<РГАЛИ, ф. 212.1.56. Письмо Х. Д. Алчевской к Ф. М. Достоевскому>

Глубокоуважаемый

Ѳедоръ Михайловичъ!

Отправляя къ Вамъ свои нѣсколько строкъ и не мечтала объ отвѣтѣ. Я чувствовала только непреодолимое желанiе высказать Вамъ свой привѣтъ и не находила причинъ отказать себѣ въ этомъ. При чтенiи 2^го № «Дневн. Писателя» я не безъ грустнаго раздумья остановилась на строкахъ: «Хорошо, или не хорошо, что я всѣмъ угодилъ?» Сказать правду, я приняла это немножко на свой счетъ. Тѣмъ понятнѣе станетъ для Васъ та радость, которую доставило мнѣ Ваше письмо. Намъ – провинциаламъ каждый писатель представляется чѣмъ то чуть ни мифическимъ, не досягаемымъ, неслыханнымъ и невиданнымъ. Намъ доступно

// л. 1

читать его и только! Видѣть, слышать, переписываться, мы лишены возможности. И въ самомъ дѣлѣ, что сталось бы съ писателемъ, если бы провинцiямъ вздумалось атаковать его своей перепиской?! Какой то острякъ увѣрялъ, что будто бы Писаревъ утонулъ не въ рѣкѣ, а въ морѣ писемъ получаемыхъ имъ изъ провинцiй.

Я сказала «каждый» писатель и спѣшу оговориться «каждый соотвѣтствующiй созданнымъ нами въ жизни идеаламъ и проповѣдующiй ихъ<»>. У меня два такихъ кумира: Вы – какъ человѣкъ талантливый, честный, независимыхъ убѣжденiй, съ той «Искрой Божiей» которую не въ силахъ потушить ни рудники, ни невзгоды жизни, ни время, и Левъ Толстой въ которомъ кромѣ его оригинальнаго языка и оригинальнаго таланта, я

// л. 1 об.

признаю глубокую и неподдѣльную любовь къ народу, которою и сама я заражена немножко. Вотъ уже 12 лѣтъ какъ существуетъ въ Харьковѣ «Женская Воскресная Школа»<.> Въ началѣ она была у меня на дому, въ самыхъ минiатюрныхъ размѣрахъ, затѣмъ оформилась, и наконецъ теперь достигла 360 ученицъ и 20 безплатныхъ учительницъ. Можетъ быть Вамъ какъ нибудь случайно попадались подъ руку въ Пет. Вѣд. отзывы о ней Бар. Корфа и др. но не въ этомъ дѣло и не хвастаться хочу я передъ Вами этимъ дорогимъ для меня учрежденiемъ. Цѣль моя впереди. Заинтересованная Школьнымъ дѣломъ я при поѣздкахъ своихъ въ Петербургъ осматриваю обыкновенно существующiя тамъ Школы и вотъ мнѣ пришло въ голову обратить Ваше вниманiе на одну изъ нихъ, которая,

// л. 2

какъ мнѣ кажется, стоитъ этого вниманiя. Положимъ съ тѣхъ поръ прошло 4 года и она могла нѣсколько видоизмѣниться. Впрочемъ не думаю. Сколько мнѣ извѣстно лица всё тѣ же.

Чтобы отчасти ознакомить Васъ съ ней я позволяю себе приложить главу изъ моего «Дневника» который веду много лѣтъ, разумѣется не для печати, а для собственнаго удовольствiя, какъ женщина малограмотная, что Вамъ легко замѣтить изъ попадающихся, вѣроятно, въ моемъ письме грамматическихъ[1] ошибокъ. «Но какъ и чему Вы учите народъ?» спросите Вы услышавъ о моей малограмотности. Я того мнѣнiя, что каждый обязанъ дѣлиться съ ближнимъ тѣмъ что имѣетъ: «Чѣмъ богаты, тѣмъ и рады!» а народъ къ несчастiю не владѣетъ и моими скромными познанiями. Кромѣ того, за

// л. 2 об.

грамотою, простою, толковою грамотою, какъ первою ступенью, которую всетаки невозможно перескочить, я признаю большое значенiе.

_______

Впрочемъ я слишкомъ злоупотребляю даннымъ самой себѣ правомъ отнимать у Васъ Ваше дорогое обществу время. Пора бы уняться, но позволяю себѣ сказать еще нѣсколько словъ по поводу Вашего «Дневника». – Февральскiй № понравился нашему кружку еще болѣе 1^го, осoбенно дело «Кронеберга»<.> Что же касается лично до меня, то отдавая ему полную справедливость, я, тѣмъ не менѣе, остаюсь вѣрна разсказу «Мальчикъ у Христа на ёлкѣ» и признаю его chef-d’œuvre^омъ «Дневника писателя»<.> Впрочемъ и «Мужик Марей» мнѣ очень, очень нравится и, говорятъ, что и то, и другое я прочла съ большимъ пониманiемъ и увлеченiемъ на нашихъ литературныхъ вечерахъ.

// л. 3

Самое прiятное для меня одобренiе моему чтенiю было старушки Ишимовой, которая теперь въ Харьковѣ и была у насъ на послѣднемъ вечерѣ. Многiе забыли ея услуги, но я помню какъ зачитывалась въ дѣтствѣ «Звѣздочкой» и «Лучами» и потому встрѣтила ее съ распростертыми объятiями. Къ тому же бывши ребенкомъ я писала стихи и они помѣщались въ «Звѣздочкѣ». Вообще наше знакомство съ Ишимовой напоминаетъ романъ, отъ котораго я разумѣется избавлю Васъ.

_______

Приходилось мнѣ еще слышать и такое мнѣнiе относительно Вашего изданiя «Дневникъ писателя» «Что если Достоевскiй вмѣсто того, чтобы создать вновь что либо цѣльное, грандiозное, размѣняется на мелочи, на обзоръ текущихъ событiй, маленькiе разсказцы и только!»

// л. 3 об.

Мнѣ лично такое мнѣнiе кажется до крайности страннымъ: какъ жизнь со всѣми ея разнообразными явленiями отнести въ разрядъ мелочей и какъ художественность и силу разсказа мѣрить величиною?! – Нѣтъ, я присоединяюсь къ той части публики, которая съ энтузiазмомъ встрѣтила Вашу мысль объ изданiи «Дневника»<.> Передъ нами рядъ Вашихъ художественныхъ разсказовъ и романовъ, которыми гордится каждый любящiй Русскую литературу, но намъ не менѣе дороги Ваши взгляды на текущiя событiя, Ваша личная жизнь, которая такъ или иначе выглядываетъ на страницахъ «Дневника»<.> Мы желаемъ знать о Васъ какъ о дорогомъ и любимомъ нашемъ писателѣ отъ Васъ самихъ, а не отъ какихъ нибудь спекулянтовъ въ литературѣ въ родѣ составителя Вашей бiографiи «В. – З.» – (Рус. Инц. Сл.)

// л. 4

которому Вы дѣлаете поправки въ № 1^мъ Вашего «Дневника»<.>

Что касается того, что «Писателю всегда милѣе и важнѣе услышать доброе и ободряющее Слово прямо отъ сочувствующаго ему читателя, чѣмъ прочесть какiя угодно себѣ похвалы въ печати» то это понятно: мнѣ часто изъ за пространныхъ фельетоновъ разныхъ «заурядныхъ читателей» мерещатся пятачки, получаемые ими отъ строчки<.> Впрочемъ Богъ съ ними!

Ваше «первое предостереженiе» за мое многословiе можетъ быть выражено и словами и молчанiемъ. И то и другое признáю вполне основательнымъ.

Глубоко уважающая Васъ

10^го Марта

1876 г. Х. Алчевская

// л. 4 об.

P. S.

Ваша статья объ «Исправительныхъ прiютахъ» была прочтена съ большимъ интересомъ лицами приступающими къ устройству такой же колонiи въ Харьковѣ.

Не такъ давно я была избрана членомъ Правленiя этого общества и отказалась только за неимѣнiемъ времени.

Пока общество хлопочетъ преимущественно о пожертвованiяхъ долженствующихъ составить, или, лучше сказать, дополнить необходимую для начала сумму, но вѣроятно вскорѣ приступитъ и къ устройству самого прiюта.

Бывши въ Петербургѣ я также посѣщала колонiю и Ваше описанiе очень живо напомнило мнѣ её.

// л. 5

Глава изъ дневника.

30 Ноября 1871 г. Петербургъ.

Сегодня въ 9 ч. утра я поѣхала въ Школу «Оборвышей» Елисаветы Ивановны Чертковой.

Привыкши къ обстановкѣ нашихъ бѣдныхъ народныхъ школъ, къ отсутствiю въ нихъ свѣта, простора<,> тепла и классной мебели, я была поражена обстановкой настоящей Школы: каждый ребенокъ сидѣлъ за своимъ отдѣльнымъ столикомъ – комнаты просторныя, свѣтлыя полъ парке[2], на окнахъ цвѣты нигдѣ ни пылинки.

Въ Школѣ было 42 ребенка – мальчики и дѣвочки вмѣстѣ, и 3 учительницы. Въ 1^й комнатѣ занималась самая пожилая изъ нихъ Звуковымъ методомъ<.> «Что ты сложилъ?» спрашивала она 7^милѣтняго мальчугана – краснощекаго, улыбающaгося и совершенно погруженнaго въ свою работу – Я сложилъ «Кошка» отвѣчалъ онъ торжественно

// л. 6

приставивши послѣднюю букву «а» «Вотъ эту самую кошку, что сидитъ у печки!» разъяснилъ онъ, указывая пальцемъ на кошку которая дѣйствительно сидѣла у печки.

«А что ты сдѣлаешь, чтобы вышло «окошка?» спросила учительница.

– О…кош…ка! – тянулъ прислушиваясь мальчуганъ и мигомъ приставилъ «О»<.>

Вопросъ о звуковомъ методѣ былъ для меня разрѣшенъ и я пошла въ другую комнату. Половина класса писала упражненiя по «Нашему другу», другой половинѣ учительница диктовала слова. Оба упражненiя были не вполнѣ удачны: самостоятельной работой занимались ученики дѣлающiе еще самыя «грубыя звуковыя ошибки, какъ на прим. «Цвѣтокъ роздетъ»<.> Слова диктовались по рутинному порядку, т. е. сперва учительница повторяла разъ 10^ть одно и то же слово, потомъ дѣти писали его съ ошибками, потомъ имъ ихъ поправляли. О предупрежденiи ошибокъ не было и помину. Но, не смотря на всё это, обращенiе учительницы съ дѣтьми и отношенiе дѣтей къ учительницѣ производили самое прiятное впечатленiе. Учительница обращалась къ нимъ звучнымъ ласковымъ голосомъ, ученики были веcелы, оживлены,

// л. 6 об.

внимательны; любо было посмотреть!

Одѣты были дѣти бѣдно но чисто (какъ я узнала потомъ, что оборванныхъ одѣваютъ въ Школѣ); можно было однако встрѣтить и гимназическiй сюртукъ съ оторваннымъ воротникомъ и 3^мя пуговицами, и полинялое кисейное платье, не смотря на морозъ, и валенки вмѣсто сапогъ.

3^я, молоденькая учительница, присматривающаяся только къ занятiямъ старшихъ казалась сама милымъ и добрымъ ребенкомъ; но ея умные глаза и та теплота которая лежала въ ея отношенiяхъ съ дѣтьми, говорили за то, что изъ нея можетъ выйти хорошая учительница.

Въ часъ окончились занятiя.

Трудно себѣ представить тотъ шумъ, который подняли дѣти. Видно было, что никогда угроза и наказанiе не возмущали этой дѣтской радости, такъ была она безъискуственна и свободна. Накричавшись и набѣгавшись въ вволю, оне стали устраивать болѣе мирныя игры. «Будемъ играть въ Школу!» сказала одна дѣвочка «Кто будетъ учительницей? – Я! Я!» – кричали дѣти и всѣ гурьбой бросились въ другую комнату.

«Счастлива та Школа, подумала я,

// л. 7

которая и по окончанiи уроковъ составляетъ любимую игру дѣтей!»

Изъ толпы игравшихъ дѣтей выдѣлилось 2 мальчика, подошли къ классной доскѣ и вступили въ состязанiе: «А ну-ка, – напиши «Константинъ»! говорилъ одинъ другому; не напишешь!» Нѣтъ, – напишу! – отвѣчалъ бойко товарищъ. Оба схватили по куску мѣла, раздѣлили чертой доску и принялись писать.

«Дежурные!» сказала учительница «Накрывать на столъ!»

Мальчикъ и дѣвочка бросились къ шкафу, достали скатерть, тарелки, ложки и вилки и черезъ нѣсколько минутъ длинный столъ покрылся 42^мя приборами. Когда дѣти собрались вокругъ стола и запѣли своими дѣтскими – нѣжными голосами:

«Очи всѣхъ на тя, Господи, уповаютъ и Ты даеши имъ пищу[3]!»

Я чуть не расплакалась.

Къ концу обѣда, т. е. послѣ 2^х<ъ> блюдъ – щей и жареной говядины, случилось маленькое приключенiе. Всѣ дѣти ѣли съ большимъ аппетитомъ, шалить, стало быть, было нѣкогда, одна только по видимому ужаснѣйшая шалунья хохотала сама

// л. 7 об.

и смѣшила своихъ сосѣдокъ. Учительница раза 2 обращалась къ ней съ упрекомъ, пока наконецъ она не опрокинула тарелки на платье сосѣдки. Дѣвочка испуганно взглянула на учительницу. Я ждала катастрофы.

«Катя!» сказала учительница серьезно и спокойно «такихъ людей, которые не думаютъ объ общей пользѣ и вредятъ другимъ людямъ, не терпятъ въ обществѣ! Ступай въ спальню и оставайся тамъ до ухода изъ Школы!»

Смущенная Катя ушла въ спальню. Черезъ нѣсколько минутъ я не выдержала и заглянула туда. Дѣвочка обливалась горькими слезами.

«Счастлива та Школа, подумала я опять, гдѣ дѣти уличныхъ бродягъ, воровъ и пьяницъ, плачутъ отъ подобнаго рода наказанiй!»

Послѣ обѣда дѣти опять зашумѣли и нашлись адвокаты выпросившiе у учительницы прощенiе Катѣ.

Въ 1^й комнатѣ опять стали накрывать на столъ.

«Что это будетъ? спросила я учительницу.

– Теперь въ эту комнату соберутся къ намъ женщины, сказала она, бабушки,

// л. 8

матери и тетки этихъ дѣтей; онѣ пьютъ чай, а потомъ прiезжаетъ Елисавета Ивановна и читаетъ имъ Евангелiе. Кромѣ того она даетъ имъ въ домъ чай, сахаръ, обувь, платье, бѣлье, а онѣ потомъ выплачиваютъ по частямъ. Всё это во 1^х<ъ> приходится имъ дешевле потому что она закупаетъ въ большомъ количествѣ, а во 2^х<ъ> имъ не такъ тяжело платить!»

– Случаются обманы?

«Нѣтъ, – никогда! Кредитъ имѣютъ только извѣстныя намъ своею бѣдностью, или тѣ за которыхъ ручаются онѣ же!» Къ 2^м<ъ> часамъ около стола собралось болѣе 40 женщинъ. Иныя изъ нихъ были съ грудными дѣтьми, другiя съ маленькими внучатами. Всё это покраснѣвшими отъ мороза руками бралось за блюдца и отогрѣвалось у шумящaго самовара. Матери съ любопытствомъ и любовiю заглядывали въ другую комнату на своихъ веселыхъ и счастливыхъ дѣтей.

«Не хорошо только то, говорила одна изъ нихъ учительницѣ, тономъ заученой, рутинной морали, «что Вы ихъ не бьёте! Ишь какъ шумятъ!!» но глаза и лицо ея говорили совсѣмъ другое – они были полны

// л. 8 об.

той радости и счастiя, которыя такъ рѣдко выпадаютъ на долю бѣдняковъ.

Около 3^х<ъ> часовъ въ толпѣ дѣтей раздалось радостно: «Елисавета Ивановна! Елисавета Ивановна!!» Всѣ съ шумомъ бросились на встрѣчу. Въ дверяхъ появилась стройная высокая женщина, лѣтъ за 40, съ серьезнымъ выразительнымъ лицомъ и умными, черными глазами. На ней было надѣто совершенно простое черное платье, ни браслетъ, ни серегъ, ничего подобнаго не было и въ поминѣ, что придавало всей ея величественной фигурѣ еще болѣе торжественности. Она держала Евангелiе въ рукахъ, въ углу передъ образомъ Спасителя зажгли лампадку, все встали. Е. И. обратилась лицомъ къ образу и внятно, медленно стала читать «Отче Нашъ!»

Окончивши молитву она сѣла въ крѣсло и ея высокая фигура съ Евангелiемъ въ рукахъ возвышалась надъ всѣми остальными. «Я прочту Вамъ, сказала она, то Евангелiе, которое будутъ читать въ церкви въ будущее Воскресенiе!»

Не помню я, какъ начиналось это Евангелiе, помню только тѣ слова, которымъ Е. И. придала особенную выразительность и которыя до сихъ поръ какъ будто раздаются

// л. 9

у меня въ ушахъ:

«Любите враговъ Вашихъ, читала она, благословляйте проклинающихъ васъ, благотворите ненавидящихъ Васъ и молитесь за обижающихъ и гонящихъ Васъ!» Наступили сумерки. Въ комнатѣ было почти тёмно[4], одна лампадка бросала только свѣтъ на блѣдное лицо Е. И. и на остальныя фигуры.

Она сложила Евангелiе и начала говорить. Воцарилась мертвая тишина – даже дѣти притихли однѣ заснули на рукахъ матери, другiя кормились грудью; всё стихло. Одинъ только голосъ ея громкiй внятный и по временамъ дрожащiй какой то задушевной нотой раздавался въ комнатѣ. Этотъ голосъ западалъ прямо въ душу – я чувствовала, что у меня захватываетъ дыханiе и нервная дрожь пробѣгала по тѣлу…. Въ жизни своей я слышала одинъ только такой голосъ – Аббата Любенскаго и думала, что онъ дѣйствовалъ на меня тогда такъ потому только, что мнѣ было 16 лѣтъ……….

Передо мною сидѣла женщина съ груднымъ ребенкомъ на рукахъ. Она вперила неподвижно свой взоръ въ проповѣдницу и 2 крупныя слезы катились по ея худымъ

// л. 9 об.

щекамъ.

Сидѣвшая рядомъ со мною женщина всхлипывала и утиралась концемъ платка.

Я не въ силахъ была выдержать этой обстановки и ушла въ другую комнату, гдѣ «Закономъ Божiимъ» занималась съ дѣтьми молодая барышня прiѣхавшая въ Школу съ Е. И.

Не знаю, которая изъ 2^х комнатъ представляла болѣе трогательную картину. Дѣти съ блестящими глазенками съ жадностью ловили каждое слово юной наставницы, засыпая ее вопросами. Такъ на прим. когда она сказала, что Моисей взошелъ на гору, одинъ изъ мальчиковъ вскрикнулъ: «А высока была та гора?»

Учительница мастерски набросала картину того, что видѣлъ Моисей съ горы, и вопросами заставила дѣтей возстановить ее въ цѣломъ. Художественно и совершенно просто разсказала она о любви Моисея къ людямъ и о томъ какъ, умирая даже, онъ думалъ только объ одномъ чтобы люди были добрѣе и лучше. «Я увѣрена, что Вы добрыя и хорошiя дѣти, говорила она, старайтесь быть такими. Одинъ очень, очень умный человѣкъ сказалъ: «Хорошiй ребенокъ всегда будетъ и

// л. 10

хорoшимъ человѣкомъ!» «Никогда не нужно думать: «Это ничего, что я поступилъ дурно – я маленькiй! А как подросту, стану хорошимъ!» Что сказалъ одинъ очень умный человѣкъ?

Отвѣтъ былъ ясный и дружный.

Затѣмъ она въ высшей степени тепло и понятно объяснила, что значитъ любить людей не словомъ а дѣломъ.

«Напр. продолжала она, еслибъ я говорила Вамъ о томъ, что люблю Васъ и никогда не прiѣхала бы къ Вамъ, не разсказала бы Вамъ никакой исторiйки, не привезла бы картинокъ значило ли бы это, что я люблю Васъ?! Такъ точно, если бы Вы говорили мнѣ, что вы любите меня, и не слушали бы внимательно того, что я говорю вамъ, шумѣли бы, шалили и огорчали меня, значило ли бы это что Вы на самомъ дѣле любите меня?!»

Обрисовавши и опоэтизировавши образъ Моисея, она сказала: «Дѣти! Кто желаетъ видѣть Моисея – поднимите руки!!» Всѣ до одной рученки въ одинъ мигъ были подняты.

«Будущiй разъ я разскажу Вамъ, какъ это сдѣлать!» сказала учительница и этимъ закончила урокъ.

// л. 10 об.

– Нѣтъ – Сейчасъ! нѣтъ сейчасъ!!» кричали дѣти, и вѣрно долго и настойчиво требовали бы этого, еслибъ учительница не сказала громко: «Собирайтесь пѣть!»

Ошеломленная прелестью ея преподаванiя и ея послѣдней выходкой я не выдержала и подошедши къ ней спросила: «Какъ объясните Вы имъ свиданiе съ Моисеемъ?»

– Разумѣется, буду говорить о царствѣ небесномъ, куда попадаютъ только хорошiе люди, сказала просто учительница, и о томъ, какъ надо жить, чтобы попасть въ Царство небесное. Я нахожу, что фантазiя присуща дѣтской природѣ, а образы героевъ вызовутъ въ нихъ только благiя стремленiя. Кромѣ того, при этомъ легко будетъ развить ту мысль, что для того, чтобы имѣть право попасть между хорошихъ людей, необходимо самому быть хорошимъ человѣкомъ!»

«Гдѣ и когда успѣли Вы такъ хорoшо изучить дѣтскую природу и прiобрѣсти такое умѣнiе обращаться съ классомъ? Спросила я.

– Я очень люблю дѣтей отвѣчала учительница, и кромѣ того родилась и выросла въ колыбели нашего знаменитaго педагога Пестолоцци въ Швейцарiи; – тамъ я

// л. 11

видѣла много школъ и слышала много хорошихъ учителей!

Начался классъ пѣнiя. Законоучитель превратился въ регента. Съ наслажденiемъ прослушавши 2, 3 пѣсенки[5], я опять возвратилась къ Е. И.

На столѣ, освѣщенномъ лампой, лежали ситцы, платки, холстъ, чай<,> сахаръ, кофе и цикорей, какъ въ лавочкѣ.

Каждая требовала себѣ, что угодно изъ всего этого. Иныя платили старый долгъ и забирали вновь на деньги, другiя брали вещь и взносили часть денегъ впередъ, 3^и ничего не брали и просили повременить со старымъ долгомъ. Е. И. сидѣла съ книгой и весьма аккуратно сводила всѣ эти счеты. При этомъ я замѣтила, что каждую изъ нихъ она знала по имени и фамилiи и для каждой находилось у нея тёплое слово.

Наконецъ въ 5 ч. вся эта ватага матерей и дѣтей двинулась изъ Школы. Трое дѣвочекъ-сиротъ живутъ въ Школѣ, для большаго числа нѣтъ помѣщенiя. Говорятъ впрочемъ, что вчера ночевалъ здѣсь еще одинъ мальчикъ, мать котораго выгнали въ этотъ вечеръ изъ квартиры на улицу.

// л. 11 об.

Я спрашивала, не бываетъ ли случаевъ воровства между дѣтьми?

«Никогда!» отвѣчала учительница.

________

Говорятъ что въ прошломъ году Е. И. имѣла 2 большихъ несчастiя: потеряла сына и свою прiятельницу – друга дѣтства, что эти несчастiя вызвали въ ней потребность заглушить свое горе въ какой либо дѣятельности и что эта Школа является какъ бы поминками усопшихъ. Если бы всѣ такъ поминали!

________

На Рождествѣ у нихъ будетъ ёлка, гдѣ каждая дѣвочка получитъ по платью, а каждый мальчикъ по рубашкѣ.

// л. 12

<Конверт:>

Петербургъ

Его Высокоблагородiю

Ѳедору Михайловичу

Достоевскому[6].

Греческiй Проспектъ, подлѣ Греческой Церкви, домъ Струбинскаго. Кв. № 6^й

Со вложенiемъ двухъ р. 50^ти коп.

Отъ Алчевской.

<Справа на конверте синим карандашом написано: 2 р<.> 50>

// л. 13

<На обороте конверта на штемпелях:>

ХАРЬКОВЪ 11 МАЯ 1876

СПБУРГЪ 18 МАЯ<?>[7]

// л. 13 об.

---

[1] Исправлено. В рукописи было: граматическихъ

[2] Так в рукописи.

[3] Вместо: пищу – было: пишу

[4] Так в рукописи.

[5] Вместо: пѣсенки – было: пѣсеньки

[6] Запись: Петербургъ, Ѳедору, Достоевскому – подчеркнута синим карандашом.

[7] Штемпель размыт.