<РНБ, ф. 150 № 525. Письмо Ф. М. Достоевского к Ю. Ф.
Абазе>
Старая
Русса.
15 Iюня/<18>80 г.
Милостивая
Государыня
Многоуважаемая Юлія
Ѳедоровна,
Простите
что почти полгода не отвѣчалъ Вамъ на письмо Ваше. Причиною была
единственно трудность отвѣта, а не лѣнь и не небрежность.
Отвѣтъ задержалъ-бы меня всего лишь часъ, а на прочтеніе повѣсти
Вашей я употребилъ двое сутокъ, отнявъ ихъ у моихъ собственныхъ занятій, а Богъ
видитъ какъ я нуждаюсь во времени. Стало быть не лѣнь была причиною.
Я
однако рѣшаюсь теперь написать Вамъ мое сужденіе, хотя и впередъ знаю
какъ оно будетъ Вамъ непріятно. (Вотъ это-то и задерживало). Дѣло въ томъ
что разсказъ у Васъ веденъ хорошо и оригинально, хотя слишкомъ ужъ
безыскуственно. А главное что есть
мысль – хорошая и глубокая мысль. Но Боже какъ Вы ее невозможно провели!
Мысль эта что породы людей, получившихъ первоначальную идею отъ своихъ
основателей и подчиняясь ей исключительно[1]
впродолженіе нѣсколькихъ поколѣній, впослѣдствіе должны
необходимо выродиться въ нѣчто особливое отъ человѣчества, какъ отъ
цѣлаго, и даже,
// <л. 1>
при лучшихъ условіяхъ, въ
нѣчто враждебное человѣчеству, какъ
цѣлому, ‑ мысль эта вѣрна и глубока. Таковы
напримѣръ Евреи, начиная съ Авраама и до нашихъ дней когда они обратились
въ жидовъ<.> Христосъ, (кромѣ Его остальнаго значен<ія>[2]
былъ поправкою этой идеи, расшир<яющей>[3]
ея въ всечеловѣчность. Но Евреи не захотѣли поправки, остались во
всей своей прежней узости и прямолинейности, а потому, вмѣсто
всечеловѣчности обратились во враговъ человѣчества, отрицая
всѣхъ кромѣ себя и дѣйствительно теперь остаются носителями
антихриста и ужъ конечно восторжествуютъ на нѣкоторое время. Это такъ
очевидно, что спорить нельзя: Они ломятся, они идутъ, они же заполонили всю Европу;
все эгоистическое, все враждебное человѣчеству, всѣ дурныя страсти
человѣчества за нихъ, — какъ имъ, не восторжествовать на гибель
міру!
У Васъ таже идея. Но Вашъ
потолокъ ужаснаго и грѣховнаго рода изображенъ невозможно. Надо было дать ему страданіе лишь нравственное,[4]
сознаніе, кончить[5]
сдѣлавъ изъ него кого нибудь въ образѣ Алексѣя человѣка
Божія, или Маріи Египетской, побѣдившей кровь свою и родъ свой
страданіемъ неслыханнымъ. А Вы напротивъ,
// <л. 1 об.>
выдумываете нѣчто
грубофизическое, какую то льдинку вмѣсто сердца! Доктора лѣчившіе
его столько лѣтъ не замѣтили что у него нѣтъ сердца! Да и
какъ можетъ жить человѣкъ безъ физическаго органа? Пусть это
фантастическая сказка, но вѣдь фантастическое въ искусствѣ
имѣетъ предѣлъ и правила. Фантастическое должно до того
соприкасаться съ реальнымъ, что Вы должны почти
повѣрить ему. Пушкинъ, давшій намъ почти всѣ формы искусства
написалъ Пиковую Даму — верхъ искусства фантастическаго. И Вы[6]
вѣрите что Германъ дѣйствительно имѣлъ видѣніе, и имен<но>
сообразное съ его міровоззрѣніемъ, а между тѣмъ въ концѣ
повѣсти, т. е. прочтя ее Вы не знаете какъ рѣшить: Вышло ли
это видѣніе все изъ природы Германа, или дѣйствительно онъ одинъ
изъ тѣхъ, которые соприкоснулись съ другимъ міромъ, злыхъ и враждебныхъ
человѣчеству духовъ (NB.
Спиритизмъ и ученія его). Вотъ это искусство! Тамъ же гдѣ схимникъ
фабрикуетъ[7]
сердце изъ просвирки съ виномъ — до того у Васъ грубо, что возбуждаетъ
даже смѣхъ. (Какъ писатель я долженъ однако сознаться, что сцена эта
смѣла и не лишена колорита).
И такъ вотъ Вамъ мое сужденіе.
Повѣсть Вашу никто ни одна Редакція не
напечатаетъ –
// <л. 2>
тѣмъ и отвѣчаю на второй Вашъ вопросъ. Въ заключеніе же
вотъ мой совѣтъ: Не оставляйте прекрасной (и полезнѣйшей идеи),
разработайте ее снова и передѣлайте[8]
Вашу повѣсть радикально, всю, съ самаго начала. Дайте ему страда<ніе>
духовное, дайте осмысленіе своего гр<ѣха>[9]
какъ цѣлаго поколѣнія, приставьте хоть и схимника, но
непремѣнно и женщину — и заставьте его сознательно пойти на
страданіе за всѣхъ предковъ своихъ, и за всѣхъ и вся, чтобъ
искупить грѣхъ людской. Мысль великая, еслибъ только у Васъ достало
художественности! А то что льдинка-то?
Извините за правду. Но
вѣдь правду эту я считаю правдой, а Вы можете со мною не согласиться. Во
всякомъ случаѣ мнѣ трудно было высказать ее, чтобъ Васъ не
обидѣть, и вотъ почему я отдалялъ отвѣтъ мой къ Вамъ со дня на
день.
Рукопись Вашу я давно уже
передалъ тѣмъ, которые мнѣ ее доставили.
Не разсердитесь на меня,
сохраните Ваши добрыя ко мнѣ чувства и примите увѣреніе въ самомъ
искреннемъ моемъ уваженіи.
Ѳ. Достоевскій
Старая Русса
Ѳ. М-чу Дост<оевском>у