<РО ИРЛИ, ф. 100, № 29915. Письмо Яновского С. Д. к Достоевскому Ф. М.>

Благодарю Васъ, Любезнѣйшій Федоръ Михайловичь, за память и въ доказательство искренности этаго чувства, несмотря на ужасный недосугъ — обыкновенно сопровождающійся [съ] сильнымъ раздробленіемъ мыслей, — я съ удовольствіемъ первыя свободныя минуты посвящаю на бесѣду съ Вами. — О впечатлѣніяхъ дороги я дѣйствительно не буду Вамъ разсказывать ни чего — отъ части потому что онѣ довольно общіе, а съ другой стороны отъ того, что почти всегда подчиняются состоянію духа, въ которомъ человѣкъ пускается въ путь, — а это обстоятельство Вамъ тоже не безъ извѣстно. — Но за то, ужь извините, если я не пройду молчаніемъ о впечатлѣніяхъ самой Москвы — первопрестольной столицѣ нашего обширнаго Государства. — Градъ сей /огромный/ во всѣхъ отношеніяхъ и со всѣхъ сторонъ, за исключеніемъ чисто индустріальной, нелѣпъ и смѣшонъ до жалости! Я не могу сказать даже, что бы это былъ младенецъ, — у котораго хотя и много невѣрнаго, даже ложнаго, — но подающій надежду къ о/чи/щенію этаго хлама въ будущемъ; нѣтъ! — это дряхлый старикъ составленный изъ предразсудковъ, убежденный до дерзости въ своемъ совершенствѣ, а потому упрямо сопротивляющійся всѣмъ употребляемымъ мѣрамъ къ просветлѣнію <Так в рукописи. — Ред.> его. —

Слушайте! Теорія науки дѣйствительно существуетъ, но въ формѣ чисто схоластической. Студенты (какъ учащіеся, такъ и окончившіе курсы) съ которыми я имѣлъ случай часто бесѣдовать, кромѣ предмѣтовъ относящихся къ ихъ

// л. 1

 

факультетамъ, обо всемъ постороннемъ судятъ болѣе нежели нелѣпо — безобразно; профессоровъ своихъ считаютъ за боговъ, приписываютъ имъ міровые авторитеты, даже тогда когда говорятъ о какомъ нибудь Брашманѣ или Зерновѣ — случайно попавшими въ этотъ цехъ. Разсуждая о наукѣ стараются какъ можно болѣе сказать фактовъ, выражая ихъ языкомъ изъ тетрадки заучонымъ; смысла, идеи и значенія фактовъ не знаютъ и не хотятъ, кажется, пока знать. — Ко всѣму касающемуся до Петербурга стараются выказать, по крайней мѣрѣ — наружно, какъ можно болѣе презрѣнія; а внутреннѣе чувство невольно само собою /прорывается/ обнаруживается съ дѣтски неотвязчивымъ любопытствомъ: спрашиваетъ о такихъ пустякахъ, что удовлетворяя его краснѣешъ до ушей. При свиданіи разскажу — о чемъ получалъ тысячи вопросовъ. Имъ всѣ[х]/м/ъ страхъ какъ хочется напр<имѣръ> видить <Так в рукописи. — Ред.> [к]/К/ого-нибудь, слышать что нибудь; а почему, для чего? они не знаютъ, — это такъ по врожденному инстинкту. — Одинъ медицинскій факультетъ, дружно направляемый счастливымъ Тріумвиратомъ Овера, Иноземцева и Сокольскаго — идетъ ладно; каждый изъ нихъ идя своею дорогою въ общемъ дивно полез[ны]/енъ/! Сухая, но до возможности вѣрная теорія Сокольскаго, дивно одушевляется разумно поэтическимъ [<нрзб.>] <Густо зачеркнуто. — Ред.> /положеніемъ/ Иноземцева, изъ которыхъ Оверъ — Гуфеландъ легко, не затрудняя себя и учениковъ творитъ прекрасный Энхеридіонъ. Я по нѣскольку разъ былъ у каждаго изъ нихъ и остаюсь вполнѣ доволенъ. — Къ Грановскому порывался, но не слыхалъ его — онъ еще не начиналъ курса. — У Шевырева былъ одинъ разъ — онъ все тотъ же какимъ его оставилъ 10 лѣтъ назадъ и больше не пойду.

Если не устали — пожалуй — скажу словъ нѣсколько о /результатахъ/ впечатленій <Так в рукописи. — Ред.> житія вообще. — Только недѣля моего пребыванія въ Москвѣ и я скучаю ужасно! Это тѣмъ болѣе странно, что мнѣ, не болѣе какъ полтора года назадъ, Москва нравилась и своею обширностію и распещренною панорамою и грязью и квасомъ, не говорю уже о людяхъ вообще и о дѣвахъ чудныхъ въ особенности. — Теперь же все представляется больно гадкимъ. — Да и можетъ ли быть иначе!

// л. 1 об.

 

Вотъ какого рода сцены представляются /здѣсь/ на ваше благоусмотрѣніе довольно часто, напр<имѣръ> три или четыре дня тому назадъ я полъ часа любовался изъ окна, какъ одинъ квартальный надзиратель, можетъ быть ассесоръ, и ужь непремѣнно титулярный, стоялъ на вытяжку, безъ шляпы и руки по швамъ передъ какимъ то полиційместеромъ. — Или: только успѣли мы войти въ номеръ гостинницы, какъ явился тотъ часъ какой то чиновникъ завѣдующій дѣлами Князя по Москвѣ и что же, начинаетъ съ того, что проситъ дозволенія поцѣловать ручку, потомъ еще и еще и кажется раза четыре повторялъ обнюхивать и облизывать скопившійся за дорогу жирный потъ на пальцахъ. — Со мною хотѣли сотворить тоже нѣкоторые совершенно отъ меня независящіе людишки. Правда, Уважаемый Федоръ Михайловичь, удается видить <Так в рукописи. — Ред.>, можетъ быть и частенько, /подобныя сцены и въ Петербургѣ/ но какъ хотите — вынужденную форму я снисходительнѣе разсматриваю, нежели безобразную форму съ внутреннимъ убѣжденіемъ! — Боюсь Вы не согласитесь; а я увѣренъ, что виновата не идея, а неловкость ея выраженія; при свиданіи [разъяснюсь. —] /объяснюсь. —/ Толкаются на улицахъ такъ больно, что пѣшкомъ ходить ни какой нѣтъ возможности. /И/ вотъ цивилизація, вотъ прогресъ, о которомъ и здѣсь такъ много говорятъ, но котораго въ массѣ рѣшительно не понимаютъ; все его значеніе поставляютъ въ какихъ то безобразныхъ бородахъ (которыхъ здѣсь ужасно много), въ плоскихъ (хотя и больно толкающихъ седока) рессорахъ и въ нахально-ухорскомъ питье Шенпанскаго. — Небольшихъ рессорныхъ бричекъ, съ сидящими въ нихъ подполковниками, штабсъ капитанами и вообще господами средней руки здѣсь <Исправлено. Было: здесь — ред.> бездна. Въ этотъ пріѣздъ мой въ Москву я самымъ дѣйствительнымъ образомъ убѣдился <Исправлено. Было: убедился — ред.>, что Маниловъ дивно-русскій типъ, но въ одномъ прошу Васъ, Федоръ Михайловичь, согласится, что натура /не неловко представленная а очень/ вѣрно изображенная и придурковатая; мечтателей о постройкѣ подъ земныхъ <Так в рукописи. — Ред.> ходовъ (которые давнымъ давно уже и существуютъ въ воображеніи Москвичей подъ Чистыми прудами) и <Исправлено. Было: и и — ред.> каменныхъ мостовъ много, а отпускающихъ слугъ безъ подозрѣнія, что онъ идетъ на пьянство — бездна. —

// л. 2

 

Мы проживемъ въ Москвѣ еще недѣлю, а потомъ отправимся уже въ дорогу и, кажется, прямо въ Петербургъ; ибо въ Тулѣ, какъ говорятъ, холера, а идти въ Атику<?> мы робѣемъ; — вѣрнѣе, что дней черезъ 10. отъ нижеозначеннаго числа мы будемъ въ Питерѣ. —

Пожалуста осуществите идею благороднаго Вал. Майкова — заведите Трактиръ, только ужь прошу Васъ — не исключите меня! Я по возможности буду старат<ь>ся не производить зевоты и не окислять ни воздуха, ни организмовъ, противъ которыхъ болѣзней <Исправлено: Было: болезней — ред.> обязуюсь даже на всяк[і]/о/й случай имѣть при себѣ всѣ возможныя средства открытыя фамиліею Есклепіадовъ. —

Не забывайте меня; поклонитесь Майковымъ и Плещееву. Сожалѣю, что Вы ничего не написали о ихъ здравіи, можетъ быть я и далъ бы какіе нибудь совѣты. — Прошу Васъ не съхандритесь до моего пріѣзда, ибо при свиданіи я хочу Вамъ разказать вещи <Исправлено. Было: вѣщи — ред.> довольно потешныя и интересныя въ родѣ, помните, разказаннаго Вамъ анекдота! —

Отъ души желая самаго скораго съ Вами свиданія, остаюсь искренно Вамъ расположенный

С. Яновскій.

Москва

Сентября 10го 1847. года.

Журналовъ нашихъ до сихъ поръ не могу получить — еще и не получены въ Столичный Градъ; — а по объявленію знаю, что есть разборка романа Бальзака и біографія Рассина.

Одно, что безъукоризненно хорошо — это очаровательныя виды на Москву съ различныхъ точекъ; я для этаго почти каждый день хожу въ Кремль, или ѣзжу къ Симонову Монастырю (оно же и Лизинъ прудъ недалеко) или на Воробьевы Горы. —

// л. 2 об.