<НИОР РГБ, ф. 93.I.6.18. Письмо Ф. М. Достоевского к С. А. Ивановой>

 

Дрезденъ 2/14 Iюля/70

Милый другъ Сонечка, хотѣлъ тотчасъ-же отвѣчать Вамъ и промедлилъ. И занятія и всякія скверныя хлопоты тому причиною. Да вотъ еще что: Манера Ваша, васъ всѣхъ, Московскихъ друзей,[1] — не выставлять адресса. По письму Вашему видно, что Вы переселились къ Еленѣ Павловнѣ. Коли такъ куда-же мнѣ адрессовать? Замѣтьте и то, что я могу потерять или[2] заложить куда нибудь письмо съ послѣднимъ адрессомъ Вашимъ. Теперь я три дня рылся и перерылъ всѣ листочки за всѣ три года. Но все таки знаю адрессъ, хоть и старый и адрессую[3] на него. Дойдетъ или нѣтъ? Какъ хотите, такіе вопросы руки отнимаютъ. Умоляю Васъ хоть для меня писать письма не по женской манерѣ, т. е. выставляйте число и всегда адрессъ, — ей Богу лучше будетъ.

Ваше письмо произвело на меня тяжелое впечатлѣніе, добрый другъ мой. Такъ неужели, еслибъ Вы уѣхали въ деревню, они-бы Вамъ осенью ужъ и не достали переводовъ? Что Вы себя мучаете-то? Вамъ нужно здоровье и счастье. Вы работаете съ утра до ночи.[4] Вамъ нужно замужъ выходить Соня, голубчикъ мой, не сердитесь на меня Христа ради за мои слова. Счастье разъ въ жизни дается, а потомъ вѣдь все горе, все горе. Ну такъ и надо къ нему приготовиться, ставъ въ возможно-нормальныя отношенія. Простите меня, что я три года невидавъ Васъ, такъ пишу. Вѣдь это не совѣты съ моей стороны, это просто[5] горячія желанія. Не могу-же я Васъ не любить!

// л. 3

 

Что-же касается до моего возвращенія осенью въ Россію, то это разумѣется только фантазія, хотя и могущая осуществиться, но только фантазія. Вотъ увидимъ. На счетъ-же всѣхъ Вашихъ остальныхъ совѣтовъ (продажи романа, возвращенія безъ денегъ въ виду невозможности того, чтобъ кредиторы арестовали меня и проч<.>) [6] скажу Вамъ, что все это Вы написали по неопытности, не зная сущности дѣла. Я уже двадцать пять лѣтъ литераторомъ и никогда еще не видалъ, чтобъ самъ авторъ шелъ предлагать книгопродавцамъ 2е Изданіе. (Тѣмъ болѣе черезъ другихъ, равнодушныхъ, которымъ все равно)<.> Если предлагаете сами, то получаете десятую долю стоимости. Издатель т. е. купецъ[7] всегда самъ приходитъ и тогда вмѣсто каждой сотни получается по тысячѣ.[8] Идіотъ-же опоздалъ; ему еще прошлаго года надо было быть изданнымъ. —·— На счетъ-же кредиторовъ, то повѣрьте засадятъ, какъ пить дадутъ и вся ихъ выгода въ томъ. Увѣряю Васъ, что имъ извѣстно сколько я н<а>прим<ѣръ> могу получить за романъ съ Р<усскаго> В<ѣстни>ка или съ Зари. Они и засадятъ въ надеждѣ что тотъ или другой журналъ, или кто-нибудь выкупятъ. Будьте увѣрены. Нѣтъ, воротиться надо не такъ.

Мнѣ всего тяжеле смотрѣть здѣсь на тоску Анны Григорьевны. Ей хочется въ Россію очень. Вотъ что наиболѣе меня здѣсь разстроиваетъ. Ребенокъ здоровъ, только сосетъ еще изо всѣхъ силъ, тогда какъ пора-бы отучать. Вообще теперь неподвижная идея моя — воротиться. Еще не много если здѣсь проживу, то пожалуй и деньги перестану заработывать; никто печатать не будетъ. Въ Россіи еще могъ-бы издавать какія-нибудь компиляціи[9] или

// л. 3 об.

 

учебники. Впрочемъ не стоитъ объ этомъ и говорить-то много. За нужду я вѣдь ворочусь, чтобъ хоть въ тюрьмѣ сидѣть. Мнѣ-бы только вотъ кончить теперь работу въ Р<усскій> В<ѣстни>къ, за которой сижу, чтобъ ужъ меня потомъ не тревожили. А между тѣмъ такъ устроилось что я, навѣрно, до Рождества не кончу. 1ю большую часть пришлю впрочемъ въ Редакцію черезъ мѣсяца и попрошу денегъ у нихъ. 2ю часть пришлю къ началу зимы, а третью въ Февралѣ. Начать печатать должны будутъ съ Января будущаго года. Очень боюсь, что они просто не захотятъ печатать романъ мой. Я настоятельно объявлю что вычеркивать и переправлять не могу. Началъ я этотъ романъ, соблазнилъ онъ меня, а теперь я раскаялся. Онъ и теперь меня занимаетъ очень, но я-бы не объ этомъ хотѣлъ писать.

Каждый разъ какъ пишу къ Вамъ чувствую какое долгое лежитъ между нами время. Вотъ еще что: хочется мнѣ ужасно, до послѣдняго влеченія, предъ возвращеніемъ въ Россію съѣздить на Востокъ, т. е. въ Константинополь, Афины, Архипелагъ, Сирію, Iерусалимъ и Афонъ.[10] Между тѣмъ это[11] возьметъ minimum 1500 руб. Положимъ денегъ нечего жалѣть; я-бы написалъ книгу о поѣздкѣ въ Iерусалимъ[12], которая-бы все воротила, а такія книги ходки, говорю по опыту. Но пока ни наличныхъ ни времени нѣтъ, а вонъ вчера читалъ телеграмы, продающіяся на улицахъ, что еще чуть-чуть и война у Франціи съ Пруссіей. Теперь все такъ наболѣло, что начнись война гдѣ-бы то ни было сейчасъ разгорится. Дай только Богъ Россіи не вступиться ни во что европейское, благо у насъ своего дѣла довольно.

Перечелъ сейчасъ Ваше письмо и опять руки опустились: Ну куда я Вамъ адрессую, въ самомъ дѣлѣ?

// л. 4

 

Клянусь Вамъ, что это совсѣмъ не шутки. Если квартира въ Басманной еще за Вами, то вы-то когда тамъ будете, чтобъ узнать о приходѣ письма[13]? Это обезкураживаетъ; пишешь и думаешь, что можетъ и не дойдетъ никогда.

Очень-бы желалъ я видѣть Машеньку и познакомиться съ ней. (Пишу познакомиться; серьозно считаю, что въ три года мы встрѣтимъ взаимно во многомъ другихъ совсѣмъ людей)<.> Передайте всѣмъ мой дружескій поклонъ. Напишите обо мнѣ мамашѣ; передайте пожеланіе чего-нибудь очень хорошаго Еленѣ Павловнѣ.[14] Ничего, впрочемъ, не могу сказать объ вашихъ занятіяхъ, тогда какъ хотѣлось-бы сказать. Эти переводы — вещь ужасная. Періодическая, срочная работа въ такія лѣта, съ такими отказами отъ жизни вотъ что горько. Но чтобъ говорить что-нибудь надо васъ видѣть лично и лично узнать. Кстати: съ кѣмъ вы имѣете непосредственныя сношенія въ Р<усскомъ> В<ѣстни>кѣ?

Мнѣ братъ Анд<рей> Михайлов<ичъ>[15] писалъ, что въ Москвѣ (у тетки) обо мнѣ говорили какъ объ чумѣ (сестрица Варвара Михайловна). Андрей Михайловичь ихъ разувѣрилъ и показалъ собственноручное письмо мое къ нему. Пишетъ что успокоились; не знаю. Что-же касается на счетъ того, что остается вамъ ждать послѣ тетки, — то это дѣйствительно кажется очень плохо, т. е. вѣрнѣе что нѣтъ ничего или въ этомъ родѣ. Андрей Михайловичь прислалъ мнѣ, еще зимой, одну очень подробную и неутѣшительную записку о томъ чтò въ наличности. Почти ничего нѣтъ. До меня-то разумѣется дѣло не касается (съ этой стороны) но для васъ, для сестры Саши, для племянницы моей Кати (дочери брата) – плохо.

Люблю васъ всѣхъ очень, чему вы вѣрно повѣрите. Любите и вы меня хоть немножко. Я въ нѣмецкой землѣ умирать не хочу; пріѣду помирать на родину.

Жена[16] и Люба васъ цалуютъ очень. У насъ жары, а у меня вчера былъ припадокъ, послѣ долгаго промежутка. Голова до того не хороша у меня сегодня, что я совсѣмъ какъ сумасшедшій.

До свиданія милый мой другъ, попомните меня.

Обнимаю Васъ и цалую

Вашъ Ѳ<.> Достоевс<кій>

P. S. Если не[17] отвѣтите мнѣ на это письмо, значитъ оно не дошло. Такъ и буду считать.

Адресcъ мой: Allemаgnе, Saxe, Dresden, а Mr Théodore Dostoiewsk<у>, poste restante<.>[18]

// л. 4 об.



[1] Далее было: )

[2] Вместо: или — было: и

[3] Вместо: адрессую — было начато: п

[4] Вместо точки было: а даже

[5] Далее было начато: жар

[6] Далее было начато: то ску

[7] т. е. купецъ вписано.

[8] Далее было: )

[9] Далее была точка.

[10] Далее следует авторский знак:

[11] Далее было: не менѣе

[12] о поѣздкѣ въ Iерусалимъ вписано.

[13] Вместо: письма — было: писемъ

[14] Далее следует авторский знак:

[15] Далее была запятая.

[16] Далее было начато: ва

[17] не вписано.

[18] Запись: Адресcъ мой: ∞ poste restante<.> — сделана слева на полях.