<РО ИРЛИ, ф. 100, № 29737. Письма
Д. Карташова к Ф. М. Достоевскому>
Милостивый
Государь
Ѳедоръ Михаиловичъ[1]
Меня ни сколько неудивляетъ фельетонъ Зауряднаго Читателя, въ 159 № Бирж. Вѣд.
въ немъ авторъ
является неболѣе какъ
сторонникомъ извѣстныхъ
тенденцiй. Онъ крайне обидился за Каирову, по тому что
она живая личность, а нехудожественный типъ и вообще
самое дѣло о Каировой
во все не такое какъ напримѣръ:
дѣло Овсянникова, Митрофанiи
и Струсберга, въ которомъ такъ или иначе бьется нервъ общественной жизни, замѣшиваются
интересы массы; это дѣло неболѣе —
какъ двѣ соперницы не
могли подѣлить одного мужчины и одна порѣзала другую бритвою.
Во всемъ этомъ
заурядный читатель не веренъ.
Каирова — типъ;
типъ выработанный не фантазiей,
а ложнымъ направленiемъ
жизни; тѣмъ направленiемъ,
которое съ легкой руки «Подводнаго
Камня», Авдѣева и «Что дѣлать»[2],
Чернышевскаго, проникла въ
молодое (ныне уже устарѣвшее) поколѣнiе, преимущественно въ
грамотное женское и
// л. 1
сбило ихъ съ толку, выработавъ
въ ихъ средѣ
типъ; — этотъ типъ есть Каирова; та самая Каирова, которая фигурируетъ въ своемъ процессѣ;
черты этаго типа, приведенные въ
Вашемъ дневникѣ и въ моемъ письмѣ
не измышленiе, но они оглашены и выявлены на публичномъ судѣ, стало быть
отданы въ достоянiе
публики, до тѣхъ поръ,
покуда этимъ же судомъ они небудутъ опровергнуты какъ ложь и
клевета; до той же Каировой, которая, какъ живая личность, носитъ это
имя ни кому нѣтъ дѣла
и напрасно Заурядный Читатель вызываетъ на симпатiю къ ней. Дѣло о Каировой вовсе недѣло двухъ соперницъ, несумевшихъ подѣлить между собою одного мужчины, и вовсе не такое
дѣло, — какъ
Овсянникова; какой подрядчикъ нагрѣлъ
около подрядовъ рукъ? —
или — Матери Митрофанiи, въ
коемъ опираясь на древнiй авторитетъ обирались богатые хранители древляго
благочестiя; или предстоящее дѣло
Струсберга, въ которомъ банковскiе дѣльцы зарвались немножко подальше того, какъ дѣлаютъ другiе (если невсѣ) банки;
да и зарваться было немудрено — звѣрь то ужь былъ больно красный! Всѣ эти дѣла выражаютъ обычную злобу дня. — Но дѣло
Каировой есть именно одно изъ
тѣхъ, въ
// л. 1 об.
которомъ бьется нервъ общественной
жизни и замѣшиваются (да еще нравственные)
интересы массы… На судѣ объявились до какой
степени типъ Каировой изслабленъ дамами;
они аплодировали ея оправданiю;
они заявили свое торжество по поводу оправданія судомъ излюбленнаго ими типа… И вотъ начнутъ разносить его по угламъ Общественной жизни, по семьямъ,
по дотруарамъ, по народнымъ
школамъ, начиная отъ центра
къ окружности — отъ
П<етер>бурга до провинціи. — Я жилъ въ то время въ провинціи, когда вышли «Подводный Камень» и «Что дѣлать.», и видѣлъ
своими глазами, какъ тенденціи
Чернышевскаго воспринимались молодыми читательницами
и жадно ими всасывались, а затѣмъ проводились
ими въ жизнь, некакъ личныя увлеченія, а какъ Принципъ, безъ всякаго зазрѣнія
совѣсти, по тому что это утверждено было
литературою. Небуду приводить много примѣровъ нравственной распущенности, основанной на принципѣ, но упомяну только объ
одномъ, и то потому только, что онъ
существуетъ сейчасъ и рядомъ. Живетъ въ уѣздномъ городѣ грамотный человѣкъ
(изъ учителей), женатый на грамотной женщинѣ (она существуетъ
теперь уроками); живутъ мирно, у нихъ
есть дочька. — Но вотъ въ ихъ скромный, семѣйный
// л. 2
бытъ проникаетъ женщина (Каировскаго типа); женщина замужняя, мать ребенка, входитъ въ тесныя
отношенія, выживаетъ
женщину — жену, бросаетъ своего мужа и ребенка и
поселяется на житье у своего Великанова; жена выжитая
оставляетъ своего
мужа, свою дочь, переходитъ
на квартиру и, чтобы неумереть съ
голоду, начала давать подомамъ уроки… Что же, это
необщественное зло? — Что же этимъ не затронутъ одинъ изъ важнѣйшихъ нервовъ общественной жизни — семья?. Что же, этимъ незадеты интересы массы?..
а дочь выгнатой матери?[3]
и ребенокъ брошенный новой Каировой?
разве это неи<н>тересы
массы?. Да, правда, это интересы маленькихъ людей,
это впечатленьица идеальной мелкоты…и стоитъ ли Литературѣ
тратить на это бумагу; нѣтъ, ее надобно
поберечь для милліоновъ Овсянникова, для векселей
Матери Митрофаніи, для облигацій
Струсбергавскіхъ предпріятій,
потому что все таки грандіозно.. Но довольно.
Закончу тѣмъ, что Великанова, услышавши объ оправданіи Каировой, до того была
поражена страхами за себя, что поспѣшила скрытся въ провинціи
отъ этаго дикаго, спущеннаго съ цѣпи, звѣря.
Желательно былобы, что бы Каировскій типъ по полнѣй прошолъ чрезъ Вашь дневникъ.
Прошу принять увереніе въ глубочайшемъ къ Вамъ уваженіи
Вашаго,
Милостивый Государь,
Покорнѣйшаго слуги Дмитрія
Карташова.[4]
// л. 2