<РО ИРЛИ, ф. 100, № 29737. Письмо Д. Карташова к Ф. М. Достоевскому>
Милостивый Государь
Ѳедоръ Михаиловичь.
Въ нашей современной гнилой прессѣ Вы являетесь какъ древній Пророкъ (ради правды неподумайте, что это сравненіе сдѣлано для красоты слога). Когда печатное наше слово
обмельчало до опошленія, Вы одинъ
стали, внѣ его направленія,
съ своимъ Дневникомъ
… Провозглашать
Любви и правды вѣчныя ученья.
Первый номеръ
Вашаго дневника съ самой
первой страницы показали намъ всю чистоту Вашихъ намѣреній; мы сочуственно отнеслись къ Вашей
глубокой симпатіи къ
народу, къ семьѣ и къ детямъ, какъ
основанной на идеѣ вечнаго
ученья. Разборъ речи Спасовича
произвелъ у насъ
потрясающее впечатленіе; но простите за
откровенность: Вы много дали мѣста Г-ну Авсѣенкѣ; для отвѣта
ему Вы предъ этимъ
достаточно высказались за Народный Идеалъ; если же отвѣчать самозваннымъ
// л 4
вашимъ публицистамъ
на всѣ тѣ
плевки, какими они одолжаютъ народъ,
то тѣсны будутъ предѣлы Вашаго дневника.
Вы хорошо сдѣлали, что номеръ
дневника ограничили 1—2мя листами; это самое (конечно при содержаніи)
ставитъ насъ въ невольное уваженіе къ каждой его строкѣ и мы
его прочитываемъ какъ
страницы Св. Писанія (опять недля
красоты слога). И по этому просимъ Васъ — обходите пожалуста Авсѣенко съ братіею.
Съ чувствомъ
глубочаишаго омерзенія
прочли мы дѣло Каировой;
это дѣло какъ фокусъ объэктива всецело выразило
собою картину утробныхъ инстинктовъ,
для которой главное дѣиствующее лицо (Каирова)[1]
формировалось путемъ культурной подготовки: мать
вовремя беременности вдалась въ пьянство, отецъ былъ пьяница, родной братъ[2]
отъ пьянства потерялъ разсудокъ и застрелился, двоюродный братъ
зарѣзалъ свою жену, Мать отца была
сумасшедшая, — и вотъ изъ
этой то культуры вышла личность деспотическая и необузданная въ своихъ утробныхъ
пожеланіяхъ; обвинительная даже власть стала въ недоуменіи предъ
этой личностью — и дала
// л. 4 об.
себѣ вопросы: несумасшедшая
ли она? — эксперты частью положительно это отрицали, а частью допустили
возможность сумасшествія, но нелично
въ ней, я въ ея поступкахъ. Но сквозь всего этаго процесса проглядываетъ не
сумасшедшая, а женщина дошедшая до краинихъ предѣловъ отрицанія всего святаго; для нее несуществуетъ ни
семьи, ни правъ другой личности, — не только на
мужа, но и самую жизнь, но все для одной только ее и ея
утробныхъ похотей.
Ее оправдали, можетъ быть какъ сумасшедшую; это
еще Слава Богу! Покрайней мѣрѣ
нравственная распущенность отнесена не къ прогрессу
ума, а къ разряду психическихъ
болезней.
Но «въ
нижнемъ помѣщеніи
публики, занятомъ исключительно
дамами, послышались аплодисменты (Биржов. Вѣд.). Чѣму
аплодисменты? — оправданію сумасшедшей, или
Торжеству расходившейся страстной натуры, или цинизму прояв<л>енномъ въ лицѣ
женщины?..
Рукоплещутъ дамы! рукоплещутъ
жены, матери! да имъ нерукоплескать,
имъ
// л 5
плакать
надобно при такомъ поруганіи
идеала женщины. Каировой женщина поругана публично,
она низведена ей до уровня помойной ямы. — и ей рукоплещутъ
женщины!
Неужели Вы обоидете
это молчаніемъ! —
Съ чуствомъ
искренняго уваженія имѣю честь быть
Вашимъ,
Милостивый
Государь,
Покорнѣйшимъ Слугою Д. Карташовъ.
10 Маія
1876
Рядогощь.
// л.
5 об.
<Конверт. — Ред.>
Въ С. Петербургъ
Его Высокоблагородію
Ѳедору Михаиловичу
Г. Достоевскому.
Греческiй Проспектъ,
подлѣ
Греческой церкви. д. Струбинскаго.
Кварт. № 6.й
<На штемпеле:> Дмитровскъ
11 МАЙ 1876
// л 6
<Оборот конверта. — Ред.>
<На штемпеле:> С. Петербург 14 МАЙ
1876
// л. 6 об.