<РО ИРЛИ, ф. 100, № 29768. Письмо С. Е. Лурье к Ф. М. Достоевскому>

Минскъ 7[1]^го Мая. 1877

<Слева на листе цветная монограмма: SL – ред.>

Многоуважаемый и добрый

Ѳедоръ Михайловичъ!

Вы не забываете меня, спасибо Вамъ Ѳедоръ Михайловичъ а я… какая тоска![2] Господи![3] отчего мнѣ нельзя дѣлать чего я хочу? M^me Корба, счастливая, она хотѣла уѣхать, уѣхала, выучилась, прiѣхала и опять будетъ дѣлать что ей угодно. У насъ устроили подвижный лазаретъ, на средствахъ нашего общества, здѣсь (чтобъ подготовить[4] знающихъ свое дѣло сестеръ милосердiя) у насъ читаются докторомъ Архангельскимъ лекцiи. Вчера я была у него, это мой знакомый, просила позволить слушать лекцiи, не давая однако обѣщанiя пойдти въ походъ со всѣми, дать это обѣщанiе я не могла, да и губернаторъ нашъ далъ совѣтъ принимать не моложе 25^ти лѣтнихъ или уродовъ, и этотъ глупый совѣтъ принятъ; Архангельскiй отказалъ мнѣ и совершенно правъ, у насъ есть 40 желающихъ ѣхать, а требуется всего 9 человѣкъ. Я теперь по цѣлымъ днямъ шью рубахи, простыни и всякое бѣлье для раненыхъ[5] и больныхъ воиновъ[6], у насъ собираютъ очень много пожертвованiй

// л. 15

и всѣ много даютъ, вчера по предложенiю папаши моего коммерческiй банкъ, членомъ котораго папаша состоитъ далъ 100 р. и обязался платить по 2 коп. со 100 р. при всѣхъ операцiяхъ. ‑ ‑

Я послушалась Вашего совѣта Ѳедоръ Михайловичъ; обѣщала цѣлый годъ до будущаго Августа остаться въ Минскѣ, чѣмъ родители очень довольны и исполняютъ мои малѣйшiя желанiя. Мнѣ накупили платьевъ, шляпъ и разныхъ финтифлюшекъ, мамаша заказала для меня въ Москвѣ бриллiантовую[7] брошу, какъ будто это мнѣ нужно, я никогда не ношу золота и никакихъ драгоцѣнныхъ вещей. Все впрочемъ устроивается самымъ выгоднымъ для меня образомъ. Моя тетя живетъ въ Москвѣ, а старшая[8] сестра тоже скоро выйдетъ замужъ и тамъ будетъ жить, такъ что мнѣ очень легко будетъ посѣщать Московскiе курсы, но до тѣхъ поръ цѣлый годъ жить въ Минскѣ, еслибъ Вы знали, что это за убiйственная вещь, а вѣдь у меня такъ много занятiй, что не остается ни минуты свободнаго времени, однако тоска страшная именно потому что такъ мирно. У меня есть всѣ новые журналы, за послѣднiе 2 мѣсяца я впрочемъ ничего кромѣ Гюго не читала; я учу[9] наизусть его поэзiю, а теперь читаю «Avant l’exil». Что это за чудная книга! Какъ я люблю Гюго! Я не знаю что бы я ему сказала еслибъ его встрѣтила, вѣроятно ничего, точно такъ я думала[10] что скажу Вамъ что я ужасно люблю Ваше «Преступленiе и Наказанiе» однако ничего не сказала, а боялась чтобъ Вы не думали, что я Вамъ хочу польстить, а теперь я этого не боюсь, вѣдь Васъ принято считать

// л. 15 об.

за психолога, благодаря Вашему «Раскольникову» и я могу быть спокойна. — Когда я писала Вамъ прошлое письмо я прочла всего 2 тома его «Misérables»[11]<.> Теперь я согласна что тамъ много недостатковъ, но это не умаляетъ цѣну Myriel’y Valgean’y. Только я не понимаю этой Fantine, развѣ дѣйствительно можно дойдти до того[12]? Въ самомъ началѣ L’exil’a я не понимаю во главѣ «Le droit et la loi» смысла этихъ словъ. Какъ Вамъ извѣстно онъ говоритъ что Францiя преобразуется во всеобщечеловечѣскую страну, что она этого заслуживаетъ, но пока еще этого нѣтъ Et en attendant on lutte.

D’un côté l’idéal, de l’autre l’incomplet.

Avant d’aller plus loin, plasons ici un mot, qui éclaire tout ce que nous allons et qui va même au delà.

La vie et le droit sont le même phénomène. Leur superposition est etroite.

Изъ буквальнаго перевода ничего не выходитъ; дальше:

Qu’on jette les yeux sur les êtres creés, la quantité de droit est adequate à la quantité de vie.

De la<,> la grandeur de toutes les questions qui se rattachent à cette notion, le Droit. –

Не сердитесь Ѳедоръ Михайловичъ, что я обращаюсь къ Вамъ съ просьбами: посовѣтуйте мнѣ какую выписать газету. «Петерб<ургскiя> Вѣд<омости>» у насъ есть, но по моей просьбѣ папаша согласенъ выписать еще одну, думала выписать «Herold» тѣмъ болѣе что моя мамаша зная хорошо нѣмецкiй, французскiй и польскiй[13] языки совершенно[14] не знаетъ Русскаго, но я конечно могу выписать, что мнѣ угодно. Также не сердитесь что я прямо къ Вамъ присылаю деньги на подписку «Дневника Писателя».

// л. 16

Адрессъ: Фаннѣ Рабиновичъ въ Тельшъ Ковенской губернiи. Это моя кузина и она проситъ выписать для нее нѣсколько журналовъ<.> 1^ое я ей присылаю «Дневникъ Писателя» и обращаюсь прямо къ Вамъ потому что сама оставила деньги одному господину, а тотъ[15] и не думалъ подписаться, также что для нея за журналъ выписать «В<ѣстникъ> Ев<ропы>» слишкомъ серьезенъ для нихъ, я думаю лучшее это «Отеч<ественныя> Записки»? Я начала переводить Вашу Кроткую (мой любимый разсказъ) и если Вы ничего противъ этаго не имѣете то я постараюсь переводить лучше. Этотъ языкъ[16] очень трудно дается для перевода, я прилагаю при этомъ начатый переводъ, не кончила я первой главы, потому что не знаю что Вы на это скажете.

Вы обѣщали пислать свой лѣтнiй адрессъ, я его буду ждать съ нетерпѣнiемъ, отправляя къ Вамъ письмо я всегда жду чиселъ когда Вы по моему разсчету меньше всего заняты.

Я должна скорѣе кончить письмо, а то я слышу папаша идетъ ко мнѣ, онъ будетъ страшно сердитъ если увидитъ что я пишу въ субботу.

Еще, я вамъ писала что[17] преподаю въ одномъ училищѣ, мои ученицы отлично успѣли, скоро у нихъ экзамены и я увѣрена что директоръ народныхъ училищъ, у насъ Г. Лялинъ, останется вполнѣ доволенъ моимъ классомъ. Я Вамъ хотѣла написать про дачу или скорѣе деревню, гдѣ мы будемъ лѣтомъ жить, какъ тамъ хорошо! Для меня будетъ сѣдло и лошадь, я очень хорошо ѣзжу верхомъ, потому что мы 3 мѣсяца провели въ Крыму, гдѣ я каждый день ѣздила верхомъ[18] чуть не 30 верстъ. Съ нетерпѣнiемъ ждетъ отвѣта любящая Васъ С. Лурье.

// л. 16 об.

<Слева на листе поставлена цветная монограмма: SL – ред.>

La douce créature

Un recit phantastique

P. S.

N. B. Этотъ Moi et Elle я взяла изъ Жоржъ-Занда

par Th. M. Dostoïevsky

полагаю, что это[19] гораздо I звучнѣе[20] (Qui j’étais et qui elle était)

<Далее следует французский перевод начала первой главы «Кроткой», сделанный С. Лурье. — Ред.>

Moi et Elle.

…Voici tant qu’elle est ici – tout est encore bien: je m’approche, l’envisage à tout moment;[21] demain on l’emportera et comment restairai-je seul? Elle est a present dans la salle, sur la table, on a rapproché deux tables à jeu et demain on apportera le cerceuil blanc, tout a fait blanc couvert de gros de Naples, mais du reste, il ne s’agit pas de cela… Je ne fais que marcher de long en large et je veux m’expliquer la chose. Voilà plus de six heures que je veux m’eclaircir la chose et il m’est impossible de receuillir mes idées<.> Le fait est que je ne fais que marcher, marcher, marcher… Voilà comme cela c’était passé. Je veux raconter par ordre (L’ordre!) Messiers, il s’en faut de beaucoup que je sais un homme de lettres, et vous le voyez, n’importe, je raconterai la chose comme je la comprends moi-même. Voilà où est l’horreur de ma position, c’est que je comprends tout!

// л. 17

D’abord, si vous voulez savoir, c’est à dire, si je dois reprendre[22] mon recit depuis le commencement, elle venait chez moi tout bonnement pour mettre en gage toutes sortes des choses afin de pouvoir acquitter à la «Voix» une publication, qui informait le public de ce qu’une institutrice est prête à accepter une place en ville ou en province ou[23] à donner des leçons à domicile et et. et et. C’était tout au[24] commencement et naturellement que je ne faisais point de distinction entre elle et toutes autres personnes: elle venait comme les autres et s’en allait de même. Et puis je commencai[25] à faire une difference. Elle était si maigre, blonde, d’une taille moyenne plutôt grande que petite toujours embarassée[26] dans ses paroles, comme si elle se genait de moi (je pense aussi qu’elle se comportait de même avec tous les etrangers, et moi j’étais pour elle comme le premier venu, c. à. d. si l’on me considère comme homme et non comme preteur sur gage). A peine recevait elle sont[27] argent que sans dire un mot elle se tournait et s’en allait. Et toujours sans pronnoncer[28] une parole. Les autres prient, se disputent marchandent pour qu’on leur donne davantage et celle-ci point du tout, ce qu’on lui donne est bien… Il me semble que je m’embrouille tout… Oui, d’abord les effets qu’elle apportait me frappèrent: des boucles d’oreilles en argent-doré, un petit médaillon mesquin[29], ‑ des choses de valeur de vingt copeeks. Elle savait elle même que le prix en était de dix copeeks, mais on lisait sur son front que ces choses lui étaient chères ‑ et sans nul doute c’était tout que lui restait de son père et de sa mère, c’est plus tard que j’ai appris cela. Une fois seulement, je me

// л. 17 об.

permis de sourire en regardant ces effets. C’est à dire voyez-vous je ne me permets jamais une pareille chose, j’ai avec le public un ton de gentleman: j’use peu de paroles mais je suis poli et sévère, avant tout «sévère, sévere, sévere». Mais tout à coup elle m’apporte les restes (c’est à dire litteralement) les restes d’une vieulle Koutsaveika[30] (jaquette employée anciennement par les femmes russes) doublée d’une[31] fourrure de lièvre, et il m’était impossible de retenir mon sourire et alors je lui dis quelque chose dans le genre d’un bon mot et ô, mon Dieu, comme elle s’enflamma de colère! Les grands yeux bleus, reveurs comme ils deviennent étincelants! Mais sans perdre un mot elle prend ses «nippes» et[32] s[33]’en va. C’est alors qu’elle fixa mon attention d’une manière particulière, pour la première fois et je pensai[34] d’elle quelque chose dans ce genre, c’est à dire, precisement quelque chose dans un genre particulier. Oui: je me rappelle encore l’impression qu’elle me fit, c. à. d. si vous voulez, l’impression principale, le resumé de l’impression entière[35] fut qu’elle devait être jeune, bien jeune, si jeune quelle semblait[36] n’avoir que quatorze ans. Et pourtant elle allait en avoir seize dans trois mois. Du reste ce n’est point cela qui formait de mon investigation. Le lendemain elle revint. J’appris alors qu’elle avait été avec sa Koutsaveika chez Moser et chez Dobronravoff mais ceux-ci ne prennent en gage que de l’or et ne voulurent pas même parler avec elle. —

// л. 18

<На конверте:>

Eго благородiю.

Ѳедору Михайловичу

Достоевскому[37]

С. Петербургъ

Греческiй проспектъ, возлѣ Греческой Церкви, домъ Струдинскаго, кв. № 6. 

// л. 19

<На оборотной стороне конверта монограмма: SL – ред.>

<Штемпели на обороте конверта:> 1) МИНСКЪ 9 МАЯ 1877; 2) С.ПЕТЕРБУРГЪ 10 МАЯ 1877; 3) С.ПЕТЕРБУРГЪ 12 МАЯ 1877

// л. 19 об.

---

[1] Вместо: 7 — было: 6

[2] Вместо восклицательного знака была запятая.

[3] Вместо восклицательного знака была запятая.

[4] Далее было начато: умѣ

[5] Исправлено. В рукописи было: ранненныхъ

[6] Исправлено. В рукописи было: воинахъ

[7] Исправлено. В рукописи было: блилiантовую

[8] Вместо: старшая — было начато: стр

[9] Исправлено. В рукописи было: ичу

[10] Вместо: думала — было: думаю

[11] В рукописи ошибочно. Было: «Micerables»

[12] Вместо: того — было: этаго

[13] Вместо: польскiй — было: польскiе

[14] Вместо: совершенно — было: совершеенно

[15] Исправлено. В рукописи было: тутъ

[16] Вместо: Этотъ языкъ — было: Это

[17] Далее было: пишу

[18] верхомъ вписано.

[19] это вписано.

[20] Далее было: чѣмъ

[21] Далее было: et

[22] Вместо: reprendre ‑ было: repprendre

[23] Далее было начато: em

[24] Далее было начато: com

[25] Вместо: commencai ‑ было: commencer

[26] Вместо: embarassée ‑ было: embarrassée

[27] Так в рукописи.

[28] Далее было: sans

[29] Исправлено. В рукописи ошибочно: imesquin

[30] Далее была запятая.

[31] Далее было начато: po

[32] Далее было начато: s

[33] s вписано.

[34] Вместо: pensai ‑ было: pensais

[35] Вместо: entière ‑ было: entiére

[36] semblait вписано.

[37] Ниже рукой Ф. М. Достоевского запись: Лурье. Послѣднее