<РО ИРЛИ, ф. 100,
№ 29682. Письмо
Гребцова к Ф. М.
Достоевскому>
Федоръ
Михайловичъ!
Какъ
видно къ Вамъ
много пишетъ.
Пишу и я. Пишу
тѣмъ охотнѣе,
что полагаю,
что Вамъ это
не только не
непріятно, но
и полезно.
Потому, разъ,
что Вамъ
вообще нужно
знать
публику, что
она думаетъ и
чего жаждетъ,
и что она
сама такое
есть въ ея
конкретномъ
разнообразіи, —
а другое
потому, что и
я не изъ
особенно частой
породы людей,
слѣдовательно
сугубо интересенъ
для Васъ.
Меня же
заставляетъ
писать къ Вамъ
желаніе
поговорить
съ Вами о
серьезныхъ
для меня вещахъ,
которые и для
Васъ важны,
вообще о
многомъ.
Наконецъ
пишу, т. е.
рѣшаюсь
отнять у Васъ
немного
времени и потому,
что думаю —
Вы
согласитесь
со мной, что
публика, убѣжденная
и
сознательная
публика,
имѣетъ право
тревожить и
допрашивать
своего
любимаго
писателя,
такъ какъ онъ
учитель, а
она —
ученики, а
между
проповѣдникомъ
и прозелитами
не должно
существовать
никакихъ
фиктивныхъ
церемоній<.>
// л. 1
Такое
длинное
вступленье
потому-что я
смерть какъ
боюсь быть
кому въ
тягость и
надоѣдать.
Теперь къ
дѣлу. Ваша
мысль
геніальна —
издавать
«Дневникъ».
Всѣ его
любятъ —
именно любятъ.
Любятъ за то,
что вы
просто, безъ
всякихъ
литературныхъ
формъ
приличій и
обряда
пишете, какъ
бы письма къ
знакомымъ. —
Вы пишете то
что думаете —
это то и рѣдкость,
это и хорошо.
Вездѣ же
обыкновенно
напускаютъ
на себя. За
Вашими
строками
видно васъ
самихъ: Васъ
словно
узнаешь,
знакомиш<ь>ся
съ Вами, читая
«Дневникъ». А
другое то —
что Вы просто
и безъ ученой
физіономіи —
подходите къ
самымъ глубокомысленнымъ
вопросамъ, къ
тому что у
всякаго
наболѣло, и
затрогиваете
эти вопросы
прямо,
откровенно,
безъ тѣни аффектаціи
или
«научности».
Но — вы не
доводите до
конца.
Доведите — и
успѣхъ будетъ
громадный, и
это будетъ больше
чемъ полезно
въ наше
время —
подкупнаго
слова, денегъ
и лжи. Вотъ
что: во 1.) — вы
часто
тратите
слова на
очень
неинтересный
сюжетъ, напр.
хоть дѣло
// л. 1 об.
Каировой.
Это слишкомъ
ужъ мелочь,
мало затрогиваетъ
«проклятые
вопросы».
Отчего Вы не пишете
«свободнѣе
отъ факта,
отъ
предлога»<.>
Вотъ напр. какія
чудныя
строки когда
вы говорите о
панствѣ или о
ненависти къ
народу Авсѣенка
съ компаніей.
Коли нѣтъ у
Васъ фактовъ,
рѣзкихъ и
поражающихъ —
заведите у
себя
корреспондентовъ;
я на первый[1]
разъ къ
вашимъ
услугамъ.
Господи —
сколько
страшныхъ
возмутительныхъ
исторій,
сколько
трагическихъ
и потрясающихъ
случаевъ
могъ бы я
Вамъ
сообщить. Истинное
назначеніе
вашего
«Дневника» —
дать постепенно
нелицепріятный
и строгій
анализъ
нашей
современной
жизни, не въ
однихъ
внѣшнихъ
проявленіяхъ,
но и въ той
лжи и грѣхѣ, а
также
благихъ и
честныхъ
задаткахъ —
которые
кроются
часто
глубоко,
глубоко, неузнаваемо
за этими внѣшними
фактами.
Обоймите-же
русскую
жизнь широко,
гляните на
нее всю, какъ
она есть,
разнообразная
и сложная и
не тратьте
словъ на
Утина. А
второе — вы
слишкомъ
благодушны:
вы словно
игнорируете
всю
// л. 2
тьму
и неурядицу.
Такъ какъ онъ
начался —
«Дневникъ» именно
годится быть
строгимъ и
безпощаднымъ
словомъ
абсолютно[2]
честнаго
человѣка,
бросаемымъ
въ забывшую
себя и
потерявшую
смыслъ жизни
публику.
Посмотрите
только какъ обновляюще,
хорошо онъ дѣйствуетъ.
Да это сила,
это вода
живая, колоколъ
будящій. Не зарывайте
въ землю. Не
подумайте
что я говорю
объ
отрицаніи
повсемѣстномъ.
Зачемъ? Развѣ
мало у насъ
хорошаго,
добраго — въ
самихъ
людяхъ то. Да
безъ вѣры въ
добро, въ разсвѣтъ
и отъ зла
отречся
нельзя — нѣтъ
во имя чего.
Но громите же
и зло,
называйте его
прямо, грубо<.>
Какъ
Вы много
вопросовъ
затронули,
хоть и мало
сказали,
повидимому. Я
собирался поговорить
именно о
техъ, объ
этихъ
вопросахъ: о
народѣ, о насъ,
о
самоотреченіи.
Но все до
другаго раза.
Простите
коли что не
такъ. А если
пожелаете
отъ меня
корреспонденціи —
то вотъ мой
адресъ: Кіевъ,
Библіотека
Ильницкаго,
г. Гребцову.
Будьте
здоровы.
// л. 2 об.
<На
конверте:>
Въ
Старую Руссу[3]
Греческій
Проспектъ
подлѣ
Греческой
Церкви
домъ
Струбинскаго
кв. № 6
Ѳедору
Михайловичу
Достоевскому.
<На лицевой
стороне
конверта два
штемпеля:>
С. ПЕТЕРБУРГЪ.
11 IЮН.
1876