<НИОР РГБ, ф. 93.II.1.110.
Письмо А. Л. Боровиковского
к
Ф. М. Достоевскому>
15 марта,
ночью.
Милостивый
Государь
Ѳедоръ
Михайловичъ,
Только
вчера, по окончанiи
«политическаго
процесса», въ которомъ
я участвовалъ
какъ защитникъ,
я прочелъ
Вашъ февральскiй
«Дневникъ».
Но еслибы
я прочелъ
его до тѣхъ жгучихъ
впечатлѣнiй,
какiя
я вынесъ
изъ
процесса, я
не понялъ
бы Васъ.
Послѣ
процесса, я читалъ то,
чтὸ Вы «изо
всей силы»
заявляете, — какъ мною самимъ
прочувствованное,
какъ
несомнѣнную
истину.
Только тогда
поймешь
правду, когда
станешь
думать сердцемъ.
Вы
писали не объ
этомъ
дѣлѣ, а
вообще о великомъ
движенiи,
// л. 1
которое
происходитъ
на нашихъ
глазахъ.
Но этотъ процессъ —
только одинъ
изъ трагическихъ
эпизодовъ
того великаго
движенiя.
Судили
«революцiонеровъ»
(и нѣкоторые изъ нихъ
сами полагаютъ,
что они «революцiонеры») —
а между тѣмъ
о революцiи почти
не было и
помину;
только
изрѣдка — и тò
некстати, какъ
нѣчто
«заграничное»,
какъ
явно-фальшивая
нота —
звучали задорныя
слова, изъ
которыхъ
оказалось возможнымъ
выжать нѣчто
похожее на «революцiю».
Все
остальное,
основной мотивъ —
«русское
рѣшенiе
вопроса»…
Много
юношей
приговорены къ
каторгѣ;
между ними
нѣсколько превосходныхъ
дѣвушекъ. Это
«опасные»
люди, —
страшнѣе цѣлыхъ
армiй,
потому что мiръ
будетъ побѣжденъ
не войною, не насилiемъ,
а именно
этими
блѣдными
дѣвушками,
// л. 1 об.
крѣпкою,
страдающею
любовью: не
сильные, а «кроткiе
наслѣдуютъ[1]
землю»…. Но
судьи правы
только въ
этомъ
смыслѣ…
Безъ
сомнѣнiя, Вы
будете
говорить объ
этомъ
дѣлѣ; Вы
обязаны это
сдѣлать. Но изъ газетъ
Вы узнаете
мало. Не
пожелаете ли
Вы выслушать
меня —
очевидца отъ
начала до
конца. Я могу разсказать
Вамъ
даже больше,
чѣмъ знаютъ
судьи, — тò,
что говорили
мнѣ эти чистыя
сердцемъ
каторжницы въ
тюрьмѣ — «на
свободѣ», какъ
другу. Я разскажу
Вамъ
правду — и
слѣдовательно
Вы мнѣ
повѣрите.
Искренно
Васъ уважающiй
А. Боровиковскiй.
Кромѣ
среды, я свободенъ
всѣ вечера (съ 8 ч.)
этой недѣли.
Примите меня когда
хотите, предупредивъ
съ утра.
Мой
адрессъ:
«Знаменская
улица, на
углу Бассейной,
д. Дурдина,
кв. 31,
Александру
Львовичу Боровиковскому».
// л. 2
Никогда
и не мечталъ
онъ
О
названiи
поэта….
Лишь
однажды написалъ
онъ
Три
посредственныхъ
куплета….
Повезло
стихотворенью:
Въ мигъ
дошло до
прокурора,
Новый
критикъ —
къ уложенью
Обратился
для разбора,
Судъ,
согласно съ
прокуроромъ,
Возвеличилъ
тѣ куплеты —
И
судебнымъ
приговоромъ
Возвели
его въ
поэты….
______
А. Боровиковскiй
// л. 3
Хлѣбъ
роскошный,
звѣри, птицы,
Чтò
ни видишь —
все твое!...
Шапку
снялъ[4]:
«не становой
ли?» —[5]
Грустный,
тощiй,
весь въ
пыли,
Человѣкъ,
«вѣнецъ созданья,
Перлъ
природы, царь
земли»….
_________
// л. 3 об.
Поэту.
За
свои стихотворенiя
Ты
куда же мнишь
попасть:
Въ олимпiйскiя
ль селенiя?
Въ
полицейскую
ли часть?...
_________
// л. 4