<РГАЛИ, ф. 212.1.28. Письмо
Ф. М. Достоевского к
А. Г. Достоевской>
Среда 12/75 Петербургъ.
Сегодня вечеромъ получилъ изъ редакцiи
твое письмецо, отъ 11го милая Аня и
сегодня же вечеромъ пишу отвѣтъ, хотя отошлю
завтра и самъ поѣду отдавать въ большой почтамтъ. Посылаю
тебѣ голубчикъ мой девять сотъ 900 рублей. Никогда я предположить не могъ чтобъ ты такъ
зануждалась и написала мнѣ такiя
отчаянныя просьбы о присылкѣ денегъ. Но другъ мой вѣдь
ты сама же говорила что всегда можешь занять у батюшки или у[1]
Анны Гавриловны. Я же такъ разсуждалъ,
что заемъ на 2 на 3 дня, при такихъ
вѣрныхъ деньгахъ, которыя
я получаю, не можетъ нисколько повредить твоей чести.
Это мелочность! Я же писалъ уже тебѣ давно чтобъ ты заняла. Я конечно могъ и
изъ выданныхъ мнѣ Некрасовымъ 200 отослать тебѣ, но ей Богу же! Не было
времени ни капли, чтобъ самому ѣхать посылать.
Мало того: нѣтъ[2]
иногда времени даже въ редакцiю
Гражданина заѣхать. Ну ты представь себѣ, я съѣздилъ къ Некрасову, взялъ сегодня у
него деньги, заѣзжаю домой чтобъ положить ихъ въ чемоданъ
и вдругъ входитъ Владимiръ Ламанскiй, самъ, услыхавшiй отъ кого-то что я въ
Петербургѣ. Неужто мнѣ прогнать его? Вотъ
я съ нимъ и остался. Итакъ каждый часъ. Притомъ же я все не могу выспаться и у меня разстроены
// л. 17
2
нервы
до муки, до ада. А главная причина все таже:[3]
что я никакъ не воображалъ
что ты будешь стыдиться попросить пустяки у такихъ добрыхъ знакомыхъ, ‑
тѣмъ болѣе что сама мнѣ про это говорила! Не то конечно бы прислалъ, потому что на столько то у меня всегда было, и ужь конечно я могъ поручить Пуцыковичу.
‑ Симонова лечебница все парализуетъ!
У[4]
меня весь день уходитъ, но завтра послѣднiй сеансъ[5].
Между тѣмъ дѣлъ безконечное множество.
Сегодня былъ у Эмилiи
Ѳедоровны. Завтра постараюсь быть у Пантелѣевыхъ или гдѣ нибудь гдѣ нужнѣе. Обнимаю тебя крѣпко,
не сѣтуй же на меня. Некрасовъ далъ 1600, изъ нихъ 1000 или безъ малаго впередъ, (потому что
нельзя еще дать точнѣйшаго расчета<)>. Сосчитаемся впередъ. У меня въ рукахъ 700[6]
слишкомъ рублей. ‑ Деньги идутъ неестественно и я здѣсь ужасно трачусь. ‑
Цалую дѣтей. Въ
Субботу думаю что никакъ не выѣду: Ламанскiй звалъ въ Субботу, а Некрасовъ въ Субботу же хочетъ везти меня къ Салтыкову (а я очень хочу завязать это знакомство).
Кромѣ того не былъ у Кони, не былъ у Порѣцкаго, и не сдѣлалъ почти еще ни
одного денежнаго дѣла. Однимъ
словомъ въ письмѣ
ничего толкомъ не опишешь, врядъ
ли
// л. 18
3
и
въ Воскресенiе выѣду
хотя ужасно бы желалъ чтобъ
въ Понедѣльникъ быть вечеромъ
у васъ. Ужасно хочется поскорѣе къ вамъ, изо всей силы буду
стараться. Послѣ завтра въ Пятницу напишу
навѣрно, но если скажешь Тимофею чтобъ ждалъ меня въ Понедѣльникъ въ Новгородѣ, то кажется это будетъ
вѣрно.
Цалую тебя и
дѣтишекъ триста тысячь разъ,
твой весь
Ѳ. Достоевс<кiй.>
Ты не повѣришь какъ ты меня разстроила и огорчила этой просьбой денегъ.
Да неужели это такъ стыдно занять, Аня! Я и не воображалъ ничего подобнаго.
Вѣдь мы не воры и не мазурики и это доказали.
‑ Сегодня Некрасовъ
встрѣчаетъ меня словами: «А у меня для васъ давнымъ давно готовы деньги». Между тѣмъ я деликатничалъ и все не шелъ,
ожидая что онъ самъ привезетъ или пришлетъ. Еслибъ не зашелъ то онъ и еще три дня-бы не подумалъ прислать.
Сегодня встрѣтилъ у него книгопродавца Печаткина.
Боюсь что передастъ другому Печаткину[7]
Кредитору и тотъ меня здѣсь разыщетъ. ‑
У Бунтинга не былъ,
сапоговъ даже себѣ еще не успѣлъ купить.
Цалую тебя
ужасно, и ручки и ножки и всю. Люблю тебя и желаю ужасно увидѣть.[8]
// л. 17 об.