<НИОР РГБ, ф. 93.I.6.31. Копия письма Ф. М. Достоевского к С. Е. Лурье, сделанная рукой А. Г. Достоевской>

 

11 Марта/77

Петербургъ

Многоуважаемая и дорогая

Софья Ефимовна,[1]

Я право не знаю и вообразить не могу что Вы можете обо мнѣ подумать за молчаніе, да еще на такой вопросъ Вашъ? А между тѣмъ со мной вышла одна дикая случайность. Когда Ваше письмо принесли я сидѣлъ за обѣдомъ. Служанка внесла пачку писемъ (4 разомъ, я получаю теперь очень много). Я велѣлъ ей отнести въ мою комнату[2] и положить на столъ, на подносикъ (указанное мѣсто чтобъ клали всѣ приходящія ко мнѣ письма и бумаги). Послѣ обѣда я увидѣлъ пачку, разобралъ ее, писемъ оказалось три, я прочелъ ихъ. Что было четыре заключаю только теперь по соображенію. Но тогда, когда подавали мнѣ за обѣдомъ я ихъ въ рукахъ служанки не сосчиталъ и до нихъ не прикоснулся. На подносикѣ этомъ накопилось писемъ пятьдесятъ, всѣ прочитанныя. Затѣмъ я былъ боленъ (три припадка

// л. 2

 

падучей) затѣмъ выпускалъ № Дневника, опоздалъ и теперь только принялся перебирать нѣкоторыя отмѣченныя мною за весь мѣсяцъ для отвѣта письма. (На самыя необходимыя я отвѣчаю немедленно.) И вдругъ въ ворохѣ писемъ я нахожу Ваше, нераспечатанное, пролежавшее цѣлый мѣсяцъ! Какъ нибудь должно быть скользнуло въ середину и пролежало время. Теперь, прочитавъ письмо Ваше, я просто въ отчаяніи. И какое милое письмо! Вашимъ докторомъ Гинденбургомъ и Вашимъ письмомъ (не называя имени) я непремѣнно воспользуюсь для Дневника. Тутъ есть что сказать.

Воображаю что Вамъ скучно. Пишете очень важный вопросъ на счетъ доктора. Голубчикъ мой, скрѣпитесь: Не любя ни за что нельзя выдти. Но однако поразмыслите: можетъ быть это одинъ изъ тѣхъ людей, которыхъ можно полюбить потомъ? Вотъ мой совѣтъ: отъ рѣшительнаго

// л. 2 об.

 

слова уклоняйтесь до времени. У матери Вашей выпросите время для размышленія (ничего отнюдь не обѣщая). Но къ человѣку этому присмотритесь, узнайте объ немъ все короче. Если надо сойдитесь и съ нимъ болѣе дружественно, для честности однако намекнувъ ему чтобъ онъ какъ можно меньше надѣялся. И послѣ нѣсколькихъ мѣсяцевъ строгаго анализа – рѣшите дѣло въ ту или въ другую сторону. Жизнь же съ человѣкомъ не милымъ, или не симпатичнымъ – это несчастье. Но вотъ однакожъ прошелъ мѣсяцъ. Можетъ быть Вы уже давно какъ нибудь рѣшили и мой совѣтъ придетъ поздно. 35 и 19 лѣтъ мнѣ не кажутся большой разницей, вовсе даже нѣтъ. Не знаю почему но мнѣ бы самому, лично хотѣлось чтобъ этотъ человѣкъ Вамъ понравился, такъ чтобъ Вы вышли замужъ! Одно Вы не написали: какого онъ закона? Еврей? Если Еврей, то какже онъ надворный Совѣтникъ? Мнѣ кажется евреи[3] только слишкомъ недавно

// л. 3

 

получили право получать чины. Чтобъ быть же Надворнымъ Совѣтникомъ надо служить по крайней мѣрѣ 15 лѣтъ.

До свиданія другъ мой.

Желаю Вамъ полнаго и всякаго счастія. Не забудьте обо мнѣ, не поминайте лихомъ, извѣщайте о себѣ. Я очень занятъ и очень разстроенъ моими припадками падучей. Крѣпко жму Вамъ руку

Вашъ по прежнему

Ѳедоръ Достоевскій

// л. 3 об.

 



[1] Вместо запятой был восклицательный знак.

[2] Далее была точка.

[3] Вместо: евреи ‑ было: Евреи