<РО ИРЛИ, ф. 100,
№ 29684. Письмо Л. В. Григорьева
к Ф. М. Достоевскому>
Анапа.
9ое Мая 1878. года.
Нескрою
отъ Васъ,
глубокоуважаемый
Ѳедоръ
Михайловичъ,
что письмо
Ваше отъ 27го Марта
с. г., я прочелъ
съ чувствомъ
истинной
радости. Оно
освѣжило меня,
напомнило мнѣ
много отраднаго
прошлаго и
освѣтило
настоящее.
Малымъ Вы сказали
много; теперь
я все, или
почти все,
понимаю. Мое
душевное,
русское
спасибо Вамъ,
что не побрезгали,
отвѣтили,
забытому, да
и совершенно
почти
незнакомому
человѣку, —
но нечужому,
мы всѣ свои,
родные, и
если тѣломъ
живемъ
обособленно,
то духомъ, я
увѣренъ,
живемъ
родственно. И
если не мы, то
идеи встрѣтятся
какъ родные и
пожмутъ руки,
точно такъ
же, какъ бы и я
желалъ,
пожать Ваши
при первой
встрѣчѣ.
Я увѣренъ,
Вы заняты,
Вамъ быть
можетъ
некогда
разговоры
разговаривать
со мной, быть
можетъ я
врываюсь ужъ
очень безцеремонно
въ Ваше
спокойствіе
и уединеніе;
Вы работаете,
а я буду
мѣшать. Но я
хочу воспользоваться
Вашимъ же
выраженіемъ
и скажу: «но
это все
равно.» Я
поступаю
такъ, какъ
говоритъ мнѣ
сердце и
думаю, что Вы
безъ осужденiя
и критики
отнесетесь
къ моему
чувству, которое
руководило
мною, говоря
съ Вами. Какъ мнѣ
грустно
стало читая
Ваши слова,
что тѣ люди (т. е.
60 г.г.) сдѣлали
свое и
уступили
дорогу
новымъ людямъ.
А знаете ли
почему
грустно? Я
сейчасъ
примѣнилъ
это къ себѣ;
но и до сихъ
поръ не могу
сознаться,
что я отжилъ, —
нѣтъ я еще не
жилъ. Какъ я,
такъ и тѣ, мнѣ
кажется, еще не
отжили и имъ
теперь
// л. 1
не
мало можетъ
быть работы,
они должны
объ руку итти
съ новыми
людьми,
дружно
помогая грядущимъ
и отрѣшаясь
отъ своихъ
недостатковъ,
безъ вины унаслѣдованныхъ;
я не знаю, но
если такое
сочетанiе
возможно, (по
моему оно
должно) то
это можетъ
быть грандiозное
явленiе,
работа
облегчается,
сила
увеличивается,
а чего нельзя
сдѣлать
силой….
Виноватъ,
но я Васъ
долженъ
предупредить,
что я большой
идеалистъ,
незнаю,
хорошо это
или дурно, но
слава Богу,
что я остался
такимъ;
только это святое
чувство и
спасаетъ меня
(да и мало ли
другихъ?) отъ той
тины и
засасывающей
дѣйствительности,
въ какую
пришлось
окунуться
мнѣ, въ нашей
благословенной
глуши въ теченiи 16 лѣтъ.
Много
разбилось,
много
расплылось
силъ. Скажу
Вамъ
откровенно,
по секрету, я
и до сихъ
поръ живу
прошлымъ; мнѣ
все кажется,
что это было
вчера или
очень
недавно. Вотъ
почему я
ясно, ясно до
мельчайшихъ
подробностей
помню мою
петербургскую
жизнь, а
потому помню
и Васъ и все что
я писалъ въ
первомъ
письмѣ. Вы
забыли
Юрасова, я
постараюсь
подробнѣе описать
это время,
можетъ быть
припомните.
Николай
Ивановичъ
Юрасовъ былъ
въ Академiи
Худож. и
кажется
Степендiатомъ
Мар. Никол. Жилъ
онъ въ 60 и 61 годахъ
на Надеждинской
ул. № 25. въ д. Мясникова,
а я тогда юнцемъ,
тоже жилъ
тамъ.
Покойный
Михаилъ Михайловичъ,
бывалъ часто
у Юрасова,
гдѣ я съ нимъ
и
познакомился,
помню какъ
сейчасъ Михайла
Михайловича,
онъ на меня
всегда
производилъ
строго-прiятное
впечатлѣнiе[1],
вѣдь онъ былъ
такой серьёзный,
да это былъ
перiодъ
// л. 1 об.
изданiя
журнала
«Время». Вотъ
тутъ-то я и
Васъ видѣлъ,
кажется, раза
два-три.
Потомъ все
это какъ-то
странно кончилось,
Юрасовъ уѣхалъ
заграницу, я
за грустилъ
и… и вотъ
очутился въ
трущобѣ…
Я
ставлю точки
и обрываю мою
мысль. А какъ
бы мнѣ хотѣлось
съ Вами
поговорить о
многомъ,
многомъ, о сдѣшнемъ
краѣ, о
людяхъ, о
порядкахъ, о
духѣ
народномъ
(насколько,
конечно, я въ
состояніи
былъ бы это выполнить).
Но при одной
мысли, какое
же я имѣю
право
говорить съ
Вами обо
всемъ этомъ,
какъ бы
навязываясь, —
я останавливаюсь.
Вотъ еще что
то хотѣлъ
сказать но мнѣ
помѣшали. Я
занимаюсь
такимъ дѣломъ,
что не всегда
могу
располагать
свободно
времянемъ; но
если Вамъ
угодно
будетъ, а
главное, если
будетъ у Васъ
время и Вы
пожелаете
говорить со мной,
то я всегда
съ
величайшей
моей охотою,
съ
величайшей
любовью и
довѣрiемъ
готовъ подѣлиться
всѣмъ чѣмъ
могу, что
знаю; быть
можетъ что нибудь
и съ пользою
будетъ для
дѣла. Вы съ
Вашимъ
великимъ
талантомъ съумѣете
пристроить,
все къ мѣсту,
кстати. Это я
говорю
только лишь
въ томъ
случаѣ, если
Вы
поправитесь,
будите бодры и
здоровы и
примитесь
опять за
«Дневникъ».
Многiя[2]
Ваши идеи въ
«Дневникѣ»
наводили и
меня на мысль,
я много[3]
слышалъ въ
нихъ
родственнаго,
особенно
тамъ гдѣ они
касались
народа и жизни.
Вѣдь я уже
сколько лѣтъ
живу въ
народѣ, и мнѣ
кажется,
кое-что
понимаю. Впрочемъ,
если хотите,
объ этомъ
послѣ..
Теперь
позвольте
Васъ еще побезпокоить,
потрудитесь
сдѣлать
распоряженiе
о высылкѣ мнѣ
еще 2х томовъ
«Дневника»
// л. 2
за
1876 и 1877 годы, на
что прилагаю
пять рублей.
Сдѣсь есть
Ваши горячіе
поклонники, а
потому мнѣ
очень бы хотѣлось
знать, могу
ли я надѣется
получить непосредственно
отъ Васъ, всѣ
Ваши
сочиненiя, начиная
отъ «Бѣдныхъ
людей» и
кончая Вашимъ
послѣднимъ
пока
«Подросткомъ» ‑
и что всѣ они
будутъ
стоять.
Отъ
всей души
желаю Вамъ
поправиться
и быть здоровымъ.
Съ чувствомъ
глубокаго,
сердечнаго
къ Вамъ Ѳедоръ
Михайловичъ,
уваженiя, жму
отвѣтно,
искренно
протянутую
Вами руку и
остаюсь
Вашимъ
Покорнымъ
слугой
Леонидъ
Григорьевъ. ‑
P. S. ‑
Быть можетъ
адресъ
забыли, то
вотъ онъ:
Въ
г. Анапу
(черн. округа)
Леониду
Васил. Григорьеву.
// л. 2 об.
<На
конверте:>
Въ
Ст. Русса[4]
Со вложенiемъ
Пяти
руб. (5 р. с.)
Его
Высокородію
Ѳедору
Михайловичу
Достоевскому.[5]
Греческiй
проспектъ,
подлѣ
Греческой церкви,
домъ
Струбинскаго,
кв. № 6й.
<Штемпели:> 1) С. ПЕТЕРБУРГЪ 30 МАЯ 1878; 2) СТАРАЯ-РУССА 31 МАЙ 1878; 3) С. ПЕТЕРБУРГЪ 29 МАЙ 1878