<НИОР РГБ, ф. 93.I.6.17. Письмо Ф. М. Достоевского к С. А. Ивановой>

Флоренція 6 Февр./25 Январ<я>/69

Мой добрый, милый и многоуважаемый другъ, Сонечка, я Вамъ не отвѣчалъ тотчасъ-же на письмо Ваше (которое Вы написали безъ означенія числа) и умеръ отъ угрызеній совѣсти, потому что очень Васъ люблю. Но я не виноватъ и теперь пойдетъ иначе. Теперь, въ акуратности переписки, ‑ дѣло лишь за Вами, а я буду въ тотъ-же день отвѣчать; и такъ какъ каждое письмо изъ Россіи для меня теперь событіе и волнуетъ меня, (а отъ Васъ самымъ сладкимъ образомъ) то пишите часто, если меня любите. Не отвѣчалъ-же я Вамъ такъ долго потому единственно, что оставилъ всѣ дѣла и не отвѣчалъ даже на самонужнѣйшія письма до окончанія романа.[1] Теперь онъ конченъ, наконецъ! Послѣднія главы я писалъ день и ночь, съ тоской и безпокойствомъ ужаснѣйшимъ. Я написалъ передъ этимъ за мѣсяцъ въ Русскій Вѣстникъ, что если онъ, съ 12^й книжкой, согласится нѣсколько опоздать, то все будетъ кончено. Срокъ присылки послѣдней строчки я назначилъ 15 Генв.<аря> нашего стиля и поклялся въ этомъ. И чтожъ? послѣдовали 2 припадка и я все-таки на 10 дней опоздалъ противъ назначеннаго послѣдняго срока: должно быть только сегодня, 25 Генваря, пришли въ Редакцію послѣднія 2 главы романа. Можете, стало-быть, вообразить въ какомъ я теперь безпокойствѣ на счетъ того, что они можетъ быть потеряли терпѣніе, и не видя 15 Генваря окончанія, выпустили книгу раньше! Это будетъ для меня ужасно. Во всякомъ случаѣ въ Редакціи должно-быть на меня ужасно озлоблены; а я какъ нарочно, находясь въ эту минуту безъ копѣйки денегъ, послалъ къ Каткову просьбу о присылкѣ денегъ.

Здѣсь во Флоренціи климатъ можетъ быть еще хуже для меня чѣмъ въ Миланѣ и въ Вевеѣ; падучая чаще. Два припадка сряду, въ разстояніи 6 дней одинъ отъ другаго и сдѣлали[2] то, что я

// л. 22

опоздалъ эти 10 дней. Кромѣ того во Флоренціи слишкомъ ужъ много бываетъ дождя; но за то, когда солнце, ‑ это почти что рай. Ничего представить нельзя лучше впечатлѣнія этого неба, воздуха и свѣта. 2 недѣли было холоду, небольшаго, но по подлому, низкому устройству здѣшнихъ квартиръ, мы мерзли эти 2 недѣли какъ мыши въ подпольѣ. ‑ Но теперь покрайней мѣрѣ я отдѣлался и свободенъ и до того меня измучила эта годичная работа, что я даже съ мыслями не успѣлъ сообразиться. Будущее лежитъ загадкой: на что рѣшусь ‑ не знаю. Рѣшиться-же надо. Черезъ три мѣсяца, ‑ 2 года какъ мы за границей. По моему это хуже, чѣмъ ссылка въ Сибирь. Я говорю серьозно и безъ преувеличенія. Я не понимаю русскихъ заграницей. Если здѣсь есть такое солнце и небо и такія ‑ дѣйствительно ужъ чудеса искусства, неслыханнаго и невообразимаго, буквально[3] говоря, какъ здѣсь во Флоренціи, то въ Сибири, когда я вышелъ изъ каторги были другія преимущества, которыхъ здѣсь нѣтъ, а главное ‑ русскіе и родина, безъ чего я жить не могу. Когда-нибудь, можетъ быть, испытаете сами и узнаете, что я не преувеличиваю для краснаго словца. ‑ И однакоже все-таки мое ближайшее будущее мнѣ неизвѣстно. Первоначальный, положительный расчетъ мой, въ настоящее время, отчасти лопнулъ. (Я написалъ слово: расчетъ

// л. 22 об.

положительный; но разумѣется каждый изъ моихъ расчетовъ, какъ человѣка безъ капиталу, а живущаго работой, основанъ на рискѣ и на обстоятельствахъ). Расчетъ этотъ состоялъ въ томъ, что на 2^е изданіе романа, я успѣю поправить мои дѣла и возвратиться въ Россію[4]; Но романомъ я недоволенъ; онъ не выразилъ и 10^й доли того, что я хотѣлъ выразить, хотя все-таки я отъ него не отрицаюсь и люблю мою неудавшуюся мысль до сихъ поръ. Но во всякомъ случаѣ дѣло въ томъ, что онъ для публики не эффектенъ, и слѣдственно 2^е изданіе, если и состоится, то принесетъ такъ немного, что ничего на эту сумму не выдумаешь.

Кстати, о романѣ я не знаю, здѣсь сидя, никакого мнѣнія читающей публики въ Россіи. Первоначально мнѣ присылали, раза два, вырѣзки изъ иныхъ газетъ, наполненныя восторженными похвалами роману. Но теперь, всякое мнѣніе давно затихло. Но хуже всего, что я рѣшительно незнаю мнѣнія о немъ самихъ издателей Русскаго Вѣстника. Деньги они присылали мнѣ всегда, по первой просьбѣ, до самаго послѣдняго времени[5]; изъ этого я[6] выводилъ отчасти благопріятное слѣдствіе. Но я очень могъ ошибаться. Теперь Майковъ и Страховъ увѣдомили меня изъ Петербурга, что начался новый журналъ Заря, котораго Страховъ редакторомъ, прислали мнѣ 1^ю книжку журнала и просятъ моего сотрудничества. Я обѣщалъ, но я связанъ съ Русскимъ Вѣстникомъ и постоянствомъ сотрудничества (всегда лучше придерживаться одного) и тѣмъ, что Катковъ далъ мнѣ три тысячи впередъ, еще до выѣзда изъ Россіи. Правда, по расчету я еще очень порядочно долженъ въ журналъ и теперь, потому что перебралъ всего, съ прежними 3^мя тысячами, до семи тысячь, ‑ такъ что ужъ и по этому одному участвовать долженъ въ Русскомъ Вѣстникѣ. Отвѣтъ Р. Вѣстника теперь, на мою просьбу о деньгахъ ‑ рѣшитъ все. Но обстоятельства мои все таки останутся въ положеніи неопредѣленномъ. Мнѣ непремѣнно надобно воротиться въ Россію; здѣсь-же я потеряю даже возможность писать, не имѣя подъ руками всегдашняго и необходимаго матеріала для

// л. 23

письма, ‑ то есть русской дѣйствительности (дающей мысли) и русскихъ людей. А сколько справокъ необходимо дѣлать поминутно и негдѣ. Теперь у меня въ головѣ мысль огромнаго романа, который во всякомъ случаѣ, даже и при неудачѣ своей долженъ имѣть эффектъ, ‑ собственно по своей темѣ. Тема ‑ Атеизмъ (Это необличеніе современныхъ убѣжденій, это другое и ‑ поэма настоящая). Это поневолѣ должно завлечь читателя. Требуетъ большаго изученія предварительно. Два-три лица ужасно хорошо сложились у меня въ головѣ, между прочимъ католическаго энтузіазта Священника (въ родѣ St. Franсois[7] Xavier). Но написать его здѣсь нѣтъ возможности[8]. Вотъ это я продамъ 2^мъ изданіемъ и выручу много; но когда? Черезъ 2 года. (Впрочемъ не передавайте тему никому)<.> Придется писать другое покамѣстъ, чтобъ существовать. Все это скверно. Надо чтобъ обернулись обстоятельства иначе. А какъ они обернутся[9]?

Знаете-ли Вы, другъ мой, что Вы совершенно правы, говоря что въ Россіи, я бы вдвое болѣе и скорѣе и легче добылъ[10] денегъ. Скажу Вамъ для примѣру: у меня въ головѣ 2 мысли, два изданія: Одна ‑ требующая всего моего труда, т. е. которая ужъ недаетъ мнѣ заниматься, напримѣръ, романомъ, но которая можетъ дать деньги очень порядочныя. (Для меня это безъ сомнѣнія)<.> Другая-же мысль, почти только компилятивная, работа почти только механическая. Это одна ежегодная огромная[11] и полезная и необходимая настольная для всѣхъ книга, листовъ въ шестьдесятъ печатныхъ, мелкой печати, которая должна разойтись непремѣнно въ большомъ числѣ экземпляровъ, и появляться каждый годъ въ Январѣ мѣсяцѣ. Мысли этой я не скажу никому, потому что слишкомъ вѣрная и слишкомъ цѣнная, барышъ ясный; работа-же моя ‑ единственно редакціонная. Правда Редакція должна быть съ идеей, съ большимъ изученіемъ дѣла, но вся эта ежегодная работа не помѣшала-бы мнѣ и писать романъ. А такъ-какъ мнѣ

// л. 23 об.

нужны-бы были сотрудники, то я первую Васъ выбралъ-бы сотрудницей (тутъ нужно и переводить) съ тѣмъ чтобъ барыши дѣлить пропорціонально и повѣрьте, что Вы получали-бы покрайней мѣрѣ въ 10 разъ больше, чѣмъ получаете теперь или будете получать за Вашу работу. На счетъ литературныхъ идей, т. е. изданій мнѣ приходили въ жизни довольно порядочныя, скажу безъ хвастовства. Я сообщалъ ихъ и книгопродавцамъ и Краевскому и брату-покойнику; что было осуществлено, то принесло барышъ. Покрайней мѣрѣ я на мои теперешнія идеи надѣюсь. Но все-таки главная изъ нихъ ‑ мой будущій большой романъ. Если я не напишу его, то онъ меня замучаетъ. Но здѣсь писать невозможно. А возвратиться, не уплативъ покрайней мѣрѣ 4000, и не имѣя 3000 для себя на первый годъ, (и того 7000) невозможно.

Но довольно обо мнѣ, надоѣло! Такъ или этакъ, а все это[12] должно разрѣшиться, иначе я умру съ тоски. Анна Григорьевна тоже очень тоскуетъ, она же теперь опять въ такомъ положеніи. Она пишетъ Вѣрочкѣ, которую я обнимаю, и всѣхъ Васъ. Я Васъ сегодня всѣхъ во снѣ видѣлъ и покойника брата Александра Павловича. Видѣлъ и Масеньку. Мнѣ[13] очень было пріятно. ‑ Кстати[14] Масенька дѣлаетъ великолѣпно, что не хочетъ брать менѣе 2^хъ руб. за урокъ. Бѣдный Ѳедя принужденъ былъ обстоятельствами спустить свою цѣну и ‑ конечно повредилъ себѣ, не будучи виноватъ. ‑·‑ Когда я читаю Ваши письма, Сонечка, то точно съ Вами говорю: Слогъ Вашихъ писемъ совершенный Вашъ разговоръ: вдумчивый, отрывистый, малофразистый. ‑·‑ Сѣлъ ‑ думалъ написать ужасно[15]

// л. 24

много и о многомъ, но покамѣстъ довольно и этого. Ктому-же все о себѣ, матерія[16] скучная.[17] Много есть и мукъ: давно не посылалъ Пашѣ, и кромѣ того не могу заплатить самыхъ святыхъ долговъ. Эмиліи Ѳедоровнѣ тоже пересталъ, вотъ уже два мѣсяца съ половиной, оплачивать квартиру. Послалъ и тѣмъ и другимъ на дняхъ не много, но самому ужъ слишкомъ надо. ‑ Знаете что Сонечка: Пишите мнѣ почаще непремѣнно и поболѣе объ Вашихъ семейныхъ дѣлахъ. Я Вамъ тоже буду обстоятельнѣе писать. Во всякомъ вѣдь случаѣ это будетъ лучше. Постараюсь, во что бы то ни стало, въ этомъ году воротиться въ Россію[18]. Обнимаю Васъ крѣпко; Обнимаю мамашу и всѣхъ. Съѣдемся, то ужъ[19] не разстанемся. Масеньку цалую. Всѣхъ дѣтей. Еленѣ Павловнѣ мой поклонъ и искренній привѣтъ. Искренній привѣтъ Марьѣ Сергѣевнѣ. ‑ Напишите мнѣ о Вашихъ похожденіяхъ и работахъ въ Русскомъ Вѣстникѣ подробно. Любимовъ такъ много значитъ. Если закрѣплю мои отношенія съ Русским<ъ> Вѣ<стнико>мъ то напишу объ Васъ Каткову. Я Вамъ слишкомъ много ужъ обѣщалъ и ничего не сдержалъ. Не давали обстоятельства. А теперь[20] обнимаю Васъ еще разъ и пребываю

Вашъ весь от<ъ> всего сердца

Ѳедор<ъ> Достоевск<ій>

P. S. Адрессъ мой:

Italie, Florence

poste restante

a M^r Thèodore Dostoiewsky.

Ужасно много, слышно, пропадаетъ писемъ.

// л. 24 об.

[3] Вместо: буквально – было начато: буд

[4] В рукописи ошибочно: Росссію

[5] Вместо: времени – было: времяни

[7] Так в рукописи. Нужно: St. Franҫois

[8] Вместо: возможности – было начато: вов

[9] Вместо: обернутся – было: обернуться

[10] Далее было начато: дѣт

[11] Вместо: огромная – было начато: го

[12] Вместо: все это – было: все-так<и>

[14] Вместо: Кстати – было: Он

[15] Текст: Анна Григорьевна тоже ∞ Сѣлъ ‑ думалъ написать ужасно ‑ перечеркнут красным карандашом.

[16] Вместо: матерiя – было: матерья

[18] В рукописи ошибочно: Росссiю

[19] Вместо: ужъ – было: уже

[20] Текст: много и о многомъ, ∞ А теперь ‑ перечеркнут красным карандашом.