<РГАЛИ, ф. 212.1.25. Письмо Ф. М. Достоевского к А. Г. Достоевской>

Старая Русса Iюня 3/72

Любезный другъ Анна Григорьевна, твое письмо отъ 30^го я получилъ только вчера. Почему-то не пришла почта. А сегодня тоже не надѣюсь получить, потому что уже семь часовъ вечера. Ты пишешь что я напрасно безпокоюсь. Но какъ не безпокоиться, когда столько самыхъ неожиданныхъ усложненiй на каждомъ шагу. Ты пишешь что была больна; но ты можешь быть больна еще разъ: Еще что-то скажетъ мама, съ своею болѣзнiю и съ своимъ невѣденiемъ о судьбѣ покойницы Марьи Григорьевны? Кромѣ того хорошо ли сойдетъ съ Ольгой Кириловной? Тебя все это должно волновать. Между тѣмъ ты теперь единственное провидѣнiе Лили. Кто побезпокоится о бѣдномъ больномъ ребенкѣ если ты заболѣешь. Какъ же не безпокоиться мнѣ здѣсь? Не пишу уже ничего собственно о Лилѣ; каждую минуту она можетъ разбередить свою ручку, пока не срослась; достаточно лишь отвернуться[1] отъ нея на мигъ.

‑‑‑‑‑‑

Сейчасъ принесли твое письмецо отъ 1^го Iюня, за которое очень тебѣ благодаренъ, потому что эти извѣстiя несказанно ободряютъ меня. Но всего хуже то что ты не спишь. Слушай Аня: Не помогутъ ли въ чемъ здѣсь сестры милосердiя? Ты бы поспала а тѣ бы посидѣли съ ней. Иначе тебѣ одной не справиться. И вообще твое положенiе не казисто, а какъ далеко еще до конца! Бѣдная Лиля, разумѣется ей скучно и тоскуетъ. Ѳедѣ тоже видимо скучно, а вѣдь ты знаешь какой онъ не капризный и простоватый мальчикъ! Любитъ меня ужасно, чуть я войду къ нему приходитъ почти въ изступленiе, кричитъ, рвется ко мнѣ. Любитъ быть у меня на рукахъ. Мнѣ кажется ты найдешь что онъ выросъ и возмужалъ. Няня дѣлаетъ все что можетъ чтобъ развлекать его

// л. 11

и мнѣ даже ее жалко. Здоровье ея получше, но Ѳедька тоже встаетъ по ночамъ, и хоть бы плакалъ, а то встаетъ и начинаетъ прямо хохотать. Жизни дѣтишки требуютъ, солнца, расти хотятъ, а тутъ и солнца то нѣтъ: Лиля въ душной скорлупѣ[2] города, а мы здѣсь въ кучѣ грязи. Вотъ уже четвертый день отвратительная погода. Вчера же и сегодня такой[3] дождь, такой дождь ‑ что я и въ Петербургѣ никогда не видывалъ. И не перестаетъ до сихъ поръ. Все размокло и разбукло,[4] все раскисло. На дворѣ грязь какую и вообразить нельзя и навѣрно завтра еще будетъ такъ продолжаться. Кромѣ того холодно: Я и вчера и сегодня топлю, и наконецъ частая перемѣна вѣтру. Ѳечка[5] просится тоже гулять, но и подумать нельзя. Тоскуетъ и плачетъ. Я ему показываю лошадокъ въ окно когда ѣдутъ, ужасно интересуется и любитъ лошадей, кричитъ тпру. Но теперь и къ[6] окошкамъ подносить нельзя, потому что дуетъ въ каждое окно ужасно. Еслибъ не топить то и жить нельзя бъ было.

Хотѣлъ бы я узнать какъ ты рѣшила съ лечебницей, гдѣ разчитываешь жить и нельзя-ли чего сдѣлать чтобы вамъ возвратиться пораньше, только не рискуя дѣломъ.

Про маму думаю по прежнему: Сказать надо теперь. Еще пожалуй она обвинитъ въ душѣ Ив. Григорьевича[7] что онъ берегъ ее для ухода за Ольгой Кириловной и потому и не[8] объявлялъ[9] ей о смерти Маши, а объявилъ[10] уже послѣ родинъ. Тогда какъ если объявить теперь, то повѣрь что[11] у ней удвоится забота объ Ольгѣ Кириловнѣ

// л. 11 об.

въ рѣшительную минуту, изъ одной потребности внутрянняго[12] возрожденiя энергiи послѣ такого горя и эта забота излѣчитъ и самое горе отвлеченiемъ на другой предметъ... Въ одномъ только я сомнѣваюсь: въ томъ что ея ногѣ не легче. Отъ горя иногда усложняется и усиливается болѣзнь,[13] даже хоть и наружная.[14]

Какъ у васъ погода? Такая-ли хлябь какъ у насъ. Это ужасъ. Нѣтъ ничего несноснѣе зелени и деревянныхъ домовъ во время дождя и при такомъ ужасномъ небѣ.

Еслибъ ты знала какъ мнѣ скучно жить. Писать хорошо когда пишется, а у меня все идетъ туго. Да и охоты нѣтъ совсѣмъ. Читать тоже нечего. Какая Александра Михайловна была у тебя? Сестра моя?

Я не знаю успѣю ли подать сегодня это письмо чтобъ оно пошло завтра до 8 часовъ[15] утра.[16] До почты далеко и кромѣ того я не могу идти: до того грязно и мокро. Не смѣйся. Здѣсь идти почти невозможность въ такую погоду.

Народъ здѣшнiй тоже не совсѣмъ хорошъ. Кромѣ нашего священника всѣ остальные ужасно странны, глупы и грубы.

Ради Бога ѣзди, а не ходи. Не глупи по прежнему, не носи Любу. Ѣзди непремѣнно на извощикахъ и непремѣнно сдѣлай такъ чтобы выспаться. Недостатокъ сна тебя убьетъ. Здѣсь обо всемъ этомъ надо вновь распорядиться. Надо чтобы хоть два мѣсяца ты могла отдохнуть.

Я тоже, хоть и не позволяю себѣ ничего лишняго и даже счеты веду, а все таки[17] у меня деньги выходятъ<.> Въ эту недѣлю я уже рублей 20 истратилъ.

До свиданiя голубчикъ Аня, цалую тебя и Лилю. Передай ей отъ меня 1000 поцалуевъ[18] и мою молитву о ней.

Тво<й> Ѳ. Достоев<скiй>

// л. 12

[2] Вместо: скорлупѣ ‑ было начато: скол

[6] Вместо: къ ‑ было начато: ок

[9] Вместо: объявлялъ ‑ было: объявилъ

[13] Вместо запятой была точка.

[14] даже хоть и наружная. вписано.

[17] Вместо: таки ‑ было: такъ

[18] Вместо: поцалуевъ ‑ было: поцалуетъ