<РГАЛИ, ф. 212.1.25. Письмо
Ф. М. Достоевского к
А. Г. Достоевской>
Старая Русса Четвергъ 8 Iюня/72
Сейчасъ получилъ
твое письмо, другъ мой Аня отъ
6 Iюня.
Письма ко мнѣ приходятъ кажется позже
всѣхъ въ городѣ. Почта приходитъ въ часъ,
а я получаю въ 6 пополудни. Замѣтилъ это
почтальону – онъ же на меня и раскричался.
Ужасно здѣсь дерзкiй народъ. ‑
‑ Пишешь о томъ, что Барчь
хочетъ снять перевязку 12 числа. Я радъ, если это возможно, но и боюсь. Ну что[1]
если не поджила еще совсѣмъ ручка и начнетъ
кривиться? Можетъ быть Барчь
дѣлаетъ это не видя другаго исхода, т. е.
за невозможностью тебѣ ждать. Ахъ Аня,
поторопимся и что будетъ потомъ!
Вотъ моя послѣдняя просьба: Рѣшись только
въ томъ случаѣ, если Барчь вполнѣ и настойчиво удостовѣритъ тебя,
что нѣтъ ни малѣйшей
опасности.
И опять таки: по снятiи перевязки надо взять инструкцiю;
вѣдь быть не можетъ чтобы тѣмъ
совсѣмъ и кончилось[2].
Нѣкоторое время все еще надо беречь ручку и ходить за ней, а можетъ быть и лѣчить. Спроси непремѣнно не
забудь Барча: Не заболитъ-ли
ручка, по снятiи перевязки наружно (кожа н<а>прим<ѣръ>
начнетъ слѣзать), потому что слишкомъ долго[3]
была герметически закупорена отъ влiянiя
воздуха. Наконецъ, не опасно-ли, снявъ
перевязку оставить ребенка дѣйствовать ею какъ
здоровой рукой. Осторожно-ли будетъ? Ну обопрется обо
что нибудь, стукнетъ ручкой
и суставчикъ еще чуть-чуть сросшiйся
опять надломится.
Это хорошо что ты
переѣхала къ Сниткину –
доктору, а не къ Ивану Григорьевичу. Я
рѣшительно былъ въ
тоскѣ отъ прежняго
твоего намѣренiя. Ну какъ можно жить въ душныхъ комнатахъ,
гдѣ столько мебели, гдѣ есть родильница и ребенокъ,
съ Лилей, которая капризится
и плачетъ. Вотъ было бы безумiе-то. Но и у Сниткина –
доктора врядъ-ли тебѣ будетъ
хорошо. Эхъ Аня, лучше бы было остаться въ Максимилiановской до Середы,
если ужъ Барчь находитъ возможнымъ снять
перевязку! Ну что 35[4]
рубл. а по крайней мѣрѣ была бы у себя
дома. А то еще на Любу будутъ коситься. Тамъ тоже есть ребенокъ. Люба будетъ мѣшать, надоѣстъ.
И такъ
буду ждать васъ мало по малу. Мнѣ здѣсь
очень скучно. Работа же – трудъ (да еще
скверный) а не развлеченiе. Еслибъ
не Ѳедя совсѣмъ бы умеръ съ тоски.
// л. 15
Ѳедя
веселъ, но слишкомъ ужъ тихъ. Ужасно милъ. У него не проходятъ на рукахъ и на ножкахъ комариныя болячки. Каждую ночь расчесываетъ,
страхъ смотрѣть и не знаю что предпринять.
Здѣсь же его вновь кусаютъ какiя
то мошки, которыя теперь развелись. Ихъ укусъ очень чешется,
дѣлается волдырь и не проходитъ. Можетъ быть тѣже комары.
Не забудь купить пакетовъ; выходятъ. Не достанешь
ли большихъ пакетовъ для
меня? Не забудь взять Р. Вѣстникъ и Бесѣду.
Мнѣ рѣшительно
нѣкогда ходить въ гости, а надо сходить къ Протопопу. Некогда даже и гулять. На минутку
забѣгаю лишь читать газеты. Деньги здѣсь очень выходятъ.
Обнимаю тебя, Лилю цалую безсчетно. Хоть бы
взглянуть то на нее!
Твой весь
Ѳ. Достоевск<iй>
Теперь
каждый день буду отсчитывать до вашего возвращенiя.
Не
знаю по какому адрессу теперь писать къ тебѣ. Пишу на старый.
‑ А
маму не привезешь? Пригласи ее, если такъ,
настоятельно. Да обратите вы вниманiе на ея ногу посерьознѣе.
// л. 15 об.