<НИОР РГБ, 93.I.6.11. Письмо Достоевского Ф. М. к Достоевскому М. М.>

<В левом верхнему углу листа карандашом рукой А. Г. Достоевской сделана запись: Напеч<.> въ Біогр. – Ред.>

С. Петербургъ 1840 года Генваря 1^го дня.

Благодарю тебя отъ души, добрый братъ мой, за твое милое письмо. Нѣтъ я не таковъ какъ ты; ты не повѣришь какъ сладостный трепетъ сердца ощущаю я, когда приносятъ мнѣ письмо отъ тебя; и я изобрѣлъ для себя новаго рода наслажденье ‑ престранное ‒ томить себя. ‑ Возьму твое письмо, перевертываю нѣсколько минутъ въ рукахъ, щупаю его полновѣсно ли оно, и насмотрѣвшись, налюбовавшись на запечатанный конвертъ, кладу его въ карманъ.... Ты не повѣришь что за сладострастное состоянье души, чувствъ и сердца! И такимъ образомъ жду иногда съ ¹/₄ часа; наконецъ съ жадностію нападаю на пакетъ, рву печать, и пожираю твои строки, твои милыя строки. О чего не перечувствуетъ сердце читая ихъ! Сколько ощущеній толпятся въ душѣ, и милыхъ и непріятныхъ и сладкихъ и горькихъ; да! братъ милый, – и непріятныхъ и горькихъ; ты не повѣришь какъ горько, когда не разберутъ не поймутъ тебя, поставятъ все совершенно въ другомъ видѣ, совершенно не [въ то] такъ, какъ хотѣли сказать, но въ другомъ, безобразномъ видѣ.... Прочитавъ твое послѣднее письмо, я былъ un enragé, потому что не былъ съ тобою вмѣстѣ: лучшія изъ мечтаній сердца, священнѣйшія изъ правилъ, данныхъ мнѣ опытомъ, тяжкимъ, многотруднымъ опытомъ, исковерканы, изуродованы, выставлены въ прежалкомъ видѣ. Самъ ты пишешь ко мнѣ: «пиши, возражай, спорь со мною» и находишь въ этомъ какую то пользу! Никакой, милый братъ мой, рѣшительно никакой; только то, что твой эгоизмъ (который есть у всѣхъ насъ грѣшныхъ) выведетъ превыгодное заключенье о другомъ, о его мнѣньяхъ, правилахъ, характерѣ и скудоуміи.... Вѣдь это преобидно братъ! Нѣтъ! Полемика въ дружескихъ письмахъ [ядъ] ‒ подслащенный ядъ. – Что то будетъ когда мы увидимся съ тобою[;]/?/ это будетъ, кажется, всегдашнимъ предлогомъ раздора между нами.... Но оставляю это! объ этомъ еще можно поговорить на послѣднихъ страницахъ. ‒

Военная Академія ‒ c'est du sublіme! Знаешь ли что это преблистательный проэ<к>тъ (?!), я много думаю о судьбѣ твоей, чтобы согласить ее съ нашими обстоятельствами, и самъ остановился на Военной Академіи; но ты предупредилъ меня; слѣд. и тебѣ это нравится.... но вотъ что[!]/:/ вѣдь надо прослужить по крайней мѣрѣ годъ, предъ вступленьемъ въ Военную Акад. [на]; останься при чертежной на этотъ годъ. ‒

Ну что ты бредишь тетрадками, когда я не знаю твоей программы; что же я пришлю тебѣ? Артиллерію, впрочемъ, курсъ кондукторскихъ классовъ (что именно, кажется, вамъ и надобно) пришлю непремѣнно, записки Генералъ-Майора Дядина, который самъ, собственною особою, будетъ экзаменовать тебя. ‒ Но не иначе посылаю тебѣ эти тетрадки, какъ на мѣсяцъ. ‒ Они чужія. ‒ Я насилу досталъ ихъ. ‒ Ни дня больше одного мѣсяца. ‒ Спиши ихъ, или отдай списать. /(Дядинъ человѣкъ съ причудами; ему надо вызубрить или говорить своими словами какъ по книгѣ). ‑/ Полевая фортификація такая глупость, которую можно вызубрить въ 3 дня. Впрочемъ въ Маѣ пришлю и ее тебѣ. Другое дѣло долговременная; постараюсь объ ней. ‒ Есть у насъ и изъ Аналитики Литографиров. тетрадки; но это взято слово въ слово изъ Брашмана и разум. сокращено. И такъ у насъ проходятъ Брашмана; и ты его зубри. ‑ Купи себѣ. ‒

Знаешь ли Геодезію[,]/?/ у насъ (курсъ Болотова). Физика, (курсъ Щеглова.) О Литографиров. Дифференціалахъ

// л. 5

постараюсь. Исторіи у насъ курсъ преполнѣйшій и преогромнѣйшій, (Литографированный) ‒ достать не могу. Словесность и Литтература Русская ‑ Плаксина, который самъ учитъ у насъ. ‒ Скажу тебѣ что вашъ экзаменъ въ Полевые Инженеры прелегкій. Глядятъ сквозь пальцы, и у всѣхъ та логика, чтобы не притѣснять своего брата Инженера. Этому вижу я пречастые примѣры. ‒

‑ Къ Куманинымъ я отправилъ преблагопристойное письмо. ‒ Не безпокойся. Я жду хорошихъ послѣдствій. Къ Опекуну еще не писалъ: ей Богу нѣтъ времени! ‒

Поздравляю тебя съ новымъ годомъ милый. ‑ Что то принесетъ онъ намъ! Что хочешь а послѣдніе 5 лѣтъ для нашего семейства были ужасны. ‒ Я читалъ твое прошлогоднее посланье къ Новому году. ‒ Мысль хорошая; духъ и выраженье стиховъ подъ сильнымъ вліяньемъ Barbіer; Между прочимъ у тебя были въ свѣжей памяти его слова о Наполеонѣ. ‒

Теперь о твоихъ стихахъ: Послушай милый братъ! Я вѣрю: въ жизни человѣка много, много печалей горя и ‒ радостей. ‒ Въ жизни поэта это и тернъ и розы. Лирика ‑ всегдашній спутникъ поэта; потому что онъ существо словесное. ‒ Твои лирическія стихотворенья были прелестны: Прогулка, Утро, Видѣнье матери, роза (кажется такъ), Ѳебовы кони, и много другихъ прелестны. ‒ Какая живая повѣсть о тебѣ милый! И какъ близко она сказалась мнѣ. Я могъ тебя понимать тогда; потому что тѣ мѣсяцы были такъ памятны для меня, такъ памятны. ‒ О сколько случилось тогда и страннаго и чудеснаго въ моей жизни! ‒ Это предолгая повѣсть, и я ее никому не разскажу. ‒·‒ Шидловскій показалъ мнѣ тогда твои стихотворенья... О! Какъ ты несправедливъ къ Шидловскому. Не хочу защищать того, что развѣ не увидитъ тотъ, кто не знаетъ его, и кто не очень перемѣнчивъ въ мнѣньяхъ ‒ знаній и правилъ его. ‒ Но ежели бы ты видѣлъ его прошлый годъ. ‒ Онъ жилъ цѣлый годъ въ Петербургѣ безъ дѣла и безъ службы. ‑ Богъ знаетъ для чего онъ жилъ здѣсь; онъ совсѣмъ не былъ такъ богатъ, чтобы жить въ Петербургѣ для удовольствій. ‒ Но это видно что именно для того онъ и пріѣзжалъ въ Петербургъ, чтобы убѣжать куда нибудь. Взглянуть на него: это мученикъ! Онъ изсохъ; щеки впали; влажные глаза его были сухи и пламенны; ‒ Духовная красота его лица возвысилась съ упадкомъ физической. ‒ Онъ страдалъ! тяжко страдалъ! Боже мой какъ любитъ онъ какую то дѣвушку (Marіe, кажется). ‒ Она же вышла за кого то замужъ. ‒ Безъ этой любви онъ не былъ бы чистымъ, возвышеннымъ, безкорыстнымъ жрецомъ поэзіи... Пробираясь къ нему на его бѣдную квартиру,

// л. 5 об.

иногда въ зимній вечеръ (н<а>п<римѣръ> ровно годъ назадъ) я невольно вспоминалъ о грустной зимѣ Онѣгина въ Петербургѣ[,] (8^я глава), только предо мною не было холоднаго созданья, пламеннаго <В рукописи: пламенная – ред.> мечтателя по неволѣ, но прекрасное, возвышенное созданье, правильный очеркъ человѣка, который представили намъ и Шекспиръ и Шиллеръ; но онъ уже готовъ былъ тогда пасть въ мрачную манію характеровъ Байроновскихъ. ‒ Часто мы съ нимъ просиживали цѣлые вечера, толкуя Богъ знаетъ о чемъ! О какая откровенная чистая душа! У меня льются теперь слезы какъ вспомню прошедшее! Онъ не скрывалъ отъ меня ничего, а что я былъ ему? Ему надо было сказаться кому нибудь; ахъ для чего тебя не было при насъ! Какъ онъ желалъ тебя видѣть! Назвать тебя лично другомъ ‑ названье, которымъ гордился онъ. ‒ Я помню когда слезы лились у него при чтеньи стиховъ твоихъ; онъ зналъ ихъ наизусть! И про него ты могъ сказать что онъ смѣялся надъ тобою! О какое бѣдное, жалкое созданье былъ онъ! ‒ Чистая Ангельская душа! И въ эту тяжкую зиму онъ не забылъ любви своей. ‒ Она разгоралась все сильнѣе и сильнѣе. ‒ Наступила весна; она оживила его. Воображенье его начало создавать драммы, и какія драммы братъ мой. Ты бы перемѣнилъ мнѣнье о нихъ ежелибы прочелъ [имъ] передѣланную «Марію Симонову». ‒ Онъ передѣлывалъ ее всю зиму<,> старую же форму ея самъ назвалъ уродливою. ‒ А лирическія стихотворенья его! О ежелибы ты зналъ тѣ стихотворенья, которыя написалъ онъ прошлою весною. Наприм. стихотворенье, гдѣ онъ говоритъ о [сво] славѣ. Ежелибы ты прочелъ его братъ! ‒·‒·‒ Пришедъ изъ лагеря мы мало пробыли вмѣстѣ. ‑ /Въ/ Послѣднее свиданье мы гуляли въ Екатерингофѣ. О какъ провели мы этотъ вечеръ[;]/!/ вспоминали нашу зимнюю жизнь, когда мы разговаривали о Гомерѣ, Шекспирѣ, Шиллерѣ, Гоффманѣ, о которомъ столько мы говорили, столько читали. Мы говорили съ нимъ о насъ самихъ/,/ о прошлой жизни, о будущемъ, о тебѣ мой милый. Теперь онъ уже давно уѣхалъ, и вотъ ни слуху ни духу о немъ! Живъ ли онъ? Здоровье его тяжко страдало; о пиши къ нему!

Прошлую зиму я былъ въ какомъ то [востр] восторженномъ состояніи. Знакомство съ Шидловскимъ, [которое] подарило меня столькими часами лучшей жизни; но не то было тогда причиною этаго. Ты можетъ быть упрекалъ и упрекнешь меня, почему я не писалъ къ тебѣ. Глупыя ротныя обстоятельства тому причиною. Но сказать ли тебѣ милый; я [б]/н/икогда не былъ равнодушенъ къ тебѣ; я любилъ тебя за стихотворенья твои, за поэзію твоей жизни, за твои несчастья ‒ и не болѣе; братской любви, дружеской любви не было.... Я имѣлъ у себя товарища, одно созданье, которое такъ любилъ я! Ты писалъ ко мнѣ братъ что я не читалъ Шиллера. ‑ Ошибаешься братъ! Я вызубрилъ Шиллера, говорилъ имъ, бредилъ имъ;

// л. 6

и я думаю что ничего болѣе кстати не сдѣлала судьба въ моей жизни, какъ [ду] дала мнѣ узнать великаго поэта въ такую эпоху моей жизни; никогда бы я не могъ узнать его такъ какъ тогда. ‒ Читая съ нимъ Шиллера, я повѣрялъ надъ нимъ и благороднаго, пламеннаго Донъ-Карлоса, и Маркиза Позу и Мортимера. Эта дружба такъ много принесла мнѣ и горя и наслажденья! Теперь я вѣчно буду молчать объ этомъ; имя же Шиллера, стало мнѣ роднымъ, какимъ то волшебнымъ звукомъ, вызывающимъ столько мечтаній; они горьки братъ; вотъ почему я ничего не говорилъ съ тобою о Шиллерѣ, о впечатлѣньяхъ, имъ произведенныхъ: мнѣ больно когда я услышу хоть имя Шиллера. ‒

Хотѣлъ было много написать тебѣ въ отвѣтъ на твои нападки на меня, на то что ты не понялъ словъ моихъ; также и потолковать кой о чемъ; но нынѣшнее письмо къ тебѣ, доставило мнѣ столько сладкихъ минутъ, мечтаній, воспоминаній, что я рѣшительно не способенъ говорить о другомъ. ‒ Оправдаюсь только въ одномъ: я не сортировалъ великихъ поэтовъ, и тѣмъ болѣе не зная ихъ. ‒ Я никогда не дѣлалъ подобныхъ парале/ле/й какъ н<апримѣръ> Пушкинъ и Шиллеръ. ‒ Не знаю съ чего ты взялъ это; выпиши мнѣ пожалуйста, слова мои; а я отрекаюсь отъ подобной сортировки; можетъ быть говоря о чемъ нибудь, я поставилъ рядомъ Пушкина и Шиллера, но я думаю что между этими 2^мя словами есть запятая. Они ни мало не похожи другъ на друга. Пушкинъ и Байронъ такъ. ‒ Что же касается до Гомера и Vіctor'a Hugo, то ты, кажется, нарочно не хотѣлъ понять меня. Вотъ какъ я говорю: Гомеръ, (баснословный человѣкъ[)] можетъ быть какъ Христосъ, воплощенный Богомъ и къ намъ посланный) можетъ быть паралелью только Христу а не Гёте. Вникни въ него братъ, пойми Иліаду, прочти ее хорошенько; (ты вѣдь не читалъ ее[,]/?/ признайся)<.> Вѣдь въ Иліадѣ Гомеръ далъ всему древнему міру организацію и духовной и земной жизни, [то] совершенно въ такой же силѣ какъ Христосъ новому. Теперь, поймешь ли меня?: Vіctor Hugo, какъ лирикъ, чисто съ Ангельскимъ характеромъ, съ христіанскимъ младенческимъ направленьемъ поэзіи, и никто не сравнится съ нимъ въ этомъ; ни Шиллеръ ([к]/с/колько не христіанск. поэтъ Шиллеръ) ни лирикъ ‒ Шекспиръ, ни Байронъ, ни Пушкинъ. Только Гомеръ съ такою же неколеблемою увѣренностію къ призванью, съ младенческимъ вѣрованьемъ <В рукописи: вѣрованьямъ – ред.> въ Бога поэзіи, которому служитъ онъ, похожъ въ [своемъ] направленьи источника поэзіи на Vіctor'a Hugo, но только въ направленьи, а не въ мысли, которая дана ему природою, и которую онъ выражалъ; я и не говорю про это. Державинъ, кажется, можетъ стоять выше ихъ обоихъ въ лирикѣ. Прощай милый!

Твой другъ и братъ

Ѳ. Достоевск<ій>

<Слева на полях сделана запись: Вотъ тебѣ распеканціи: Говоря о формѣ, ты почти съ ума сошелъ; я давно уже подозрѣваю это маленькое безпокойство ума твоего, и не шутя. ‑ Недавно ты что то такое говорилъ о Пушкинѣ! Я пропустилъ это, и не безъ причины: ‑ О формѣ твоей потолкую въ слѣдующ. письмѣ <(>теперь нѣтъ ни мѣста ни времени). ‒ Но скажи пожалуйста; говоря о формѣ съ чего ты взялъ сказать: намъ не могутъ нравиться ни Расинъ ни (КОРНЕЛЬ?!?!∞), оттого что у нихъ форма дурна! Жалкій ты человѣкъ! Да еще такъ умно говоритъ мнѣ: Неужели ты думаешь что у нихъ нѣтъ поэзіи?. У Расина нѣтъ поэзіи? у Расина, пламеннаго, страстнаго, влюбленнаго въ сво[й]/и/ идеал[ъ]/ы/; Расина, у него нѣтъ поэзіи? [Да читалъ] И это можно спрашивать. Да читалъ ли ты Andromaque; а? братъ! Читалъ ли ты Iphіgénіe; неужели ты скажешь что это не прелестно. Развѣ <А>хиллъ Расина не Гомеровскій? /<Ра>синъ и обокралъ Гомера, но какъ обокралъ!/ Каковы у него женщины! Пойми его. Расинъ не былъ Геній; могъ <ли> <о>нъ [писат] создать драмму! Онъ только долженъ былъ подражать Корнелю. А Phèdre? Братъ! <Т>ы Богъ знаетъ что будешь, ежели не скажешь что это не высшая, чистая природа и поэзія. Вѣдь это Шекспировскій очеркъ, хотя статую изъ гипса, а не изъ мрамора. ‒ ‑ Ред.> <Далее следует авторский знак: + ‑ ред.> <Справа на полях л. 6 под таким же авторским знаком сделана запись: Теперь о Корнелѣ? Послушай братъ. ‒ Я не знаю какъ говорить съ тобою; кажется à la Иванъ Никифорочь: «гороху наѣвшись». Нѣтъ не повѣрю братъ! Ты не читалъ его, и оттого такъ промахнулся. Да знаешь ли что онъ по Гигантскимъ характерамъ, духу романтизма, ‒ почти Шекспиръ. ‒ Бѣдный! У тебя на все одинъ отпоръ: «Классическая форма»<.> Бѣднякъ да знаешь ли что Корнель появился только 50 лѣтъ послѣ жалкаго, безталаннаго горемыки Jodel'я, съ его пасквильною Клеопатр<ою> послѣ Тредьяковскаго Ronsard'а и послѣ холоднаго Рифмача Malherb'а, почти его современника. Гдѣ же ему было выдумать форму плана? Хорошо что онъ ее взялъ хоть у Сенеки. ‒ Да чи<талъ> ли ты его «Cіnna». Предъ этимъ божественнымъ очеркомъ Октавія, предъ которым<ъ> <Правый нижний угол листа срезан. – Ред.>

<Слева на полях л. 5 об. сделана запись: = Карлъ Моръ, Фіеско, Тель, Донъ-Карлосъ. ‒ Шекспиру <В рукописи: Шекспиръ ‑ ред.> честь принесло бы это. – Бѣднякъ. Ежели ты не читалъ этого, то прочти, особенно разговоръ Августа съ Cіnna, гдѣ онъ прощаетъ ему измѣну, (но какъ прощаетъ (?)). Увидишь что такъ только говорятъ оскорбленные Ангелы. ‒ Особенно тамъ, гдѣ Августъ говоритъ: «Soyons amіs Cіnna»<.> Да читалъ ли ты «Horace»<.> Развѣ у Гомера найдешь такіе характеры. Стары<й> Horace ‒ это Діомедъ. ‑ Молодой Horace Аяксъ Теламонидъ, но съ духомъ Ахилла, а Куріасъ ‒ это Патроклъ, это Ахиллъ, это все что только можетъ выразить грусть любви и долга. Какъ это велико все. […] /‑/ Читалъ ли ты: «Le Cіd». ‑ Прочти жалкій человѣкъ, прочти и пади въ прахъ предъ Корнеллемъ. Ты оскорбилъ его! Прочти, прочти его; Чего же требуетъ романтизмъ, ежели высшія идеи его не развиты въ Cіd'ѣ. ‒ Каковъ характеръ Don Rodrіgu'а, молодаго сына его, и его любовницы! [К]/А/ каковъ конецъ!

Впрочемъ не сердись, милый, за обидныя выраженья, не будь Иваномъ Ивановичемъ Перерепенко. ‑ ‑ Ред.>

<Справа на полях л. 5 сделана запись: Нынѣшнее письмо заставило меня пролить нѣсколько слезъ /отъ/ воспоминаній [и] /о/ прошломъ. <Далее следует авторский знак: /// ‑ ред.> Сюжетъ твоей драммы прелестенъ, видна вѣрная мысль, и особенно то нравится мнѣ, что твой Герой, какъ Фаустъ, ища безпредѣльнаго, необъятнаго, дѣлается сумасшедшимъ именно тогда когда онъ нашелъ это безпредѣльное и необъятное ‒ когда онъ любимъ. ‒ Это прекрасно! Я радъ что тебя чему нибудь научилъ Шекспиръ. ‒

Сердишься зачѣмъ не отвѣчаю на всѣ вопросы. Радъ бы да нельзя! ни бумаги ни времени нѣтъ. – Впрочемъ, ежели на все отвѣчать, [одинаково] наприм. и на такіе вопросы: «Есть ли у тебя усы?» то вѣдь никогда не найдешь мѣста, написать что нибудь лучшаго. Прощай мой милый, добрый <братъ> <Правый нижний угол листа срезан. – Ред.>. Прощай еще! Пиши. ‑ ‑ Ред.>

// л. 6 об.