успенскаго собора, потомъ всталъ, пошелъ; посреди площади между Успенскимъ и Архангельскимъ соборами попалъ въ лужу поколѣна, вслѣдствiе чего долженъ былъ вернуться домой.

На другой день кому–то жаловался на ужасное состоянiе Кремлевской площади.

— Вишь, хитрый какой, отвѣчалъ мнѣ этотъ кто–то, нашелъ на что жаловаться. Я, братъ, познатнѣе тѣбя, а все–жъ не разъ, а десять разъ попадалъ въ лужи, и нарочно для этого заказалъ особые сапоги, чтобы ходить въ эту пору отъ собора къ собору.

— Ну что–же, и ты жаловался?

— Жаловался; сперва обратился къ одному чиновнику дворцовой конторы и говорю ему: «какъ дурно вы содержите соборную Кремлевскую площадь”. Онъ мнѣ на это: «это не наше дѣло, это дѣло Чудова монастыря”. Я говорю, два дня спустя, кому–то изъ Чудова монастыря: «какъ вы дурно содержите площадь” и т. д. Онъ мнѣ на это: «это не наше дѣло; это дѣло Архангельскаго собора”. Я спрашиваю кого–то изъ вѣдомства Архангельскаго собора; онъ мнѣ отвѣчаетъ: «это не наше дѣло, это дѣло думы”. Дума говоритъ: «не наше дѣло”! Пойди разбирай послѣ этого чье это дѣло!”

* _* *

Изъ замѣтокъ московскаго гуляки.

Вчера собственными глазами видѣлъ какъ на Кузнецкомъ мосту, двѣ дамы и одинъ кавалеръ вылетѣли изъ дрожекъ только вслѣдствiе ухабовъ на мостовой.

— Любезный, сказалъ я, увидѣвъ сiе зрѣлище, и обратившись къ городовому: какъ вы полагаете, не мѣшало бы мостовую по случаю праздника починить.

— Не наше дѣло, отвѣчаетъ городовой.

— А чье–же?

— А Господь ихъ знаетъ, должно такъ полагать что думское.

О, ужасъ: въ этотъ мигъ четвертую даму вышвырнуло изъ дрожекъ прямо въ грязь.

— Экъ ихъ пошвыриваетъ! сказалъ городовой съ серьознымъ, но не остроумнымъ выраженiемъ лица.

* _* *

Изъ записной книжки жителя Покровки.

Вчера, по случаю совершеннаго исчезновенiя мостовой на Покровкѣ, извощики отказались ѣздить иначе какъ по рублю за каждыя 100 саженъ. Ужасное положенiе. Замѣтилъ это моему прiятелю Чебоксарову, гласному думы.

— За то какiя у насъ рѣчи говорятъ, чудо просто; что день, то все лучше; никогда еще такъ хорошо не говорили.

* _* *

Изъ замѣтокъ прохожаго.

Сегодня ночью пытался войти въ Успенскiй соборъ; не пустили; видѣлъ и слышалъ слѣдующую сцену. Пробирается старушка къ дверямъ собора.

— Ты куда лѣзешь? кричитъ ей городовой.

— Помолиться, батюшка, отродясь еще не видала, батюшка, собора–то, издалече пришла, пусти на милость; только погляжу, помолюсь маленько, да и уйду.

— Проваливай, нашла когда молиться! отвѣтилъ городовой, и выпроводилъ старушку. Та въ слезы!

* _* *

Изъ разговора на Тверской между двумя простолюдинами.

— Нѣту–те, я нонѣ за новую жисть, значитъ, хочу взяться.

— Ой–ли?

— Ей Богу, въ полицею Московскую.

— Что ты?

— Ей Богу. Митрюха сказывалъ что жисть важная такая, значить, что хошь и не помирай.

— Не дай тебѣ Богъ, вретъ Митрюха.

— Чего врать, я ти говорю: жисть такая, что лучше и желать нечего, потому Митрюха сказывалъ: днемъ хошь заснешь аль не заснешь, все одно, а ужь какъ ночь, такъ ты, братецъ мой, храпи себѣ во все твое удовольствiе: служба значитъ ужь такая, больно спокойственная!

— А разбудятъ тебя?

— Чего будить–то, кому будить–то? воръ свое дѣло знаетъ отличнымъ манеромъ, полицью небось тревожить не станетъ, а свой братъ, — Митрюха сказывалъ, — завсегда въ покоѣ оставитъ, потому служба такая.

* _* *

Изъ Петербурга.

— Христосъ воскресе! говоритъ Александръ Ивановичъ, статскiй совѣтникъ, подходя къ генералу Зибеншвагену, читающему приказъ производства въ чины.

Молчанiе.

— Христосъ воскресе! робко повторяетъ статскiй совѣтникъ.

— Ахъ, отстаньте пожалуйста! вы видите люди заняты дѣломъ, а онъ лѣзетъ Богъ знаетъ съ чѣмъ!

* _* *

Говорятъ что на пасхальномъ разгавливаньи въ монастырской трапезѣ одного монастыря, близь Петербурга, всей братьи подаютъ шампанское!

Неужели это правда?

* _* *

Одинъ молодой генералъ (фамилiя его секретъ) за несколько дней до праздника говорилъ такъ: «если не получу къ пасхѣ награду, брошу службу”.

— Получили вы награду? спрашиваю я его, видя по сiяющему лицу что онъ ее получилъ.

— Получилъ.

— Значитъ христосоваться съ вами можно?

— Еще бы! отвѣтилъ генералъ.

— А службу не бросите?

— Нѣтъ, зачѣмъ; да я никогда и не хотѣлъ бросать.

— Ну, какъ не хотѣли? вы же мнѣ сами говорили: если...

— Ну да, это я такъ пошутилъ.

— То–то, а я уже собирался ужаснѣйшiе провести праздники.

— А что?

— Да какъ что, шутка сказать, на чемъ держится судьба Россiи: ну, не получи вы награду, бросили бы вы службу, а Россiя–то, вы думаете, — ей легко будетъ безъ такихъ какъ вы?

— Успокойтесь, я, по крайней мѣрѣ, не брошу.

— Ну то–то, Боже васъ упаси!

* _* *

Николай Ивановичъ принимаетъ подчиненныхъ въ свѣтлый праздникъ и христосуется съ каждымъ изъ нихъ.

— Вы кажется второй разъ ко мнѣ подходите христосоваться, говоритъ Николай Ивановичъ чиновнику Повитухину.

— Точно–съ что второй, ваше прев—ство, только въ первый–то разъ я по христiанству–съ, а уже второй–то разъ, извините, изъ особливой, личной, такъ сказать, преданности къ службѣ и къ вашему прев—ству.

* _* *

Еще прелестный эпизодъ изъ отношенiй почитательницъ лорда Редстока къ его апостольству.

Сидятъ двѣ подруги, графиня Л. и княгиня М.

— Да ты въ сущности чѣмъ–же восхищаешься въ лордѣ Редстокѣ?

— Какъ тебѣ сказать, это очень трудно объяснить: я тебѣ по секрету вотъ что скажу. Я не знаю почему, но вообрази, когда лордъ Редстокъ говоритъ о Христѣ, я воображаю себѣ Его какъ–то гораздо симпатичнѣе; у нашихъ поповъ, какъ тебѣ сказать, Христосъ выходитъ какъ будто на нихъ похожiй, знаешь, что–то такое неполированное и неуклюжее, ну однимъ словомъ не цивилизованный; а у лорда Редстока Онъ имѣетъ что–то особенное, точь въ точь какъ всѣ порядочные люди, знаешь какой–то шикъ...

— Ну да, plus comme il faut.

— Воть именно. — Il est plus comme il faut!

_______

ОБЪЯВЛЕНIЯ.

Вышелъ и поступилъ въ продажу у всѣхъ извѣстныхъ книгопродавцевъ

ФАНТАСТИЧЕСКIЙ РОМАНЪ К. В. М.

«ОДИНЪ ИЗЪ НАШИХЪ БИСМАРКОВЪ”.

Содержанiе: Часть первая. Гл. I. Кто онъ и чѣмъ занимался. — II. Приготовленiе. — III. Въ клубѣ. — IV. Наканунѣ выѣзда въ Камарино. — V. Что дѣлалось пока въ Камаринѣ. — VI. Отъѣздъ и прiѣздъ. — VII. Первые шаги. — VIII. Большой прiемъ. — IX. Ормуздъ и Ариманъ. — X. Приготовленiе къ обѣду. — XI. Обѣдъ. — XII. Извнѣ и внутри. — XIII. L'amour et le земство. — XIV. Схватка съ неблагонадежными. — XV. Мѣсяцъ спустя. — XVI. Объѣздъ Камаринскаго края. Приготовленiе къ нему. — XVII. Le dessous des cartes! Сущность дѣла. — XVIII. День отъѣзда. — Часть вторая. Гл. I. Въ каретѣ. — II. Ревизiя волостнаго правленiя. — III. Уѣздный городъ. Графъ Обезьяниновъ знакомится съ уѣздомъ за вечернимъ чаемъ. — IV. Графъ Обезьяниновъ даетъ о себѣ знать. — V. Графъ Обезьяниновъ производитъ ревизiю. — VI. На прощанiе. — VII. Les мужики и графъ Обезьяниновъ. — VIII. Графъ Обезьяниновъ и сельскiй попъ. — IX. Графъ Обезьяниновъ пируетъ въ своемъ имѣнiи. — X. Изъ отчета графа Обезьянинова объ объѣздѣ ввѣреннаго ему Камаринскаго края. — Часть третья. Гл. I. Графъ Обезьяниновъ на духу. — II. Графъ Обезьяниновъ въ вагонѣ. — III. Первыя минуты въ Петербургѣ. — IV. Графъ Обезьяниновъ наталкивается на непредвидѣнныя обстоятельства. — V. Графъ Обезьяниновъ утѣшается въ скорбяхъ. — VI. Графъ Обезьяниновъ раздувается и рисуется. — VII. Ces dames et ces messieurs. — VIII. Графъ Обезьяниновъ ростетъ. — IX. Мѣсто, мѣсто! Графъ Обезьяниновъ идетъ. — X. Съ высоты.

Годовые подписчики «Гражданина” за 1873 и 1874 гг. могутъ получать его изъ редакцiи по предъявленiи билета на подписку или по письму въ редакцiю за 1 р. 50 к. вмѣсто 2 р. 50 к. (цѣны въ продажѣ). Иногородные прилагаютъ вѣсовыхъ 20 коп.

ВЪ ПОЛЬЗУ САМАРЦЕВЪ

____

75 КОПѢЕКЪ — КНИГА.

____

Во всѣхъ книжныхъ магазинахъ Петербурга и Москвы поступила въ продажу

ПЕРВАЯ КНИГА

«РУССКОЙ БИБЛIОТЕКИ”

АЛЕКСАНДРЪ СЕРГѢЕВИЧЪ ПУШКИНЪ.

«Русская Библiотека” имѣетъ цѣлью сдѣлать общедоступнымъ прiобрѣтенiе сочиненiй отечественныхъ писателей въ выборѣ лучшаго изъ ихъ произведенiй. Пушкинымъ начинается открывающiйся рядъ предполагаемыхъ книгъ, затѣмъ послѣдуетъ Лермонтовъ и др.

СОДЕРЖАНIЕ ПЕРВОЙ КНИГИ. — Портретъ, Бiографiя, Бѣлинскiй и Гоголь о Пушкинѣ. — Первый отдѣлъ: Мѣдный Всадникъ. — Полтава (изъ второй и третьей пѣсни). — Борисъ Годуновъ (три сцены). — Русалка. — Евгенiй Онѣгинъ (глава вторая и шестая). — Братья разбойники. — Галубъ. — Второй отдѣлъ: Пѣсни, Сказки и проч., всего 26. — Третiй отдѣлъ: Арапъ Петра Великаго (двѣ главы). — Лѣтопись села Горохина. — Дубровскiй (десять главъ).

Всего 25 печатныхъ листовъ.

Главный складъ изданiя «Русской Библiотеки” помѣщается въ типографiи М. Стасюлевича, въ Петербургѣ, на Васильевскомъ Островѣ, 2–я линiя, д. № 7. Книгопродавцы пользуются, при 100 экземплярахъ, уступкой 10 коп. съ продажной цѣны экземпляра — 75 копѣекъ въ бумажкѣ, и 1 рубль въ англiйскомъ переплетѣ. Иногородные прилагаютъ за пересылку 25 копѣекъ на экземпляръ.

Сборъ отъ продажи первой книги назначенъ въ пользу пострадавшихъ отъ голода въ Самарской губернiи.

Только что отпечатанъ и поступилъ въ продажу во всѣхъ книжныхъ магазинахъ романъ:

«ИДIОТЪ”.

ѲЕДОРА ДОСТОЕВСКАГО.

Четыре части, въ двухъ томахъ. Цѣна 3 р. 50 к. Пересылка за 3 фунта. Склады изданiя: въ С.–Петербургѣ: у автора, Гусевъ переулокъ, д. Сливчанскаго. кв. № 17, и при типографiи Замысловскаго, Казанская улица, д. № 33; въ Москвѣ: у книгопродавца Соловьева, Страстной Бульваръ, д. Алексѣева. Книгопродавцы пользуются уступкой. — Подписчики «Гражданина”, выписывающiе романъ черезъ редакцiю, за пересылку ничего не платятъ.

Поступила въ продажу во всѣхъ книжныхъ магазинахъ новая книга:

УРОКИ РУССКАГО ПРАВОПИСАНIЯ.

(Опытъ приложенiя изыскательнаго метода къ обученiю правописаниiя). Руководство для учителей народныхъ и др. элементарныхъ школъ и для домашняго обученiя. Сост. Ѳ. Пуциковичъ. Цѣна 40 к., съ перес. 50 к. ОДОБРЕНО УЧЕНЫМЪ КОМИТЕТОМЪ МИНИСТЕРСТВА НАРОДНАГО ПРОСВѢЩЕНIЯ какъ «прекрасное пособiе для учителей элементарныхъ училищъ”.

ВЫШЕЛЪ И ПОСТУПИЛЪ ВЪ ПРОДАЖУ У ВСѢХЪ ИЗВѢСТНѢЙШИХЪ КНИГОПРОДАВЦЕВЪ НОВЫЙ РОМАНЪ (СЕМЕЙНАЯ ХРОНИКА, ИЗЪ ФРАНКО–ГЕРМАНСКОЙ ВОЙНЫ)

БЕРТОЛЬДА АУЭРБАХА:

ВАЛЬДФРИДЪ.

Въ 3 томахъ (6 книгахъ). Переводъ съ рукописи, напечатанъ одновременно съ нѣмецкимъ изданiемъ, съ прiобрѣтеннымъ отъ автора исключительнымъ правомъ русскаго перевода.

Цѣна 3 р. 50 к., съ перес. 4 р. (Цѣна нѣмецкому изданiю назначена 6 талеровъ, т. е. 6 р. 50 к.). Склады изданiя въ книжныхъ магазинахъ: Базунова и «Русской Книжной Торговли” — въ С.–Петербургѣ, у Соловьева — въ Москвѣ, Распопова — въ Одессѣ, Кожанчикова — въ Казани и въ Варшавѣ.

Типографiя А. Траншеля, Стремянная ул. д. № 12. Редакторъ–Издатель Ѳ. М. Достоевскiй.

---

*) Въ изданiи 1742 г., которое лежитъ передъ вами, вторая часть озаглавлена так: «Исповѣданiе клятвенное, чрезъ кое къ расколу подозрительныхъ въ правовѣрiи утверждать».

*) Въ концѣ этого опредѣленiя встрѣчаются слова («отъ раскольника свидѣтельства ни на какое лицо не принимать»), попавшiя туда ошибкою и составляющiя рѣшенiе по слѣдующему п. 16 представленiя Антонiя. Полн. Собр. Пост. и распр., т. II, стр. 108.

*) Въ представленiи же архимандрита Антонiя, по коему состоялось это опредѣленiе, вопросъ этотъ составляетъ п. 15–й.

**) »Сборъ денегъ двойнаго оклада съ раскольниковъ, говоритъ г. Нильскiй, какъ видно, Петръ считалъ важнымъ дѣломъ и, какъ показываютъ памятники, этотъ сборъ давалъ ему немалую по тому времени сумму денегъ. Одинъ Ржевскiй собралъ за 1718 и 1719 гг. съ Нижегородской губернiи до 20,000 р. А между тѣмъ по всему церковниковъ (писалъ Ржевскiй), а воображающихъ себя двумя персты, въ Нижегородской губернiи «обрѣтается многое число» (значитъ указанная сумма денегъ двойнаго оклада могла увеличиться), да и Сильвестръ, митрополитъ Нижегородскiй, добавлялъ Ржевскiй, въ объявленiи своемъ таковыхъ причелъ не согласущимися церкви». Искушенiе сильное, — восклицаетъ г. Нильскiй, даже и для такого великаго человѣка, какимъ былъ Петръ I.»

*) Впрочемъ и тутъ есть ничтожное разнорѣчiе. Въ опредѣленiи 28 февраля стоитъ союзъ «но» тамъ, гдѣ въ указѣ 15 мая 1722 г. стоитъ «и».

*) Лист. 21 (об.).

*) Прошу замѣтить, что это есть не что иное, какъ легкiй перифразъ вышеприведеннаго мною мѣста изъ Дѣянiя собора 1667 (глава XI).

*) Май, стр. 781 и 784.

**) «Хр. Чт.» 1872 г. стр. 67.

*) Съ проложенiемъ однако межъ, гдѣ онѣ оказываются необходимыми.

*) Этотъ разсчетъ въ особенности необходимъ для участковъ, прiобрѣтенныхъ въ большомъ размѣрѣ, такъ какъ въ нихъ можетъ открыться наибольшая разница въ количествѣ десятинъ по спецiальной съемкѣ, въ сравненiи съ военно–топографическою съемкою.

*) Мнѣ пришлось видѣтъ сосновую дранку у грековъ, поселяющихся на участкѣ Его Императ. Высоч. намѣстника кавказскаго, на рѣкѣ Хобзы. Сосновая дранка вполовину тоньше дубовой, между тѣмъ, съ доставкою изъ Туапсе, она обошлась въ 8 руб. 50 к. за 1,000 штукъ.

*) Турлукомъ называются высокорослыя молодыя деревья — дубъ, букъ и проч., годныя для построекъ и изгородей. Изъ породы кустарниковъ хорошiй турлукъ представляетъ лещина (лѣсной орѣхъ).