<РО ИРЛИ, ф. 168, № 16640. Письмо Ф. М. Достоевского к А. Н. Майкову>

Дрезденъ 9/21 Октября/1870 ‑

На письмо Ваше дорогой и многоуважаемый Аполлонъ Николаевичь, ‑ письмо, которымъ вы меня и обрадовали и удивили ‑ не отвѣчалъ до сихъ поръ, потому что сидѣлъ за досадной работой, и во что бы ни стало хотѣлъ кончить. А потому не только на два на три накопившіяся письма не отвѣтилъ, но даже и не читалъ ничего во все это время (кромѣ газетъ разумѣется). Работа, которую я затянулъ ‑ есть только начало романа въ Русскій Вѣстникъ и покрайней мѣрѣ полгода еще буду писать его день и ночь, такъ что ужъ онъ мнѣ заранѣ опротивѣлъ. Есть разумѣется въ немъ кое-что, что тянетъ меня писать его; но вообще ‑ нѣтъ ничего въ свѣтѣ для меня противнѣе литературной работы, т. е. собственно писанія романовъ и повѣстей[1] ‑ вотъ до чего я дошелъ. Что же касается до мысли романа, то ее объяснять не стоитъ. Хорошо разсказать въ письмѣ никакъ нельзя, это во первыхъ, а во вторыхъ довольно будетъ съ васъ наказанія если вздумаете прочитать романъ, когда напечатаютъ.[2] Такъ чего-же два-то раза наказывать?

Пишете Вы мнѣ много про Николая-Чудотворца. Онъ насъ не оставитъ, потому что Николай-Чудотворецъ есть русскій духъ и русское единство. Мы уже теперь съ Вами не ребята, Многоуважаемый Аполлонъ Николаевичь, мы знаемъ напримѣръ вотъ какой фактъ: Тò, что въ случаѣ ‑ не то что русской бѣды, а просто большихъ русскихъ хлопотъ, ‑ самая не русская часть Россіи, т. е. какой-нибудь либералъ-петербургскій чиновникъ, или студентъ и тѣ[3] русскими становятся, русскими себя начинаютъ чувствовать, хотя и стыдятся признаться въ томъ. Я вонъ какъ-то зимою прочелъ въ Голосѣ серьозное признаніе въ передовой

// л. 105

статьѣ, что «мы дескать радовались въ Крымскую Кампанію успѣхамъ оружія союзниковъ и пораженію нашихъ». Нѣтъ, мой либерализмъ не доходилъ до этого; я былъ тогда еще въ каторгѣ и не радовался успѣху союзниковъ, а вмѣстѣ съ прочими товарищами моими, несчастненькими и солдатиками, ощутилъ себя русскимъ, желалъ успѣха оружію русскому и, ‑ хоть и оставался еще тогда все еще съ сильной закваской шелудиваго русскаго либерализма, проповѣданнаго говняками въ родѣ букашки навозной Бѣлинскаго и проч. ‑ но не считалъ себя не логичнымъ, ощущая себя русскимъ. Правда, фактъ показалъ намъ[4] тоже, что болѣзнь, обуявшая цивилизованныхъ русскихъ,[5] была гораздо сильнѣе, чѣмъ мы сами воображали и что Бѣлинскими, Краевскими и проч. дѣло не кончилось. Но тутъ произошло то, о чемъ свидѣтельствуетъ Евангелистъ Лука: Бѣсы сидѣли въ человѣкѣ и имя имъ было легіонъ и просили Его: повели нам войти въ свиней, и онъ позволилъ имъ. Бѣсы вошли въ стадо свиней и бросилось все стадо съ крутизны въ море и все потонуло. Когда-же окрестные жители сбѣжались смотрѣть совершившееся, то увидѣли бывшаго бѣсноватаго ‑ уже одѣтаго и смыслящаго и сидящаго у ногъ Iисусовыхъ, и видѣвшіе разсказали имъ какъ исцѣлился бѣсновавшійся. Точь въ точь случилось такъ и у насъ: Бѣсы вышли изъ русскаго[6] человѣка[7] и вошли въ стадо свиней, т. е. въ Нечаевыхъ въ Серно-Соловьевичей и проч. Тѣ потонули или потонутъ навѣрно, а исцѣлившійся человѣкъ, изъ котораго вышли бѣсы, сидитъ у ногъ Iисусовыхъ. Такъ и должно было быть. Россія выблевала вонъ эту пакость, которою[8] ее окормили и ужъ конечно въ этихъ выблеванныхъ мерзавцахъ не осталось ничего русскаго. И замѣтьте себѣ дорогой другъ: кто теряетъ свой народъ и народность, тотъ теряетъ и вѣру Отеческую и Бога. ‑ Ну, если хотите знать, ‑ вотъ эта то и есть тема моего романа. Онъ называется Бѣсы а это описаніе того,

// л. 105 об.

какъ эти Бѣсы вошли въ стадо свиней. Безо всякаго сомнѣнія я напишу плохо; будучи больше поэтомъ, чѣмъ художникомъ я вѣчно бралъ темы не по силамъ себѣ. И потому испорчу, это навѣрно. Тема слишкомъ сильна. Но такъ какъ еще никто, изъ всѣхъ критиковъ, судившихъ обо мнѣ, не отказывалъ мнѣ въ нѣкоторомъ талантѣ, то вѣроятно и въ этомъ длинномъ романѣ будутъ мѣста недурныя. Ну вотъ и все.

А что у васъ въ Петербургѣ кажется еще много умнаго народу, которые, хоть и ужаснулись мерзавцевъ, вошедшихъ въ свиней, но все еще мечтаютъ[9] о томъ, какъ хорошо было въ либерально-гуманныя времена Бѣлинскаго и что надо бы воротить тогдашнее просвѣщеніе. Ну-съ вотъ эту то мысль даже можно увидать теперь въ самыхъ новообращенныхъ націоналистахъ и проч. Старики не сдаются: Плещеевы, Павлы Аненковы, Тургеневы и цѣлые журналы въ родѣ Вѣстника Европы держутся этого направленія. А продолжаютъ-ли на выпускахъ, въ гимназіяхъ, раздавать гимназисткамъ книги въ родѣ полнаго собранія сочиненій Бѣлинскаго, въ которыхъ[10] тотъ плачетъ зачѣмъ Татьяна осталась вѣрна мужу? Нѣтъ, долго еще это не искоренится, и по тому, мнѣ кажется, намъ нечего бояться[11] даже и внѣшнихъ политическихъ потрясеній,[12] н. прим. Европейской войны за славянъ, хотя дѣло страшное: мы одни, а они то всѣ. Даютъ теперь намъ обстоятельства года два или три навѣрнаго мира ‑ поймемъ-ли наше положеніе? Приготовимся-ли? Настроимъ-ли дорогъ, и крѣпостей? Заведемъ-ли еще хоть милліонъ штукъ оружія? Станемъ-ли твердо на окраинахъ, и рѣшатся-ли у насъ[13] на[14] реформу въ подушномъ поборѣ и рекрутчинѣ? Вотъ чего надо, а прочее[15] т. е. русскій духъ, единеніе, ‑ все это есть и будетъ и[16] въ такой силѣ, въ такой цѣлости и святости, что даже мы не въ силахъ проникнуть[17] во всю глубину этой силы, не только иностранцы и, ‑ моя мысль ‑ девять десятыхъ нашей силы именно въ томъ состоитъ, что иностранцы не понимаютъ и никогда не поймутъ всей глубины и силы[18] нашего единенія. О, какъ они умны! Вотъ уже три года читаю усидчиво всѣ политическія газеты, т. е. главное большинство. До какой степени хорошо они знаютъ свои дѣла! Какъ предсказываютъ впередъ! Какое умѣніе иногда ударить въ самую настоящую точку! (Какое сравненіе съ нашими политическими газетами съ подражающею дрянью,[19] кромѣ лишь развѣ Моск. Вѣдомостей). И что же?

// л. 106

чуть-лишь дѣло коснется до Россіи, ‑ точно горячешный человѣкъ въ темнотѣ забормочетъ, чортъ знаетъ что такое! Я думаю звѣзду Сиріусъ основательнѣе знаютъ въ Европѣ[20], чѣмъ Россію. Это-то вотъ до времени и есть наша сила. А другая сила была бы наша собственная вѣра въ свою личность, въ святость своего назначенія. Все назначеніе Россіи заключается въ Православіи, въ свѣтѣ съ Востока, который потечетъ къ ослѣпшему на Западѣ человѣчеству, потерявшему[21] Христа. Все несчастіе Европы, все, все, безо всякихъ исключеній произошло оттого что съ Римскою церковью потеряли Христа, а потомъ рѣшили что и безъ Христа обойдутся. Ну представьте-же Вы себѣ теперь, дорогòй мой, что даже въ такихъ высокихъ Русскихъ людяхъ, какъ напримѣръ авторъ «Россіи и Европы» ‑ я не встрѣтилъ этой мысли о Россіи, т. е. объ исключительно-православномъ назначеніи ея для человѣчества. А коли такъ ‑ то дѣйствительно еще рано спрашивать отъ насъ самостоятельности.

Но слишкомъ ушелъ въ лѣсъ, а между тѣмъ уже четвертая страница. Живу кое-какъ, стараюсь работать, вездѣ опоздалъ, вездѣ манкировалъ обѣщаніями ‑ и оттого страдаю. Тоскуетъ и Анна Григорьевна, такъ что и не знаю что дѣлать. Весной надо бы воротиться, ‑ да все денегъ нѣтъ, т. е. не на уплату долговъ, а только на то чтобъ воротиться. Здѣсь знакомствъ имѣю мало, а Русскихъ въ Дрезденѣ такая куча какъ Англичанъ. Все дрянь народъ, т. е. вообще говоря... И Боже мой какая есть дрянь! И для чего они скитаются?

Дѣвочка моя здорова, выкормлена, отучена отъ груди, начинаетъ сильно понимать и даже говорить, ‑ но очень нервный ребенокъ, такъ что боюсь, хотя здорова. Что-это Вы, многоуважаемый другъ, пишете о Пашѣ, о такомъ фактѣ какъ его женитьба и сообщаете такъ мало подробностей. Ради Христа сообщите, если знаете сами. Я отъ Паши никакого увѣдомленія не получалъ. А вѣдь онъ мнѣ дорогъ. Разумѣется было бы очень смѣшно, съ моей стороны, отсюдова,[22] послѣ 3^хъ лѣтъ разлуки, претендовать на вліяніе надъ его рѣшеніями. Но все таки грустно. Есть у меня племянникъ Миша, тотъ женился еще раньше Паши, но тотъ мальчикъ очень умный и съ характеромъ. А Паша ‑ это дѣло другое, т. е. на счетъ характера и хоть какой нибудь выдержки.

Если напишете мнѣ что нибудь, то очень очень меня одолжите. Жена Вамъ кланяется. Люба цалуетъ. Досвиданія будьте здоровы и благополучны

Ваш<ъ> в<есь> Ѳедоръ Достоевскій

// л. 106 об.

<На конверте:>

Russie S^t Petersbourg

Его Превосходительству

Аполлону Николаевичу

Майкову

‑‑‑

С. Петербургъ

По Большой-Садовой

противъ Юсупова-Сада

домъ Шеффера

<На штемпеле: DRESDEN 22. 70 – ред.>

[1] Вместо: писанія романовъ и повѣстей – было: письма

[2] Вместо: романъ, когда напечатаютъ. ‑ Было: его.

[4] Вместо: намъ ‑ было: мнѣ

[8] Вместо: которою ‑ было: которую

[9] Вместо: мечтаютъ ‑ было: мечтающихъ

[10] Вместо: въ которыхъ ‑ было: гдѣ

[11] Вместо: бояться ‑ было: боятся

[13] Вместо: у насъ ‑ было: <?>

[14] Далее было начато: нар

[15] Вместо: прочее ‑ было: проч.

[16] Вместо: единеніе, ‑ все это есть и будетъ и ‑ было: <?>,

[17] Далее было начато: въ это

[18] Вместо: глубины и силы ‑ было: глубины и святости<?>

[21] Вместо: потерявшему ‑ было: потерявшаго